Красота и искусство часто рассматриваются как источник источник переживаний, которые делают жизнь вкусной, насыщенной, и дают человеку силы для свершений.
У меня, однако, складывались непростые отношения с эстетикой. Я всегда была склонна считать, что усиливает человека не красота, а правда, от которой хочется отвернуться, если она не выглядит прекрасной. Поэтому наука почти всегда ценилась мной выше искусства. Это имеет глубокие корни.
Когда мне было десять лет, на уроке природоведения нам рассказывали историю Джордано Бруно. Меня поразило тогда, что человек порой готов умереть во имя абстрактной истины.
Было понятно, почему люди жертвуют собой ради близких, ради своей страны. Как бы ни были возвышенны их действия, в подобных случаях дело касается и их лично. Но почему кто-то идет на костёр за, казалось бы, не имеющие отношения к его личности убеждения об устройстве окружающего мира? Это меня очень заинтересовало.
Позже в подростковом возрасте я наблюдала ситуации, в которых постоянное искажение правды деформировало характер людей, лгавших в том числе и для того, чтобы они сами и окружающая реальность выглядели "красивее".
Создавалось впечатление, будто человек лишается вследствие необходимости лгать внутренней опоры и ломается. Даже когда ложь на первый взгляд нейтральна в нравственном отношении и хороша в эстетическом.
И у меня сформировалось убеждение: если кто-либо честен перед собой, то он решает настоящие проблемы, и вся его энергия идет на их решение, не надо тратить её на обслуживание кажимостей. И это увеличивает эффективность в любой сфере, порождает чувство включённости в жизнь, настоящести. И если подобных «локальных актов настоящести» будет много, то и на глобальном уровне всё будет хорошо.
При этом красивость не есть непременное свойство настоящести, она может отвлекать от сути, маскировать или подменять её, а порой использоваться для обмана.
Что толку, скажем, в красивых словах, если чувства ненастоящие? Само доверие к ним, любование ими обнаруживает твою слабость. Недаром слово "прелесть" в духовном контексте имеет негативные смыслы.
Вполне понятно, что в таком умонастроении мне была близка позиция Писарева: "К чести человеческой природы вообще и человеческого ума в особенности, надо заметить, что до сих пор, кажется, ни один человек не пошел на смерть за то, что он считал красивым, и что, напротив того, нет числа тем людям, которые с радостью отдавали жизнь за то, что они считали истинным или общеполезным".
Подобные установки в сочетании с отголосками впечатлений от истории Джордано Бруно и подростковым максимализмом в духе "пойти на костёр за правду" не только дополнительно побуждали относиться к искусству как к чему-то второстепенному в противовес науке, но и привели к увлечению социалистическими идеями.
Тем же Писаревым соответствующая логика жертвенности, часто привлекающая молодёжь, выражена очень ярко: "У искусства не было и не может быть мучеников. Наука и общественная жизнь, напротив того, уже давно потеряли счет своим мученикам".
Как известно, Писарев преодолевал свой антиэстетизм, и в этом смысле я впоследствии повторила его историю. Но даже вкус к прекрасному формировался у меня на почве установки "красота есть признак истинности", которая характерна, например, для пифагорейцев и мыслителей эпохи Возрождения.
Основой, на которой я всю жизнь строила представления об этике и эстетике, так и остались понятия правды, истинности, настоящести...
210821-МСК-РОДРФ
#искусство #наука #красота #ДмитрийПисарев
У меня, однако, складывались непростые отношения с эстетикой. Я всегда была склонна считать, что усиливает человека не красота, а правда, от которой хочется отвернуться, если она не выглядит прекрасной. Поэтому наука почти всегда ценилась мной выше искусства. Это имеет глубокие корни.
Когда мне было десять лет, на уроке природоведения нам рассказывали историю Джордано Бруно. Меня поразило тогда, что человек порой готов умереть во имя абстрактной истины.
Было понятно, почему люди жертвуют собой ради близких, ради своей страны. Как бы ни были возвышенны их действия, в подобных случаях дело касается и их лично. Но почему кто-то идет на костёр за, казалось бы, не имеющие отношения к его личности убеждения об устройстве окружающего мира? Это меня очень заинтересовало.
Позже в подростковом возрасте я наблюдала ситуации, в которых постоянное искажение правды деформировало характер людей, лгавших в том числе и для того, чтобы они сами и окружающая реальность выглядели "красивее".
Создавалось впечатление, будто человек лишается вследствие необходимости лгать внутренней опоры и ломается. Даже когда ложь на первый взгляд нейтральна в нравственном отношении и хороша в эстетическом.
И у меня сформировалось убеждение: если кто-либо честен перед собой, то он решает настоящие проблемы, и вся его энергия идет на их решение, не надо тратить её на обслуживание кажимостей. И это увеличивает эффективность в любой сфере, порождает чувство включённости в жизнь, настоящести. И если подобных «локальных актов настоящести» будет много, то и на глобальном уровне всё будет хорошо.
При этом красивость не есть непременное свойство настоящести, она может отвлекать от сути, маскировать или подменять её, а порой использоваться для обмана.
Что толку, скажем, в красивых словах, если чувства ненастоящие? Само доверие к ним, любование ими обнаруживает твою слабость. Недаром слово "прелесть" в духовном контексте имеет негативные смыслы.
Вполне понятно, что в таком умонастроении мне была близка позиция Писарева: "К чести человеческой природы вообще и человеческого ума в особенности, надо заметить, что до сих пор, кажется, ни один человек не пошел на смерть за то, что он считал красивым, и что, напротив того, нет числа тем людям, которые с радостью отдавали жизнь за то, что они считали истинным или общеполезным".
Подобные установки в сочетании с отголосками впечатлений от истории Джордано Бруно и подростковым максимализмом в духе "пойти на костёр за правду" не только дополнительно побуждали относиться к искусству как к чему-то второстепенному в противовес науке, но и привели к увлечению социалистическими идеями.
Тем же Писаревым соответствующая логика жертвенности, часто привлекающая молодёжь, выражена очень ярко: "У искусства не было и не может быть мучеников. Наука и общественная жизнь, напротив того, уже давно потеряли счет своим мученикам".
Как известно, Писарев преодолевал свой антиэстетизм, и в этом смысле я впоследствии повторила его историю. Но даже вкус к прекрасному формировался у меня на почве установки "красота есть признак истинности", которая характерна, например, для пифагорейцев и мыслителей эпохи Возрождения.
Основой, на которой я всю жизнь строила представления об этике и эстетике, так и остались понятия правды, истинности, настоящести...
210821-МСК-РОДРФ
#искусство #наука #красота #ДмитрийПисарев