Итак, мои странные книжки.
Дом листьев и S, два романа-головоломки, в которых имеет значение не только текст, но и то, как он организован.
В Доме листьев можно встретить отраженный зеркально текст, врезки и вставки, сноски, подчеркивания, разное форматирование (отражающее природу различных видов текста: интервью, протоколов, и т.д.), текст, расположенный вверх ногами или разнесенный по страницам по одному слову. Смысл самого текста складывается из содержания и формы, и чтение превращается в головоломку.
В S типографские приколы выходят на новый уровень: сам "роман" исписан заметками читателей, а между его страниц – документы, открытки, вырезки из прессы, салфетка с картой... Игра с читателем ведется серьезная!
Обе книги впечатляют меня пока как типографский подвиг, как диковинные артефакты. Когда я их прочитаю, расскажу и про читательский опыт❤️
Дом листьев и S, два романа-головоломки, в которых имеет значение не только текст, но и то, как он организован.
В Доме листьев можно встретить отраженный зеркально текст, врезки и вставки, сноски, подчеркивания, разное форматирование (отражающее природу различных видов текста: интервью, протоколов, и т.д.), текст, расположенный вверх ногами или разнесенный по страницам по одному слову. Смысл самого текста складывается из содержания и формы, и чтение превращается в головоломку.
В S типографские приколы выходят на новый уровень: сам "роман" исписан заметками читателей, а между его страниц – документы, открытки, вырезки из прессы, салфетка с картой... Игра с читателем ведется серьезная!
Обе книги впечатляют меня пока как типографский подвиг, как диковинные артефакты. Когда я их прочитаю, расскажу и про читательский опыт❤️
Про какую книжку рассказать в первую очередь?
Anonymous Poll
27%
Про следователя
40%
Про писателя
33%
Про палача
Erasure by Percival Everett (2001)
Книжка про писателя победила в опросе парой постов выше, так вот она!
Номинированная на Оскар экранизация под названием American Fiction дала книге новую популярность: роман вышел в аудио, его снова начали обсуждать, его обещают перевести на русский язык. А подробнее я написала на канале Не перевелись ещё.
Книжка про писателя победила в опросе парой постов выше, так вот она!
Номинированная на Оскар экранизация под названием American Fiction дала книге новую популярность: роман вышел в аудио, его снова начали обсуждать, его обещают перевести на русский язык. А подробнее я написала на канале Не перевелись ещё.
“Вдруг охотник выбегает” (2017),
“Укрощение красного коня” (2017),
“Небо в алмазах” (2018), Юлия Яковлева @alpinaproza
В прошлом году исторические детективы о следователе Зайцеве вышли в новой редакции в симпатичных карманных изданиях, а в этом году еще и в виртуозном аудиоисполнении. И наконец я прочитала/прослушала их залпом, не в состоянии оторваться.
Тридцатые годы двадцатого века – время, когда молодой Советский Союз сотрясают чистки от неблагонадежных элементов. “Вычищен” может быть каждый, ведь враги государства и советского народа прячутся везде: на заводе, в музее, даже в милиции.
Василий Зайцев, следователь угрозыска, прекрасно понимает, что невиновных не сажают, а если вдруг и посадят, то разберутся и отпустят. Но если можно невиновного прикрыть, он это сделает: в открывающих сценах первого романа Зайцев посылает коллегу из потенциальной группы риска в командировку и отправляется на чистку сам. Интересно, конечно, но все эти дела сильно отвлекают следователя и его команду от того, чем они должны бы заниматься: ловить преступников. Допрашивать должны они, а не их, думает Зайцев. Тем более, что на этот раз преступление слишком странное.
Похоже, что в Петербурге орудует маньяк: он располагает тела своих жертв в каких-то странных позах, снабжает необычными атрибутами, причесывает и одевает их, как будто играет в куклы – или создает какое-то послание. Очень похоже на триллер Майка Омера, но и совсем не похоже.
Во второй книге цикла на скачках умирает конь и его наездник, а Зайцев погружается в быт кавалерийских курсантов и даже едет в командировку в Новочеркасск, где видит такое, что не пожелал бы увидеть никому.
В третьей книге Зайцев расследует странную смерть когда-то знаменитой актрисы немого кино, чью квартиру “уплотнили” до коммуналки, в которой живут преданные поклонники и соратники звезды. Зайцев внезапно оказывается в среде артистического бомонда, а читатель встречает в тексте знакомых персонажей.
Казалось бы, что особенного в очередной детективной серии?
Во-первых, фактура. Яковлева описывает раннесоветский был с тщательностью и дотошностью историка, с живостью и достоверностью очевидца, делает его таким же осязаемым и запоминающимся, как театральный декоратор.
Во-вторых, герой. Мы начинаем читать детективы из-за преступления, но продолжаем из-за сыщика. Василий Зайцев – непростой персонаж, у него есть и двойное дно, и скелеты в шкафу, – и инстинкт настоящей ищейки. Он предан своему делу, но в то же время не превращается в сыскную машину: холодный и расчетливый ум все же порой уступает порывам, страстям и простой человечности.
В-третьих, актуальность. Исторический детектив говорит прежде всего с современным читателем о современных читателю проблемах и переживаниях. История ходит по кругу, люди не меняются (только квартирный вопрос их портит), и если автор размещает свою историю в иной эпохе, у автора есть цель. Юлия Яковлева показывает без прикрас, как по обычным людям может проехаться машина истории. Машина может на всех парах мчаться к светлому будущему – но все ли доедут? И есть ли вариант не подниматься на борт?
Увлекательнейшие книжки прочно спаяны между собой и все три читаются как одна: не пытайтесь делать паузы между романами про следователя Зайцева. Все равно не получится.
#яковлева #россия
“Укрощение красного коня” (2017),
“Небо в алмазах” (2018), Юлия Яковлева @alpinaproza
В прошлом году исторические детективы о следователе Зайцеве вышли в новой редакции в симпатичных карманных изданиях, а в этом году еще и в виртуозном аудиоисполнении. И наконец я прочитала/прослушала их залпом, не в состоянии оторваться.
Тридцатые годы двадцатого века – время, когда молодой Советский Союз сотрясают чистки от неблагонадежных элементов. “Вычищен” может быть каждый, ведь враги государства и советского народа прячутся везде: на заводе, в музее, даже в милиции.
Василий Зайцев, следователь угрозыска, прекрасно понимает, что невиновных не сажают, а если вдруг и посадят, то разберутся и отпустят. Но если можно невиновного прикрыть, он это сделает: в открывающих сценах первого романа Зайцев посылает коллегу из потенциальной группы риска в командировку и отправляется на чистку сам. Интересно, конечно, но все эти дела сильно отвлекают следователя и его команду от того, чем они должны бы заниматься: ловить преступников. Допрашивать должны они, а не их, думает Зайцев. Тем более, что на этот раз преступление слишком странное.
Похоже, что в Петербурге орудует маньяк: он располагает тела своих жертв в каких-то странных позах, снабжает необычными атрибутами, причесывает и одевает их, как будто играет в куклы – или создает какое-то послание. Очень похоже на триллер Майка Омера, но и совсем не похоже.
Во второй книге цикла на скачках умирает конь и его наездник, а Зайцев погружается в быт кавалерийских курсантов и даже едет в командировку в Новочеркасск, где видит такое, что не пожелал бы увидеть никому.
В третьей книге Зайцев расследует странную смерть когда-то знаменитой актрисы немого кино, чью квартиру “уплотнили” до коммуналки, в которой живут преданные поклонники и соратники звезды. Зайцев внезапно оказывается в среде артистического бомонда, а читатель встречает в тексте знакомых персонажей.
Казалось бы, что особенного в очередной детективной серии?
Во-первых, фактура. Яковлева описывает раннесоветский был с тщательностью и дотошностью историка, с живостью и достоверностью очевидца, делает его таким же осязаемым и запоминающимся, как театральный декоратор.
Во-вторых, герой. Мы начинаем читать детективы из-за преступления, но продолжаем из-за сыщика. Василий Зайцев – непростой персонаж, у него есть и двойное дно, и скелеты в шкафу, – и инстинкт настоящей ищейки. Он предан своему делу, но в то же время не превращается в сыскную машину: холодный и расчетливый ум все же порой уступает порывам, страстям и простой человечности.
В-третьих, актуальность. Исторический детектив говорит прежде всего с современным читателем о современных читателю проблемах и переживаниях. История ходит по кругу, люди не меняются (только квартирный вопрос их портит), и если автор размещает свою историю в иной эпохе, у автора есть цель. Юлия Яковлева показывает без прикрас, как по обычным людям может проехаться машина истории. Машина может на всех парах мчаться к светлому будущему – но все ли доедут? И есть ли вариант не подниматься на борт?
Увлекательнейшие книжки прочно спаяны между собой и все три читаются как одна: не пытайтесь делать паузы между романами про следователя Зайцева. Все равно не получится.
#яковлева #россия
Юлия Яковлева для меня вошла в топ детективщиц, теперь на очереди ее роман-ранобэ “Поэты и джентльмены”, но об этом позже. Здесь – навигация по ее детективным сериям и моим постам о них. Читать книги внутри серий нужно в том порядке, в котором я их перечислила.
🌸Ротмистр Мурин (начало 19 века)
“Бретёр” и “Таинственная невеста” (и что такое исторический роман) читать
“Случай в Москве” читать
🌸Следователь Зайцев (30е годы 20 века)
“Вдруг охотник выбегает”, “Укрощение красного коня”, “Небо в алмазах” читать
Кто вам ближе – Мурин или Зайцев? Или вообще исторические детективы не любите?
#яковлева #россия
🌸Ротмистр Мурин (начало 19 века)
“Бретёр” и “Таинственная невеста” (и что такое исторический роман) читать
“Случай в Москве” читать
🌸Следователь Зайцев (30е годы 20 века)
“Вдруг охотник выбегает”, “Укрощение красного коня”, “Небо в алмазах” читать
Кто вам ближе – Мурин или Зайцев? Или вообще исторические детективы не любите?
#яковлева #россия
“Там гораздо лучше”, Виолен Беро (2024) @polyandria
Красивая книжка, которая немножко не дотянула до 100 страниц, но совершенно не разочаровала меня как поклонницу Виолен Беро: после книги “Как звери” я очень ждала чего-нибудь еще.
Там гораздо лучше. Так где же это “там”? Кажется, что где угодно, ведь главного героя, университетского профессора, хватают на улице и запирают в каком-то сарае с огромным количеством других людей, которые тоже не понимают, что происходит. Где угодно, кажется, будет лучше, да?
Но когда герой оказывается в другом месте, он понимает, что, возможно, свою версию “там” ему придется искать еще и еще. Старые идеалы ставятся под вопрос, а новых нет, так где же искать точку опоры в перевернувшемся мире?
То ли антиутопия, то ли притча, “Там гораздо лучше” – текст без ответов на вопросы. Но в нем есть сами вопросы, поэтому он интересен, он будоражит. Вопросы, на самом деле, просты. Остается ли человек самим собой, или с годами он трансформируется в какую-то совсем другую версию человека? Можно ли изменить мир силой слова, силой убеждения, стройностью теории? А главное, стоит ли? И самый интересный для меня вопрос – это соотношение общего и частного, коллективного и индивидуального. Каков должен быть баланс между одиночеством и общностью? Человек, конечно, не остров, но, может, все-таки хотя бы полуостров?
Отдельно позабавило и озадачило меня оформление книги, потому что в нем отдельный эстетический опыт: двойные страницы символизируют так называемое двойное дно истории, форма окошка-вырубки на обложке и хитро спрятанный внутри образ (который повторяется на обратной стороне) важны в системе символов произведения. Очень увлекает, когда оформление книги тоже нужно разгадывать, и оно создает дополнительные смыслы вокруг текста или усиливает то, что говорит сам голый текст.
#виоленберо #франция
Красивая книжка, которая немножко не дотянула до 100 страниц, но совершенно не разочаровала меня как поклонницу Виолен Беро: после книги “Как звери” я очень ждала чего-нибудь еще.
Там гораздо лучше. Так где же это “там”? Кажется, что где угодно, ведь главного героя, университетского профессора, хватают на улице и запирают в каком-то сарае с огромным количеством других людей, которые тоже не понимают, что происходит. Где угодно, кажется, будет лучше, да?
Но когда герой оказывается в другом месте, он понимает, что, возможно, свою версию “там” ему придется искать еще и еще. Старые идеалы ставятся под вопрос, а новых нет, так где же искать точку опоры в перевернувшемся мире?
То ли антиутопия, то ли притча, “Там гораздо лучше” – текст без ответов на вопросы. Но в нем есть сами вопросы, поэтому он интересен, он будоражит. Вопросы, на самом деле, просты. Остается ли человек самим собой, или с годами он трансформируется в какую-то совсем другую версию человека? Можно ли изменить мир силой слова, силой убеждения, стройностью теории? А главное, стоит ли? И самый интересный для меня вопрос – это соотношение общего и частного, коллективного и индивидуального. Каков должен быть баланс между одиночеством и общностью? Человек, конечно, не остров, но, может, все-таки хотя бы полуостров?
Отдельно позабавило и озадачило меня оформление книги, потому что в нем отдельный эстетический опыт: двойные страницы символизируют так называемое двойное дно истории, форма окошка-вырубки на обложке и хитро спрятанный внутри образ (который повторяется на обратной стороне) важны в системе символов произведения. Очень увлекает, когда оформление книги тоже нужно разгадывать, и оно создает дополнительные смыслы вокруг текста или усиливает то, что говорит сам голый текст.
#виоленберо #франция
“The Running Grave”, Robert Galbraith (2023)
Кажется, уже почти все, кто хотел прочитать седьмую книгу из серии про Страйка и Робин, прочитали ее. И вот на эту вечеринку врываюсь я: растягивала книжку, как могла, читала медленно и порционно, но где-то после 400 страниц остановиться было просто физически невозможно.
К Страйку и Робин обращается человек, чей сын завербовался в секту и отказывается от контактов с родными. Казалось бы, пусть он живет свою жизнь, как хочет, но в те редкие случаи когда Уилла удавалось увидеть мельком, выглядел он очень нехорошо, а деньги из его трастового фонда стабильно утекали сектантам. Семья перепробовала всё, в том числе, конкурирующее детективное агентство Паттерсона, но результат нулевой, Уилл все еще в секте, и связаться с ним не получается. У секты мощная протекция: там и министры, и знаменитости. И хотя дела секты – Универсальной гуманитарной церкви – и до этого вызывали много вопросов, церковные адвокаты разбирались со всеми вопросами четко. Остается только одно: накопать компромата изнутри, для чего Робин внедряется в секту под прикрытием.
Как уже знают преданные читатели этой серии, книги про Страйка – куда больше, чем детективы, и многих моментов, которые окружают основное расследование, я ждала, пожалуй, даже больше.
Во-первых, это ежедневный быт детективного агентства. Сейчас Страйку приходится столкнуться с активными действиями конкурентов и с тем, как личная жизнь может бросить тень на бизнес. Все это – на фоне очередных (по сути, непрекращающихся) кадровых вопросов: кто у нас крот, кто – часть команды, часть корабля, а кому нужно поднять зарплату.
Во-вторых, это другие дела агентства, которые я называю сайд-квестами. Интересно, что в основном они типовые, но уже второй раз я замечаю, что Роулинг заимствует сюжеты из знаменитых английских романов! Надо бы полистать другие книги серии, вдруг там тоже так? А вдруг, если их вычислить все, то получится собрать еще какую-то штуку? В этом романе дела интересным образом пересеклись, такого еще точно не было.
В-третьих, густой социальный контекст, который проступает во время всех расследований и личной жизни героев. Детали жизни разных социальных классов, разных профессиональных групп показывают причины и возможные истоки преступлений, показывают, как вообще стало возможно совершить то, что приходится расследовать детективам.
В-четвертых, жизнь Страйка и Робин. У Страйка проблемы со стареющими родственниками, крестины у друзей, новые странные интрижки и поворот в старых; у Робин – стабильный бойфренд, который пытается обосноваться в ее жизни и очень нравится ее родителям, попытки в очередной раз по-новому посмотреть на свое прошлое и не дать ему определять себя, и вообще в очередной раз она доказывает свою способность принимать самостоятельные решения.
В-пятых, конечно же, вечный вопрос will they/won’t they. Морковка, которую Роулинг держит перед носом читателей, а читатели послушно идут за ней. Что же все-таки происходит между двумя детективами, совладельцами агентства? Признается ли Страйк в каких-нибудь чувствах к Робин? А может, Робин бросит своего парня и просто сама падет в объятия Страйка? А может, они решат, что это вообще не их путь, и надо просто нормально вместе работать без этого всего?
Мне очень понравилось абсолютно всё, как обычно, и масштабность романа – почти тысяча страниц – меня только порадовала. Это одно из лучших высказываний на тему сект, которое я только видела: здесь и индоктринация, и манипуляции, и то, как индоктринированные последователи пытаются адаптироваться к внешнему миру, и то, как искренние последователи не видят противоречий в деятельности секты и истово верят в собственную непогрешимость или необходимость претерпеваемых страданий.
К счастью, эта книга – не последняя в серии, и я с удовольствием жду следующую. Кажется, она будет весной.
#роулинг #гэлбрейт #великобритания
Кажется, уже почти все, кто хотел прочитать седьмую книгу из серии про Страйка и Робин, прочитали ее. И вот на эту вечеринку врываюсь я: растягивала книжку, как могла, читала медленно и порционно, но где-то после 400 страниц остановиться было просто физически невозможно.
К Страйку и Робин обращается человек, чей сын завербовался в секту и отказывается от контактов с родными. Казалось бы, пусть он живет свою жизнь, как хочет, но в те редкие случаи когда Уилла удавалось увидеть мельком, выглядел он очень нехорошо, а деньги из его трастового фонда стабильно утекали сектантам. Семья перепробовала всё, в том числе, конкурирующее детективное агентство Паттерсона, но результат нулевой, Уилл все еще в секте, и связаться с ним не получается. У секты мощная протекция: там и министры, и знаменитости. И хотя дела секты – Универсальной гуманитарной церкви – и до этого вызывали много вопросов, церковные адвокаты разбирались со всеми вопросами четко. Остается только одно: накопать компромата изнутри, для чего Робин внедряется в секту под прикрытием.
Как уже знают преданные читатели этой серии, книги про Страйка – куда больше, чем детективы, и многих моментов, которые окружают основное расследование, я ждала, пожалуй, даже больше.
Во-первых, это ежедневный быт детективного агентства. Сейчас Страйку приходится столкнуться с активными действиями конкурентов и с тем, как личная жизнь может бросить тень на бизнес. Все это – на фоне очередных (по сути, непрекращающихся) кадровых вопросов: кто у нас крот, кто – часть команды, часть корабля, а кому нужно поднять зарплату.
Во-вторых, это другие дела агентства, которые я называю сайд-квестами. Интересно, что в основном они типовые, но уже второй раз я замечаю, что Роулинг заимствует сюжеты из знаменитых английских романов! Надо бы полистать другие книги серии, вдруг там тоже так? А вдруг, если их вычислить все, то получится собрать еще какую-то штуку? В этом романе дела интересным образом пересеклись, такого еще точно не было.
В-третьих, густой социальный контекст, который проступает во время всех расследований и личной жизни героев. Детали жизни разных социальных классов, разных профессиональных групп показывают причины и возможные истоки преступлений, показывают, как вообще стало возможно совершить то, что приходится расследовать детективам.
В-четвертых, жизнь Страйка и Робин. У Страйка проблемы со стареющими родственниками, крестины у друзей, новые странные интрижки и поворот в старых; у Робин – стабильный бойфренд, который пытается обосноваться в ее жизни и очень нравится ее родителям, попытки в очередной раз по-новому посмотреть на свое прошлое и не дать ему определять себя, и вообще в очередной раз она доказывает свою способность принимать самостоятельные решения.
В-пятых, конечно же, вечный вопрос will they/won’t they. Морковка, которую Роулинг держит перед носом читателей, а читатели послушно идут за ней. Что же все-таки происходит между двумя детективами, совладельцами агентства? Признается ли Страйк в каких-нибудь чувствах к Робин? А может, Робин бросит своего парня и просто сама падет в объятия Страйка? А может, они решат, что это вообще не их путь, и надо просто нормально вместе работать без этого всего?
Мне очень понравилось абсолютно всё, как обычно, и масштабность романа – почти тысяча страниц – меня только порадовала. Это одно из лучших высказываний на тему сект, которое я только видела: здесь и индоктринация, и манипуляции, и то, как индоктринированные последователи пытаются адаптироваться к внешнему миру, и то, как искренние последователи не видят противоречий в деятельности секты и истово верят в собственную непогрешимость или необходимость претерпеваемых страданий.
К счастью, эта книга – не последняя в серии, и я с удовольствием жду следующую. Кажется, она будет весной.
#роулинг #гэлбрейт #великобритания
Пока мы все вместе ждем восьмую книгу о Страйке, соберу в один пост то, что писала и говорила (не только я, но и коллеги по проектам) о книгах Джоан Роулинг и ее детективной ипостаси Роберте Гэлбрейте, в телеграме и подкасте.
Литературный подкаст Стивен КНИГ @stephenknigpodcast
🌸Эпизод 3: «Большая игра Джоан К Роулинг» или как Джоан стала Робертом, а Гарри — Кормораном (Гарри Поттер, Зов кукушки)
🌸Мини-Стивен 27: Корморан Страйк и Робин Эллакотт спешат на помощь — Зов Кукушки, Шелкопряд, На службе зла
🌸Мини-Стивен 52: О новой (детской) книге Джоан Роулинг — "Икабог"
🌸Эпизод 42: Корморан Страйк и Пукающий диван - "Дурная кровь"
🌸Мини70: Поросенок в бардо - "Рождественский поросенок" Джоан Роулинг
Канал Не перевелись ещё @read_original
🌸The Ink Black Heart by Robert Galbraith (2022)
🌸The Running Grave by Robert Galbraith (2023)
Канал, который вы читаете сейчас @booksinmyhands
🌸“The Christmas Pig”, J.K. Rowling
🌸“The Running Grave”, Robert Galbraith (2023)
На фото – книжки Роулинг после эры Поттера, а из Гарри Поттера у меня коллекция весьма разношерстная: первая и седьмая книга, Проклятое дитя и сказки Барда Бидля. Вот такой вот набор. Желаю продуктивной тётушке Ро написать еще много классных книжек, но моя полка уже всё. Хотя, если убрать Вакансию, еще один нетолстый Страйк должен поместиться…
#роулинг #гэлбрейт #великобритания
Литературный подкаст Стивен КНИГ @stephenknigpodcast
🌸Эпизод 3: «Большая игра Джоан К Роулинг» или как Джоан стала Робертом, а Гарри — Кормораном (Гарри Поттер, Зов кукушки)
🌸Мини-Стивен 27: Корморан Страйк и Робин Эллакотт спешат на помощь — Зов Кукушки, Шелкопряд, На службе зла
🌸Мини-Стивен 52: О новой (детской) книге Джоан Роулинг — "Икабог"
🌸Эпизод 42: Корморан Страйк и Пукающий диван - "Дурная кровь"
🌸Мини70: Поросенок в бардо - "Рождественский поросенок" Джоан Роулинг
Канал Не перевелись ещё @read_original
🌸The Ink Black Heart by Robert Galbraith (2022)
🌸The Running Grave by Robert Galbraith (2023)
Канал, который вы читаете сейчас @booksinmyhands
🌸“The Christmas Pig”, J.K. Rowling
🌸“The Running Grave”, Robert Galbraith (2023)
На фото – книжки Роулинг после эры Поттера, а из Гарри Поттера у меня коллекция весьма разношерстная: первая и седьмая книга, Проклятое дитя и сказки Барда Бидля. Вот такой вот набор. Желаю продуктивной тётушке Ро написать еще много классных книжек, но моя полка уже всё. Хотя, если убрать Вакансию, еще один нетолстый Страйк должен поместиться…
#роулинг #гэлбрейт #великобритания
“Смерть пахнет сандалом”, Мо Янь (2012, русское издание – 2024) @inspiria_books
Название романа отсылает к изощренному виду казни, когда в человека вгоняют сандаловый кол, и приговоренный долго и мучительно умирает. Кому предназначено такое дикое наказание, кто возьмется приводить его в исполнение, как вообще такое возможно?
За основу романа Мо Янь берет исторический эпизод со строительством железной дороги немцами в одном из регионов Китая и с бунтом, который это спровоцировало.
Герои Мо Яня – уездный глава, палач, его сын, жена сына палача и ее отец – предводитель того самого бунта, артист оперы маоцян, так называемой “кошачьей оперы”. Потому роман строится по принципу, похожему на оперу: у каждого из героев есть своя ария, свой голос, своя история.
Мо Янь очень любит свою страну, поэтому с трепетом поэта и с безжалостностью хирурга рассказывает о самых болезненных аспектах ее жизни. Здесь он показывает столкновение между немцами и китайцами как большое символическое столкновение старого и нового, традиции – и бездумной ее гибели под колесами прогресса. Но в то же время безжалостность и беспощадность китайских правителей по отношению к собственному народу тоже вызывает у автора возмущение и скорбь.
Сюжет романа затягивает: дочь бунтаря, приговоренного к казни, замужем за сыном палача, который должен эту казнь провести (вместе со своим сыном), а еще она любовница главы уезда, который и приказал казнить бунтаря, иначе и его собственная голова падет с плеч. Мо Янь сплетает героев в такой узел постепенно, показывая, как так вышло, и почему для них нет иного выхода, кроме как следовать своему долгу до конца и прожить свою судьбу так, как велит предназначение.
Захватывающий сюжет китайской трагикомедии не просто занимателен: он прочно стоит на бытописании жизни простых людей, на традициях и обычаях, Мо Янь дает экскурс в историю маоцян, и постепенно, чем ближе к казни, тем сильнее, вся книга мутирует в оперное представление: ведь казнь и есть ни что иное, как шоу. Это удивительное мастерство смертельного ремесла, которое палачи видят как настоящее искусство, а толпы людей бьются за шанс увидеть это изощренное издевательство.
Когда речь заходит о Мо Яне, для меня не так важно, о чем будет книга: я пока читала только его роман “Лягушки”, посвященный трагическому периоду истории Китая, когда активно контролировалась рождаемость. Мо Янь пишет так, что сама форма его прозы становится важной для содержания. Он не отводит взгляд от самых страшных проявлений человеческого: ни от казни тысячи усекновений, ни от постепенного проникновения сандалового кола в живое тело, ни от преследования войсками невинной женщины и ее детей. Он не отведет глаз сам, и он заставит смотреть читателя. Потому что своем поиске гуманизма и человечности нельзя забыть о том, что все ужасы мира тоже сотворены рукой человека.
#моянь #китай
Название романа отсылает к изощренному виду казни, когда в человека вгоняют сандаловый кол, и приговоренный долго и мучительно умирает. Кому предназначено такое дикое наказание, кто возьмется приводить его в исполнение, как вообще такое возможно?
За основу романа Мо Янь берет исторический эпизод со строительством железной дороги немцами в одном из регионов Китая и с бунтом, который это спровоцировало.
Герои Мо Яня – уездный глава, палач, его сын, жена сына палача и ее отец – предводитель того самого бунта, артист оперы маоцян, так называемой “кошачьей оперы”. Потому роман строится по принципу, похожему на оперу: у каждого из героев есть своя ария, свой голос, своя история.
Мо Янь очень любит свою страну, поэтому с трепетом поэта и с безжалостностью хирурга рассказывает о самых болезненных аспектах ее жизни. Здесь он показывает столкновение между немцами и китайцами как большое символическое столкновение старого и нового, традиции – и бездумной ее гибели под колесами прогресса. Но в то же время безжалостность и беспощадность китайских правителей по отношению к собственному народу тоже вызывает у автора возмущение и скорбь.
Сюжет романа затягивает: дочь бунтаря, приговоренного к казни, замужем за сыном палача, который должен эту казнь провести (вместе со своим сыном), а еще она любовница главы уезда, который и приказал казнить бунтаря, иначе и его собственная голова падет с плеч. Мо Янь сплетает героев в такой узел постепенно, показывая, как так вышло, и почему для них нет иного выхода, кроме как следовать своему долгу до конца и прожить свою судьбу так, как велит предназначение.
Захватывающий сюжет китайской трагикомедии не просто занимателен: он прочно стоит на бытописании жизни простых людей, на традициях и обычаях, Мо Янь дает экскурс в историю маоцян, и постепенно, чем ближе к казни, тем сильнее, вся книга мутирует в оперное представление: ведь казнь и есть ни что иное, как шоу. Это удивительное мастерство смертельного ремесла, которое палачи видят как настоящее искусство, а толпы людей бьются за шанс увидеть это изощренное издевательство.
Когда речь заходит о Мо Яне, для меня не так важно, о чем будет книга: я пока читала только его роман “Лягушки”, посвященный трагическому периоду истории Китая, когда активно контролировалась рождаемость. Мо Янь пишет так, что сама форма его прозы становится важной для содержания. Он не отводит взгляд от самых страшных проявлений человеческого: ни от казни тысячи усекновений, ни от постепенного проникновения сандалового кола в живое тело, ни от преследования войсками невинной женщины и ее детей. Он не отведет глаз сам, и он заставит смотреть читателя. Потому что своем поиске гуманизма и человечности нельзя забыть о том, что все ужасы мира тоже сотворены рукой человека.
#моянь #китай
“Человек обитаемый”, Франк Буис (русское издание – 2024) @polyandria
Что делать, когда ты молодой подающий надежды писатель, и тебя настиг кризис второго романа? Не пишется, и все тут! Конечно же, нужно посреди зимы купить себе домик в богом забытой деревне и самоизолироваться. Казалось бы, план не имеет недостатков, особенно когда в деревенском магазине работает довольно симпатичная девушка. Но вот в остальном кажется, что место это какое-то нехорошее.
Молодой писатель поначалу сталкивается с простой и понятной жизнью: ему нужно обустроиться в старом доме, разобрать вещи, организовать кабинет, где он будет писать. Он наслаждается аскетичным образом жизни и усиленно пытается проветрить голову. Но ему не дает покоя дом по соседству: это какая-то старая ферма? Кто-то там живет? А может, она уже давно заброшена? Тогда что за звуки слышатся иногда оттуда? И почему в доме вещи лежат не совсем так, как оставил их писатель, когда уходил?
Жители деревни – и даже администрация – не спешат утолить любопытство чужака, а стареющие родители писателя стараются поддержать сына на расстоянии. Он же сам, застрявший в писательском кризисе и загадке соседнего дома, которая идет откуда-то из прошлого, пытается понять, как быть. То ли сидеть тихо и портить очередную тетрадь бессмысленной писаниной, то ли настойчиво тыкать палкой потенциальное осиное гнездо – и накопать материал для романа.
У меня несколько раз менялось мнение о книге, пока я ее читала, и где-то мне виделись то вайбы Жоэля Диккера, то Алекса Михаэлидиса, то Светланы Тюльбашевой, то Джоан Харрис. В итоге это не похоже ни на одного из перечисленных авторов: безошибочно французская история, которую создает Буис, подойдет для меланхоличного осеннего вечера, для внимательного читателя, для чтения за один-два присеста.
#буис #франция
Что делать, когда ты молодой подающий надежды писатель, и тебя настиг кризис второго романа? Не пишется, и все тут! Конечно же, нужно посреди зимы купить себе домик в богом забытой деревне и самоизолироваться. Казалось бы, план не имеет недостатков, особенно когда в деревенском магазине работает довольно симпатичная девушка. Но вот в остальном кажется, что место это какое-то нехорошее.
Молодой писатель поначалу сталкивается с простой и понятной жизнью: ему нужно обустроиться в старом доме, разобрать вещи, организовать кабинет, где он будет писать. Он наслаждается аскетичным образом жизни и усиленно пытается проветрить голову. Но ему не дает покоя дом по соседству: это какая-то старая ферма? Кто-то там живет? А может, она уже давно заброшена? Тогда что за звуки слышатся иногда оттуда? И почему в доме вещи лежат не совсем так, как оставил их писатель, когда уходил?
Жители деревни – и даже администрация – не спешат утолить любопытство чужака, а стареющие родители писателя стараются поддержать сына на расстоянии. Он же сам, застрявший в писательском кризисе и загадке соседнего дома, которая идет откуда-то из прошлого, пытается понять, как быть. То ли сидеть тихо и портить очередную тетрадь бессмысленной писаниной, то ли настойчиво тыкать палкой потенциальное осиное гнездо – и накопать материал для романа.
У меня несколько раз менялось мнение о книге, пока я ее читала, и где-то мне виделись то вайбы Жоэля Диккера, то Алекса Михаэлидиса, то Светланы Тюльбашевой, то Джоан Харрис. В итоге это не похоже ни на одного из перечисленных авторов: безошибочно французская история, которую создает Буис, подойдет для меланхоличного осеннего вечера, для внимательного читателя, для чтения за один-два присеста.
#буис #франция
“Восьмидесятый градус”, Елена Попова (2024) @alpinaproza
Лида – морской геолог, она отправляется в экспедицию в Аркитику, где огромное судно будет дрейфовать вместе с льдиной, а ученые – исследовать все, до чего смогут дотянуться. Но Лида никак не может найти общий язык с коллегами и пишет письма на сушу и подробный дневник.
Сразу становится интересно, когда понимаешь, что Елена Попова – морской геолог, бывала в экспедициях, писала дневники, и книга – результат переработки ее личного и профессионального опыта. Текст “Восьмидесятого градуса” – автофикшн, поэтому дистанция между писательницей и ее персонажем минимальна, но они все же не тождественны друг другу. Значит ли это, что дневник писательницы (адресованный себе или абстрактному будущему читателю) не тождественен художественному дневнику автофикциональной героини? И должен ли дневник, который является художественным произведением, отличаться от личного дневника за пределами художественного текста? Ведь подразумевается, что у художественного текста – как бы документален или автофикционален он ни был – есть адресат, и это так называемый имплицитный читатель. Та фигура читателя, которого автор художественного текста представляет себе, кому адресует свой художественный текст. Вот с этой фигурой у меня и возникла проблема. Кем должен быть читатель, к которому обращен “Восьмидесятый градус”?
Какой читатель я: мне интересно большинство художественных текстов, особенно в таком любопытном незнакомом сеттинге. Мне интересно большинство проблем героев, особенно проблема долгосрочной коммуникации с чужими людьми в замкнутом пространстве во имя общего дела. И когда писатель рассказывает о проблеме героя – или герой говорит о том, что проблема есть, я неизменно жду, что мне ее покажут. Вот Лида пишет, что страшный коллега невыносим, он кричит и давит, ругается все время. И мне страшно вместе с Лидой. А потом Лида пишет, что коллега опять страшный, но так ни разу и не показывает ни одной ситуации, в которой он бы ее напугал, не описывает ни одного диалога. И в мою голову закрадываются два вопроса.
Первый я уже описала в предыдущем абзаце. Если героиня просто продолжает описывать свои ощущения, но не показывать, из чего они происходят, это не похоже на художественное произведение, это похоже на личный дневник, но в таком случае я не адресат этого текста, я не могу сопереживать, потому что не понимаю.
Второй вопрос: а не лукавит ли мне нарратор этого текста, намеренно или невольно? Каждому человеку собственные действия и ощущения кажутся по определению так называемой точкой ноль, в которой находятся его суждения о нормальности. Но если они у меня с героиней не совпадают, она будет вольно или невольно натягивать свою сову на мой глобус, пытаться склонить меня как своего имплицитного читателя на свою сторону, объясняя, как права она и как неправы другие. И тогда это будет уже художественный прием, но снова я спотыкаюсь об одно и то же: чтобы сопереживать, я должна понять, но Лида как нарративная инстанция и Елена Попова как имплицитный автор так и не дают мне понять и почувствовать.
Так кто же тот самый идеальный читатель для этой книги? Человек, который пожалеет любого, кто скажет “мне плохо”, не пытаясь понять, почему? Человек, который, как и главная героиня, не понят окружающими, но хочет от них безусловного принятия в любой ситуации? Кажется, я не такой читатель.
#еленапопова #россия
Лида – морской геолог, она отправляется в экспедицию в Аркитику, где огромное судно будет дрейфовать вместе с льдиной, а ученые – исследовать все, до чего смогут дотянуться. Но Лида никак не может найти общий язык с коллегами и пишет письма на сушу и подробный дневник.
Сразу становится интересно, когда понимаешь, что Елена Попова – морской геолог, бывала в экспедициях, писала дневники, и книга – результат переработки ее личного и профессионального опыта. Текст “Восьмидесятого градуса” – автофикшн, поэтому дистанция между писательницей и ее персонажем минимальна, но они все же не тождественны друг другу. Значит ли это, что дневник писательницы (адресованный себе или абстрактному будущему читателю) не тождественен художественному дневнику автофикциональной героини? И должен ли дневник, который является художественным произведением, отличаться от личного дневника за пределами художественного текста? Ведь подразумевается, что у художественного текста – как бы документален или автофикционален он ни был – есть адресат, и это так называемый имплицитный читатель. Та фигура читателя, которого автор художественного текста представляет себе, кому адресует свой художественный текст. Вот с этой фигурой у меня и возникла проблема. Кем должен быть читатель, к которому обращен “Восьмидесятый градус”?
Какой читатель я: мне интересно большинство художественных текстов, особенно в таком любопытном незнакомом сеттинге. Мне интересно большинство проблем героев, особенно проблема долгосрочной коммуникации с чужими людьми в замкнутом пространстве во имя общего дела. И когда писатель рассказывает о проблеме героя – или герой говорит о том, что проблема есть, я неизменно жду, что мне ее покажут. Вот Лида пишет, что страшный коллега невыносим, он кричит и давит, ругается все время. И мне страшно вместе с Лидой. А потом Лида пишет, что коллега опять страшный, но так ни разу и не показывает ни одной ситуации, в которой он бы ее напугал, не описывает ни одного диалога. И в мою голову закрадываются два вопроса.
Первый я уже описала в предыдущем абзаце. Если героиня просто продолжает описывать свои ощущения, но не показывать, из чего они происходят, это не похоже на художественное произведение, это похоже на личный дневник, но в таком случае я не адресат этого текста, я не могу сопереживать, потому что не понимаю.
Второй вопрос: а не лукавит ли мне нарратор этого текста, намеренно или невольно? Каждому человеку собственные действия и ощущения кажутся по определению так называемой точкой ноль, в которой находятся его суждения о нормальности. Но если они у меня с героиней не совпадают, она будет вольно или невольно натягивать свою сову на мой глобус, пытаться склонить меня как своего имплицитного читателя на свою сторону, объясняя, как права она и как неправы другие. И тогда это будет уже художественный прием, но снова я спотыкаюсь об одно и то же: чтобы сопереживать, я должна понять, но Лида как нарративная инстанция и Елена Попова как имплицитный автор так и не дают мне понять и почувствовать.
Так кто же тот самый идеальный читатель для этой книги? Человек, который пожалеет любого, кто скажет “мне плохо”, не пытаясь понять, почему? Человек, который, как и главная героиня, не понят окружающими, но хочет от них безусловного принятия в любой ситуации? Кажется, я не такой читатель.
#еленапопова #россия
Creation Lake by Rachel Kushner (2024)
Продолжаем марафон чтения букеровского лонглиста на канале @read_original. Сегодня роман, который вошел в шорт и претендует на победу.
Рейчел Кушнер берет заведомо увлекательный сюжет: агентесса внедряется в общину экоактивистов, сильно похожую на секту, чтобы накопать на них компромата. Но не все так просто, как у Страйка и Робин: агентесса тоже не совсем та, кем кажется. Ну и роман тоже не так мне понравился, как я надеялась.
#букер #кушнер #сша #франция
Продолжаем марафон чтения букеровского лонглиста на канале @read_original. Сегодня роман, который вошел в шорт и претендует на победу.
Рейчел Кушнер берет заведомо увлекательный сюжет: агентесса внедряется в общину экоактивистов, сильно похожую на секту, чтобы накопать на них компромата. Но не все так просто, как у Страйка и Робин: агентесса тоже не совсем та, кем кажется. Ну и роман тоже не так мне понравился, как я надеялась.
#букер #кушнер #сша #франция
“In the Country of Last Things”, Paul Auster (1987)
“В стране уходящей натуры”, Пол Остер (2010)
Анна Блум, героиня этой необычной постапокалиптической антиутопии, отправляется в неназванный город, разрушенный катастрофой, в поисках своего брата Уильяма, репортера, который не вернулся оттуда после редакционного задания.
В городе гуманитарная и человеческая катастрофа: нарушены связи с внешним миром и между людьми. Жители ищут выход всеми возможными способами: кто-то ищет на улицах останки цивилизованного существования в виде потерянных вещей, кто-то ворует, кто-то придумывает затейливые способы покончить с жизнью, а кто-то раздевает трупы самоубийц.
Куда пропал Уильям, как Анне отыскать его, и как ей, в конце концов, существовать в этом полуразрушенном городе – и как его покинуть?
Квест Анны довольно быстро трансформируется из поиска брата в квест по выживанию. В процессе она обрастает новыми знакомствами, новыми связями, видит и переживает много такого, что не пришлось бы увидеть никогда, не пустись она в эту заведомо провальную миссию по спасению брата.
Роман построен как письмо адресату, который остался в большом внешнем мире, за пределами города, как попытка показать, на что способен человек, у которого есть цель, который лишается цели, который получает новую цель – не оставив надежды добиться старой. Это письмо – памятник хрупкости человеческой жизни и хрупкости человеческого общества, цивилизации и культуры. Даже визионеры и подвижники, оставшись в одиночестве, не смогут заново построить рухнувший мир по своим воспоминаниям.
Книга до слез безнадежна, но до боли прекрасна. Надежда теплится где-то среди разрушенных зданий и разрушенных судеб, но жизнь продолжается какими-то невообразимыми способами.
Настолько невообразимыми, что погибшую писательницу, героиню последнего романа Остера “Баумгартнер”, по которой скорбит ее муж, тоже зовут Анна Блум.
#полостер #сша
“В стране уходящей натуры”, Пол Остер (2010)
Анна Блум, героиня этой необычной постапокалиптической антиутопии, отправляется в неназванный город, разрушенный катастрофой, в поисках своего брата Уильяма, репортера, который не вернулся оттуда после редакционного задания.
В городе гуманитарная и человеческая катастрофа: нарушены связи с внешним миром и между людьми. Жители ищут выход всеми возможными способами: кто-то ищет на улицах останки цивилизованного существования в виде потерянных вещей, кто-то ворует, кто-то придумывает затейливые способы покончить с жизнью, а кто-то раздевает трупы самоубийц.
Куда пропал Уильям, как Анне отыскать его, и как ей, в конце концов, существовать в этом полуразрушенном городе – и как его покинуть?
Квест Анны довольно быстро трансформируется из поиска брата в квест по выживанию. В процессе она обрастает новыми знакомствами, новыми связями, видит и переживает много такого, что не пришлось бы увидеть никогда, не пустись она в эту заведомо провальную миссию по спасению брата.
Роман построен как письмо адресату, который остался в большом внешнем мире, за пределами города, как попытка показать, на что способен человек, у которого есть цель, который лишается цели, который получает новую цель – не оставив надежды добиться старой. Это письмо – памятник хрупкости человеческой жизни и хрупкости человеческого общества, цивилизации и культуры. Даже визионеры и подвижники, оставшись в одиночестве, не смогут заново построить рухнувший мир по своим воспоминаниям.
Книга до слез безнадежна, но до боли прекрасна. Надежда теплится где-то среди разрушенных зданий и разрушенных судеб, но жизнь продолжается какими-то невообразимыми способами.
Настолько невообразимыми, что погибшую писательницу, героиню последнего романа Остера “Баумгартнер”, по которой скорбит ее муж, тоже зовут Анна Блум.
#полостер #сша