Ответственность перед другими мотивирует нас сильнее, чем ответственность перед самим собой, что в общем то вполне ожидаемо, если мы располагаем себя в центральной точке зрения на мир.

Обещать себе не имеет смысла, ведь мир равен нашему "мы" и мы сами даём оценку своим действиям.

Другое дело если речь идёт о зависимости, страсти или привычке, потому, что против этого восстает совесть, оскорбленная добровольным подчинением, не соответствием моего состояния моим идеалам.

Нравственный человек, радуясь соответствию реального идеальному, насколько оно удалось, с другой стороны, обречен на вечное беспокойство и постоянную неудовлетворенность существующим порядком вещей, поскольку никогда не устраняется противоречие между сущим и должным.

Хаос и произвол всегда проглядывают за кажущейся гармонией, непреодолимая необходимость и слепая случайность – за кажущейся свободой и творчеством, разрушение и гибель – за кажущимся развитием и продолжением рода, временная разорванность – за кажущейся непрерывностью, всеобщее страдание – за кажущимся ликованием, и совесть, как реакция нравственного человека на противоречие сущего и должного, не позволяет смириться с действительностью, как она есть, и требует, вопреки очевидности, провозглашения идеальных ценностей — гармонии, свободы, творчества, милосердия и т.д.

Благородный человек старается, насколько это возможно, исключить из реальной действительности все, что не соответствует идеалу.

Если реальная жизнь этого мира не признается нормальной, значит, нравственной нормой должен быть отказ от многих вещей, не соответствующих, чуждых бытию подлинному.

Такой отказ через сопротивление склонностям, обуздание желаний, ограничение потребностей как бы отодвигает от меня то, что не соответствует идеалу. И наоборот, всякое, хотя бы незначительное привнесение в жизнь свободного, вечного, милосердного и упорядочивающего начала дает моральное удовлетворение, нравственную гордость. Оно как бы подвигает нелепую действительность к идеальному состоянию. И потому любое исполнение долга есть подвиг.

Учитывая все сказанное, нравственный человек – самое недовольное существо на свете! Ему можно дать все, что есть в мире и даже весь мир, а он все равно будет стремиться к идеальному состоянию мира.

В.П.Фетисов - Солнце не заходит

#arete #virtus

Обобщающий термин аристократизм, можно применить для описания большинства анти-модернистских философских течений, от Фихте, Ницше, Шмитта, Ортеги-И-Гассета и далее от Соловьева, Бердяева, Бахтина до Фетисова и Дугина.

Любая сколько-то завершенная философская система является фундаментом для политической доктрины и если говорить о КР, то по нашему мнению, ее фундаметом является именно философия аристократизма.

Обращаясь к вечным античным добродетелям, аристократизм создает такой тип человека для которого принципы КР не утопия, а политическая программа, реальный план взаимодействия с внешним миром.

Осуществление такой политической программы становиться возможно только при одном условии — при появлении этого нового типа человека. Уничтожая все различия, современность в то же время позволяет овладеть таким мирровозрением гораздо более широким слоям общества, чем это было возможно в античности.

Выбор между посредственным "нормальным" сознанием и становлением личности перестает быть полностью обусловленной данностью, делая аристократизм консервативных революционеров более актуальным, чем он когда либо был раньше.

"Нормальный", "рядовой человек" будет неизбежно вносить свое извращенное (неправильное) понимание в любые непостижимые для него идеи, кажущиеся ему только вредной и опасной утопией.

Однако, если Homo sapiens превращается в Homo virtus (человек благородный) - то утопия перестает быть таковой и воплощается в реальности, становится достижимой.

Добродетель-безупречность (arete), стремление к недостижимому совершенству — тот самый мостик над пропастью, который соединяет нового человека, аристократа духа, с остальным обществом.

Мягкий элитизм, добровольность и открытость участия, мировоззрение из центра человеческого бытия, вечное балансирование между крайностями и отсутствие внешнего авторитета и данности по отношению ко всем сферам жизни, в следствии преобладания внутреннего индивидуального закона - разительно отличает КР от остальных политических теорий.

Ядро КР сформировали именно такие личности аристократического типа, воспринимаюшие "Я", как часть целого, одновременно - обособленные, различающие, всегда проводящие границу между достойным и недостойным, и в то же время тяготеющие к обществу равных.

Для них имеется только один мир и этот мир начинается там, где мы находимся, он повсюду вокруг нас. И поскольку центр в нас, inter pares (для равных) «центр повсюду».

В своём стремлении к целостности КР идет намного дальше, не ограничиваясь дефрагментацией личностей и объединения их в пестрое единство.

Нет дальнего предела - любое из мест мира подчиняется одним и тем же законам. Возможно различение отдельных частей в Целом, но не их разделение.

Любая черезмерность, односторонее предпочтение вызывают протест - из центра видна тщетность попыток соединить идеальное с реальным и духовное с материальным.

В центре они пересекаются не соединяясь, amor fati аристократа духа состоит в том, чтобы бесстрастно смотреть на все проявления мира, но полагаться только на себя.

Даже «вечность» для него не вне времени и не над временем, она представляет собой свернутое в его сознании время – прошлое и будущее как настоящее.

Он присутствует здесь и везде, он есть - весь и всегда.

#КР #virtus #aristo #arete #личность #элита #amor_fati #радикальный_субъект

Термин Nova nobilitas (новая аристократия/ дворянство, также можно перевести как новое благородство) впервые использовал Марк Аврелий Марий в своей речи после избрания консулом. Он причислял себя к новому типу знати, хотя и не имеющей знатных предков, но олицетворяющей истинные добродетели, которые родовая знать успела растерять, погрязнув в роскоши и безделье.

Homo novus (с лат. — «новый человек», мн. ч. homines novi) — в Древнем Риме — название человека из незнатного и малоизвестного рода или из плебса, получившего высшие магистратуры («курульный магистрат»), в отличие от нобилитета (точное определение новых людей и нобилитета в древнеримских источниках отсутствует).

Homo Novus находились в оппозиции к nobilitas. «Новые люди», знать достигшая высоких должностей за счёт собственных сил и компетенций, такие как Катон Старший, Марк Аврелий или Цицерон, являлись исключениями, подтверждающими правила.

Они обладали «стремлением победить старую аристократию своей доблестью». На новых людей из богатых плебейских семей, сделавших состояние на бизнесе, действительно смотрели свысока со стороны нобилитета, руководившего магистратами в течение нескольких поколений.

Во времена Древнего Рима слово novus имело трудноуловимый в современных языках оттенок презрения (ср. «новый русский», «новодел», «нувориш»).

#элита #aristo #virtus

https://telegra.ph/Rimskij-nobilitet-i-novye-lyudi-08-24

«Зачем так тверд! — сказал однажды древесный уголь алмазу. — Разве мы не близкие родственники?» —

Зачем так мягки? О братья мои, так спрашиваю я вас: разве вы — не мои братья?

Зачем так мягки, так покорны и уступчивы?

Зачем так много отрицания, отречения в сердце вашем?

Так мало рока во взоре вашем?

А если вы не хотите быть роковыми и непреклонными, — как можете вы когда-нибудь вместе со мною — победить?

А если ваша твердость не хочет сверкать и резать и рассекать, — как можете вы когда-нибудь вместе со мною — созидать?

Все созидающие именно тверды. И блаженством должно казаться вам налагать вашу руку на тысячелетия, как на воск, —
— блаженством, писать на воле тысячелетий, как на бронзе, — тверже, чем бронза, благороднее, чем бронза.

Совершенно твердо только благороднейшее.

Эту новую скрижаль, о братья мои, даю я вам: станьте тверды! —

Фридрих Ницше - «Так говорил Заратустра», О старых и новых скрижалях, фр.29

#arete #virtus

В диалоге алмаза и древесного угля, имеющих общую химическую формулу углерода, уголь желал бы, чтобы алмаз был подобен ему.

Я не раз поднимал тему восходящего и нисходящего устремления, условно "правого" и "левого". Выходя за рамки политического дискурса, образ мысли, который я называю левым представляет собой "игру на понижение", где любой феномен считается исключением из правил, а общая закономерность отрицается.

Древесный уголь, не желает признать своё родство с алмазом, не желает ждать миллионы лет, чтобы приблизиться к его качествам, такая трансформация не только длительна, но и болезненна.

Условно "правый" алмаз, повторюсь - аллюзии с политическими движениями уместны, но являются частным случаем более общего правила (зачастую цели и способы используемые политическими движениями, противоречат их декларациям и "левые" могут оказаться в итоге гораздо правее "правых"), так вот, условно "правый" алмаз, в свою очередь недоумевает. Для него твердость это самоутверждение, а отношение древесного угля это самотрицание.

Древесному углю уготована судьба стать алмазом, а отказ приблизиться, желать его твердости - предательство себя.

А значит, это путь проигравших... Тех, кто не смог принять свой рок, следовать своему предназначению.

Что думает мрамор под рукой скульптора? Созидание это, в том числе, муки и лишения. Лишнее приходится отсекать, чтобы исполнить замысел.

Творцы и их творения остаются в веках. Но сколько твердости и сил они затрачивают, порой жертвуя покоем, достатком и комфортом - ради одного шедевра.

Совершенно твердо только благороднейшее.

Конечно, твердость не единственный критерий благородства, однако что будет стоить оно, не имей внутренней силы?

Благородство - моральная сила, требующая быть сильным, в конечном счете слабость - аморальна.

Будьте твердыми, друзья. Прочно отстаивайте своё.

#arete #virtus

Как уже писалось, уважение сглаживает границы и противоречия. То что мы уважаем включается в наш мир либо как то к чему можно стремится, либо как признание в предмете уважения родственных черт.
Достойного врага необходимо уважать, за его стойкость, за его верность своим идеалам, отличным от наших - словом за всё то, что и делает врага достойным. Такой враг - наш оппонент, он действует внутри нашего мира, он не менее важная его часть как и наш друг.

В ситуации уважения врага, всегда есть шанс либо его победить, либо окончить вражду другим путем. Уважение оставляет открытым окончательное решение, оно динамично и позволяет развитие.

Однако мы не можем с легкостью включать всё в свой мир.

Уважение взаимно и рано или поздно, мы столкнемся с силами отказывающими в этой взаимности. Такой отказ - окончание диалога, невозможность сохранить неопределенность исхода, это уже не противостояние, а антоганизм, требующий окончательного решения.

Ненависть самый легкий выбор, но ненавидя, мы невольно приравниваем себя к объекту ненависти, снова вступаем с ним в диалог.
Бессильная злоба может превратиться в рессентимент и, вместо аристократичного возвышения над миром, приравняет нас к своему объекту. Если есть ненависть, то есть что сравнивать: мотивы, ценности, стремления - за ними признается право на существование. Отвратительные, неприемлемые для нас - но существующие с нашего попущения. Своей злобой мы даруем им жизнь.

Научится презирать, гораздо сложнее. Презрение часто связывают с гордыней, потому, что презирая, человек ставит себя выше объекта презрения, но это не верно. Ставить себя выше, самовыдвигаться, было бы признанием своей слабости, признанием самой возможности сравнения.

Настоящее презрение возвышает и над самим собой. Отказ от любого другого отношения возвышает над
неумолимой действительностью, это выход за пределы её законов. Это не жест отчаяния, перед невозможностью что либо изменить, а напротив доказательство уже свершившейся победы не поддавшегося ей духа.

«Ненависть злит противника, презрение обезоруживает его. Ненавидя, мы разрушаемся, а презирая, совершенствуемся.

Акт презрения аристократичен по природе, он превращает человека в героя, благородного рыцаря. Даже когда силой побеждаешь противника, не возвышаешься так, как в бессильном презрении, потому что, презирая, ты побеждаешь непобедимое и проявляешь сверхъестественные способности.

Только презирая, ты действительно свободен, т.е. освобожден от ненавистной действительности. Любое другое отношение сохраняет твою зависимость от нее. Презрение – вот подлинный акт свободы перед суровой необходимостью этого мира.» (В.П.Фетисов - Возвращение в мир)

По настоящему презирать можно только то, что уже побеждено, то что не имеет уже над нами своей власти.

#arete #virtus #эмоции

"Чувство величия преходяще. Оно непостоянно и непоследовательно. Отчасти оно зависит от мифотворческого воображения человечества. Человек, испытывающий величие, должен чувствовать миф, в который вплетена его жизнь. Он должен отражать то, что этот миф проецирует на него. И он должен быть прежде всего ироничным – ибо именно ирония удержит его от веры в собственное величие, она – единственное, что даст ему подвижность внутри себя. Без этого качества даже и случайное величие уничтожит человека.
Принцесса Ирулан." «Избранные изречения Муад'Диба»
Дюна - Френк Герберт
#virtus #личность

▪ Материальный ущерб, как и материальный достаток, как вообще вещи в их практической ценности и функции, принадлежит области практической жизни, а оскорбление, честь, защита от унижения, чувство собственного достоинства, вежливость (уважение чужого достоинства) принадлежат сфере культуры.

▪ Культура есть нечто общее для какого-либо коллектива — группы людей, живущих одновременно и связанных определенной социальной организацией. Из этого вытекает, что культура есть форма общения между людьми и возможна лишь в такой группе, в которой люди общаются.

Лотман Юрий Михайлович - Беседы о русской культуре.

#общество #arete #virtus

"Основа благородного типа, прежде всего, духовная. Однако, содержание духовного, как мы уже указывали, имеет мало общего с современным пониманием этого слова: оно связывается с врожденным чувством суверенитета, презрением к банальному, пошлому, приобретенному, к вещам, происходящим из ловкости, хитрости, учености и даже гениальности, презрением, которое приближается в какой-то мере к презрению аскета, отличается, тем не менее, от него полным отсутствием пафоса и враждебности. Можно было охватить сущность настоящей благородной природы в этой форме: превосходство по отношению к жизни, которое стало природой, расой."

Юлиус Эвола - Благородный дух

#элита #aristo #virtus #мышление

Господа! Этот канал, никогда не задумывался, как бесконечная зацикленная лента. Хотя тематика неисчерпаема, это скорее журнал.

Начните чтение сначала ;-)
https://yangx.top/rightrev/7

Комментирование и вопросы к старым постам, крайне приветствуются, это всегда хороший повод посмотреть на мысль по новому.

_
Очень рекомендую посмотреть закрепленные сообщения, и отдельно выделю этот текст:

https://yangx.top/rightrev/129
-

Дополняемый список тегов:
#теория
#КР - консервативная революция
#мера
#эйдос
#время
#иерархия
#стратификация
#мышление
#эмоции
#личность
#общество
#уровни
#сектора
#элита
#aristo
#arete
#virtus
#орден
#amor_fati
#воля
#марксизм
#идеализм
#корпоративный_дух
#радикальный_субъект
#М/Ж
#nemo
#Бахтин
__

Правила канала просты:
- мы не обсуждаем real politics, ни в каких формах
- пропаганда войны, насилия и тд, как и пропаганда мира это бан
- просто пропаганда, тоже бан
- просьба писать литературным языком и воздерживаться от использования мата.

Честь как докса: сияние праформы в контексте спекулятивной семиотики

Заглянув в словари, дабы выверить семантику слова «честь», сталкиваешься с парадоксом: лексикографические дефиниции уводят куда-то не туда, будто бы само понятие ускользает от фиксации, маскируясь под чуждые ему категории. Истоки этой мимикрии — в многовековых «трудностях перевода», исказивших изначальный замысел. Исправлять "отцов", так сказать, основателей поздновато, потому обратимся к спекулятивной семиотике, где феноменология встречается с языкознанием, чтобы высветить честь как доксу — сияющий конструкт, чей блеск сопоставим с блеском знатности, но укоренён в праформах мышления.

Семантическое ядро: от čьstь к cittiṣ

Праславянская праформа čьstь, как отмечают Фасмер и Цыганенко, связана не с внешними атрибутами достоинства, а с глаголами восприятия: чьтѫ, чисти (чтить) — акты внимания, соблюдения, почтительного распознавания. Этимология же ведёт нас дальше: к древне-индиндийскому cittiṣ — «мышление, понимание», авест. čisti- — «познание, намерение». Здесь честь раскрывается не как статичный кодекс, а как динамика мысли направленной на объект. Древние корни указывают на чередование гласных (cētati — «соблюдать, мыслить» в санскрите, латышское šk‌ist — «думать»), что подчёркивает: честь изначально — процесс, а не статус.

Продолжение следует ▶️

#NovaNobilitas #социальныйпротокол #когнитивныйпротокол
#arete #virtus #aristo

Греческая δόξα: сияние коллективного признания

Перевод греческого термина докса (δόξα) обманчиво прост: «мнение», «представление», «видимость». Однако в семантическом поле античной философии он обретает мерцающую двойственность. С одной стороны, у Парменида δόξα — иллюзорное знание, противопоставленное ἀλήθεια (истине алетейе), с другой — у Гомера это «слава», «блеск», сияние, венчающее героя, словно корона из света. Здесь докса — не просто субъективная оценка, но сияющий конструкт, рождённый на пересечении индивидуального восприятия и коллективного гипноза.

Если докса в античном понимании — мнение, возведённое в ранг общепризнанного сияния славы, то честь, как её отражение, становится светом социального консенсуса. Однако в отличие от знатности, чей блеск (по какому-то недоразумению) передается по наследству, сияние чести рождается из актов коллективного «чтения» героя — распознавания ценности через ритуалы внимания. Человек «чтится» не за титул, а за то, как его мыслит община: докса здесь становится аурой интерсубъективного признания, а индивид - носителем и воплощением общего «мышления о должном».

Такая амбивалентность раскрывает суть чести как доксы: она одновременно и «мнение о», и аура, транслируемая через социальные ритуалы. Если в санскритской cittiṣ акцент на мышлении, то греческая δόξа добавляет в это измерение (субьективной) видимости — честь становится спектаклем одного актёра стоящего в лучах общественного внимания. Как мог бы сказать Хайдеггер (но, насколько я знаю не говорил), докса — это «выглядывание-наружу», самораскрытие сущего в его явленности. В контексте чести это «явление» всегда для-других: почётное сияние возникает лишь тогда, когда община соглашается видеть в конкретном человеке носителя света ἀρετή (доблести арете).

◀️ Первая часть
░▒▓█Nova Nobilitas █▓▒░
Продолжение следует ▶️

#NovaNobilitas #социальныйпротокол #когнитивныйпротокол
#arete #virtus #aristo

Докса как семиотический огонь

В отличие от знатности, чей блеск — холодное наследие рода, докса чести — пламя, которое нужно ежедневно разжигать актами признания. Греки понимали: δόξα не принадлежит герою — она циркулирует в речах аэдов (певцов), в шепоте агоры (рыночных площадей), в ритуалах возлияний. Так и честь это не имманентное качество, а огонь, переносимый языком коллективного нарратива.

В этом ракурсе честь — не только добродетель, скорее феноменологический акт. Как cittiṣ подразумевает интенциональность сознания, так и честь требует сфокусированной направленности общинного внимания. Сияние доксы возникает в пространстве меж-бытия, там, где субъект становится объектом «чтения» (чьтѫ), а его поступки «соблюдаются» (cētati) другими людьми, обрастая смыслами. Это уже не этика, а семиозис: честь как знак, рождённый в точке пересечения индивидуального действия и его коллективной интерпретации.

Послесловие перевода

Перевести δόξα как «честь» — значит совершить насилие над семантикой (хотя именно так часто и переводят) и именно в такой интерпретации рождается спекулятивная истина. Докса, как и честь, — мост между быть и казаться, когда сияние репутации затмевает тусклую реальность поступков.

«Трудности перевода» обнажили главное: честь это доксальный феномен, в котором мышление (cittiṣ) становится театром, а социальный консенсус — режиссёром, направляющим прожектор на тех, кто согласился играть по правилам исчезнувшего праязыка.

Спекулятивный вывод: честь как язык света

Честь, таким образом, — язык, чья грамматика строится на чередовании гласных праформ мышления и согласных социальных ритуалов. Её доксальное сияние — не отблеск внешних регалий, а свечение самого акта мышления-о-чести. В этом — парадокс: чтобы обрести честь, её нужно сначала «прочесть», а чтобы прочесть — научиться мыслить в категориях čisti-, где мышление, познание и понимание суть одно и тоже. Исправить древнюю ошибку конечно не вышло, но можно зажечь новый свет на перекрёстке семиотики и феноменологии, где честь всё ещё ждёт своего переводчика или переносчика(?).

◀️ Первая часть
░▒▓█Nova Nobilitas █▓▒░
◀️ Вторая часть

#NovaNobilitas #социальныйпротокол #когнитивныйпротокол
#arete #virtus #aristo

Элита и пустота

Отметил, что перестал использовать слово #элита. До этого я делал достаточно подробный разбор этого термина и позже, после некоторых размышлений вычеркнул его из лексикона окончательно.

Первоначально термин «элита» происходит от лат. слова eligere, затем трансформировавшегося во французское слово élire — «избирать» и elite, что означает «лучшее», «отборное». Значение указывает на исключительные качества, однако, не указывает на какие именно. В античности было не так, были качества греческих #aristoi, учеников многочисленных школ доблести #arete, чей статус подтверждался на поле боя или в философских спорах. В Риме viri — «мужи» демонстрировали гражданскую доблесть #virtus, которая давала право на власть и обязывала служить республике. Термин был семантически плотным: он содержал в себе не только статус, но и обязательство — noblesse oblige.

Для королей средневековья, коронованных «милостью Божьей», титулы просто инструмент легитимации, а не отражения добродетелей. В какой-то момент понятие "лучшие люди" перестало быть глаголом — и стало существительным, записанным в очередной Бархатной книге.

Просвещение только усугубило этот кризис: свергнувшая аристократию, буржуазия объявила элитой уже себя - тех, кто «создаёт богатство». Количество окончательно заменило качество на волне рационального позитивизма. Капитал то, в отличие от доблести, можно посчитать (и даже почитать).

Постмодерн довёл семантическую эрозию до абсурда:
- "Железная клетка" бюрократических алгоритмов (по Веберу) подавила волю и инициативу.
- Капиталистический маркетинг превратил термин в ярлык: «элитная недвижимость», «элитный кофе» — вещи, чья «избранность» определяется только ценой, не сутью.
- Массовая поп-культура создала касту «celebrity» (знаменитостей) — тех, чья «элитарность» сводится к медийной заметности, количеству просмотров и лайков.

Элита - слово симулякр — пустая оболочка, которая имитирует смысл, не требуя для себя никаких условий и пояснений.

Алгоритмы обработки big data завершили начатое:
- Соцсети называют «элитой» инфлюенсеров с миллионами несуществующих ботов-подписчиков.
- Криптовалюты создают иллюзию избранности через владение NFT — цифровыми «никчемностями», превращая абстракцию стоимости в религию.
- Корпорации нанимают «элитных специалистов» — тех, кто соответствует шаблонному запросу нейросети в LinkedIn.

Даже Академия, некогда хранительница смыслов, оперирует термином как статистической категорией («элитные университеты» — те, что выше в рейтингах).

Когда «элита» означает всех и никого, общество теряет ориентиры. Массовые woke протесты против «элит» (от «жёлтых жилетов» до Occupy Wall Street) по сути направлены в пустоту.

Если элита — это просто те, у кого больше ресурсов, она не обязана служить обществу. Отсюда растет всепроникающая безнаказанность и чуство ложной "исключительности".

Деградация термина «элита» — не лингвистический курьёз, а закономерный симптом антропологической катастрофы. Мы разучились отличать ценное от престижного, суть — от имитации, разучились умению выбирать ориентиры и примеры для подражания.

Можно считать, что спор о терминах - неважное занятие (и часто это имеено так), но язык не просто описывает реальность — он её формирует, задает рамки только внутри которых и возможно эту реальность воспринимать и анализировать.

Настоящая "элита" меньшинство, выбирающее самый невероятный и трудный путь, например: ухаживает за оазисом мысли в цифровой пустыне или учёный совершающий открытие, вопреки всем инструкциям, все те, кто дерзает, рискует, принимает вызов.

Их сила — в непрактичности, в отказе играть по чужим правилам. Аристократы духа переписывают кодексы чести, выводят законы мышления, чертят метафизические карты — их власть в установлении новой меры.

Там, где все видят непогрешимую догму, аристос видит глину. Создать новый протокол — значит перекроить реальность: их инструмент — воля.

Как_бы_лучшие (нет) - отражение нашей коллективной трусости. Это зеркало перед которым мы стоим и не желаем узнать в отражении себя. Не в этом ли падение?

Честь и уважение прусского офицерского корпуса в XIX — начале XX веков основывались на ряде ключевых принципов и исторических факторов, которые и сформировали его уникальную репутацию:

1. Кодекс чести и личная непорочность
— Ehre (Честь): Для прусских офицеров честь была высшей ценностью. Она подразумевала безупречную репутацию, верность слову и готовность защищать своё достоинство даже ценой жизни. Дуэли, хотя и формально запрещённые, долгое время оставались способом разрешения конфликтов, что подчёркивало важность личной чести.
— Дисциплина и самопожертвование: Офицеры обязаны были демонстрировать храбрость в бою, вести подчинённых личным примером и ставить долг выше личных интересов. Лозунг «Сначала долг, потом всё остальное» (нем. «Erst die Pflicht, dann das Vergnügen») отражал эту установку.

2. Профессионализм и реформы
— Военные реформы (после 1806 г.): Поражение Пруссии от Наполеона привело к модернизации армии под руководством Шарнхорста и Гнейзенау. Была введена система продвижения по заслугам (хотя наследная аристократия сохраняла влияние), созданы военные академии (например, Прусская военная академия), что повысило уровень образования офицеров.
— Стратегическое мастерство: Победы в войнах за объединение Германии (1864–1871) под руководством Мольтке Старшего укрепили репутацию прусского генералитета как новаторов в тактике и логистике.

3. Лояльность государству и монархии
— Офицеры считались «служителями короны», а их верность королю (позже кайзеру) была абсолютной. Эта преданность подкреплялась социальным статусом: многие офицеры происходили из юнкерства (прусского дворянства), чьи интересы были тесно связаны с монархией.
— Даже после создания Германской империи (1871) прусские традиции доминировали в общеимперской армии, сохраняя их влияние.

4. Корпоративная замкнутость и элитарность
— Офицерский корпус воспринимался как закрытая каста с собственными правилами. Членство в нём требовало не только профессиональных качеств, но и соответствия моральным стандартам.
— Социальный престиж: Офицерское звание гарантировало высокий статус в обществе. Семьи офицеров часто заключали браки внутри своего круга, укрепляя корпоративную солидарность.

5. Культ дисциплины и порядка
— Армия рассматривалась как институт, воплощающий национальные добродетели: строгость, пунктуальность, иерархию. Офицеры воспитывались в духе «прусского милитаризма», где военная служба считалась высшей формой гражданственности.
— Kadavergehorsam («трупное послушание»): Этот принцип требовал беспрекословного подчинения, и абсолютной лояльности. Слепое послушание должно было сочетаться с разумной инициативой и ответственностью командиров за своих солдат. Однако на практике этот баланс часто нарушался.

6. Уважение в международном контексте
— Прусская армия стала образцом для других стран благодаря эффективности в войнах и организационной структуре. Её уставы и методы обучения изучались в Европе и мире.
— Даже противники, как Наполеон III, признавали профессионализм прусских офицеров после поражения Франции в 1870 году.

7. Эволюция и противоречия в XX веке
— После Первой мировой войны и Версальского договора прусские традиции сохранились в рейхсвере, а позже в вермахте. Однако нацификация армии при Гитлере подорвала многие базовые принципы, заменив верность присяге слепым подчинением режиму.
— Репутация прусского офицерства была запятнана участием в преступлениях Третьего рейха, хотя часть офицеров (например, заговорщики 20 июля 1944 года) пыталась отстоять свои идеалы чести.
— Наследие прусского офицерства оказало большое влияние на армейский и силовой блок ГДР.

Честь прусского офицерства базировалась на синтезе личной доблести, служения государству и корпоративной этике. Их уважение было заслужено военными успехами, дисциплиной и преданностью идеалам, хотя историческая эволюция этих принципов в XX веке оказалась неоднозначной.

#история #элита #aristo #virtus #ценности #корпоративный_дух

ıllıllı Nova Nobilitas ıllıllı

Новое благородство в исторических примерах

Вот требования, предъявляемые мною к вам (как бы плохо они не доходили до вашего слуха) — вы должны:

— распространить вашу критику и на самые моральные оценки;

— при помощи вопроса: «почему подчинение?» [...им] побороть импульс морального чувства, требующего в этом вопросе подчинения, а не критики;

— смотреть на это требование «почему?», на требование критики морали именно как на вашу теперешнюю форму самой моральности, как на самый возвышенный вид моральности, который делает честь вам и вашему времени; ваша честность, ваша воля не обманывать самих себя должна оправдать себя: «почему нет?». — Перед каким судом?

Фрагмент 399

Фридрих Ницше - Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей.
***

Необходимость свободной критики и скептицизма в эпоху переоценки ценностей

Мораль, как система норм, усвоенных нами детства, традиционно воспринимается в качестве незыблемого фундамента человеческого поведения. Однако Фридрих Ницше предлагает радикальный подход: подвергнуть все моральные принципы тотальному сомнению.

Речь идёт не об отрицании нравственности как таковой, а о требовании(!) осознать основания, на которых она построена. Вопрос «почему подчинение?» или «почему этому следовать?» становится ключевым — не для разрушения, а для проверки прочности моральных конструкций.

Слепое принятие моральных оценок, по Ницше, равнозначно интеллектуальной капитуляции. Традиционная этика, требующая подчинения без критики, без сомнений - превращает человека в исполнителя чужих предписаний, лишая его способности к автономному суждению.

Важно понять: критика морали не аморальна. Напротив, она представляет собой высшую форму моральной ответственности, поскольку требует от индивида полной честности перед самим собой.

Ницшеанский вызов заключается в переносе морали из области бессознательных реакций в сферу рефлексии. Когда мы спрашиваем «почему?», мы не просто отвергаем норму — мы создаём условия для её легитимации или трансформации. Такой подход противостоит лицемерию, при котором общество сохраняет устаревшие принципы лишь в силу их традиционности.

С точки зрения философа, подлинная нравственность возможна только там, где человек осмеливается ставить под вопрос даже самые сакрализованные установки.

Этот процесс не ведёт к анархии, как может показаться. Напротив, он требует строго внутреннего суда, где разум и воля становятся инструментами проверки себя. Мораль, выдержавшая испытание критикой, перестаёт быть внешним диктатом — она превращается в осознанный выбор и усваивается сознанием подобно "инстинкту". В этом контексте сомнение выступает не врагом, а союзником этики: оно очищает её от догм, открывая путь к подлинно человеческому измерению морали.

Современность, с её кризисом традиционных ценностей, делает ницшеанский проект особенно актуальным. Речь идёт о созидании, о воссоздании и формировании морали, способной ответить на вызовы эпохи без внешней опоры.

Требование «оправдать» нравственные принципы перед судом собственного разума — не угроза, а возможность. Возможность, которая превращает мораль из набора готовых ответов в живой процесс их поиска, а единственной непреложной ценностью остаётся воля к неподдельному, неиллюзорному существованию-бытийствованию.

ıllıllıNova Nobilitas ıllıllı

#цитата #Ницше #virtus #arete #ценности #этика

Когда речь заходит о добродетели, обычно всё сводится к перечислению разных качеств и скучных правил. Древние греки понимали это совсем по другому, как искусство жить мастерски, называя это арете (ἀρετή) — умение предельно раскрыть свой потенциал, овладеть собой: как владеет мечом опытный воин или как капитан управляет кораблем в шторм. Это не про “успешный успех” или глянцевую идеальность, не про абстрактное добро, а про уверенность, силу, честность и ответственность в каждом действии.

Арете — внутренний “компас” в бушующем море жизни, указывающий наилучшее решение в каждый её миг. Мы порой сталкиваемся с неразрешимыми дилемами, с выбором: Ради карьеры предать мечту? Промолчать, когда надо защитить слабого?

Это выбор под давлением: не тогда, когда всё легко. А когда страшно, невыгодно, опасно. Арете учит не бежать от таких ситуаций, а встречать их с достоинством. Встать горой за то, что для тебя свято, несмотря на цену – вот где рождается арете.

Она требует виртуозности, а не бездумного упрямства. Быть принципиальным “дубом”, который сломает буря – не арете. Арете – это гибкость ивы, но с корнями дуба. Умение найти ход, когда все пути кажутся закрытыми, не предав себя. Сила измеряется не количеством побед или отсутствием ран, а способностью нести свои шрамы, не сломавшись.

Когда вокруг все рушится, у тебя будет точка опоры. Не во внешних обстоятельствах (деньги, связи, статус их можно легко потерять), а внутри. Это дает несокрушимую устойчивость. Ты перестаешь быть щепкой в потоке.

Принятие цены освобождает. Арете не делает вас неуязвимыми. Она делает вас готовым платить за свой выбор. За честь – комфортом. За правду – спокойствием. За верность принципу – возможной потерей.

Арете это акт воли, утверждающей власть над обстоятельствами, пусть и ценой потерь. Когда ты идешь на риск не потому, что тебя заставили, а потому, что это твой осознанный выбор в защиту себя и своих собственных ценностей, ты перестаешь быть жертвой. Ты становишься агентом своей судьбы. Даже если действие ведет к поражению, его цена известна заранее и жребий брошен, сам акт выбора и его последовательное исполнение является триумфом воли над хаосом и страхом. Это дает глубинное ощущение силы и свободы, недоступное тому, кто действует лишь под давлением внешних угроз.

Фокус страха смещается с “Я” (уязвимого) на “Дело” (должное).
Страх эгоцентричен. Он кричит: “Мне будет больно! Меня накажут! Меня унизят! Меня убьют!”. Арете, напротив, обращено наружу. Внимание смещается с собственной уязвимости (“Что будет со мной?”) на суть действия (“Что должно быть сделано?”). Сила рождается из преданности чему-то большему, чем только личное выживание.

Воля концентрируется, собирается “в кулак”. Энергия ранее растрачиваемая на сомнения, угождение другим, метания между вариантами, фокусируется на самозащите и воплощении главного для тебя. Ты становишься решительнее, сильнее и опаснее для хаоса в себе и вокруг себя.

Это не путь для “избранных”. Это путь для тех, кто устал быть меньше, чем может. Кто чувствует, что его истинная сила спит где-то за стеной страхов и компромиссов. Кто готов к работе над собой: не к прочтению мотивационных цитат, а к испытанию на деле. К принятию мысли о том, что подлинное величие – не в публичных триумфах, а в тихой, но непреклонной несгибаемости перед лицом соблазна всё бросить и этим предать себя.

#arete #virtus

⫷Nova Nobilitas ⫸

Виталий Найшуль, директор Института национальной модели экономики: Хочу сделать короткое замечание. Прежде всего — о слове «правый». У меня такое впечатление, что этот термин совершенно некорректно используется и это порождает и на аналитическом уровне, и на политическом уровне конфуз. Потому что там, откуда этот термин взят, это не правые, а, вообще говоря, консервативные круги. В Америке говорят, что один из лучших измерителей правизны — это количество прихожан среди избирателей данной партии, которое показывает, является ли она правой. А отнюдь не её отношение к изменению налогового законодательства и тому подобным вещам."

Независимая газета - Кому и какие правые нужны сегодня 06.11.2002

В политических дискуссиях часто используется термин "правые", но, как справедливо отметил ещё в 2002г. Виталий Найшуль, его применение порождает путаницу. Эта мысль подводит нас к плодотворной идее: возможно, ось "лево/право" гораздо продуктивнее строить именно на фундаментальном отношении к Традиции как к феномену.

Чтобы глубже понять саму Традицию, полезно взглянуть на нее через призму другого ключевого понятия – Власти. Рассматривая Власть как отправную точку, мы видим подлинную роль Традиции. Ее главная функция внутри власти – обеспечить преемственность, минимизировать разрушительные случайности и гарантировать непрерывность самого института власти. Речь идет не о догматичной консервации, а о живом процессе, создающем необходимое напряжение и динамизм, порожденный самой сутью власти.

Такая идея хорошо известна в бизнесе: абсолютная "стабильность", отсутствие внутреннего развития в изменчивом мире – верный путь к кризису при столкновении с реальностью. Опыт деловой среды, с присущим ей стратегическим мышлением, пониманием риска и необходимости адаптации, подсказывает, что на уровне политической и ценностной организации общества понимание внутренней динамики требуется гораздо острее, чем это часто признавалось, и не только в контексте переоценки самой концепции стабильности.

Это естественным образом приводит нас к сути концепции динамического консерватизма В.В. Аверьянова. Это не ответ на внешние вызовы, а полностью самодостаточный принцип, задающий собственный ритм. Суверенность традиции здесь – не данность, а постоянная задача и проблема. Внутри нее скрыт вечно возобновляемый источник социокультурного наследования, принципиально не смешивающийся с внешними новациями и переворотами. Если свести суть к краткой формуле, "динамический консерватизм – это способность традиции к обновлению своих внешних манифестаций без утраты своей глубинной идентичности".

Динамический консерватизм – это цивилизационный подход. Его носителем выступает не класс, а культурная общность. Ключевое значение имеет формирование внутри этой общности решительного активного меньшинства, которое осознает свою цивилизационную идентичность, свой традиционализм не как абстрактную теорию или мечту, а как прямое руководство к действию. Это группа, осознанно берущая на себя миссию культурного и политического самоутверждения. Ключевое качество таких людей, по нашему мнению – особое отношение к Власти.

Оно отличает тех, кто мыслит масштабно, для кого власть – не инструмент личной выгоды ("урвать кусок"), а внутренняя позиция, априорное состояние сознания, воля к созиданию целого, к установлению правил для этого целого. Именно такие люди исторически создавали и поддерживали республиканские формы правления, обеспечивая их жизнеспособность и развитие даже будучи в меньшинстве. Их отличает восприятие Власти как непреходящей ценности, а не как предмета тайных вожделений или циничного торга.

Архетип, воплощаемый таким отношением к Власти, – это архетип ответственности за целое. Пока он жив, пока Власть воспринимается как служение и ценность, а не как нечто постыдное или сугубо утилитарное, существует и развивается государство – будь то национальное или имперское по форме. Само его существование по природе и есть постоянное развитие.

#власть #консерватизм #virtus #даэтонашареклама #социальныйпротокол #товарищество #когнитивныйпротокол

В свое время великий А.В.Суворов преодолел со своими чудо-богатырями перевал Сен-Готард и взял с боем Чертов мост. Он прошел переход, который ему дался не просто нелегко. Переход был смертельно опасен. То был переход не ради победы над противником, а ради победы над собой. Никакого военного смысла переход Суворова через Альпы уже не имел. Это была победа духа, да простит меня читатель за пафос.

Мы попали в похожую ситуацию. Нам придется перейти этот Чертов мост.

И никто при этом не знает толком – что будет после него.

С.А. Смирнов - Чертов мост

Хотя книга Введение в антропологию перехода, Смирнова, не касается напрямую темы добродетелей, она очень остро ставит вопрос(ы) о человеке. На них можно (и нужно) отвечать по разному, и мы попытаемся кратко ответить исходя из артетической версии человека.

С этой точки зрения, переход через Альпы акт чистейшей арете — неизмеримой доблести, не зависящей от внешнего успеха и обусловленной только верностью долгу перед лицом абсурда и кажущейся безсмысленности.

Да, мы попали в похожую ситуацию и тем, кто это осознает, придётся перейти свой "Чертов мост". И никто (никто!) не знает толком, что будет после. Но в том то и состоит истинная арете, как её понимали эллины и римляне, — не в гарантии результата, а в готовности заплатить цену за свой выбор, каким бы он не был.

После получения известия о разгроме Римского-Корсакова и предательстве австрийцев, Суворов оказался в ловушке. Прорыв через Альпы (через перевал Паникс) в сторону Граубюндена был единственной возможностью избежать полного уничтожения его измотанной армии в Мутенской долине. Чертов мост и Паникс не были целью, а лишь вынужденным путем спасения, но спасения не гарантированного.

Что нас ждёт за мостом?
Возможно, пустота. Возможно, новая битва. Возможно, ничего особо не изменится или изменимся только мы сами. Но арете учит: фокус должен быть не на исходе, а на качестве самого шага. Суть — в превращении страха "за себя" в силу "для этого дела". "Пойти туда, не знаю куда" и вернуться, и желательно с "аленьким цветочком".

Несмотря на потери (около 5000 убитыми, ранеными, пленными и пропавшими без вести из 21 тысячи), Суворову удалось сохранить боевое ядро армии (он вывел около 15 тыс.) и ее знамена. Это было чудом военного искусства в условиях полного окружения и превосходства противника.

Как перейти?
Великое редко бывает "разумным". Переход Суворова был бессмыслен стратегически — но стал символом несгибаемости. Наш "мост" — такой же. Его не перейдут те, кто ждёт гарантий, инструкций или те, кто "гнётся под изменчивый мир" без собственных принципов. Его перейдут только те, для кого долг выше страха, а честь — дороже выгоды и они готовы это сохранить, в качестве ядра своего сознания. Это и есть арете: та тихая, но неумолимая решимость идти до конца, даже если никакого конца не предвидется, а впереди то ли смерть, то ли начало новой битвы.

Не спрашивай: "Что будет после моста?"

Спроси: "Достоин ли я его перейти?"

#arete #virtus #переход #смирнов