Замятин
2.16K subscribers
107 photos
1 video
239 links
Александр Замятин
демократ,
экс-депутат района Зюзино,
преподаватель
加入频道
О реализме и утопиях в политике

Есть такой приём в политических спорах: предложения оппонента объявляются «утопичными», то есть заведомо несбыточными, а сам говорящий защищает свою позицию как «реалистичную», то есть выполнимую в неких «объективных» условиях.

Например, стихийные путинисты говорят, что жёсткая авторитарная власть была и будет в России всегда, а рассуждения о свободной стране являются беспочвенным мечтательством, так что лучше такая синица в руках, чем журавль в небе. Или вот некоторые либералы продвигают идею о том, что власть Собянина-Мишустина это реалистичная перспектива, а мечты демократов о равенстве и самоуправлении это лишь опасные сказки.

Затем кто-то из наблюдателей спора обычно замечает, что спорящие просто говорят о разном: реалисты говорят «как есть», а утописты, как «должно быть», — так что и спорить не о чем. В действительности спорят они всё ещё об одном, но самопровозглашённые «реалисты» наводит путаницу, объявляя оппонентов утопистами. Давайте распутаем эту софистику.

Сперва заметим, что сама по себе видимая достижимость не может быть аргументом против нормативных идеалов. Например, мы бы хотели, чтобы не существовало войн и всякого вообще насилия людей над людьми, но вся история человечества показывает, что это нереалистичное желание. Мы же не делаем отсюда вывод, что человечество без войн и насилия является плохим идеалом. Несмотря на утопичность мира без насилия, мы продолжаем разбираться в истоках и природе насилия, чтобы искоренять его.

Но если аргумент о реализме ошибочен, то почему его используют? Нормативные идеалы есть у всех, и разница лишь в том, что у одних они ближе к нашей нынешней действительности, чем у других. Первые стремятся защитить существующее положение вещей, поскольку оно их устраивает, от тех, кто добивается перемен. В этом разница между реакционерами и революционерами. Реакционеры призывают себе на помощь силу реального: посмотри, говорят они, «жизнь такова и больше — никакова!». Реакционер в маске реалиста делает ставку на сохранение статус-кво против революционера-«утописта», который ставит на его слом и трансформацию.

Поэтому главными реалистами в России сегодня являются элиты — реальное для них ближе всего к желаемому. Если вы владеете контролем над реальным, то реальное становится вашим оружием против перемен. Хозяева всегда лупили своих рабов, претендующих на свободу, доказывая им делом, что в реальности свободы для рабов не предусмотрено.

Возвращаясь к конкретным политическим дебатам, заметим, что власть Мишустина-Собянина безусловно гораздо реалистичнее, чем демократия в сколь-либо обозримой перспективе. Но отсюда никак не следует, что она должна подменять наши политические идеалы. На деле отсюда следуют две принципиально разные стратегии.

Для людей с определённым социально-экономическим положением и политическими взглядами такое развитие событий в самом деле желательно, потому что оно обеспечит оптимальный для них порядок. Их стратегия заключается в том, чтобы занять наиболее выгодное положение в новой системе. Вообще говоря, это не хорошо и не плохо, это естественная для них траектория.

Стратегия демократов же заключается в том, чтобы добиваться равенства и самоуправления в новых условиях. Власть Мишустина-Собянина может создать некоторые условия для этого, но это не делает демократов её защитниками. В этом сценарии многие угнетённые нынешней реальностью могут испытать большой первичный энтузиазм, но очень скоро они разочаруются, потому что новая реальность вновь окажется далёкой от их идеалов. В этот момент абстрактная разница между «утопистами» и «реалистами» проявится в самой конкретной политической борьбе.

***

Было бы ошибкой мехнически заключить из всего написанного, что сила утопизма в его нереалистичности. Если демократическая утопия хочет завоевать реальность, а не бесконечно отдаляться от неё, то ей нужно наращивать реальные мускулы. Но об этом в другой раз.
Вчера завершили сбор заявок на школу ВыДвижения. Их оказалось в 4 раза больше, чем мы можем принять. Это превышает наши прогнозы, что, конечно же, очень хорошо. Зато теперь у нас появилась такая головная боль: надо срочно придумать, как расширить мощности школы, чтобы принять побольше желающих.

Я уже отсмотрел почти половину заявок и получил большущую дозу глобального оптимизма от них (вас). В такие моменты чувствуешь демократический потенциал людей, на раскрытие которого хочется работать.

Если вы не успели подать заявку на первый модуль, то не расстраивайтесь — мы рассчитываем сделать следующие модули, на каждый из которых будет свой набор.
Зачем технократы иногда заигрывают с горизонтальными связями

Видимо, городские власти всё-таки вынесли кое-какой урок из пятилетки независимых депутатов 2017-2022: если ты не общаешься с горожанами, то с ними будут общаться солдаты НАТО твои критики и оппоненты. Иначе я не могу объяснить, зачем в некоторых районах управы до сих пор продвигают свои районные чаты с помощью таких объявлений в подъездах.

Не бог весть какая коммуникационная технология, но допёрли они до неё только после того, как мы в Зюзино начали прошлой весной развешивать такие объявления со ссылкой на свой канал в телеграме, что вскоре по нашему совету подхватили активисты в других районах.

Ставлю, что хватит их ненадолго. Для технократической политики любые социальные связи между гражданами опасны, потому что они создают потенциал для коллективных действий. Поэтому мэрия и взяла курс на развитие атомизирующих инструментов в виде всяких электронных сервисов и платформ «прямой демократии» (АГ, ЭД и т.п.). Чем меньше общаются люди и чем больше вопросов они могут решить один на один со смартфоном, не выходя из дома, тем хуже они понимают свои коллективные интересы и тем меньше могут противопоставить технократии.

С другой стороны, первичный эффект для администраторов этого проекта может быть положительным. Слабо социализированные люди склонны больше ругаться друг с другом, чем кооперироваться, чему очень способствует природа цифрового общения, в котором трудно выражать и считывать эмоции. Каждый участник соседских или родительских чатов хорошо это знает.

Поэтому я предположу, что первое время такие чаты будут скорее усиливать атомизацию: люди впервые столкнутся там с соседями и в силу слабой социализации (+ искажений цифровой коммуникации) ужаснутся друг другу, сделав первичный вывод о том, что вокруг живут орки, а власть у нас всё ещё «главный европеец». Без целенаправленных усилий по преодолению этой атомизации она будет проходить очень медленно. Но многие из тех, кто умел с этим работать, силой выдавлены из публичного поля.
У Михаила Лобанова опять обыск.
Большая просьба к журналистам — не пишите, что Михаил «соратник» Ильи Пономарёва. Это ложная информацию, которую распространяют анонимные телеграм-каналы. Обыск в декабре действительно проходил по делу Пономарёва, но никакой связи Михаила с ним так и не было установлено. Потому что её нет.

Михаил никогда не принимал участия прямо или косвенно ни в каких проектах Пономарёва и с ним лично не знаком. Лобанова преследуют за политическую деятельность и открытую позицию. А дело Пономарёва силовики используют как формальное основание для обысков и как способ дискредитации Михаила. Не надо им в этом помогать.
Обыск у Михаила и Александры завершился, Михаила увезли. По предварительной информации от адвоката, в ОВД Раменки.

UPD. В ОВД Раменки утверждают, что к ним его не привозили. Могли отвезти на допрос в СК. Ищем.
Нашли Лобанова в СК по САО. Он ожидает допроса следователя. С ним адвокат.
Миша вышел с допроса!
Ура! Я дома! Вместе с Сашей)

Наши друзья каким-то чудом уже организовали установку новой двери в квартире. Завтра будем решать проблемы с техникой (снова все изъяли).

Все спрашивают, можно ли пожертвовать на эти и другие вещи? Но в декабре, после первого ареста, вы пожертвовали столько, что этого еще хватит на возмещение ущерба от обыска.

Поэтому сейчас мы не собираем пожертвования, но планируем вскоре объявить сбор на текущие проекты «ВыДвижения». Следите за новостями.

Мы бесконечно благодарны каждому, кто сегодня поддерживал нас и других пострадавших сегодня новостями, репостами, своим неравнодушием!

Мы продолжаем!
Мой топ-5 претензий к работе мэрии. Или почему Собянин так боится конкуренции

В начале июня стартуют выборы мэра Москвы. По результатам муниципальных выборов прошлого года муниципальным фильтром безраздельно владеет мэрия, поэтому Собянин сам определит своих конкурентнов. Уже понятно, что это будут только представители парламентских партий, причём карикатурно нелепые и слабые. От КПРФ, например, допустят внука Зюганова, что само по себе уже анекдот.

И тут вопрос: почему при высоком рейтинге и всех своих достижениях Собянин второй раз подряд выставляет против себя заведомо непроходных ноунеймов, как будто боится проиграть? Ответ прост: его высокий рейтинг держится на силовом купировании конкуренции, а от пиара «похорошевшей» Москвы ничего не останется, если критики Собянина получат хотя бы 10% его медиаполя и тут же не попадут в тюрьму.

С этим легко согласятся политизированные и опозиционно настроенные люди. Но многие горожане, которые не смотрят расследования и не следят за выборами, возразят, что у Собянина есть реальные результаты, так что он популярен за дело.

За пять лет активной работы муниципальным депутатом в Зюзино и общения с коллегами-депутатами из других районов я глубоко погрузился в изнанку этих «результатов» и на своём опыте понял, что за блестящей витриной стоят гнилые развалины. При минимальном уровне политических свобод демонстрация этих развалин мгновенно сняла бы с Собянина флёр «эффективного менеджера».

Вот мой топ-5 претензий к результатам мэра Собянина. Про каждый пункт планирую написать развёрнутый пост с примерами. На полноту списка и приоритетность не претендую. Только субъективный опыт.

1. Архаичная система ЖКХ, капремонта и благоустройства.
Самодельные мётла дворников, ремонт коммуникаций подручными средствами, ксиловские мафы и т.п. Уровень ответственных кадров в «Жилищниках» ниже плинтуса. Капитальный ремонт МКД на 3/4 состоит из самых дешёвых работ и материалов, как будто делают временные бараки. Привлечь частных подрядчиков к гарантийным обязательствам за брак часто невозможно, поэтому миллионы рублей ежедневно уходят на колотые борты, однолетний асфальт, списанные материалы и пр.
И это на контрасте с понтами цифровизации типа оплаты проезда лицом.

2. Деградация зелёных насаждений.
Кроме скандалов с вырубками лесов это ещё огромный масштаб исчезновения разнотравья, кустов и деревьев на дворовых территориях. У ГБУ-балансодержателей есть должность главного садовника, который должен за это отвечать, но она обычно либо вакантна, либо формально занята случайным сотрудником для галочки. Централизованные высадки в крупных парках для картинки не решают проблему.

3. Дерегулирование градостроительной политики.
Все градостроительные решения сконцентрированы в узком кругу чиновников и направлены на интересы застройщиков-инвесторов. Нет никаких механизмов общественного влияния на градостроительство, как и никакой градостроительной стратегии развития Москвы — только быстрая прибыль застройщика и коррумпированного чиновника.

4. Отсутствие публичного аудита бюджетных расходов.
В Москве очень сложно выяснить, сколько и на что тратится бюджетных денег. В открытом бюждете есть только общие показатели, а на госзакупках лоты часто объединяются без детализации. Много закупок через АНО мимо 44-ФЗ. Огромные деньги находятся в серой зоне без какого-либо общественного контроля.

5. Изоляция чиновников от граждан.
Городом управляют анонимные чиновники, которые не имеют никаких обязательств по публичным отчётам. В Москве тупо не существует такого момента, когда руководители хотя бы рассказывают горожанам, какие они принимают решения и зачем. Только главы управ (низшее звено) раз в год обязаны отчитываться в совете депутатов. Некоторые префекты раньше иногда проводили встречи в районах, но с ковидом и это ушло. Руководители департаментов и комитетов просто не существуют в публичном поле. Сам Собянин раз в год «отчитывается» в Мосгордуме по удобному ему сценарию.
Чтобы не попасть впросак, похихикивая над дедами с картой, стоит нам самим иметь в виду, что никаких государств и наций до 17 века в принципе не существовало.

Сама концепция государственного суверенитета появляется в 16-17 веках, а соответствующий ей тип политий медленно складывается с 17 века вплоть середины 20 века. Поэтому анахронизмом было бы считать Римскую Империю или города Ганзейского союза государствами, так же, как ошибочно переводить диалог Платона «Πολιτεία» (лат. «Res Publica») как «Государство» или «Il Principe» Макиавелли как «Государь».

Про всё это есть классная вводная книжка Вадима Волкова из серии «Азбука понятий». В той же серии есть книжеца Алексея Миллера про возникновение наций. Более продвинутые пользователи могут начать со статьи Квентина Скиннера. Есть ещё хорошая книга о том, как государства выиграли историческую конкуренцию с другими типами политий.

К сожалению, эта часть исторической науки пока не попала в общеобразовательные программы и здравый смысл. Причина этого не просто в запаздывании, а в гораздо более серьёзной проблеме. Национальные государства поработили наше историко-политическое воображение. Как пишет Волков: «современное государство производит и навязывает мыслительные категории, включая те, посредством которых следует осмыслять его самого». Поэтому нам так трудно представить, что может быть политика без государств. Но это пройдёт вместе с теми же «дедами», которые являются главными бенефициарами этого положения (к которым относятся лидеры всех государств в мире).

А что касается кремлёвской концепции истории, которую нам продемонстрировали вчера в очередной раз, посмотрите тексты по запросу «Будрайтскис историческая Россия». Там база.
Часто встречаю пренебрежительное отношение к местной политике. Мол, есть настоящая «большая» политика и игрушечная муниципальная. В первой решаются реально важные вопросы, во второй всякая ерунда, мелочь. Если и заниматься местной политикой, то только в качестве подготоки к настоящей государственной.

Это симптом глубоко засевшей в нас антидемократической концепции политики как отдельной возвышенной сферы, в которой избранные (во всех смыслах) люди решают важные вопросы и которая появляется в повседневной жизни обычных людей только в виде новостей и редких интервенций государственного принуждения.

Эта концепция не является простым мороком, который нужно снять одним только пересмотром идейных установок. «Большая» политика действительно захватила всю власть над людьми и силой удерживает монополию — местная политика действительно сведена до маловажных мелочей в муниципальном загончике. Высшей формой этого процесса отчуждения является геополитика — представление о политике как о деле мировых государственных лидеров и крупнейших капиталов, от которых зависит всё остальное.

Самая общая историческая задача демократического движения заключается в переворачивании этой схемы: нужно освободить местную повседневную политику от оков государств с их геополитическими замашками и дать ей занять центральное место в нашей политической жизни, вытеснив более высокие уровни на периферию. Для этого есть серьёзные препятствия, среди которых я не вижу непреодолимых. Вопрос только в сроках.

Первый же малюсенький шаг, который доступен каждому уже сейчас, мог бы состоять в том, чтобы перестать верить в эту иерархию политик и осознать, что она является навязанным предрассудком. Меня самого иногда начинает затягивать в рассуждения типа «как там договорятся Байден и Си», и я сразу же одёргиваю себя.

Мы действительно сильно зависим от властных дядек и тётек в высоких кабинетах, но это не суть политики, а наше долгое пленение. Альтернативу ему даёт понимание политики как коллективного управления общим благом — чем больше равенства и самоуправления, тем она демократичнее, и наоборот. Отсюда станет видно, что «большая» политика по определению недемократична, поэтому демократы стремятся не к попаданию в неё, а к её демонтажу и возврату власти людям вниз. Возможно, её собственными средствами и через её же институты.

Местная политика это не трамплин в «настоящую» политику или форма эскапизма, а историческая альтернатива геополитике, приносящей столько зла.
Ровно год назад, 2 июня 2022 я проводил встречу с избирателями в Зюзино, а гражданин Новосёлов Н.Ю. откапывал в моём фейсбуке комментарий от 2020 года со ссылкой на ролик Навального и писал заявление в полицию по факту т.н. «демонстрации экстремистской символики».

По совпадению (не думаю) за два дня до этого мы презентовали муниципальную платформу «ВыДвижение» для помощи независимым кандидатам на муниципальных выборах.

Потом меня демонстративно задержали люди в масках у нас в штабе в Зюзино прямо во время сбора подписей избирателей. Подписи я в итоге всё равно собрал, меня зарегистрировали кандидатом. Но после вступления в силу решения суда я потерял право баллотироваться, и меня сняли с выборов.

По аналогичной схеме с жалобой того же Новосёлова (он оказался профессиональным электоральным киллером на зарплате у мэрии) тогда сняли ещё несколько десятков независимых кандидатов по всей Москве. За день до старта голосования у нас в Зюзино сняли ещё четверых кандидатов из команды Штаба Зюзино — комиссиям пришлось вручную вычёркивать их из уже напечатанных бюллетеней.

В дополнение к этой лобовой зачистке через силовиков и суды в последние недели перед выборами мэрия развернула беспрецедентную чернушную кампанию против нашей команды: фейковый Штаб Зюзино с подделкой нашей агитации, воровство наших газет из ящиков силами Жилищника, запрет уличной агитации и многое другое. По этой кампании можно было составлять энциклопедию грязных политтехнологий.

И в конце им всё равно пришлось вваливать своим кандидатам космические цифры на ДЭГ, чтобы никто из наших оставшихся точно не прошёл.

Это я всё к тому, что в политике не бывает одной решающей технологии победы, потому что она устроена слишком сложно. Даже на «никому не нужных» муниципальных выборах власти пришлось развернуть многоуровневый план с атаками по всем фронтам. И это я ещё не рассказал, как убивали наблюдение, приручали партии и др. Политический режим в России сплетён из тысяч таких процессов управления, поэтому не стоит его примитивизировать.
Сила и пределы медиаполитики

Ютуб всего за пять лет изменил российскую политику. Именно через ютуб оппозиция получила доступ к массовой аудитории впервые после запрета на телеке. Это разрушило монополию путинской элиты на медиа, что имеет огромное значение в эпоху медиаполитики. А после начала войны ютуб закономерно стал последним рубежом оппозиции.

Первым эту дорогу проложил Навальный своим многомиллионным каналом. Этот решающий шаг быстро оторвал его от остальной оппозиции, запертой в резервации либеральных медиа. Сейчас этот трюк пытается повторить Максим Кац.

Размер аудитории — важнейший параметр для публичного политика. Сам факт вещания на крупную аудиторию повышает статус вещающего в глазах людей. Мы склонны воспринимать всерьёз взгляды политиков с большой аудиторией и легко отвергать медиамаргиналов. Поэтому массовая аудитория это необходимый компонент влияния политика: вы сначала обретаете большую аудиторию и только потом можете склонить её на свои политические позиции.

Сегодня у оппозиционного ютуба есть одна безусловно полезная для общества функция: он проникает в медиапотребление миллионов людей, чем разрывает важные связки кремлёвской пропаганды. Главный исследователь российской пропаганды Максим Алюков говорит, что внедрение альтернативных нарративов в повседневный медиафон человека — это один из самых действенных способов сопротивления пропаганде. Если вы хотите поменять взгляды человека, то вам недостаточно пару раз серьёзно поговорить с ним о правде и морали — вам нужно вклиниться в его медиапотребление где-то между стендапом и роликами про рыбалку.

Однако у такого подхода есть своя цена и свои пределы. Для создания популярного контента придётся играть по правилам ютуб-маркетинга: делать идиотские кричащие обложки, комментировать любую ерунду из медиаповестки, эксплуатировать популярных спикеров и так далее. Механизмы воспроизводства этих правил описал Пьер Бурдьё ещё в 1990-х в отношении телевидения — в ютубе всё примерно то же. Его волновало, что в погоне за количеством страдает качество, и сам он, имея демократические взгляды, утверждал, что этого размена можно избежать с помощью целенаправленных усилий.

Расчётливый политик может осознанно «продавать» фуфло из википедии широкой аудитории, чтобы затем постепенно повышать уровень её политического сознания. При этом важно, чтобы он сам не стал жертвой своей же тактики и не начал воспринимать всерьёз созданные им же упрощения для новичков.

И здесь проявляется фундаментальный предел медиаполитики — сама по себе она не создаёт политического действия. Если к просмотру оппозиционного канала не прилагается инфраструктура участия (которую успешно строил Навальный), то этот канал неизбежно скатывается в медиамусор и начинает воспроизводить деполитизирующие посылы.

Насыщенный политическими идеями инфотейнмент может создать у нас впечатление политизации: «вот моя тётя начала смотреть Собчак и интересоваться политикой». Но это впечатление очень обманчиво. Кто (де)политизирован сильнее — человек, который следит за политическими селебрити, в курсе всех перлов от Лаврова и Госдумы, три раза на дню ахает, что «очередное дно пробито», и при этом ведёт сугубо частную жизнь, или человек, который организует коллективные действия с соседями или на рабочем месте в защиту своих прав, но не погружен в оппозиционный инфопузырь?

Есть базовая асимметрия между кремлёвской пропагандой и оппозиционной контрпропагандой: первая нацелена на деполитизацию, она стремится создавать не действия, а обоснования для бездействия, тогда как вторая должна наоборот политизировать, побуждать к политическим действиям. Поэтому медиаполитика по самой своей природе искривлена в сторону защиты статус-кво.

Замечу, что это устраивает оппозиционных политиков с антидемократическими взглядами, потому что у них нет задачи заходить далеко в политизации своей аудитории, им нужно торговать ей в будущих переговорах с элитами внутри России и на Западе, а её чрезмерная политизация может этому помешать — люди же могут начать осознавать свои интересы и самоорганизовываться.
Сегодня Мосгордума назначит выборы мэра Москвы. У нашего города ещё ни разу не было мэра, который уже не занимал бы эту должность до выборов.

Сама должность мэра появилась как инструмент ожесточённой политической борьбы команды Ельцина со старым режимом в последние месяцы советской власти. На первых выборах мэра 12 июня 1991 года победил Гавриил Попов, который был на тот момент председателем Моссовета (высшая госдолжность в городе) — под него пост мэра и создавался. В новой должности Попов тут же начал выращивать параллельную вертикаль власти, которая вытеснила старую систему советов и превратилась в того монстра, которым сегодня является Мэрия и Правительство Москвы.

Лужков был председателем Мосгорисполкома и вице-мэром при Попове. Тот ушёл в отставку уже 6 июня 1992 года, а Ельцин декретом назначил Лужкова мэром. Моссовет считал этот ход незаконным, но сами знаете, что Ельцин вскоре сделал с советами. Так Лужков остался назначенным мэром и впервые избрался только в 1996 году, набрав 88,49% голосов.

Собянин тоже сначала стал мэром по назначению президента в 2010 году после отставки Лужкова, а только спустя три года «победил» на своих первых выборах. Он тогда еле-еле наскрёб ночными махинациями 1,5%, чтобы не выйти во второй тур с Навальным. Ну это вы уже помните.

В плебисцитарной системе побеждает тот, кто у власти, это её закон.

Фотоматериалы из архивов исторички
Тем временем на заседании Мосгордумы о демократии рассуждает депутат Яндиев, которого туда избрали самым комичным образом: сначала в этом округе сняли Яшина, чтобы прошла Касамара (от мэрии), потом Яшин призвал своих сторонников голосовать за ноунейма от КПРФ, после чего того тоже сняли, и тогда очередь дошла до задрипанного Яндиева — его снимать уже не стали, потому что в мэрии никто не верил, что он может их обыграть, но горожане по призыву Яшина выбрали его, лишь бы не Касамару. Теперь он большой политический мыслитель и знаток демократии.