Из обсуждения в чате https://yangx.top/stoicstrategy
Процитирую примечание переводчика труда Сенеки «О провидении». Там не плохо о добродетели сказано:
«…Vir bonus у Сенеки — одно из важнейших понятий этики; это человек, каким он должен быть, каким его замыслила природа или бог, человек, равный богу во всем, кроме бессмертия; часто синоним мудреца, главного героя стоической философии. Впрочем, не только стоической: еще у Эсхила, Софокла и Еврипида в центре трагического действа всегда помещался ανήρ καλος καγαθος — доблестный и прекрасный муж.
Vir bonus буквально переводится на русский язык как хороший, или добрый человек, однако значение этих слов по-латыни иное (его лучше передает перевод Козьмы Пруткова доблий муж). Vir — муж — это не видовое (человек) и не половое (мужчина, супруг) понятие; это свободный полноправный гражданин, носящий оружие; воин, хозяин и отец семейства.
Bonus — хороший, добрый — не подразумевает любви к ближнему, милосердия и снисходительности, как в русской христианизованной культуре; здесь не добротá, а добрóта — не направленное вовне милосердие, а внутреннее совершенство присущих от природы свойств.
Так, прямая линия будет тем добрее, чем она прямее, а муж будет добрым настолько, насколько он мужествен, т. е. силен, искусен в военном деле, храбр, тверд, серьезен, справедлив и разумен.
От слова vir производное virtus — добродетель, доблесть — важнейшее понятие для Сенеки и стоической философии вообще.
В отличие от русского добродетель латинское virtus предполагает прежде всего не совершение добрых дел вовне (помощь бедным и больным, спасение попавших в беду), а внутреннее совершенство в качестве мужа, т. е. высшую степень вышеперечисленных составляющих мужественности.»(с)
#virtus #arete
Процитирую примечание переводчика труда Сенеки «О провидении». Там не плохо о добродетели сказано:
«…Vir bonus у Сенеки — одно из важнейших понятий этики; это человек, каким он должен быть, каким его замыслила природа или бог, человек, равный богу во всем, кроме бессмертия; часто синоним мудреца, главного героя стоической философии. Впрочем, не только стоической: еще у Эсхила, Софокла и Еврипида в центре трагического действа всегда помещался ανήρ καλος καγαθος — доблестный и прекрасный муж.
Vir bonus буквально переводится на русский язык как хороший, или добрый человек, однако значение этих слов по-латыни иное (его лучше передает перевод Козьмы Пруткова доблий муж). Vir — муж — это не видовое (человек) и не половое (мужчина, супруг) понятие; это свободный полноправный гражданин, носящий оружие; воин, хозяин и отец семейства.
Bonus — хороший, добрый — не подразумевает любви к ближнему, милосердия и снисходительности, как в русской христианизованной культуре; здесь не добротá, а добрóта — не направленное вовне милосердие, а внутреннее совершенство присущих от природы свойств.
Так, прямая линия будет тем добрее, чем она прямее, а муж будет добрым настолько, насколько он мужествен, т. е. силен, искусен в военном деле, храбр, тверд, серьезен, справедлив и разумен.
От слова vir производное virtus — добродетель, доблесть — важнейшее понятие для Сенеки и стоической философии вообще.
В отличие от русского добродетель латинское virtus предполагает прежде всего не совершение добрых дел вовне (помощь бедным и больным, спасение попавших в беду), а внутреннее совершенство в качестве мужа, т. е. высшую степень вышеперечисленных составляющих мужественности.»(с)
#virtus #arete
Человек высокого уровня активности и ответственности - «правый человек» - является носителем идеи дела, которым он занимается. Его дело одновременно и его призвание, в этом он видит смысл своей активности.
Внутренняя активность побуждения себя и других на что-то, одновременно самоопределяет личность, это дисциплинирующее насилие.
Такую практику самопреодоления, следует отличать от «практики самоотрицания», отказа от властвования над собой (и – закономерно продолжая – над другими), от ответственности за взятое дело и качество его исполнения. В этом смысле отказ от насилия над собой уже является отказом от себя и своей субъектности.
Продуктом такого властного насилия (в первую очередь над самим собой) и становится активность и инициатива, создание чего-то «нового».
Культура трудовой активности, влияет и на отношение к власти и политическими формами, основанными на субъектной способности (человека, общины, корпорации).
Человек относится к государству (общине, корпорации, своему делу) как к лично своему, уже не частному, но публичному корпоративному делу, потому что априорно видит во властном порядке над собой не насилие, а свободу, не «неизбежное зло», а ценность.
#arete #virtus #respublica #корпоративный_дух
Внутренняя активность побуждения себя и других на что-то, одновременно самоопределяет личность, это дисциплинирующее насилие.
Такую практику самопреодоления, следует отличать от «практики самоотрицания», отказа от властвования над собой (и – закономерно продолжая – над другими), от ответственности за взятое дело и качество его исполнения. В этом смысле отказ от насилия над собой уже является отказом от себя и своей субъектности.
Продуктом такого властного насилия (в первую очередь над самим собой) и становится активность и инициатива, создание чего-то «нового».
Культура трудовой активности, влияет и на отношение к власти и политическими формами, основанными на субъектной способности (человека, общины, корпорации).
Человек относится к государству (общине, корпорации, своему делу) как к лично своему, уже не частному, но публичному корпоративному делу, потому что априорно видит во властном порядке над собой не насилие, а свободу, не «неизбежное зло», а ценность.
#arete #virtus #respublica #корпоративный_дух
"Личное – как все любят говорить это слово, мать их – это политика. Так что если какой-нибудь идиот-политик, облечённый властью, попытается претворить в жизнь решение, причиняющее страдания тебе или тем, кто тебе дорог, ПРИНИМАЙ ЭТО КАК ЛИЧНОЕ ОСКОРБЛЕНИЕ. Злись. Заводись. Машина правосудия тебе не поможет – она холодная и неповоротливая и принадлежит сильным мира сего, как железом, так и программным обеспечением. От рук правосудия страдают лишь маленькие люди; те, в чьих руках власть, с улыбкой ускользают от неё. Если хочешь добиться правосудия, вырви его у них из рук. Пусть это станет твоим ЛИЧНЫМ делом.... ГРОМКО ЗАЯВИ О СЕБЕ. Только в этом случае у тебя появится надежда, что в следующий раз к тебе отнесутся серьёзно. Посчитают опасным. И пойми правильно: это ЕДИНСТВЕННОЕ, что отличает в глазах политиков игрока от мелкой сошки. С игроками надо договариваться. Мелочь устраняют с дороги. И снова и снова твою ликвидацию, твои мучения и жестокую смерть политики будут страшно оскорблять, они будут утверждать, что это высокая политика, что так устроен мир, что жизнь у нас суровая и не надо принимать случившееся как ЛИЧНУЮ ОБИДУ. Так вот, посылай их ко всем чертям. Пусть это станет личным.
Куэллкрист Фальконер
«То, что я уже должна была понять» Том II"
Видоизмененный углерод - Ричард К. Морган
#virtus
Куэллкрист Фальконер
«То, что я уже должна была понять» Том II"
Видоизмененный углерод - Ричард К. Морган
#virtus
Человек смеющий обещать.
Ф. Ницше писал о задаче дрессировки человека смеющего обещать в отличие от животного, не способного на это.
«Человек собственной независимой длительной воли, смеющий обещать, — и в нем гордое... сознание собственной мощи и свободы, чувство совершенства человека вообще.
Этот вольноотпущенник, действительно смеющий обещать, этот господин над свободной волей, этот суверен — ему ли было не знать того, каким преимуществом обладает он перед всем тем, что не вправе обещать и ручаться за себя, сколько доверия, сколько страха, сколько уважения внушает он — то, другое и третье суть его «заслуга» — и что вместе с этим господством над собою ему по необходимости вменено и господство над обстоятельствами, над природой и всеми неустойчивыми креатурами с так или иначе отшибленной волей?
«Свободный» человек, держатель долгой несокрушимой воли, располагает в этом своем владении также и собственным мерилом ценности: он сам назначает себе меру своего уважения и презрения к другим; и с такою же необходимостью, с какой он уважает равных себе, сильных и благонадежных людей (тех, кто вправе обещать), — стало быть, всякого, кто, точно некий суверен, обещает с трудом, редко, медля, кто скупится на свое доверие, кто награждает своим доверием, кто дает слово как такое, на которое можно положиться, ибо чувствует себя достаточно сильным, чтобы сдержать его даже вопреки несчастным случаям, даже "вопреки судьбе", — с такою же необходимостью у него всегда окажется наготове пинок для шавок, дающих обещания без всякого на то права, и розга для лжеца, нарушающего свое слово, еще не успев его выговорить.
Гордая осведомленность об исключительной привилегии ответственности, сознание этой редкостной свободы, этой власти над собою и судьбой проняло его до самой глубины и стало инстинктом, доминирующим инстинктом..., этот суверенный человек называет его своей совестью…»[1]
Сознание силы и свободы позволяет давать слово. Но аристократическое обещание есть в первую очередь воплощение господства над собой: такого господства, которое признаёт достойным и равным себе как добро, так и зло, как сдержанность, так и страсть.
Суть обещания не в том, что будет совершено определенное действие, а в том, что оно будет совершено определенным человеком со всеми его возможностями, ограничениями и непредсказуемостями, что
именно он выйдет на бой с судьбой и с внешними обстоятельствами, которые в сущности ничто по сравнению с взятой на себя ответственностью.
Это обещание основано на
том, что замок стоит и будет стоять, что бы ни происходило в природе и человечестве.[2]
1. Ф. Ницше - К генеалогии морали
2. О.П.Зубец - Об аристократизме
#aristo #arete #virtus
Ф. Ницше писал о задаче дрессировки человека смеющего обещать в отличие от животного, не способного на это.
«Человек собственной независимой длительной воли, смеющий обещать, — и в нем гордое... сознание собственной мощи и свободы, чувство совершенства человека вообще.
Этот вольноотпущенник, действительно смеющий обещать, этот господин над свободной волей, этот суверен — ему ли было не знать того, каким преимуществом обладает он перед всем тем, что не вправе обещать и ручаться за себя, сколько доверия, сколько страха, сколько уважения внушает он — то, другое и третье суть его «заслуга» — и что вместе с этим господством над собою ему по необходимости вменено и господство над обстоятельствами, над природой и всеми неустойчивыми креатурами с так или иначе отшибленной волей?
«Свободный» человек, держатель долгой несокрушимой воли, располагает в этом своем владении также и собственным мерилом ценности: он сам назначает себе меру своего уважения и презрения к другим; и с такою же необходимостью, с какой он уважает равных себе, сильных и благонадежных людей (тех, кто вправе обещать), — стало быть, всякого, кто, точно некий суверен, обещает с трудом, редко, медля, кто скупится на свое доверие, кто награждает своим доверием, кто дает слово как такое, на которое можно положиться, ибо чувствует себя достаточно сильным, чтобы сдержать его даже вопреки несчастным случаям, даже "вопреки судьбе", — с такою же необходимостью у него всегда окажется наготове пинок для шавок, дающих обещания без всякого на то права, и розга для лжеца, нарушающего свое слово, еще не успев его выговорить.
Гордая осведомленность об исключительной привилегии ответственности, сознание этой редкостной свободы, этой власти над собою и судьбой проняло его до самой глубины и стало инстинктом, доминирующим инстинктом..., этот суверенный человек называет его своей совестью…»[1]
Сознание силы и свободы позволяет давать слово. Но аристократическое обещание есть в первую очередь воплощение господства над собой: такого господства, которое признаёт достойным и равным себе как добро, так и зло, как сдержанность, так и страсть.
Суть обещания не в том, что будет совершено определенное действие, а в том, что оно будет совершено определенным человеком со всеми его возможностями, ограничениями и непредсказуемостями, что
именно он выйдет на бой с судьбой и с внешними обстоятельствами, которые в сущности ничто по сравнению с взятой на себя ответственностью.
Это обещание основано на
том, что замок стоит и будет стоять, что бы ни происходило в природе и человечестве.[2]
1. Ф. Ницше - К генеалогии морали
2. О.П.Зубец - Об аристократизме
#aristo #arete #virtus
Ответственность перед другими мотивирует нас сильнее, чем ответственность перед самим собой, что в общем то вполне ожидаемо, если мы располагаем себя в центральной точке зрения на мир.
Обещать себе не имеет смысла, ведь мир равен нашему "мы" и мы сами даём оценку своим действиям.
Другое дело если речь идёт о зависимости, страсти или привычке, потому, что против этого восстает совесть, оскорбленная добровольным подчинением, не соответствием моего состояния моим идеалам.
Нравственный человек, радуясь соответствию реального идеальному, насколько оно удалось, с другой стороны, обречен на вечное беспокойство и постоянную неудовлетворенность существующим порядком вещей, поскольку никогда не устраняется противоречие между сущим и должным.
Хаос и произвол всегда проглядывают за кажущейся гармонией, непреодолимая необходимость и слепая случайность – за кажущейся свободой и творчеством, разрушение и гибель – за кажущимся развитием и продолжением рода, временная разорванность – за кажущейся непрерывностью, всеобщее страдание – за кажущимся ликованием, и совесть, как реакция нравственного человека на противоречие сущего и должного, не позволяет смириться с действительностью, как она есть, и требует, вопреки очевидности, провозглашения идеальных ценностей — гармонии, свободы, творчества, милосердия и т.д.
Благородный человек старается, насколько это возможно, исключить из реальной действительности все, что не соответствует идеалу.
Если реальная жизнь этого мира не признается нормальной, значит, нравственной нормой должен быть отказ от многих вещей, не соответствующих, чуждых бытию подлинному.
Такой отказ через сопротивление склонностям, обуздание желаний, ограничение потребностей как бы отодвигает от меня то, что не соответствует идеалу. И наоборот, всякое, хотя бы незначительное привнесение в жизнь свободного, вечного, милосердного и упорядочивающего начала дает моральное удовлетворение, нравственную гордость. Оно как бы подвигает нелепую действительность к идеальному состоянию. И потому любое исполнение долга есть подвиг.
Учитывая все сказанное, нравственный человек – самое недовольное существо на свете! Ему можно дать все, что есть в мире и даже весь мир, а он все равно будет стремиться к идеальному состоянию мира.
В.П.Фетисов - Солнце не заходит
#arete #virtus
Обещать себе не имеет смысла, ведь мир равен нашему "мы" и мы сами даём оценку своим действиям.
Другое дело если речь идёт о зависимости, страсти или привычке, потому, что против этого восстает совесть, оскорбленная добровольным подчинением, не соответствием моего состояния моим идеалам.
Нравственный человек, радуясь соответствию реального идеальному, насколько оно удалось, с другой стороны, обречен на вечное беспокойство и постоянную неудовлетворенность существующим порядком вещей, поскольку никогда не устраняется противоречие между сущим и должным.
Хаос и произвол всегда проглядывают за кажущейся гармонией, непреодолимая необходимость и слепая случайность – за кажущейся свободой и творчеством, разрушение и гибель – за кажущимся развитием и продолжением рода, временная разорванность – за кажущейся непрерывностью, всеобщее страдание – за кажущимся ликованием, и совесть, как реакция нравственного человека на противоречие сущего и должного, не позволяет смириться с действительностью, как она есть, и требует, вопреки очевидности, провозглашения идеальных ценностей — гармонии, свободы, творчества, милосердия и т.д.
Благородный человек старается, насколько это возможно, исключить из реальной действительности все, что не соответствует идеалу.
Если реальная жизнь этого мира не признается нормальной, значит, нравственной нормой должен быть отказ от многих вещей, не соответствующих, чуждых бытию подлинному.
Такой отказ через сопротивление склонностям, обуздание желаний, ограничение потребностей как бы отодвигает от меня то, что не соответствует идеалу. И наоборот, всякое, хотя бы незначительное привнесение в жизнь свободного, вечного, милосердного и упорядочивающего начала дает моральное удовлетворение, нравственную гордость. Оно как бы подвигает нелепую действительность к идеальному состоянию. И потому любое исполнение долга есть подвиг.
Учитывая все сказанное, нравственный человек – самое недовольное существо на свете! Ему можно дать все, что есть в мире и даже весь мир, а он все равно будет стремиться к идеальному состоянию мира.
В.П.Фетисов - Солнце не заходит
#arete #virtus
Обобщающий термин аристократизм, можно применить для описания большинства анти-модернистских философских течений, от Фихте, Ницше, Шмитта, Ортеги-И-Гассета и далее от Соловьева, Бердяева, Бахтина до Фетисова и Дугина.
Любая сколько-то завершенная философская система является фундаментом для политической доктрины и если говорить о КР, то по нашему мнению, ее фундаметом является именно философия аристократизма.
Обращаясь к вечным античным добродетелям, аристократизм создает такой тип человека для которого принципы КР не утопия, а политическая программа, реальный план взаимодействия с внешним миром.
Осуществление такой политической программы становиться возможно только при одном условии — при появлении этого нового типа человека. Уничтожая все различия, современность в то же время позволяет овладеть таким мирровозрением гораздо более широким слоям общества, чем это было возможно в античности.
Выбор между посредственным "нормальным" сознанием и становлением личности перестает быть полностью обусловленной данностью, делая аристократизм консервативных революционеров более актуальным, чем он когда либо был раньше.
"Нормальный", "рядовой человек" будет неизбежно вносить свое извращенное (неправильное) понимание в любые непостижимые для него идеи, кажущиеся ему только вредной и опасной утопией.
Однако, если Homo sapiens превращается в Homo virtus (человек благородный) - то утопия перестает быть таковой и воплощается в реальности, становится достижимой.
Добродетель-безупречность (arete), стремление к недостижимому совершенству — тот самый мостик над пропастью, который соединяет нового человека, аристократа духа, с остальным обществом.
Мягкий элитизм, добровольность и открытость участия, мировоззрение из центра человеческого бытия, вечное балансирование между крайностями и отсутствие внешнего авторитета и данности по отношению ко всем сферам жизни, в следствии преобладания внутреннего индивидуального закона - разительно отличает КР от остальных политических теорий.
Ядро КР сформировали именно такие личности аристократического типа, воспринимаюшие "Я", как часть целого, одновременно - обособленные, различающие, всегда проводящие границу между достойным и недостойным, и в то же время тяготеющие к обществу равных.
Для них имеется только один мир и этот мир начинается там, где мы находимся, он повсюду вокруг нас. И поскольку центр в нас, inter pares (для равных) «центр повсюду».
В своём стремлении к целостности КР идет намного дальше, не ограничиваясь дефрагментацией личностей и объединения их в пестрое единство.
Нет дальнего предела - любое из мест мира подчиняется одним и тем же законам. Возможно различение отдельных частей в Целом, но не их разделение.
Любая черезмерность, односторонее предпочтение вызывают протест - из центра видна тщетность попыток соединить идеальное с реальным и духовное с материальным.
В центре они пересекаются не соединяясь, amor fati аристократа духа состоит в том, чтобы бесстрастно смотреть на все проявления мира, но полагаться только на себя.
Даже «вечность» для него не вне времени и не над временем, она представляет собой свернутое в его сознании время – прошлое и будущее как настоящее.
Он присутствует здесь и везде, он есть - весь и всегда.
#КР #virtus #aristo #arete #личность #элита #amor_fati #радикальный_субъект
Любая сколько-то завершенная философская система является фундаментом для политической доктрины и если говорить о КР, то по нашему мнению, ее фундаметом является именно философия аристократизма.
Обращаясь к вечным античным добродетелям, аристократизм создает такой тип человека для которого принципы КР не утопия, а политическая программа, реальный план взаимодействия с внешним миром.
Осуществление такой политической программы становиться возможно только при одном условии — при появлении этого нового типа человека. Уничтожая все различия, современность в то же время позволяет овладеть таким мирровозрением гораздо более широким слоям общества, чем это было возможно в античности.
Выбор между посредственным "нормальным" сознанием и становлением личности перестает быть полностью обусловленной данностью, делая аристократизм консервативных революционеров более актуальным, чем он когда либо был раньше.
"Нормальный", "рядовой человек" будет неизбежно вносить свое извращенное (неправильное) понимание в любые непостижимые для него идеи, кажущиеся ему только вредной и опасной утопией.
Однако, если Homo sapiens превращается в Homo virtus (человек благородный) - то утопия перестает быть таковой и воплощается в реальности, становится достижимой.
Добродетель-безупречность (arete), стремление к недостижимому совершенству — тот самый мостик над пропастью, который соединяет нового человека, аристократа духа, с остальным обществом.
Мягкий элитизм, добровольность и открытость участия, мировоззрение из центра человеческого бытия, вечное балансирование между крайностями и отсутствие внешнего авторитета и данности по отношению ко всем сферам жизни, в следствии преобладания внутреннего индивидуального закона - разительно отличает КР от остальных политических теорий.
Ядро КР сформировали именно такие личности аристократического типа, воспринимаюшие "Я", как часть целого, одновременно - обособленные, различающие, всегда проводящие границу между достойным и недостойным, и в то же время тяготеющие к обществу равных.
Для них имеется только один мир и этот мир начинается там, где мы находимся, он повсюду вокруг нас. И поскольку центр в нас, inter pares (для равных) «центр повсюду».
В своём стремлении к целостности КР идет намного дальше, не ограничиваясь дефрагментацией личностей и объединения их в пестрое единство.
Нет дальнего предела - любое из мест мира подчиняется одним и тем же законам. Возможно различение отдельных частей в Целом, но не их разделение.
Любая черезмерность, односторонее предпочтение вызывают протест - из центра видна тщетность попыток соединить идеальное с реальным и духовное с материальным.
В центре они пересекаются не соединяясь, amor fati аристократа духа состоит в том, чтобы бесстрастно смотреть на все проявления мира, но полагаться только на себя.
Даже «вечность» для него не вне времени и не над временем, она представляет собой свернутое в его сознании время – прошлое и будущее как настоящее.
Он присутствует здесь и везде, он есть - весь и всегда.
#КР #virtus #aristo #arete #личность #элита #amor_fati #радикальный_субъект
Термин Nova nobilitas (новая аристократия/ дворянство, также можно перевести как новое благородство) впервые использовал Марк Аврелий Марий в своей речи после избрания консулом. Он причислял себя к новому типу знати, хотя и не имеющей знатных предков, но олицетворяющей истинные добродетели, которые родовая знать успела растерять, погрязнув в роскоши и безделье.
Homo novus (с лат. — «новый человек», мн. ч. homines novi) — в Древнем Риме — название человека из незнатного и малоизвестного рода или из плебса, получившего высшие магистратуры («курульный магистрат»), в отличие от нобилитета (точное определение новых людей и нобилитета в древнеримских источниках отсутствует).
Homo Novus находились в оппозиции к nobilitas. «Новые люди», знать достигшая высоких должностей за счёт собственных сил и компетенций, такие как Катон Старший, Марк Аврелий или Цицерон, являлись исключениями, подтверждающими правила.
Они обладали «стремлением победить старую аристократию своей доблестью». На новых людей из богатых плебейских семей, сделавших состояние на бизнесе, действительно смотрели свысока со стороны нобилитета, руководившего магистратами в течение нескольких поколений.
Во времена Древнего Рима слово novus имело трудноуловимый в современных языках оттенок презрения (ср. «новый русский», «новодел», «нувориш»).
#элита #aristo #virtus
https://telegra.ph/Rimskij-nobilitet-i-novye-lyudi-08-24
Homo novus (с лат. — «новый человек», мн. ч. homines novi) — в Древнем Риме — название человека из незнатного и малоизвестного рода или из плебса, получившего высшие магистратуры («курульный магистрат»), в отличие от нобилитета (точное определение новых людей и нобилитета в древнеримских источниках отсутствует).
Homo Novus находились в оппозиции к nobilitas. «Новые люди», знать достигшая высоких должностей за счёт собственных сил и компетенций, такие как Катон Старший, Марк Аврелий или Цицерон, являлись исключениями, подтверждающими правила.
Они обладали «стремлением победить старую аристократию своей доблестью». На новых людей из богатых плебейских семей, сделавших состояние на бизнесе, действительно смотрели свысока со стороны нобилитета, руководившего магистратами в течение нескольких поколений.
Во времена Древнего Рима слово novus имело трудноуловимый в современных языках оттенок презрения (ср. «новый русский», «новодел», «нувориш»).
#элита #aristo #virtus
https://telegra.ph/Rimskij-nobilitet-i-novye-lyudi-08-24
Telegraph
Римский нобилитет и "новые люди"
Нобилитет (от лат . nobilitas , «знаменитость») относится к правящему классу средней и поздней Римской республики и периода принципата , сложившегося после окончания «сословных схваток». Сами римляне называли nobilis (множественное число: nobiles ) членов…
«Зачем так тверд! — сказал однажды древесный уголь алмазу. — Разве мы не близкие родственники?» —
Зачем так мягки? О братья мои, так спрашиваю я вас: разве вы — не мои братья?
Зачем так мягки, так покорны и уступчивы?
Зачем так много отрицания, отречения в сердце вашем?
Так мало рока во взоре вашем?
А если вы не хотите быть роковыми и непреклонными, — как можете вы когда-нибудь вместе со мною — победить?
А если ваша твердость не хочет сверкать и резать и рассекать, — как можете вы когда-нибудь вместе со мною — созидать?
Все созидающие именно тверды. И блаженством должно казаться вам налагать вашу руку на тысячелетия, как на воск, —
— блаженством, писать на воле тысячелетий, как на бронзе, — тверже, чем бронза, благороднее, чем бронза.
Эту новую скрижаль, о братья мои, даю я вам:
Фридрих Ницше - «Так говорил Заратустра», О старых и новых скрижалях, фр.29
#arete #virtus
Зачем так мягки? О братья мои, так спрашиваю я вас: разве вы — не мои братья?
Зачем так мягки, так покорны и уступчивы?
Зачем так много отрицания, отречения в сердце вашем?
Так мало рока во взоре вашем?
А если вы не хотите быть роковыми и непреклонными, — как можете вы когда-нибудь вместе со мною — победить?
А если ваша твердость не хочет сверкать и резать и рассекать, — как можете вы когда-нибудь вместе со мною — созидать?
Все созидающие именно тверды. И блаженством должно казаться вам налагать вашу руку на тысячелетия, как на воск, —
— блаженством, писать на воле тысячелетий, как на бронзе, — тверже, чем бронза, благороднее, чем бронза.
Совершенно твердо только благороднейшее.Эту новую скрижаль, о братья мои, даю я вам:
станьте тверды! —Фридрих Ницше - «Так говорил Заратустра», О старых и новых скрижалях, фр.29
#arete #virtus
Nova Nobilitas
«Зачем так тверд! — сказал однажды древесный уголь алмазу. — Разве мы не близкие родственники?» — Зачем так мягки? О братья мои, так спрашиваю я вас: разве вы — не мои братья? Зачем так мягки, так покорны и уступчивы? Зачем так много отрицания, отречения…
В диалоге алмаза и древесного угля, имеющих общую химическую формулу углерода, уголь желал бы, чтобы алмаз был подобен ему.
Я не раз поднимал тему восходящего и нисходящего устремления, условно "правого" и "левого". Выходя за рамки политического дискурса, образ мысли, который я называю левым представляет собой "игру на понижение", где любой феномен считается исключением из правил, а общая закономерность отрицается.
Древесный уголь, не желает признать своё родство с алмазом, не желает ждать миллионы лет, чтобы приблизиться к его качествам, такая трансформация не только длительна, но и болезненна.
Условно "правый" алмаз, повторюсь - аллюзии с политическими движениями уместны, но являются частным случаем более общего правила (зачастую цели и способы используемые политическими движениями, противоречат их декларациям и "левые" могут оказаться в итоге гораздо правее "правых"), так вот, условно "правый" алмаз, в свою очередь недоумевает. Для него твердость это самоутверждение, а отношение древесного угля это самотрицание.
Древесному углю уготована судьба стать алмазом, а отказ приблизиться, желать его твердости - предательство себя.
А значит, это путь проигравших... Тех, кто не смог принять свой рок, следовать своему предназначению.
Что думает мрамор под рукой скульптора? Созидание это, в том числе, муки и лишения. Лишнее приходится отсекать, чтобы исполнить замысел.
Творцы и их творения остаются в веках. Но сколько твердости и сил они затрачивают, порой жертвуя покоем, достатком и комфортом - ради одного шедевра.
Совершенно твердо только благороднейшее.
Конечно, твердость не единственный критерий благородства, однако что будет стоить оно, не имей внутренней силы?
Благородство - моральная сила, требующая быть сильным, в конечном счете слабость - аморальна.
Будьте твердыми, друзья. Прочно отстаивайте своё.
#arete #virtus
Я не раз поднимал тему восходящего и нисходящего устремления, условно "правого" и "левого". Выходя за рамки политического дискурса, образ мысли, который я называю левым представляет собой "игру на понижение", где любой феномен считается исключением из правил, а общая закономерность отрицается.
Древесный уголь, не желает признать своё родство с алмазом, не желает ждать миллионы лет, чтобы приблизиться к его качествам, такая трансформация не только длительна, но и болезненна.
Условно "правый" алмаз, повторюсь - аллюзии с политическими движениями уместны, но являются частным случаем более общего правила (зачастую цели и способы используемые политическими движениями, противоречат их декларациям и "левые" могут оказаться в итоге гораздо правее "правых"), так вот, условно "правый" алмаз, в свою очередь недоумевает. Для него твердость это самоутверждение, а отношение древесного угля это самотрицание.
Древесному углю уготована судьба стать алмазом, а отказ приблизиться, желать его твердости - предательство себя.
А значит, это путь проигравших... Тех, кто не смог принять свой рок, следовать своему предназначению.
Что думает мрамор под рукой скульптора? Созидание это, в том числе, муки и лишения. Лишнее приходится отсекать, чтобы исполнить замысел.
Творцы и их творения остаются в веках. Но сколько твердости и сил они затрачивают, порой жертвуя покоем, достатком и комфортом - ради одного шедевра.
Совершенно твердо только благороднейшее.
Конечно, твердость не единственный критерий благородства, однако что будет стоить оно, не имей внутренней силы?
Благородство - моральная сила, требующая быть сильным, в конечном счете слабость - аморальна.
Будьте твердыми, друзья. Прочно отстаивайте своё.
#arete #virtus
Как уже писалось, уважение сглаживает границы и противоречия. То что мы уважаем включается в наш мир либо как то к чему можно стремится, либо как признание в предмете уважения родственных черт.
Достойного врага необходимо уважать, за его стойкость, за его верность своим идеалам, отличным от наших - словом за всё то, что и делает врага достойным. Такой враг - наш оппонент, он действует внутри нашего мира, он не менее важная его часть как и наш друг.
В ситуации уважения врага, всегда есть шанс либо его победить, либо окончить вражду другим путем. Уважение оставляет открытым окончательное решение, оно динамично и позволяет развитие.
Однако мы не можем с легкостью включать всё в свой мир.
Уважение взаимно и рано или поздно, мы столкнемся с силами отказывающими в этой взаимности. Такой отказ - окончание диалога, невозможность сохранить неопределенность исхода, это уже не противостояние, а антоганизм, требующий окончательного решения.
Ненависть самый легкий выбор, но ненавидя, мы невольно приравниваем себя к объекту ненависти, снова вступаем с ним в диалог.
Бессильная злоба может превратиться в рессентимент и, вместо аристократичного возвышения над миром, приравняет нас к своему объекту. Если есть ненависть, то есть что сравнивать: мотивы, ценности, стремления - за ними признается право на существование. Отвратительные, неприемлемые для нас - но существующие с нашего попущения. Своей злобой мы даруем им жизнь.
Научится презирать, гораздо сложнее. Презрение часто связывают с гордыней, потому, что презирая, человек ставит себя выше объекта презрения, но это не верно. Ставить себя выше, самовыдвигаться, было бы признанием своей слабости, признанием самой возможности сравнения.
Настоящее презрение возвышает и над самим собой. Отказ от любого другого отношения возвышает над
неумолимой действительностью, это выход за пределы её законов. Это не жест отчаяния, перед невозможностью что либо изменить, а напротив доказательство уже свершившейся победы не поддавшегося ей духа.
«Ненависть злит противника, презрение обезоруживает его. Ненавидя, мы разрушаемся, а презирая, совершенствуемся.
Акт презрения аристократичен по природе, он превращает человека в героя, благородного рыцаря. Даже когда силой побеждаешь противника, не возвышаешься так, как в бессильном презрении, потому что, презирая, ты побеждаешь непобедимое и проявляешь сверхъестественные способности.
Только презирая, ты действительно свободен, т.е. освобожден от ненавистной действительности. Любое другое отношение сохраняет твою зависимость от нее. Презрение – вот подлинный акт свободы перед суровой необходимостью этого мира.» (В.П.Фетисов - Возвращение в мир)
По настоящему презирать можно только то, что уже побеждено, то что не имеет уже над нами своей власти.
#arete #virtus #эмоции
Достойного врага необходимо уважать, за его стойкость, за его верность своим идеалам, отличным от наших - словом за всё то, что и делает врага достойным. Такой враг - наш оппонент, он действует внутри нашего мира, он не менее важная его часть как и наш друг.
В ситуации уважения врага, всегда есть шанс либо его победить, либо окончить вражду другим путем. Уважение оставляет открытым окончательное решение, оно динамично и позволяет развитие.
Однако мы не можем с легкостью включать всё в свой мир.
Уважение взаимно и рано или поздно, мы столкнемся с силами отказывающими в этой взаимности. Такой отказ - окончание диалога, невозможность сохранить неопределенность исхода, это уже не противостояние, а антоганизм, требующий окончательного решения.
Ненависть самый легкий выбор, но ненавидя, мы невольно приравниваем себя к объекту ненависти, снова вступаем с ним в диалог.
Бессильная злоба может превратиться в рессентимент и, вместо аристократичного возвышения над миром, приравняет нас к своему объекту. Если есть ненависть, то есть что сравнивать: мотивы, ценности, стремления - за ними признается право на существование. Отвратительные, неприемлемые для нас - но существующие с нашего попущения. Своей злобой мы даруем им жизнь.
Научится презирать, гораздо сложнее. Презрение часто связывают с гордыней, потому, что презирая, человек ставит себя выше объекта презрения, но это не верно. Ставить себя выше, самовыдвигаться, было бы признанием своей слабости, признанием самой возможности сравнения.
Настоящее презрение возвышает и над самим собой. Отказ от любого другого отношения возвышает над
неумолимой действительностью, это выход за пределы её законов. Это не жест отчаяния, перед невозможностью что либо изменить, а напротив доказательство уже свершившейся победы не поддавшегося ей духа.
«Ненависть злит противника, презрение обезоруживает его. Ненавидя, мы разрушаемся, а презирая, совершенствуемся.
Акт презрения аристократичен по природе, он превращает человека в героя, благородного рыцаря. Даже когда силой побеждаешь противника, не возвышаешься так, как в бессильном презрении, потому что, презирая, ты побеждаешь непобедимое и проявляешь сверхъестественные способности.
Только презирая, ты действительно свободен, т.е. освобожден от ненавистной действительности. Любое другое отношение сохраняет твою зависимость от нее. Презрение – вот подлинный акт свободы перед суровой необходимостью этого мира.» (В.П.Фетисов - Возвращение в мир)
По настоящему презирать можно только то, что уже побеждено, то что не имеет уже над нами своей власти.
#arete #virtus #эмоции