🏃 Михаил Лобанов и Александр Замятин в новом выпуске «Избранного». Как независимые кандидаты готовятся к выборам 2023 — эфир уже через 5 минут

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ОБЩЕРОССИЙСКИМ ОБЩЕСТВЕННЫМ ДВИЖЕНИЕМ В ЗАЩИТУ ПРАВ ИЗБИРАТЕЛЕЙ «ГОЛОС» ИЛИ КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ОБЩЕРОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВЕННОГО ДВИЖЕНИЯ В ЗАЩИТУ ПРАВ ИЗБИРАТЕЛЕЙ «ГОЛОС». 18+

Муниципальные выборы стали одной из немногих форм публичной политики. Однако в условиях, когда власть постоянно пытается установить полный контроль за выборами, усиливает давление на кандидатом и запрещает массовые мероприятия, возрастает роль объединений, которые помогают активным гражданам избираться.

Как работают такие организации? Насколько сложнее стало проводить кампании независимых кандидатов? Об этом поговорим с основателями платформы «ВыДвижение» Александром Замятиным и Михаилом Лобановым.

Перед эфиром мы проводим опрос и просим вас в нем поучаствовать. Его итоги подведем в конце трансляции.

📆 7 июня в 19:00

Подписывайтесь на канал «Голоса» в Youtube, нажимайте 🔔, чтобы не пропустить трансляцию

Периодически спрашивают, актуальна ли ещё моя книга про демократию или это уже артефакт довоенной эпохи. Два «да» и одно большое «нет».

Да, актуальна в части разбора базовых сюжетов про: миф о менталитете «советского человека» и демофобию, опросы общественного мнения, надежды на «электронную демократию», противостояние демократии с властью экспертов, напряжение между демократией и либерализмом, популизм и др. Эти вопросы по-прежнему регулярно всплывают в разговорах о политике, и книга продолжает работать как сборник ответов на них. В наших кругах всё ещё много людей, которые пока не знакомы с таким взглядом на вещи.

В то же время я разбирал эти темы не сами по себе в абстракции, а в связи с развитием конкретного муниципального движения. И тут актуальности уже нет.

Постановка вопросов о природе демократии и способы отвечать на них в книге вытекали из конкретной практики местной политики. Они волновали меня в моей депутатской деятельности. Буквально: часто я шёл домой с собрания жителей про какой-нибудь капремонт или шлагбаум, анализировал увиденное, обращаясь к политической теории, общался с депутатами из разных районов и формулировал общие смыслы нашего движения и пути его развития, как я их понимал.

Муниципальное движение было конкретным политическим проектом, ему и посвящена книга. В новой реальности того проекта уже нет, по крайней мере в прошлом виде. По мере зарождения нового движения будут появляться новые способы его самоосмысления. Уверен, что в ядре останутся те же базовые вопросы, что перечислены выше, но появятся и новые.

Наконец, актуальной, на мой взгляд, остаётся ключевая концепция книги — реполитизация. Режим всё ещё держится на массовой деполитизации общества, а определяющей задачей демократов остаётся вовлечение людей в политику из серой зоны сугубо частной жизни, питающей диктатуру. Война провела красную линию, очертившую ту часть общества, которую демократы сейчас не готовы или не могут реполитизировать. Но эта линия неизбежно будет размываться по мере появления возможностей для политических действий.

Повестка будет меняться, но в основе политической динамики в обозримом будущем останется антагонизм деполитизирующих и реполитизирующих практик. Вопрос только в доступных нам возможностях для реполитизации. В случае перехода власти к либеральной оппозиции их будет много, а в противоположном случае фашистского реванша их не будет совсем. И как всегда, в жизни реализуется что-то среднее.

Дочитал книгу Марианы Маццукато «Предпринимательское государство» и могу порекомендовать её по двум причинам.

1. Она показывает, что миф об атлантах, единолично создавших инновационную экономику в своих гаражах, не соответствует той роли, которую на самом деле играло государство в части технологических разработок и рискованных вложений. Среди исследователей инновационной экономики это всё давно известные вещи, но она собирает их в единое повествование, доступное обычным читателям.

Я боялся, что Маццукато скатится во что-то типа «интернет это проект ЦРУ». Оказалось, что напрасно. Она излагает как раз ту фактуру, которая убережёт вас как от конспирологической чепухи, так и от восторженного поклонения атлантам. Тут можно прочитать фрагмент про Apple.

2. Она даёт новый взгляд на проблемы развития зелёной экономики и показывает, что в господствующей экономической парадигме человечество не сможет создать прорывные инновационные решения для спасения окружающей среды и климата. То есть технологически человечество скорее всего могло бы с этим справиться, но для этого нужно пересмотреть отношение к роли государства, благодаря которому в своё время и выстрелила инновационная экономика.

В то же время её посыл до боли напоминает обычную апологию государства развития, которая вызывает у меня скепсис. Она ставит на то, что государство может разорвать порочную схему «приватизация прибылей, национализация убытков» и выступить самостоятельным «предпринимателем». Но у меня есть сомнения, что существующие государства способны выявлять и обеспечивать общественное благо. Учитывая глубину симбиоза государств с корпорациями, рецепты Мацуккато скорее создадут новый большой пирог для частного обогащения, чем вернут обществу прибыль от его инвестиций.

У вас ус отклеился представительство сломалось: как перформативность медиаполитики начинает угрожать ей самой

В твиттере поднялась волна призывов к медийным оппозиционерам с требованием выступить против антитрансгендерного законопроекта. На этой волне проявился любопытный эффект перформативности медиаполитики. Думаю, что это далеко не последний случай, поэтому попробую сформулировать сам эффект и его последствия.

Дисклеймер. Я однозначно считаю этот законопроект людоедским и поддерживаю борьбу с ним. Для меня тут даже спорить не о чем. Гомофобия и трансфобия — настоящее зло, без преодоления которого никакого социального прогресса быть не может.

Итак, в чём суть эффекта перформативности медиаполитики: оппозиционные медиа утверждают, что ведение ютуба сейчас является главной формой политики, а их аудитория начинает этому верить и относиться к их спикерам как к политикам, от которых нужно требовать действий в её интересах. Проще говоря, вы сказали, что вы политики, потому что ведёте ютуб о политике, а ваша аудитория сказала: окей, вы политики, тогда вот вам наши политические требования.

На первый взгляд, это обычный ход в общественной кампании: активисты привлекают медийных ЛОМов для повышения внимания к проблеме. Но существенно, что в данном случае к ним приходят не как к ЛОМам с просьбой помочь, а именно как к политикам с требованием что-то сделать.

Ярче всего это проявляется в шантаже представительством. Активисты угрожают медиаполитикам, что те потеряют право их представлять, если откажутся высказаться. Но что авторизовало это представительство, если не было выборов? Если я смотрю ютуб такого-то политика за обедом и склонен поддерживать его слова, то он меня уже представляет? Это похоже на некий новый тип аудиторного представительства. (Понятие аудиторной демократии см. у Бернара Манена.)

Такой подход ожидаемо вызвал сопротивление тех самых ЛОМов, потому что в логике медиаполитики они сами должны управлять повесткой. В медиаполитике предложение создаёт спрос, а не наоборот: важны те темы, о которых говорят в медиа. Требования активистов нарушают эту логику. И вот тут начинается самое интересное.

С одной стороны, медиаполитика строится на вере в то, большая аудитория политического комментатора делает его политическим лидером. Но с другой стороны, сами эти лидеры не предполагают, что зрители могут прийти к ним в студию и что-то потребовать, как обычно делают с политиками. Для медиаполитики важно, чтобы зрители оставались по ту сторону камеры и проявлялись только в виде статистики и реакций для алгоритмов. Но когда зрители политизируются, они начинают действовать, что нарушает эту схему и ставит под угрозу всю конструкцию.

Нужно понимать, что оппозиция сместилась в медиаполитику не по своей воле, а под жёстким репрессивным давлением. Ютуб стал последним рубежом массового сопротивления. В силу описанного противоречия это состояние неустойчиво, и мы наверняка увидим ещё много таких аварий.

«Безумно богатые русские» Элизабет Шимпфёссль — социологическое исследование российских элит, которое отлично дополняет антикоррупционные расследования, ставшие нашим основным источником знаний о мире хозяев страны. Внутри результат более 10 лет работы и сотен интервью с самыми богатыми людьми России и близкими к ним — поразительный масштаб.

К моему удивлению, я не встречал ещё ни одного публициста, который в рассуждениях на популярную тему «почему элиты терпят Путина?» обратился бы к исследованию Шимпфёссль. Тем временем из него можно увидеть, что путинизм является просто порождением и выражением классового сознания этих самых элит.

Авторка старается выдерживать академическую нейтральность и специально оговаривается, что из книги удалено много спорных суждений по советам юристов. Но даже в таком изложении бросается в глаза, что у самых богатых и влиятельных людей России по части общественно-политических вопросов в головах образцовая каша, замешанная на социал-дарвинизме, дремучей патриархальности, гомофобии, имперских комплексах и конспирологии. Шимпфёссль помещает их нарративы в социально-политический контекст и показывает, как весь этот буржуазный консерватизм вытекает из их положения в обществе глубочайшего неравенства.

Летом 2022-го года книга вышла в русском переводе с актуальным предисловием и дополнением об отношении олигархов к войне. Шимпфёссль показывает, как западные элиты инкорпорировали своих российских братьев по классу, цинично закрывая глаза на происхождение их денег и преподав им тем самым урок лицемерия: западные либерально-демократические ценности — это мишура для населения, а на деле всё покупается и продаётся, и богатые в мире везде одинаковые. Это тоже существенная часть мировоззрения путинизма.

Книга написана доступным языком без академических пререквизитов, читается легко и быстро, рекомендую.

Открыли запись на второй модуль школы ВыДвижения

Эксперимент с первым модулем мы признали успешным и решили запускать второй. Он будет посвящён экономике. Будем разбираться, как работает тот самый «холодильник», который должен победить «телевизор», но что-то всё никак.

Модуль задуман так, чтобы слушатели научились понимать на самом базовом уровне новости про экономический рост, курсы валют, ключевую ставку и тому подобное, а затем могли использовать экономические соображения, например, в убеждении других людей.

Фишка программы модуля в том, что мы пригласили преподавателей, которые вдобавок к базовому общепринятому материалу познакомят с гетеродоксальными (то есть не мейнстримными) теченими мысли в экономической науке. Такой критический ракурс полезен, потому что позволяет увидеть разногласия и недочёты в экономике, о которых стоит знать для адекватного восприятия и применения экономического знания.

Для участия во втором модуле не нужно быть выпускником первого. Это полностью новый набор для всех желающих. Участие бесплатное, но количество мест ограничено, поэтому мы оставляем за собой право отбирать заявки в соответствии с нашим пониманием целей школы.

Подать заявку и прочитать подробнее про модуль можно на сайте школы https://school.munplatform.ru/

Заявки принимаются до 23-го июня включительно. Сам модуль будет проходить с 8 по 29 июля.

Оптимизм Дорджа Оруэлла не оправдался

Оруэлл в эссе «Джеймс Бёрнем и революция менеджеров» даёт превосходную отповедь до боли знакомому реакционному реализму, который гласит: люди всегда делились и будут делиться на управляющих и управляемых, потому что они не равны в своих способностях и потребностях, иерархии неизбежны в силу «закона природы», политика по своей сути является делом особого меньшинства, а демократия и социализм — лишь сказочки для управления массами.

Едва ли уже кто-то помнит, кто такой Джеймс Бёрнем, с которым полемизирует Оруэлл. Но весь этот реакционный консерватизм вам точно знаком. Оруэлл разделывает под орех предсказательные способности такого «реализма» и показывает, что в его основе лежат обычные антидемократические установки и аргументы типа: «поскольку общество свободных и равных людей никогда не существовало, оно никогда и не будет существовать».

Не буду пересказывать этот небольшой замечательный текст, его стоит прочитать самому. Тем более местами он остро рифмуется с нашими днями.

Однако в рассуждении Оруэлла есть и ошибочная, на мой взгляд, часть. Его главный оптимистический аргумент состоит в том, что «сообщество не может сохраниться в целости, если не выполняются определённые правила поведения». По Оруэллу, несправедливые угнетающие режимы обречены в силу самой своей порочности. В этой логике он верно предсказывает крах Советского Союза, но не видит перспективы зарождения новых форм подавления демократии. Безумные тоталитарные проекты действительно нежизнеспособны, но угнетение впоследствии оказалось гораздо изобретательнее, чем думал Оруэлл.

Замечу, что эссе написано в 1946 году, то есть ещё до ревизии понятия демократии, по результатам которой сегодня многие считают, что демократия это выборы+права+институты. Поэтому Оруэлл имеет в виду ещё дошумпетеровскую демократию массовых обществ. Он пишет о перенаполнении понятия социализма, но как будто не догадывается, что через 20 лет то же самое произойдёт с демократией.

Думаю, что источником веры Оруэлла в торжество демократии в силу самих вещей было его острое неприятие макиавеллизма. Вместе с «водой» цинического понимания политики как борьбы грубых сил он выплеснул и «ребёнка» — саму политическую борьбу.

Оруэлл иронизирует над тем, как Бёрнем идёт на поводу у сильных и выражает сиюминутные предпочтения в их пользу. Но политическая гегемония действительно так устроена — люди верят в то, что транслируют сильные движения и лидеры, и скептически относятся к голосу слабых. Неолиберализм был маргинальной религией, пока его не поднял на щит господствующий класс. Социализм потерял идеологическую привлекательность, когда социалисты проиграли политическую борьбу, а не наоборот. Взгляды политика с тысячей подписчиков в тысячу раз менее влиятельны, чем политика с миллионной аудиторией, вне зависимости от их нравственных качеств.

Авторитарные режимы могут деградировать и рушиться под тяжестью своих же пороков. На их перегное на какое-то время даже могут зацвести демократические ростки. Но сама демократия не есть некий «правильный» режим, который в противоположность диктатуре лучше удерживает сообщества в целостности. Мы в постсоветской России можем почувствовать это особенно хорошо.

Демократия является предметом политической борьбы, поэтому для её победы недостаточно нравственного выбора, о котором пишет Оруэлл. Он наносит мощный удар по реакционному реализму консерваторов, но отказывается признать, что это акт политической борьбы, в которой будет решать сила. Поэтому его оптимизм не оправдался и сегодня выглядет скорее как приговор уже самой демократии.

За наводку на эссе Оруэлла спасибо подкасту «Лес за деревьями».

Сегодня последний день приёма заявок на экономический модуль школы ВыДвижения. Конкурс пока не очень высокий, поэтому не стесняйтесь подать заявку, если вас интересует программа модуля.

https://school.munplatform.ru/

В новом списке иноагентов Михаил Лобанов, Евгений Ступин и Виталий Боварь. Моя поддержка и пламенный революционный привет им!

Если кто-то подумал, что Лобанову вменяют иностранное финансирование, то нет, на такой абсурд даже они не пошли. Вот выдержка из решения Минюста с обоснованием.

Прямо сейчас всё как никогда сильно зависит от людей с автоматами. Обществу остаётся только наблюдать с безопасного расстояния. Но уже на следующем этапе роль общественных настроений начнёт расти и в какой-то момент может стать решающей. Тактически решает прямая сила, но стратегически — общественная поддержка.

Если у силовиков не получится остановить Пригожина на пути к Москве, то власти придётся прибегнуть к политической гражданской мобилизации. Потому что в этом случае их могут спасти только огромные толпы мирных людей у правительственных зданий, разогнать которые вагнера не смогут.

Но до этого дойдёт только в том случае, если сами силовики начнут саботировать подавление мятежа или переходить на его сторону. На что у Пригожина и расчёт. А это будет означать, что популярность мятежников слишком высока, чтобы власть могла с лёгкостью призвать всё общество на защиту от них.

Можно представить обращение Собянина к москвичам с призывом выходить на защиту конституционного строя. Он может попробовать собрать коалицию из своих самых лояльных избирателей и умеренных оппозиционеров, которые раньше противостояли ему на выборах, но теперь считают его меньшим злом.

Но также легко представить и призыв Пригожина к «рассерженным патриотам» и лояльной ему средней буржуазии, которая с удовольствием наблюдала, как он критиковал режим.

Обе потенциальные коалиции очень неустойчивы и полны противоречий. К тому же все эти группы сильно атомизированы и не могут похвастаться опытом горизонтальных коллективных действий. Это означает, что ни у одной из сторон нашей «аксиомы Эскобара» скорее всего не будет достаточной общественной поддержки, чтобы получить стратегическое преимущество. Тогда роль малых политических субъектов, независимых от обеих сторон, начнёт стремительно день за днём расти.

Если же в ближайшее время ставка Пригожина на нижние слои силовиков не сыграет и власти успешно подавят мятеж, то через неделю нас заставят забыть о его существовании. Это будет уже совсем другая история.

Почему мятеж закончился сливом, и что он продемонстрировал нам с вами

Думаю, что обе стороны так быстро согласились на мировую прежде всего по той причине, о которой я писал вчера: ни у одной из них не было подавляющего преимущества в общественной поддержке. Как только они осознали, что на следующем шаге противостояния это будет иметь решающее значение, так сразу и ударили по рукам.

Пригожин постоянно поднимал свои ставки и в какой-то момент его аппетиты разрослись с Минобороны на всю Москву. Но его расчёт на раскол силовиков и переход их нижних слоёв на его сторону не оправдался. Поэтому успешно вторгнуться в Москву он мог только при условии, что мирные горожане выйдут встречать его с цветами. На это его уровня поддержки никак не хватало.

С другой стороны, власть за сутки могла перегруппироваться и раздавить мятеж грубой силой, подтвердив свой государственный авторитет. Но для такого решительного шага нужна гигантская общественная поддержка, кратно превосходящая рейтинг Пригожина. А её нет. В итоге, имея тактическое преимущество, но не имея стратегического, власть навязала Пригожину мировую.

Однако, давайте признаемся, что самую большую слабость вчера почувствовали мы с вами. У демократии не было никакой социальной опоры, которая позволила бы ей выставить альтернативу двум сортам зла. Речь не про абстрактный интеллигентский скулёж «народ безмолвствует», а про отсутствие конкретной социальной базы у демократии. Мы могли опираться только на пёстрый микрослой активистов, которые не образуют социальных групп. Отсюда комичные споры о том, какую сторону поддержать, и тягостное бессилие наблюдателя.

Вчера мы почувствовали ледяное дыхание смерти — фашистская диктатура ещё никогда не была так близко. И в этот раз пронесло. Но теперь уже нет никаких сомнений, что страна в итоге всё равно упрётся в эту страшную развилку между ультраправым реваншизмом и консервацией режима. В 1917 году социальной базой третьей силы был рабочий класс. В нашем постиндустриальном обществе такого класса нет.

Звучит безнадёжно, правда? Не расстраивайтесь. На сцене всё ещё лежит гигантский чёрный ящик, в котором находится 80% общества. Его стенки держатся на скрепах деполитизации, которые спадут, когда у скрепщика начнутся проблемы. Вчера на улицах Ростова несколько часов можно было видеть первые просачивания из этого ящика. Когда его стены рухнут и на сцену вывалится эта гигантская масса, ситуация коренным образом изменится. Нам сегодня это трудно представить, так же, как позавчера утром было трудно представить мятеж.

В этой новой ситуации у мелких демократических структур может появиться свой опорный класс. Но сами структуры должны быть к этому хорошо готовы.

«Значительную часть знания человек получает от окружающих и никогда лично их не проверяет, а значит, что огромный запас мнений, решений и взглядов построен на социальном доверии и авторитете — это совершенно нормальная ситуация. Этот авторитет не обязательно носит личный характер. Речь может идти о доверии учёным (как в экспериментах), врачам, в целом людям, которые обладают экспертизой и «лучше знают». Отсюда следует, что не совсем правомерно требовать от людей, например, экспертного понимания политической ситуации.

Однако раскручивание маховика пропаганды создаёт иллюзию полной непостижимости происходящих политических событий — особенно для людей, которые никогда не жили при режиме, требующем осознанного гражданского участия. Именно так возникают установки вроде «правду мы никогда не узнаем» и «там наверху лучше знают». Ассиметричное распределение знания в обществе служит эффективной предпосылкой для любой пропаганды…».

https://gorky.media/context/vo-imya-otritsatelnoj-lyubvi/

По статистке, провалившиеся военные перевороты чаще приводят к укреплению автократий, чем к демократизации. Вот, например, свежее исследование с количественным анализом 139-ти неудачных переворотов с 1950 по 2019 годы. В нём с хорошей точностью показано, что средние темпы персонализации режима после неудавшегося мятежа в 6 раз выше, чем без такового.

Публичные политологи обожают делать из таких исследований предсказания типа: с верояностью 84% автократия, отбившая переворот, успешно закручивает гайки. Их аудитория хорошо усваивает такие заявления, потому что людям нравятся цифры, таблицы, статистика, ведь это звучит научно, солидно, обоснованно. Одно дело спекулятивные размахивания руками с непонятными словечками, и совсем другое — графики с формулами, где всё чётко.

Большой секрет (и мы его никому не расскажем) в том, что вся эта статистика сама по себе является набором количественных артефактов, которые ни о чём не говорят. Чтобы она обросла смыслами, её нужно интерпретировать, а интерпретация берётся не из эмпирики, а из политической теории. Хуже того, в саму сортировку данных для сбора статистики зашита куча скрытых интерпретативных предпосылок, которые и сами авторы редко осознают, принимая их за должное со студенчества.

Например, для подобных исследований нужно как-то концептуализировать и затем квантифицировать «персонализацию режима», потому что в природе такие вещи не встречаются. Хотя политологи и делают вид, что всего лишь выявляют закономерности в эмпирически наблюдаемых явлениях. Типы мы просто зашли в зоопарк политических режимов и выяснили, что самки после спаривания чаще рожают. В действительности такого зоопарка не существует, его воображают компаративисты, исходя из определённых представлений о том, как устроена и какой должна быть политика.

У меня есть гипотеза про публичных политологов для политологической статьи: чем больше они сыпят цифрами/графиками/таблицами и чем чаще говорят что-то типа «наукой доказано», тем слабее та политическая теория, которую они пытаются продать.

Надежда на апокалипсис

Неделю назад многие испытали сначала стыдливую надежду, а потом разочарование. Понятно, что никто не хочет хунту фашиствующих головорезов. Но многие хотят, чтобы всё уже начало меняться, хоть как-то. Поэтому по задворкам массового сознания побежала опасненькая мысль «лишь бы уже да», ведь лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

Здесь есть одна серьёзная проблема. Мечта о переворачивающем всё событии — форма политической лени и расчёта на халяву. Это буквально надежда на то, что перемены к лучшему свалятся на нас с небес или возникнут из-под земли. Для этого есть исторические основания, ведь революции всегда вспыхивают внезапно. Однако их развитие и исход существенно зависят от состоятельности общественных движений, которые строятся на долгой и скрупулёзной работе.

Если вам показалось, что в прошлую субботу открылся телепорт в другую политическую реальность и теперь можно побросать всю «мелкую» работу и просто дождаться следующего пришествия, то я должен вас расстроить. На том свете зачтётся не за нашу веру в него, а за труды. Медиаполитика фокусирует наше внимание на больших событиях, создавая ощущение, что больше не надо собирать по копеечке, ведь вот-вот откроется фонтан. Это опасная иллюзия.

Масштабные катаклизмы не освобождают нас от низовой демократической работы. Если люди не могут провести общее собрание собственников в своём доме и сместить УК или создать профсоюз на своём предприятии и контролировать начальство, то власть либералов из ютуба им не поможет. При любых лицах во власти наши базовые политические проблемы останутся теми же, если ими не заниматься. (А если ими заниматься, то и лиц этих больше не будет, но это отдельный разговор.)

Другое дело, что низовая политика сейчас репрессирована, и любые перемены, которые могут скинуть с неё цепи, пойдут ей на пользу. Однако высвобождение демократической энергии сулит нам не конец истории, а только начало. Если чётко осознать, что реализация демократического потенциала любых свалившихся на нас перемен потребует огромного и долгого труда, то невротическая надежда на апокалипсис перестанет затуманивать наше сознание.

Это всё уже было у Зукмана и Пикетти, но всё же ещё раз простое объяснение в картинках, почему Россию не могло ждать ничего хорошего в последние 30 лет.

Тут наш подкаст решил прокачать картинку и звук для ютуба. Но на новый продакшн пока немного не хватает ежемесячных пожертвований. Если доберём всего 7 тысяч, то перейдём на новый формат. Поддержите любой суммой👇