А мы тут плюшками балуемся...

Проснулись-потянулись? Ну так скорее к экрану — на канале ЦРИ воскресные мультики показывают! Быстров и Белькович решили, что в честь Нового года полагается немного пошалить, и хвалили либералов обсудили недетские сюжеты советской мультипликации.

Обязательно ли слушаться бабушку, чтобы избежать обвинений в левом ревизионизме, и готов ли Пятачок к революционному действию? Нужен ли русским людям волшебник в голубом вертолёте и найдёт ли Фунтик спасение в рассеянном спектакле капитализма? Из чьих мультфильмов Белькович узнал о вермуте «Чинзано» и яхт-спорте, а Быстров понял, что слова «ром» и «смерть» означают для него одно и то же? Ну и конечно же… Какой заяц, какой орёл, какая блоха?!

Мы раньше почему такие вредные были? Потому что у нас Бусти не было!

Расширенная версия разговора Родиона Бельковича с добрым другом ЦРИ Фёдором Лукьяновым.

Навстречу инаугурации - кого привёл Трамп.

https://globalaffairs.ru/articles/protiv-politiki-belkovich/

Рожество Твое Христе Боже наш, возсия мирови Свет разумныи, в нем бо иже звездам служащии, звездою поучахуся, Тебе кланятися Солнцу праведному, и Тебе ведети свыше восток, Господи слава Тебе.

(Рождество Христово из праздничного чина церкви Николы Гостинопольского монастыря, к. XV в. Палаццо Леони Монтанари, Виченца)

Вчера умер Ле Пен, фигура, символизирующая поколение, которое даже в контексте послевоенной Европы сумело найти в себе силы отказаться от присяги на верность стандартному набору либерально-демократических слоганов. Можно недолюбливать и Ле Пена лично, и французов вообще, но отрицать наличие в этом bête noire известного класса, которого лишено подавляющее большинство современных политиков, невозможно. Французские правые, вынужденные выкарабкиваться из глубокого политического подполья, в которое загнали их внезапно «раскаявшиеся» европейцы после войны, не могли бы достичь своих успехов сегодня, если бы тогда в их рядах не было фигур, опирающихся на старые представления о том, что такое публичная персона. Люди хотят видеть в качестве своих лидеров тех, кто готов произносить вещи, которые могут не нравиться popolari.

Французам было тяжелее, чем итальянцам — всё же MSI практически сразу стали влиятельной структурой, имеющей довольно заметное парламентское присутствие. Ле Пену и компании приходилось действовать в политических условиях, где персонажи вроде Сартра и Фанона, претендуя на историческое наследие 1789 года, всё же значительно глубже проникли в мышление республики о самой себе. Тем интереснее опыт французских правых. Франция остаётся важной частью Европы, всё ещё таящей в себе нетленные сокровища православных и католических святых, помноженные на революционные традиции.

Мой личный интерес к «французской линии» подогревался разговорами с Владимиром Игоревичем Карпцом, ушедшим от нас тоже в январе, восемь лет тому назад. Он немало сделал для того, чтобы французская тема продолжала звучать в России. На фотографии Владимир Игоревич беседует с Ле Пеном. Я смотрю на них и вспоминаю ритм тягучего и глубокого русского языка, доступный только человеку масштаба Карпца или Ле Пена. Тогда они говорили на французском. А сейчас эти большие люди, я уверен, снова беседуют, но уже на каком-то совсем другом языке, изучение которого начнётся у нас только со следующего класса.

Автор: Родион Белькович
Полный текст

Новый год начинается в лучших традициях прошлого — как будто перемена порядкового номера могла что-то изменить! И снова мы вяло раскачиваемся на привычных качелях: тревожные ноты сменяются осторожным оптимизмом. Где-то отменяют позорный «фактчекинг», давно ставший инструментом политической цензуры, а где-то, будто бы в противовес, обсуждают новые способы контроля над X, чтобы «защититься от внешнего влияния».

Илон Маск открыто поддерживает правых в Европе, заявляя о симпатии к «АдГ» и Найджелу Фараджу, а в Британии пакистанские мигранты вновь становятся поводом для разговоров об «упадке Европы». В Германии бывший еврокомиссар угрожает «румынским сценарием», если выборы пойдут не по линии Брюсселя. А в Калифорнии, некогда символе американской мечты, лесные пожары стали зловещим напоминанием о том, как политика ради идеологии вытесняет последние ростки здравого смысла, оставляя за собой только дым и обугленные надежды. И где-то на этом фоне Трамп, как Колумб нового времени, замахивается на Гренландию и Канаду, превращая амбиции своей Америки в вызов границам. И это при том, что предвыборную кампанию он вёл под лозунгами свободы.

И тут же звучит старый рефрен о мире на Украине. Теперь, правда, не за 24 часа, а за полгода. Но, возможно, это не просто риторика. Обещание мира — это сегодня редкая вещь, которая вызывает надежду, особенно когда усталость от войны грозит перешагнуть границы терпения. Впрочем, обещание может оказаться пустым — удивляться этому, увы, не придётся.

Что общего между Илоном Маском, поддерживающим «Альтернативу для Германии», еврокомиссаром, грозящим переписать демократические правила, и избирателями из Флориды и Висконсина, чьи голоса однажды привели Трампа в Белый дом? Или между ними и теми, кто теряет свои дома в огне Калифорнии? На первый взгляд — ничего. Но всё это лишь штрихи одной картины, где локальные решения неожиданно определяют глобальную реальность. Этот вечный маятник — между левым и правым, между противостоянием и попытками баланса — никогда не останавливается.

Каждое поколение тоскует по утраченной гармонии (которой, конечно, никогда и не было на самом деле). Одни вспоминают времена, когда «законы соблюдались», другие — мечтают о «настоящей свободе». Но нынешние законы обычно работают только там, где это выгодно сильнейшему. А свобода зачастую заканчивается там, где пересекается с чужими интересами. Разорвать этот порочный круг не так просто. Многие считают этот цикл бесконечным. Но, с другой стороны, именно он движет историю, не лишая её надежд на лучшее.

Мы можем видеть ростки чего-то хорошего в симпатии Маска к силам здравого смысла и готовности бросить вызов привычным бюрократическим порядкам. Мы понимаем амбиции Трампа, чьи громкие заявления — одновременно вызов и напоминание о том, как непредсказуема политика.

Но мир устроен так, что никакой «правый поворот» не принесёт окончательного покоя, и никакая победа здравого смысла не станет финальной. Каждый новый виток идейной борьбы открывает дорогу, полную новых противоречий и столкновений.

И всё-таки мы продолжаем. Радуемся хорошим новостям, сокрушаемся, когда приходят плохие. Именно эта амбивалентность — постоянный спор между порядком и хаосом, надеждой и разочарованием — делает жизнь не просто выносимой, но подлинной.

Да и в самих этих качелях можно усмотреть лекарство от уныния. В конце концов, на свою окончательную победу силы хаоса могут только надеяться. Ростки свободы так же неискоренимы, как и ненависть к ней в сердцах тех, кто боится перемен. А потому, если маятник клонит в неприятную нам сторону, важно помнить: он лишь набирает силу для обратного хода. И в наших руках то, как мы распорядимся его возвращением.

В эту пятницу в Шанинке пройдёт презентация книги «Рождённые контрреволюцией. Американский консерватизм: антология»

Политические успехи нового поколения сторонников республиканской партии США в наши дни связаны с нарастающей интенсивностью их консервативной риторики. Этот «поворот направо» многим нашим соотечественникам кажется удивительным, ведь именно Соединённые Штаты в последние десятилетия были флагманом прогрессивной повестки.

Понять происходящее сегодня в американской республике можно, только опираясь на знание сложной судьбы традиции консервативного мышления в США — традиции очень плохо известной российской аудитории. Антология американской консервативной мысли «Рождённые контрреволюцией» призвана хотя бы частично исправить эту ситуацию.

Книгу представит составитель антологии Родион Юрьевич Белькович — кандидат юридических наук, руководитель Центра Республиканских Исследований.

Когда: 17 января, 19:00.
Где: библиотека Шанинки (г. Москва, Газетный переулок, 3/5с1, этаж 5)
Вход свободный по предварительной регистрации.
Для входа в кампус необходим паспорт.

Звучит, наверное, как начало рекламного ролика времён перестройки, но всё же — американцам везёт. И дело не только в том, что их политические лидеры, как новоявленные триумфаторы, умеют эффектно заявлять о себе, но и в том, что за их словами угадывается вера. Пусть эта вера не в божественное провидение или высшие добродетели, но в полёты на Марс, в капитализм и самое важное — в здравый смысл. Простые понятия XX века, которые сегодня звучат как вызов.

Да, до подлинных консервативных ценностей, возможно, пока столь же далеко, как и остальным. Но символические жесты — такие как отмена госцензуры в первый день президентства Трампа — уже указывают на движение в нужную сторону. И главное, всё это выглядит мощно. Как будто пиратская вольница из благородного мультфильма вроде «Острова сокровищ» вдруг воплотилась в реальность на примере конкретного государственного аппарата. Амбиции, большой стиль, дерзость в отношении фальшивых приличий — всё это подкрепляется действиями. Разговоры о возвращении величия не остаются пустыми словами: за ними стоит чёткое понимание своего места в мире. Хотя конструкция этого величия оказывается не более замысловатой, чем облик Trump Tower, но в том числе именно в этой прямолинейности и узнаваемости и заключается её сила. «Мы предки колонистов, покоривших Дикий Запад, мы самая сильная экономика мира, мы отправим наших астронавтов на Марс», — в этих словах не только имперский пафос, но и способность задавать тренды, формировать повестку и рисовать образ будущего, которые не сводятся к провинциальному желанию угодить кому-то более взрослому и приличному.

Собственно, здесь и кроется принципиальная разница между настоящим суверенитетом (или имперским мышлением?) и его симуляцией. Подлинный имперский взгляд на мир предполагает самостоятельность и силу, он видит в окружающем мире полигон для амбиций и пространство для свершений. Его жалкая имитация, напротив, озабочена лишь тем, чтобы заслужить одобрение извне — заискивая или конфликтуя, часто через кровь, но всегда оставаясь второстепенной на общем политическом празднике. Признание, однако, не нужно тем, кто уже строит корабли для полётов на Марс.

И даже простое заявление о том, что существует два пола, звучит здесь не как архаика, а как возвращение к основам бытия. Это не просто слова, а вызов миру, где очевидное и естественное становится предметом идеологической борьбы. Голливудский антураж инаугурации только усиливает ощущение, что это не просто смена власти, а сражение между порядком и хаосом. Противостояние с разложением, которое, как кажется, своей левой повесткой с её перверсиями, выдаваемыми за новую нормальность, тотально разъело все самые передовые державы, остаётся ключевым вызовом. Утрата нормальности в повседневной жизни неизбежно ведёт к размыванию моральных ориентиров, а затем — и к политической коррупции. Последний аккорд этой деградации — акт превентивного помилования Байденом членов своей семьи — уже выглядит не просто как жест отчаяния, но как символическая капитуляция перед хаосом, который сама эта идеология и породила.

Досадно, что в современном мире простое соответствие слов и дел воспринимается как редкость, достойная симпатий. Но в этом и есть парадокс нашего времени: то, что ещё вчера считалось нормой, сегодня выглядит как революция здравого смысла. Америка демонстрирует, что амбиции и ясное понимание своей миссии могут вернуть надежду даже в эпоху упадка.

Этот пример напоминает: большие перемены начинаются с малого — с идей, которые кажутся устаревшими, но именно они способны открыть путь к новому будущему.

Инаугурация Дональда Трампа — не просто смена власти, а знаковый момент, который подводит черту под старой эпохой и задаёт вектор новой. Чтобы понять глубинные процессы, стоящие за MAGA, Tea Party и возрождением консервативных идей, следует разобраться в их истории.

Научный руководитель Центра республиканских исследований Родион Белькович рассказал для «Огня» о составленной им антологии «Рождённые контрреволюцией. Американский консерватизм». Представленные в ней тексты позволяют сформировать представление о процессе, в ходе которого правые идеи стали определяющим феноменом американской политики.

Если вы хотите не просто наблюдать за «правым поворотом» в США, а понимать его корни и последствия — это чтение для вас.

Родион Белькович о Трампе, традициях консерватизма в США и аннексии Мексики в интервью для «Новых Итогов» на RTVI.

Эта неделя должна была вызвать шок и трепет не только у демократической общественности в США. Демократы как раз, вероятно, были вполне готовы к executive orders вновь избранного президента Трампа. Они, конечно, не ожидали этой пулемётной очереди, но в целом царившее в Белом Доме оранжевое настроение не спровоцировало даже серьёзных волн негодования на CNN, MSNBC и прочих каналах разумного, доброго и вечного. Ну да, недовольны, физиономии подскисли. Но все скорее продолжают сокрушаться по поводу собственного поражения, нежели негодуют по поводу новой обстановки. Потому что обстановка, на самом деле, пока не вполне ясна. Ну да, конечно, мужчина и женщина. Ну да, поручаем соответствующим службам выгонять мигрантов, что ж делать. Ну да, разумеется, развиваем ИИ. Ну да, выпустили шалунов-капитолийцев, куда денешься. Кого-то позвали с удалёнки в офис, кого-то отправили в оплачиваемый отпуск, тоже неплохо. А поменялось-то что? Что поменялось для правящего класса? Пока это только предстоит выяснить. Ну и готовиться к следующим выборам пора. В общем, настрой — рабочий!

А вот за океаном (у нас, то бишь) должны были засуетиться в кабинетах, ответственных за мысль. Что-то мне подсказывает, что к реальности Трампа в овальном кабинете мы, как это обычно случается у городских служб совершенно неожиданно наступившей зимой, оказались не вполне готовы. Так бывает, когда ситуация на шахматной доске В ЦЕЛОМ кажется благоприятной, и почему-то забываешь, что соперник всё ещё стремится произнести заветное слово из трёх букв при первой же возможности. Я имею в виду, конечно, вопросы идеологического обрамления новой политической ситуации. Ещё совсем недавно всё было кристально ясно — США впаривают миру ядовитые пилюли, меняющие пол, разлагающие семью и вызывающие атеизм. Что может быть удобнее? Знай отмахивайся: выводим на сцену казачий хор, проводим день блина с маслом, упоминаем Пушкина, даём квартиру многодетной семье. Где-нибудь сбоку выпускаем националистов, с которыми постоянно Бог — не помешают, тем более в субботу. По телевизору параллельно показываем сюжеты про деменцию Байдена и смеёмся. Супер, sounds like a plan! А сейчас вот совсем другой коленкор. Everybody has a plan until… как говорил один из угнетённых.

Оказалось в одночасье, что Америка-то дурака не валяет: своим фломастером Трамп будто бы перечёркивает достижения не столько прогрессивной общественности в США, сколько усилия идеологических отделов своего принципиального противника. Понятно, что медийных ресурсов у Соединённых Штатов значительно больше — в противном случае нам не требовался бы Такер Карлсон — а значит, «консервативный поворот» Америки никто не свяжет с разговорами о важном в сонных классах средней полосы и историческими лекциями от лиц, занимающих высшие государственные должности в нашем Отечестве. Проще говоря, чем теперь-то крыть? Беда. Мы ведь давно говорили, что это случится — нельзя бесконечно симулировать и прикрывать общественные язвы «Петром, Ильичом и Чайковским». Рано или поздно окажется, что у других попросту больше возможностей для игры в консерватизм. И вот теперь, боюсь, у нас остался один Ильич. Вполне вероятно, что соответствующие люди не придумают ничего лучше, кроме как ещё сильнее сместить риторику по направлению к советскому наследию. Если в США попирают права мигрантов, мы построим новую школу в Таджикистане. Если в США воцарился крупный бизнес, мы защитим трудовой народ. Если в США есть только мужчины и женщины… у нас будет новая многополярность! Но в контексте технологических и геополитических изменений, которые задумал Трамп и команда, это будет самоубийственной стратегией. Пора жить своей жизнью, друзья.

Что Трамп грядущий нам готовит?

Разгоняйте свои ютубы — новый выпуск подкаста ЦРИ вышел! 2025 год Быстров и Белькович начали с обсуждения первых новостей из-за океана и их влияния на судьбы России.

Чем успел порадовать президент США и сколько executive orders можно 78-летнему мужчине за сутки? Кем лучше быть: консерватором при капиталистах или капиталистом при консерваторах? Сколько полов насчитали англосаксы и ждёт ли их ответная русская многополярность? Наконец, когда уже в стране советов запретят искусственный интеллект?!

Ок, Chat-GPT, как набрать классы на ютубе?

Подумать только: несколько процентов голосов в Висконсине, Неваде и Мичигане — и глобальная политическая система кренится в иную сторону. Очередное напоминание о фундаментальной проблеме современной демократии: судьбы миллиардов людей могут зависеть от электоральной математики в нескольких американских штатах, на которую влияют не столько твёрдые убеждения избирателей, сколько политические технологии и сноровка, раскачивающие маятник то в одну, то в другую сторону. Один президент подписывает указы, закрепляя одни принципы, следующий – отменяет их, провозглашая прямо противоположные.

И вот теперь маятник качнулся обратно – туда, где неуютно не только защитникам позитивной дискриминации и глобалистской повестки, но и российским грантополучателям. Хотя зачастую эти множества и совпадают.

На прошлой неделе это стало особенно заметно, когда Трамп одним росчерком пера заморозил финансирование программ USAID на 90 дней, перекрыв грантовый поток для международных организаций. А чуть позже Илон Маск публично поставил под сомнение саму легитимность агентства, обвинив его в том числе в финансировании лаборатории в Ухане и поддержке исследований, которые привели к появлению COVID-19. Tax dollars well spent, ничего не скажешь. Вскоре после этого аккаунт USAID с миллионом подписчиков исчез из соцсети Х.

Ещё вчера USAID воспринималось как нечто само собой разумеющееся — стабильный инструмент американского влияния, смазка для всей либеральной повестки. А сегодня всё, лавочка закрыта: финансирование заморожено, а сама организация стала токсичным активом даже внутри США.

Но если твой лозунг America First, то и заботиться приходится в первую очередь о карманах своих избирателей, а не об абстрактных правах человека за пределами американского континента. Это логично: капитализм, XX век, здравый смысл и прочие «козыри» нового президента. Все программы — от инклюзивности до зелёной энергетики – давно стали притчей во языцех: шума много, эффекта мало, но главное — отчёты в порядке.

Под раздачу попали и многие российские политические эмигранты. В этом есть своя ирония: многие годы издания, называвшие себя независимыми, на деле работали на дядю Сэма, а их растерянные объяснения сейчас только подтверждают очевидное. Вся эта навязчивая леволиберальная повестка, идеологическая предвзятость, выборочная критика — за всем этим стоит самый обычный и даже скучный трудовой распорядок.

Но если бы всё было так просто.

Когда-то ваши позиции в холодной войне оценивались в ядерных боеголовках, а теперь — в количестве финансируемых медиа, НКО и гражданских инициатив. Когда одно государство проплачивает борьбу за демократию, а другое борется с этими грантами как с иностранным вмешательством, человек оказывается в положении теннисного мяча, который швыряют то в одну, то в другую сторону.

Теперь некоторые эмигрантские структуры действительно закроются. Но приблизит ли это подлинную свободу? Ведь мы понимаем, что на плаву останутся те, кто давно превратил освоение грантов в искусство — им не привыкать менять вывески. Они подстроятся под новые условия, найдут другие источники финансирования и продолжат свою работу, может быть сменив лозунги, но не методы.

А удар, как всегда, прилетит по запутавшимся идеалистам, искренне убеждённым в правоте своего дела, но не очень искушённым в политической акробатике. Или по тем, кто, получая гранты, действительно занимался чем-то важным: работал с архивами, переводил редкие книги, вёл журналистскую деятельность, но оказался в той же категории, что и матёрые идеологические пропагандисты.

В мире, где власть считает даже твою частную жизнь своим делом, свобода — уже не принцип, а предмет административных решений. В одном месте тебя ждут обыски и аресты, в другом — блокировка счетов и депортация. В одном тебя сажают, а в другом — просто отключают. Вопрос уже не в том, осталась ли у тебя свобода, а в том, по какому тарифу ты её получаешь.

Live and Let Die

В мире Гомера было только одно определение, отличавшее человека от богов — смертный. Если прибавить то обстоятельство, что человек — это единственное существо, способное артикулировать собственную смертность, мы получим вполне рабочую дефиницию — homo moriens. Перестать умирать значит перестать быть человеком.

Прогресс, сделавший возможным беспрецедентное улучшение материальных условий жизни, приводит нас к любопытному и пугающему результату: старые фаустианские легенды обнаруживают условия сделки с дьяволом, на которые в наше время ни один рациональный участник рынка уже не пошёл бы. Зачем обращаться за услугами к врагу рода человеческого, если про устройство космоса вам расскажут бесплатно на научном подкасте, а оргии проще и дешевле организовать самостоятельно? Капитализм вступил в соперничество даже с архонтом мира сего за этот самый титул — что может предложить вам человекоубийца от века такое, чего не может обеспечить рынок?

Но дьявол ничего не делает сам — это мы размениваем душу на удовольствия, заключая тот самый договор, условия которого формулируем сами. Дьявол добавляет лишь одну маленькую, но существенную деталь — он навязывает чувство необратимости. Недаром Фаусту раз за разом добрые люди напоминают о возможности разорвать контракт и раскаяться. Сатана силён только в том, чтобы внушать уныние — дескать, слишком поздно. Но уж на это он бросает все свои силы. И вот апологеты прогресса говорят нам: «Оставьте надежду, прогрессу нельзя сопротивляться! Прогресс неизбежен! Смешно и нелепо выступать против его всемогущей длани! Не мы, так другие!» Но мы знаем, что у Фауста всегда был выбор — просто потому, что договор с дьяволом никого не связывает.

Даже последнее искушение — искушение бессмертием — придёт к нам не в виде карикатурного рогатого персонажа. Нет, это будут какие-нибудь деловитые чиновники, бизнесмены, ЭКСПЕРТЫ. Будут стоять такие же Трус, Балбес и Бывалый, как стояли возле Белого дома главы OpenAI, Softbank и Oracle, и рассказывать о том, как ИИ избавит вас от боли, страха, страданий и, в конце концов, от самой смерти. Им точно есть что терять, ведь именно смерть обесценивает все их «достижения».

Но как сильна наша тяга к галлюцинациям, как страшно признавать реальность! Инвестиции в бессмертие подозрительно напоминают логику функционирования созданных государственных денег — те имеют смысл лишь до тех пор, пока кто-то однажды не заставит платить по счетам. Вот тут-то и окажется, что нули на банковском счёте суть именно что нули — прямо как горшки с золотом, наполненные, на самом деле, чем-то иным. Поэтому капиталу так важно иметь своего двойника в виде государства, чей суверенитет подменяет золотой запас… ну вы поняли чем. И только физическое бессмертие позволит всем этим тыквам сохранять видимость карет. Бесконечное продление иллюзии не отменяет, однако, её иллюзорности.

Конечно, первыми пользователями machine-made бессмертия станут экономические элиты. Можно задаться вопросом — ну а нам-то что, мы же не из их числа? Но я боюсь, что события будут развиваться не в логике дифференциации на бессмертных господ и смертных рабов. Я боюсь, что бессмертие захотят сделать новой нормой посредством череды маленьких шагов, от каждого из которых будет очень тяжело отказаться. Умные вакцины, подобранные специально для вас. Нано-роботы, плавающие в крови, и в реальном времени отслеживающие новообразования. Всё это нам обещают уже сейчас. Мы и не заметим, как станем участниками нацпроекта РосГосВечность.

Когда жители североамериканских колоний подняли бунт против Акта о сборах, они заявили следующее: конечно, с экономической точки зрения этот новый налог обошёлся бы недорого, но так власти лишь проверяют людей на эластичность. Пойти на почти незаметную уступку сейчас означает заплатить дорогую цену потом. Сможем ли мы проявить маленький личный героизм, когда на кону будут стоять здоровье и жизнь, наши и наших близких? Не уверен. Но если мы сейчас купимся на разговоры о «неизбежности прогресса», завтра шансов у нас точно не будет.