"Песнь Моисея в 15 главе книги Исход, или "Песнь моря" считается одним из самых ранних текстов Библии и, возможно, была написана еще в XIII в. до н.э. Наиболее близкие стилистические и литературные параллели к "Песни моря" можно найти в угаритской литературе, в текстах XIV-XIII вв. до н.э. Языковые особенности текста также поддерживают раннюю датировку ... Архаические черты песни сохранились несмотря на то, что она постоянно звучала в богослужении израильтян.
Песни Израиля мало менялись со временем. Заданный ритм способствовал стабильности стиха".
#Как_Библия_стала_книгой с. 81.
Песни Израиля мало менялись со временем. Заданный ритм способствовал стабильности стиха".
#Как_Библия_стала_книгой с. 81.
Если мы считаем настолько важным подражать действиям Христа в земной жизни и именно поэтому погружаемся в иорданскую купель на Крещение, то тогда для начала каждый год понемножку обрезываться (не спрашивайте!), а сразу после купания на Крещение надо уходить в лес на сорок дней и там ничего не есть сорок дней, а потом три года ходить по городу/селу, воскрешая мёртвых и исцеляя больных.
И да, раз в год на Вознесение надо возноситься, в Страстную пятницу сутки висеть на кресте, прибивая себя гвоздями, в субботу лежать бездыханным во гробе, а на Пасху срочно воскресать.
Не мешало бы, конечно, и ежегодно преображаться…
И да, раз в год на Вознесение надо возноситься, в Страстную пятницу сутки висеть на кресте, прибивая себя гвоздями, в субботу лежать бездыханным во гробе, а на Пасху срочно воскресать.
Не мешало бы, конечно, и ежегодно преображаться…
Христос охотно и ежедневно делил свою трапезу с разными людьми — богатыми и бедными, особо выделяя Хлеб как основу любой трапезы. В этом Ему подражали и апостолы, а автор Евангелия от Иоанна в шестой главе развил это в стройное богословие.
Во втором-третьем веках к этому простому смыслу (потрапезничать с Христом здесь, чтобы получить залог вечной трапезы с Ним в Его Царстве) под влиянием посланий ап. Павла и зависящих от них «синоптических» Евангелий добавляется представление о хлебе и вине как об особой жертве, заменяющей ветхозаветные, а с 3-4 века, в связи с увеличением количества христиан, усиливается ритуализация этого обряда в привычных язычникам категориях.
Поэтому и у нас до сих пор литургия — наследница тех древних застолий — совершается ежедневно, а не раз в год, хотя мы и видим Великий Четверг и его Тайную вечерю днём основания таинства Евхаристии.
Во втором-третьем веках к этому простому смыслу (потрапезничать с Христом здесь, чтобы получить залог вечной трапезы с Ним в Его Царстве) под влиянием посланий ап. Павла и зависящих от них «синоптических» Евангелий добавляется представление о хлебе и вине как об особой жертве, заменяющей ветхозаветные, а с 3-4 века, в связи с увеличением количества христиан, усиливается ритуализация этого обряда в привычных язычникам категориях.
Поэтому и у нас до сих пор литургия — наследница тех древних застолий — совершается ежедневно, а не раз в год, хотя мы и видим Великий Четверг и его Тайную вечерю днём основания таинства Евхаристии.
Итак, имеющаяся ныне практика богослужебных цветов складывается в начале ХХ века а утверждается повсеместно в Русской Церкви и того позже, после широкого распространения 1 и 4 тома Настольной книги священнослужителя (1977-1983 гг.). Конечно, это связано с появлением возможности комплектации ризниц разноцветными облачениями.
Но что я имел в виду, говоря, что традиции назначать на какой-либо праздник определённый цвет риз около 200 лет? Речь шла об уникальных традициях святителя Филарета Дроздова, подробнее познакомиться с которыми можно в статье А. Г. Фирсова "ЦВЕТА БОГОСЛУЖЕБНЫХ ОБЛАЧЕНИЙ В ПРАКТИКЕ СВЯТИТЕЛЯ ФИЛАРЕТА МОСКОВСКОГО".
"Основной источник сведений о хромографии богослужений владыки – хорошо известные исследователям жизни и деятельности святителя записки служившего при нем диакона Павла Сергеевича Грозова. Записки эти носят характер своеобразного богослужебного журнала, в котором автор в обязательном порядке отмечал, в каком именно облачении совершал ту или иную службу митрополит Московский. Поскольку свои записи отец Павел вел достаточно длительное время – десять лет, с 1855 г. по 1865 г., мы можем попытаться составить определенное представление о взглядах святителя в области колористики православного богослужения...
Например, запись от 14 сентября 1857 г. гласит: «Облачение белое, старое, Егоровское, по ошибке, а велено было подать лиловое». Или от 30 июля 1861 г.: «Облачение владыкою сначала было назначено фризе (от франц. fraise земляника, - розовый с сиреневым оттенком - ИС), а потом велено дать белое, по атласу цветочками, крестовое».
Святитель Филарет, безусловно, чувствовал и осознавал эффект цвета в церковном богослужении – сам факт наличия в записях диакона Павла указаний на цвет облачения является тому неопровержимым свидетельством. При этом соотнесение цвета облачения с празднуемым событием осуществлялось по принципам, не похожим на современные правила. Подход владыки был другим.
Цвет облачения соотносился не с темой праздника, а со степенью его торжественности. В одном из писем своему духовнику, наместнику Троице-Сергиевой Лавры архимандриту Антонию по поводу устроения Гефсиманского скита святитель пишет: «Как нам не достигнуть нищеты Преподобного Сергия, будем сколько-нибудь подражать нищете преподобного Никона и сделаем для скита риз- ницу шелковую, без серебра и золота. В цветах не очень нужно стес- няться. Белый для праздников особенно светлых, но он особенно требует бережливости. Для прочих красный. Для дней непразднич- ных, если случится, зеленый или фиолетовый. Это и для постных, если не случится черного»
Белый цвет действительно употребляется святителем на наиболее значимые праздники: Пасху, Рождество, Крещение, что, в принципе, совпадает с нынеш- ней практикой. А вот использование белого цвета на Богородич- ные двунадесятые праздники – Успение, Рождество Богородицы, Благовещение, Введение – для наших современников, привыкших ассоциировать с празднованиями в честь Божией Матери голубой цвет, выглядит непривычно.
Золотое облачение чаще всего употреблялось в царские дни и празднования, имеющие не только государственный, но и церковный характер, ... для духовенства, участвовавшего в коро- нации императора Александра II в 1856 г., был изготовлен особый комплект облачений золотого шитья по красному полю. Облачение считалось даром императора участникам богослужения. ...В этом облачении святитель служил не только службы в царские дни, но и службы, совершаемые в официальном присутствии членов императорской фамилии, на какой бы праздник они ни приходились.
Голубой же цвет, с точки зрения святителя, соответствовал постным торжествам – в голубом облачении могли совершаться богослужения воскресных дней Постной Триоди, иногда и службы Великого Четверга, иногда дни малых постов или службы в Рожде ственский или Крещенский сочельники.
Но что я имел в виду, говоря, что традиции назначать на какой-либо праздник определённый цвет риз около 200 лет? Речь шла об уникальных традициях святителя Филарета Дроздова, подробнее познакомиться с которыми можно в статье А. Г. Фирсова "ЦВЕТА БОГОСЛУЖЕБНЫХ ОБЛАЧЕНИЙ В ПРАКТИКЕ СВЯТИТЕЛЯ ФИЛАРЕТА МОСКОВСКОГО".
"Основной источник сведений о хромографии богослужений владыки – хорошо известные исследователям жизни и деятельности святителя записки служившего при нем диакона Павла Сергеевича Грозова. Записки эти носят характер своеобразного богослужебного журнала, в котором автор в обязательном порядке отмечал, в каком именно облачении совершал ту или иную службу митрополит Московский. Поскольку свои записи отец Павел вел достаточно длительное время – десять лет, с 1855 г. по 1865 г., мы можем попытаться составить определенное представление о взглядах святителя в области колористики православного богослужения...
Например, запись от 14 сентября 1857 г. гласит: «Облачение белое, старое, Егоровское, по ошибке, а велено было подать лиловое». Или от 30 июля 1861 г.: «Облачение владыкою сначала было назначено фризе (от франц. fraise земляника, - розовый с сиреневым оттенком - ИС), а потом велено дать белое, по атласу цветочками, крестовое».
Святитель Филарет, безусловно, чувствовал и осознавал эффект цвета в церковном богослужении – сам факт наличия в записях диакона Павла указаний на цвет облачения является тому неопровержимым свидетельством. При этом соотнесение цвета облачения с празднуемым событием осуществлялось по принципам, не похожим на современные правила. Подход владыки был другим.
Цвет облачения соотносился не с темой праздника, а со степенью его торжественности. В одном из писем своему духовнику, наместнику Троице-Сергиевой Лавры архимандриту Антонию по поводу устроения Гефсиманского скита святитель пишет: «Как нам не достигнуть нищеты Преподобного Сергия, будем сколько-нибудь подражать нищете преподобного Никона и сделаем для скита риз- ницу шелковую, без серебра и золота. В цветах не очень нужно стес- няться. Белый для праздников особенно светлых, но он особенно требует бережливости. Для прочих красный. Для дней непразднич- ных, если случится, зеленый или фиолетовый. Это и для постных, если не случится черного»
Белый цвет действительно употребляется святителем на наиболее значимые праздники: Пасху, Рождество, Крещение, что, в принципе, совпадает с нынеш- ней практикой. А вот использование белого цвета на Богородич- ные двунадесятые праздники – Успение, Рождество Богородицы, Благовещение, Введение – для наших современников, привыкших ассоциировать с празднованиями в честь Божией Матери голубой цвет, выглядит непривычно.
Золотое облачение чаще всего употреблялось в царские дни и празднования, имеющие не только государственный, но и церковный характер, ... для духовенства, участвовавшего в коро- нации императора Александра II в 1856 г., был изготовлен особый комплект облачений золотого шитья по красному полю. Облачение считалось даром императора участникам богослужения. ...В этом облачении святитель служил не только службы в царские дни, но и службы, совершаемые в официальном присутствии членов императорской фамилии, на какой бы праздник они ни приходились.
Голубой же цвет, с точки зрения святителя, соответствовал постным торжествам – в голубом облачении могли совершаться богослужения воскресных дней Постной Триоди, иногда и службы Великого Четверга, иногда дни малых постов или службы в Рожде ственский или Крещенский сочельники.
праздник Воздвижения мог праздноваться как в фиолетовом, так и в белом облачении, - строгой системы здесь выявить не получается.
При совпадении праздников святитель старался отразить такое совпадение и в цвете облачения. Так, если праздник Сретения вы- падал на одну из подготовительных недель Великого поста, употре- блялось фиолетовое облачение (но не голубое!), хотя чаще в Сретение использовалось белое.
Смена облачения по ходу службы часто происходила при освящении храмов. Например, 7 октября 1856 г. митрополит освящал храм Воскресения Словущего в Покровском монастыре в зеленом облачении, а Литургию по освящении служил в золотом15.
Привычной для нашего времени является смена облачений во время Пасхального богослужения. Владыка также менял облачения на Пасху, но зачастую прямо противоположно современной практике. Так, в 1857 г. пасхальную утреню он служил в красном обла- чении, а Литургию – в белом. Белое облачение, но иное, чем на Литургии использовалось и на вечерне, белый цвет главенствовал в облачениях в том году и всю Пасхальную седмицу.
Заупокойное богослужение, как и было принято в XIX в., обычно совершалось святителем в темных, даже черных облачениях. Но при этом мог употребляться белый омофор, а отмечен и случай заупокойного служения в белом саккосе с черным омофором.
святитель Филарет почти никогда не использовал все предметы облачения одного цвета. Полихроматизм в подборе деталей облачения был, похоже, одной из базовых литургических установок митрополита Московского.
Обычно от остального облачения отличались по цвету митра и омофор: голубое облачение с зеленой митрой, золотое облачение, белый омофор и красная митра; фиолетовое облачение, белый омо- фор, зеленая митра; самое частое сочетание – красно-белое: белый саккос с красной митрой или красный саккос с белым омофором.
Встречается и более сложное сочетание: в Чудове монастыре в Кре- стопоклонную Неделю 1857 г. владыка назначил зеленый саккос, епитрахиль, поручи, палица и омофор – голубые, а митра – фио- летовая.
Использовался святителем Филаретом и такой прием, как различие в цветах облачения архиерея и сослужащего духовенства, а также убранства храма. Так, в Рождественский сочельник 1861 г. владыка служил в фиолетовом облачении, а сослужащие – в голубом. Пелены на Престол также были голубые..."
Однако пестроты владыка не любил. И вполне вероятно, он был не одинок в таком взгляде на литургическую колористику.
Статья небольшая и довольно интересная.
При совпадении праздников святитель старался отразить такое совпадение и в цвете облачения. Так, если праздник Сретения вы- падал на одну из подготовительных недель Великого поста, употре- блялось фиолетовое облачение (но не голубое!), хотя чаще в Сретение использовалось белое.
Смена облачения по ходу службы часто происходила при освящении храмов. Например, 7 октября 1856 г. митрополит освящал храм Воскресения Словущего в Покровском монастыре в зеленом облачении, а Литургию по освящении служил в золотом15.
Привычной для нашего времени является смена облачений во время Пасхального богослужения. Владыка также менял облачения на Пасху, но зачастую прямо противоположно современной практике. Так, в 1857 г. пасхальную утреню он служил в красном обла- чении, а Литургию – в белом. Белое облачение, но иное, чем на Литургии использовалось и на вечерне, белый цвет главенствовал в облачениях в том году и всю Пасхальную седмицу.
Заупокойное богослужение, как и было принято в XIX в., обычно совершалось святителем в темных, даже черных облачениях. Но при этом мог употребляться белый омофор, а отмечен и случай заупокойного служения в белом саккосе с черным омофором.
святитель Филарет почти никогда не использовал все предметы облачения одного цвета. Полихроматизм в подборе деталей облачения был, похоже, одной из базовых литургических установок митрополита Московского.
Обычно от остального облачения отличались по цвету митра и омофор: голубое облачение с зеленой митрой, золотое облачение, белый омофор и красная митра; фиолетовое облачение, белый омо- фор, зеленая митра; самое частое сочетание – красно-белое: белый саккос с красной митрой или красный саккос с белым омофором.
Встречается и более сложное сочетание: в Чудове монастыре в Кре- стопоклонную Неделю 1857 г. владыка назначил зеленый саккос, епитрахиль, поручи, палица и омофор – голубые, а митра – фио- летовая.
Использовался святителем Филаретом и такой прием, как различие в цветах облачения архиерея и сослужащего духовенства, а также убранства храма. Так, в Рождественский сочельник 1861 г. владыка служил в фиолетовом облачении, а сослужащие – в голубом. Пелены на Престол также были голубые..."
Однако пестроты владыка не любил. И вполне вероятно, он был не одинок в таком взгляде на литургическую колористику.
Статья небольшая и довольно интересная.
Забавно, но ругают женщин за ношение брюк как мужской одежды как правило мужчины, которые совершают богослужение отнюдь не в штанах. Да и икон Христа в штанах тоже что-то в храмах не видно.
Возвращаясь к теме юбок, нельзя не заметить, что можно вывести человека из советского союза, но очень трудно вывести советский союз из человека. Даже из того, кто его и в глаза-то не видал. Потому что это глубинное.
Для многих сегодня и в России и зарубежом единообразие Церкви – корабля спасения – заключается не в единстве любви, а в подобии единства парадов на Красной площади в советский период: когда все под бодрую музыку ходят нагавногу, в одинаковых красненьких трусиках и беленьких маечках, несут одинаковые транспаранты с одинаковыми портретами. А на лице у всех предписанное партией выражение лица.
«Каясь», вчерашние жители страны советов принесли это глубинное ощущение «единства» в Церковь и забыли оставить его у входа в храм.
Впрочем, доброго всем дня, а больным — исцеления!
Для многих сегодня и в России и зарубежом единообразие Церкви – корабля спасения – заключается не в единстве любви, а в подобии единства парадов на Красной площади в советский период: когда все под бодрую музыку ходят нагавногу, в одинаковых красненьких трусиках и беленьких маечках, несут одинаковые транспаранты с одинаковыми портретами. А на лице у всех предписанное партией выражение лица.
«Каясь», вчерашние жители страны советов принесли это глубинное ощущение «единства» в Церковь и забыли оставить его у входа в храм.
Впрочем, доброго всем дня, а больным — исцеления!
Такое ощущение, что самое большое количество неадеватных идиотов собрано в сериале "Извне". То странное чувство, когда после феерически неадекватного поведения персонажей сочувствуешь монстрам, которые ведут себя вполне предсказуемо, и вяло ждёшь, когда они всех там, мило улыбаясь, сожрут. Sorry.
А может это понимание того, что я в подобной ситуации вел бы себя ещё хуже…
А может это понимание того, что я в подобной ситуации вел бы себя ещё хуже…
Объявить церковнославянский язык священным мешают совершенно элементарные рассуждения.
По меньшей мере пять раз в Новом Завете мы встречаем упоминание о голосе Божьем с неба.
«И глас был с небес: Ты Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение». (Мк. 1:11).
«И явилось облако, осеняющее их, и из облака исшел глас, глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный; Его слушайте»(Мк. 9:7).
«Отче! прославь имя Твое. Тогда пришел с неба глас: и прославил и еще прославлю»(Ин. 12:28).
«Тогда в другой раз [был] глас к нему (ап. Петру — ИС): что Бог очистил, того ты не почитай нечистым»(Деян. 10:15).
«Я упал на землю и услышал голос, говоривший мне: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» (Деян 22:7).
И хотя сказанное этим голосом записано в Евангелии на греческом языке, не подлежит ни малейшему сомнению, что звучало всё это в ушах апостолов по-арамейски. В лучшем случае на иврите.
Значит, Бог говорит на иврите? Я так не думаю. Думаю, что Бог говорит в сердце каждого человека без помощи какого-либо языка со всеми его синтаксисами и грамматическими формами с аористом, а в сознании человека божественный голос отражается уже в привычных языковых формах. Иными словами, если бы Бог говорил сейчас с нами, мы бы слышали русскую речь. Но не церковнославянскую, потому что мы не мыслим на этом языке, в лучшем случае используя славянизмы.
Понимаете, не может быть такого, чтобы Бог не говорил на «священном» языке. Сама концепция совершения богослужения на «священном» языке возможна только в том случае, если его использовал Бог или пророки. Вот Коран сразу «надиктован» на арабском. Всё, вариантов нет. В данном случае мусульманство совершенно последовательно.
Но как можно утверждать, что церковнославянский язык является «священным», если ни Христос, ни апостолы на нём не говорили и даже не слыхали о его существовании?
И греческий, и латинский — «язык агрессора» — не могут являться «священными», потому что Христос на них не говорил с иудеями, и не проповедовал на нем, хотя и несомненно понимал и говорить на них мог.
Евангелист особо подчеркивает транслитерацией последние слова Христа на арамейском — «Илú, Илú, лимá савахфанú». Так что, парадоксальным образом, если довести русскую концепцию священного языка до её логического завершения, в русском православии священным языком может быть только арамейский или иврит. Но, как вы прекрасно понимаете, этого и близко нет, и быть не может.
Более того, с древности языком христианства является именно греческий и латинский или национальные языки Востока. То есть, вся Христианская церковь в течение 2000 лет не использует язык, на котором говорил Христос. Значит, в этом нет необходимости. И мы до сих пор читаем молитву «Отче наш» только и исключительно в переводах на наши родные языки, но не в арамейском оригинале, который даже не записан евангелистами.
А это значит, что в христианстве нет и быть не может священного языка как явления. Даже церковнославянского.
Впрочем, доброго всем дня, друзья!
По меньшей мере пять раз в Новом Завете мы встречаем упоминание о голосе Божьем с неба.
«И глас был с небес: Ты Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение». (Мк. 1:11).
«И явилось облако, осеняющее их, и из облака исшел глас, глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный; Его слушайте»(Мк. 9:7).
«Отче! прославь имя Твое. Тогда пришел с неба глас: и прославил и еще прославлю»(Ин. 12:28).
«Тогда в другой раз [был] глас к нему (ап. Петру — ИС): что Бог очистил, того ты не почитай нечистым»(Деян. 10:15).
«Я упал на землю и услышал голос, говоривший мне: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» (Деян 22:7).
И хотя сказанное этим голосом записано в Евангелии на греческом языке, не подлежит ни малейшему сомнению, что звучало всё это в ушах апостолов по-арамейски. В лучшем случае на иврите.
Значит, Бог говорит на иврите? Я так не думаю. Думаю, что Бог говорит в сердце каждого человека без помощи какого-либо языка со всеми его синтаксисами и грамматическими формами с аористом, а в сознании человека божественный голос отражается уже в привычных языковых формах. Иными словами, если бы Бог говорил сейчас с нами, мы бы слышали русскую речь. Но не церковнославянскую, потому что мы не мыслим на этом языке, в лучшем случае используя славянизмы.
Понимаете, не может быть такого, чтобы Бог не говорил на «священном» языке. Сама концепция совершения богослужения на «священном» языке возможна только в том случае, если его использовал Бог или пророки. Вот Коран сразу «надиктован» на арабском. Всё, вариантов нет. В данном случае мусульманство совершенно последовательно.
Но как можно утверждать, что церковнославянский язык является «священным», если ни Христос, ни апостолы на нём не говорили и даже не слыхали о его существовании?
И греческий, и латинский — «язык агрессора» — не могут являться «священными», потому что Христос на них не говорил с иудеями, и не проповедовал на нем, хотя и несомненно понимал и говорить на них мог.
Евангелист особо подчеркивает транслитерацией последние слова Христа на арамейском — «Илú, Илú, лимá савахфанú». Так что, парадоксальным образом, если довести русскую концепцию священного языка до её логического завершения, в русском православии священным языком может быть только арамейский или иврит. Но, как вы прекрасно понимаете, этого и близко нет, и быть не может.
Более того, с древности языком христианства является именно греческий и латинский или национальные языки Востока. То есть, вся Христианская церковь в течение 2000 лет не использует язык, на котором говорил Христос. Значит, в этом нет необходимости. И мы до сих пор читаем молитву «Отче наш» только и исключительно в переводах на наши родные языки, но не в арамейском оригинале, который даже не записан евангелистами.
А это значит, что в христианстве нет и быть не может священного языка как явления. Даже церковнославянского.
Впрочем, доброго всем дня, друзья!
Вы считаете, что я сгущаю краски и не может быть такого маразма в обсуждении проблем богослужебного языка? Зря. Вот реальный комментарий дамы, которой #фсёпанятна
Естественно, в обсуждаемом вопросе разбираться ей не надо, её «внутренний человек» порхает «по лекалам». И уж недайбог молиться «своими словесы»!
«Да с чего же вы решили, что молитвы на церковнославянском непонятны? как раз наоборот, в русском переводе они становятся приземленными и обытовленными. Здесь нет никакой магии, а полет души по следам св.отцов. Внутренне человек, молящийся на цс «переводит» молитву не на русский, а на свой молитвенный и жизненный опят, но даигаясь по лекалам, проложенными «отцами пустынниками и женами непорочными», как в стихотворении Пушкина, да там перевод молитвы Ефрема Сирина, но это общая схема восприятия молитвы. А молитва своими словами может далеко завести».
Впрочем, всем друзьям доброго дня!
Естественно, в обсуждаемом вопросе разбираться ей не надо, её «внутренний человек» порхает «по лекалам». И уж недайбог молиться «своими словесы»!
«Да с чего же вы решили, что молитвы на церковнославянском непонятны? как раз наоборот, в русском переводе они становятся приземленными и обытовленными. Здесь нет никакой магии, а полет души по следам св.отцов. Внутренне человек, молящийся на цс «переводит» молитву не на русский, а на свой молитвенный и жизненный опят, но даигаясь по лекалам, проложенными «отцами пустынниками и женами непорочными», как в стихотворении Пушкина, да там перевод молитвы Ефрема Сирина, но это общая схема восприятия молитвы. А молитва своими словами может далеко завести».
Впрочем, всем друзьям доброго дня!
#непопулярное
Кто-то с восхищением, кто-то с брезгливостью обсуждает выступление женщины-епископки из США, которая не побоялась сказать в лицо новоизбранному президенту что-то в защиту представителей неких угнетаемых меньшинств, которых уже давно перестали угнетать и даже наоборот, и мексиканских гастарбайтеров, которым тоже плохо настолько, что испанский язык официально используется в ряде штатов США.
Рискну предположить, что проблемы и перегибы есть, но они есть во всех сферах жизни. И решать эти проблемы разумно в правовом поле, не выделяя какие-то категории населения как безгрешные или, наоборот, особо греховные.
На полях с недоумением отмечу молчание мексиканского правительства по всем этим вопросам. Пожалуй, его представителям надо об этом говорить, а не преосвященной даме. Создается странное ощущение, что жизнь мексиканцев интересует кого угодно, только не Мексику. Но виноват в этом, конечно, муж Меланьи.
И напоследок замечу, что легко быть мужественным, когда знаешь, что за это не «прилетит»: эту смелую епископку не расстреляют, не посадят, не уволят, не лишат тринадцатой зарплаты и премии. Она знает, за кого можно заступаться.
Но что-то я не помню смелых голосов этих мужественных женщин и женственных мужчин, когда это было опасно, когда пять лет назад реально, а не в речах чиновников стали подавлять права людей по всему земному шару: проглотили все и всё, да ещё и сделали вид, что оказали великую услугу человечеству, запретив собираться в храмах, почитать святыни и иметь вид приличного человека, если ты не получил аусвайс.
Но это почему-то не заинтересовало представителей никакой Церкви. Все с восторгом поддержали откровенную глупость планетарного масштаба. Так что простите, если не разделяю ваших восторгов, но не буду восторгаться такой продуманной смелостью.
Кто-то с восхищением, кто-то с брезгливостью обсуждает выступление женщины-епископки из США, которая не побоялась сказать в лицо новоизбранному президенту что-то в защиту представителей неких угнетаемых меньшинств, которых уже давно перестали угнетать и даже наоборот, и мексиканских гастарбайтеров, которым тоже плохо настолько, что испанский язык официально используется в ряде штатов США.
Рискну предположить, что проблемы и перегибы есть, но они есть во всех сферах жизни. И решать эти проблемы разумно в правовом поле, не выделяя какие-то категории населения как безгрешные или, наоборот, особо греховные.
На полях с недоумением отмечу молчание мексиканского правительства по всем этим вопросам. Пожалуй, его представителям надо об этом говорить, а не преосвященной даме. Создается странное ощущение, что жизнь мексиканцев интересует кого угодно, только не Мексику. Но виноват в этом, конечно, муж Меланьи.
И напоследок замечу, что легко быть мужественным, когда знаешь, что за это не «прилетит»: эту смелую епископку не расстреляют, не посадят, не уволят, не лишат тринадцатой зарплаты и премии. Она знает, за кого можно заступаться.
Но что-то я не помню смелых голосов этих мужественных женщин и женственных мужчин, когда это было опасно, когда пять лет назад реально, а не в речах чиновников стали подавлять права людей по всему земному шару: проглотили все и всё, да ещё и сделали вид, что оказали великую услугу человечеству, запретив собираться в храмах, почитать святыни и иметь вид приличного человека, если ты не получил аусвайс.
Но это почему-то не заинтересовало представителей никакой Церкви. Все с восторгом поддержали откровенную глупость планетарного масштаба. Так что простите, если не разделяю ваших восторгов, но не буду восторгаться такой продуманной смелостью.
Если вдруг кому будет интересна моя попытка ответить на ряд вопросов, касающихся принципов и проблем перевода богослужения на русский язык, то прочитать его можно на моём сайте. Текст большой, поэтому здесь просто оставлю ссылку
http://osiluan.ru/stati/neskolko-slov-o-russkom-perevode-bogosluzheniya-intervyu/
http://osiluan.ru/stati/neskolko-slov-o-russkom-perevode-bogosluzheniya-intervyu/
Игумен Силуан (Туманов)
О русском переводе богослужения (Интервью для "Кифы") - Игумен Силуан (Туманов)
Зачем нужен перевод? 1) Церковнославянский язык значительно отличается от современного русского, что затрудняет понимание смысла богослужения. Существуют разные подходы к решению этой проблемы: подстрочный перевод, комментирование текста, изучение церковнославянского…
#фсёпанятна
"ЦСЯ - это особо святой язык, на котором невозможны ругательства, который звучит чисто и свято!"
Ага, конечно. Чисто и свято звучат "изблева" и «отрыгну», "жидовство" со прочими "бабами", "гаждением", "калом", "гноищами", "южиками", "членовными", "влагалищами" и "блядивыми" "лядвиями" на "нырище" под "ягодичиной" и "язвиной".
А вот ещё симпатичное:
жрети
звиздание
облаятель
обесити
пакость
пискати
плачевопльствие
пожри
прилеплятися
пробавити
пряжмо
пуп (это незрелая смоква, а не то, что вы подумали; впрочем, тут всё означает не то, что кажется, но это другая тема)
прошибатися
пряженый
ругатель
ручка
сливаем (да, это тоже не про русское сливать)
смерчие
совокупление (хм, вообще про другое)
сопец
сосец
спирствовать (это не про спирт)
ссущее (очень красиво, правдо?)
ссати
ухание (сова тут ни при чем)
хлябь
хрущ
целизна
чесати (собирать смоквы, а не то, что вы подумали)
А «Клас прозябшая неоранный» точно вам нравится по звучанию? Ведь для русского уха, не испорченного самообразованием (это около 80% наших прихожан и захожан) это звучит… немного неожиданно. Да, смысл вы в словаре подсмотрели, но звучание-то никуда не денется.
А еще есть проблема паронимов и просто непонятных слов, и это совсем отдельная тема.
И как же без этих возвышенных и необходимых славянизмов, "любой перевод которых немедленно обеднит русскую культуру и закроет [бес]словесным овцам путь ко спасению"?
"ЦСЯ - это особо святой язык, на котором невозможны ругательства, который звучит чисто и свято!"
Ага, конечно. Чисто и свято звучат "изблева" и «отрыгну», "жидовство" со прочими "бабами", "гаждением", "калом", "гноищами", "южиками", "членовными", "влагалищами" и "блядивыми" "лядвиями" на "нырище" под "ягодичиной" и "язвиной".
А вот ещё симпатичное:
жрети
звиздание
облаятель
обесити
пакость
пискати
плачевопльствие
пожри
прилеплятися
пробавити
пряжмо
пуп (это незрелая смоква, а не то, что вы подумали; впрочем, тут всё означает не то, что кажется, но это другая тема)
прошибатися
пряженый
ругатель
ручка
сливаем (да, это тоже не про русское сливать)
смерчие
совокупление (хм, вообще про другое)
сопец
сосец
спирствовать (это не про спирт)
ссущее (очень красиво, правдо?)
ссати
ухание (сова тут ни при чем)
хлябь
хрущ
целизна
чесати (собирать смоквы, а не то, что вы подумали)
А «Клас прозябшая неоранный» точно вам нравится по звучанию? Ведь для русского уха, не испорченного самообразованием (это около 80% наших прихожан и захожан) это звучит… немного неожиданно. Да, смысл вы в словаре подсмотрели, но звучание-то никуда не денется.
А еще есть проблема паронимов и просто непонятных слов, и это совсем отдельная тема.
И как же без этих возвышенных и необходимых славянизмов, "любой перевод которых немедленно обеднит русскую культуру и закроет [бес]словесным овцам путь ко спасению"?
Проблема ведь не в том, что большинство не понимает, и не хочет понимать текст богослужения. Это было всегда, и вообще образованных людей в Церкви всегда было немного.
Проблема в том, что это большинство запрещает использовать понятные формы богослужения церковному меньшинству, тем, кто понимать хочет.
Проблема в том, что это большинство запрещает использовать понятные формы богослужения церковному меньшинству, тем, кто понимать хочет.
#фсёпанятна
"Не надо служить на русском, достаточно заранее напечатать переводы на листочках, которые раздавались бы в храме: изменяемые песнопения, минейные тексты дня".
Во-первых, это большой объём текста. Куда девать эти листочки после службы? Не проще ли сразу напечатать большой и толстый сборник на весь год и его вручать ошеломлённым потребителям благодати, забежавшим в храм помолиться о своём насущном.
А во-вторых, как вы думаете, как такие люди воспримут идею стоять всю службу, вчитываясь в полутьме в какую-то книжку, пытаясь там на странице 236-й найти нужный перевод? Люди молиться в храм приходят, а не книжки разглядывать.
И разве не возникнет в какой-то момент справедливый вопрос: если перевод нужен для молитвы, то почему не поют и не читают всё сразу по-русски? А если не нужен, то для чего эти листки и книги?
"Не надо служить на русском, достаточно заранее напечатать переводы на листочках, которые раздавались бы в храме: изменяемые песнопения, минейные тексты дня".
Во-первых, это большой объём текста. Куда девать эти листочки после службы? Не проще ли сразу напечатать большой и толстый сборник на весь год и его вручать ошеломлённым потребителям благодати, забежавшим в храм помолиться о своём насущном.
А во-вторых, как вы думаете, как такие люди воспримут идею стоять всю службу, вчитываясь в полутьме в какую-то книжку, пытаясь там на странице 236-й найти нужный перевод? Люди молиться в храм приходят, а не книжки разглядывать.
И разве не возникнет в какой-то момент справедливый вопрос: если перевод нужен для молитвы, то почему не поют и не читают всё сразу по-русски? А если не нужен, то для чего эти листки и книги?
В1881 г. появилось одно из самых замечательных критических изданий Греческого Нового Завета, когда-либо выпускавшихся на британской земле. Речь идет о двухтомном издании под названием "The New Testament in the Original Greek" ("Новый Завет в греческом подлиннике"). Подготовившие его Брук Фосс Весткот (Brooke Foss Westcott) (1825—1901), священник в Пе-терборо и королевский профессор богословия в Кембридже (он был рукоположен в епископа Даремского в 1890 г.), и Фентон Джон Энтони Хорт (Fenton John Antony Hort) (1828—1892), халсеанский профессор богословия в Кембридже, работали над этим изданием 28 лет.
Самый элементарный принцип текстологии состоит в том, чтобы рассматривать каждое чтение в отдельности и в каждом случае из двух или нескольких вариантов принять то, которое кажется наиболее достоверным... О внутренней достоверности чтений можно говорить, когда есть необходимость сделать выбор между двумя чтениями, которые мало отличаются друг от друга. В этом случае есть две вероятности: внутренняя вероятность, имеющая отношение к автору, и транскрипционная, относящаяся к переписчику. Рассматривая первую вероятность, мы пытаемся понять, что же мог написать в данном случае автор; разбирая вторую, мы задаемся вопросом: как понял авторский текст переписчик.
В том случае, когда внутренняя и транскрипционная вероятности противоречат друг другу, то лучше окончательный выбор делать, полагаясь на то, что Хорт назвал "тенденцией поведения обычного писца".
Когда ученый в каждом конкретном случае оценивает те или иные данные, то он приобретает навык определять, достоверны ли они или нет. Следовательно, вместо того, чтобы довольствоваться оценкой изолированных друг от друга разночтений, текстолог обязан одновременно собрать информацию об особенностях каждой рукописи. Если исследователь заметит, что в рукописи во многих случаях повторяются определенные разночтения, которые, вероятно, являются исходными, то вполне естественно, что он предпочтет это разночтение и в других случаях, когда внутренних данных разночтений окажется недостаточно для принятия решения. Хорт формулирует этот принцип следующим образом: "Знание документов должно предшествовать окончательной оценке разночтений".
Если, например, из 10 рукописей девять согласуются между собой, а одна нет, но девять имеют общий источник, то количественное преимущество не имеет значения. Самым лучшим доказательством в прослеживании генеалогии источников является наличие смешанных разночтений, то есть таких разночтений, которые появились из сочетания элементов, ранее существовавших в разных рукописях. Рассуждая об этом, Хорт выводит еще один принцип текстологии: "Достоверное воссоздание искаженных текстов основывается на изучении их истории, то есть изучении отношений родства общего источника, связывающих несколько документов".
Достоверность выводов, основанных на таком определении характеристик, зависит от генеалогического принципа: "общность разночтений подразумевает общность источника".
Брюс Мецгер. "#Текстология_Нового_Завета"
Самый элементарный принцип текстологии состоит в том, чтобы рассматривать каждое чтение в отдельности и в каждом случае из двух или нескольких вариантов принять то, которое кажется наиболее достоверным... О внутренней достоверности чтений можно говорить, когда есть необходимость сделать выбор между двумя чтениями, которые мало отличаются друг от друга. В этом случае есть две вероятности: внутренняя вероятность, имеющая отношение к автору, и транскрипционная, относящаяся к переписчику. Рассматривая первую вероятность, мы пытаемся понять, что же мог написать в данном случае автор; разбирая вторую, мы задаемся вопросом: как понял авторский текст переписчик.
В том случае, когда внутренняя и транскрипционная вероятности противоречат друг другу, то лучше окончательный выбор делать, полагаясь на то, что Хорт назвал "тенденцией поведения обычного писца".
Когда ученый в каждом конкретном случае оценивает те или иные данные, то он приобретает навык определять, достоверны ли они или нет. Следовательно, вместо того, чтобы довольствоваться оценкой изолированных друг от друга разночтений, текстолог обязан одновременно собрать информацию об особенностях каждой рукописи. Если исследователь заметит, что в рукописи во многих случаях повторяются определенные разночтения, которые, вероятно, являются исходными, то вполне естественно, что он предпочтет это разночтение и в других случаях, когда внутренних данных разночтений окажется недостаточно для принятия решения. Хорт формулирует этот принцип следующим образом: "Знание документов должно предшествовать окончательной оценке разночтений".
Если, например, из 10 рукописей девять согласуются между собой, а одна нет, но девять имеют общий источник, то количественное преимущество не имеет значения. Самым лучшим доказательством в прослеживании генеалогии источников является наличие смешанных разночтений, то есть таких разночтений, которые появились из сочетания элементов, ранее существовавших в разных рукописях. Рассуждая об этом, Хорт выводит еще один принцип текстологии: "Достоверное воссоздание искаженных текстов основывается на изучении их истории, то есть изучении отношений родства общего источника, связывающих несколько документов".
Достоверность выводов, основанных на таком определении характеристик, зависит от генеалогического принципа: "общность разночтений подразумевает общность источника".
Брюс Мецгер. "#Текстология_Нового_Завета"
На основе изучения отношений между источниками, содержащих новозаветный текст, Весткот и Хорт выделили четыре основных типа текста: сирийский, западный, александрийский и нейтральный (промежуточный).
1) Самым поздним из перечисленных типов является сирийский, который представляет собой смешанный текст. Он образовался в результате исправлений редактора или группы редакторов, которые в IV в. захотели создать простой, ясный и полный текст Нового Завета. Этот смешанный текст, наиболее далекий от оригинала, был привезен в Константинополь, откуда и распространился по Византийской империи. На сегодняшний день он лучше всего представлен Александрийским кодексом (только в Евангелиях, но не в Деяниях и Посланиях), поздними унциальными рукописями и большим количеством минускульных рукописей. Textus Receptus является позднейшей формой сирийского типа текста.
В настоящее время ученые единодушно считают, что одной из главных заслуг Весткота и Хорта является демонстрация того, что сирийский (византийский) тип текста — позднейший из других типов. В поддержку этой точки зрения можно выдвинуть три доказательства:
1)сирийский текст содержит комбинированные, или смешанные разночтения, образовавшиеся из элементов более ранних форм текста;
2)ни один из доникейских Отцов не цитирует сирийский текст,
3)при сравнении сирийских чтений с чтениями других типов рукописей становится очевидным, что шансы первых считаться подлинными постепенно уменьшаются.
Не удивительно, что отказ использовать Textus Receptus в качестве первоисточника, возмутил многих церковных деятелей. Так, в последней четверти XIX в. в защиту традиционного текста выступил Джон В. Бургон (John W. Burgon) (1813—1888), настоятель Чичестера. Его называли представителем Высокой Церкви старой школы; он стал печально известен как "ведущий поборник пустых доводов и абсурдных взглядов, неистовство борьбы которого за Textus Receptus в какой-то степени отрицательно повлияло на ожидаемый результат". О консерватизме его взглядов можно судить по проповеди, которую он произнес в Оксфорде в 1884 г. и в которой выступал против высшего образования девушек наравне с юношами, называя такое начинание "делом ненужным и нескромным".
Публикация в 1881 г. исправленного издания Библии короля Иакова вызвала негодование Бургона не только из-за буквального перевода Библии на английский язык, но более всего из-за того, что исправители взяли за основу греческий текст, практически идентичный тому, которым пользовались Весткот и Хорт. ... Будучи служителем церкви, он не допускал и мысли о том, что Господь не оградил бы текст Священного Писания, написанного по вдохновению Святого Духа, от серьезных исправлений в процессе передачи его другим народам. Равным образом, Бургон не мог понять, почему Textus Receptus, которым Церковь пользовалась на протяжении веков, нуждается в радикальном исправлении, на чем настаивали Весткот и Хорт. По всей видимости, Бургон был не в состоянии понять значение генеалогического метода, при помощи которого можно было доказать, что поздний смешанный текст является вторичным и искаженным".
Брюс Мецгер. "#Текстология_Нового_Завета"
1) Самым поздним из перечисленных типов является сирийский, который представляет собой смешанный текст. Он образовался в результате исправлений редактора или группы редакторов, которые в IV в. захотели создать простой, ясный и полный текст Нового Завета. Этот смешанный текст, наиболее далекий от оригинала, был привезен в Константинополь, откуда и распространился по Византийской империи. На сегодняшний день он лучше всего представлен Александрийским кодексом (только в Евангелиях, но не в Деяниях и Посланиях), поздними унциальными рукописями и большим количеством минускульных рукописей. Textus Receptus является позднейшей формой сирийского типа текста.
В настоящее время ученые единодушно считают, что одной из главных заслуг Весткота и Хорта является демонстрация того, что сирийский (византийский) тип текста — позднейший из других типов. В поддержку этой точки зрения можно выдвинуть три доказательства:
1)сирийский текст содержит комбинированные, или смешанные разночтения, образовавшиеся из элементов более ранних форм текста;
2)ни один из доникейских Отцов не цитирует сирийский текст,
3)при сравнении сирийских чтений с чтениями других типов рукописей становится очевидным, что шансы первых считаться подлинными постепенно уменьшаются.
Не удивительно, что отказ использовать Textus Receptus в качестве первоисточника, возмутил многих церковных деятелей. Так, в последней четверти XIX в. в защиту традиционного текста выступил Джон В. Бургон (John W. Burgon) (1813—1888), настоятель Чичестера. Его называли представителем Высокой Церкви старой школы; он стал печально известен как "ведущий поборник пустых доводов и абсурдных взглядов, неистовство борьбы которого за Textus Receptus в какой-то степени отрицательно повлияло на ожидаемый результат". О консерватизме его взглядов можно судить по проповеди, которую он произнес в Оксфорде в 1884 г. и в которой выступал против высшего образования девушек наравне с юношами, называя такое начинание "делом ненужным и нескромным".
Публикация в 1881 г. исправленного издания Библии короля Иакова вызвала негодование Бургона не только из-за буквального перевода Библии на английский язык, но более всего из-за того, что исправители взяли за основу греческий текст, практически идентичный тому, которым пользовались Весткот и Хорт. ... Будучи служителем церкви, он не допускал и мысли о том, что Господь не оградил бы текст Священного Писания, написанного по вдохновению Святого Духа, от серьезных исправлений в процессе передачи его другим народам. Равным образом, Бургон не мог понять, почему Textus Receptus, которым Церковь пользовалась на протяжении веков, нуждается в радикальном исправлении, на чем настаивали Весткот и Хорт. По всей видимости, Бургон был не в состоянии понять значение генеалогического метода, при помощи которого можно было доказать, что поздний смешанный текст является вторичным и искаженным".
Брюс Мецгер. "#Текстология_Нового_Завета"
Вайс издал свой текст, утвердив варианты, которые, как он полагал, наиболее подходят стилю и богословским представлениям автора. После этого он составил списки различных классов ошибок, обнаруженных им при изучении рукописей, и дал оценку каждой из основных греческих рукописей в соответствии с количеством таких ошибок. Вайс выделил следующие группы ошибок: а) гармонизация Евангелий; б) перестановка отдельных слов; в) пропуски и добавления; г) изменение порядка слов; д) орфографическая вариативность. Оценивая степень подверженности рукописей этим ошибкам, Вайс пришел к заключению, что наиболее "чистым" является Ватиканский кодекс. ... издание Вайса во многом схоже с изданием Весткота-Хорта, которые придавали Ватиканскому кодексу большое значение.
Брюс Мецгер. "#Текстология_Нового_Завета"
Брюс Мецгер. "#Текстология_Нового_Завета"
"Подобно многим наукам, ставшим неотъемлемой частью западной культуры, текстология также обязана своим происхождением Древней Греции. Ее подъем и развитие связаны с эпическими произведениями Гомера. Поскольку певцы, публично цитировавшие куски из «Илиады» и «Одиссеи», часто изменяли текст, чтобы он более соответствовал конкретному случаю или их собственному представлению о стихосложении, уже в древности существовало много вариантов одного и того же текста. Постепенно появилось несколько так называемых “городских редакций” Гомера, то есть таких редакций, которые сохранились в различных центрах (традиционно в семи) и с которых делались частные копии. Другие особые тексты были созданы Феагеном Регийским, Стесимбротом Фасосским (ок. 450 г. до н.э.) и Аристотелем, подготовившим собственный вариант текста для своего ученика, Александра Македонского.
В эллинистическую эпоху стал развиваться более научный критический подход к тексту Гомера. Критическое изучение текстов Гомера велось в знаменитой библиотеке в Александрии. Библиотекари стремились получить более точные редакции поэм Гомера. Незадолго до 274 г. до н.э. первый из таких ученых-библиотекарей, Зенодот из Ефеса (325–234 гг. до н.э.), сравнил многие рукописи, чтобы восстановить оригинальные тексты «Илиады» и «Одиссеи». Зенодот внес в текст Гомера исправления четырех видов: 1) вычеркнул стихи, которые не считал подлинными; 2) пометил некоторые другие стихи как имеющие сомнительное происхождение; 3) изменил порядок стихов; 4) ввел новые, не являющиеся общепринятыми, чтения.
Одним из главных библиотекарей был Аристофан из Византия (ок. 257–180 гг. до н.э.), возможно, самый яркий знаток греческой античности – ему приписывают изобретение знаков греческого ударения и других диакритических знаков. В своей редакции «Илиады» и «Одиссеи» Аристофан использовал широкий набор критических символов для выражения своей оценки состояния текста. Его величайшим учеником стал Аристарх из Самофракии (ок. 220–144 гг. до н.э.), который, возглавив библиотеку после своего учителя, издал труды шести греческих авторов и опубликовал два критических издания поэм Гомера, пополнив число критических символов, которые использовали его предшественники.
Таким образом, в Древнем мире, в особенности в Александрии, уже существовала довольно развитая научная дисциплина текстуальной и литературной критики, предметом рассмотрения которой было, в первую очередь, наследие Гомера. Общеизвестно, что Филон Александрийский и многие Отцы Церкви, находясь под влиянием филологической мысли Александрии, использовали в своих толкованиях Священного Писания методы аллегорической экзегезы, которые применялись к определенным историям богов и богинь в гомеровском цикле. Гораздо меньше оценен факт глубокой укорененности текстологических методов Александрии в среде церковных ученых и их применения для трактовки текста Нового Завета".
Брюс Мецгер. #Текстология_Нового_Завета
В эллинистическую эпоху стал развиваться более научный критический подход к тексту Гомера. Критическое изучение текстов Гомера велось в знаменитой библиотеке в Александрии. Библиотекари стремились получить более точные редакции поэм Гомера. Незадолго до 274 г. до н.э. первый из таких ученых-библиотекарей, Зенодот из Ефеса (325–234 гг. до н.э.), сравнил многие рукописи, чтобы восстановить оригинальные тексты «Илиады» и «Одиссеи». Зенодот внес в текст Гомера исправления четырех видов: 1) вычеркнул стихи, которые не считал подлинными; 2) пометил некоторые другие стихи как имеющие сомнительное происхождение; 3) изменил порядок стихов; 4) ввел новые, не являющиеся общепринятыми, чтения.
Одним из главных библиотекарей был Аристофан из Византия (ок. 257–180 гг. до н.э.), возможно, самый яркий знаток греческой античности – ему приписывают изобретение знаков греческого ударения и других диакритических знаков. В своей редакции «Илиады» и «Одиссеи» Аристофан использовал широкий набор критических символов для выражения своей оценки состояния текста. Его величайшим учеником стал Аристарх из Самофракии (ок. 220–144 гг. до н.э.), который, возглавив библиотеку после своего учителя, издал труды шести греческих авторов и опубликовал два критических издания поэм Гомера, пополнив число критических символов, которые использовали его предшественники.
Таким образом, в Древнем мире, в особенности в Александрии, уже существовала довольно развитая научная дисциплина текстуальной и литературной критики, предметом рассмотрения которой было, в первую очередь, наследие Гомера. Общеизвестно, что Филон Александрийский и многие Отцы Церкви, находясь под влиянием филологической мысли Александрии, использовали в своих толкованиях Священного Писания методы аллегорической экзегезы, которые применялись к определенным историям богов и богинь в гомеровском цикле. Гораздо меньше оценен факт глубокой укорененности текстологических методов Александрии в среде церковных ученых и их применения для трактовки текста Нового Завета".
Брюс Мецгер. #Текстология_Нового_Завета