Обезьяна и череп.
На рабочем столе у Ленина стояла бронзовая статуэтка: обезьяна сидит на томах Дарвина и задумчиво рассматривает человеческий череп. Образ ироничный — и диалектичный одновременно: диалектика — тоже, своего рода, объективная ирония мира). Любая теория, любая мысль должна быть обращена на саму себя, должна через критику подтвердить свою истинность и право на существование. Так и с теорией Дарвина, о которой сегодня речь.
#Дарвин #Ленин
На рабочем столе у Ленина стояла бронзовая статуэтка: обезьяна сидит на томах Дарвина и задумчиво рассматривает человеческий череп. Образ ироничный — и диалектичный одновременно: диалектика — тоже, своего рода, объективная ирония мира). Любая теория, любая мысль должна быть обращена на саму себя, должна через критику подтвердить свою истинность и право на существование. Так и с теорией Дарвина, о которой сегодня речь.
#Дарвин #Ленин
К теории происхождения всего.
Часть 1.
Сам по себе факт разгоревшейся недавно в (около)клерикальной среде дискуссии о преподавании теории Дарвина в государственной школе (официально отделённой и независящей от церквей и конфессий) — сам этот факт уже яркий индикатор современного обскурантизма.
Тут, как говорится, комментарии излишни.
Но просто отмахнуться от проблемы Дарвина — невозможно. Конечно, такой проблемы не существует для современного обывателя, который в духе позитивистского сциентизма фетишизирует «науку», не понимая, что сама она, во-первых, весьма идеологизирована, а во-вторых, не обладает абсолютной истиной.
Дарвин стал символом борьбы с мракобесием — и потому любое покушение на отца «теории эволюции» воспринимается как атака на просвещённый разум. Но это заблуждение: просвещённый разум, чтоб противостоять мракобесию, должен хорошо понимать свои возможные — относительные — уязвимости. Должен уметь прослеживать собственную логику. Отказ от обсуждения проблемы лишь разоружает перед проблемой.
Поэтому совсем отмахнуться от вопросов, возникающих в связи с теорией Дарвина, невозможно.
Правда, вопросы эти должны быть поставлены на основе, принципиально отличной от соображений религии. Научные вопросы нужно рассматривать научно. Теории — как системы идей — нужно рассматривать философски, ибо философия и есть система идей, идея идей.
Итак, попробуем обозначить основные проблемные моменты.
Для начала: спор «о преподавании теории Дарвина» в школе не имеет смысла по одной простой причине: теорию Дарвина в школах… не преподают. А что преподают? — «Синтетическую теорию эволюции» (СТЭ для краткости), которая похожа на теорию Дарвина как современный автомобиль похож на крестьянскую телегу.
О Дарвине в учебнике биологии говорится комплиментарно, но лишь как о фигуре, имеющей историческое значение. Общим у Дарвина и СТЭ остаётся лишь признание, во-первых, эволюции как изменчивости живых организмов и, во-вторых, признание роли «естественного отбора».
При этом, доминирующая ныне СТЭ — это, конечно, вовсе не синтез, но весьма эклектичная попытка увязать положения современной генетики с эмпирически наблюдаемыми явлениями изменчивости в животном мире.
Почему же дарвинизм был смещён — пусть союзной ему — но иной теорией? Скажем прямо: потому что теория Дарвина — лишь эмпирическое схватывание явлений, лишь фиксация поверхностной ряби на поверхности бушующего внутри океана. Сущность найденных явлений Дарвину не была известна. Поэтому любые широкие теоретические обобщения из верно зарегистрированных, но не понятых в своей сути фактов — ложны, и могут вести только к колоссальным заблуждениям.
Пример таких заблуждений, и пример крайне злокачественный — социал-дарвинизм. Перенесение гипотез честного естествоиспытателя Дарвина на общество, возвеличивание этих гипотез как базовых законов, привело к социал-дарвинистским теориям Гумпловича, Ратценхофера и Ко, подготовило в умах почву для расистских (социал-людоедских) мифов Хьюстона Чемберлена, которыми вдохновлялись уже нацисты.
И, даже отвлекаясь от дарвинизма, это большая методологическая проблема для науки — как относиться к закономерностям природы и общества? Тождественны ли они? Если нет — тогда получается дуализм, а истинное объяснение всегда монистично. Если всё же тождественны — действуют ли законы-тенденции природы в обществе? Если нет, то не возвращаемся ли мы так к злому и ложному дуализму? Вопросы серьёзные. Общий ответ может быть таков: человеческое общество — это, конечно, же, продолжение природного мира, но продолжение качественно иное (потому они тождественны — но любое тождество есть тождество противоположностей). Социум модифицирует закономерности природы, иногда отменяет их полностью, заменяет своими — уже не законами, но — тенденциями. Этот общий методологический ответ, чтоб быть ответом истинным, должен конкретизироваться усилиями всей науки.
Но пока сама наука таких целей себе не ставит — ибо современная наука слишком ограничена господствующей идеологией современного общества, слишком идеологизирована сама.
#Дарвин
Часть 1.
Сам по себе факт разгоревшейся недавно в (около)клерикальной среде дискуссии о преподавании теории Дарвина в государственной школе (официально отделённой и независящей от церквей и конфессий) — сам этот факт уже яркий индикатор современного обскурантизма.
Тут, как говорится, комментарии излишни.
Но просто отмахнуться от проблемы Дарвина — невозможно. Конечно, такой проблемы не существует для современного обывателя, который в духе позитивистского сциентизма фетишизирует «науку», не понимая, что сама она, во-первых, весьма идеологизирована, а во-вторых, не обладает абсолютной истиной.
Дарвин стал символом борьбы с мракобесием — и потому любое покушение на отца «теории эволюции» воспринимается как атака на просвещённый разум. Но это заблуждение: просвещённый разум, чтоб противостоять мракобесию, должен хорошо понимать свои возможные — относительные — уязвимости. Должен уметь прослеживать собственную логику. Отказ от обсуждения проблемы лишь разоружает перед проблемой.
Поэтому совсем отмахнуться от вопросов, возникающих в связи с теорией Дарвина, невозможно.
Правда, вопросы эти должны быть поставлены на основе, принципиально отличной от соображений религии. Научные вопросы нужно рассматривать научно. Теории — как системы идей — нужно рассматривать философски, ибо философия и есть система идей, идея идей.
Итак, попробуем обозначить основные проблемные моменты.
Для начала: спор «о преподавании теории Дарвина» в школе не имеет смысла по одной простой причине: теорию Дарвина в школах… не преподают. А что преподают? — «Синтетическую теорию эволюции» (СТЭ для краткости), которая похожа на теорию Дарвина как современный автомобиль похож на крестьянскую телегу.
О Дарвине в учебнике биологии говорится комплиментарно, но лишь как о фигуре, имеющей историческое значение. Общим у Дарвина и СТЭ остаётся лишь признание, во-первых, эволюции как изменчивости живых организмов и, во-вторых, признание роли «естественного отбора».
При этом, доминирующая ныне СТЭ — это, конечно, вовсе не синтез, но весьма эклектичная попытка увязать положения современной генетики с эмпирически наблюдаемыми явлениями изменчивости в животном мире.
Почему же дарвинизм был смещён — пусть союзной ему — но иной теорией? Скажем прямо: потому что теория Дарвина — лишь эмпирическое схватывание явлений, лишь фиксация поверхностной ряби на поверхности бушующего внутри океана. Сущность найденных явлений Дарвину не была известна. Поэтому любые широкие теоретические обобщения из верно зарегистрированных, но не понятых в своей сути фактов — ложны, и могут вести только к колоссальным заблуждениям.
Пример таких заблуждений, и пример крайне злокачественный — социал-дарвинизм. Перенесение гипотез честного естествоиспытателя Дарвина на общество, возвеличивание этих гипотез как базовых законов, привело к социал-дарвинистским теориям Гумпловича, Ратценхофера и Ко, подготовило в умах почву для расистских (социал-людоедских) мифов Хьюстона Чемберлена, которыми вдохновлялись уже нацисты.
И, даже отвлекаясь от дарвинизма, это большая методологическая проблема для науки — как относиться к закономерностям природы и общества? Тождественны ли они? Если нет — тогда получается дуализм, а истинное объяснение всегда монистично. Если всё же тождественны — действуют ли законы-тенденции природы в обществе? Если нет, то не возвращаемся ли мы так к злому и ложному дуализму? Вопросы серьёзные. Общий ответ может быть таков: человеческое общество — это, конечно, же, продолжение природного мира, но продолжение качественно иное (потому они тождественны — но любое тождество есть тождество противоположностей). Социум модифицирует закономерности природы, иногда отменяет их полностью, заменяет своими — уже не законами, но — тенденциями. Этот общий методологический ответ, чтоб быть ответом истинным, должен конкретизироваться усилиями всей науки.
Но пока сама наука таких целей себе не ставит — ибо современная наука слишком ограничена господствующей идеологией современного общества, слишком идеологизирована сама.
#Дарвин
К теории происхождения всего.
Часть 2.
Вернёмся к социал-дарвинизму как выводу из Дарвина. Случаен этот вывод — или необходим? Лукач, например, объясняет (ссылаясь на Маркса) социал-дарвинизм слишком просто: дарвинизм на волне популярности стал ходячей фразой без содержания. Фраза эта, применённая к обществу, и дала социал-людоедские теории.
Но это слишком простой ответ. Во-первых, любые идеи становятся фразой (сам марксизм не избежал этой участи). Во-вторых, надо честно признать: любые обобщения из фактов, верно зафиксированных Дарвиным, но без знания их объективной сути, ведут к теориям ложным. И сам Дарвин, несмотря на свою субъективную честность, дал к этому основания: сложно придумать фразу более двусмысленную, чем фраза «struggle for life».
Ошибка Дарвина — обычная ошибка специалистов из частных наук, философски необразованных, не видящих связей между науками: на основе своих пусть верных, но ограниченных наблюдений, пускаться в теоретизирование.
Более того, в случае с Дарвиным получился и другой казус: он (неосознанно) перенёс на природу идеологемы общества («борьба за существование» — по сути, пересказ «теории народонаселения» Мальтуса). И — вот фокус! — позднее социал-дарвинистами это дарвиновское перенесение на природу общественных идеологем было перенесено (уже под маркой «природного, естественного закона») обратно на общество!
Дарвину объективная суть зафиксированных им явлений не была известна: генетика тогда только зарождалась в опытах Менделя. Но известна ли эта суть современным генетикам? Они неплохо представляют себе сам объективно-материальный процесс наследственности и изменчивости живых организмов.
Но понимают ли они его сущность?
Каждому, кто хоть немного углублялся в вопрос, ясно: нет, такого понимания современная генетика не даёт. Запутавшись в эмпирическом многообразии генетических проявлений, она не даёт ответа на главный вопрос: почему эволюция закономерна и имеет все черты целесообразности? То есть причиннный процесс более-менее ясен, но что его двигает, как и почему? — это неизвестно. То есть, на другом уровне повторяется проблема частных наук: генетика знает явления, но не знает сути.
И тут — развилка.
Или генетика (а с ней — вся наука) должна признать личного Творца. И потому верующие генетики — не редкость. И потому точку в недавнем споре поставил патриарх РПЦ, признавший совместимость эволюции и христианства. (Католики признали генетику ещё раньше, в «нулевых» — и так, незаметно для самих себя, из теистов стали деистами).
Но, кстати, для генетики есть вариант несравненно худший, чем религиозный креационизм: уйти в тьму иррационального, в «философию жизни», конструировать некое тёмное начало «жизни». А это уже ночь разума, когда все кошки серы, и человечество может вновь получить измерение черепов и ад газовых камер.
Единственная альтернатива этому кошмару: генетика должна подняться хотя бы на высоту умозрения Канта и признать правоту его концепции «целесообразности без цели». А отсюда истинный путь может вести уже только к новому изданию Гегеля, к признанию истины его Абсолютной идеи (можете назвать её как угодно), то есть: тотальной идеальной закономерности, пронизывающей всё мироздание, объективно логичной и потому — in potentia, «в себе» — разумной. Добавим: и становящейся разумной in actu, «для себя», осознающей себя только в разумном человечестве.
Только так можно ответить на антиномию «целесообразности без цели», объяснить противоречивое тождество природы и общества, объяснить эволюцию.
Но это всё задачи для будущей науки. Пока же зафиксируем главное: науке нужно больше философии. А для того, чтоб наука из эмпирической стала философичной, из поверхностной стала умной, сама философия должна перестать быть только философией и должна стать общественной практикой, применением логики к политике.
#Дарвин #Лукач #Маркс
Часть 2.
Вернёмся к социал-дарвинизму как выводу из Дарвина. Случаен этот вывод — или необходим? Лукач, например, объясняет (ссылаясь на Маркса) социал-дарвинизм слишком просто: дарвинизм на волне популярности стал ходячей фразой без содержания. Фраза эта, применённая к обществу, и дала социал-людоедские теории.
Но это слишком простой ответ. Во-первых, любые идеи становятся фразой (сам марксизм не избежал этой участи). Во-вторых, надо честно признать: любые обобщения из фактов, верно зафиксированных Дарвиным, но без знания их объективной сути, ведут к теориям ложным. И сам Дарвин, несмотря на свою субъективную честность, дал к этому основания: сложно придумать фразу более двусмысленную, чем фраза «struggle for life».
Ошибка Дарвина — обычная ошибка специалистов из частных наук, философски необразованных, не видящих связей между науками: на основе своих пусть верных, но ограниченных наблюдений, пускаться в теоретизирование.
Более того, в случае с Дарвиным получился и другой казус: он (неосознанно) перенёс на природу идеологемы общества («борьба за существование» — по сути, пересказ «теории народонаселения» Мальтуса). И — вот фокус! — позднее социал-дарвинистами это дарвиновское перенесение на природу общественных идеологем было перенесено (уже под маркой «природного, естественного закона») обратно на общество!
Дарвину объективная суть зафиксированных им явлений не была известна: генетика тогда только зарождалась в опытах Менделя. Но известна ли эта суть современным генетикам? Они неплохо представляют себе сам объективно-материальный процесс наследственности и изменчивости живых организмов.
Но понимают ли они его сущность?
Каждому, кто хоть немного углублялся в вопрос, ясно: нет, такого понимания современная генетика не даёт. Запутавшись в эмпирическом многообразии генетических проявлений, она не даёт ответа на главный вопрос: почему эволюция закономерна и имеет все черты целесообразности? То есть причиннный процесс более-менее ясен, но что его двигает, как и почему? — это неизвестно. То есть, на другом уровне повторяется проблема частных наук: генетика знает явления, но не знает сути.
И тут — развилка.
Или генетика (а с ней — вся наука) должна признать личного Творца. И потому верующие генетики — не редкость. И потому точку в недавнем споре поставил патриарх РПЦ, признавший совместимость эволюции и христианства. (Католики признали генетику ещё раньше, в «нулевых» — и так, незаметно для самих себя, из теистов стали деистами).
Но, кстати, для генетики есть вариант несравненно худший, чем религиозный креационизм: уйти в тьму иррационального, в «философию жизни», конструировать некое тёмное начало «жизни». А это уже ночь разума, когда все кошки серы, и человечество может вновь получить измерение черепов и ад газовых камер.
Единственная альтернатива этому кошмару: генетика должна подняться хотя бы на высоту умозрения Канта и признать правоту его концепции «целесообразности без цели». А отсюда истинный путь может вести уже только к новому изданию Гегеля, к признанию истины его Абсолютной идеи (можете назвать её как угодно), то есть: тотальной идеальной закономерности, пронизывающей всё мироздание, объективно логичной и потому — in potentia, «в себе» — разумной. Добавим: и становящейся разумной in actu, «для себя», осознающей себя только в разумном человечестве.
Только так можно ответить на антиномию «целесообразности без цели», объяснить противоречивое тождество природы и общества, объяснить эволюцию.
Но это всё задачи для будущей науки. Пока же зафиксируем главное: науке нужно больше философии. А для того, чтоб наука из эмпирической стала философичной, из поверхностной стала умной, сама философия должна перестать быть только философией и должна стать общественной практикой, применением логики к политике.
#Дарвин #Лукач #Маркс