📚Н. Эйдельман "ТВОЙ ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ ВЕК", 1980 г
Несмотря на то, что "Твой девятнадцатый век" Эйдельман написал значительно раньше, в части повествования это хронологическое продолжение его "Восемнадцатого века" . Тематически, стилистически это по сути 2 тома одной работы. Это хорошая историческая публицистика.
Пушкиниада известного пушкиниста Эйдельмана "продолжилась" и в следующем веке. Воспоминания, источниковедческие расследования, интересные истории, которые практически в каждой главе хоть краешком, но касаются, если не напрямую Александра Сергеевича, то его близкой или дальней родни, друзей, знакомых.
Автор и в не пушкинском "Твоём восемнадцатом веке" писал о поэте: "Им книга закончится. С него и начнется". В работе о веке XIX он развернулся по полной с Пушкиным и Герценом.
📖"Говорят, прожить намного больше ста лет нелегко. Пустяки. Смотря в какую сторону по оси координат...
XXI век — направо, XIX — налево. Второе тысячелетие призрачно близко, как вершина Джомолунгмы для альпинистов, переводящих дух в последнем, предштурмовом лагере.
Стоит, однако, окунуться в старинный стих, музыку, живопись, быт, воспоминание — и тебе уже не 15, 47, 80 лет, но — 115, 347, 880! Правда, и этот путь, вверх по течению, не бесконечен. И все же изряден: на 30–40 тысяч лет по крайней мере (время «человека разумного»). И еще — миллиона на два, если признать более простых пращуров.
Конечно, мы не зря учим уроки и твердо знаем, что ничего из только что описанного случиться не может.
Но если расковать воображение, обогатить его знанием, добавить чувство, интерес, если захотеть, очень захотеть — тогда получится, и даже странно будет, если не получится…
На первый же раз читателям предлагается превращение всего лишь в 100–150-летних.
XIX век; одной родни у каждого в том столетии никак не меньше, чем в этом. Если читателю лет 15–20, значит, действующими лицами в прошлом веке были восемь его прадедов и прабабок, шестнадцать их родителей, тридцать два еще более старших прямых предков, а уж про боковых сородичей что и толковать!
В общем, сотни, а то и тысячи самых близких живут на том острове времени, что мы условно именуем прошлым веком. И разумеется, там просто не счесть приятелей, милых или недругов, с детства знакомых куда больше, чем предки и «кровники»…
Десять рассказов, десять выходов в XIX век.
Если мы серьезно стремимся вдохнуть, уловить аромат, колорит века, его дух, мысль, культуру, нам непременно нужно просочиться в тогдашний быт, в повседневность канцелярии, усадьбы, избы, гимназии…
А затем — снова и снова приблизиться к высокой доблести, одному из славнейших проявлений российской культуры того века: революционной мысли и действию, к декабристам, Герцену, их наследникам.
Век огромен, книжка мала.
Серьезный грех — о многом не рассказать. Еще хуже — своим девятнадцатым веком не поделиться.
Итак, 1980-е — 1800-е…"📖
#книжная_полка | #РИ | #Николай1 | #Герцен | #Пушкин | #Эйдельман |
Несмотря на то, что "Твой девятнадцатый век" Эйдельман написал значительно раньше, в части повествования это хронологическое продолжение его "Восемнадцатого века" . Тематически, стилистически это по сути 2 тома одной работы. Это хорошая историческая публицистика.
Пушкиниада известного пушкиниста Эйдельмана "продолжилась" и в следующем веке. Воспоминания, источниковедческие расследования, интересные истории, которые практически в каждой главе хоть краешком, но касаются, если не напрямую Александра Сергеевича, то его близкой или дальней родни, друзей, знакомых.
Автор и в не пушкинском "Твоём восемнадцатом веке" писал о поэте: "Им книга закончится. С него и начнется". В работе о веке XIX он развернулся по полной с Пушкиным и Герценом.
📖"Говорят, прожить намного больше ста лет нелегко. Пустяки. Смотря в какую сторону по оси координат...
XXI век — направо, XIX — налево. Второе тысячелетие призрачно близко, как вершина Джомолунгмы для альпинистов, переводящих дух в последнем, предштурмовом лагере.
Стоит, однако, окунуться в старинный стих, музыку, живопись, быт, воспоминание — и тебе уже не 15, 47, 80 лет, но — 115, 347, 880! Правда, и этот путь, вверх по течению, не бесконечен. И все же изряден: на 30–40 тысяч лет по крайней мере (время «человека разумного»). И еще — миллиона на два, если признать более простых пращуров.
Конечно, мы не зря учим уроки и твердо знаем, что ничего из только что описанного случиться не может.
Но если расковать воображение, обогатить его знанием, добавить чувство, интерес, если захотеть, очень захотеть — тогда получится, и даже странно будет, если не получится…
На первый же раз читателям предлагается превращение всего лишь в 100–150-летних.
XIX век; одной родни у каждого в том столетии никак не меньше, чем в этом. Если читателю лет 15–20, значит, действующими лицами в прошлом веке были восемь его прадедов и прабабок, шестнадцать их родителей, тридцать два еще более старших прямых предков, а уж про боковых сородичей что и толковать!
В общем, сотни, а то и тысячи самых близких живут на том острове времени, что мы условно именуем прошлым веком. И разумеется, там просто не счесть приятелей, милых или недругов, с детства знакомых куда больше, чем предки и «кровники»…
Десять рассказов, десять выходов в XIX век.
Если мы серьезно стремимся вдохнуть, уловить аромат, колорит века, его дух, мысль, культуру, нам непременно нужно просочиться в тогдашний быт, в повседневность канцелярии, усадьбы, избы, гимназии…
А затем — снова и снова приблизиться к высокой доблести, одному из славнейших проявлений российской культуры того века: революционной мысли и действию, к декабристам, Герцену, их наследникам.
Век огромен, книжка мала.
Серьезный грех — о многом не рассказать. Еще хуже — своим девятнадцатым веком не поделиться.
Итак, 1980-е — 1800-е…"📖
#книжная_полка | #РИ | #Николай1 | #Герцен | #Пушкин | #Эйдельман |
Признавая, что «мысль о крутом и насильственном перевороте имеет в себе что-то отталкивающее для многих», Герцен и себя относил к этим многим. «Люди, видящие, что перемена необходима, желали бы, чтобы она сделалась исподволь», — утверждается в его книге, и желание это здесь признается естественным и за кономерным. Ведь и сама природа перестала прибегать к катаклизмам — «более стройная, покойная метаморфоза свойственна той степени развития природы, в которой она достигла сознания».
Герцен, предчувствуя, что революция 1848 г. — не последняя битва за социальную справедливость, не мог преодолеть отвращения к кровопролитию, он искал иных путей к достижению социальных преобразований, верил в то, что их можно найти.
Маркс же связывал будущее человечества только с пролетарской революцией. Несмотря на поражение пролетариата в 1848 г., он был преисполнен оптимизма. Для него это поражение знаменовало лишь начало нового этапа борьбы, и он стремился, опираясь на опыт революционных боев, раскрыть ее закономерно сти и логику развития. Маркс доказывал, что в поражениях 1848 г. погибала не революция. По Марксу, «погибали пережитки дореволюционных традиций, результаты общественных отношений, не заострившихся еще до степени резких классовых противоположностей, погибали лица, иллюзии, представления, проекты, от которых революционная партия не была свободна до февральской революции, от которых ее могла освободить не февральская победа, а только целый ряд поражений». Маркс указывал, что революция порождала крепкую контрреволюцию, в борьбе с которой «партия переворота только и вырастала в подлинно револю ционную партию». Таково марксово восприятие цепной реакции насилия — противоположное герценовскому.
Тогда же, в марте 1850 г., со страниц “Voix du People” — газеты Прудона, раздался зов Герцена: «Мир нельзя спасать насилием! Мир спасается благой вестью... он спасается словом, носящим в себе зародыш нового мира»."
Цитата: В. А. Твардовская, Б. С. Итенберг "Русские и Карл Маркс: выбор или судьба?", 1999 г.
#теория | #революция | #Герцен | #Маркс | #Итенберг | #Твардовская |
к и он. Его книга — не только о революции, она — о судьбах человечества."
Цитата: В. А. Твардовская, Б. С. Итенберг "Русские и Карл Маркс: выбор или судьба?", 1999 г.
#теория | #революция | #Герцен | #Маркс | #Итенберг | #Твардовская |
Цитата: В. А. Твардовская, Б. С. Итенберг "Русские и Карл Маркс: выбор или судьба?", 1999 г.
#теория | #революция | #Герцен | #Маркс | #Итенберг | #Твардовская |
шественница социального единства», община потому и казалась реальной опорой для социальных преобразований, что была частицей «преемственного быта» — институтом исторически сложившимся, принятым самим народом. Маркс эти стороны общинного социализма обходил в своей критике, высмеивая герценовские рассуждения о гнилости европейской жизни.
Действительно, Александр Иванович явно преувеличил «гнилость» европейской цивилизации, недооценил потенциальные способности и возможности западных стран, переживавших тогда раннюю и потому весьма непривлекательную стадию капиталистического развития. За это его критиковали многие русские современ ники, и в первую очередь Н. Г. Чернышевский. Употребляя несколько неточное, но прижившееся в нашем герценоведении выражение, можно сказать, что Герцен идеализировал и общинный уклад, и настрой русского крестьянства. Но отлучать его от социалистической мысли, отождествлять с панславистами и славянофилами нет оснований. Не менее утопичными, чем герценовские упования на общину, оказались и надежды Маркса и Энгельса на европейскую пролетарскую революцию.
Удивительная жизнеспособность идей, которые Маркс и Энгельс посчитали за реакционную фантазию, их все более широкое распространение в российском освободительном движении заставили вождей пролетариата пересмотреть свою оценку «русского» или «крестьянского» социализма. И хотя их отношение к Герцену не изменилось, они вынуждены были решать вопросы, впервые поставленные Герценом: о возможности особого пути к социалистической цели, об использовании в ходе социалистического преобразования традиционных институтов, сложившихся у народа. Вынужденные признать теоретически такие возможности, Маркс и Энгельс ставили их в зависимость от пролетарской революции на Западе. Тем самым их схема общественного развития не была поколеблена, напротив, подобные исключения из нее как раз призваны были подтвердить ее незыблемость."
Цитата: В. А. Твардовская, Б. С. Итенберг "Русские и Карл Маркс: выбор или судьба?", 1999 г.
#теория | #революция | #Герцен | #Маркс | #Итенберг | #Твардовская |
Действительно, Александр Иванович явно преувеличил «гнилость» европейской цивилизации, недооценил потенциальные способности и возможности западных стран, переживавших тогда раннюю и потому весьма непривлекательную стадию капиталистического развития. За это его критиковали многие русские современ ники, и в первую очередь Н. Г. Чернышевский. Употребляя несколько неточное, но прижившееся в нашем герценоведении выражение, можно сказать, что Герцен идеализировал и общинный уклад, и настрой русского крестьянства. Но отлучать его от социалистической мысли, отождествлять с панславистами и славянофилами нет оснований. Не менее утопичными, чем герценовские упования на общину, оказались и надежды Маркса и Энгельса на европейскую пролетарскую революцию.
Удивительная жизнеспособность идей, которые Маркс и Энгельс посчитали за реакционную фантазию, их все более широкое распространение в российском освободительном движении заставили вождей пролетариата пересмотреть свою оценку «русского» или «крестьянского» социализма. И хотя их отношение к Герцену не изменилось, они вынуждены были решать вопросы, впервые поставленные Герценом: о возможности особого пути к социалистической цели, об использовании в ходе социалистического преобразования традиционных институтов, сложившихся у народа. Вынужденные признать теоретически такие возможности, Маркс и Энгельс ставили их в зависимость от пролетарской революции на Западе. Тем самым их схема общественного развития не была поколеблена, напротив, подобные исключения из нее как раз призваны были подтвердить ее незыблемость."
Цитата: В. А. Твардовская, Б. С. Итенберг "Русские и Карл Маркс: выбор или судьба?", 1999 г.
#теория | #революция | #Герцен | #Маркс | #Итенберг | #Твардовская |
