Греческие (тогда османские) Салоники в романе Элизабет Осбринк очень похожи на Тунис из «Piccola Сицилии» Даниэля Шпека: оба города космополитичные, ибо веками здесь уживались самые разные культуры — и русская в том числе. И оба — с трагической судьбой.
«Город Салоники представлял некоторое исключение в Османской империи — империи, управляемой исламом.
Наверное, в городе не было ни одного человека, кто не говорил бы свободно на трех языках. Ладино, турецкий и греческий составляли гармоническую тонику, а в нее вплетались подголоски болгарского,
албанского, французского, итальянского, арабского и русского. Языки перетекали друг в друга, оставляли слова и выражения, обогащали друг друга, как море обогащает берег диковинными раковинами, а берег платит долг забытыми на пляже детскими игрушками. Оптимисты утверждали, что это идет языку на пользу, а грустные педанты сетовали на его загрязнение.
Прижилось русское слово „бабушка“, время от времени заменяемое болгарским „бабу“, голодные дети требовали еды на ладино. Городские евреи называли муэдзинов turkitos, турчата, а турки называли христиан гяурами, неверными.
Языки тасовались как игральные карты. Но ключом, открывающим все двери, все же был ладино, язык испанских евреев. Тетушка из Болгарии, торгующая шелковыми тканями, турок-вагоновожатый, грек-официант, цыган, чистильщик обуви — все говорили на языке, на котором Сервантес написал „Дон Кихота“. А точнее — на кастильском диалекте пятнадцатого века.
Его сохранили только изгнанные из Испании евреи.
В Испании язык не сохранился.
Османские правители приняли под свое крыло тех, кого христианский мир хотел уничтожить. Салоники накрывала одна волна беженцев за другой. И первое, что делали вновь прибывшие, — строили свою
синагогу и основывали свою общину. Во времена юности Видаля Коэнки в городе было множество синагог и столько же общин.
Около сорока.
Не осталось ни одной. И языка, на котором говорил Видаль, уже не существует…»
Элизабет Осбринк. «Отторжение» (перевод Сергея Штерна)
#фантомпресс #элизабетосбринк #грация
«Город Салоники представлял некоторое исключение в Османской империи — империи, управляемой исламом.
Наверное, в городе не было ни одного человека, кто не говорил бы свободно на трех языках. Ладино, турецкий и греческий составляли гармоническую тонику, а в нее вплетались подголоски болгарского,
албанского, французского, итальянского, арабского и русского. Языки перетекали друг в друга, оставляли слова и выражения, обогащали друг друга, как море обогащает берег диковинными раковинами, а берег платит долг забытыми на пляже детскими игрушками. Оптимисты утверждали, что это идет языку на пользу, а грустные педанты сетовали на его загрязнение.
Прижилось русское слово „бабушка“, время от времени заменяемое болгарским „бабу“, голодные дети требовали еды на ладино. Городские евреи называли муэдзинов turkitos, турчата, а турки называли христиан гяурами, неверными.
Языки тасовались как игральные карты. Но ключом, открывающим все двери, все же был ладино, язык испанских евреев. Тетушка из Болгарии, торгующая шелковыми тканями, турок-вагоновожатый, грек-официант, цыган, чистильщик обуви — все говорили на языке, на котором Сервантес написал „Дон Кихота“. А точнее — на кастильском диалекте пятнадцатого века.
Его сохранили только изгнанные из Испании евреи.
В Испании язык не сохранился.
Османские правители приняли под свое крыло тех, кого христианский мир хотел уничтожить. Салоники накрывала одна волна беженцев за другой. И первое, что делали вновь прибывшие, — строили свою
синагогу и основывали свою общину. Во времена юности Видаля Коэнки в городе было множество синагог и столько же общин.
Около сорока.
Не осталось ни одной. И языка, на котором говорил Видаль, уже не существует…»
Элизабет Осбринк. «Отторжение» (перевод Сергея Штерна)
#фантомпресс #элизабетосбринк #грация