​​«Еврейская перепись» 1916 г. в германской армии

В Германской империи евреи были эмансипированы и обладали такими же правами, что и прочие поданные Рейха. Большинство из 550 тыс. немецких евреев (менее 1% населения) ассимилировались и считали себя немцами иудейского вероисповедания, ничем не отличавшимися от немцев-католиков или немцев-протестантов. Начало Великой войны немецкие евреи встретили с энтузиазмом, стремясь доказать свою лояльность Германии.

Тем не менее в обществе сохранялись антисемитские предрассудки. В Пруссии, например, иудеи и после эмансипации не могли стать офицерами или чиновниками. Кто-то не любил иудеев по религиозным соображениям. Кому-то не нравилась сверхпредставленность евреев в бизнесе и в «интеллигентских профессиях». Многих, в том числе и «культурных» немецких евреев, крайне раздражали еврейские мигранты из Восточной Европы, чей образ жизни считался «бескультурным». На тот момент лишь маргинальные группы «народников» («фёлькиш») исповедовали «расовый» антисемитизм.

Казалось, 1914 г. сломил последние бастионы дискриминации, так как иудеев начали производить в офицеры. Евреи, вроде Вальтера Ратенау, заняли важные чиновничьи посты в сфере военного планирования экономики. Однако война затягивалась, а Германия оказалась в голодной блокаде. В условиях «осаждённой крепости» вновь подняли голос антисемиты всех мастей, которые решили воспользоваться кризисом, чтобы обвинить евреев во всех несчастьях. Евреи, якобы, отсиживались в тылу, а еврейские торговцы безбожно завышали цены на дефицитные товары. Эти слухи были выгодны высшим офицерам и чиновникам, так с их помощью можно было переложить вину за неудачи и тяготы на конкретную социальную группу и защититься от конкуренции со стороны новоявленных еврейских офицеров и администраторов.

В октябре 1916 г. прусский военный министр приказал провести перепись всех призванных на военную службу лиц иудейского вероисповедания под предлогом проверки обвинений в их массовом уклонизме. Вопреки стереотипам о «немецком орднунге», никакой единой методологии и инструкций для переписчиков министерство не предоставило. Переписью занимались офицеры на местах, которые могли заполнять опросные листы, как Бог на душу положит. Недовольство со всех сторон только усилилось, когда военные отказались обнародовать результаты переписи. Антисемиты обвиняли власти, будто те выгораживают евреев, так как перепись, якобы, подтвердила подозрения. Евреи и юдофилы обвиняли власти в том, что те скрывают результаты, опровергающие обвинения, чтобы наоборот поддерживать антисемитские настроения.

Яростная полемика продолжилась и после войны. Официальных результатов так никогда и не опубликовали (они, скорее всего, сгорели уже во Вторую мировую). Антисемитские авторы пользовались отрывочными сведениями из переписи, которые им передавали сочувствовавшие чиновники. Еврейские социологи провели свои исследования, опиравшиеся на более качественные подсчёты самих еврейских ассоциаций, а также на критически проанализированные данные из переписи 1916 г. Их подсчёты показали, что из 550 тыс. немецких евреев были мобилизованы 100 тыс., из которых 80 тыс. служили непосредственно на фронтах, а 12 тыс. погибли. Таким образом, в процентном соотношении вклад еврейского сообщества и его жертвы ничем не отличались от аналогичных показателей по всей империи в целом.

Интересы еврейских ветеранов защищал «Имперский союз еврейских фронтовиков». Благодаря вмешательству Гинденбурга, в 1933 г. для еврейских фронтовиков и их сыновей было сделано исключение, когда нацисты изгоняли всех евреев с государственной службы. Эту привилегию отобрали в 1935 г., когда президент был уже мёртв. Сам «Союз» был запрещён в 1938 г.

Несмотря на то, что большинство немецких евреев и после Великой войны продолжали считать себя немцами, часть еврейского сообщества сделала выводы из неприятной истории с «еврейской переписью». Какие бы жертвы они не приносили на алтарь германского Отечества, вне собственного национального государства они всегда будут оставаться подозрительным и гонимым меньшинством.

​​История немецкого Хлестакова

Вильгельм Фогт родился в Восточной Пруссии в 1849 г. и за первые 57 лет своей жизни совершил шесть ходок в тюрьму за кражи и подделку документов. В 1906 г. он в очередной раз откинулся. На старости лет Фогт, видимо, решил остепениться и попробовал перейти к честному труду – стал сапожником. Однако нравы в Европе тогда были суровые, и системной работы по реинтеграции отсидевших зеков не велось. Полиция не выдавала Фогту постоянной регистрации, как закоренелому уголовнику, а без неё он не мог обосноваться на постоянном месте жительства и найти стабильную работу. В какой-то момент он временно поселился у сестры в пригороде Берлина.

Скорее всего, трудности с легализацией сподвигли Фогта осуществить замысел, который он начал продумывать ещё в тюрьме. Ходили слухи, будто в городской ратуше берлинского пригорода Кёпеник хранились два миллиона марок. Фогт решил их добыть, используя прусскую смекалочку. Он скупил у старьёвщиков куски военной униформы, и сшил самодельный мундир капитана прусской гвардии.

16 октября 1906 г. самозванный «гвардейский капитан», находясь в столице, подгадал момент во время смены караула и переподчинил себе десяток рядовых гвардейцев, ссылаясь на «приказ сверху». Затем Фогт со своей командой доехали на поезде до Кёпеника. Чтобы задобрить солдат, «капитан» раздал каждому из них по марке, купил пива и разрешил пообедать.

После обеда Фогт с солдатами явился в городскую ратушу Кёпеника, где арестовал ошалевших бургомистра и городского казначея за «финансовые нарушения». Городской полиции «капитан» приказал оцепить центр города и не допускать никаких звонков в Берлин. Пока все носились с его приказаниями, Фогт обчищал городскую казну. Однако вместо 2 млн. марок он раздобыл только 3,5 тыс., в получении которых расписался, используя фамилию своего последнего тюремного начальника. Осознав, что ловить здесь больше нечего, мошенник приказал подчинённым продолжать удерживать ратушу, а арестованных чиновников отправить в Берлин. Сам Фогт прибыл на вокзал, выпил на виду у любопытной толпы ещё пива и в одиночестве, но с деньгами, отбыл в Берлин.

Задержали его через 10 дней по доносу бывшего сокамерника, которому Фогт ещё в тюрьме рассказал о своих планах. На суде мошенник пытался доказать, будто искал вовсе не деньги, а образец загранпаспорта, чтобы по нему эмигрировать из страны. Впрочем, следствие доказало, что «капитан» во время авантюры искал не загранпаспорта, а деньги. Фогта приговорили к 4 годам тюрьмы, но уже через 2 года его помиловал кайзер, впечатлённый громкой историей.

Ибо история «капитана из Кёпеника» действительно произвела фурор как в самой Германии, так и за её пределами. По слухам, Вильгельм II, узнав о происшествии, произнёс: «Вот что значит дисциплина. Ни один народ мира не сможет за нами угнаться!». Впрочем, часть общественности восприняла историю с тревогой. Ситуация, при которой десятки людей слепо подчинились первому встречному проходимцу, нацепившему на себя мундир вышестоящего начальника, у которого никто не спросил документы, могла многое сказать о тогдашнем немецком обществе.

С тех пор в немецком языке появилось словечко «Кёпеникиада», которым обозначают ситуации, когда кто-то выдаёт себя за того, кем он не является.

Прославившись, Фогт смог к 60 годам почувствовать себя обеспеченным человеком. Он выступал с гастролями по всей Европе, рассказывая о своей истории, и даже написал автобиографию. В конце концов, «капитан» переехал в Люксембург, где купил себе дом и автомобиль. Он примирился с законом, подрабатывая официантом и сапожником. Впрочем, в годы Первой мировой Фогт снова обеднел, так как внимание публики переключилось на куда более важные вещи, а все накопления съела инфляция. Фогт умер в 1922 г.

Согласно историческому анекдоту, во время похорон траурная процессия встретилась с французским патрулём. Офицер задал вопрос, кого хоронят. Получив ответ, что хоронят «капитана из Кёпеника», офицер подумал, будто хоронят реального капитана, и приказал отдать воинские почести умершему офицеру. Так Вильгельм Фогт одурачил окружающих уже в последний раз.

Театральные постановки про «капитана из Кёпеника» начали появляться сразу же после огласки инцидента, буквально ещё до того, как полиция поймала Вильгельма Фогта. Через несколько месяцев об этой истории уже сняли немое кино. С тех пор историю «капитана» отражали в литературе, на театральных подмостках и на телеэкранах десятки раз.

На ютубе можно посмотреть западногерманскую экранизацию 1956 г., которая в свою очередь основана на пьесе драматурга Карла Цукмайера 1931 г.

При просмотре следует иметь в виду, что Цукмайер, любивший жанр социальной критики, намеренно облагородил образ литературного Фогта по сравнению с оригиналом. В пьесе, как и в фильме, главный герой является «честным разбойником», который совершал свои преступления вынужденно, а захват ратуши спланировал исключительно с целью выкрасть загранпаспорт, а не ограбить кассу, как в реальности. Также мундир в пьесе/фильме не сшит самим Фогтом, а имеет собственную историю. Карикатурные образы его чередующихся владельцев задумывались Цукмайером как галерея архетипов вильгельминовской Германии.

https://youtu.be/oH8MG-luGpY

​​Рейнский сепаратизм

Долина Рейна испокон веков являлась зоной конфликта между Францией и Священной Римской империей. Во время революционных и наполеоновских войн французы временно аннексировали эти территории, распространив на них действие французских законов. Однако после поражения Наполеона в 1815 г. эти земли были присоединены к Пруссии в качестве «Рейнской провинции». Несмотря на то, что новые власти сохранили Гражданский кодекс, рейнцы-католики с недоверием относились к пруссакам-протестантам, полагая, что неотёсанные пруссаки норовят украсть их прогрессивные рейнские свободы. Многие рейнцы определяли самих себя как «Musspreußen» – «пруссаков поневоле».

Окно возможностей для изменения статуса-кво открылось после поражения Германии в Великой войне и оккупации Рейнской провинции войсками Антанты. Впрочем, движение за самоопределение Рейна сразу раскололось. Одни – условные автономисты, такие как мэр Кёльна Конрад Аденауэр, выступали за выход из состава Пруссии на правах полноправного субъекта германского Рейха. Другие – условные сепаратисты, рассматривали возможность полной сепарации от Германии и создания отдельного государства под протекторатом Франции.

Сами французы были совсем не против такого варианта, финансируя рейнских сепаратистов и защищая их от преследований со стороны немецких властей. Первые попытки провозгласить независимую «Рейнскую республику» были предприняты в 1919 г., но тогда французы проиграли в дипломатической борьбе своим «союзникам» из Великобритании и США. Те не были заинтересованы в чрезмерном ослаблении Германии (и соответственно в чрезмерном усилении Франции), а потому обеспечили сохранение за Рейхом его западных областей. На несколько лет проект «Рейнской республики» был заморожен.

Сепаратисты активизировались в 1923 г., когда в Германии бушевала гиперинфляция, главная индустриальная область – Рур – была оккупирована французами и бельгийцами, а республику сотрясали попытки переворотов слева и справа. Финансирование сепаратистов со стороны французов увеличилось. Идеи сецессии стали чуть более популярны в обществе, так как некоторые люди, пострадавшие от гиперинфляции, полагали, что «Рейнская республика», наконец, сможет создать устойчивую валюту.

С середины октября 1923 г. сепаратисты при потворстве французов и бельгийцев начали захватывать административные здания в городах по всему Рейну. Однако везде они встретили жёсткий отпор со стороны немецкой полиции и государственных служащих, сохранивших лояльность Рейху. Подавляющее большинство жителей Рейнской провинции, несмотря на всё недоверие к Пруссии и тяготы жизни в кризисном году, также сохранили лояльность общенемецкой идентичности и не поддержали сепаратистов. «Временное правительство», состоявшее из всяких праздных личностей, быстро раскололось и погрязло в интригах. Французы, для которых оккупация Рура с каждым месяцем становилась всё обременительнее, как в денежном, так и в дипломатическом отношениях, начали сворачивать финансирование сепаратистов. В отсутствие денег их лидеры перешли к тактике реквизиций продовольствия у крестьян. К середине ноября рейнское сепаратистское движение выродилось в разбойничью банду, терроризировавшую сельские районы. Закончилось всё тем, что крестьяне самоорганизовались и разогнали бандитов, подняв на вилы до полутора десятков человек. Лидеры сепаратистов сбежали во Францию.

Аналогичные процессы примерно в то же время происходили в Пфальце – ещё одном регионе в долине Рейна, находившемся южнее прусской Рейнской провинции и принадлежавшем Баварии. Там тоже соперничали движения автономистов и сепаратистов, а последние при поддержке французов пытались провозгласить независимость в 1919 и 1923 гг. История в Пфальце закончилась не менее кроваво. Зимой 1924 г. киллеры застрелили председателя сепаратистского правительства, а полтора десятка его сторонников были заживо сожжены в городской ратуше разгневанной толпой бюргеров.

После этого с проектами по отделению Рейна от Германии никто больше не выступал.

​​Была ли Германия объединена в 1871 г.?

Считается, будто Германия была объединена в ходе франко-прусской войны 1870/71 гг., по итогам которой возникла Германская империя. Однако это утверждение верно лишь отчасти. В реальности процесс «объединения» Германии в единое политическое, экономическое и юридическое пространство затянулся на несколько десятилетий.

Прежде всего, Германская империя не являлась национальным государством в том смысле, что её существование не возводилось к принципу «народного суверенитета». С формальной точки зрения империя представляла собой союз 22 суверенных монархов и 3 вольных ганзейских городов. Высший суверенитет принадлежал никакому не «императору», а «Федеральному совету» – бундесрату, состоявшему из представителей от каждого государства-члена империи. «Император», титул которого был зарезервирован за прусским королём, согласно Конституции 1871 г., являлся лишь «первым среди равных». Прочие монархи ни в коей мере не являлись его поданными, сохраняя собственный суверенитет.

Формально у империи не существовало собственного кабинета министров, в то время как государства-члены продолжали иметь собственные правительства. Рейхсканцлер являлся единственным «имперским» министром. Со временем создавались новые «имперские ведомства» во главе со статс-секретарями, которые ведали общеимперской политикой в тех или иных сферах (иностранные и внутренние дела, юстиция, финансы, колонии и т.д.), но вплоть до самого конца империи эти «ведомства» так и не были перепрофилированы в «министерства».

Военная сфера продолжала оставаться децентрализованной. Не существовало «общей» имперской армии. Вместо неё имелись 4 отдельные армии наиболее «статусных» королевств: прусская, баварская, саксонская и вюртембергская. Каждая из них управлялась собственными военными министерствами, а формальными главнокомандующими в мирное время оставались монархи соответствующих государств. Император становился главнокомандующим всеми 4 армиями лишь на период войны.

Децентрализованной оставалась и экономика. Имперский федерализм во многом стоял на том, что государства-члены продолжали обладать полным налоговым суверенитетом, отдавая на откуп Рейху лишь таможенные сборы.

Наконец, первые 30 лет существования империи она даже не представляла собой единого правового пространства (см. картинку). На большей части Пруссии в границах до 1866 г. действовало Прусское земское право, введённое в конце XVIII в. В Рейнской провинции, баварском Пфальце и в Эльзасе-Лотарингии продолжал действовать Кодекс Наполеона, оставшийся там со времён французского господства. В Шлезвиг-Гольштейне продолжало действовать датское право, оставшееся в наследство от предыдущих владельцев региона. Бавария, Саксония и Баден имели собственные кодексы. Прочие провинции Пруссии, а также отдельные государства-члены империи, сохраняли у себя пандектное право, представлявшее собой германскую рецепцию римского права. Вся эта правовая разноголосица была приведена в порядок лишь в 1900 г., когда, наконец, было издано общеимперское Германское гражданское уложение.

Однако централизация медленно, но верно брала своё. Титул «императора» был завязан на прусского короля, а «рейхсканцлером» мог стать только прусский министр-президент. Таким образом, значение имперских органов власти повышалось, несмотря на дух Конституции, так как пруссаки, находясь на «сильных» прусских должностях, переносили эту силу и на изначально «слабые» имперские должности. Бисмарк многое сделал для повышения реального значения должности «рейхсканцлера», а Вильгельм II – сделал тоже самое для титула «императора».

Тем не менее империя вплоть до самого конца в 1918 г. формально продолжала оставаться не более чем «союзом князей». Впервые Германия была объявлена единым государством только в Веймарской конституции 1919 г. Тогда же возникли общие рейхсминистерства, а рейхсвер стал первой общегерманской армией. Финансовая реформа Маттиаса Эрцбергера, проведённая в те же годы, впервые централизовала налоговые сборы. Таким образом, именно Веймарская республика завершила процесс «объединения» Германии.

​​23 октября 1921 г. в Венгрии едва не произошла Реставрация Габсбургов

Последний король Венгрии Карой IV Габсбург (он же император Австрии Карл I и король Богемии Карел III) был свергнут с престола во время революции в октябре/ноябре 1918 г. Молодой король (на момент свержения ему был 31 год) удалился в изгнание в Швейцарию, однако не оставил надежду на Реставрацию, благо формального отречения от престола Карл никогда не подписывал.

В начале 1920-х гг. наибольший интерес для Реставрации представляла Венгрия. Республиканские эксперименты (сначала демократический, затем Советский) там провалились, и в стране формально был восстановлен монархический режим во главе с регентом Миклошем Хорти. Однако Хорти не спешил призывать Карла обратно. С одной стороны, регент осознавал, что соседи Венгрии, объединившиеся в «Малую Антанту» – Чехословакия, Югославия и Румыния, никогда не позволят Габсбургам вернуться, так как это могло означать реанимацию территориальных претензий к этим странам, значительно приросшим за счёт Венгрии по результатам Трианонского договора. С другой стороны, среди монархистов в самой Венгрии не было консенсуса, а нужно ли вообще возвращать Габсбургов, и не стоит ли избрать новую династию.

В марте 1921 г. Карл предпринял первую попытку вернуться на престол. Она прошла неудачно: регент в личном разговоре отказался передавать власть, и свергнутый король вернулся обратно в Швейцарию ни с чем. Карл возненавидел Хорти, и вознамерился повторить попытку Реставрации, но уже с вооружёнными людьми за своей спиной.

Внутриполитическая ситуация в самой Венгрии как раз свела Карла с новыми союзниками. В своё время Хорти пришёл к власти, опираясь на праворадикальные мелкобуржуазные фрайкоры, которые запугали более умеренных либералов и консерваторов. Однако вскоре регент совершил финт ушами и переориентировался на более «статусных» союзников из крупной аристократии и буржуазии, связанных с еврейским капиталом. Правые радикалы сильно обиделись. Летом 1921 г. они взяли под контроль Западную Венгрию, которую отбили у австрийцев (этот регион должен был отойти к Австрии, согласно Трианонскому договору), и создали там «параллельное государство». Нелюбовь к Хорти объединила легитимистов и праворадикалов.

20 октября Карл вместе с супругой неожиданно прилетел из Швейцарии в Западную Венгрию на самолёте. Собрав верные войска, он двинулся маршем на Будапешт. Впрочем, Гражданской войны Карл не хотел. Большинству солдат и офицеров сказали, что в столице произошло восстание коммунистов, и регент сам зовёт короля на помощь. К Будапешту войска двигались с черепашьей скоростью, останавливаясь на каждой станции, чтобы принять присягу от местных жителей и чиновников.

Неторопливость Карла позволила Хорти отойти от первоначального шока и начать действовать. Лояльность правительственных войск была под вопросом, но удалось наскрести несколько сотен мотивированных добровольцев, преимущественно студентов, которым сказали, что за Карлом идут в основном всякие «чешские и австрийские авантюристы». Также Хорти заручился поддержкой союзных держав, чьи представители донесли до колебавшихся венгерских офицеров, что Реставрация Габсбургов автоматически будет означать вторжение Малой Антанты в Венгрию.

23 октября между хортистскими и легитимистскими войсками произошёл бой на окраинах столицы. Погибли несколько десятков человек, но хортисты удержали позиции. Это эпизод показал, что Хорти намерен драться за власть. Карл же, рассчитывавший на мирную Реставрацию, сразу сник и согласился на переговоры. Его начали покидать офицеры, обеспокоенные перспективой иностранной оккупации в случае возвращения Габсбургов.

Спустя несколько дней Карл приказал своим сторонникам сложить оружие и сдался. Венгерский парламент проголосовал за лишение Габсбургов права на венгерскую корону. Союзные державы отправили Карла в ссылку на португальский остров Мадейра, где тот умер уже в апреле следующего года. Хорти оставался регентом Венгрии в отсутствие короля вплоть до своего свержения нацистами в октябре 1944 г.

​​Рассуждения о трёх декадах войны и Вестфальском мире

24 октября 1648 г. был заключён Вестфальский мир, о котором знает любой человек, связанный с политическими науками. С этого момента отсчитывается «вестфальский миропорядок», определяемый через понятия «суверенитета» и «национального государства».

Дорогая редакция имеет склонность если не «разоблачать», то как минимум «корректировать» распространённые стереотипы о тех или иных исторических событиях. В годовщину заключения Вестфальского мира выскажу несколько замечаний и о нём, а также о войне, которую он завершил.

Согласно распространённой точке зрения, Тридцатилетняя война начиналась как религиозный конфликт между католиками и протестантами, а заканчивалась уже как противостояние национальных государств. Это не совсем верно, так как война изначально была вызвана целым клубком противоречий внутри Священной Римской империи, из которых религиозный вопрос был всего лишь одним из многих. Не меньшую роль играл конфликт по поводу баланса сил между курфюрстами. Достаточно сказать, что на первом – «чешском» – этапе войны Протестантская лига отказалась поддержать своего формального лидера – протестантского курфюрста Пфальца Фридриха V, провозгласившего себя богемским королём. Протестантский курфюрст Саксонии Иоганн Георг совместно с католическими баварскими и имперскими войсками вовсе принял участие в вооружённом подавлении протестантского чешского мятежа. Таким образом, уже в самом начале войны «политика» превалировала над «верой», хотя религия, безусловно, продолжала играть важную роль для мобилизации сторонников.

Упоминая о потерях, часто говорят, будто «Германия потеряла до 2/3 населения». В масштабах всей империи это неверно. К началу войны в ней проживали около 20 млн. человек, а спустя 30 лет остались около 13 млн. Таким образом, общие потери составили около 1/3 населения, что, конечно, не менее ужасно, пусть и не дотягивает до 2/3. Столь значительные потери действительно могли понести отдельные регионы внутри империи. Однако следует иметь в виду, что часть этих потерь приходится не на смертность, а на миграции населения. Иными словами, где-то убыло, а где-то прибыло. Например, война обошла стороной ганзейские города северо-западной Германии (Бремен, Гамбург, Любек), которые продолжали богатеть и развиваться. Некоторые города, вроде Дрездена, находившегося прямо в эпицентре боевых действий, за счёт миграции смогли сохранить численность населения в неизменности.

Наконец, сам Вестфальский мир зачастую представляют едва ли не как приговор Священной Римской империи, после которого она стала не более чем фикцией. Однако империя уже к 1618 г. была децентрализована, и 1648 г. в этом отношении ничего не поменял. «Революционерами» выступали скорее Габсбурги, которые предприняли последнюю попытку централизовать империю, однако князья, призвав иностранные армии, не позволили им сделать это, сохранив традиционные «немецкие вольности».

Сами современники вовсе не считали, будто Вестфальский мир «добил» империю. В XVII – XVIII вв. он воспринимался крайне благожелательно как новая имперская Конституция. Император продолжал выступать в качестве верховного суверена, арбитра и символа имперского единства. Все правители внутри империи ещё в течение столетия были обязаны на коленях получать инвеституру у императора, чтобы подтверждать своё вступление на престол.

Роковой удар по империи нанесла Эпоха Просвещения, когда этот многоуровневый средневековый институт начал восприниматься «прогрессивной публикой» в качестве архаичной нелепицы. С середины XVIII в. князья перестали проходить инвеституру, что, по выражению современника, «разорвало узы, оберегавшие имперский порядок и соединявшие голову с членами». Наконец, сами Габсбурги начали рассматривать себя, прежде всего, в качестве австрийских, а не общеимперских императоров. Во время революционных и наполеоновских войн они не стеснялись жертвовать общеимперскими территориями для сохранения собственных наследственных владений. Под давлением Наполеона император Франц II распустил империю в 1806 г.

24 октября 1929 г. произошёл обвал на Нью-Йоркской фондовой бирже, с которого традиционно принято отсчитывать начало Великой Депрессии.

В немецком сериале «Вавилон–Берлин», действие которого как раз происходит в Веймарской республике в 1929 г., показан механизм возникновения экономического пузыря. На фоне беспрецедентного роста акций бюргеры берут кредиты, покупают на них акции, и рассчитывают через какое-то время перепродать их по более высокой цене, расплатившись с кредитами и оставшись с каким-то наваром. Крах на Уолл-стрит, с которым на тот момент уже были связаны все мировые экономики, привёл к тому, что акции превратились в мишуру, кредиты оказалось нечем возвращать, и бюргеры взвыли.

Экономические невзгоды действительно могут (но не обязаны) способствовать росту симпатий к всевозможным популистам, социальным демагогам и автократам. Однако одних только экономических проблем никогда не достаточно для того, чтобы вышеназванные категории политиков пришли к власти. Ни Великобритания, ни Франция, ни США не стали диктатурами по итогам Великой Депрессии, а Италия стала диктатурой и без всякой Депрессии. Экономический кризис девяностых в России также не сказать, чтобы привёл к какому-то серьёзному политическому выхлопу, а ужесточение внутренней политики в нулевые-десятые годы связано с совершенно другими причинами. Экономический фактор является лишь дополнением к специфическим условиям того или иного общества. В Германии начала 1930-х гг. Великая Депрессия наложилась на целый комплекс других политических, социальных и культурных проблем, свойственных немецкому обществу того периода. Вся эта сложная и многообразная совокупность факторов и сделала возможным (но отнюдь не предопределила) то, что произошло в 1933 г.

https://youtu.be/vKsWZkuZL38

​​Тевтонские рыцари Веймарской республики

Германия в первой половине XX в. была лидером европейской индустриализации. Однако чем сильнее «прогресс» пёр вперёд, тем больше немцев ностальгировали по старым-добрым доиндустриальным временам, когда трава была зеленее, а человеческие отношения «чище» и проще. Разнородные союзы «бюндиш», состоявшие из молодых романтиков, «народников» и сторонников коллективного ЗОЖа, были популярны в Рейхе ещё до Великой войны. После поражения в войне и революции выжившие романтики массово политизировались и принялись воссоздавать союзы уже как политические структуры.

Офицер-фронтовик Артур Мараун, кавалер множества боевых наград, в годы революции успел повоевать во фрайкорах, а в 1920 г. создал «Младогерманский орден». Сам Мараун возводил свою родословную к рыцарям Тевтонского ордена, а потому структура и антураж Ордена, казалось, воскрешали традиции Средневековья. Символом младонемцев был чёрный мальтийский крест. Местные группы – «братства» и «сестринства», объединялись в окружные «бальяжи». Сами «бальяжи» составляли региональные «гроссбальяжи». Во главе «братств» стояли «гроссмейстеры», «бальяжи» возглавляли «комтуры», а «гроссбальяжи» – «Великие комтуры». На всех уровнях лидеров избирали, но их окончательное утверждение зависело от решения вышестоящих руководителей. «Великие комтуры» составляли высший руководящий орган Ордена – «Великий капитул», во главе которого стоял сам Мараун в ранге «Великого магистра». Согласно оценке самого Марауна, в Ордене на пике его деятельности состояли около 40 тыс. человек.

Несмотря на то, что Младогерманский Орден тяготел к «правому» лагерю, и в нём даже действовал «арийский параграф» (то есть членство евреев было запрещено), он отличался от других аналогичных организаций веймарского периода. Младонемцы были равнодушны к реставрации монархии и не желали установления диктатуры. Во время всех правых путчей Мараун поддерживал республиканские правительства, а те активисты Ордена, кто пытался навести мосты с Гитлером, были исключены из организации. Более того, младонемцы открыто заявляли о желательности франко-немецкого примирения, за что их проклинали как «национал-предателей» остальные «правые». Орден имел тесные контакты с либеральным партиями и с «Рейхсбаннером» – военизированной организацией защитников республики. Денег от правых олигархов младонемцы не брали, существуя на членские взносы и краудфандинг от сочувствующих.

Своим политическим идеалом Мараун видел пирамидальную структуру общества, при которой 500 человек, объединённых в «соседства», избирали бы своих представителей в сельские и городские советы. Эти советы в свою очередь выбирали бургомистров. Бургомистры затем избирали районных ландратов, а ландраты выбирали окружных регирунгспрезидентов. Регирунгспрезиденты заседали в земельных ландтагах, которые делегировали своих представителей в рейхстаг. Депутаты рейхстага избирали президента. Социально-экономические вопросы передавались в ведение профессиональных корпораций.

В 1930 г. Младогерманский Орден объединился с левыми либералами в Немецкую Государственную партию. К сожалению, в условиях бушевавшей Великой депрессии левые либералы не смогли предложить избирателям ничего стоящего и получили на парламентских выборах в том году всего 4% голосов. После этого Мараун перестал участвовать в электоральной политике, сконцентрировавшись на организации бесплатных столовых для нуждающихся и трудовых лагерей для безработных.

В 1933 г. младонемцы не прогнулись под нацистов, против которых всегда боролись, а потому были запрещены. Самого Марауна посадили в тюрьму, где его несколько месяцев истязали нацистские бандиты. Выйдя из тюрьмы полуинвалидом, бывший глава младонемцев ушёл во внутреннюю эмиграцию.

После краха нацизма Мараун решил не восстанавливать Орден. Он поддержал создание ФРГ, призывая власти опереться на «соседства», как на ещё одну опору демократии, наряду с партиями и парламентом. Однако принять участие в строительстве нового государства ему было не суждено. Так и не оправившись от нацистской тюрьмы, Артур Мараун умер в 1950 г.

Как Германская империя две недели была парламентской монархией

Большую часть монархического периода своей истории Германская империя представляла собой полуконституционную монархию. Федеральный избирательный закон 1869 г. был самым прогрессивным в Европе того времени. Нижняя палата парламента – рейхстаг, избиралась всеми мужчинами старше 25 лет (за исключением военных). Для сравнения, в Великобритании окончательное упразднение имущественного ценза для мужчин произошло одновременно с введением женского избирательного права в 1918 г. Без одобрения рейхстага ни один закон не мог вступить в силу. Однако парламент не имел никакого контроля над исполнительной властью. Император обладал неограниченными правами по назначению и смещению канцлеров, которые были ответственны исключительно перед кайзером, а не перед рейхстагом. Все вопросы, связанные с военной и дипломатической сферами, также находились вне зоны парламентского контроля. На протяжении десятилетий конфликт между исполнительной и законодательной властями по поводу расширения полномочий последней представлял собой ключевой вопрос германской внутренней политики.

В годы Великой войны рейхстаг, в котором большинство принадлежало коалиции из социал-демократов, католических центристов и «прогрессивных» либералов, стал барьером на пути установления военной диктатуры Генерального штаба. Что касается кайзера и имперской бюрократии, то они старались балансировать между двумя лагерями, чтобы не утратить собственных позиций. Осенью 1917 г. с парламентом впервые проконсультировались в вопросе о будущем канцлере, которым стал представитель Центра.

В конце сентября 1918 г. Генеральный штаб признал военное положение Германии безнадёжным и потребовал скорейшего заключения мира. Генерал Людендорф предложил включить в правительство больше членов парламентских партий, так как это должно было показать Антанте новый «демократический» облик Германии и в теории смягчить условия будущего мира. К тому же Людендорф рассчитывал переложить на плечи демократов ответственность за проигрыш в войне.

В начале октября канцлером был назначен либеральный принц Макс Баденский, в правительстве которого партийных политиков стало ещё больше, и впервые среди них появились социал-демократы. Принц сначала попытался провести косметические реформы, согласно которым депутаты могли занимать государственные должности, оставаясь депутатами, а парламент получал полномочия в сфере объявления войны и мира. Рейхстаг отклонил эти предложения, как недостаточные, требуя дальнейшей парламентаризации.

Канцлеру пришлось уступить. Рейхстаг добился главного: теперь канцлер мог быть отправлен в отставку в результате парламентского вотума недоверия. Контроль над военными переходил от императора к канцлеру и рейхстагу. 28 октября кайзер подписал одобренные рейхстагом поправки к Конституции 1871 г., в результате чего Германская империя превратилась в конституционную монархию.

Мы не можем достоверно судить, какой была бы судьба Германии, останься она парламентской монархией. На следующий день после принятия конституционных поправок на флоте начались первые мятежи. Не пройдёт и двух недель, как революция «снизу» сметёт монархию, а Германия станет республикой.

Однако октябрьские реформы не пропали даром. Ими воспользовались разработчики Веймарской Конституции, перенеся октябрьскую конструкцию в новую республиканскую Конституцию, в которой «император» просто был заменён на «президента». Хотя рейхстаг имел право отправить канцлера в отставку, его назначение по-прежнему всецело зависело от воли президента. Из старой Конституции за главой государства сохранилось право верховного командования армией. Ликвидация суверенных монархий внутри Германии и завершение юридического «объединения» страны привели к тому, что президент получил право в любой момент вводить чрезвычайное положение в Рейхе или в какой-либо из его частей, во время которого могли приостанавливаться конституционные права и свободы.

Всё это заложило потенциал к превращению страны в сверхпрезидентскую республику, что и прорвалось трагическим образом в начале 1930-х гг.

Экс-президент США Теодор Рузвельт позирует на фоне убитого носорога.

Сразу после окончания своих президентских полномочий в 1909 г. Рузвельт отправился на год в Африку в составе экспедиции Смитсоновского института, целью которой было собрать материал для нового Национального музея естественной истории в Вашингтоне.

За год сафари по Восточной и Центральной Африке Рузвельт и компания убили около 11,5 тыс. животных, включая 5 тыс. млекопитающих, 4 тыс. птиц, 2 тыс. рептилий и земноводных, а также 500 рыб.

Справедливости ради, крупной дичи настреляли «всего» 512 штук, включая 20 носорогов, 17 львов, 11 слонов, 10 буйволов, 9 гиен, 7 гепардов, 3 леопарда, а также множество птиц и антилоп.

В итоге собранный материал описывали на протяжении последующих восьми лет. Ну а сам Рузвельт написал книгу про африканскую охоту и свои приключения на Чёрном континенте.

​​«Лося так просто не убьёшь»

Теодор Рузвельт был президентом США с 1901 по 1909 гг. и во многом предопределил тенденции политического развития Соединённых Штатов на весь последующий XX в. Он стал первым президентом после Линкольна, кто оседлал прогрессистскую риторику, принявшись «причинять добро» и насаждать социальную справедливость посредством расширения полномочий федерального правительства. Под лозунгом «Честного курса» президент ограничивал монополии, а также создавал новые федеральные структуры по защите прав потребителей и охране окружающей среды. Несмотря на то, что конституционного запрета на третий президентский срок в США тогда не существовало, это всё равно считалось моветоном. В 1909 г. Рузвельт уступил президентское кресло своему другу и соратнику по Республиканской партии малоприметному Уильяму Тафту.

Несмотря на то, что Тафт в целом следовал в фарватере прогрессистского курса своего предшественника, он полагал, что борьбой с монополиями должны заниматься, прежде всего, судьи, а не федеральные чиновники. Былую дружбу окончательно добил извечный американский спор о тарифах: Рузвельт поддерживал их снижение, а Тафт выступал за протекционизм. В итоге Республиканская партия в преддверии президентских выборов 1912 г. раскололась на «консерваторов» во главе с Тафтом и «прогрессистов» во главе с Рузвельтом.

Действующий президент сумел удержать организационную структуру партии при себе, а потому официальным кандидатом от республиканцев снова стал Тафт. Тогда экс-президент Рузвельт организовал собственную – Прогрессистскую – партию, которая выступала за усиление государственного вмешательства в экономику: расширение социальных программ, повышение налогов для богатых, восьмичасовой рабочий день и создание национальной системы здравоохранения. Суфражисткам обещали введения женского избирательного права.

За месяц до выборов на Рузвельта было совершено покушение. Один сумасшедший стрелял в кандидата перед тем, как тот собирался произнести публичную речь. Пуля пробила футляр от очков и сложенный в несколько слоёв лист со шпаргалкой речи, застряв в груди. Как опытный охотник, Рузвельт понял, что раз он не кашляет кровью, то лёгкие не задеты, и как ни в чём не бывало произнёс запланированную речь, пока кровавое пятно 90 минут расплывалось по его рубашке. Своим напуганным сторонникам Рузвельт отшучивался, что «лося так просто не убьёшь», а позднее, комментируя состояние своего здоровья, подчёркивал, что «здоров как лось». Хлёсткие высказывания Рузвельта привели к тому, что лось стал символом Прогрессисткой партии, подобно тому как «слон» является символом республиканцев, а «осёл» – символом демократов.

В конце концов, воспользовавшись расколом между «слонами» и «лосями», вперёд вырвались «ослы». Президентом стал демократ Вудро Вильсон, набравший 42% голосов избирателей и 435 голосов выборщиков. Рузвельт набрал 27% голосов и заручился поддержкой 88 выборщиков, став единственным представителем «Третьей партии» в истории США, кто занял второе место на президентских выборах. Тафт набрал лишь 23% голосов и всего 8 голосов выборщиков.

Демократ Вильсон в целом продолжил прогрессистский курс своих республиканских предшественников. Однако Рузвельту действия Вильсона казались непоследовательными, а потому экс-президент снова стал главным противником действующего хозяина Белого дома. В 1916 г. Рузвельт примирился с республиканцами, после чего «лоси», так и оставшиеся «партией одного человека», исчезли с политической сцены. Рузвельт рассматривался в качестве основного кандидата от республиканцев на выборах 1920 г., но в начале 1919 г. он неожиданно умер в возрасте 60 лет.

Раскол 1912 г. стал важной вехой в истории Республиканской партии. Если до того республиканцы с самого момента своего возникновения скорее тяготели к «левому» прогрессистскому движению, то уход сторонников Рузвельта привёл к тому, что республиканцы всё больше дрейфовали в сторону «правого» социально-экономического консерватизма, приверженцами которого они считаются в наше время.

День победы BLM

​​Годовщина революции

Первый в истории мирового кинематографа полнометражный документальный фильм был посвящён Русской революции. Он вышел в ноябре 1918 г., в первую годовщину Октябрьского переворота, и представлял собой компиляцию кинохроники, отснятой, начиная с февраля 1917 по октябрь 1918 гг. Создателем фильма был 22-летний Дзига Вертов (настоящее имя – Давид Абелевич Кауфман), который в следующие два десятилетия станет главным советским кинодокументалистом. Кино возили по всей Советской России, пока к началу 1920-х гг. все позитивные копии не износились, а на негатив, как тогда было принято, перезаписали другие кадры. Лишь в 2017 г. историки обнаружили афишу фильма со всеми подписями, использованными в нём, после чего нашли в архивах все кадры кинохроники, соответствующие подписям, смонтировали и оцифровали их. В 2018 г., спустя 100 лет после премьеры, «Годовщину революции» снова стало возможным посмотреть.

Ценность этого фильма, помимо возраста и «передового» жанра, состоит ещё в том, что он снят до формирования привычного советского канона в изображении революции и Гражданской войны. Революция здесь происходит сама собой по воле «народа» без всякой помощи со стороны партии-авангарда. Первое упоминание о каких-то «коммунистах» встречается лишь на 47-й минуте, о «большевиках» – на 55-й минуте.

Вертов не боится представлять в нейтральном виде «звёзд» февралистской России, которые в большинстве своём выступали против большевиков. Один за другим в кадре появляются депутаты Государственной Думы, министры Временного правительства, меньшевистские председатели Совета рабочих и солдатских депутатов, военные лидеры, вроде командующего флотом адмирала Колчака (который на момент создания фильма ещё не был никаким Верховным правителем, а являлся всего лишь военным министром в одном из многих антибольшевистских правительств). Впрочем, многие ключевые персонажи и события 1917 г. проигнорированы. Нет князя Львова, ничего не сказано о ноте Милюкова и об Апрельском кризисе, даже не упомянут Корнилов и его выступление, проигнорированы Чернов и эсеры.

Организаторами и главными действующими лицами «Октябрьско-Ноябрьской Революции» (в фильме она называется именно так) являются товарищи Троцкий, Луначарский, «Каллонтай» и Дыбенко. Ленин появляется в фильме всего на две минуты, когда зрителя знакомят с составом Совета народных комиссаров. Главной же звездой является уже упомянутый выше Троцкий. Помимо того, что именно он представляется главным организатором прихода большевиков к власти, треть фильма посвящена поездке Троцкого на Восточный фронт осенью 1918 г., во время которой красные отбили у своих противников Казань, Симбирск и Самару. И этот «троцкизм» фильма делает его ещё более уникальным. Вряд ли, даже если бы негатив плёнки пережил 1920-е гг., советские зрители увидели это кино после политических пертурбаций, произошедших в Советском Союзе в первые два десятилетия его существования.

Наконец, ещё одним отходом от советского канона представляется какая-то поистине простодушная прямолинейность, которая, наверное, всё же была близка суровым нравам той эпохи. В эпизоде с разгоном Учредительного собрания авторская подпись, абсолютно ничего не стесняясь, гнёт правду-матку: «Толпа сторонников Учредительного собрания не захотела расходиться по своей воле, поэтому мы, большевики, пригнали латышей и разогнали демонстрацию силой с применением артиллерии. Посмотрите, как сторонники Учредительного собрания хоронят своих жертв, убитых нами». Или в эпизоде со взятием красными Казани рассказывают, как красная артиллерия разрушила пристань, после чего с нескольких ракурсов демонстрируют обугленный труп какого-то бедолаги, попавшего под раздачу.

В общем, было бы символично завершить день 104-й годовщины революции просмотром самой первой «Годовщины революции».

https://youtu.be/JfQ-Mj0pppQ

9 ноября в Германии именуется «Судьбоносным днём» («Schicksalstag»), так как в этот день в течение XX в. произошли несколько ключевых событий германской истории.

9 ноября 1918 г. в Берлине произошла кульминация Ноябрьской революции. Социал-демократ Филипп Шейдеман с балкона рейхстага заявил об упразднении монархии Гогенцоллернов и провозгласил создание «Германской республики». Спустя несколько часов левый радикал Карл Либкнехт с балкона Городского дворца провозгласил создание «Свободной Социалистической республики Германия». В течение следующих месяцев «умеренные» республиканцы перестреляли «радикальных» республиканцев, однако как бы то ни было, Германия с тех пор является республикой.

9 ноября 1923 г. в Мюнхене был подавлен Пивной путч национал-социалистов, которых возглавляли фюрер партии Адольф Гитлер и генерал Эрих Людендорф. Ситуация выглядела весьма запутанной, так как правое баварское правительство, которое подавило нацистский мятеж, само находилось в состоянии мятежа по отношению к центральному правительству в Берлине. Более того, изначально Гитлер планировал взять баварские власти в союзники, чтобы совместно с ними совершить «марш на Берлин», косплея успех итальянских фашистов. Однако руководители Баварии не пожелали обострять ситуацию и идти на поводу у радикальных маргиналов. Утром 9 ноября колонна нацистов была разогнана баварской полицией. Погибли 16 путчистов и 4 полицейских. В итоге НСДАП была временно запрещена, а её фюрер арестован и отправлен в тюрьму, где он надиктовал «Майн Кампф». Пивной путч, несмотря на неудачу, повысил узнаваемость Гитлера в немецком обществе, а память об этом дне стала ключевым элементом квазирелигиозного нацистского культа.

9 ноября 1938 г. в нацистской Германии прошла серия еврейских погромов, вошедших в историю как «Хрустальная ночь». Несмотря на то, что систематическая социально-общественная дискриминация евреев началась с момента прихода нацистов к власти в 1933 г., режим старался не лезть в сферу их экономической деятельности вплоть до осени 1938 г. Поводом для изменения политики стало убийство евреем Гершелем Гриншпаном немецкого дипломата Эрнста фом Рата в Париже. По инициативе Йозефа Геббельса партийные гауляйтеры и руководители штурмовых отрядов организовали «взрыв народного гнева», который на деле представлял собой организованные погромы, пик которых пришёлся на ночь с 9 на 10 ноября. По всей стране были разрушены, разграблены или сожжены до 1,5 тыс. синагог и около 7 тыс. магазинов. 30 тыс. человек были отправлены в концлагеря, несколько сотен были убиты или доведены до самоубийства. В течение следующего месяца на всех евреев был наложен единовременный налог в 1 млрд. марок и изданы законы, которые полностью запрещали евреям владеть бизнесом или какой-либо собственностью, а также вести любую коммерческую деятельность. «Хрустальная ночь» рассматривается в качестве важного эпизода радикализации нацистской антисемитской политики, когда вслед за социально-общественным «исключением» евреев последовало их экономическое «исключение», что впоследствии с началом войны приблизило постановку вопроса о начале физического «исключения».

9 ноября 1989 г. в разгар мирной революции в ГДР секретарь ЦК СЕПГ Гюнтер Шабовски на пресс-конференции огласил решение Политбюро открыть границу между ГДР с одной стороны и Западным Берлином и ФРГ с другой. Через несколько часов десятки тысяч восточных берлинцев начали переходить границу с Западным Берлином. В ту же ночь начался стихийный снос Берлинской Стены – пожалуй, самое яркое событие мирной революции в самой ГДР и «бархатных революций» во всём Восточном блоке.

В 1990 г. в Германии развернулись дебаты о том, какой день следует сделать общенемецким национальным праздником. 9 ноября напрашивался сам собой, но в итоге его отвергли из-за того, что этот день нёс в себе не только демократические, но и нацистские и антисемитские смыслы. В конце концов, национальным праздником объединённой Германии стало 3 октября – годовщина присоединения ГДР к ФРГ.