Поэтому прав был (что вообще редкость для любого музыкального критика!) Соловьёв-Спасский: хорошей музыке хорошие тексты не нужны. Вся рок-музыка (горячо мной любимая) построена или на архиабстрактных, квази-сюрреалистичных текстах (Emerson, Lake & Palmer, или Pink Floyd как классический пример), либо на текстах просто плохих (которые без музыки, в голой поэтической форме — просто чушь: бессмертная «Smoke On The Water» как типичный пример. Впрочем, каждый сам может вспомнить тьму таких прекрасных песен с безобразными текстами).
Отсюда же — блеск и нищета «русского рока». Весь построенный на текстах (о, поэтическая традиция России!), наполненный гражданским пафосом, по сути, сублимация политической деятельности в условиях невозможности оной, русский рок — это, конечно, не музыка. Бардовская песнь, политический гимн, высказывание на общественно-важную тему, вопль поэта, печалящегося за судьбы Родины — но не музыка. Соответственно, и не рок (поскольку рок — это музыка, уж простите за трюизм). Потому «русский рок» — невозможный оксюморон. Точнее: неправильное имя для правильного явления. Впрочем, вполне типичная для России ситуация.
А вообще, как сказал (почти по-гегелевски) Фрэнк Заппа, «размышлять о музыке — всё равно что плясать об архитектуре». Музыку надо слушать без рассудочного рефлексирования, нужно лишь довериться её (звуковым) волнам, чтобы безмятежно и блаженно плыть в царство Прекрасного. Коварные сирены, отвергнутые Одиссеем, давно уже умерли, поэтому бояться нечего.
#музыка #эстетика #русскийроцк
Отсюда же — блеск и нищета «русского рока». Весь построенный на текстах (о, поэтическая традиция России!), наполненный гражданским пафосом, по сути, сублимация политической деятельности в условиях невозможности оной, русский рок — это, конечно, не музыка. Бардовская песнь, политический гимн, высказывание на общественно-важную тему, вопль поэта, печалящегося за судьбы Родины — но не музыка. Соответственно, и не рок (поскольку рок — это музыка, уж простите за трюизм). Потому «русский рок» — невозможный оксюморон. Точнее: неправильное имя для правильного явления. Впрочем, вполне типичная для России ситуация.
А вообще, как сказал (почти по-гегелевски) Фрэнк Заппа, «размышлять о музыке — всё равно что плясать об архитектуре». Музыку надо слушать без рассудочного рефлексирования, нужно лишь довериться её (звуковым) волнам, чтобы безмятежно и блаженно плыть в царство Прекрасного. Коварные сирены, отвергнутые Одиссеем, давно уже умерли, поэтому бояться нечего.
#музыка #эстетика #русскийроцк
«Сегодня ты играешь джаз…»
Известный левацкий журнал«Под знаменем марксизма» «New Left Review» опубликовал, Центр политического анализа перевёл, а Philosophy Today прорекламировали статью английского мужчины и архитектора о новом битловском сингле.
Контекст: «Now and Then», собранная Маккартни из черновых плёнок Леннона, стала, конечно, музыкальным событием 2023 года. И вот левый архитектор из «недружественной страны» решил высказать своё очень важное мнение о песне, прилетевшей к нам из далёких 1970-х.
И чёрт бы с ним, с этим ноунеймом-англичанином, но просто уж очень наглядный пример невозможности музыкальной критики получился.
По пунктам:
Во-первых, музыка — абстрактнейшее искусство. Потому, кстати, и появившееся исторически первым. Одно и то же произведение может пробуждать не только у разных людей, но даже у одного человека самые разные чувства. Но отсюда и глубина музыки — в неразделённом и смутном эстетическом Абсолюте музыки человеческая душа может найти всё, что пожелает.
Поэтому для разумного человека невозможно спорить о музыке. De gustibus non disputandum — о вкусах не спорят, но тут речь не о «вкусе», тут дело в принципиальной субъективности музыкального чувства, которое у каждого человека (поскольку он человек) своё собственное.
Отсюда, во-вторых, невозможность музыкальной критики. Если признать очевидную и неизбежную субъективность музыкального чувства, любая критика музыки неизбежно превращается в грубое насилие над человеческим существом, ибо отрицает значимость самого его чувства, самого Я.
Да и судьи-то кто? Такие же субъекты, как ты сам, только возомнившие, что их чувство музыки лучше и вернее твоего. Интеллектуальная тирания — худший вид тирании, и тем более невыносимая, что свои притязания она обосновывает сугубо субъективными причинами.
В-третьих, эта тирания неизбежно рецидивирует именно у «левых». Вся их музыкальная критика — вариации на тему: «Сегодня ты играешь джаз, а завтра родину продашь». Как в том дурном анекдоте: что ни собирай из украденных на советском заводе запчастей, всё равно получится автомат Калашникова. Вот у левых, какими бы антиавторитарными они ни были, всегда получается такая околомузыкальная «ждановшина» — при чём, артикулируют это мракобесие обычно люди вполне просвещённые. Тут причина в логическом изъяне самих левых: они всегда политизируют эстетику (в то время как правые эстетизируют политику). Разница небольшая: на выходе получается эстетический концлагерь. Пусть хотя бы на страницах уважаемого и очень прогрессивного интеллектуального журнала.
Резюме: для музыкальных критиков в Аду отведён отдельный и вечно кипящий котёл, а после революции — отдельная и очень эстетическая стенка.
А «Now and Then» послушайте сами, если ещё не слышали. Песня того стоит. У Леннона даже черновики гениальные получались.
#Леннон #Макартни #Beatles #музыка #антирецензия
Известный левацкий журнал
Контекст: «Now and Then», собранная Маккартни из черновых плёнок Леннона, стала, конечно, музыкальным событием 2023 года. И вот левый архитектор из «недружественной страны» решил высказать своё очень важное мнение о песне, прилетевшей к нам из далёких 1970-х.
И чёрт бы с ним, с этим ноунеймом-англичанином, но просто уж очень наглядный пример невозможности музыкальной критики получился.
По пунктам:
Во-первых, музыка — абстрактнейшее искусство. Потому, кстати, и появившееся исторически первым. Одно и то же произведение может пробуждать не только у разных людей, но даже у одного человека самые разные чувства. Но отсюда и глубина музыки — в неразделённом и смутном эстетическом Абсолюте музыки человеческая душа может найти всё, что пожелает.
Поэтому для разумного человека невозможно спорить о музыке. De gustibus non disputandum — о вкусах не спорят, но тут речь не о «вкусе», тут дело в принципиальной субъективности музыкального чувства, которое у каждого человека (поскольку он человек) своё собственное.
Отсюда, во-вторых, невозможность музыкальной критики. Если признать очевидную и неизбежную субъективность музыкального чувства, любая критика музыки неизбежно превращается в грубое насилие над человеческим существом, ибо отрицает значимость самого его чувства, самого Я.
Да и судьи-то кто? Такие же субъекты, как ты сам, только возомнившие, что их чувство музыки лучше и вернее твоего. Интеллектуальная тирания — худший вид тирании, и тем более невыносимая, что свои притязания она обосновывает сугубо субъективными причинами.
В-третьих, эта тирания неизбежно рецидивирует именно у «левых». Вся их музыкальная критика — вариации на тему: «Сегодня ты играешь джаз, а завтра родину продашь». Как в том дурном анекдоте: что ни собирай из украденных на советском заводе запчастей, всё равно получится автомат Калашникова. Вот у левых, какими бы антиавторитарными они ни были, всегда получается такая околомузыкальная «ждановшина» — при чём, артикулируют это мракобесие обычно люди вполне просвещённые. Тут причина в логическом изъяне самих левых: они всегда политизируют эстетику (в то время как правые эстетизируют политику). Разница небольшая: на выходе получается эстетический концлагерь. Пусть хотя бы на страницах уважаемого и очень прогрессивного интеллектуального журнала.
Резюме: для музыкальных критиков в Аду отведён отдельный и вечно кипящий котёл, а после революции — отдельная и очень эстетическая стенка.
А «Now and Then» послушайте сами, если ещё не слышали. Песня того стоит. У Леннона даже черновики гениальные получались.
#Леннон #Макартни #Beatles #музыка #антирецензия
Slaves and masters.
Начнём с того, что в 1990 году группа Deep Purple (олды помнят, олды знают) выпустила альбом под названием «Slaves and masters» («Рабы и господа»). Интересное название, правда? На самом деле, там и речи про подавление и доминирование нет, просто добротный, в меру тяжёлый, в меру лиричный альбом некогда великой группы.
Но тогда откуда такое название?
Басист Deep Purple Роджер Гловер пояснил, что название они придумали, глядя на технический процесс создания альбома: студийная запись шла на два 24-дорожечных магнитофона, один из которых получил имя Master (господин, хозяин), а другой — конечно, же — Slave (раб).
И здесь опосредования начинают громоздиться по нарастающей.
Для начала: откуда это имя — Master? Дело в том, что к моменту записи альбома Пёрплами процесс создания аудиофонограмм в звукозаписывающей индустрии уже долгое время назывался «мастерингом» (mastering). Почему? Всё просто: с появлением пишущих граммофонов студийный диск, на который и писалась нетленка, получил название master disc. С него потом и шло размножение копий, производство в полном, капиталистически-индустриальном смысле. Очевидно, проводилась аналогия с хозяином фабрики — как его роль представляет буржуа: «сначала был хозяин» — и он, как демиург, дал начало уже производству на фабрике-заводе. Несложно заметить, что здесь нашлось место и для религиозных аллюзий, органично ужившихся с буржуазным мышлением: Master — это ещё и Владыка. The Master = Христос в англоязычной культуре.
С приходом в мир аудио (в конце 1940-х) магнитных лент процесс записи изменился: всё стали записывать уже на мастер-ленту (master tape).
Вот на неё и писался этот альбом Deep Purple. Но откуда там взялся Slave? Два варианта: либо это была резервная копия, двойник «мастера» (обычная практика в студиях звукозаписи — на случай повреждения или кражи мастер-ленты), либо группа хотела использовать дублирующую запись для дальнейшего наложения (эффект более мощного, усиленного звука). Впрочем, не суть.
А суть в том, что производственные отношения определённой формы общества (в простейшем виде сводящиеся к антагонизму «раб-господин») — эти, по Марксу, базисные отношения пронизывают всё общество, в том числе его самую нежную, эфирную, далёкую (казалось бы) от грешной земли и низменной практики надстроечную сферу — то, что Гегель назвал Абсолютным духом — и искусство в том числе.
И, конечно, это влияние происходит не вдруг, не случайно, не мистически — но совершенно логично, по необходимости и с множеством опосредований, с множеством связующих звеньев и нитей, из-за которых процесс не так-то просто увидеть и понять.
В итоге, это влияние незаметно, через эти опосредования, подчиняет себе сознание всего общества. Поэтому да, старый левогегельянец Маркс знал, что говорил: «Господствующей идеологией (читай: формой сознания) является идеология господствующего класса».
И вот фокус-покус: это господство мистифицировано, оно как раз и держится на такой мистификации. Поэтому критическое познание этих опосредований и разрушает неоспоримость этого господства, ставит его под сомнение.
…Так, а что же делать с альбомом Deep Purple? Неужели надо признать его «идеологически вредным»? — Глупости! Ибо, если прав Маркс, то Гегель (мысль которого развил Маркс) прав не меньше: всё же искусство причастно Абсолютному! Когда-нибудь общественные отношения изменятся, они не могут не измениться, всё меняется в мире под Луной. Люди перестанут мыслить в категориях господства и подчинения, но альбом «Slaves and masters» люди будут слушать и тогда. И будут получать эстетическое — абсолютное! — удовольствие.
#DeepPurple #идеология #музыка #Маркс #Гегель
Начнём с того, что в 1990 году группа Deep Purple (олды помнят, олды знают) выпустила альбом под названием «Slaves and masters» («Рабы и господа»). Интересное название, правда? На самом деле, там и речи про подавление и доминирование нет, просто добротный, в меру тяжёлый, в меру лиричный альбом некогда великой группы.
Но тогда откуда такое название?
Басист Deep Purple Роджер Гловер пояснил, что название они придумали, глядя на технический процесс создания альбома: студийная запись шла на два 24-дорожечных магнитофона, один из которых получил имя Master (господин, хозяин), а другой — конечно, же — Slave (раб).
И здесь опосредования начинают громоздиться по нарастающей.
Для начала: откуда это имя — Master? Дело в том, что к моменту записи альбома Пёрплами процесс создания аудиофонограмм в звукозаписывающей индустрии уже долгое время назывался «мастерингом» (mastering). Почему? Всё просто: с появлением пишущих граммофонов студийный диск, на который и писалась нетленка, получил название master disc. С него потом и шло размножение копий, производство в полном, капиталистически-индустриальном смысле. Очевидно, проводилась аналогия с хозяином фабрики — как его роль представляет буржуа: «сначала был хозяин» — и он, как демиург, дал начало уже производству на фабрике-заводе. Несложно заметить, что здесь нашлось место и для религиозных аллюзий, органично ужившихся с буржуазным мышлением: Master — это ещё и Владыка. The Master = Христос в англоязычной культуре.
С приходом в мир аудио (в конце 1940-х) магнитных лент процесс записи изменился: всё стали записывать уже на мастер-ленту (master tape).
Вот на неё и писался этот альбом Deep Purple. Но откуда там взялся Slave? Два варианта: либо это была резервная копия, двойник «мастера» (обычная практика в студиях звукозаписи — на случай повреждения или кражи мастер-ленты), либо группа хотела использовать дублирующую запись для дальнейшего наложения (эффект более мощного, усиленного звука). Впрочем, не суть.
А суть в том, что производственные отношения определённой формы общества (в простейшем виде сводящиеся к антагонизму «раб-господин») — эти, по Марксу, базисные отношения пронизывают всё общество, в том числе его самую нежную, эфирную, далёкую (казалось бы) от грешной земли и низменной практики надстроечную сферу — то, что Гегель назвал Абсолютным духом — и искусство в том числе.
И, конечно, это влияние происходит не вдруг, не случайно, не мистически — но совершенно логично, по необходимости и с множеством опосредований, с множеством связующих звеньев и нитей, из-за которых процесс не так-то просто увидеть и понять.
В итоге, это влияние незаметно, через эти опосредования, подчиняет себе сознание всего общества. Поэтому да, старый левогегельянец Маркс знал, что говорил: «Господствующей идеологией (читай: формой сознания) является идеология господствующего класса».
И вот фокус-покус: это господство мистифицировано, оно как раз и держится на такой мистификации. Поэтому критическое познание этих опосредований и разрушает неоспоримость этого господства, ставит его под сомнение.
…Так, а что же делать с альбомом Deep Purple? Неужели надо признать его «идеологически вредным»? — Глупости! Ибо, если прав Маркс, то Гегель (мысль которого развил Маркс) прав не меньше: всё же искусство причастно Абсолютному! Когда-нибудь общественные отношения изменятся, они не могут не измениться, всё меняется в мире под Луной. Люди перестанут мыслить в категориях господства и подчинения, но альбом «Slaves and masters» люди будут слушать и тогда. И будут получать эстетическое — абсолютное! — удовольствие.
#DeepPurple #идеология #музыка #Маркс #Гегель