В одной русской сказке девушка уходит в лес и пропадает без вести на три года. Все это время она живет в чаще с лешим, пока лесного духа не встречает и не прогоняет выстрелом в живот охотник.
Тут архетип на архетипе.
И дочь идет в лес, не спросясь родителей, нарушая законы своего мира; и она сама поповна, дочь жреца; и явно речь о жертве лесному духу; да и три года — магическое число; и пребывание в ином мире, мире духов, проходит по своим правилам, и время там течет иначе.
В сказке девушку выдают замуж за охотника, щедро его наградив (вот ссылка на полный текст из сборника Афанасьева). Счастливый конец — или все же начало новой истории?
Она живет с охотником за околицей, на уединенном хуторе — кто бы еще взял в жены порченую нечистой силой. Но и охотник согласился не столько из-за щедрого вознаграждения. Тянет к ней неудержимо. Манят запах коры и земли от ее кожи, отстраненно ясные глаза, радостное бесстыдство, а пуще всего — мысли о том, что происходило там, в избушке лешего, когда кувыркалась поповна с хозяином лесов. Охотник и возбуждается, и бесится.
Спустя несколько месяцев у нее родится сын — ясноглазый и вопящий так, что и дьякон с хором его не перекричат. Все чаще молодуха стоит на крыльце и смотрит мечтательно в сторону леса. Застав ее такой, муж не выдержит и поколотит в сердцах, а ночью она уйдет в лес — навсегда.
В одиночку бобыль вырастит сына — лукавца и бездельника, скорого на шутки и проказы. И вроде бы не хорош лицом, а глаз не отвести, все время черты его в движении, меняются, складываются в смешливые гримасы.
Подрастет и перепортит всех девок на селе, посмеиваясь, и скажет кто-то в сердцах: «Чтоб лес тебя взял!». Так и выйдет, отправится на охоту в одиночку и не вернется.
Лес ждет и манит.
Альбрехт Дюрер. Морское чудовище (Das Meerwunder), ок. 1498–1500. Деталь.
Михаил Врубель. Пан. 1899
#разбормифов #творческое_фм #русские_легенды #макабр_фм #втемномлесе_фм
Panfilov FM
Тут архетип на архетипе.
И дочь идет в лес, не спросясь родителей, нарушая законы своего мира; и она сама поповна, дочь жреца; и явно речь о жертве лесному духу; да и три года — магическое число; и пребывание в ином мире, мире духов, проходит по своим правилам, и время там течет иначе.
В сказке девушку выдают замуж за охотника, щедро его наградив (вот ссылка на полный текст из сборника Афанасьева). Счастливый конец — или все же начало новой истории?
Она живет с охотником за околицей, на уединенном хуторе — кто бы еще взял в жены порченую нечистой силой. Но и охотник согласился не столько из-за щедрого вознаграждения. Тянет к ней неудержимо. Манят запах коры и земли от ее кожи, отстраненно ясные глаза, радостное бесстыдство, а пуще всего — мысли о том, что происходило там, в избушке лешего, когда кувыркалась поповна с хозяином лесов. Охотник и возбуждается, и бесится.
Спустя несколько месяцев у нее родится сын — ясноглазый и вопящий так, что и дьякон с хором его не перекричат. Все чаще молодуха стоит на крыльце и смотрит мечтательно в сторону леса. Застав ее такой, муж не выдержит и поколотит в сердцах, а ночью она уйдет в лес — навсегда.
В одиночку бобыль вырастит сына — лукавца и бездельника, скорого на шутки и проказы. И вроде бы не хорош лицом, а глаз не отвести, все время черты его в движении, меняются, складываются в смешливые гримасы.
Подрастет и перепортит всех девок на селе, посмеиваясь, и скажет кто-то в сердцах: «Чтоб лес тебя взял!». Так и выйдет, отправится на охоту в одиночку и не вернется.
Лес ждет и манит.
Альбрехт Дюрер. Морское чудовище (Das Meerwunder), ок. 1498–1500. Деталь.
Михаил Врубель. Пан. 1899
#разбормифов #творческое_фм #русские_легенды #макабр_фм #втемномлесе_фм
Panfilov FM
Ночью в Монголии я проснулся от странного шума.
Сквозь плотно закрытые окна прорывался звук барабанов, рев труб и ритмичный гул голосов.
Дело было в прошлом июле.
Я уже несколько дней находился в Улан-Баторе, скоплении небоскребов, втиснутых между ними ламаистских храмов и разбитых улиц. Среди окружавших его зеленых холмов — словно из старой заставки Windows XP — город казался гостем из другого мира. Странным наростом из бетона, стекла и металла на бесстрастном и вечном лике степи.
Со сном все складывалось неважно. И даже не из-за страшной жары, которая все же уравновешивалась прохладными ночами. Просто организм так и не перестроился и не привык к пятичасовой разнице во времени. Поэтому я почти не спал, а держался скорее на энтузиазме и кофеине.
Той ночью я был твердо намерен выспаться. Все-таки утром меня ждало многочасовое путешествие в Хархорин, он же Каракорум, место средневековой ставки великих ханов. Но не тут-то было.
Лежать в четвертом часу утра и прислушиваться к отдаленному, но хорошо различимому шуму, пялясь в потолок — занятие бессмысленное. Вместо этого я решил своими глазами увидеть, что же меня разбудило.
Сперва подумалось, что это ритуальное пение и священные барабаны. Благо, жил я неподалеку от храма Чойджин-ламы. Его превратили в музей, но все равно это место паломничества и совершения ритуалов. Я оказался неправ — храм был закрыт и погружен в дремотную предрассветную тишину.
Идя на шум, я добрался до площади Сухэ-Батора. И понял, что монголы решили загодя готовиться к параду в День Государственного Флага. А когда же еще этим заниматься, как не в прохладную рань?
Постояв час и посмотрев на репетицию, я побрел обратно в отель. Небо за силуэтом памятника Марко Поло уже тлело золотом. В сквере прыгали по веткам и бодро переругивались сороки, не обращая особого внимания на шум.
Сон мне по-прежнему не светил. Стекла оставались жалкой преградой для оркестровой меди и луженых глоток монгольских багатуров. Даже, казалось, слегка вибрировали во время очередного крещендо.
И тогда я вспомнил, как, только добравшись до Монголии, полдня сидел в аэропорту в ожидании багажа. Тот при пересадке остался в Пекине и прилетал только вечерним рейсом.
Как раз тогда в этом канале вышел пост с мини-рассказом. В нем я домыслил и продолжил русскую сказку о жене лешего, пропавшей в лесу поповской дочери. Подписчики в комментариях писали, что охотно прочитали бы такой роман. А я честно ответил, что не прочь его написать, найти бы время.
Так вот, бессонным утром в Улан-Баторе я сел за ноутбук и за несколько часов написал подробный синопсис романа. Который назвал «В темном лесе» — именно лесе, а не лесу, по названию мрачноватой русской народной песни.
С тех пор я потихоньку тружусь над романом. Удается это урывками. Потому что я всегда по уши в работе, а свободное время уходит на более срочные проекты, не говоря о ведении канала. Но все-таки пишу.
И сегодня днем хочу поделиться с вами небольшим отрывком из первой главы — в следующем посте.
Panfilov FM
#творческое_фм #втемномлесе_фм
Сквозь плотно закрытые окна прорывался звук барабанов, рев труб и ритмичный гул голосов.
Дело было в прошлом июле.
Я уже несколько дней находился в Улан-Баторе, скоплении небоскребов, втиснутых между ними ламаистских храмов и разбитых улиц. Среди окружавших его зеленых холмов — словно из старой заставки Windows XP — город казался гостем из другого мира. Странным наростом из бетона, стекла и металла на бесстрастном и вечном лике степи.
Со сном все складывалось неважно. И даже не из-за страшной жары, которая все же уравновешивалась прохладными ночами. Просто организм так и не перестроился и не привык к пятичасовой разнице во времени. Поэтому я почти не спал, а держался скорее на энтузиазме и кофеине.
Той ночью я был твердо намерен выспаться. Все-таки утром меня ждало многочасовое путешествие в Хархорин, он же Каракорум, место средневековой ставки великих ханов. Но не тут-то было.
Лежать в четвертом часу утра и прислушиваться к отдаленному, но хорошо различимому шуму, пялясь в потолок — занятие бессмысленное. Вместо этого я решил своими глазами увидеть, что же меня разбудило.
Сперва подумалось, что это ритуальное пение и священные барабаны. Благо, жил я неподалеку от храма Чойджин-ламы. Его превратили в музей, но все равно это место паломничества и совершения ритуалов. Я оказался неправ — храм был закрыт и погружен в дремотную предрассветную тишину.
Идя на шум, я добрался до площади Сухэ-Батора. И понял, что монголы решили загодя готовиться к параду в День Государственного Флага. А когда же еще этим заниматься, как не в прохладную рань?
Постояв час и посмотрев на репетицию, я побрел обратно в отель. Небо за силуэтом памятника Марко Поло уже тлело золотом. В сквере прыгали по веткам и бодро переругивались сороки, не обращая особого внимания на шум.
Сон мне по-прежнему не светил. Стекла оставались жалкой преградой для оркестровой меди и луженых глоток монгольских багатуров. Даже, казалось, слегка вибрировали во время очередного крещендо.
И тогда я вспомнил, как, только добравшись до Монголии, полдня сидел в аэропорту в ожидании багажа. Тот при пересадке остался в Пекине и прилетал только вечерним рейсом.
Как раз тогда в этом канале вышел пост с мини-рассказом. В нем я домыслил и продолжил русскую сказку о жене лешего, пропавшей в лесу поповской дочери. Подписчики в комментариях писали, что охотно прочитали бы такой роман. А я честно ответил, что не прочь его написать, найти бы время.
Так вот, бессонным утром в Улан-Баторе я сел за ноутбук и за несколько часов написал подробный синопсис романа. Который назвал «В темном лесе» — именно лесе, а не лесу, по названию мрачноватой русской народной песни.
С тех пор я потихоньку тружусь над романом. Удается это урывками. Потому что я всегда по уши в работе, а свободное время уходит на более срочные проекты, не говоря о ведении канала. Но все-таки пишу.
И сегодня днем хочу поделиться с вами небольшим отрывком из первой главы — в следующем посте.
Panfilov FM
#творческое_фм #втемномлесе_фм
Дома жались к реке, теснились на яру стадом испуганных бревенчатых зверей. Боязливо косились на лес из-под резных наличников. Между ними и чащей лежали поля, расчищенные кровью и потом. Но за росчистью все равно высилась стеной койга, непроглядная чаща из елей и сосен. Рыжина коры тонула в темной хвое, и даже в солнечный день в глубине, за вековыми стволами, таился густой мрак.
Жителям Кожлы чудилось, будто каждый вечер — последний на их веку. Вот забудешься неспокойным сном на полатях, а наутро уже не проснешься. Придет лес и сбросит деревню в Сухонь. Всё сгинет, все сорок дворов, солеварня и церквушка. Даже проплешины не останется. Вырастет за ночь на месте Кожлы подлесок, узловатые корни доползут до обрывистого берега, вцепятся в него когтями, моё, мол, не отдам. И не станет деревни.
Наутро все оказывалось на месте. Надрывались петухи, чернели коньки крыш на яркой бирюзе небосвода, сохли снопы ячменя на жердяных пряслах. Жизнь шла своим чередом. И все же древний бор постоянно оставался рядом, молчаливо обступал Кожлу. Иномирье, не всегда враждебное, но неизменно чужое, существующее по своим законам. А прожить без него было невозможно.
Лес не любит чужаков. Не подготовился толком к походу в чащу, нарушил правила — можешь и не вернуться. Кто только не пропадал без вести: и охотники, месяцами жившие в промысловых избах, и лесорубы, и бабы с девками, решившие пойти по грибы-ягоды, да и просто непослушные дети.
На отвоеванной у леса земле сеяли рожь, овес, лен и ячмень. Только просеки зарастали с пугающей быстротой. А урожая едва хватало, чтобы с голоду не пухнуть зимой. Куда уж там торговать.
Пытались было сплавлять лес по Сухони, чтобы выручить деньгу, продав его на уголь, деготь и вар. Так многие деревни кормятся, чем Кожла хуже? Валили всю зиму вековые сосны, а весной сбрасывали в реку и гнали вниз по течению. Только до заказчиков всё доходило в непригодном виде. Сплавляют превосходный лес, а приплывает гнилой, изъеденный древоточцами, чуть ли в труху не рассыпается в руках. Сперва, конечно, пытались понять, в чем дело. Приезжали в Кожлу немцы, приезжали купцы-старообрядцы, которых не обманешь. Проверяли, выспрашивали, приказчиков сажали караулить ночью на берегу, отправляли своих людей с плотами. Да только всё без толку.
Так и вышло, что выживала деревня в основном за счет охотничьего промысла да солеварения. Благо, соляные источники здесь прямо на поверхность выходили. Правда, варница пожирала столько еловых да сосновых дров, что обходились одной, чтобы лес не прогневить.
***
Этот текст — отрывок из первой главы романа «В темном лесе», который я пишу. Его сюжет во многом вдохновлен русским фольклором, прежде всего несколькими сказками из сборника Афанасьева (началось все с этого). Можно сказать, что это магический реализм, можно назвать и темным фэнтези. Хочу время от времени делиться с вами отрывками из разных глав, пока скелет романа будет обрастать плотью текста.
Рисунок — Иван Яковлевич Билибин. Деревня. 1906.
Panfilov FM
#творческое_фм #втемномлесе_фм
Жителям Кожлы чудилось, будто каждый вечер — последний на их веку. Вот забудешься неспокойным сном на полатях, а наутро уже не проснешься. Придет лес и сбросит деревню в Сухонь. Всё сгинет, все сорок дворов, солеварня и церквушка. Даже проплешины не останется. Вырастет за ночь на месте Кожлы подлесок, узловатые корни доползут до обрывистого берега, вцепятся в него когтями, моё, мол, не отдам. И не станет деревни.
Наутро все оказывалось на месте. Надрывались петухи, чернели коньки крыш на яркой бирюзе небосвода, сохли снопы ячменя на жердяных пряслах. Жизнь шла своим чередом. И все же древний бор постоянно оставался рядом, молчаливо обступал Кожлу. Иномирье, не всегда враждебное, но неизменно чужое, существующее по своим законам. А прожить без него было невозможно.
Лес не любит чужаков. Не подготовился толком к походу в чащу, нарушил правила — можешь и не вернуться. Кто только не пропадал без вести: и охотники, месяцами жившие в промысловых избах, и лесорубы, и бабы с девками, решившие пойти по грибы-ягоды, да и просто непослушные дети.
На отвоеванной у леса земле сеяли рожь, овес, лен и ячмень. Только просеки зарастали с пугающей быстротой. А урожая едва хватало, чтобы с голоду не пухнуть зимой. Куда уж там торговать.
Пытались было сплавлять лес по Сухони, чтобы выручить деньгу, продав его на уголь, деготь и вар. Так многие деревни кормятся, чем Кожла хуже? Валили всю зиму вековые сосны, а весной сбрасывали в реку и гнали вниз по течению. Только до заказчиков всё доходило в непригодном виде. Сплавляют превосходный лес, а приплывает гнилой, изъеденный древоточцами, чуть ли в труху не рассыпается в руках. Сперва, конечно, пытались понять, в чем дело. Приезжали в Кожлу немцы, приезжали купцы-старообрядцы, которых не обманешь. Проверяли, выспрашивали, приказчиков сажали караулить ночью на берегу, отправляли своих людей с плотами. Да только всё без толку.
Так и вышло, что выживала деревня в основном за счет охотничьего промысла да солеварения. Благо, соляные источники здесь прямо на поверхность выходили. Правда, варница пожирала столько еловых да сосновых дров, что обходились одной, чтобы лес не прогневить.
***
Этот текст — отрывок из первой главы романа «В темном лесе», который я пишу. Его сюжет во многом вдохновлен русским фольклором, прежде всего несколькими сказками из сборника Афанасьева (началось все с этого). Можно сказать, что это магический реализм, можно назвать и темным фэнтези. Хочу время от времени делиться с вами отрывками из разных глав, пока скелет романа будет обрастать плотью текста.
Рисунок — Иван Яковлевич Билибин. Деревня. 1906.
Panfilov FM
#творческое_фм #втемномлесе_фм
Домовые видят внутри всякого человека — дом. Сокровенный мир, где обитает душа. Но для того особый глаз нужен, не людской.
Так-то всякий, кто встретит двух сестер, заметит между ними разницу. Внешнюю, поверхностную.
Старшая, Аксинья, высока, статна, белокожа, темноброва, с толстой смоляной косой. И не ходит словно, а лебедушкой проплывает мимо, не глядя на смотрящих вслед парней. Хороша собой донельзя. Да только неприступна.
Не раз бывало — подойдет к ней разбитной молодец, ухмыляясь. Тут же сверкнут из-под соболиных бровей голубые глаза, обожгут холодным огнем. Сорвется с четко очерченных губ едкое слово. И незадачливый кавалер, поскуливая, побредет восвояси.
Крута нравом Аксинья, а говорит тихо, хотя голос у нее грудной, глубокий, полный силы. И почти никогда не улыбнется. Так что в Кожле за глаза ее давно кличут Несмеяной.
Вот младшая, Лукерья, смешлива. Смеется задорно, звонко, от души, показывая ямочки на веснушчатых щеках. Глаза у нее тоже голубые, хотя не осколки зимнего неба, как у Аксиньи. Дымчатые, и пляшут в них зеленые и серые искры. Волосы не иссиня-черные, а цвета спелого зерна, с легкой рыжиной на солнце. Ростом пониже сестры, скроена плотнее. Но есть неожиданная невесомость в ее поступи, в быстрых плавных движениях. Легка на подъем, озорна, только порой словно грезит среди бела дня, задумавшись о чем-то своем.
Иначе видит Аксинью и Лукерью местный домовой, когда следит за девушками из-за печи.
Для него Аксинья — терем белокаменный, за чугунной оградой литой, за семью замками.
Внутри Лукерьи же таится деревянная изба, затерянная посреди дремучей чащи, наполовину ушедшая в землю.
***
Это отрывок из романа «В темном лесе», который я пишу. Действие происходит в фэнтезийном мире, во многом похожем на Русский Север. Сюжет вдохновлен фольклором, прежде всего несколькими сказками из сборника Афанасьева (другие посты по теме — с тегом #втемномлесе_фм)
Рисунок — мой набросок, попытка нарисовать сестер. Наряды вымышленные, но основаны на русских этнографических костюмах из коллекции Шабельской.
Продолжение отрывка — в следующем посте.
Panfilov FM
#творческое_фм #втемномлесе_фм
Так-то всякий, кто встретит двух сестер, заметит между ними разницу. Внешнюю, поверхностную.
Старшая, Аксинья, высока, статна, белокожа, темноброва, с толстой смоляной косой. И не ходит словно, а лебедушкой проплывает мимо, не глядя на смотрящих вслед парней. Хороша собой донельзя. Да только неприступна.
Не раз бывало — подойдет к ней разбитной молодец, ухмыляясь. Тут же сверкнут из-под соболиных бровей голубые глаза, обожгут холодным огнем. Сорвется с четко очерченных губ едкое слово. И незадачливый кавалер, поскуливая, побредет восвояси.
Крута нравом Аксинья, а говорит тихо, хотя голос у нее грудной, глубокий, полный силы. И почти никогда не улыбнется. Так что в Кожле за глаза ее давно кличут Несмеяной.
Вот младшая, Лукерья, смешлива. Смеется задорно, звонко, от души, показывая ямочки на веснушчатых щеках. Глаза у нее тоже голубые, хотя не осколки зимнего неба, как у Аксиньи. Дымчатые, и пляшут в них зеленые и серые искры. Волосы не иссиня-черные, а цвета спелого зерна, с легкой рыжиной на солнце. Ростом пониже сестры, скроена плотнее. Но есть неожиданная невесомость в ее поступи, в быстрых плавных движениях. Легка на подъем, озорна, только порой словно грезит среди бела дня, задумавшись о чем-то своем.
Иначе видит Аксинью и Лукерью местный домовой, когда следит за девушками из-за печи.
Для него Аксинья — терем белокаменный, за чугунной оградой литой, за семью замками.
Внутри Лукерьи же таится деревянная изба, затерянная посреди дремучей чащи, наполовину ушедшая в землю.
***
Это отрывок из романа «В темном лесе», который я пишу. Действие происходит в фэнтезийном мире, во многом похожем на Русский Север. Сюжет вдохновлен фольклором, прежде всего несколькими сказками из сборника Афанасьева (другие посты по теме — с тегом #втемномлесе_фм)
Рисунок — мой набросок, попытка нарисовать сестер. Наряды вымышленные, но основаны на русских этнографических костюмах из коллекции Шабельской.
Продолжение отрывка — в следующем посте.
Panfilov FM
#творческое_фм #втемномлесе_фм
В белокаменном тереме, который видит домовой внутри Аксиньи — безупречные чистота и порядок. Теплится лампада перед темными строгими ликами святых. Печи с расписными изразцами затоплены, но все равно пробирает холод — каменные стены забирают тепло, да и слишком много комнат в тереме. Гулко разносятся шаги в их пустынной анфиладе.
Все ценное убрано в тяжелые, окованные железом сундуки. И шубка на лисьем меху, крытая красным штофом, и шелковые сарафаны, и парчовые душегреи, и белые чулки, и сафьяновые башмаки, и старинные родовые платки с золотной вышивкой, и жемчужные серьги, и подзор. Да что там подзор — настоящая корона, вышитая жемчугом, с плетеной поднизью из белого конского волоса.
Главные ценности спрятаны в одном сундучке. Книги, как печатные, так и рукописные. Псалтирь, по которой Аксинья училась читать. «Цветник» с расписными виньетками, не поблекшими за два века. Евангелие. Страдания святых мучеников Киприана и Юстины. Травники. И любимые, зачитанные до дыр лубочные истории: «Страшный клад или татарская пленница», «Ночь у сатаны», «Мертвые без гроба».
Есть здесь даже портрет самой хозяйки. Спокойно и горделиво смотрит она с холста. На плечах тяжелыми складками лежит яркая шаль, в иссиня-черной косе пылают алые и синие ленты, тускло сияют перстни на белых пальцах. Такие картины заказывают богатые купчихи из городских. Конечно, наяву ничего подобного в Кожле никто не видал. Но в чертогах души чего не бывает.
Крутая едва освещенная лестница ведет вниз. Там тянутся погреба, полные припасов, а в самом конце их — пустой погребок. Студено здесь, потому что под тяжелой крышкой в полу спрятан большой ледник. Но только из-за ледника ли?
Домовой ежится, неуютно ему. Знает, что в дальнем углу погребка таится в полумраке дверь из темного дуба, за семью засовами и замками. Сквозь скважину тянет холодом и сыростью. Так, что до костей пробирает. Лишь раз рискнул домовой в ту скважину заглянуть. И увидал, что за дверью клубится непроницаемая мгла. А мгла увидела его, и тотчас ринулась к скважине. Едва успел отпрянуть и взгляд отвести, и больше никогда не заглядывал в эту часть мира Аксиньи. Но и забыть про нее не может.
***
Это отрывок из романа «В темном лесе», который я пишу. Действие происходит в фэнтезийном мире, во многом похожем на Русский Север. Сюжет вдохновлен фольклором, прежде всего несколькими сказками из сборника Афанасьева (другие посты по теме — с тегом #втемномлесе_фм)
Рисунок пока не завершен, но уже, кажется, передает атмосферу текста.
Начало отрывка — в предыдущем посте, завершение — в следующем.
Panfilov FM
#творческое_фм #втемномлесе_фм
Все ценное убрано в тяжелые, окованные железом сундуки. И шубка на лисьем меху, крытая красным штофом, и шелковые сарафаны, и парчовые душегреи, и белые чулки, и сафьяновые башмаки, и старинные родовые платки с золотной вышивкой, и жемчужные серьги, и подзор. Да что там подзор — настоящая корона, вышитая жемчугом, с плетеной поднизью из белого конского волоса.
Главные ценности спрятаны в одном сундучке. Книги, как печатные, так и рукописные. Псалтирь, по которой Аксинья училась читать. «Цветник» с расписными виньетками, не поблекшими за два века. Евангелие. Страдания святых мучеников Киприана и Юстины. Травники. И любимые, зачитанные до дыр лубочные истории: «Страшный клад или татарская пленница», «Ночь у сатаны», «Мертвые без гроба».
Есть здесь даже портрет самой хозяйки. Спокойно и горделиво смотрит она с холста. На плечах тяжелыми складками лежит яркая шаль, в иссиня-черной косе пылают алые и синие ленты, тускло сияют перстни на белых пальцах. Такие картины заказывают богатые купчихи из городских. Конечно, наяву ничего подобного в Кожле никто не видал. Но в чертогах души чего не бывает.
Крутая едва освещенная лестница ведет вниз. Там тянутся погреба, полные припасов, а в самом конце их — пустой погребок. Студено здесь, потому что под тяжелой крышкой в полу спрятан большой ледник. Но только из-за ледника ли?
Домовой ежится, неуютно ему. Знает, что в дальнем углу погребка таится в полумраке дверь из темного дуба, за семью засовами и замками. Сквозь скважину тянет холодом и сыростью. Так, что до костей пробирает. Лишь раз рискнул домовой в ту скважину заглянуть. И увидал, что за дверью клубится непроницаемая мгла. А мгла увидела его, и тотчас ринулась к скважине. Едва успел отпрянуть и взгляд отвести, и больше никогда не заглядывал в эту часть мира Аксиньи. Но и забыть про нее не может.
***
Это отрывок из романа «В темном лесе», который я пишу. Действие происходит в фэнтезийном мире, во многом похожем на Русский Север. Сюжет вдохновлен фольклором, прежде всего несколькими сказками из сборника Афанасьева (другие посты по теме — с тегом #втемномлесе_фм)
Рисунок пока не завершен, но уже, кажется, передает атмосферу текста.
Начало отрывка — в предыдущем посте, завершение — в следующем.
Panfilov FM
#творческое_фм #втемномлесе_фм
Деревянную избу младшей сестры наполняет тепло. Но не тяжелая духота жилья, натопленного зимой до одури. Словно проник внутрь летний жар, что сразу размаривает и манит раскинуться в тени, погрузившись в дрему под непрерывный треск кузнечиков. Жар, от которого воздух дрожит и плавится, и в зыбком мареве его тают и размываются очертания всего вокруг. Запахи внутри тоже лесные. Пахнет хвоей, корой и смолой, грибами, нагретой на солнце землей. Где-то, едва уловимый, прячется звериный дух, щекочет ноздри.
В мире Лукерьи царит полнейший беспорядок. Раскиданы мятые рубахи из белого холста, с рукавами из алого ситца, пестрядинные юбки, шелковые косынки, сарафаны — темно-синие или красноватые, крашеные отваром ольховой коры. На скамеечке из елового развилка небрежно брошен белый девичий убор-подзор, вышитый фольгой, с усыпанными бисером сборками. Со стропил свисают связки сушеных грибов и ягод, шелковые ленты, тускловато мерцающие бусы, даже недоплетенные лапти. Болтается на ремешке одинокий кокетливый сапожок из белой коровьей кожи. Святых образов нигде не видать. Зато висят на стенах святочные маски. Скалятся, пучат круглые глаза.
На видном месте — лубок раскрашенный. «Чудо Лесное, поймано весною». Ноги мохнатые, точно опушка горностаевая на царском плаще, скрещены буквой хер. Плечи и шея заросли гривой, разноцветной, как осенняя листва. А из лица человечьего, изумленного, лезут острые уши и птичий клюв, раздирая рот. Словно там, внутри, дикий лес. И рвется на волю, срывая людскую оболочку.
Не то ли грозит и самой избе, которой потихоньку овладевает лес? Он здесь повсюду. Изумрудный мох давно пробрался в щели сруба и расползается по бревнам. Трава пробивается сквозь доски пола. В печи поселилась семья лис: за отодвинутой заслонкой светятся медовые глаза, валяются на полу обглоданные куриные кости. Под стропилами все в птичьих гнездах.
Домовой побаивается леса. Солнечный свет все еще проникает сквозь закопченные оконца, иные из которых затянуты вместо стекол бычьим пузырем. Но за оконными проемами стеной стоит чаща. В любой миг могут сдвинуться стволы, закрыть небесные прорехи разлапистыми ветвями. И тогда все окутает теплая влажная мгла, в которой горят угли звериных глаз.
***
Это завершающая часть отрывка из романа «В темном лесе», который я пишу. Действие происходит в фэнтезийном мире, во многом похожем на Русский Север. Сюжет вдохновлен фольклором, прежде всего несколькими сказками из сборника Афанасьева (другие посты по теме - с тегом #втемномлесе_фм)
Иллюстрации:
— Лубок XVIII века.
— Иван Билибин. Эскиз декорации к опере Н.А. Римского-Корсакова.
Начало отрывка — здесь
Середина — здесь
Panfilov FM
#творческое_фм #втемномлесе_фм
В мире Лукерьи царит полнейший беспорядок. Раскиданы мятые рубахи из белого холста, с рукавами из алого ситца, пестрядинные юбки, шелковые косынки, сарафаны — темно-синие или красноватые, крашеные отваром ольховой коры. На скамеечке из елового развилка небрежно брошен белый девичий убор-подзор, вышитый фольгой, с усыпанными бисером сборками. Со стропил свисают связки сушеных грибов и ягод, шелковые ленты, тускловато мерцающие бусы, даже недоплетенные лапти. Болтается на ремешке одинокий кокетливый сапожок из белой коровьей кожи. Святых образов нигде не видать. Зато висят на стенах святочные маски. Скалятся, пучат круглые глаза.
На видном месте — лубок раскрашенный. «Чудо Лесное, поймано весною». Ноги мохнатые, точно опушка горностаевая на царском плаще, скрещены буквой хер. Плечи и шея заросли гривой, разноцветной, как осенняя листва. А из лица человечьего, изумленного, лезут острые уши и птичий клюв, раздирая рот. Словно там, внутри, дикий лес. И рвется на волю, срывая людскую оболочку.
Не то ли грозит и самой избе, которой потихоньку овладевает лес? Он здесь повсюду. Изумрудный мох давно пробрался в щели сруба и расползается по бревнам. Трава пробивается сквозь доски пола. В печи поселилась семья лис: за отодвинутой заслонкой светятся медовые глаза, валяются на полу обглоданные куриные кости. Под стропилами все в птичьих гнездах.
Домовой побаивается леса. Солнечный свет все еще проникает сквозь закопченные оконца, иные из которых затянуты вместо стекол бычьим пузырем. Но за оконными проемами стеной стоит чаща. В любой миг могут сдвинуться стволы, закрыть небесные прорехи разлапистыми ветвями. И тогда все окутает теплая влажная мгла, в которой горят угли звериных глаз.
***
Это завершающая часть отрывка из романа «В темном лесе», который я пишу. Действие происходит в фэнтезийном мире, во многом похожем на Русский Север. Сюжет вдохновлен фольклором, прежде всего несколькими сказками из сборника Афанасьева (другие посты по теме - с тегом #втемномлесе_фм)
Иллюстрации:
— Лубок XVIII века.
— Иван Билибин. Эскиз декорации к опере Н.А. Римского-Корсакова.
Начало отрывка — здесь
Середина — здесь
Panfilov FM
#творческое_фм #втемномлесе_фм
Дорогие мои культурные кочевники, никаких итогов года с цифрами и состряпанными ботом таблицами я выкладывать не стану. Вы на эти картинки наверняка насмотрелись в других каналах)
Вместо этого просто скажу, что с прошлого 31 декабря вас стало в три с лишним раза больше.
А каналу, который начинался как «ну, почему бы не попробовать», еще даже не исполнилось полтора года. И активность в нем не падает, а растет.
Вот, пожалуй, главный для меня итог этого совсем не простого года.
Я рад, что вы у меня есть.
Пускай в наступающем году вас не оставляют радость познания нового и узнавания знакомого. Пусть приятно щекочут, как пузырьки игристого на языке. Будем вместе обсуждать интересное и необычное. И становиться мудрыми, как змеи.
Конечно, в эпоху перемен сложно что-либо планировать. Но все же кое-какие карты у меня припасены.
Чем я хочу вас порадовать в новом году?
Как и обещал, скоро начну бомбардировать вас сериями постов про страшные киносказки и вампирские истории, перемежая их другими материалами. Начну с «Сонной лощины». Возможно, уже в январские праздничные дни)
Стану иногда публиковать подборки произведений тех художников, которые мне нравятся, от книжной графики XIX века до современных комиксов и концепт-артов. Буду уделять больше внимания настольным ролевым играм.
Продолжу рассказывать о восприятии русской истории и фольклора в масскульте разных эпох.
А еще буду выкладывать новые отрывки из своего романа (подробнее о нем — по тегу #втемномлесе_фм), рисунки и мини-рассказы.
Появятся и другие форматы, и другие новости. И, надеюсь, возможность оффлайн-встреч с вами. Но об этом я расскажу ближе к делу)
Ну, а лучшие новогодние подарки для меня — ваши комментарии и реакции на мои посты. Периодически накрывает усталость, бывает ощущение выгорания. Но, когда я общаюсь с вами, то вижу живой, настоящий отклик. И благодаря этому снова нахожу энергию и время, чтобы вести канал.
Ваш,
Panfilov FM
Вместо этого просто скажу, что с прошлого 31 декабря вас стало в три с лишним раза больше.
А каналу, который начинался как «ну, почему бы не попробовать», еще даже не исполнилось полтора года. И активность в нем не падает, а растет.
Вот, пожалуй, главный для меня итог этого совсем не простого года.
Я рад, что вы у меня есть.
Пускай в наступающем году вас не оставляют радость познания нового и узнавания знакомого. Пусть приятно щекочут, как пузырьки игристого на языке. Будем вместе обсуждать интересное и необычное. И становиться мудрыми, как змеи.
Конечно, в эпоху перемен сложно что-либо планировать. Но все же кое-какие карты у меня припасены.
Чем я хочу вас порадовать в новом году?
Как и обещал, скоро начну бомбардировать вас сериями постов про страшные киносказки и вампирские истории, перемежая их другими материалами. Начну с «Сонной лощины». Возможно, уже в январские праздничные дни)
Стану иногда публиковать подборки произведений тех художников, которые мне нравятся, от книжной графики XIX века до современных комиксов и концепт-артов. Буду уделять больше внимания настольным ролевым играм.
Продолжу рассказывать о восприятии русской истории и фольклора в масскульте разных эпох.
А еще буду выкладывать новые отрывки из своего романа (подробнее о нем — по тегу #втемномлесе_фм), рисунки и мини-рассказы.
Появятся и другие форматы, и другие новости. И, надеюсь, возможность оффлайн-встреч с вами. Но об этом я расскажу ближе к делу)
Ну, а лучшие новогодние подарки для меня — ваши комментарии и реакции на мои посты. Периодически накрывает усталость, бывает ощущение выгорания. Но, когда я общаюсь с вами, то вижу живой, настоящий отклик. И благодаря этому снова нахожу энергию и время, чтобы вести канал.
Ваш,
Panfilov FM