Мнение Игоря Алюкова о двух книгах, вышедших в конце мая. Обе они, кстати, ждут вас по очень хорошим ценам на нашем стенде на Красной Площади.

«Сборник рассказов Эммы Клайн. Ее дебютные „Девочки“ были совсем не девочковыми, а про тьму и отчаяние внутри, в которых уютно расползается Чарлз Мэнсон. Вторая книжка Клайн — сборник рассказов — редкий пример, как молодой еще совсем автор (к тому же явно поражённый звездняком) делает огромный шаг по части литературного мастерства и умению сдерживать себя. Рассказы по-настоящему хороши. Такие полароидные снимки с блеклыми, линялыми цветами, в которых сплошные печаль, отчаяние и жизнь. Когда редактировал перевод Марины Извековой, вспоминал прежде любимый (сейчас — не знаю, смотреть опасаюсь) фильм Вендерса „Париж, Техас“

Автофикшн шведки Элизабет Осбринк „Отторжение“ Сергей Штерн перевел еще в прошлом году. И кто мог знать, что жизнь отзеркалит книгу — история скитаний евреев и немцев по Европе в поисках хоть какого-нибудь дома: Германия, Испания, Англия, Швеция, Греция. Всюду чужие, всюду отторгаемые, в конце концов чужие даже самим себе. Стертые камни у старой синагоги в Салониках оказываются самым родным и спокойным местом. Возможно, и сейчас Салоники станут для кого-то местом, где можно дышать»

#фантомпресс #эммаклайн #элизабетосбринк

«Отторжение» Элизабет Осбринк — вышла электронная версия.

Повесть о трех городах и минимум трех поколениях одной семьи, повесть о скитаниях вечных и о земле обетованной, книга о принятии и прощении себя и своих предков... «Отторжение» Элизабет Осбринк теперь можно прочесть и в электронном виде. Прямо с сегодняшнего дня: текст уже появился в «ЛитРесе». Пока только текст.

«Отторжение» — затягивающий в себя роман о любви, эмиграции и человечности, которые оказались в тени ненависти и зла. И, как отмечает рассказчица: «Это вымысел, а потому все, что тут сказано — правда».

Элизабет Осбринк — из тех редких авторов, кто держат такой литературный уровень, что они буквально возвышаются над остальными. В случае «Отторжения» мы имеем дело с книгой, продолжающей великую литературную традицию, вслед за такими предшественниками как Примо Леви и Исаак Башевис Зингер. — Кристиан Сваландер, АЛЬБА

Очень насыщенная. познавательная и увлекательная книга. Сила Элизабет Осбринк всегда заключалась в том, чтобы находить детали в панорамной картине. Маленький элемент, который заставляет нас воспринимать историю именно такой, какая она была. — Мадлен Леви, Dagens Nyheter

Роман, который не отпускает с первых страниц. Осбринк сразу берет правильную ноту и делает это виртуозно, а потому в ее книге присутствует сила, которой невозможно сопротивляться. Она погружается в прошлое своей семьи, в ее память, чтобы понять суть гнева и горя, которые присутствуют и в ней самой. — Тереза Эрикссон, Svenska Dagbladet


#фантомпресс #элизабетосбринк #фантом_новости

На обложке «Папули» Эммы Клайн название дано «разбитым», а тут приехала еще и книга Элизибет Осбринк «Отторжение», на обложке которой использован похожий прием. Некоторые находят этот дизайнерский прием «некомфортным». Как и обещали, проводим опрос, однако сначала ремарка от издателя.

Во-первых, книги, и обложки как их часть, создаются писателями, редакторами, художниками — людьми сугубо творческими и имеющими полное право на свой стиль и на свои художественные взгляды. Если книга пишется исключительно для «комфорта» читателя, то грош ей цена. Книга и читатель должны встретиться и создать нечто новое. Если же человеку книга не нравится, то, что ж, значит они не встретились.

Во-вторых, в названии ступеньками нет ничего нового уже очень давно. Некоторые и целые поэмы писали так. Футуристы, соединившие поэзию и оригинальный графический дизайн, в свое время совершили небольшую революцию. Суть в другом — в соответствии одежки (обложки) и содержания. И обложку художник создает прежде всего исходя из этого. В случае книг Эммы Клайн и Элизабет Осбринк, это очень точное попадание. Это книги о том, что современный человек живет в мире распадающихся связей, в мире, где деконструкция стала нормой. И понятия, которые казались незыблемыми, сегодня уже не таковые. «Семья», «любовь», «отношения», а у Осбринк еще, национальная самоидентификация. Возможно, из осколков разбитого вдребезги в своё время сложится и новая мозаика, но и Клайн, и Осбринк просто фиксируют процесс, не заглядывая в будущее. Клайн — скорее как бесстрастный фотограф, Осбринк — как антрополог и историк.


#фантомпресс #эммаклайн #элизабетосбринк

Очередное #фантом_путешествие — на этот раз в Грецию, в белоснежные Салоники, или иначе - Фессалоники.

«Фессалоники… твои белые стены и белые улицы, спящие в полуобмороке собаки с белым брюхом — ты так ослепителен, что даже тени
становятся белыми. Тебя называют королем Балкан, жемчужиной Средиземноморья — ничего не имею против, это правда.

Я влюбилась в твою белизну, это так легко — в тебя влюбиться, ты радуешь прекрасной погодой, игрой солнечных зайчиков в синей воде, металлически-белыми лодками в гавани, белой от снега вершиной Олимпа и повисшими над ней еще более белыми облаками. Мраморно-белые тротуары под сандалиями, переругивающиеся чайки, ворующие куски у зазевавшихся посетителей приморских ресторанов, — конечно же, они белы, как могут быть белы только чайки.

Но мне хочется короновать тебя еще одной белой тиарой, присвоить тебе еще один титул, тебе, улыбающемуся приезжим своим добродушным, безбородым, как у Аполлона, лицом. Ты заслужил этот титул: Столица Забвения.

Но во мраке забвения есть еще один город, еще одно население. Город в городе, население в населении. Огромная толпа теней. Я слышу их запаленное дыхание в переулках, я чувствую волну страха, когда их заталкивали в товарные поезда.

Я слышу их дыхание. Они, бездомные, дышат и бродят по твоим белым улицам. Днем и ночью. Они вписаны в твою инфраструктуру, Фессалоники, они навсегда остались в сети твоих белых кварталов, ты
можешь планировать и перепланировать себя, но они никуда и никогда не уйдут. Нет, не думай, они не ищут свои дома, куда заселились православные семьи, они не ищут улицы, названные когда-то
в честь еврейских ученых, философов и градостроителей, они даже не ищут свое разоренное и оскверненное кладбище — нет, они ищут место, где сохранилась память, куда не проникло забвение, тайную пещеру, они ищут память о себе.

Сорок девять тысяч мертвых ищут память о себе, потому что ты, Фессалоники, был когда-то их белым королем, и теперь они мечтают найти крошечную расщелину, куда могла бы проникнуть память. Ищут, но не могут найти.»

Элизабет Осбринк. «Отторжение». Перевод со шведского Сергея Штерна.

#фантомпресс #элизабетосбринк #греция #салоники

Сергей Морозов. «Археология одиночества. О романе Элизабет Осбринк «Отторжение».

…Человек боится одиночества, человек стремится к одиночеству. Он все время балансирует между памятью и забвением. Память связывает его с другими, с миром, забвение дарит ложное ощущение самодостаточности.

Примерно в такой системе координат написана книга Элизабет Осбринк «Отторжение». Рассказ о трех поколениях женщин, формально связанных между собой родственными связями, превращается в исследование сложных взаимоотношений памяти и забвения, в почти документальную хронику нарастающего от поколения к поколению отчуждения.

Мы привыкли к довольно узкому прочтению семейной темы, к тому, что семья берется как некий замкнутый, практически изолированный от окружающего микрокосм. Здесь же история неслучившейся семьи взята как частный случай, отсылающий к явлениям более общего порядка. За личной судьбой скрывается целый комплекс культурных, социальных и религиозных традиций. Все это ставит «Отторжение» Осбринк в совершенно особое положение среди романов о семье.

…В центре внимания Осбринк не привычная всем бравурная семейная мелодия единства и взаимовыручки, а напротив — внутренний разлад, трещина, идущая через несколько поколений. Они же — результат глобальных тектонических социальных процессов, плод страшной истории XX века, многовековых преследований, гонений и предрассудков.

Осбринк пишет о тождестве индивидуальной и коллективной практики стирания многослойной и разноголосой памяти. В запретах, которые мать предъявляет дочери, слышатся отголоски государственной цензуры. В подчеркнутом безразличии — веками разливавшаяся ненависть и неприятие чужака. В неспособности смиренно принять бремя своей родовой судьбы — самодовольный эгоизм и беспамятство современной цивилизации.

История — это постоянное забвение, в котором удержать что-то под силу лишь тому, кто это желает.
Поэтому «Отторжение» — это книга о силе нашего желания удержать прошлое или отпустить его, о последствиях того и другого…

https://www.labirint.ru/now/ottorzhenie/

#фантомпресс #элизабетосбринк #фантом_пресса

Новое виртуальное путешествие с «Фантомом». XIX век, лондонский район Бетнал Грин. Который, конечно, сильно изменился за столетие — его нынешний облик (как и прежний) вы можете увидеть на фото. В XIX веке это и впрямь был один из беднейших и самых опасных районов Лондона: здесь жили евреи, ирландцы и русские (был даже Русский переулок). Кстати, героиня пьесы Шоу «Пигмалион» (и мюзикла «Моя прекрасная леди») Элиза Дулиттл тоже обитала неподалеку, как и Том Кенти из «Принца и нищего» Марка Твена. Зловещее местечко, ну, а сегодня — вполне туристическое.

«…Они остались в чужой стране, без денег, без чемоданов, без крыши над головой. Их ждали трущобы Ист-Энда. В Бетнал-Грин жили самые бедные. Отбросы общества, как их презрительно называли. Высокая смертность компенсировалась разве что неконтролируемой рождаемостью. Где-то и дело отваливались кирпичи, стекла выпадали из рам и обрушивались на мостовую, крыша, разумеется, протекала — оторванные листы жестяной кровли трепетали на ветру, как паруса. Воры, пропойцы, отчаявшиеся и вновь прибывшие. Немцы, французы, итальянцы вперемешку с бежавшими от погромов евреями из России и Польши. Индийские матросы, пританцовывающие смуглые красавцы из карибских колоний. А в Уайтчепеле, совсем рядом, наводил ужас ДжекПотрошитель. Здесь жил зеленщик, ежедневно таскавший свою тележку в центр столицы, пять миль туда и пять обратно. Здесь жили ткач без шелка и множество прилично одетых карманников, проводивших дни напролет в городских магазинах. Во дворах истошно орали ослы, в окнах на веревках вялилась рыба. В этих трущобах правил голод. Голод гнал по улицам бледных, изможденных, беспризорных детей, голод пах запеченными овечьими головами — лакомством, доступным только по субботам. В остальные дни обходились пивом и ломтем хлеба. Трущобы Бетнал-Грин славились по всему городу; богатые лондонцы приезжали сюда на дрожках полюбоваться на живописную, как им казалось, нищету — зрелище добавляло остроты в их восприятие полноты и совершенства мира. Грязь, воры, малолетние проститутки, босоногие малыши, продающие спички или поношенную одежду, — вот новые соседи семьи Блиц на улице Бетнал-Грин-роуд».

Элизабет Осбринк. "Отторжение".

#фантомпресс #элизабетосбринк

Коммерческие вести, Омск. Книжный клуб: «Одиночество стояло между нами»

Определенно, наступил век самоанализа.
Элизабет ОСБРИНК. "Отторжение"

«Готовность к бегству – с ней я родилась. Еще в нежном возрасте, даже не понимая, что случилось, уже знала: может случиться вновь. Говорят, в Гетеборге стоял солнечный апрельский день. Отец увидел меня и сразу дал венгерское имя: Кати. Но, по логике моей семьи, я получила другое, звучащее по-английски имя: Кэтрин, которое потом стало звучать по-французски: Катрин. Я появилась на свет, и все сразу заулыбались... хотелось бы так думать. Семья моя состояла из отца, матери и двух ее дочерей от первого брака, на десять лет старше меня» (пер. Сергея Штерна).

Многослойный автобиографический роман о трех женщинах, трех городах и одной семье. Рассказчица старательно прослеживает, как секреты, ложь и табу переходят от одного поколения семьи к другому. Элизабет ОСБРИНК пытается докопаться до корней своей отчужденности от людей, понять, почему и на нее давит тот же странный груз, что мешал жить и ее родным. «Это вымысел, а потому все, что тут сказано – правда», – утверждает она.

«Отторжение» – затягивающий роман о любви, эмиграции и человечности, которые оказались в тени ненависти и зла.

«Самым главным и определяющим в нашей жизни было одиночество. Одиночество стояло между нами, как тугая стена сжатого воздуха, шаги отдавались пустым мраморным эхом, а сердца колотились так, как могут колотиться только разбитые сердца. Но я поняла это много позже».

https://kvnews.ru/news-feed/knizhnyy-klub-odinochestvo-stoyalo-mezhdu-nami


#фантомпресс #фантом_пресса #элизабетосбринк

Греческие (тогда османские) Салоники в романе Элизабет Осбринк очень похожи на Тунис из «Piccola Сицилии» Даниэля Шпека: оба города космополитичные, ибо веками здесь уживались самые разные культуры — и русская в том числе. И оба — с трагической судьбой.

«Город Салоники представлял некоторое исключение в Османской империи — империи, управляемой исламом.
Наверное, в городе не было ни одного человека, кто не говорил бы свободно на трех языках. Ладино, турецкий и греческий составляли гармоническую тонику, а в нее вплетались подголоски болгарского,
албанского, французского, итальянского, арабского и русского. Языки перетекали друг в друга, оставляли слова и выражения, обогащали друг друга, как море обогащает берег диковинными раковинами, а берег платит долг забытыми на пляже детскими игрушками. Оптимисты утверждали, что это идет языку на пользу, а грустные педанты сетовали на его загрязнение.
Прижилось русское слово „бабушка“, время от времени заменяемое болгарским „бабу“, голодные дети требовали еды на ладино. Городские евреи называли муэдзинов turkitos, турчата, а турки называли христиан гяурами, неверными.
Языки тасовались как игральные карты. Но ключом, открывающим все двери, все же был ладино, язык испанских евреев. Тетушка из Болгарии, торгующая шелковыми тканями, турок-вагоновожатый, грек-официант, цыган, чистильщик обуви — все говорили на языке, на котором Сервантес написал „Дон Кихота“. А точнее — на кастильском диалекте пятнадцатого века.
Его сохранили только изгнанные из Испании евреи.
В Испании язык не сохранился.
Османские правители приняли под свое крыло тех, кого христианский мир хотел уничтожить. Салоники накрывала одна волна беженцев за другой. И первое, что делали вновь прибывшие, — строили свою
синагогу и основывали свою общину. Во времена юности Видаля Коэнки в городе было множество синагог и столько же общин.
Около сорока.
Не осталось ни одной. И языка, на котором говорил Видаль, уже не существует…»

Элизабет Осбринк. «Отторжение» (перевод Сергея Штерна)

#фантомпресс #элизабетосбринк #грация

Путешествие с «Фантомом» — и с романом Элизабет Осбринк «Отторжение». На сей раз в маленький испанский городок Куэнка, где все жители в буквальном смысле живут на краю пропасти — как реальной, так и исторической. История Куэнки роднит роман Осбринк сразу с несколькими нашими книгами — с «Piccola Сицилия» Даниэля Шпека, «Эмпайр Фоллз» Ричарда Руссо, «Годом Чудес» Джеральдин Брукс, а в каком-то смысле — и с «Душами» Рои Хена.

В 1177 г. кастильский король Альфонсо VIII берёт Куэнку приступом и делает его столицей своего королевства и центром епархии. Город постепенно заселяют христиане, которые мирно уживаются с остатками арабов и евреями.

До XVI в. город процветал, однако в 1588 году Куэнка сильно пострадала от чумы, затем началась череда засух, саранчи, эпидемий. К тому же король Карл IV издал указ, упразднявший цеховое производство в Куэнке, чтобы город не был конкурентом королевской фабрике гобеленов. В результате город постепенно пришел в упадок.

«Все обычаи навсегда утраченной Испании тщательно оберегались. Четыре столетия спустя женщины пекли Pan d’Espanya, особый бисквит, варили варенье из зеленых орехов, dulce de muez verde. Дни отдыха
проводили на веранде, ели фрукты и грызли жареные дынные семечки. Фамилии не изменились, они по-прежнему звучали по-испански и навсегда связывали их со страной, откуда изгнали их предков.

Видаль Коэнка, произнося свою фамилию, каждый раз намекал на городок Куэнка в предгорьях Кастилии. Там когда-то жили наши предки. Но в 1492 году король Фердинанд и королева Изабелла решили выгнать из Испании всех евреев.

Я пыталась узнать у мамы, почему она раздражалась не только при упоминании имени моего деда, своего отца, а и когда речь заходила о родственниках с его стороны. А когда повзрослела, спросила — почему? Потому что эта фамилия означает отторжение. Странно: будто мама живет на краю пропасти и каждую минуту заглядывает в бездну, а там течет ледяная река с торчащими острыми камнями. Один неверный шаг — и конец. Ей конец — значит, и мне конец.»

#фантомпресс #элизабетосбринк #испания

Сегодня в Латинской Америке отмечают День мертвых, так что из солидарности отправляемся на сефардское кладбище Хуп-Лейн в Лондоне (также известное как Golders Green) — одно из мест, которые посещает героиня романа Элизабет Осбринк «Отторжение» в поисках прошлого своей семьи. Кладбище заложено относительно недавно — лишь в 1897 году, однако местечко Голдерс Грин известно в истории Англии аж с XIII века.

В Голдерс Грин и прилегающих к нему районах проживает около 55 тысяч евреев, что делает его не только самым крупным еврейским районом Великобритании, но одним из крупнейших по всей Европе.
История удивительной связи этого места и средневековой Испании, а также Греции, как раз и описана в романе Осбринк — эта его часть явно понравится поклонников романам Даниэля Шпека «Piccola Сицилия», во многом схожем с книгой Осбринк по тональности.

«…Линда отвела меня на кладбище Хуп-Лейн в Лондоне. Семейная могила. Там похоронены мой дед Видаль Коэнка и его брат Морис Коэнка, их сестры с мужьями. И их родители, Флора и Соломон, мои прабабушка
и прадедушка. Настоящая семейная могила. Семья. Моя семья. А я никогда не знала, где и когда они жили. Впервые в жизни я видела сефардское кладбище. Длинные ряды плоских надгробных камней из доломитового мрамора — крыши последних домов умерших. Горизонтальные, как море, горизонтальные, как движения пальцев Линды, — она водила по строкам надгробных надписей на иврите и ладино, будто они были высечены шрифтом для слепых. Любимый муж. Любимая, вечно оплакиваемая жена.
Разумеется, пошел дождь. Опытная Линда раскрыла синий в белый горошек зонт. И так, под зонтом, мы переходили от могилы к могиле, пока не дошли до матери Линды, и тут она заплакала. Все эти люди мне были совершенно неизвестны, но она-то разговаривала с ними, сердилась, спорила и соглашалась, раздражалась. И молилась на испанском
языке пятнадцатого века.
Я посмотрела по сторонам — действительно, горизонтальны, как море. Море с серыми мраморными волнами.»

Элизабет Осбринк. «Отторжение». Перевод Сергея Штерна

#фантомпресс #элизабетосбринк #швеция

Изгнание (а затем — уничтожение) евреев из греческого города Фессалоники  остается в тени других трагедий Холокоста. Такое происходило во время войны повсеместно, по всей Европе. Да и не только в Европе — история тунисских евреев, например, рассказана в «Piccola Сицилия» Даниеля Шпека.

Но в этом месяце стоит вспомнить именно Фессалоники — город, где к началу войны евреи жили уже больше двух тысячелетий.

«…В феврале 1943 года всех евреев заставили переселиться в специально выделенную часть города, рядом с железнодорожной станцией. Грекам позволили взять из оставленных домов, квартир и предприятий все что душа пожелает. Предложение, разумеется, пришлось по душе. А в гетто из-за тесноты и примитивной гигиены началась эпидемия тифа.

Около двухсот пятидесяти человек сумели бежать в горы и присоединились к движению Сопротивления. Оставшимся сообщили, что скоро их перевезут в Польшу, там создана надлежащая инфраструктура
и жить будет намного легче.
В Кракове, говорят, вечные дожди. Многие купили зонтики.
Первый товарный поезд отошел 11 марта 1943 года. Всего было девятнадцать составов с наглухо запечатанными вагонами. 48 974. Сорок восемь тысяч девятьсот семьдесят четыре человека. Восемнадцать
поездов направили в Аушвиц, один — в Берген-Бельзен.
Через пять месяцев из города окончательно исчезли еврейские имена и все, что о них напоминало.
Не осталось кладбища, не осталось испанских евреев. Вообще никаких. Ни одного еврея не осталось в греческом городе под названием Фессалоники…»

Мы откроем этот город во дни его печали и позора — и вернемся в него много десятилетий спустя, когда он будет спокоен и прекрасен (а Греция всегда прекрасно). И пройдет по его улочкам, наполненным памятью о былом, вместе с Кэтрин, которая ищет по всему свету утраченные корни. И эта дорога приведет ее именно в Фессалоники,

«I could have been greek. Я могла бы быть гречанкой.
И, между прочим, была бы, если бы Видаль Коэнка остался в Салониках, которые теперь называются Фессалоники.
Какая чушь. Если бы Видаль Коэнка остался в Салониках, меня бы вообще не было…»

Элизабет Осбринк «Отторжение» (перевод Сергея Штерна).

#фантомпресс #элизабетосбринк

В прошлом мае в этот день вышел роман «Отторжение» Элизабет Осбринк. Красивый по структуре, со множеством перемещений во времени и пространстве. Печальная история одиночества, отверженности (прежде всего — самой себя) с историческими корнями.

«Отторжение» Элизабет Осбринк, наполненная шведской сдержанностью и тишиной, но в чем-то удивительно похожая на полюбившиеся нашим читателям романы Даниэля Шпека, разве что более лично-исповедальная, близкая к «автофикшн». А еще, отчасти, на «Кокон» Чжан Юэжань, с поправкой на север, разумеется.

Роман о семье, трех женщинах и трех городах, основанный на семейной истории самой Элизабет. История о том, как семейные тайны, ложь и табу влияют на жизнь трех поколений шведской семьи, но в то же время — пронзительная история любви, эмиграции и жизни человека в тени ненависти. «Отторжение» описывает события, разворачивающиеся в Салониках, Лондоне и Стокгольме — однако подлинные корни этой истории мы найдем в Испании XIV–XV веков. Но начнётся она декабрьским утром 1949 года, с истории 50-летней Риты, которая вот уже много лет живет с любимым мужчиной, родив от него двух дочерей. Живет с тайным стыдом за то, что его родители запрещают сыну жениться на нееврейке…

Роман о поисках корней, своего предназначения — и собственной судьбы, невозможных без погружения в жизнь и судьбу собственных предков.

#фантомпресс #элизабетосбринк