Сегодня в эфире непостоянная рубрика «Книжные Петербурга».

Эпизод первый. «Шутки Жижека».

Вообще, так можно было бы назвать каждую книгу Жижека. Если (и когда) издадут его ПСС (у каждого коммуниста-теоретика должно быть ПСС! Для вождя и властителя левацких дум это такой же неотъемлемый атрибут, как протяжённость и мышление — для спинозовской Субстанции), так вот: если (и когда) издадут жижековское ПСС, его так и стоит назвать: «Шутки Жижека».

#Жижек

Да что там ПСС! В гипотетическом будущем учебнике по истории марксизма (включающем, конечно, и XXI век) наше с вами настоящее будет с полным правом названо «периодом шуток Жижека».

А вообще, конечно, симптоматично, что у самого (не единственного ли?) популярного «левого» писателя современности выходят из печати «шутки».

Что это? Смех сквозь слёзы? Чёрный юмор в стиле «я спешу посмеяться над всем, иначе мне пришлось бы заплакать»?(Петросян взял эти слова Бомарше в качестве эпиграфа к своей «Смехопанораме» и тем опошлил до невозможности. Ну, а наш любимый Жижек не то же ли делает с марксизмом?)

Или это — постмодернистские забавы? Вырождение марксизма в шутовство и клоунаду? А может быть, напротив, это тактический ход словенского марксиста: этакий литературный «энтризм», хитрое вхождение в сознание обывателя под безобидным предлогом и благостным видом (ну, «шутки» же!) — с развертыванием в дальнейшем радикальной агитации?

Всё рядом, но всё не в точку.

Лучше всего «шутки» Жижека как форму современной левой идеологии позволяет понять «Эстетика» Гегеля. Точнее: те её страницы, где Гегель воюет с романтиками по поводу иронии.

Ирония романтиков — это философский субъективизм Фихте, квази-религия Я, нашедшая себе литературного рассказчика, своего выразителя в художественной форме. И потому ирония убийственна для всего живого: это радикальная попытка Я согнуть реальность, принудить её к капитуляции перед волей Субъекта, такое художественное якобинство. А что делал Робеспьер с неугодными, с теми, кто уже своим существованием противоречил его взглядам на мир? «La mort!» — таков был вердикт, и свежая голова, тараща глаза и ещё двигая губами, летела в корзину палача.

Так и ирония романтиков: это, по сути, гильотина в искусстве, художественное принуждение Субстанции к принятию воли творческого Субъекта. И не случайно романтики становились всё более ироничными по мере спада революции.

Ирония — это революция в изгнании, это сублимация и попытка компенсации за то, что в нехудожественном мире революция проиграла, а реакция победила.

Так и наш дорогой словенский товарищ. Его «шутки» — такое же проявление не только подавленной революции, но и самих надежд на изменение status quo. Суггестия и сублимация — как видим, Жижек мог бы обратить свой любимый фрейдо-марксистский психоанализ на самого себя. «Врачу, исцелися сам!»

Вот только проблему не решить ни мозгокопательством, ни ироничными шуточками. Тут лучше поможет старина Маркс: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его».

А это уже дело серьёзное.

#Гегель #ирония #романтики #Маркс #Жижек

Антон Сюткин, мой заочный товарищ по поискам Абсолюта, отреагировал на мой пост про Жижека. Критика, тем более умная и доброжелательная, нацеленная на совместный поиск истины — всегда благо. Но и ясность внести тоже надо. Тем более в товарищеской дискуссии.

Поэтому: лец ми спик ин май дефенс.

Первое: я и сам не считаю Жижека романтиком. Во-первых, романтизм как таковой, мёртв давно: его убила своей неудачей европейская революция 1848 года. Кадавр романтизма, правда, продолжил существование: но если в живую и юную пору романтики воодушевлялись революционным якобинством и фихтеанским энтузиазмом Я, осознавшего себя властелином Вселенной, то после 1848 года романтизм, ставший corpus sine spiritus, был наэлектризован уже мрачной готикой, наци-духом и тевтономанией. В литературном измерении это была смена йенских романтиков на гейдельбергских.

Поэтому, конечно же, Жижек — не романтик. Но, во-вторых, у романтиков и Жижека есть общее. И это общее есть ирония. Сама же ирония — художественный метод субъективного идеализма а-ля Фихте.

Откуда этот субъективизм у Жижека? Как реакция на утрату субстанциального начала в марксизме. Сами дискуссии о том, кого и что считать «рабочим классом» — дискуссии, развернувшиеся среди левых в XXI веке (и не приведшие ни к чему), уже говорят о том, что объективная сущность, субстанциальная категория марксизмом была утеряна.

Но если Субстанция была утрачена, то Субъект (мыслящий человек-марксист) никуда не делся. Что ему было делать в условиях утраченного Абсолюта? Окуклиться в своём субъективном полюсе до лучших времён. (В этом смысле сегодня мы все субъективисты). Вот Жижеку, пережившему не только крах коммунизма, но и смерть Югославии, и торжество национализма, осталась только ирония над этим глупым миром, решившим снова наступить на старые грабли и расшибить себе лоб.

Итак: общность метода иронии не делает Жижека романтиком. И да, «Эстетика» Гегеля, исчерпывающе критикующая иронию — даёт верное понимание не только романтиков, но и не-романтика Жижека.

В-третьих: критика близких по духу мыслителей — это зачастую и самокритика. (По сути, та же ирония, кинжал которой колет и жертву, и нападающего. Ирония — поскольку штука сугубо субъективная — всегда есть и самоирония). Поэтому: нет, история и мысль после Гегеля не закончились (это слишком очевидно, чтоб утверждать обратное, тем более ставить этот тезис в качестве аргумента). Но! (Как известно, суть любой фразы всегда начинается после «но»).

Поэтому — но: философия Гегелем завершена (не значит закончена, тут надо диалектически различать. Distinguo! Distinguo!)

Думаете, Карл Маркс дурак был, когда призвал изменить мир, а не объяснять (с шуточками или совершенно серьёзно) его в миллион первый раз? Нет, напротив: он очень хорошо понял Гегеля.

Другой вопрос: как же изменить этот мир?

Для начала, надо вернуть себе верное понимание этого мира, то есть — Субстанции.

А там, глядишь, и к тождеству Субстанции и Субъекта, чем Жижек не шутит, придём.

#Гегель #Маркс #Жижек #романтизм

https://yangx.top/absolutestudies/311

Входящий от диктатора.

Маг и волшебник Славой Жижек навитийствовал очередной текст. На этот раз о том, что это такое — телефонный звонок от Сталина.

«Хороший ли Вы друг, Пастернак?» — спросил вождь у поэта.

И здесь — развилка.

«Ловушка!» — панически воскликнет любой человек (вероятно, воскликнул про себя и Пастернак, ибо промямлил что-то невразумительное). «Это вопрос обычного живого человека!» — укоряет нас всех Жижек. Сталин просто-непросто интересовался мнением Пастернака о Мандельштаме, впавшем в опалу. «Великий ли поэт Мандельштам?» Вот когда Пастернак начал отвечать аккуратно-обтекаемо, Сталин и прервал его своим вопросом про дружбу.

Приговор Мандельштаму к тому времени уже был смягчен «всего лишь» на ссылку. Лично самим вождём смягчён — особо напирает Жижек. И разговор этот Сталин вёл не как Большой Брат, а как нормальный человек, вовсе не чуждый понятий о дружбе и чести. Homo sum humani nihil a me alienum puto!

Гуманизация Сталина — вот единственная мысль статьи Жижека.

Перед нами трюизм, наряженный в шелка красивых фраз и кружева софистических оборотов.

Сталин — человек. Вот это открытие!

Сталин — личность. Кто бы мог подумать!

Жижек хитро подмигивает: думая о Сталине, не забывайте, что он тоже был живым человеком!

Проблема с Жижеком даже не в его трюизме, претендующем на глубокомыслие. Проблема в том, что Сталин — историческая личность. Тут сам масштаб личного характера и индивидуальных поступков намертво (во всех смыслах) вцементирован в историческую тотальность, субъективное — в объективное, личная история — в Большую мировую историю. И разделить их — без разрушения — уже невозможно.

Как сталинизм поглотил миллионы человеческих судеб — так история поглотила Сталина.

Поэтому не имеет значения каким был Сталин человеком изолированно от его исторической роли. Достаточно того, что отдельно от этой своей роли он не существовал.

70 лет достаточно для осознания, следовательно, для чёткого исторического понимания событий и роли личности в них. Потому сложившийся образ Вождя народов есть его истинный образ. И не надо сводить большое к мелкому.

Впрочем, интерес Жижека понятен: своей статьёй он делает попытку отклонить вечный аргумент противников коммунизма — аргумент убийственный, имя которому — Сталин. Поэтому, конечно, словенский мудрец не адвокат Сталина, он адвокат коммунизма.

Но и другой, субъективный момент: как автору, поженившему коммунизм с колумнизмом, Жижеку надо регулярно писать колонки в еженедельники. Сами себя они не напишут. Отсюда вся эта глубокая философия на мелком месте.

#Жижек #Сталин #коммунизм

Капитан Очевидность против 11-го тезиса.

Не я один озадачен вопросом, в чём же заключается «дело» философии. Вот и Жижек делает вид, что рецензирует книжку албанской марксистки, чтобы вернуться к тому самому вопросу.

«Здесь мы имеем ироническое опровержение 11-го тезиса Маркса о Фейербахе, в котором, как известно, говорится: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». Контраргумент состоит в том, что нельзя изменить мир к лучшему, не поняв его. Именно в этом и заключалась ошибка великих инициаторов как коммунистического, так и либерального проектов».

Спасибо, Кэп!

Говорить банальности с умным видом — это надо уметь. Ну правда.

Маркс не нуждается в адвокатах и защитниках, но лец ми эксплэйн ю, вот ит минс.

Во-первых, доктор философии Маркс прекрасно понимал необходимость сугубо философского, теоретического понимания мира. Жижек, что, не знает, сколько лет жизни Маркс провёл в библиотеке Британского музея для подготовки своего «Капитала»?

Во-вторых, а как можно познавать мир — не изменяя его? Даже животное — этот чистый и классический эмпирик — в своём роде познаёт мир, нападая на мир, поглощая, пожирая его. Изменяя его. То же и человек — но на несравненно высокой ступени разумного мышления. Нет никакого чистого теоретического познания. Это всегда и практическое познание — познание мира, изменяющее мир.

Отсюда, в-третьих, и смысл 11-го тезиса Маркса: он обрушился против фетишизма науки (по сути, и против Жижека, странно гипостазирующего познание, отделяющего его от практики), против квази-кантианской позиции. Маркс всегда оставался вполне гегельянцем — а Гегель с иронической улыбкой отверг кантианство простым примером: познать познание до познания — всё равно что учиться плавать, не залезая в воду.

Фетишизм товарно-денежных отношений, буржуазное разделение труда, проникшее в университетские аудитории, трансформировалось в фетишизм науки и заскорузлый специализм. Вот против этого «научного» проявления товарно-денежного фетишизма — инфицировавшего и Фейербаха, несмотря на всю его книжную ррреволюционность — и восставал Маркс.

11-й тезис о Фейербахе — как бы парадоксально это ни звучало, по сути своей консервативен. Он зовёт вернуться к нормальному, умному пониманию «теории и практики». Другой вопрос, что в перевёрнутом мире, где вещи заняли место людей, а люди — вещей, призыв к разуму уже оказывается революционным.

Поэтому Жижек или говорит ерунду, призывая всех превратиться в книжных червей — или просто дурно выражается, призывая изучать накопленное интеллектуальное наследие (в том числе и революционное), чтобы учесть его ошибки. Но если верно второе предположение (в чём я вовсе не уверен), то опять же ерунда получается: это теоретическое наследие имеет смысл только как практика. Более того, если мы что-то и знаем об окружающем мире — то только благодаря социальной практике Робеспьера, Маркса и Ленина — и их оппонентов, конечно же.

И процесс познания продолжается.

#Жижек #Маркс #Гегель #Ленин

Надо не переставать говорить банальные вещи — в мире торжествующей лжи и 2 x 2 = 4 может звучать революционно.

Вот и мощный старик Жижек говорит вещи, очевидные каждому неглупому человеку. Но говорить эти трюизмы надо. Просто зафиксировать для будущего, что и в наши тёмные дни слово правды звучало.

#Жижек

Это не какой-то хитрый парадокс или вывих изощрённого мышления.

Просто вдумаемся: в условиях абсолютной и объективной разумности безумие невозможно, в условиях совершенной свободы невозможен диктат одного индивида. Потому общество разума будет назначать своих властителей через общественные лотереи.

Мечта? Нет ничего более реального, чем мечта — ибо она уже за пределами реальности, на глазах становящейся нереальной — ибо мечта уже видит завтрашний плод, зреющий в сегодняшнем чреве.

Вот вам и имманентная поэзия гегелевской «Философии права».

#Жижек #Гегель #Маркс

И на основании чего? На основании ложного обвинения, написанного в каком-то колумнистском (не путать с коммунистским!) угаре.

И если нужно выбирать между живым миром поэзии и сухим, бесцветным миром жижековских судей-мыслителей, я бы остался с миром поэзии. Просто потому, что последняя всё равно прорастёт в высшее, понятийное мышление, дорастёт до него. А вот сухое, формально логичное мышление а-ля Жижек есть лишь мертвящая рассудочность; это мышление, потерявшее свою неотъемлемую часть; это мышление человека с лоботомией.

Благо, выбирать не надо. Настоящая логика и настоящая поэзия по-настоящему никогда не разделены, это всего лишь по-разному сверкающие грани бриллианта единой истины.

#Жижек #Лукач #поэзия #логика

Диктатура пролетариата и поэзия.

И вновь о Henker’ах и Denker’ах.

Как видим, в «Допросе хорошего человека» Брехт дал нам потрясающий воображение синтез: герой, от лица которого ведётся обвинительный монолог, одновременно является и Dichter’ом (альтер-эго поэта), и Denker’ом (мыслителем, ибо логический посыл очевиден), и Richter’ом (судьёй) и Henker’ом (вешателем — правда, в стихотворении конкретно начальником расстрельной команды).

Как видим, никакой китайской (или берлинской, или какой угодно другой) стены между этими ипостасями нет. И вопрос лишь в том, кто судья, на основании чего — объективной истины или лжи — он судит? Или говоря словами Герцена, этого великого нашего поэта-философа-диалектика-революционера: «Истинна ли истина?»

Вот и ответ на вопрос: «Хороший, но для кого?»

И, более того, поэт-коммунист Брехт понимал Маркса намного лучше чем философ-коммунист Жижек.

Ибо эта формально-рассудочная противоположность четырёх ипостасей давным-давно преодолена была Марксом — в теории диктатуры пролетариата.

Ещё в «18 брюмера», этом гениальном и нестареющем политическом памфлете на всю буржуазную цивилизацию, он едко-язвительно, убийственно раскритиковал формально-рассудочную теорию разделения власти на три ветви: законодательную, судебную и исполнительную, которые, якобы, должны быть независимы друг от друга.

Маркс неопровержим.

Во-первых, такая независимость невозможна фактически. Нет ни одного исторического примера реальности этого деления и независимости «ветвей».

Во-вторых, эта конструкция ущербна теоретически, как замысел. Ибо: как мысль вообще (законодательная власть) может быть отделена от мысли-суждения (судебная власть) и обе они — от мысли, ставшей практикой, реализацией мысли, истинной мыслью (исполнительная власть)? Это абстракция-химера, которую способен родить сухой мозг доктринёра, но абстракция нежизнеспособная и тем более несносная, что весь пафос левого гегельянства был напитан идеей соединить теорию и практику. «18 брюмера» — хорошая иллюстрация, что Маркс, даже спустя годы после распада левогегельянской школы, оставался верен её философской истине.

Отсюда — его теория диктатуры пролетариата, как синтетического и конкретного тождества всех трёх, искусственно и абстрактно разделённых «ветвей власти». Поэт, мыслитель, судья и палач оказываются-таки неразлучны.

Но властей же три, а фигуры — четыре? Поэт в этой компании явно лишний! — Вовсе нет. Ибо это синтетическое тождество, эта собранная компания из четырёх фигур — во имя истины. Истина же в практическом мире есть справедливость. Но высшая справедливость бренного мира есть поэтическая справедливость. Справедливость вообще есть архипоэтическая, суперпоэтическая штука. Поэтому нет, тут без поэта не обойтись. Ради высшей поэзии — поэзии истины — всё и задумывалось.

#Маркс #Брехт #Жижек #диктатура_пролетариата

Против «синемарксизма».

То есть, против Цветкова, Жижека и прочих, строящих свои «теории» с оглядкой на кино, везде проводящих киноаналогии, подменяющих анализ конкретной действительности анализом киноспектаклей:

Свет в зале давно уже включили, зрители доели попкорн и уже разошлись по домам, и только «синемарксисты» заворожённо глядят на пустой экран, созерцая на нём свои солипсистские грёзы.

Да и вообще, неплохо бы помнить очевидные вещи:

Марксистский кружок — не кружок кинолюбов, политическая партия — не союз кинематографистов, история — не кинотеатр, коммунистическое преобразование мира — не кинофильм.

#Цветков #Жижек #марксизм

Смысл бессмыслицы. Хайдеггер, Дугин и Жижек, их PR-менеджер.

Жижек написал новую колонку.

Бессмысленную? Нет, не бессмысленную. Но как всегда: затуманивающую, отвлекающую от реальных проблем, сбивающую с толку. И да, в этом есть свой, извращённый, смысл. (Хотим мы того, или нет, но смысл есть во всём, даже в бессмыслице.)

Начинает словенский мудрец (сиречь: софист), как всегда, с заманивающей рекламной вывески: «а вот я вам сейчас покажу, как философия Хайдеггера связана с нацизмом, а Дугин с Хайдеггером!»

Заманивает, да не показывает.

Жижек — фокусник-зазывала (настоящий современный колумнист!): он заманивает наивного читателя в своё квази-философское шапито обещанием показать слона, а там злые карлики непотребные частушки поют.

А если серьёзно: Жижек всерьёз уверяет, что Дугин отличается от Хайдеггера тем, что у Гельевича, видите ли, Dasein — множественный! Ну, у русских свой Dasein, у американцев — очевидно, другой, у немцев — третий.

Жижек всерьёз считает это новаторством Дугина. Из чего вывод: Жижек либо элементарно не в курсе философии XX века, либо делает вид, что не в курсе. Ибо: сложно не узнать в «национальных» формах Dasein, позаимствованную Дугиным уже не у Хайдеггера, а у Шпенглера теорию «культурных циклов». Получается смешение Шпенглера и Хайдеггера — смешение неслучайное: и тот и другой — иррационалисты, принадлежавшие к господствующей в XX веке иррационалистической «философии жизни». И таких заимствований у Дугина — бесчисленное множество, что неудивительно: его философия — это эклектическая окрошка, винегрет из теорий, принадлежащих к «философии жизни». И Шпенглер, и Хайдеггер, и Ясперс к ней принадлежали, и Сартр из неё вышел (да и столь обожаемый Жижеком Лакан оттуда же родом). Потому и сам словенский софист — философский внучатый племянник того же Хайдеггера, потому и призывает внимательно рассматривать его «философию».

Но вся философия Хайдеггера — его «Бытие и время» — есть самосознание фрустрированного буржуазного интеллигента последних лет Веймарской республики. Сознание, уже замученное вечным Angst, уже готовое заорать: «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца!»

(Не потому ли Хайдеггер так любим постсоветской интеллигенцией? — вопрос риторический.)

Вернёмся к Жижеку: как Дугин у него — супер-современный философ, так Хайдеггер — философ par exellence. Таким образом, философия становится ответственной за всё безумие, творящееся в мире.

И вот здесь весь объективный яд жижековской писанины. Он сам не понимает (или опять делает вид, что не понимает): иррационалистическая философия Хайдеггера и Ко — господствующая школа в философии буржуазной, это отражённое сознание буржуа, понимающего, что позитивное развитие и исход для его родного буржуазного общества невозможно, но боящегося сделать из этого логические, разумные выводы, и потому — отрицающего сам разум, саму логику. То есть, и философию как таковую: ибо философия есть форма разумного познания.

Поэтому наш словенский софист фальсифицирует историю философии: Хайдеггер и его российский бородатый последователь — не высшие философы, а антифилософы.

И, конечно, современная философия в ответе за то, что происходит (невинных мыслей вообще не бывает, тем более философских мыслей): но в ответе опосредствованно — в ответе именно потому, что сама она стала антифилософией, иррационализмом.

В ответе и сам словенский софист Жижек, ловко дурящий левых и левеньких интеллигентов. Ибо что он делает? Он фальсифицирует Гегеля так же, как фальсифицировал до этого Хайдеггера: сам Гегель у Жижека становится иррационалистом-хайдеггерианцем. Никакой исторической (следовательно: логической — это одно и то же) необходимости нет! — восклицает Жижек в конце своей колонки. То есть: никакой необходимости в крушении капитализма нет, но вы держитесь дерзайте, камерады.

Сложно представить себе что-то более разоружающее не только для левого интеллигента, но для мыслящего человека вообще.

Впрочем, это не баг Жижека, а его фича: заниматься косвенной апологетикой status quo под видом его «философской» критики.

#Жижек #Дугин #Хайдеггер

Субъективное отчаяние или объективная необходимость?

Вдогонку Жижеку. В своей последней колонке он — под видом диалектического фокус-покуса — выдвигает идейку: отчаяние современного человека должно побудить его к коренным изменениям status quo.

Но это глупость — и, хуже того, измена делу, которое сам Жижек номинально защищает.

И вот почему:

Во-первых: дрянной, формальный, на словах парадокс — это не диалектика. Это псевдо-диалектика, фальшь, подделка под диалектику. Заметим, это общая тенденция для иррационалистов (начиная с позднего Шеллинга и Кьеркегора): выдвигать свою «версию» диалектики (псевдо-диалектики, конечно). Причина проста: вся эта пёстрая компания (от Кьеркегора и Хайдеггера — до Дугина, Жижека и итальянских операистов типа Негри и Берарди) отрицает объективную, противоречивую — и потому диалектичную! — разумность действительности. Но «то, что есть» как-то приходится объяснять даже иррационалистам — и раз объективные противоречия для них неприемлемы, то остаётся только конструировать псевдо-диалектику квази-религиозного «тёмного Абсолюта» (Шеллинг), субъективистской веры (Кьеркегор), субъективистского повседневного сознания (любая современная «феноменология» от Хайдеггера и Мерло-Понти — далее без остановок), субъективистских анекдотов-парадоксов (Жижек).

Во-вторых: Жижек уничтожает объективную необходимость изменения общества, редуцирует её к субъективному чувству, хуже того — к отчаянию. Из субъективной фрустрации он хочет вывести объективную активность! (Псевдодиалектика во всей красе.) Но что рождает, к чему приводит отчаяние? Только к иррациональному разрушению. Типичный пример — тот же Хайдеггер, столь почитаемый Жижеком. Причина популярности Хайдеггера сейчас — он воплощает отчаяние буржуазного (а других почти нет) интеллигента, находящегося лицом к лицу с вопиющими социальными противоречиями — на минутку: противоречиями его, интеллигента, собственного бытия! — и нежелающего искать пути коренного и разумного разрешения этих противоречий. Потому и предпочитающего кинуться в бездну Ничто, разрушения разума. У Хайдеггера это падение привело к получению партбилета НСДАП, у Жижека — к психоаналитическим экзерсисам и вымученным анекдотам в журнальных колонках.

Философская логика такой апологии отчаяния подтверждается историческими примерами. История последнего столетия показывает: отчаяние масс, утрата ими перспективы лучшего будущего может вести их только фашизму, к разрушению разума, к гибели культуры, к поражению самой человечности.

Все прогрессивные изменения общества никогда не питались отчаянием. Все прогрессивные массовые движения, изменявшие status quo к лучшему, основывались на осознании объективной необходимости перемен, и сознавали себя действующим началом этих перемен. «Круглоголовые» Кромвеля, якобинцы 1793 года, американские аболиционисты, российские большевики — все они не от отчаяния оказались на высоте истории, а потому что заранее осознавали свою высочайшую, оптимистическую роль в судьбе человечества. Светлая надежда двигала ими, иногда вера (как знание абстрактное), а чаще — конкретное понимание объективной логики истории и себя в ней. (Здесь мы не касаемся большого вопроса о конкретных формах этого сознания, и том, что хитрость исторического разума всегда приводит к тому, что объективные результаты отличаются от субъективных целеполаганий; достаточно того, что приведённые нами примеры доказывают: менять историю к лучшему нельзя от субъективного отчаяния, но только с сознанием объективной необходимости перемен).

Итак: исторические свершения предполагают осознание объективной исторической необходимости свершаемого. Об этом прекрасно писал ещё старик Плеханов в своих популяризаторских работах (о которых современные «марксисты» и не слыхивали, наверное).

Поэтому: когда Жижек призывает опереться на субъективное отчаяние, он объективно разоружает не только левую, социалистическую интеллигенцию — но всех, кто мыслит. Ибо упование на отчаяние есть опора на пустоту, на Ничто. Но оперевшись на пустоту, в пустоту и падаешь.

#Жижек #Хайдеггер