Что позволено Юпитеру… или Об истинном методе истории философии.
Кант называл свою «Критику чистого разума» коперниканским поворотом.
Фихте, с надменностью классного ментора, принуждал всех к пониманию его «Ясного, как Солнце», Наукоучения. Дескать, вот тупые, яснейшей вещи уловить не могут!
Аристократическая надменность Шеллинга, его презрение к черни хорошо известно. «Procul est, profani!»
Гегель был демократ до мозга костей, потому никак себя не величал, но спокойно создал систему Абсолютного идеализма, «иже не прейдеши».
Какие напыщенные снобы! Ну хоть бы частицу скромности им! — думает неопытный читатель.
Нет, всё не так. Тут ведь какое дело: претензия обывателя на вселенскую значимость — смешна, претензия Канта (Фихте, Шеллинга, Гегеля) — реальна. Ибо вся разница между Кантом и обывателем — Кант был, а не казался, а обыватель есть только для того, чтоб казаться. Само бытие о-бывателя — призрачное, кажущееся, он даже по своему имени — лишь «быватель», по касательной промелькнувший в жизни, и не оставивший на её лице ни следа. Лишь бывавший, но не ставший.
А Кант и Ко, во-первых, сами были ярким воплощением диалектики бытия, во-вторых, они сознательно-субъективно смогли эту диалектику выразить, передать нам.
Само собой, что такая высота сознательности должна была и себя по справедливости оценить. Потому (само)оценка и была высокой. Нескромной, если мерять обывательской меркой. Что и понятно: реальность ложной скромностью не страдает, скромность уместна лишь для кажущегося.
Но тут и «поправка на ветер» — ветер истории философии. Одна лишь самооценка — не гарантия и не аттестат истинности. Особенно сейчас, когда кажущееся, лишь видимое, мнимое, субъективное узурпировало права на саму реальность — а для этого выдаёт себя за действительное, предметное, объективное. И вот тут надо уметь различать.
«То, что думает человек о себе, и то, чем он является — разные вещи» — эта тривиальная истина старины Маркса как нельзя более актуальна сейчас.
Потому, чтоб правильно оценить каждого философа — нужно дойти как до объективных основ его мысли — так и до объективных же последствий её. Вот вам единственно возможный критерий для любого настоящего историко-философского исследования. Вот вам метод для истории философии — конечно, если мы хотим, чтоб философия была наукой, а не гербарием из засохших самомнений.
#Кант #Фихте #Шеллинг #Гегель #Маркс #история_философии
Кант называл свою «Критику чистого разума» коперниканским поворотом.
Фихте, с надменностью классного ментора, принуждал всех к пониманию его «Ясного, как Солнце», Наукоучения. Дескать, вот тупые, яснейшей вещи уловить не могут!
Аристократическая надменность Шеллинга, его презрение к черни хорошо известно. «Procul est, profani!»
Гегель был демократ до мозга костей, потому никак себя не величал, но спокойно создал систему Абсолютного идеализма, «иже не прейдеши».
Какие напыщенные снобы! Ну хоть бы частицу скромности им! — думает неопытный читатель.
Нет, всё не так. Тут ведь какое дело: претензия обывателя на вселенскую значимость — смешна, претензия Канта (Фихте, Шеллинга, Гегеля) — реальна. Ибо вся разница между Кантом и обывателем — Кант был, а не казался, а обыватель есть только для того, чтоб казаться. Само бытие о-бывателя — призрачное, кажущееся, он даже по своему имени — лишь «быватель», по касательной промелькнувший в жизни, и не оставивший на её лице ни следа. Лишь бывавший, но не ставший.
А Кант и Ко, во-первых, сами были ярким воплощением диалектики бытия, во-вторых, они сознательно-субъективно смогли эту диалектику выразить, передать нам.
Само собой, что такая высота сознательности должна была и себя по справедливости оценить. Потому (само)оценка и была высокой. Нескромной, если мерять обывательской меркой. Что и понятно: реальность ложной скромностью не страдает, скромность уместна лишь для кажущегося.
Но тут и «поправка на ветер» — ветер истории философии. Одна лишь самооценка — не гарантия и не аттестат истинности. Особенно сейчас, когда кажущееся, лишь видимое, мнимое, субъективное узурпировало права на саму реальность — а для этого выдаёт себя за действительное, предметное, объективное. И вот тут надо уметь различать.
«То, что думает человек о себе, и то, чем он является — разные вещи» — эта тривиальная истина старины Маркса как нельзя более актуальна сейчас.
Потому, чтоб правильно оценить каждого философа — нужно дойти как до объективных основ его мысли — так и до объективных же последствий её. Вот вам единственно возможный критерий для любого настоящего историко-философского исследования. Вот вам метод для истории философии — конечно, если мы хотим, чтоб философия была наукой, а не гербарием из засохших самомнений.
#Кант #Фихте #Шеллинг #Гегель #Маркс #история_философии
Будущие сражения или О важности философии.
Главные сражения будущего — это всегда сражения за прошлое. Это сражения за историю. То есть: за философию истории. Ещё короче: за философию. Просто потому, что любая история — это философия истории, осмысление произошедшего. Но осмысление на своей высшей точке — это философия. И пока эти — всё ещё авангардные — бои уже идут, каждый мыслящий должен задаться вопросом: а он готов к этой борьбе? Иными словами: знает ли он философию? «Удача в бою на стороне больших батальонов!» — говорил Наполеон. — Удача в боях за историю на стороне больших философских систем! — скажем мы.
#философия #история #философия_истории
Главные сражения будущего — это всегда сражения за прошлое. Это сражения за историю. То есть: за философию истории. Ещё короче: за философию. Просто потому, что любая история — это философия истории, осмысление произошедшего. Но осмысление на своей высшей точке — это философия. И пока эти — всё ещё авангардные — бои уже идут, каждый мыслящий должен задаться вопросом: а он готов к этой борьбе? Иными словами: знает ли он философию? «Удача в бою на стороне больших батальонов!» — говорил Наполеон. — Удача в боях за историю на стороне больших философских систем! — скажем мы.
#философия #история #философия_истории
О смерти идеологий.
Как вообще можно понять, что та или иная идеология умерла/уничтожена/канула в Лету? По сути, достоверно смерть идеологии можно зафиксировать только в двух случаях: во-первых, в случае, если наступил конец истории и, во-вторых, если в небытие отправился общественный строй, интеллектуальным отражением которого является идеология.
Поясню.
Во-первых, пока не закончена история, невозможно сказать, что какое-то идейное течение не повторится «на новом витке исторической спирали». По сути, это проблема «чёрного лебедя»: как будто все лебеди белые — но тут прилетает чёрный, и заставляет людей пересмотреть свою формальную схему.
Отсюда, во-вторых, конкретизация: идеологии — это, конечно, мыслительные конструкции, это картина мира, которую создают себе люди, живущие в определённом обществе — и картина, адекватная их определённому социальному бытию в этом определённом обществе. Следовательно, конкретная идеология может погибнуть лишь с гибелью породившей её конкретной исторической формы социального бытия.
Так что же, можно предоставить идеологии самим себе, и спокойно ждать веками, когда же сменится форма социального организма? Нет, совсем не так. Ибо в отношениях интеллектуальной «надстройки» и социального «базиса» нет никакого механического автоматизма. Просто потому, что общество — это не бессознательная природа, но сознательная организация жизни. Сам феномен идеологии есть попытка сознательно направлять социальную действительность, управлять ей. Следовательно, идеология оказывает обратное влияние на общество, её породившее. И, соответственно, критика идеологии есть в то же время критика общества, это шаг к его изменению. И критика эта необходима до тех пор, пока между идеологией и объективной, не зависящей от бытия определённого социального класса, истиной есть зазор, несовпадение. Пока это несовпадение есть, всякая идеология есть более или менее развитое, но всегда ложное сознание.
Но что даст нам критика идеологии как ложного сознания? — на место ушедшей социальной и идеологической формации заступит другая? Получается вечный бег по кругу? Получается, идеологии вообще бессмертны? В чём же тогда смысл их критики?
А смысл критики, опять же, в конкретике: во-первых, новые формации, хоть и далеки от идеала, всё же лучше — пардон за избитое слово: прогрессивнее — предыдущих. И, во-вторых, идеологии отомрут тогда, когда исполнится их предназначение: сознательно управлять развитием общества. Для этого само общество должно стать совершенно сознательным. То есть: финальная идеология и соответствующее ему общество должны быть не только адекватны друг другу, но адекватны и тождественны третьему — великой объективной и разумной истине.
Вот тогда и закончится идеология, и начнётся истинно разумное мышление. Вот тогда и закончится история — вернее: закончится предыстория, и начнётся настоящая — ибо сознательная — история человечества.
#идеология #история #конец_истории #критика
Как вообще можно понять, что та или иная идеология умерла/уничтожена/канула в Лету? По сути, достоверно смерть идеологии можно зафиксировать только в двух случаях: во-первых, в случае, если наступил конец истории и, во-вторых, если в небытие отправился общественный строй, интеллектуальным отражением которого является идеология.
Поясню.
Во-первых, пока не закончена история, невозможно сказать, что какое-то идейное течение не повторится «на новом витке исторической спирали». По сути, это проблема «чёрного лебедя»: как будто все лебеди белые — но тут прилетает чёрный, и заставляет людей пересмотреть свою формальную схему.
Отсюда, во-вторых, конкретизация: идеологии — это, конечно, мыслительные конструкции, это картина мира, которую создают себе люди, живущие в определённом обществе — и картина, адекватная их определённому социальному бытию в этом определённом обществе. Следовательно, конкретная идеология может погибнуть лишь с гибелью породившей её конкретной исторической формы социального бытия.
Так что же, можно предоставить идеологии самим себе, и спокойно ждать веками, когда же сменится форма социального организма? Нет, совсем не так. Ибо в отношениях интеллектуальной «надстройки» и социального «базиса» нет никакого механического автоматизма. Просто потому, что общество — это не бессознательная природа, но сознательная организация жизни. Сам феномен идеологии есть попытка сознательно направлять социальную действительность, управлять ей. Следовательно, идеология оказывает обратное влияние на общество, её породившее. И, соответственно, критика идеологии есть в то же время критика общества, это шаг к его изменению. И критика эта необходима до тех пор, пока между идеологией и объективной, не зависящей от бытия определённого социального класса, истиной есть зазор, несовпадение. Пока это несовпадение есть, всякая идеология есть более или менее развитое, но всегда ложное сознание.
Но что даст нам критика идеологии как ложного сознания? — на место ушедшей социальной и идеологической формации заступит другая? Получается вечный бег по кругу? Получается, идеологии вообще бессмертны? В чём же тогда смысл их критики?
А смысл критики, опять же, в конкретике: во-первых, новые формации, хоть и далеки от идеала, всё же лучше — пардон за избитое слово: прогрессивнее — предыдущих. И, во-вторых, идеологии отомрут тогда, когда исполнится их предназначение: сознательно управлять развитием общества. Для этого само общество должно стать совершенно сознательным. То есть: финальная идеология и соответствующее ему общество должны быть не только адекватны друг другу, но адекватны и тождественны третьему — великой объективной и разумной истине.
Вот тогда и закончится идеология, и начнётся истинно разумное мышление. Вот тогда и закончится история — вернее: закончится предыстория, и начнётся настоящая — ибо сознательная — история человечества.
#идеология #история #конец_истории #критика
En gros или О большом масштабе.
Гегелю частенько ставят в вину — в основном, критики слева — что в его философии торжество разума, осуществление справедливости в истории происходит только en gros, только в большом масштабе.
Претензия пустая. Ибо:
а разве бывает другая история, кроме истории «большого масштаба», кроме истории en gros?
Нет, не бывает. Любая история есть осознание произошедшего, это мысль, охватывающая факты, обнаруживающая их смысл. Уже отсюда понятно: не всё произошедшее вообще удостаивается чести быть историческим. Смысл, логика, необходимость должны стоять за фактом, чтоб он вообще мог стать предметом исторического осмысления. А смысл — поскольку он смысл — объективен, масштабен, всеобщ. Такова и историческая мысль, его в фактах осознающая — и поэтому ему тождественная.
Отсюда: любая история — есть Всеобщее, «большой» масштаб, en gros.
И поскольку любая история есть только en gros, постольку и разум в ней торжествует только en gros.
#Гегель #история #en_gros
Гегелю частенько ставят в вину — в основном, критики слева — что в его философии торжество разума, осуществление справедливости в истории происходит только en gros, только в большом масштабе.
Претензия пустая. Ибо:
а разве бывает другая история, кроме истории «большого масштаба», кроме истории en gros?
Нет, не бывает. Любая история есть осознание произошедшего, это мысль, охватывающая факты, обнаруживающая их смысл. Уже отсюда понятно: не всё произошедшее вообще удостаивается чести быть историческим. Смысл, логика, необходимость должны стоять за фактом, чтоб он вообще мог стать предметом исторического осмысления. А смысл — поскольку он смысл — объективен, масштабен, всеобщ. Такова и историческая мысль, его в фактах осознающая — и поэтому ему тождественная.
Отсюда: любая история — есть Всеобщее, «большой» масштаб, en gros.
И поскольку любая история есть только en gros, постольку и разум в ней торжествует только en gros.
#Гегель #история #en_gros
История как критика истории.
Начну с аксиомы.
История как история возможна лишь как тотальность, как единая ткань.
Отсюда: если историку по душе тот или иной исторический период — он должен оценивать всю историю позитивно: ибо, в силу тотальности, непрерывности, всеобщей взаимосвязи всё, что предшествовало этому позитивно оцениваемому периоду — очевидно, и привело к нему, породило его, и потому само должно быть оценено позитивно. И равно: всё, что произошло позднее — есть, очевидно, следствие этого позитивного периода и, следовательно, должно быть оценено позитивно.
Получается сплошная позитивная история мира, «лучшего из лучших миров».
Но дело в том, что никому не нравится всё в истории. И это не вопрос субъективного вкуса, это объективная характеристика исторического бытия: оно даёт массу примеров неразумия (собственно, будь история уже разумна — следовательно, объективно хороша — общественные формы не сменяли бы одна другую).
И так как эта несимпатичность не отменяет тотальности истории (это бы уничтожило саму историю), следовательно, вся история должна быть оценена критически. Отсюда: истинное понимание истории — это всегда критическое понимание.
Конечно, это критическое понимание не отменяет — напротив, подразумевает — конкретное различие исторических периодов, их прогрессивности (или, наоборот, ретроградности) для человечества, их смысла (всё более конкретное проявление разума). Но суть остаётся неизменной: понимание истории возможно только как критика истории.
Или, если проще: если Вас полностью устраивает настоящее — тогда только для Вас полностью оправдана вся предыдущая история. Оправдана некритически — и, значит, не понята.
Ибо «лучший из лучших миров» пока ещё не существовал.
#философия #история #философия_истории
Начну с аксиомы.
История как история возможна лишь как тотальность, как единая ткань.
Отсюда: если историку по душе тот или иной исторический период — он должен оценивать всю историю позитивно: ибо, в силу тотальности, непрерывности, всеобщей взаимосвязи всё, что предшествовало этому позитивно оцениваемому периоду — очевидно, и привело к нему, породило его, и потому само должно быть оценено позитивно. И равно: всё, что произошло позднее — есть, очевидно, следствие этого позитивного периода и, следовательно, должно быть оценено позитивно.
Получается сплошная позитивная история мира, «лучшего из лучших миров».
Но дело в том, что никому не нравится всё в истории. И это не вопрос субъективного вкуса, это объективная характеристика исторического бытия: оно даёт массу примеров неразумия (собственно, будь история уже разумна — следовательно, объективно хороша — общественные формы не сменяли бы одна другую).
И так как эта несимпатичность не отменяет тотальности истории (это бы уничтожило саму историю), следовательно, вся история должна быть оценена критически. Отсюда: истинное понимание истории — это всегда критическое понимание.
Конечно, это критическое понимание не отменяет — напротив, подразумевает — конкретное различие исторических периодов, их прогрессивности (или, наоборот, ретроградности) для человечества, их смысла (всё более конкретное проявление разума). Но суть остаётся неизменной: понимание истории возможно только как критика истории.
Или, если проще: если Вас полностью устраивает настоящее — тогда только для Вас полностью оправдана вся предыдущая история. Оправдана некритически — и, значит, не понята.
Ибо «лучший из лучших миров» пока ещё не существовал.
#философия #история #философия_истории
Поэтому и надо читать классику: Платона, Аристотеля, Декарта, Спинозу, Локка и Юма, всех немецких классиков от Канта до Гегеля, Маркса — а когда от классиков вернётесь к модным Лаканам-Фуко-Хайдеггерам (перечень каждый продолжит сам), то будете удивлены плоскостью «новых», их вторичностью, банальностью и пустотой по сравнению со «старыми».
Но разговор здесь долгий, так что
продолжение следует…
#Ильенков #Маркс #Гегель #Ленин
#гигиена_мышления #история_философии
Но разговор здесь долгий, так что
продолжение следует…
#Ильенков #Маркс #Гегель #Ленин
#гигиена_мышления #история_философии
Суть в том, что в самом опосредовании должно быть внутреннее и более тонкое опосредование.
Все эти тонны чугуна и нефти, все решающие детали общественной (в том числе — и производственной практики) результируют в политическом.
И вот она, политика и опосредует связь философии с практикой, а через практику — с Всеобщим тождеством мира, с его истиной.
Не определяет, не детерминирует, но опосредует. Почувствуйте разницу!
Поэтому истинно, не фальшивя, излагать историю философии можно только с учётом политических реалий эпохи, интегрируя философию в социальную тотальность, в которой она возникла и действовала. Это интегрирование будет не произволом мышления, но восстановлением справедливости, репатриацией мышления на родину, ибо только там, в историко-социальной конкретности мышление и живёт.
#опосредование #методология #история_философии
Все эти тонны чугуна и нефти, все решающие детали общественной (в том числе — и производственной практики) результируют в политическом.
И вот она, политика и опосредует связь философии с практикой, а через практику — с Всеобщим тождеством мира, с его истиной.
Не определяет, не детерминирует, но опосредует. Почувствуйте разницу!
Поэтому истинно, не фальшивя, излагать историю философии можно только с учётом политических реалий эпохи, интегрируя философию в социальную тотальность, в которой она возникла и действовала. Это интегрирование будет не произволом мышления, но восстановлением справедливости, репатриацией мышления на родину, ибо только там, в историко-социальной конкретности мышление и живёт.
#опосредование #методология #история_философии
Гегельнегоголь
Суть в том, что в самом опосредовании должно быть внутреннее и более тонкое опосредование. Все эти тонны чугуна и нефти, все решающие детали общественной (в том числе — и производственной практики) результируют в политическом. И вот она, политика и опосредует…
Отсюда и другое следствие.
Любое субъективно-честное историко-философское исследование так или иначе заявляет свою собственную политическую позицию (вовсе не обязательно в форме откровенного манифеста — уже из самого хода мысли Standpunkt этой мысли всё равно ясен).
И лишь нечестное исследование (часто само свою нечестность не сознающее) — притворяется беспартийной мыслью, парящей «над схваткой» в своём собственном, комфортном, оторванном от жизни эфире. Но такая эфирно-беспартийная философия точно так же ангажирована, точно так же вовлечена в общественную практику и точно так же опосредована политическим. Но при этом лжёт себе самой и своему читателю о своих действительных связях и побудительных мотивах. Ложное сознание, да.
Поэтому: из всех философий и историй философии выбирайте, по крайней мере, субъективно честную. А среди этих честных — объективно истинную.
Где ж эту философию найти? Да вот же она, здесь, перед Вами.
#партийность #история_философии
Любое субъективно-честное историко-философское исследование так или иначе заявляет свою собственную политическую позицию (вовсе не обязательно в форме откровенного манифеста — уже из самого хода мысли Standpunkt этой мысли всё равно ясен).
И лишь нечестное исследование (часто само свою нечестность не сознающее) — притворяется беспартийной мыслью, парящей «над схваткой» в своём собственном, комфортном, оторванном от жизни эфире. Но такая эфирно-беспартийная философия точно так же ангажирована, точно так же вовлечена в общественную практику и точно так же опосредована политическим. Но при этом лжёт себе самой и своему читателю о своих действительных связях и побудительных мотивах. Ложное сознание, да.
Поэтому: из всех философий и историй философии выбирайте, по крайней мере, субъективно честную. А среди этих честных — объективно истинную.
Где ж эту философию найти? Да вот же она, здесь, перед Вами.
#партийность #история_философии
Генеалогия и гегемония.
Если перед Вами кто-то велеречиво разворачивает длинную генеалогию, историю происхождения своей теории, своей практики, наконец, себя самого — знайте: Вам хотят продать гегемонию этой теории, этой практики, наконец, себя самого. Знайте: цель такой родословной — через конструирование прошлого обосновать своё настоящее, обосновать субъективную претензию на гегемонию, заставить Вас поверить в эту гегемонию и подчиниться ей. Ибо что есть любая родословная, как не история того или иного рода? А история — в условиях антагонистического общества — это всегда та или иная философия истории, идеологическое оружие в социальной борьбе за гегемонию.
#гегемония #история #философия_истории
Если перед Вами кто-то велеречиво разворачивает длинную генеалогию, историю происхождения своей теории, своей практики, наконец, себя самого — знайте: Вам хотят продать гегемонию этой теории, этой практики, наконец, себя самого. Знайте: цель такой родословной — через конструирование прошлого обосновать своё настоящее, обосновать субъективную претензию на гегемонию, заставить Вас поверить в эту гегемонию и подчиниться ей. Ибо что есть любая родословная, как не история того или иного рода? А история — в условиях антагонистического общества — это всегда та или иная философия истории, идеологическое оружие в социальной борьбе за гегемонию.
#гегемония #история #философия_истории
Настоящая история
— если она хочет быть наукой — может быть только историософией. Или, что то же самое: философией истории. То есть: познанием смысла, логики произошедшего.
#история #история_философии
— если она хочет быть наукой — может быть только историософией. Или, что то же самое: философией истории. То есть: познанием смысла, логики произошедшего.
#история #история_философии