Многие из вас придут к нам на стенд на Нон/фикшн за «Повестью о любви и тьме» Амоса Оза, но хотим напомнить и об «Иуде», который вернулся к нам в этом году. Главный, последний роман Амоса Оза. В каком-то смысле — его завещание, хотя вряд ли сам Мастер считал его таковым.
В «Иуде» он успел сказать главное. О войне и мире. О ненависти. О том, как страшно и горько чувствовать себя отверженным среди собственного народа. О старости, что всегда приходит нежданно, принося с собой не только мудрость и неспешность и ума, но и сожаления об упущенном.
«Иуда», конечно, и о любви, о самом важном и дорогом, от чего каждому из нас, хотя бы раз в жизни, приходится отрекаться и предавать, порой не замечая этого. А еще эта книга о Иерусалиме, как бы подхватывающая эстафету «Повести о любви и тьме». Да и герой в обеих книгах — один и тот же: сам Амос Оз, говорящий с нами языком ребенка и старика одновременно.
…Два романа Амоса Оза разделяют двенадцать лет. Но кажется иначе. Либо целая жизнь — не только человека, но и страны, народа, города. Либо вообще ничего — и «Иуда», и роман, который мы возвращаем читателям в этом году — одна и та же бесконечная повесть, которая пишется столько, сколько существует человечество. Повесть о любви и тьме.
«…Мы изгнаны из рая не из-за какого-то яблока, мы оттуда изгнаны только из-за жестокости. И поныне мы гонимы беспрерывно с места на место только по причине жестокости. …если люди поступают друг с другом как хищные звери, возможно и в самом деле есть резон держать их в отдельных клетках.»
«Говорят, на языке урду есть такое слово: если написать его справа налево, получится „безумная любовь“, а если слева направо — „смертельная ненависть“. Те же гласные, те же согласные, вся разница в том, как читать с конца или с начала.»
«Если только в один прекрасный день исчезнут из мира все религии и все революции, говорю тебе, все до единой, без всякого исключения, будет в этом мире намного меньше войн.»
«Тот, кто готов измениться, в ком есть мужество, чтобы измениться, всегда будет предателем в глазах тех, кто не способен на перемены, кто до смерти боится их, не понимает и ненавидит.»
Амос Оз «Иуда» (пер. В.Радуцкого)
#фантомпресс #амосоз
В «Иуде» он успел сказать главное. О войне и мире. О ненависти. О том, как страшно и горько чувствовать себя отверженным среди собственного народа. О старости, что всегда приходит нежданно, принося с собой не только мудрость и неспешность и ума, но и сожаления об упущенном.
«Иуда», конечно, и о любви, о самом важном и дорогом, от чего каждому из нас, хотя бы раз в жизни, приходится отрекаться и предавать, порой не замечая этого. А еще эта книга о Иерусалиме, как бы подхватывающая эстафету «Повести о любви и тьме». Да и герой в обеих книгах — один и тот же: сам Амос Оз, говорящий с нами языком ребенка и старика одновременно.
…Два романа Амоса Оза разделяют двенадцать лет. Но кажется иначе. Либо целая жизнь — не только человека, но и страны, народа, города. Либо вообще ничего — и «Иуда», и роман, который мы возвращаем читателям в этом году — одна и та же бесконечная повесть, которая пишется столько, сколько существует человечество. Повесть о любви и тьме.
«…Мы изгнаны из рая не из-за какого-то яблока, мы оттуда изгнаны только из-за жестокости. И поныне мы гонимы беспрерывно с места на место только по причине жестокости. …если люди поступают друг с другом как хищные звери, возможно и в самом деле есть резон держать их в отдельных клетках.»
«Говорят, на языке урду есть такое слово: если написать его справа налево, получится „безумная любовь“, а если слева направо — „смертельная ненависть“. Те же гласные, те же согласные, вся разница в том, как читать с конца или с начала.»
«Если только в один прекрасный день исчезнут из мира все религии и все революции, говорю тебе, все до единой, без всякого исключения, будет в этом мире намного меньше войн.»
«Тот, кто готов измениться, в ком есть мужество, чтобы измениться, всегда будет предателем в глазах тех, кто не способен на перемены, кто до смерти боится их, не понимает и ненавидит.»
Амос Оз «Иуда» (пер. В.Радуцкого)
#фантомпресс #амосоз
«Когда мне было примерно шесть лет, наступил великий день в моей жизни: отец освободил для меня небольшое пространство в одном из книжных шкафов и позволил перенести туда мои книжки. Я сгреб в охапку все свои книги, которые до той поры лежали стопкой на тумбочке у моей кровати, притащил их к книжному шкафу отца и поставил по порядку — спиной к внешнему миру, а лицом к стене. Это была настоящая церемония возмужания и посвящения: человек, чьи книги стоят на полке, он уже мужчина, а не ребенок.
Я допустил ужасную ошибку. На выделенной мне площади полки я был волен делать все, что мне заблагорассудится. Но у меня были абсолютно детские представления о том, что и как делается. Книги свои я выстроил по росту, а самыми высокими оказались как раз те из них, которые уже были ниже моего достоинства, — книжки для малышей, с крупными буквами, стишками и картинками, те книжки, что мне читали, когда я был совсем крохой.
Я все еще пребывал в эйфории, когда отец, вернувшись с работы, бросил взгляд на мою книжную полку. Он был просто потрясен. После тягостного молчания он снова устремил на меня долгий взгляд, который я никогда не забуду, было в этом взгляде такое горькое разочарование, такое отчаяние, которое никакими словами не выразить. Наконец процедил он, едва разжимая губы: — Скажи мне, пожалуйста, ты что, совсем тронулся? По росту? Что, книги — это солдаты? Это парад духового оркестра пожарных?
В течение примерно двадцати минут отец открывал мне основы мироздания. Книги можно расставлять по заглавиям, можно по алфавиту, можно по сериям или выпустившим их издательствам, можно в хронологическом порядке, можно по языкам, по тематике, по отраслям знания и даже в связи с местом выхода книги… Так узнал я, что существуют логические законы, определяющие многовариантность жизненных явлений. Все, что происходит, может произойти так, а может иначе, жизнь разыгрывается по различным партитурам, по параллельным логическим схемам.»
Амос Оз «Повесть о любви и тьме» (пер. Виктора Радуцкого)
#фантомпресс #амосоз #израиль
Я допустил ужасную ошибку. На выделенной мне площади полки я был волен делать все, что мне заблагорассудится. Но у меня были абсолютно детские представления о том, что и как делается. Книги свои я выстроил по росту, а самыми высокими оказались как раз те из них, которые уже были ниже моего достоинства, — книжки для малышей, с крупными буквами, стишками и картинками, те книжки, что мне читали, когда я был совсем крохой.
Я все еще пребывал в эйфории, когда отец, вернувшись с работы, бросил взгляд на мою книжную полку. Он был просто потрясен. После тягостного молчания он снова устремил на меня долгий взгляд, который я никогда не забуду, было в этом взгляде такое горькое разочарование, такое отчаяние, которое никакими словами не выразить. Наконец процедил он, едва разжимая губы: — Скажи мне, пожалуйста, ты что, совсем тронулся? По росту? Что, книги — это солдаты? Это парад духового оркестра пожарных?
В течение примерно двадцати минут отец открывал мне основы мироздания. Книги можно расставлять по заглавиям, можно по алфавиту, можно по сериям или выпустившим их издательствам, можно в хронологическом порядке, можно по языкам, по тематике, по отраслям знания и даже в связи с местом выхода книги… Так узнал я, что существуют логические законы, определяющие многовариантность жизненных явлений. Все, что происходит, может произойти так, а может иначе, жизнь разыгрывается по различным партитурам, по параллельным логическим схемам.»
Амос Оз «Повесть о любви и тьме» (пер. Виктора Радуцкого)
#фантомпресс #амосоз #израиль
Сергей Морозов — о романе Амоса Оза «Повесть о любви и тьме».
«Повесть о любви и тьме» с первой страницы содержит в себе противоречие. В столкновении художественного и документального обнажается вопрос, который волновал самого Оза — как связаны между собой литература и жизнь? Жизнь борется со словом. А может не только борется? И Амос Оз, пытается нащупать сопряжение реальности с вымыслом, воспоминания с образом?
Не будь этого, перед нами была бы обычная автобиография. Памятные события, сонм родственников. Но Амос Оз сам зарекся от книг, не стремящихся к поиску смысла. Таким, ищущим, он был в лучших своих романах «Фима» и «Иуда». Таков он и здесь.
«Все мои книги были автобиографическими». Чем же тогда отличается «Повесть о любви и тьме»? Оз разъясняет — исповедальностью.
Это рассказ о вещах интимных, таких, в которых боялся признаться сам себе, — незаживающая рана, смерть матери. Амос Оз тоже пишет про дедушек и бабушек, про дворик детства. Но малый мир родного квартала существует не в безвоздушном пространстве. За ним все равно «большой мир». Поэтому размах книги громаден. От интеллектуальных дискуссий новых жителей Палестины в духе Серебряного века до жестоких реалий арабо-израильского конфликта, в котором решается вечный трагический вопрос о том, кто кого — они нас, или мы их.
Романное опознается в книге с легкостью — формат семейной саги, ставший уже давно привычным. В то же время, «Повесть о любви и тьме» — роман воспитания. Книга о взрослении, открытии мира, о преодолении того самого разрыва литературы и жизни, который в зрелости, и впрямь, ведет к катастрофе, как это случилось с матерью Оза. И, конечно же, «Повесть о любви и тьме», — рассказ о том, как жизнь и словесность взаимопроникают друг в друга. Книги уводят от жизни. Они же возвращают в нее.
Амос Оз признается, что его окружали персонажи Толстого и Чехова («Все это было из Чехова, особенное ощущение захолустной провинциальности»). Так странно, так приятно, — видеть родное и знакомое в чужих строчках. Книги иссушают обычную жизнь, формируя иллюзию, что «большой мир» где-то там. Но и в жизни, и в книге, все может быть исполнено величия. Надо только обрести способность видеть. И помогут тебе тоже книги. Чехов. Шервуд Андерсон. Непримиримая борьба бабушки с микробами уживается с такими «большими» событиями, как война или провозглашение независимости. А плач Церты Абрамской по убитому сыну — оборотная сторона безжалостного хода истории.
Откуда бы мы узнали об этом, если бы этого не было в книге? Но какова же роль автора, каково его призвание? Книги как дети. Когда ты пишешь их, ты оставляешь что-то другим. Не жалеешь ни времени, ни сил.
Для чего? Для того, чтоб не только продолжить, но и сохранить людской род. Переселить всех в вечность, в книгу.
«Было ощущение, что люди приходят и уходят, рождаются и умирают, и только книги бессмертны. Когда я был маленьким, я хотел вырасти и стать книгой. Не писателем, а книгой. Людей можно убивать как муравьев. И писателей не так уж трудно убить. Но книгу — даже если ее будут систематически уничтожать, есть шанс, что какой-нибудь один
экземпляр уцелеет, и, забытый, будет жить вечно и неслышно на полках какой-нибудь отдаленной библиотеки в Рейкьявике, в Вальядолиде, в Ванкувере».
В «Повести о любви и тьме» Озу удалось обессмертить семью и эпоху. Превратить их в книгу. Его дедушка с бабушкой все еще плывут в Америку и обратно, его отец надеется стать профессором университета, а его мать все так же мучается мигренями и идет к своему фатальному, последнему решению. Но и сам Амос Оз жив. Он — и мальчик, и юноша, и старик, умудренный жизнью. В книге, как в вечности, возможно все. Оз не умер, он, наконец, стал, как и мечтал когда-то ребенком, — книгой.
#фантомпресс #амосоз
«Повесть о любви и тьме» с первой страницы содержит в себе противоречие. В столкновении художественного и документального обнажается вопрос, который волновал самого Оза — как связаны между собой литература и жизнь? Жизнь борется со словом. А может не только борется? И Амос Оз, пытается нащупать сопряжение реальности с вымыслом, воспоминания с образом?
Не будь этого, перед нами была бы обычная автобиография. Памятные события, сонм родственников. Но Амос Оз сам зарекся от книг, не стремящихся к поиску смысла. Таким, ищущим, он был в лучших своих романах «Фима» и «Иуда». Таков он и здесь.
«Все мои книги были автобиографическими». Чем же тогда отличается «Повесть о любви и тьме»? Оз разъясняет — исповедальностью.
Это рассказ о вещах интимных, таких, в которых боялся признаться сам себе, — незаживающая рана, смерть матери. Амос Оз тоже пишет про дедушек и бабушек, про дворик детства. Но малый мир родного квартала существует не в безвоздушном пространстве. За ним все равно «большой мир». Поэтому размах книги громаден. От интеллектуальных дискуссий новых жителей Палестины в духе Серебряного века до жестоких реалий арабо-израильского конфликта, в котором решается вечный трагический вопрос о том, кто кого — они нас, или мы их.
Романное опознается в книге с легкостью — формат семейной саги, ставший уже давно привычным. В то же время, «Повесть о любви и тьме» — роман воспитания. Книга о взрослении, открытии мира, о преодолении того самого разрыва литературы и жизни, который в зрелости, и впрямь, ведет к катастрофе, как это случилось с матерью Оза. И, конечно же, «Повесть о любви и тьме», — рассказ о том, как жизнь и словесность взаимопроникают друг в друга. Книги уводят от жизни. Они же возвращают в нее.
Амос Оз признается, что его окружали персонажи Толстого и Чехова («Все это было из Чехова, особенное ощущение захолустной провинциальности»). Так странно, так приятно, — видеть родное и знакомое в чужих строчках. Книги иссушают обычную жизнь, формируя иллюзию, что «большой мир» где-то там. Но и в жизни, и в книге, все может быть исполнено величия. Надо только обрести способность видеть. И помогут тебе тоже книги. Чехов. Шервуд Андерсон. Непримиримая борьба бабушки с микробами уживается с такими «большими» событиями, как война или провозглашение независимости. А плач Церты Абрамской по убитому сыну — оборотная сторона безжалостного хода истории.
Откуда бы мы узнали об этом, если бы этого не было в книге? Но какова же роль автора, каково его призвание? Книги как дети. Когда ты пишешь их, ты оставляешь что-то другим. Не жалеешь ни времени, ни сил.
Для чего? Для того, чтоб не только продолжить, но и сохранить людской род. Переселить всех в вечность, в книгу.
«Было ощущение, что люди приходят и уходят, рождаются и умирают, и только книги бессмертны. Когда я был маленьким, я хотел вырасти и стать книгой. Не писателем, а книгой. Людей можно убивать как муравьев. И писателей не так уж трудно убить. Но книгу — даже если ее будут систематически уничтожать, есть шанс, что какой-нибудь один
экземпляр уцелеет, и, забытый, будет жить вечно и неслышно на полках какой-нибудь отдаленной библиотеки в Рейкьявике, в Вальядолиде, в Ванкувере».
В «Повести о любви и тьме» Озу удалось обессмертить семью и эпоху. Превратить их в книгу. Его дедушка с бабушкой все еще плывут в Америку и обратно, его отец надеется стать профессором университета, а его мать все так же мучается мигренями и идет к своему фатальному, последнему решению. Но и сам Амос Оз жив. Он — и мальчик, и юноша, и старик, умудренный жизнью. В книге, как в вечности, возможно все. Оз не умер, он, наконец, стал, как и мечтал когда-то ребенком, — книгой.
#фантомпресс #амосоз
В этом году мы очень тщательно изучим иерусалимский квартал Керем-Авраам — тот, где прошло детство Амоса Оза и который с нежностью и любовью описан в «Повести о любви и тьме». Интересно, что по этому району до сих пор нет русской статьи в Вики. На английском же статья довольно подробная, это и не удивительно, ведь Керем-Авраам возник благодаря британцам.
«В 1845 году в Иерусалим, находящийся под властью Османской империи, прибыли британский консул Джеймс Фин с супругой. Оба знали иврит, а консул даже написал историю еврейского народа, к которому всю свою жизнь питал особую симпатию. Консул Фин и его жена истово верили в то, что возвращение еврейского народа на его родину приближает истинную Свободу для всего мира. Кроме всего прочего, Джеймс Фин верил в необходимость „продуктивизации“ жизни евреев.
Для этой цели он приобрел в 1853 году за 250 английских фунтов стерлингов пустынный скалистый холм в нескольких километрах от Иерусалима, к северо-западу от Старого города. Приобретенная консулом земля не обрабатывалась, и участок назывался арабами Керем аль-Халиль, то есть Виноградник аль-Халиля. Джеймс Фин перевел название на иврит — Керем Авраам. Он построил здесь дом и создал хозяйственное предприятие „Мошавот харошет“, которое должно было подготовить евреев к занятиям ремеслами и сельским хозяйством.
Около двухсот евреев трудились в „Фабричном поселении“, очищали территорию от камней, выращивали овощи и фрукты, а также были заняты созданием небольшой каменоломни. После смерти консула его вдова основала фабрику по производству мыла, где также трудились евреи.»
Сейчас Керем-Авраам заселен в основном ортодоксами, но в 40-е годы прошлого века здесь жил разнообразный книжный люд. «Здесь жили библиотекари, учителя, чиновники, переплетчики. Наш квартал, Керем Авраам, принадлежал Чехову.»
...Дом, описанный в "Повести о любви и тьме", можно найти на гугл-картах по адресу 18 Amos Street - вот он, первый в подборке. Жаль, что снимков 1940-х именно этого легендарного дома в Сети не нашлось, но тогда он наверняка выглядел несколько иначе.
#фантомпресc #фантом_путешествие #амосоз #израиль
«В 1845 году в Иерусалим, находящийся под властью Османской империи, прибыли британский консул Джеймс Фин с супругой. Оба знали иврит, а консул даже написал историю еврейского народа, к которому всю свою жизнь питал особую симпатию. Консул Фин и его жена истово верили в то, что возвращение еврейского народа на его родину приближает истинную Свободу для всего мира. Кроме всего прочего, Джеймс Фин верил в необходимость „продуктивизации“ жизни евреев.
Для этой цели он приобрел в 1853 году за 250 английских фунтов стерлингов пустынный скалистый холм в нескольких километрах от Иерусалима, к северо-западу от Старого города. Приобретенная консулом земля не обрабатывалась, и участок назывался арабами Керем аль-Халиль, то есть Виноградник аль-Халиля. Джеймс Фин перевел название на иврит — Керем Авраам. Он построил здесь дом и создал хозяйственное предприятие „Мошавот харошет“, которое должно было подготовить евреев к занятиям ремеслами и сельским хозяйством.
Около двухсот евреев трудились в „Фабричном поселении“, очищали территорию от камней, выращивали овощи и фрукты, а также были заняты созданием небольшой каменоломни. После смерти консула его вдова основала фабрику по производству мыла, где также трудились евреи.»
Сейчас Керем-Авраам заселен в основном ортодоксами, но в 40-е годы прошлого века здесь жил разнообразный книжный люд. «Здесь жили библиотекари, учителя, чиновники, переплетчики. Наш квартал, Керем Авраам, принадлежал Чехову.»
...Дом, описанный в "Повести о любви и тьме", можно найти на гугл-картах по адресу 18 Amos Street - вот он, первый в подборке. Жаль, что снимков 1940-х именно этого легендарного дома в Сети не нашлось, но тогда он наверняка выглядел несколько иначе.
#фантомпресc #фантом_путешествие #амосоз #израиль
«В пять лет я повесил на двери своей спальни самодельную табличку: „Амос Клаузнер, писатель“. Безусловно, у меня самого были некие предчувствия в отношении будущей профессии, но куда важнее то, что все мои родственники ожидали от меня именно этого. И даже когда я пытался, в пику этим ожиданиям, выбрать другой путь — простого солдата, загорелого фермера в кибуце, тракториста — я в глубине души понимал, что однажды я сяду и напиши книгу о своем детстве. Пожалуй, не стоит слишком уж доверять моей памяти — многие детали в этой книге, конечно, скорее труд писателя, чем воспоминания ребенка. Я немного похож на палеонтолога, который по одной маленькой ископаемой кости реконструирует целого динозавра.
Вся моя семья была литературной. В доме всегда было полно книг. Мой двоюродный дедушка Йозеф Клаузнер был известным ученым-лингвистом, отец — библиотекарем, но и он писал по ночам и мечтал стать великим писателем. Но дело было не только в семье: все наши соседи что-то писали — письма в редакции газет, статьи, очерки, брошюры. Весь Иерусалим день и ночь сидел и писал. Литература была воздухом, которым я дышал. Книжные полки, строки книг на знакомых и незнакомых мне языках — таким был пейзаж моего детства…»
Амос Оз — о романе «Повесть о любви и тьме»
#фантомпресс #амосоз
Вся моя семья была литературной. В доме всегда было полно книг. Мой двоюродный дедушка Йозеф Клаузнер был известным ученым-лингвистом, отец — библиотекарем, но и он писал по ночам и мечтал стать великим писателем. Но дело было не только в семье: все наши соседи что-то писали — письма в редакции газет, статьи, очерки, брошюры. Весь Иерусалим день и ночь сидел и писал. Литература была воздухом, которым я дышал. Книжные полки, строки книг на знакомых и незнакомых мне языках — таким был пейзаж моего детства…»
Амос Оз — о романе «Повесть о любви и тьме»
#фантомпресс #амосоз
…Это начало XX века. А вы говорите — повестка.
«Девочка улыбается фотографу. Она выглядит так, словно ей хорошо известна сила ее очарования, и она старательно направляет его лучи в сторону объектива. Мягкие длинные локоны ниспадают на плечи, они тщательно расчесаны на пробор, образующий справа строгую прямую линию. Поверх светлого платья надета матросская курточка, такая же, как у старшего брата, только поменьше и оттого невероятно трогательная. Гольфы доходят до коленок. Обута она в туфли-лодочки с прелестными пряжками-бабочками.
Эта девочка — мой отец. С младенчества и до семи-восьми лет бабушка одевала его в платьица с кружевным воротником или в плиссированные накрахмаленные юбочки, которые она сама кроила и шила, и в розовые девчоночьи туфельки. Длинные его роскошные волосы, спускавшиеся до плеч, повязывались голубыми и розовыми бантами. На пальчики бабушка надевала ему изящные колечки, а пухленькие запястья украшала браслетами.
Бабушка Шломит всей душой, страстно желала дочку. Забеременев во второй раз и родив то, что снова оказалось не девочкой, она решила, что плод этот — плоть от плоти ее, и потому есть у нее непоколебимое право взрастить и воспитать его так, как душе ее будет угодно, и никакие силы в мире не посмеют вмешиваться и указывать ей, как одевать Лёничку, какими будут его пол и его манеры…
…Однажды папа высказался: — Сердце женщины! Шиллер где-то написал, что нет во всей вселенной более глубокой тайны, чем загадка женского сердца, и ни одна женщина никогда не раскрыла и никогда не раскроет ни одному мужчине во всей полноте эту тайну. Шиллер мог бы просто спросить меня — ведь я побывал там. Я бегаю за женскими юбками, как и большинство мужчин, и даже чуть больше других, потому что когда-то у меня было много юбок, и вдруг их у меня отобрали…
И добавил: — В будущем, в следующих поколениях, возможно, пропасть между полами уменьшится. Эта пропасть обычно воспринимается как трагедия, но, быть может, в один прекрасный день всем нам станет ясно, что это не более чем комедия ошибок.»
Амос Оз «Повесть о любви и тьме» (пер. Виктора Радуцкого)
На фото: Арье Клаузнер с маленьким сыном Амосом.
#фантомпресс #амосоз
«Девочка улыбается фотографу. Она выглядит так, словно ей хорошо известна сила ее очарования, и она старательно направляет его лучи в сторону объектива. Мягкие длинные локоны ниспадают на плечи, они тщательно расчесаны на пробор, образующий справа строгую прямую линию. Поверх светлого платья надета матросская курточка, такая же, как у старшего брата, только поменьше и оттого невероятно трогательная. Гольфы доходят до коленок. Обута она в туфли-лодочки с прелестными пряжками-бабочками.
Эта девочка — мой отец. С младенчества и до семи-восьми лет бабушка одевала его в платьица с кружевным воротником или в плиссированные накрахмаленные юбочки, которые она сама кроила и шила, и в розовые девчоночьи туфельки. Длинные его роскошные волосы, спускавшиеся до плеч, повязывались голубыми и розовыми бантами. На пальчики бабушка надевала ему изящные колечки, а пухленькие запястья украшала браслетами.
Бабушка Шломит всей душой, страстно желала дочку. Забеременев во второй раз и родив то, что снова оказалось не девочкой, она решила, что плод этот — плоть от плоти ее, и потому есть у нее непоколебимое право взрастить и воспитать его так, как душе ее будет угодно, и никакие силы в мире не посмеют вмешиваться и указывать ей, как одевать Лёничку, какими будут его пол и его манеры…
…Однажды папа высказался: — Сердце женщины! Шиллер где-то написал, что нет во всей вселенной более глубокой тайны, чем загадка женского сердца, и ни одна женщина никогда не раскрыла и никогда не раскроет ни одному мужчине во всей полноте эту тайну. Шиллер мог бы просто спросить меня — ведь я побывал там. Я бегаю за женскими юбками, как и большинство мужчин, и даже чуть больше других, потому что когда-то у меня было много юбок, и вдруг их у меня отобрали…
И добавил: — В будущем, в следующих поколениях, возможно, пропасть между полами уменьшится. Эта пропасть обычно воспринимается как трагедия, но, быть может, в один прекрасный день всем нам станет ясно, что это не более чем комедия ошибок.»
Амос Оз «Повесть о любви и тьме» (пер. Виктора Радуцкого)
На фото: Арье Клаузнер с маленьким сыном Амосом.
#фантомпресс #амосоз
«На исходе пятидесятых годов вошла в обращение новая симпатичная банкнота достоинством в десять лир с портретом Бялика. Как только в моих руках впервые оказалась банкнота эта, я помчался прямиком в дом к дедушке, чтобы показать ему, как Государство Израиль возвеличивает человека, знакомого дедушке со времен его одесской юности. Дедушка и в самом деле разволновался, щеки его порозовели от удовольствия, он
повертел банкноту и так и эдак, поднес к электрической лампочке и поглядел на просвет, обласкал взглядом Бялика (а тот, как мне вдруг показалось, ответил дедушке озорным подмигиванием, этаким самодовольным „Ну?!“). В глазах дедушки в ту секунду блеснула скупая слеза, но в момент этого высокого душевного порыва пальцы его свернули новую банкноту и ловко, без колебаний сунули ее в боковой карман пиджака.
Десять лир были весьма значительной суммой по тем временам, особенно для такого кибуцника, как я. Я был ошарашен:
— Дедушка! Что ты делаешь? Ведь я принес тебе только для того, чтобы ты поглядел и порадовался, ведь через день-другой такая купюра, без сомнения, попадет и в твои руки…
— Чего там, — пожал плечами дедушка, — Бялик остался мне должен двадцать два рубля…»
Амос Оз «Повесть о любви и тьме» (пер. Виктора Радуцкого)
#фантомпресс #амосоз
повертел банкноту и так и эдак, поднес к электрической лампочке и поглядел на просвет, обласкал взглядом Бялика (а тот, как мне вдруг показалось, ответил дедушке озорным подмигиванием, этаким самодовольным „Ну?!“). В глазах дедушки в ту секунду блеснула скупая слеза, но в момент этого высокого душевного порыва пальцы его свернули новую банкноту и ловко, без колебаний сунули ее в боковой карман пиджака.
Десять лир были весьма значительной суммой по тем временам, особенно для такого кибуцника, как я. Я был ошарашен:
— Дедушка! Что ты делаешь? Ведь я принес тебе только для того, чтобы ты поглядел и порадовался, ведь через день-другой такая купюра, без сомнения, попадет и в твои руки…
— Чего там, — пожал плечами дедушка, — Бялик остался мне должен двадцать два рубля…»
Амос Оз «Повесть о любви и тьме» (пер. Виктора Радуцкого)
#фантомпресс #амосоз
www.chitai-gorod.ru
Повесть о любви и тьме (Амос Оз) 📖 купить книгу по выгодной цене в «Читай-город» ISBN: 978-5-86471-935-0
Книга Повесть о любви и тьме (Амос Оз) (ISBN: 978-5-86471-935-0) 📖 В книжном интернет-магазине «Читай-город» вы можете заказать книгу по выгодной цене. Бесплатная доставка по всей России, скидки и акции по карте любимого покупателя!
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Еще одна электропремьера апреля: сегодня в Строках (и пока эксклюзивно только там) выйдет синхорелиз «Повести о любви и тьме» Амоса Оза. Аудиоверсия от @vimbo_audiobooks — в превосходной (как всегда) начитке Григория Переля. Учитывая экранизацию, один из лучших (если не лучший) роман Оза предстанет перед нами в 5D. Хотя в измерении вечности все эти D — пыль и тлен, конечно, а мудрое слово Оза именно вечности и принадлежит, как и он сам.
«...у отца было чувственное отношение к книгам. Он любил ощупывать их, перелистывать, гладить, обонять. Книги будили в нем вожделение, он не в силах был сдержать себя и тут же „распускал руки“, даже если это были книги чужих людей. Правда, тогда книги были более сексуальными, чем теперь: было бы что обонять, что погладить и пощупать.» (пер. Виктора Радуцкого)
#фантомпресс #амосоз
«...у отца было чувственное отношение к книгам. Он любил ощупывать их, перелистывать, гладить, обонять. Книги будили в нем вожделение, он не в силах был сдержать себя и тут же „распускал руки“, даже если это были книги чужих людей. Правда, тогда книги были более сексуальными, чем теперь: было бы что обонять, что погладить и пощупать.» (пер. Виктора Радуцкого)
#фантомпресс #амосоз
Численность евреев в России: В 1897 г. — 5,2 млн евреев, по переписи 1959 г. (СССР)- 2,3 млн чел., 1989 г. СССР- 1,4 млн чел., Россия — 571 тыс., 2010 г. — 158 тыс., 2021 г. — 83 тыс. Сколько их осталось сейчас, после очередной волны эмиграции два года назад, неизвестно.
Роман Амоса Оза расскажет о судьбах тех, кто успел покинуть Россию во время большой волны эмиграции начала прошлого века. Тех, кто смог ценой невероятных усилий и жертв вернуть к жизни давно утраченную страну на крохотном кусочке земли размером 400, а 100 км. Площадь вдвое меньше, чем у крохотной Эстонии. Сейчас население Израиля превышает 9 миллионов человек, но в те годы, когда автору этой книги было десять лет, оно было вдесятеро меньше.
«Первопроходцы, осваивающие новые земли в долинах Галилеи и Самарии. Закаленные парни с горячими сердцами и в то же время спокойные и рассудительные. Крепкие, хорошо сложенные девушки, прямодушные и сдержанные, словно они уже все постигли, все знают…
Их не пугала ни жизнь в шалаше, построенном прямо в поле, ни любая тяжелая работа. Они жили, следуя своим песенным заповедям: „Дан приказ — мы всегда готовы!“, „Парни твои принесли тебе мир на плуге, сегодня они несут тебе мир на винтовках“, „Куда бы ни послали нас — мы пойдем“. Они умели скакать на необъезженной лошади и водить гусеничный трактор, владели арабским, они умели обращаться с револьвером и ручной гранатой, и при этом они читали стихи и философские книги, были эрудитами, способными отстоять свое мнение, но скрывающими свои чувства. И порой заполночь, при свете свечи, приглушенными голосами спорили они в своих палатках о смысле жизни и о проблемах жестокого выбора — между любовью и долгом, между интересами нации и справедливостью»
…Таким виделся Израиль маленькому Амосу Озу. Но его роман — каким был Израиль на самом деле в те годы. первые годы своего существования. Во всех своих ипостасях — от великого до смешного, от мира пыльных библиотек до первых киббуцев. Великий роман о тех, кто нашел в себе силы покинуть старую родину — и создать новую, своими собственными руками. А потом, чуть позже — отстоять ее право на существование.
#фантомпресс #амосоз
Роман Амоса Оза расскажет о судьбах тех, кто успел покинуть Россию во время большой волны эмиграции начала прошлого века. Тех, кто смог ценой невероятных усилий и жертв вернуть к жизни давно утраченную страну на крохотном кусочке земли размером 400, а 100 км. Площадь вдвое меньше, чем у крохотной Эстонии. Сейчас население Израиля превышает 9 миллионов человек, но в те годы, когда автору этой книги было десять лет, оно было вдесятеро меньше.
«Первопроходцы, осваивающие новые земли в долинах Галилеи и Самарии. Закаленные парни с горячими сердцами и в то же время спокойные и рассудительные. Крепкие, хорошо сложенные девушки, прямодушные и сдержанные, словно они уже все постигли, все знают…
Их не пугала ни жизнь в шалаше, построенном прямо в поле, ни любая тяжелая работа. Они жили, следуя своим песенным заповедям: „Дан приказ — мы всегда готовы!“, „Парни твои принесли тебе мир на плуге, сегодня они несут тебе мир на винтовках“, „Куда бы ни послали нас — мы пойдем“. Они умели скакать на необъезженной лошади и водить гусеничный трактор, владели арабским, они умели обращаться с револьвером и ручной гранатой, и при этом они читали стихи и философские книги, были эрудитами, способными отстоять свое мнение, но скрывающими свои чувства. И порой заполночь, при свете свечи, приглушенными голосами спорили они в своих палатках о смысле жизни и о проблемах жестокого выбора — между любовью и долгом, между интересами нации и справедливостью»
…Таким виделся Израиль маленькому Амосу Озу. Но его роман — каким был Израиль на самом деле в те годы. первые годы своего существования. Во всех своих ипостасях — от великого до смешного, от мира пыльных библиотек до первых киббуцев. Великий роман о тех, кто нашел в себе силы покинуть старую родину — и создать новую, своими собственными руками. А потом, чуть позже — отстоять ее право на существование.
#фантомпресс #амосоз
«Весь дом был забит книгами: отец читал на шестнадцати или семнадцати языках и говорил на одиннадцати (на всех — с русским акцентом). Мама говорила на четырех или пяти языках и читала на семи или восьми. Если они хотели, чтобы я их не понял, то говорили друг с другом по-русски или по-польски. А они довольно часто хотели, чтобы я их не понимал. Когда однажды мама случайно в моем присутствии сказала о ком-то на иврите „племенной жеребец“, отец сердито одернул ее по- русски: „Что с тобой? Разве ты не видишь, что тут мальчик?“
Руководствуясь своими представлениями о культуре, книги они предпочитали на немецком и английском, а сны, посещающие их ночами, наверняка видели на идише. Но меня они учили только ивриту — возможно, из опасения, что знание языков сделает меня беззащитным перед соблазнами Европы, такой прекрасной и такой убийственно опасной.»
Амос Оз «повесть о любви и тьме» (пер. Виктора Радуцкого)
#фантомпресс #амосоз
Руководствуясь своими представлениями о культуре, книги они предпочитали на немецком и английском, а сны, посещающие их ночами, наверняка видели на идише. Но меня они учили только ивриту — возможно, из опасения, что знание языков сделает меня беззащитным перед соблазнами Европы, такой прекрасной и такой убийственно опасной.»
Амос Оз «повесть о любви и тьме» (пер. Виктора Радуцкого)
#фантомпресс #амосоз
Майя Ставитская. «Жизнь мальчишки» — о романе Амоса Оза «Повесть о любви и тьме»
…Часы, проведенные с этой книгой, не назову временем беззаботной радости, Оз жёсток и жесток к читателю не меньше. чем к себе — тем больше ценишь нежность, которая прорывается даже в самых тяжелых местах. Как-то ему удается это парадоксальное сочетание горькой нежности, радостной грусти, светлой тьмы, величия маленьких людей. Вслед за Шервудом Андерсоном, которого называет своим литературным учителем, Амос Оз создает собственный Уайнсбург, Огайо в Иерусалиме своего детства, и делает это блистательно.
«Повесть о любви и тьме» в сегодняшней терминологии - автофикшен. Исповедальная проза с элементами семейной саги, романа взросления, исторического и политического романов. Еврейский мальчик, рожденный в Иерусалиме до образования государства Израиль, единственный ребенок в семье репатриантов. Отец и мама, были выходцами из куда более обеспеченной среды, и неизбежная у эмигрантов первого поколения потеря в материальном положении болезненно ударила по ним. Отец — эрудит и полиглот, владевший более чем десятью языками, напрасно мечтал об академической карьере. Умных и блестяще образованных в том сочетании места-времени было с избытком, а университет всего один. Остроумная красавица мама, рожденная блистать в богемных салонах, чистит и моет убогую квартирку, мелочно экономит на продуктах, все глубже погружаясь в черную бездну депрессии.
Самоубийство матери - альфа и омега повествования, лейтмотив, к которому оно возвращается на своих кругах, по сути роман — реквием по ней, попытка осмыслить, преодолеть, изжить травму, нанесенную ее уходом двенадцатилетнему мальчишке. Ожидаемо болезненная проза, хотя местами бывает смешной, местами даже очень.
Амос Оз большой мастер и останется в истории не только тем, что пнул под столом маленького Бенджамина Нетаньяху, который пытался связать шнурки его ботинок — о каковом факте с гордостью сообщает Вики. Впрочем, с этим эпизодом все не так однозначно, в романе рассказчик сомневается, был ли то Беня или его старший брат Йони.
Великая книга, а в исполнении Григория Переля почти тридцать часов мощных читательских впечатлений.
#фантомпресс #амосоз
…Часы, проведенные с этой книгой, не назову временем беззаботной радости, Оз жёсток и жесток к читателю не меньше. чем к себе — тем больше ценишь нежность, которая прорывается даже в самых тяжелых местах. Как-то ему удается это парадоксальное сочетание горькой нежности, радостной грусти, светлой тьмы, величия маленьких людей. Вслед за Шервудом Андерсоном, которого называет своим литературным учителем, Амос Оз создает собственный Уайнсбург, Огайо в Иерусалиме своего детства, и делает это блистательно.
«Повесть о любви и тьме» в сегодняшней терминологии - автофикшен. Исповедальная проза с элементами семейной саги, романа взросления, исторического и политического романов. Еврейский мальчик, рожденный в Иерусалиме до образования государства Израиль, единственный ребенок в семье репатриантов. Отец и мама, были выходцами из куда более обеспеченной среды, и неизбежная у эмигрантов первого поколения потеря в материальном положении болезненно ударила по ним. Отец — эрудит и полиглот, владевший более чем десятью языками, напрасно мечтал об академической карьере. Умных и блестяще образованных в том сочетании места-времени было с избытком, а университет всего один. Остроумная красавица мама, рожденная блистать в богемных салонах, чистит и моет убогую квартирку, мелочно экономит на продуктах, все глубже погружаясь в черную бездну депрессии.
Самоубийство матери - альфа и омега повествования, лейтмотив, к которому оно возвращается на своих кругах, по сути роман — реквием по ней, попытка осмыслить, преодолеть, изжить травму, нанесенную ее уходом двенадцатилетнему мальчишке. Ожидаемо болезненная проза, хотя местами бывает смешной, местами даже очень.
Амос Оз большой мастер и останется в истории не только тем, что пнул под столом маленького Бенджамина Нетаньяху, который пытался связать шнурки его ботинок — о каковом факте с гордостью сообщает Вики. Впрочем, с этим эпизодом все не так однозначно, в романе рассказчик сомневается, был ли то Беня или его старший брат Йони.
Великая книга, а в исполнении Григория Переля почти тридцать часов мощных читательских впечатлений.
#фантомпресс #амосоз
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
С сегодняшнего дня НА ВСЕХ ПЛОЩАДКАХ можно читать и слушать «Повести о любви и тьме» Амоса Оза.
Аудиоверсия от @vimbo_audiobooks — в превосходной начитке Григория Переля.
Учитывая давнюю экранизацию, книгу и электротекст, после выхода аудиоверсии один из лучших (если не лучший) роман Оза предстанет перед нами в 4D. Хотя в измерении вечности все эти D — пыль и тлен, конечно, а мудрое слово Оза именно вечности и принадлежит, как и он сам.
«…у отца было чувственное отношение к книгам. Он любил ощупывать их, перелистывать, гладить, обонять. Книги будили в нем вожделение, он не в силах был сдержать себя и тут же „распускал руки“, даже если это были книги чужих людей. Правда, тогда книги были более сексуальными, чем теперь: было бы что обонять, что погладить и пощупать.» (пер. Виктора Радуцкого).
#фантомпресс #амосоз
Аудиоверсия от @vimbo_audiobooks — в превосходной начитке Григория Переля.
Учитывая давнюю экранизацию, книгу и электротекст, после выхода аудиоверсии один из лучших (если не лучший) роман Оза предстанет перед нами в 4D. Хотя в измерении вечности все эти D — пыль и тлен, конечно, а мудрое слово Оза именно вечности и принадлежит, как и он сам.
«…у отца было чувственное отношение к книгам. Он любил ощупывать их, перелистывать, гладить, обонять. Книги будили в нем вожделение, он не в силах был сдержать себя и тут же „распускал руки“, даже если это были книги чужих людей. Правда, тогда книги были более сексуальными, чем теперь: было бы что обонять, что погладить и пощупать.» (пер. Виктора Радуцкого).
#фантомпресс #амосоз
В подборку лучших книг лета от ЛитРес попала "Повесть о любви и тьме" Амоса Оза. Вот казалось бы, совершенно вневременный роман, безо всякой летней благостности и итальянских равнин... Оза, безусловно, надо читать - не спеша, обдумывая, примеряя на себя. А уж в какой сезон - дело десятое.
Амос Оз, «Повесть о любви и тьме»
Нежный и трогательный рассказ израильского писателя Амоса Оза о своем взрослении на фоне становления страны. «Повесть о любви и тьме» соткана из мельчайших бытовых сцен и юмористических моментов, из живых диалогов и драматичных переживаний. Герой – мальчишка, который станет впоследствии известным писателем – будет вашим проводником по Иерусалиму, гноящемуся ранами войны и переживающему нелегкие времена. По словам главного редактора «Фантом Пресс» Игоря Алюкова, у Амоса Оза получился очень личный «роман-мемуар», редкая книга, действительно заслуживающая читательского внимания.
Подборка полностью - https://www.litres.ru/journal/luchshie-knigi-leta-glavnye-novinki-zharkogo-sezona/
#фантомпресс #амосоз
Амос Оз, «Повесть о любви и тьме»
Нежный и трогательный рассказ израильского писателя Амоса Оза о своем взрослении на фоне становления страны. «Повесть о любви и тьме» соткана из мельчайших бытовых сцен и юмористических моментов, из живых диалогов и драматичных переживаний. Герой – мальчишка, который станет впоследствии известным писателем – будет вашим проводником по Иерусалиму, гноящемуся ранами войны и переживающему нелегкие времена. По словам главного редактора «Фантом Пресс» Игоря Алюкова, у Амоса Оза получился очень личный «роман-мемуар», редкая книга, действительно заслуживающая читательского внимания.
Подборка полностью - https://www.litres.ru/journal/luchshie-knigi-leta-glavnye-novinki-zharkogo-sezona/
#фантомпресс #амосоз
Литрес
Лучшие книги лета: главные новинки жаркого сезона (по мнению редакции Литрес)
Предлагаем вашему вниманию статью на тему: Лучшие книги лета: главные новинки жаркого сезона (по мнению редакции Литрес)
Иосиф Львович Клаузнер, историк, литературовед, лингвист, общественный деятель, один из инициаторов возрождения ивритской культуры, лауреат Премии Израиля. Автор «Истории Второго храма», в 5 томах. Первый редактор «Еврейской энциклопедии» на иврите. Родился, к слову, на территории Российской империи, в Литве. Кстати, в августе в Израиле отметили его 150-летний юбилей.
...Ну и по совместительству - дядя Амоса Оза, ставший одним из героев его романа «Повесть о любви и тьме»
«…Он был хорошим человеком, мой дядя, эгоистичным, избалованным, высокомерным, но обаятельным, каким бывает чудо-ребенок.
Когда начинал веять легкий вечерний ветерок, выходил дядя Иосеф прогуляться по маленькой улочке, которая превратится — настанет день — в улицу Клаузнера. Его тонкая рука держала пухлую руку тети Ципоры — его матери, жены, дочери, его утешения на старости лет, его верного оруженосца. Они прогуливались, ступая осторожными фарфоровыми шажками, пока не останавливались у дома архитектора Корнберга. Стоял он на самом краю улицы — и это был край квартала Тальпиот, и край Иерусалима, и край обитаемой земли.
Я вижу их, стоящих там, на краю мира, на краю пустыни, оба такие уютные, как два плюшевых медвежонка, руки их сплетены, над головами проносится иерусалимский вечерний ветер, шелестят сосны, терпкий запах герани плывет в сухом прозрачном воздухе. Дядя Иосеф при галстуке и в куртке, обут он в домашние туфли, седая голова открыта ветру. Тетя в шелковом темном платье с цветочным узором, на плечах ее лежит серый шерстяной платок. Во всю ширь горизонта, по ту сторону Мертвого моря, синеют горы Моава. За Старым городом открывается гора Скопус, на которой построен Еврейский университет, столь дорогой сердцу дяди Иосефа. И видна Масличная гора, на склонах которой похоронят тетю Ципору. Дядя просил, чтобы его похоронили на Масличной горе, но он не удостоился этой чести, поскольку в те дни, когда дядя Иосеф ушел из жизни, Восточный Иерусалим находился в руках Иорданского королевства…»
Амос Оз «Повесть о любви и тьме» (пер. Виктора Радуцкого)
#фантомпресс #амосоз
...Ну и по совместительству - дядя Амоса Оза, ставший одним из героев его романа «Повесть о любви и тьме»
«…Он был хорошим человеком, мой дядя, эгоистичным, избалованным, высокомерным, но обаятельным, каким бывает чудо-ребенок.
Когда начинал веять легкий вечерний ветерок, выходил дядя Иосеф прогуляться по маленькой улочке, которая превратится — настанет день — в улицу Клаузнера. Его тонкая рука держала пухлую руку тети Ципоры — его матери, жены, дочери, его утешения на старости лет, его верного оруженосца. Они прогуливались, ступая осторожными фарфоровыми шажками, пока не останавливались у дома архитектора Корнберга. Стоял он на самом краю улицы — и это был край квартала Тальпиот, и край Иерусалима, и край обитаемой земли.
Я вижу их, стоящих там, на краю мира, на краю пустыни, оба такие уютные, как два плюшевых медвежонка, руки их сплетены, над головами проносится иерусалимский вечерний ветер, шелестят сосны, терпкий запах герани плывет в сухом прозрачном воздухе. Дядя Иосеф при галстуке и в куртке, обут он в домашние туфли, седая голова открыта ветру. Тетя в шелковом темном платье с цветочным узором, на плечах ее лежит серый шерстяной платок. Во всю ширь горизонта, по ту сторону Мертвого моря, синеют горы Моава. За Старым городом открывается гора Скопус, на которой построен Еврейский университет, столь дорогой сердцу дяди Иосефа. И видна Масличная гора, на склонах которой похоронят тетю Ципору. Дядя просил, чтобы его похоронили на Масличной горе, но он не удостоился этой чести, поскольку в те дни, когда дядя Иосеф ушел из жизни, Восточный Иерусалим находился в руках Иорданского королевства…»
Амос Оз «Повесть о любви и тьме» (пер. Виктора Радуцкого)
#фантомпресс #амосоз
Вот как же здорово, когда все философские рассуждения о бездетности в итоге сводятся лишь к уборке игрушек, а не к чему-то карательному. Хотя насчет розог пассаж тоже имеется…
«Папа уже пустился в рассуждения:
— В иврите слово „бездетный“ связано со словом „тьма“. И возможно, древнее значение этого слова — отсутствие: отсутствие детей, отсутствие света. В дополнение к этому на иврите слово „бездетный“ схоже по звучанию и написанию со словом „беречь“… Помните, что сказано в Притчах Соломоновых: „Берегущий розгу свою ненавидит сына своего“. И я воистину согласен с этим библейским стихом.
И папа до самого дома объяснял связь иврита, арамейского, арабского, привлекая языковые источники разных эпох и стран.
А закончил папа так:
— Как только мы вернемся домой, соизвольте, ваша честь, собрать все игрушки, которые так и остались валяться разбросанными.»
Амос Оз «Повесть о любви и тьме» (пер. Виктора Радуцкого)
#фантомпресс #амосоз
«Папа уже пустился в рассуждения:
— В иврите слово „бездетный“ связано со словом „тьма“. И возможно, древнее значение этого слова — отсутствие: отсутствие детей, отсутствие света. В дополнение к этому на иврите слово „бездетный“ схоже по звучанию и написанию со словом „беречь“… Помните, что сказано в Притчах Соломоновых: „Берегущий розгу свою ненавидит сына своего“. И я воистину согласен с этим библейским стихом.
И папа до самого дома объяснял связь иврита, арамейского, арабского, привлекая языковые источники разных эпох и стран.
А закончил папа так:
— Как только мы вернемся домой, соизвольте, ваша честь, собрать все игрушки, которые так и остались валяться разбросанными.»
Амос Оз «Повесть о любви и тьме» (пер. Виктора Радуцкого)
#фантомпресс #амосоз