О пользе плохих пьес
Если Вам не по нраву трагедия мировой истории в её новейшей постановке, если Ваш разум и само эстетическое чувство оскорблены этим вертепом — для Вас этот исторического оптимизма пост.
Эккерман вспоминал о такой беседе с Гёте:
«— Когда даются хорошие занимательные пьесы, — сказал я, — ходить в театр одно удовольствие, но плохая пьеса только испытывает наше терпение.
— Тут есть своя положительная сторона, — возразил Гёте, — уйти неудобно, и мы принуждены слушать и смотреть плохую драму. В нас разгорается ненависть к плохому, а это позволяет нам лучше вникнуть в хорошее. Чтение — дело другое. Можно отбросить книгу, если она тебе не нравится, а в театре уж изволь досидеть до конца.
Я согласился с ним и подумал, что старик всегда скажет что-нибудь хорошее…»
#Гёте #философияистории
Если Вам не по нраву трагедия мировой истории в её новейшей постановке, если Ваш разум и само эстетическое чувство оскорблены этим вертепом — для Вас этот исторического оптимизма пост.
Эккерман вспоминал о такой беседе с Гёте:
«— Когда даются хорошие занимательные пьесы, — сказал я, — ходить в театр одно удовольствие, но плохая пьеса только испытывает наше терпение.
— Тут есть своя положительная сторона, — возразил Гёте, — уйти неудобно, и мы принуждены слушать и смотреть плохую драму. В нас разгорается ненависть к плохому, а это позволяет нам лучше вникнуть в хорошее. Чтение — дело другое. Можно отбросить книгу, если она тебе не нравится, а в театре уж изволь досидеть до конца.
Я согласился с ним и подумал, что старик всегда скажет что-нибудь хорошее…»
#Гёте #философияистории
Гёте о том, что с нас спросится.
Эккерман вспоминает, как Олимпиец, вообще не склонный к брюзжанию, однажды посетовал:
«…Кто слушается нас, стариков? Каждый считает: уж мне-то лучше знать, и одни гибнут, а другие долго блуждают в потемках. Впрочем, сейчас нет времени для блужданий, это был наш удел, удел стариков, но что толку было бы от наших поисков и блужданий, если бы вы, молодежь, захотели пойти теми же путями?
Так с места не сдвинешься. Нам, старым людям, заблуждения в упрек не ставят, ибо дороги для нас не были проторены, с тех же, что явились на свет позднее, спрос другой. Им заново искать и блуждать не положено, а положено прислушиваться к советам старших и идти вперёд по верному пути. И тут уж мало просто шагать к цели, каждый шаг должен стать целью и при этом еще шагом вперёд».
Заметим, насколько мысль Гёте здесь отлична от обычного нравоучительства, свойственного «отцам» по отношению к «детям». Каждое поколение, становящееся «отцами», почему-то считает, что младшие должны повторять его путь, «идти по стопам» и прочее.
Гёте, напротив, не призывает молодое поколение идти за собой — потому что такое следование есть ни что иное, как повторение ошибок предшественников. Ошибки же предыдущих поколений повторять не надо, — говорит Олимпиец, — иначе какой смысл в борьбе, пережитой «стариками», в мучениях, через которые и постигалась мудрость?
И шире: вся человеческая история теряет смысл, если каждое новое поколение будет разбивать себе лоб теми же граблями, что били по лбу их дедов и прадедов.
При этом, Гёте — великий оптимист. Он ставит человеческой истории колоссальную задачу: против повторения ошибок предков есть только одно средство — изучить досконально всю человеческую историю, осознать её как лично свою историю, как своё становление (собственно, только такое изучение истории и есть история как таковая).
По сути, такой подвиг исторического осознания равнозначен отождествлению Субъекта мировой истории с её, истории, Субстанцией (кстати: когда Эккерман записывал свои беседы с Гёте, другой немец по фамилии Гегель уже сформулировал этот тезис в «Феноменологии Духа»).
Пока зияющая бездна между историей и каждым новым поколением остаётся непреодоленной — до тех пор «дети» вынуждены будут повторять ошибки «отцов» на всё новых витках исторической спирали. «Чужим умом умён не будешь» — верно, но вся задача как раз в том, чтобы историю сделать из «чужой» — своей. Ум предшественников должен быть усвоен и стать нашим умом.
Либо так — либо исторические грабли продолжат соревноваться в прочности с лобной костью новых поколений.
#Гёте #философияистории
Эккерман вспоминает, как Олимпиец, вообще не склонный к брюзжанию, однажды посетовал:
«…Кто слушается нас, стариков? Каждый считает: уж мне-то лучше знать, и одни гибнут, а другие долго блуждают в потемках. Впрочем, сейчас нет времени для блужданий, это был наш удел, удел стариков, но что толку было бы от наших поисков и блужданий, если бы вы, молодежь, захотели пойти теми же путями?
Так с места не сдвинешься. Нам, старым людям, заблуждения в упрек не ставят, ибо дороги для нас не были проторены, с тех же, что явились на свет позднее, спрос другой. Им заново искать и блуждать не положено, а положено прислушиваться к советам старших и идти вперёд по верному пути. И тут уж мало просто шагать к цели, каждый шаг должен стать целью и при этом еще шагом вперёд».
Заметим, насколько мысль Гёте здесь отлична от обычного нравоучительства, свойственного «отцам» по отношению к «детям». Каждое поколение, становящееся «отцами», почему-то считает, что младшие должны повторять его путь, «идти по стопам» и прочее.
Гёте, напротив, не призывает молодое поколение идти за собой — потому что такое следование есть ни что иное, как повторение ошибок предшественников. Ошибки же предыдущих поколений повторять не надо, — говорит Олимпиец, — иначе какой смысл в борьбе, пережитой «стариками», в мучениях, через которые и постигалась мудрость?
И шире: вся человеческая история теряет смысл, если каждое новое поколение будет разбивать себе лоб теми же граблями, что били по лбу их дедов и прадедов.
При этом, Гёте — великий оптимист. Он ставит человеческой истории колоссальную задачу: против повторения ошибок предков есть только одно средство — изучить досконально всю человеческую историю, осознать её как лично свою историю, как своё становление (собственно, только такое изучение истории и есть история как таковая).
По сути, такой подвиг исторического осознания равнозначен отождествлению Субъекта мировой истории с её, истории, Субстанцией (кстати: когда Эккерман записывал свои беседы с Гёте, другой немец по фамилии Гегель уже сформулировал этот тезис в «Феноменологии Духа»).
Пока зияющая бездна между историей и каждым новым поколением остаётся непреодоленной — до тех пор «дети» вынуждены будут повторять ошибки «отцов» на всё новых витках исторической спирали. «Чужим умом умён не будешь» — верно, но вся задача как раз в том, чтобы историю сделать из «чужой» — своей. Ум предшественников должен быть усвоен и стать нашим умом.
Либо так — либо исторические грабли продолжат соревноваться в прочности с лобной костью новых поколений.
#Гёте #философияистории
Гегельнегоголь
Гёте о том, что с нас спросится. Эккерман вспоминает, как Олимпиец, вообще не склонный к брюзжанию, однажды посетовал: «…Кто слушается нас, стариков? Каждый считает: уж мне-то лучше знать, и одни гибнут, а другие долго блуждают в потемках. Впрочем, сейчас…
Гёте и судьба русской интеллигенции.
Кстати, по поводу Гёте и проблемы «отцов и детей». Вспомнил о переводчике Гёте на русский язык.
Вообще, роль переводчика художественных произведений — колоссальна, это настоящий соавтор поэта, он должен полностью сродниться с оригиналом, отождествиться с ним, чтобы перенести его дух в плоть другого языка.
Главным советским переводчиком Гёте был Николай Николаевич Вильмонт — личность легендарная, дружил с Цветаевой и Пастернаком, и многими переводами немецкой литературы мы обязаны именно ему. Кроме того, Вильмонт был редактором и лоббистом единственного послевоенного собрания сочинений Гете (известный 10-томник небесно-голубого цвета). Жена его, Наталия Ман, тоже оставила нам прекрасные переводы Шиллера, Гёте, Томаса Манна. Их дочери, Екатерине Вильмонт, просто самой судьбой было назначено стать переводчицей — и она стала. И, надо сказать, переводчицей хорошей, достойной наследницей родителей-германистов.
И вот здесь — расщепление на «тогда» и «сейчас».
Вильмонты-старшие, к счастью, распада Советского Союза, а вместе с ним и крушения дела всей своей жизни — интеграции лучшего из немецкой литературы в российскую культуру — не увидели, просто не дожили. (Кстати, вот высокое искусство и дар богов — умереть вовремя).
А вот Екатерине Вильмонт пришлось в полной мере испытать все прелести интеллектуальной деградации эпохи. Если её отец оставил после себя эссенциальный 10-томник Гёте — то дочери в 90-е просто невозможно было заработать на жизнь своим переводческим трудом. Кому нужны были тогда (да и сейчас) переводы немецких классиков?! И пришлось бы наследнице великой династии пополнить армию «челноков» — если бы не случайное предложение знакомых самой написать что-то. И пошло...
Дамские романы, незатейливые
детские детективчики — штамповались как на конвейере. Причём, не должно быть никакого осуждения писательницы за низкожанровость — тут виновата не личность, тут виновато время. Душа человека — всегда величина производная от духа эпохи.
Почувствуйте разницу: 10-томник Гёте, выпущенный отцом — и «романы» дочери со звучными названиями «Девственная селёдка» и «Девочка с перчиками» (всего же их под сотню с похожими названиями).
Вот прекрасная иллюстрация судьбы российской интеллигенции в новейшей истории.
#Гёте #русскаяинтеллигенция
Кстати, по поводу Гёте и проблемы «отцов и детей». Вспомнил о переводчике Гёте на русский язык.
Вообще, роль переводчика художественных произведений — колоссальна, это настоящий соавтор поэта, он должен полностью сродниться с оригиналом, отождествиться с ним, чтобы перенести его дух в плоть другого языка.
Главным советским переводчиком Гёте был Николай Николаевич Вильмонт — личность легендарная, дружил с Цветаевой и Пастернаком, и многими переводами немецкой литературы мы обязаны именно ему. Кроме того, Вильмонт был редактором и лоббистом единственного послевоенного собрания сочинений Гете (известный 10-томник небесно-голубого цвета). Жена его, Наталия Ман, тоже оставила нам прекрасные переводы Шиллера, Гёте, Томаса Манна. Их дочери, Екатерине Вильмонт, просто самой судьбой было назначено стать переводчицей — и она стала. И, надо сказать, переводчицей хорошей, достойной наследницей родителей-германистов.
И вот здесь — расщепление на «тогда» и «сейчас».
Вильмонты-старшие, к счастью, распада Советского Союза, а вместе с ним и крушения дела всей своей жизни — интеграции лучшего из немецкой литературы в российскую культуру — не увидели, просто не дожили. (Кстати, вот высокое искусство и дар богов — умереть вовремя).
А вот Екатерине Вильмонт пришлось в полной мере испытать все прелести интеллектуальной деградации эпохи. Если её отец оставил после себя эссенциальный 10-томник Гёте — то дочери в 90-е просто невозможно было заработать на жизнь своим переводческим трудом. Кому нужны были тогда (да и сейчас) переводы немецких классиков?! И пришлось бы наследнице великой династии пополнить армию «челноков» — если бы не случайное предложение знакомых самой написать что-то. И пошло...
Дамские романы, незатейливые
детские детективчики — штамповались как на конвейере. Причём, не должно быть никакого осуждения писательницы за низкожанровость — тут виновата не личность, тут виновато время. Душа человека — всегда величина производная от духа эпохи.
Почувствуйте разницу: 10-томник Гёте, выпущенный отцом — и «романы» дочери со звучными названиями «Девственная селёдка» и «Девочка с перчиками» (всего же их под сотню с похожими названиями).
Вот прекрасная иллюстрация судьбы российской интеллигенции в новейшей истории.
#Гёте #русскаяинтеллигенция
Гегельнегоголь
Сегодня о тех, кто на всех повлияли, но которых сейчас никто не читает.
Всегда вспоминаю Гёте в таких случаях. «Все на всех повлияли», — не без ехидцы подытоживал Великий Поэт очередную баталию на историко-литературную тему. Тут, кстати, не только ехидная ирония, тут ещё и пантеизм Гёте: если Бог есть везде и во всём — так он и влияет на всё, пусть и через бесконечное множество опосредований.
Дескать, раз уж все на всех повлияли (а иного быть не может в логике пантеизма) — какой же смысл выяснять это влияние? Наслаждайтесь произведением искусства (или философским трактатом, как Вам угодно) — да и всё!
Так, да не так. Наслаждение — штука чувственная, разуму до наслаждения — «поплевать да выкинуть». Потому дело не в наслаждении, дело в понимании. А понять любую идею можно только взяв эту идею в тотальности (или, как иногда переводят это латиноязычное понятие на наших суглинках: «целокупности»), во всей сложности опосредующих звеньев, с которыми идея эта связана. То есть, в контексте, в связи, в генетическом родстве с предыдущим и известным последующим.
И вот здесь мы возвращаемся к Сен-Симону и Фурье: чтобы понять русскую литературу и философию — надо не только Гегеля с Шеллингом и Шопенгауэром знать, но и этих двух великих мечтателей-французов.
#Гёте #СенСимон #Фурье #социализм #русскаякультура
Дескать, раз уж все на всех повлияли (а иного быть не может в логике пантеизма) — какой же смысл выяснять это влияние? Наслаждайтесь произведением искусства (или философским трактатом, как Вам угодно) — да и всё!
Так, да не так. Наслаждение — штука чувственная, разуму до наслаждения — «поплевать да выкинуть». Потому дело не в наслаждении, дело в понимании. А понять любую идею можно только взяв эту идею в тотальности (или, как иногда переводят это латиноязычное понятие на наших суглинках: «целокупности»), во всей сложности опосредующих звеньев, с которыми идея эта связана. То есть, в контексте, в связи, в генетическом родстве с предыдущим и известным последующим.
И вот здесь мы возвращаемся к Сен-Симону и Фурье: чтобы понять русскую литературу и философию — надо не только Гегеля с Шеллингом и Шопенгауэром знать, но и этих двух великих мечтателей-французов.
#Гёте #СенСимон #Фурье #социализм #русскаякультура
В записных книжках Гегеля есть и такая заметка:
«Опыт. Тень от предмета, освещенного свечой, если на неё утром падает дневной свет, делается синей. Если же на тень от предмета, освещенного дневным светом (чтобы такая тень появилась, нужно отодвинуться от света), падает дневной свет, она делается красной. Тень от предмета, находящегося поблизости от свечи, поблескивает зеленоватым светом».
О чём здесь маэстро говорит?
Поясню.
Во-первых: Гегель здесь ярко показал нищету эмпиризма, только в фактах ищущего истины — тень от предмета остаётся всё той же тенью предмета, а вот эмпирическое восприятие — нет. Опыт всегда и принципиально неверен и изменчив.
Во-вторых: попутно Гегель иронически поддел Ньютона и его теорию света (опыт с призмой все помнят? Он даже в масс-культуру вошёл: в 1973 году Pink Floyd выпустили легендарный альбом «The Dark Side of The Moon» с ньютоновской призмой на обложке).
Как известно, Гегель был на стороне Гёте в споре с Ньютоном и ньютонианцами. Основной довод немецких метафизиков против английского физика: свет — есть самостоятельная сущность, физическое проявление Абсолюта. Потому неразложим. Опыт Ньютона (когда призма расщепляла пучок света на всем известные цвета радуги) — ничего не доказывает, кроме того разве, что призма обладает таким свойством. И даже если свет состоит из цветов — что это доказывает? Ничего — сложное состоит из простого, но к этому простому не сводится. Здесь Гегель ещё и проехался по редукционизму — типичному изводу эмпирической методы.
В итоге своим экспериментом Ньютон лишь выявил свойства призмы, а не света как такового. (И, надо сказать, возможностей доказать обратное просто нет). Вот частный, но яркий пример нищеты современной физики, не менявшей на своём знамени эмпиризм все эти сотни лет.
А вообще, чтобы стряхнуть с себя морок позитивистской пропаганды, которую сейчас вбивают буквально с рождения — в этом деле очень хорошо помогает гегелевская «Философия природы». Всем рекомендую.
#Гегель #Гёте #теориясвета #философияприроды
«Опыт. Тень от предмета, освещенного свечой, если на неё утром падает дневной свет, делается синей. Если же на тень от предмета, освещенного дневным светом (чтобы такая тень появилась, нужно отодвинуться от света), падает дневной свет, она делается красной. Тень от предмета, находящегося поблизости от свечи, поблескивает зеленоватым светом».
О чём здесь маэстро говорит?
Поясню.
Во-первых: Гегель здесь ярко показал нищету эмпиризма, только в фактах ищущего истины — тень от предмета остаётся всё той же тенью предмета, а вот эмпирическое восприятие — нет. Опыт всегда и принципиально неверен и изменчив.
Во-вторых: попутно Гегель иронически поддел Ньютона и его теорию света (опыт с призмой все помнят? Он даже в масс-культуру вошёл: в 1973 году Pink Floyd выпустили легендарный альбом «The Dark Side of The Moon» с ньютоновской призмой на обложке).
Как известно, Гегель был на стороне Гёте в споре с Ньютоном и ньютонианцами. Основной довод немецких метафизиков против английского физика: свет — есть самостоятельная сущность, физическое проявление Абсолюта. Потому неразложим. Опыт Ньютона (когда призма расщепляла пучок света на всем известные цвета радуги) — ничего не доказывает, кроме того разве, что призма обладает таким свойством. И даже если свет состоит из цветов — что это доказывает? Ничего — сложное состоит из простого, но к этому простому не сводится. Здесь Гегель ещё и проехался по редукционизму — типичному изводу эмпирической методы.
В итоге своим экспериментом Ньютон лишь выявил свойства призмы, а не света как такового. (И, надо сказать, возможностей доказать обратное просто нет). Вот частный, но яркий пример нищеты современной физики, не менявшей на своём знамени эмпиризм все эти сотни лет.
А вообще, чтобы стряхнуть с себя морок позитивистской пропаганды, которую сейчас вбивают буквально с рождения — в этом деле очень хорошо помогает гегелевская «Философия природы». Всем рекомендую.
#Гегель #Гёте #теориясвета #философияприроды
Разговоры с Гёте. Об индивидуальности как основе творчества.
«…Не всё было ясно мне в его словах, но от вопросов я воздержался. Возможно, думал я, он подразумевает сплав идеального с реальным в искусстве. Соединение того, что существует вне нас, с тем, что от рождения нам присуще. Но не исключено также, что он толкует о чём-то совсем другом.
А Гёте продолжал:
— И обязательно ставьте дату под каждым стихотворением.
— Я вопросительно взглянул на него, неужели это так важно?
— Тогда, — добавил Гёте, — оно будет ещё и записью вашего душевного состояния в ту пору. А это немало значит. Я долгие годы вёл такой дневник и знаю, как это важно».
Эккерман. Разговоры с Гёте.
#Гёте #эстетика
«…Не всё было ясно мне в его словах, но от вопросов я воздержался. Возможно, думал я, он подразумевает сплав идеального с реальным в искусстве. Соединение того, что существует вне нас, с тем, что от рождения нам присуще. Но не исключено также, что он толкует о чём-то совсем другом.
А Гёте продолжал:
— И обязательно ставьте дату под каждым стихотворением.
— Я вопросительно взглянул на него, неужели это так важно?
— Тогда, — добавил Гёте, — оно будет ещё и записью вашего душевного состояния в ту пору. А это немало значит. Я долгие годы вёл такой дневник и знаю, как это важно».
Эккерман. Разговоры с Гёте.
#Гёте #эстетика
Разговоры с Гёте. О том, что творческая индивидуальность на самом деле неиндивидуальна. И в этом её сила.
«…Но я хочу сказать вам ещё несколько слов о стихах. Вы уже стоите на той точке, с которой должен начаться прорыв к наиболее высокому и трудному в искусстве, к постижению индивидуального. И вы должны собраться с силами, чтобы этот прорыв осуществить, дабы вырваться из тенёт идеи, у вас есть талант, вы во многом преуспели, пришла пора это сделать. На днях вы побывали в Тифурте, вот я и хочу в связи с этим дать вам одно задание. Хорошо бы вам ещё три-четыре раза туда съездить. Вглядывайтесь в Тифурт, покуда не подметите характерных его сторон и не соберёте воедино все мотивы, но при этом не жалейте усилий, тщательно всё изучайте и постарайтесь отобразить в стихах, Тифурт того стоит…
Я сказал, что постараюсь именно так и поступить, хотя должен признаться, что задача мне задана не из лёгких, так как всё это мне достаточно чуждо.
— Я знаю, — сказал Гёте, — что вам будет трудно, но восприятие и воссоздание частного и составляет сущность искусства.
И ещё: покуда мы придерживаемся общего, каждый может под нас подделаться; частное подделать невозможно, а почему? Да потому, что другим не довелось пережить того же. И не надо бояться, что частное индивидуальное не найдет отклика. В любом характере, как бы отличен он ни был от других, в любом подлежащем воссозданию объекте, от камня и до человека, есть нечто общее, ибо всё повторяется и нет на свете ничего, что существовало бы лишь однажды.
— На этой ступени индивидуального воссоздания, — продолжал Гёте, — начинается то, что мы называем творчеством».
Эккерман. Разговоры с Гёте.
#Гёте #эстетика
«…Но я хочу сказать вам ещё несколько слов о стихах. Вы уже стоите на той точке, с которой должен начаться прорыв к наиболее высокому и трудному в искусстве, к постижению индивидуального. И вы должны собраться с силами, чтобы этот прорыв осуществить, дабы вырваться из тенёт идеи, у вас есть талант, вы во многом преуспели, пришла пора это сделать. На днях вы побывали в Тифурте, вот я и хочу в связи с этим дать вам одно задание. Хорошо бы вам ещё три-четыре раза туда съездить. Вглядывайтесь в Тифурт, покуда не подметите характерных его сторон и не соберёте воедино все мотивы, но при этом не жалейте усилий, тщательно всё изучайте и постарайтесь отобразить в стихах, Тифурт того стоит…
Я сказал, что постараюсь именно так и поступить, хотя должен признаться, что задача мне задана не из лёгких, так как всё это мне достаточно чуждо.
— Я знаю, — сказал Гёте, — что вам будет трудно, но восприятие и воссоздание частного и составляет сущность искусства.
И ещё: покуда мы придерживаемся общего, каждый может под нас подделаться; частное подделать невозможно, а почему? Да потому, что другим не довелось пережить того же. И не надо бояться, что частное индивидуальное не найдет отклика. В любом характере, как бы отличен он ни был от других, в любом подлежащем воссозданию объекте, от камня и до человека, есть нечто общее, ибо всё повторяется и нет на свете ничего, что существовало бы лишь однажды.
— На этой ступени индивидуального воссоздания, — продолжал Гёте, — начинается то, что мы называем творчеством».
Эккерман. Разговоры с Гёте.
#Гёте #эстетика
«Начался разговор с того, что он спросил, писал ли я стихи этим летом. Я ответил, что несколько стихотворений я написал, но работал над ними без подлинной радости.
— Остерегайтесь, — сказал он в ответ, — больших работ. Это беда лучших наших поэтов, наиболее одаренных и наиболее трудоспособных. Я страдал от того же самого и знаю, во что мне это обошлось. Сколько было сделано зазря! Если бы я создал всё, что был способен создать, для моего собрания сочинений недостало бы и ста томов.
Настоящее предьявляет свои права. Все мысли и чувства, что ежедневно теснятся в поэте, хотят и должны быть высказаны. Но, буде ты замыслил большое произведение, рядом с ним уже ничего не прорастет, оно отгоняет все твои мысли, да и сам ты оказываешься надолго отторгнут от всех приятностей жизни. Какое напряжение, какая затрата душевных сил потребны на то, чтобы упорядочить, закруглить большое Целое, какую надо иметь энергию, какую спокойную прочность житейского положения, чтобы наконец слитно и завершённо высказать то, что было тобою задумано. Если ты ошибся в главном — все твои усилия оказываются тщетны, если в твоём обширном и многообразном творении ты не везде сумел совладать с материалом, — значит, в Целом кое-где окажутся прорехи и критики станут бранить тебя, и тогда поэту вместо наград и радостей за весь его труд, за всё его самопожертвование достанутся только изнеможение и горечь.
Ho когда поэт всякий день вбирает в себя настоящее и насвежо воссоздает то, что открывается ему, это бесспорное благо, и даже если что-то ему и не удастся, ничего ещё не потеряно».
Эккерман. Разговоры с Гёте.
#Гёте
— Остерегайтесь, — сказал он в ответ, — больших работ. Это беда лучших наших поэтов, наиболее одаренных и наиболее трудоспособных. Я страдал от того же самого и знаю, во что мне это обошлось. Сколько было сделано зазря! Если бы я создал всё, что был способен создать, для моего собрания сочинений недостало бы и ста томов.
Настоящее предьявляет свои права. Все мысли и чувства, что ежедневно теснятся в поэте, хотят и должны быть высказаны. Но, буде ты замыслил большое произведение, рядом с ним уже ничего не прорастет, оно отгоняет все твои мысли, да и сам ты оказываешься надолго отторгнут от всех приятностей жизни. Какое напряжение, какая затрата душевных сил потребны на то, чтобы упорядочить, закруглить большое Целое, какую надо иметь энергию, какую спокойную прочность житейского положения, чтобы наконец слитно и завершённо высказать то, что было тобою задумано. Если ты ошибся в главном — все твои усилия оказываются тщетны, если в твоём обширном и многообразном творении ты не везде сумел совладать с материалом, — значит, в Целом кое-где окажутся прорехи и критики станут бранить тебя, и тогда поэту вместо наград и радостей за весь его труд, за всё его самопожертвование достанутся только изнеможение и горечь.
Ho когда поэт всякий день вбирает в себя настоящее и насвежо воссоздает то, что открывается ему, это бесспорное благо, и даже если что-то ему и не удастся, ничего ещё не потеряно».
Эккерман. Разговоры с Гёте.
#Гёте
Поэты и философы или О «поражении» великих идей.
Грустно видеть, когда умные люди говорят, что история — это история поражения великих Идей (в скобках каждый впишет свой вариант такой Идеи).
Как будто история закончилась! Мои усталые и разочарованные друзья, зачем вы судите о пьесе мировой истории по первому акту? — Да, мы не знаем, сколько в ней актов (возможно, это не театральная трагедия вообще, а бесконечный ТВ-сериал) — но занавес-то пока перед нами не закрыли! Да и к тому же: и режиссёр, и зрители, и действующие лица, и работники сцены — это всё мы сами. А мы убирать из репертуара нашу любимую и единственную пьесу не собираемся! Верно же?
Намного умнее мудрецов, любящих мудрость издалека, но до неё не касающихся, был поэт Брехт:
Ты проиграл? Борись.
Побежденный сегодня победителем станет завтра.
Если свое положение ты осознал,
разве можешь ты с ним примириться?
И «Никогда» превратится в «Сегодня»!
Или Гейне:
Бей в барабан и не бойся!
Или старик Гёте:
Лишь тот достоин счастья и свободы,
Кто каждый день идёт за них на бой!..
Поэты вообще зачастую мудрее философов.
Значит ли это, что путь интеллектуально-поэтических прозрений истиннее логического умозрения?
Нет, не истиннее: просто потому, что это один и тот же путь. Только поэт, не отвлекающийся на согласование опосредований, иногда (и очень часто!) вернее и точнее фиксирует истину, ухваченную им в образной форме.
Другими словами: на каждого мудреца довольно простоты.
Вообще, «многие мудрости — многие печали» — так вот вам и лозунг: «Меньше любви к мудрости, больше понимания и дела!»
Благо, Поэт рядом — и всегда подставит плечо павшему было духом Философу.
#философияистории #Брехт #Гейне #Гёте
Грустно видеть, когда умные люди говорят, что история — это история поражения великих Идей (в скобках каждый впишет свой вариант такой Идеи).
Как будто история закончилась! Мои усталые и разочарованные друзья, зачем вы судите о пьесе мировой истории по первому акту? — Да, мы не знаем, сколько в ней актов (возможно, это не театральная трагедия вообще, а бесконечный ТВ-сериал) — но занавес-то пока перед нами не закрыли! Да и к тому же: и режиссёр, и зрители, и действующие лица, и работники сцены — это всё мы сами. А мы убирать из репертуара нашу любимую и единственную пьесу не собираемся! Верно же?
Намного умнее мудрецов, любящих мудрость издалека, но до неё не касающихся, был поэт Брехт:
Ты проиграл? Борись.
Побежденный сегодня победителем станет завтра.
Если свое положение ты осознал,
разве можешь ты с ним примириться?
И «Никогда» превратится в «Сегодня»!
Или Гейне:
Бей в барабан и не бойся!
Или старик Гёте:
Лишь тот достоин счастья и свободы,
Кто каждый день идёт за них на бой!..
Поэты вообще зачастую мудрее философов.
Значит ли это, что путь интеллектуально-поэтических прозрений истиннее логического умозрения?
Нет, не истиннее: просто потому, что это один и тот же путь. Только поэт, не отвлекающийся на согласование опосредований, иногда (и очень часто!) вернее и точнее фиксирует истину, ухваченную им в образной форме.
Другими словами: на каждого мудреца довольно простоты.
Вообще, «многие мудрости — многие печали» — так вот вам и лозунг: «Меньше любви к мудрости, больше понимания и дела!»
Благо, Поэт рядом — и всегда подставит плечо павшему было духом Философу.
#философияистории #Брехт #Гейне #Гёте
О свободе как осознанной необходимости.
«Свобода есть осознанная необходимость?! Ну да, ну да, знаем такой диалектический трюк: опять «Война — это мир. Свобода — это рабство». Плавали-знаем, нас этими старыми фокусами не возьмёшь!» — так реагирует большинство интеллигентной публики при упоминании знаменитой гегелевской максимы.
Другая, меньшая и умная часть, просто застывает в почтении, чувствуя большую идею, истину за словами, но зачастую не умея эту истину логически развернуть.
Всегда есть зазор между Идеей и мыслью. Просто потому, что Идея не дана автоматически, она не наследуется как форма носа или цвет волос. Каждый индивид должен дойти своей мыслью, своим трудом до Идеи. А для этого надо перелопатить и экстерном усвоить идейное наследие человеческой культуры. Для Гегеля это было слишком ясно, и потому вопрос о свободе воли, так занимавший умы до него, его не волновал.
А чего тут волноваться? У свободы воли два пути: или человек творит всё, что ему субъективно вздумается, пока не наткнётся на сопротивление Субстанции (той же Идеи в инобытии) и не расшибёт себе лоб. И здесь вновь развилка: либо он продолжит героически бить себе лоб — или окажется умнее, и пересмотрит свой взгляд на вещи, избавится от субъективизма. Кстати: на этом «или — или» построены все «романы воспитания» («Вильгельм Мейстер» Гёте как высший их образец).
— Скорректировав свой эгоизм, человек опять же творит всё, что ему вздумается, но думается ему уже не абы что. Умерив неразумные амбиции Я, такой человек сообразуется с объективной реальностью, понимает себя в единстве с ней. Он уже поднялся до Идеи, отождествился с ней, и потому творит не просто он, но уже Идея, Субъект, отождествившийся с Субстанцией. Во этом случае внешняя необходимость осознаётся уже как своя, но если человек действует по своей необходимости — то это уже полная и высшая свобода. Вот вам и свобода как осознанная необходимость. И никаких диалектических фокусов, просто надо отвлечься от расхожих штампов и обдумать мысль. В итоге: «Кто разумно смотрит на мир, на того и мир смотрит разумно».
Замечу: никакого автоматизма предопределения у Гегеля нет. Человек свободен быть глупцом — или быть разумным. Не даром свою философию сам Гегель назвал философией свободы.
И здесь необходимо пояснить (Гегель тоже делал примечания и пояснения к своим параграфам). Человек, не поднявшийся до разума, остаётся глупцом, то есть — как раз рабом действительности, слепым, наступающим раз за разом на одни и те же грабли. То есть: в глобальном плане, с высоты разума, поднявшегося до Абсолюта — такой глупец тотально несвободен. Но в плане приземлённо-субъективном, он совершенно свободен быть глупцом. Да, реальность не будет ради него обивать свои стены мягкими подушками — чтоб тому удобнее было биться в конвульсиях собственного эгоизма, но и принуждать глупого становиться умным никто не будет. Просто потому что это бесполезно. Из-под палки умным не станешь, это всегда собственная и добровольная работа индивидуального мышления. А раз это своя работа, работа на себя, не «на дядю» — то вот вам искомая свобода! Необходимая свобода и свободная необходимость одновременно.
Если же понижать ставки и разменивать высокие понятия на бытовую мелочь: нет никакой абстрактной «свободы». Мы все объективно «зависим» от чего-то и кого-то. Напомню в качестве примера высокую «зависимость» души от тела и тела от души. Душа без тела не существует, тело без души умирает. Corpus sine spiritus cadaver est — Тело без души есть труп.
Итак: тело и душа противоположны, но тождественны, они взаимозависят друг от друга — только потому мы и живём.
Думаю, друзья, никто из нас не хочет отказаться от такой «зависимости», верно? Потому что это есть разумная необходимость.
А такое признание уже есть первый шаг к свободе как осознанной необходимости, к Субстанции-Субъекту.
#Гегель #Гёте #свобода_как_необходимость
«Свобода есть осознанная необходимость?! Ну да, ну да, знаем такой диалектический трюк: опять «Война — это мир. Свобода — это рабство». Плавали-знаем, нас этими старыми фокусами не возьмёшь!» — так реагирует большинство интеллигентной публики при упоминании знаменитой гегелевской максимы.
Другая, меньшая и умная часть, просто застывает в почтении, чувствуя большую идею, истину за словами, но зачастую не умея эту истину логически развернуть.
Всегда есть зазор между Идеей и мыслью. Просто потому, что Идея не дана автоматически, она не наследуется как форма носа или цвет волос. Каждый индивид должен дойти своей мыслью, своим трудом до Идеи. А для этого надо перелопатить и экстерном усвоить идейное наследие человеческой культуры. Для Гегеля это было слишком ясно, и потому вопрос о свободе воли, так занимавший умы до него, его не волновал.
А чего тут волноваться? У свободы воли два пути: или человек творит всё, что ему субъективно вздумается, пока не наткнётся на сопротивление Субстанции (той же Идеи в инобытии) и не расшибёт себе лоб. И здесь вновь развилка: либо он продолжит героически бить себе лоб — или окажется умнее, и пересмотрит свой взгляд на вещи, избавится от субъективизма. Кстати: на этом «или — или» построены все «романы воспитания» («Вильгельм Мейстер» Гёте как высший их образец).
— Скорректировав свой эгоизм, человек опять же творит всё, что ему вздумается, но думается ему уже не абы что. Умерив неразумные амбиции Я, такой человек сообразуется с объективной реальностью, понимает себя в единстве с ней. Он уже поднялся до Идеи, отождествился с ней, и потому творит не просто он, но уже Идея, Субъект, отождествившийся с Субстанцией. Во этом случае внешняя необходимость осознаётся уже как своя, но если человек действует по своей необходимости — то это уже полная и высшая свобода. Вот вам и свобода как осознанная необходимость. И никаких диалектических фокусов, просто надо отвлечься от расхожих штампов и обдумать мысль. В итоге: «Кто разумно смотрит на мир, на того и мир смотрит разумно».
Замечу: никакого автоматизма предопределения у Гегеля нет. Человек свободен быть глупцом — или быть разумным. Не даром свою философию сам Гегель назвал философией свободы.
И здесь необходимо пояснить (Гегель тоже делал примечания и пояснения к своим параграфам). Человек, не поднявшийся до разума, остаётся глупцом, то есть — как раз рабом действительности, слепым, наступающим раз за разом на одни и те же грабли. То есть: в глобальном плане, с высоты разума, поднявшегося до Абсолюта — такой глупец тотально несвободен. Но в плане приземлённо-субъективном, он совершенно свободен быть глупцом. Да, реальность не будет ради него обивать свои стены мягкими подушками — чтоб тому удобнее было биться в конвульсиях собственного эгоизма, но и принуждать глупого становиться умным никто не будет. Просто потому что это бесполезно. Из-под палки умным не станешь, это всегда собственная и добровольная работа индивидуального мышления. А раз это своя работа, работа на себя, не «на дядю» — то вот вам искомая свобода! Необходимая свобода и свободная необходимость одновременно.
Если же понижать ставки и разменивать высокие понятия на бытовую мелочь: нет никакой абстрактной «свободы». Мы все объективно «зависим» от чего-то и кого-то. Напомню в качестве примера высокую «зависимость» души от тела и тела от души. Душа без тела не существует, тело без души умирает. Corpus sine spiritus cadaver est — Тело без души есть труп.
Итак: тело и душа противоположны, но тождественны, они взаимозависят друг от друга — только потому мы и живём.
Думаю, друзья, никто из нас не хочет отказаться от такой «зависимости», верно? Потому что это есть разумная необходимость.
А такое признание уже есть первый шаг к свободе как осознанной необходимости, к Субстанции-Субъекту.
#Гегель #Гёте #свобода_как_необходимость
Поэты и философы.
Самовлюблённость для поэта — нормальное состояние, необходимое условие творчества. Чтобы творить, он должен забыть целое ради себя. Для философа самовлюблённость — смертный грех. Он должен забыть себя ради целого.
Оттого синтез поэзии и философии — великая редкость, автоматически дающая лицензию на гениальность. Гёте как пример.
#Гёте #aphorismata
Самовлюблённость для поэта — нормальное состояние, необходимое условие творчества. Чтобы творить, он должен забыть целое ради себя. Для философа самовлюблённость — смертный грех. Он должен забыть себя ради целого.
Оттого синтез поэзии и философии — великая редкость, автоматически дающая лицензию на гениальность. Гёте как пример.
#Гёте #aphorismata
Всему своё время настанет.
Hat alles seine Zeit
Das Nahe wird weit
Das Warme wird kalt
Der Junge wird alt
Das Kalte wird warm
Der Reiche wird arm
Der Narre gescheit
Alles zu seiner Zeit.
Всему своё время настанет:
Близкое далёким станет.
Тёплое холодным станет.
Юный старым станет.
Холодное тёплым будет.
Богач обеднеет.
Дурак поумнеет.
Всё в своё время.
#Гёте
Hat alles seine Zeit
Das Nahe wird weit
Das Warme wird kalt
Der Junge wird alt
Das Kalte wird warm
Der Reiche wird arm
Der Narre gescheit
Alles zu seiner Zeit.
Всему своё время настанет:
Близкое далёким станет.
Тёплое холодным станет.
Юный старым станет.
Холодное тёплым будет.
Богач обеднеет.
Дурак поумнеет.
Всё в своё время.
#Гёте
Диалектик Гёте.
В «Фаусте» есть такие слова:
…Чёрт стар, и чтоб его понять,
Должны состариться вы сами.
Чуть позднее Гегель сформулирует эту же мысль так:
Кто разумно смотрит на мир, на того и мир смотрит разумно.
Эх, жаль, в своё время не осуществилась задумка берлинского гегельянца Вердера — изложить «Науку логики» цитатами из «Фауста»…
#Гёте #Фауст #Гегель
В «Фаусте» есть такие слова:
…Чёрт стар, и чтоб его понять,
Должны состариться вы сами.
Чуть позднее Гегель сформулирует эту же мысль так:
Кто разумно смотрит на мир, на того и мир смотрит разумно.
Эх, жаль, в своё время не осуществилась задумка берлинского гегельянца Вердера — изложить «Науку логики» цитатами из «Фауста»…
#Гёте #Фауст #Гегель
Памятники или память?
В моём родном городе много памятников. Причём, город вовсе не мегаполис: Киров — областной центр Поволжья, чуть более 500 тысяч населения.
Кроме обязательного Ильича на главной площади, двух памятников Кирову (дающих основание кировчанам шутить про существование в городе двух полюсов: на Северном, у завода им. Лепсе, Сергей Миронович стоит ещё в шинели, а на Южном, у местного ЦУМа, он уже в одном френче) — так вот, кроме этих монументовпогибшей древней цивилизации советской эпохи есть ещё:
памятник народовольцу Степану Халтурину (слава Богу, в реестр террористов егопока не занесли — кто ж его туда занесёт, он же памятник!),
памятник маршалу Коневу,
памятник Шаляпину (никогда не бывавшему в городе) у Драмтеатра (в сотне метров от гранитного Ильича, кстати. Что думают урбанисты о концентрации монументов на одной площади? Остров Пасхи не напоминает?),
памятник легендарному Трифону Вятскому,
в одном сквере с которым стоит памятник Покровской церкви (вот так, да: скульптура в память об архитектуре),
памятник мифическим Петру и Февронии в Александровском парке,
памятник немифическим братьям Васнецовым у Художественного музея их имени,
бюст А.И. Герцена у библиотеки его имени,
бюст А.С. Грина на набережной его же имени,
бюст космонавта В.П. Савиных,
наискосок и через дорогу от него — бюст Александра Вештомова, «первого вятского краеведа»,
семь (!) статуэток кикиморы вятской (безусловно, отголосок языческих культов и цветущего в умах сограждан обскурантизма. И не спрашивайте про аллюзии на фильм «Семь» Дэвида Финчера!)
памятник Вятской печати (не прессе, а именно канцелярской, чиновничьей печати!)
памятник Ассоль в бывшем парке у Диорамы,
памятник Ожидающему с чемоданом у ЖД-вокзала,
памятник собачьей верности у ЦУМа.
И новинка! — открытый месяц назад, в сентябре 2024 года, памятник Александру Невскому, в народе быстро получивший альтернативное имя: «Садко-футболист».
Есть ещё памятники: «Семье» у ТЮЗа, «нулевому» (хорошо, не 101-му) километру, памятники в виде настоящего танка и самолёта (хотели ещё и вертолёт в парке у Дворца Пионеров установить, но пока нет). «И так далее, и тому подобное».
Причём, некоторые монументы оказываются очень не монументальными — они не только не переживают людей, их воздвигших, они нескольких лет не переживают! — где, например, памятник Аисту у ЗАГСа? Возможно, перекочевал на чью-то дачу...
Оставим в стороне определённую историческую логику этого монументального хаоса: даже не зная хронологии, несложно определить, в какую эпоху воздвигнут каждый монумент. Халтурин, Герцен, Конев — советская эпоха. Васнецовы, Александр Грин — переходные 1990-е (ещё по инерции). Трифон, никогда не существовавшие Пётр и Феврония, кикиморы и собачки с чемоданами — новоделы последних 20 лет. Свежие бюсты Савиных и Вештомова тут просто исключение, только подчёркивающее основную тенденцию, монументализацию господствующей идеологии.
Оставим в стороне и вопрос: нет ли обратной связи между количеством памятников и народной, коллективной памятью? Не оказывается ли так, что больше памятников — меньше памяти? В конце концов, в напоминаниях нуждается только человек с неважной памятью.
И потому, глядя на любые памятники, я вспоминаю Гёте: великому поэту как-то принесли для рецензии эскиз ограды для могилы другого немецкого классика, Виланда. Гёте идея не понравилась:
«Поскольку я живу в тысячелетиях, — сказал он, — то мне всегда странны эти разговоры о статуях и монументах. Стоит мне подумать о памятнике какому-нибудь выдающемуся человеку, и я мысленным взором вижу, как его разносят на куски солдаты грядущих войн. А железные прутики вокруг Виландовой могилы уже сейчас представляются мне подковами, взблескивающими на лошадях будущей кавалерии, и тут я не могу не добавить, что своими глазами видел нечто похожее во Франкфурте. Ко всему ещё могила Виланда расположена слишком близко к Ильму. Река, с её быстрыми извивами, через какую-нибудь сотню лет размоет берег и настигнет кладбище».
И добавить тут нечего.
#идеология #Гёте #Киров #Вятка
В моём родном городе много памятников. Причём, город вовсе не мегаполис: Киров — областной центр Поволжья, чуть более 500 тысяч населения.
Кроме обязательного Ильича на главной площади, двух памятников Кирову (дающих основание кировчанам шутить про существование в городе двух полюсов: на Северном, у завода им. Лепсе, Сергей Миронович стоит ещё в шинели, а на Южном, у местного ЦУМа, он уже в одном френче) — так вот, кроме этих монументов
памятник народовольцу Степану Халтурину (слава Богу, в реестр террористов его
памятник маршалу Коневу,
памятник Шаляпину (никогда не бывавшему в городе) у Драмтеатра (в сотне метров от гранитного Ильича, кстати. Что думают урбанисты о концентрации монументов на одной площади? Остров Пасхи не напоминает?),
памятник легендарному Трифону Вятскому,
в одном сквере с которым стоит памятник Покровской церкви (вот так, да: скульптура в память об архитектуре),
памятник мифическим Петру и Февронии в Александровском парке,
памятник немифическим братьям Васнецовым у Художественного музея их имени,
бюст А.И. Герцена у библиотеки его имени,
бюст А.С. Грина на набережной его же имени,
бюст космонавта В.П. Савиных,
наискосок и через дорогу от него — бюст Александра Вештомова, «первого вятского краеведа»,
семь (!) статуэток кикиморы вятской (безусловно, отголосок языческих культов и цветущего в умах сограждан обскурантизма. И не спрашивайте про аллюзии на фильм «Семь» Дэвида Финчера!)
памятник Вятской печати (не прессе, а именно канцелярской, чиновничьей печати!)
памятник Ассоль в бывшем парке у Диорамы,
памятник Ожидающему с чемоданом у ЖД-вокзала,
памятник собачьей верности у ЦУМа.
И новинка! — открытый месяц назад, в сентябре 2024 года, памятник Александру Невскому, в народе быстро получивший альтернативное имя: «Садко-футболист».
Есть ещё памятники: «Семье» у ТЮЗа, «нулевому» (хорошо, не 101-му) километру, памятники в виде настоящего танка и самолёта (хотели ещё и вертолёт в парке у Дворца Пионеров установить, но пока нет). «И так далее, и тому подобное».
Причём, некоторые монументы оказываются очень не монументальными — они не только не переживают людей, их воздвигших, они нескольких лет не переживают! — где, например, памятник Аисту у ЗАГСа? Возможно, перекочевал на чью-то дачу...
Оставим в стороне определённую историческую логику этого монументального хаоса: даже не зная хронологии, несложно определить, в какую эпоху воздвигнут каждый монумент. Халтурин, Герцен, Конев — советская эпоха. Васнецовы, Александр Грин — переходные 1990-е (ещё по инерции). Трифон, никогда не существовавшие Пётр и Феврония, кикиморы и собачки с чемоданами — новоделы последних 20 лет. Свежие бюсты Савиных и Вештомова тут просто исключение, только подчёркивающее основную тенденцию, монументализацию господствующей идеологии.
Оставим в стороне и вопрос: нет ли обратной связи между количеством памятников и народной, коллективной памятью? Не оказывается ли так, что больше памятников — меньше памяти? В конце концов, в напоминаниях нуждается только человек с неважной памятью.
И потому, глядя на любые памятники, я вспоминаю Гёте: великому поэту как-то принесли для рецензии эскиз ограды для могилы другого немецкого классика, Виланда. Гёте идея не понравилась:
«Поскольку я живу в тысячелетиях, — сказал он, — то мне всегда странны эти разговоры о статуях и монументах. Стоит мне подумать о памятнике какому-нибудь выдающемуся человеку, и я мысленным взором вижу, как его разносят на куски солдаты грядущих войн. А железные прутики вокруг Виландовой могилы уже сейчас представляются мне подковами, взблескивающими на лошадях будущей кавалерии, и тут я не могу не добавить, что своими глазами видел нечто похожее во Франкфурте. Ко всему ещё могила Виланда расположена слишком близко к Ильму. Река, с её быстрыми извивами, через какую-нибудь сотню лет размоет берег и настигнет кладбище».
И добавить тут нечего.
#идеология #Гёте #Киров #Вятка