#слово_переводчика
Анна Гайденко, «Необычайно умные создания» Шелби Ван Пелт.
«Необычайно умные создания» — духоподъемная, забавная и трогательная история о доброте и одиночестве, об утратах и обретениях, о взрослении (оказывается, повзрослеть еще не поздно, даже если пятнадцать вам исполнилось пятнадцать лет назад), о дружбе и, конечно же, о любви. Читать ее, пожалуй, стоит не ради детективной интриги — нет, в этой книге главное — сами персонажи, каждый со своим уникальным
голосом (а значит, всем надо подобрать подходящую речевую характеристику).
Стилистической точкой отсчета я назначила Тову Салливан, которая спокойна, вежлива, воспитана, но в то же время не разговаривает высокопарно. Ее язык, в отличие от языка ее куда более приземленных и болтливых подруг, практически везде нейтрален. Однако возраст Товы — все-таки ей семьдесят! — надо было как-то обозначить, и с этой целью я подарила ей словечки, подернутые налетом старомодности. Например, когда надо отчитать изворотливого Марцелла, он у нее становится «безобразником», а Кэмерона она регулярно называет «дружок».
Сам Кэмерон — неглупый, но инфантильный и безалаберный, — ведет себя как типичный подросток, а значит, в его репликах вполне уместны сленг, слова-паразиты и вульгаризмы. А что же простодушный и вспыльчивый Итан? Они с Кэмероном во многом похожи по характеру, но Итан почти ровесник Товы, поэтому кэмероновский вокабуляр ему не подойдет. Так что он у меня прибегает к куда более книжному, затертому, немолодежному словечку «черт».
Ну и, наконец, ворчливому философу Марцеллу, который придерживается не слишком высокого мнения о сообразительности представителей вида Человек разумный, подобает суховатая и ироничная манера изъясняться. Он умеет наблюдать и делать выводы. Да, он может не понимать иносказательных выражений и не представлять, как называется соска-пустышка, зато владеет специфической терминологией (скажем, «репродуктивный цикл») и явно демонстрирует научный склад ума. А значит, его синтаксис должен отличаться наличием конструкций, выражающих причинно-следственные связи, и преобладанием существительных над глаголами.
Текст «Созданий» густо насыщен языковыми играми — а чем больше радости для читателя, тем больше головной боли для переводчика. В одном случае без смысловых потерь не обошлось. Из инициалов погибшего сына Товы (Эрик Эрнест Линдгрен Салливан — Erik Ernest Lindgren Sullivan), складывается слово eels (в контексте романа оно выступает как сокращенное название разновидности рыбы-зубатки), которое в финале становится ключом к главной интриге. По-русски сложить осмысленное слово з этих инициалов невозможно, поэтому я была вынуждена изменить имя Эрика; обыграть его получилось, но «морская» коннотация, как ни крути, пропала.
Впрочем, чаще всего мне удавалось заменить один каламбур другим, а иногда помогали выкрутиться счастливые совпадения. Например, в финале романа едущий по шоссе Кэмерон останавливается сфотографировать дорожный знак, показавшийся ему смешным. В оригинале обыгрывается слово weed и названия города Уид: в переводе Кэмерон хихикает над названием округа Сискию. Топоним реален, такой округ в Калифорнии действительно существует, а что здесь насмешило Кэмерона, понятно без объяснений.
Работа переводчика — это всегда сложный поиск новых решений и новых
компромиссов, и здесь невозможно выехать на прошлом опыте: то, что сработало в одном контексте, никогда не сработает в другом. Каждый автор по-своему уникален, каждый ставит перед тобой собственные задачи, и именно этим перевод и интересен.
#фантомпресс #шелбиванпелт
Анна Гайденко, «Необычайно умные создания» Шелби Ван Пелт.
«Необычайно умные создания» — духоподъемная, забавная и трогательная история о доброте и одиночестве, об утратах и обретениях, о взрослении (оказывается, повзрослеть еще не поздно, даже если пятнадцать вам исполнилось пятнадцать лет назад), о дружбе и, конечно же, о любви. Читать ее, пожалуй, стоит не ради детективной интриги — нет, в этой книге главное — сами персонажи, каждый со своим уникальным
голосом (а значит, всем надо подобрать подходящую речевую характеристику).
Стилистической точкой отсчета я назначила Тову Салливан, которая спокойна, вежлива, воспитана, но в то же время не разговаривает высокопарно. Ее язык, в отличие от языка ее куда более приземленных и болтливых подруг, практически везде нейтрален. Однако возраст Товы — все-таки ей семьдесят! — надо было как-то обозначить, и с этой целью я подарила ей словечки, подернутые налетом старомодности. Например, когда надо отчитать изворотливого Марцелла, он у нее становится «безобразником», а Кэмерона она регулярно называет «дружок».
Сам Кэмерон — неглупый, но инфантильный и безалаберный, — ведет себя как типичный подросток, а значит, в его репликах вполне уместны сленг, слова-паразиты и вульгаризмы. А что же простодушный и вспыльчивый Итан? Они с Кэмероном во многом похожи по характеру, но Итан почти ровесник Товы, поэтому кэмероновский вокабуляр ему не подойдет. Так что он у меня прибегает к куда более книжному, затертому, немолодежному словечку «черт».
Ну и, наконец, ворчливому философу Марцеллу, который придерживается не слишком высокого мнения о сообразительности представителей вида Человек разумный, подобает суховатая и ироничная манера изъясняться. Он умеет наблюдать и делать выводы. Да, он может не понимать иносказательных выражений и не представлять, как называется соска-пустышка, зато владеет специфической терминологией (скажем, «репродуктивный цикл») и явно демонстрирует научный склад ума. А значит, его синтаксис должен отличаться наличием конструкций, выражающих причинно-следственные связи, и преобладанием существительных над глаголами.
Текст «Созданий» густо насыщен языковыми играми — а чем больше радости для читателя, тем больше головной боли для переводчика. В одном случае без смысловых потерь не обошлось. Из инициалов погибшего сына Товы (Эрик Эрнест Линдгрен Салливан — Erik Ernest Lindgren Sullivan), складывается слово eels (в контексте романа оно выступает как сокращенное название разновидности рыбы-зубатки), которое в финале становится ключом к главной интриге. По-русски сложить осмысленное слово з этих инициалов невозможно, поэтому я была вынуждена изменить имя Эрика; обыграть его получилось, но «морская» коннотация, как ни крути, пропала.
Впрочем, чаще всего мне удавалось заменить один каламбур другим, а иногда помогали выкрутиться счастливые совпадения. Например, в финале романа едущий по шоссе Кэмерон останавливается сфотографировать дорожный знак, показавшийся ему смешным. В оригинале обыгрывается слово weed и названия города Уид: в переводе Кэмерон хихикает над названием округа Сискию. Топоним реален, такой округ в Калифорнии действительно существует, а что здесь насмешило Кэмерона, понятно без объяснений.
Работа переводчика — это всегда сложный поиск новых решений и новых
компромиссов, и здесь невозможно выехать на прошлом опыте: то, что сработало в одном контексте, никогда не сработает в другом. Каждый автор по-своему уникален, каждый ставит перед тобой собственные задачи, и именно этим перевод и интересен.
#фантомпресс #шелбиванпелт
#слово_переводчика. Анастасия Наумова.
Перевела для «Фантома» Тану Френч, «В лесу». Переводила её на даче, и ко всему, что перевожу на даче, я питаю довольно нежные чувства, особенно к детективам. Часам к 10 вечера у нас там все затихает, зато оживают всяческие ночные зверюшки. Лучший эффект бывает, когда переводишь совсем допоздна, а потом ночью под окном начинает шуршать ёжик. Это в худшем случае, конечно. В лучшем просто море воет. Такое почему-то случается именно на детективах. Так вот. Этот роман — первый из цикла. Я так вдохновилась, что прочитала все, и первые пара-тройка мне прямо очень — а детективов я читала много тонн, честно.
Тут добротный сюжет, в отличие от некоторых (пальцем показывать не будем) не торчат ослиные уши, герои не замазывают собой основную линию. И социально-историческая справка тоже ненавязчивая.
#фантомпресс #танафренч
Перевела для «Фантома» Тану Френч, «В лесу». Переводила её на даче, и ко всему, что перевожу на даче, я питаю довольно нежные чувства, особенно к детективам. Часам к 10 вечера у нас там все затихает, зато оживают всяческие ночные зверюшки. Лучший эффект бывает, когда переводишь совсем допоздна, а потом ночью под окном начинает шуршать ёжик. Это в худшем случае, конечно. В лучшем просто море воет. Такое почему-то случается именно на детективах. Так вот. Этот роман — первый из цикла. Я так вдохновилась, что прочитала все, и первые пара-тройка мне прямо очень — а детективов я читала много тонн, честно.
Тут добротный сюжет, в отличие от некоторых (пальцем показывать не будем) не торчат ослиные уши, герои не замазывают собой основную линию. И социально-историческая справка тоже ненавязчивая.
#фантомпресс #танафренч
#слово_переводчика. Мария Александрова, переводчица романа Абрахама Вергезе «Завет воды»
К празднику и грядущему выходу книги, которую я с такой страстью и нежностью переводила в минувшем году. Скоро выйдет «Завет воды» Абрахама Вергезе. Великая книга, которая спасла мне жизнь, в самом прямом смысле. Но кроме невероятного вдохновения, рожденного самим романом, я благодаря ему нашла еще множество других вдохновляющих историй, так или иначе связанных с «Заветом воды». Вот, например, одна из них.
Жила-была на свете девушка по имени Ида Скаддер. Родилась она в 1870-м, в семье потомственных миссионеров-врачей. Да, бывает и так — дедушка, папа, все ее братья лечили и проповедовали в Индии, разделяя со своими пациентами все тяготы тамошней и тогдашней жизни.
А вот сама Ида совсем не хотела ни миссионерствовать, ни Индии никакой — насмотрелась в детстве на эти ужасы — а хотела немножко поучиться в родной Америке, а потом, может, и замуж выйти. Потому и уехала из Индии в Массачусетс.
Но потом ее мама заболела, пришлось вернуться в Индии — ухаживать за мамой и помогать отцу. Ида надеялась, что это всего на несколько месяцев.
Не тут-то было. Существует легенда, что однажды ночью к ней в дом пришли последовательно трое мужчин, представители разных религий, бытующих в Индии, и каждый попросил помощи: жена рожает, но ни один мужчина в силу религиозных запретов не должен ее видеть, а срочно нужен врач. Ида отказала каждому, говоря, что она медициной не занимается. На следующий день она узнала, что все три женщины ночью скончались.
Скорее всего, Ида действительно стала свидетельницей трагических ситуаций в родах, и действительно оказалась беспомощна перед ними. И потому решила стать врачом и посвятить жизнь служению женщинам в Южной Индии.
В числе первых студенток, принятых на медицинский факультет, она окончила Корнеллский медицинский колледж и вернулась в Индию. Отец ее вскоре умер, но Ида продолжила его дело.
На крупное пожертвование одного из благотворителей она открыла небольшой диспансер для женщин в городке Веллуру.
За два года помогла 5000 пациенток.
Но одних только ее рук и сил катастрофически не хватало.
И тогда Ида Скаддер решает открыть медицинскую школу только для девочек. Поскольку даже наличие врачей-мужчин не решало проблему — религиозные запреты приводили к тому, что женщины все равно оставались без помощи.
Вот представьте только: Индия, 1918 год… медицинский вуз для женщин…
В общем, количество заявление на поступление значительно превышало количество мест.
А потом была большая школа медсестер, а потом врачей, а потом туда стали принимать и мужчин тоже, потому что этот медицинский вуз и больница при нем стал одним из лучших не только в Индии, а, пожалуй, и в мире.
Ида Скаддер привлекла множество спонсоров для этого проекта, ей удалось собрать довольно большие деньги. И на эти средства была построена и оборудована огромная современная больница. По сей последний день огромная и современная. Христианский Медицинский колледж в Веллуру — один из крупнейших медицинских центров.
Но еще это грандиозная история самоотверженности и бесконечной преданности делу и людям. Начало 20 века, женщина, в Индии, медицинский вуз для женщин… И ведь сумела.
Иду Скаддер действительно знала вся страна, да и не только Индия, наверное. Ей действительно писали письма с простым адресом «Доктор Ида». А когда в 1960 Ида Скаддер умерла, вся Индия оплакивала ее и, казалось, вся страна собралась на ее похороны.
Вот так.
#фантомпресс #абрахамвергезе
К празднику и грядущему выходу книги, которую я с такой страстью и нежностью переводила в минувшем году. Скоро выйдет «Завет воды» Абрахама Вергезе. Великая книга, которая спасла мне жизнь, в самом прямом смысле. Но кроме невероятного вдохновения, рожденного самим романом, я благодаря ему нашла еще множество других вдохновляющих историй, так или иначе связанных с «Заветом воды». Вот, например, одна из них.
Жила-была на свете девушка по имени Ида Скаддер. Родилась она в 1870-м, в семье потомственных миссионеров-врачей. Да, бывает и так — дедушка, папа, все ее братья лечили и проповедовали в Индии, разделяя со своими пациентами все тяготы тамошней и тогдашней жизни.
А вот сама Ида совсем не хотела ни миссионерствовать, ни Индии никакой — насмотрелась в детстве на эти ужасы — а хотела немножко поучиться в родной Америке, а потом, может, и замуж выйти. Потому и уехала из Индии в Массачусетс.
Но потом ее мама заболела, пришлось вернуться в Индии — ухаживать за мамой и помогать отцу. Ида надеялась, что это всего на несколько месяцев.
Не тут-то было. Существует легенда, что однажды ночью к ней в дом пришли последовательно трое мужчин, представители разных религий, бытующих в Индии, и каждый попросил помощи: жена рожает, но ни один мужчина в силу религиозных запретов не должен ее видеть, а срочно нужен врач. Ида отказала каждому, говоря, что она медициной не занимается. На следующий день она узнала, что все три женщины ночью скончались.
Скорее всего, Ида действительно стала свидетельницей трагических ситуаций в родах, и действительно оказалась беспомощна перед ними. И потому решила стать врачом и посвятить жизнь служению женщинам в Южной Индии.
В числе первых студенток, принятых на медицинский факультет, она окончила Корнеллский медицинский колледж и вернулась в Индию. Отец ее вскоре умер, но Ида продолжила его дело.
На крупное пожертвование одного из благотворителей она открыла небольшой диспансер для женщин в городке Веллуру.
За два года помогла 5000 пациенток.
Но одних только ее рук и сил катастрофически не хватало.
И тогда Ида Скаддер решает открыть медицинскую школу только для девочек. Поскольку даже наличие врачей-мужчин не решало проблему — религиозные запреты приводили к тому, что женщины все равно оставались без помощи.
Вот представьте только: Индия, 1918 год… медицинский вуз для женщин…
В общем, количество заявление на поступление значительно превышало количество мест.
А потом была большая школа медсестер, а потом врачей, а потом туда стали принимать и мужчин тоже, потому что этот медицинский вуз и больница при нем стал одним из лучших не только в Индии, а, пожалуй, и в мире.
Ида Скаддер привлекла множество спонсоров для этого проекта, ей удалось собрать довольно большие деньги. И на эти средства была построена и оборудована огромная современная больница. По сей последний день огромная и современная. Христианский Медицинский колледж в Веллуру — один из крупнейших медицинских центров.
Но еще это грандиозная история самоотверженности и бесконечной преданности делу и людям. Начало 20 века, женщина, в Индии, медицинский вуз для женщин… И ведь сумела.
Иду Скаддер действительно знала вся страна, да и не только Индия, наверное. Ей действительно писали письма с простым адресом «Доктор Ида». А когда в 1960 Ида Скаддер умерла, вся Индия оплакивала ее и, казалось, вся страна собралась на ее похороны.
Вот так.
#фантомпресс #абрахамвергезе
#слово_переводчика. Накануне Дня Св. Патрика поговорили с Шаши Мартыновой — об Ирландии, романе «Божок на бис» Катлин Мёрри (и немножко — о «Вот оно, счастье!» Найлла Уильямза).
Сейчас Шаши, напомним, работает над переводом нового романа Таны Френч «Охотник», продолжением «Искателя».
Ирландия для меня — пространство-время, на которое мне удобнее всего проецировать свои идеалистические представления о меняющемся, но тем не менее древнем чудесном. «Чудесное» при этом, конечно, не означает «радостное» или «счастливое». Ирландское чудесное предлагает мне намек на мир, относительно которого можно и нужно не иметь иллюзий, что он понятен или изучен. Ирландская литература притягивает меня как эхо вот такого чудесного, даже в текстах горестных или безнадежных.
Магическое пространство ирландских романов часто сравнивают с латиноамериканским, но никакой вторичности тут нет и в помине и магии совершенно разные: латиноамериканская напитана поляризованным цивилизационным столкновением европейских пришельцев и коренных жителей; ирландскую же магию я ощущаю как гораздо более мирную, и она в других отношениях с христианством.
Иногда кажется, что время в Ирландии застыло на месте, но это не так: в «Божке на бис» Ирландия радикально изменилась даже за несколько десятилетий, отделяющих его от эпохи, скажем, романа «Вот оно, счастье!» Найлла Уильямза. Особенно если учесть, что самостоятельной жизни у Республики всего-то век и набежал. И осмысление, переживание этой самостоятельности — важная часть ирландского менталитета: рефлексиям на эту тему ирландский образованный класс сознательно предавался по меньшей мере века с XVIII-го. По моему непросвещенному мнению, Ирландия обрела свой особый интересный образ, а миллионы обожающих и идеализирующих ее по всему миру его одновременно и упрощают/уплощают, и поддерживают.
Проникнуть за открыточный сувенирный фасад Ирландии по-прежнему возможно — даже тем, кто прицельно Ирландией не увлекается. Хорошие ирландские книги — один из способов такого проникновения. Добродушие и веселость же, кстати сказать, я бы назвала применительно к ирландскости сильно не первым делом. Замечу, что в Ирландии, конечно, особенный литературный микрокосм, и все же вся англоязычная литература — сосуды гораздо более сообщающиеся, чем национальные литературы на языках менее распространенных.
Тема семьи, вокруг которой все кружится и в «Божке на бис», важна для ирландцев не меньше, чем осмысление самостоятельности. Особенно сейчас, когда была ирландская многодетность уходит в прошлое. В современной Ирландии многодетных семей (четыре и более детей) очень немного — судя по статистике, их в 2022 г. было на всю страну ок. 50 тыс. С громадным отрывом больше семей без детей и с одним ребенком. Ирландия на 159 месте по среднему количеству детей, приходящихся на одну женщину, в Дании, Чехии, Бельгии, Финляндии или Франции этот показатель ощутимо выше. В 25% семей только один родитель, поэтому и о какой-то особенной прочности, присущей современным ирландским семьям, говорить сегодня не очень-то приходится. В «Божке на бис» это веяние новых времен тоже проявилось.
И еще одна важный мотив, что звучит на фоне и в «Божке на бис», и в «Вот оно, счастье». Утрата, смерть, расставание. У современных ирландцев отношение к смерти такое же, как у всего западного мира, хотя традиции отношений со смертью и запредельным в Ирландии древние и местами в два-три слоя покрытые сувенирным глянцем. Просто остров небольшой, родни у людей много, и поэтому начинать мелкий треп и обмен новостями с перечисления свежепреставившихся общих знакомых — по-прежнему довольно устойчивый обычай.
Если же говорить об общей для всей ирландской прозы и, конечно же, для «Божка на бис» тональности, то я особенно ценю и неизменно замечаю едкий юмор, самоиронию и печаль без рисовки. У ирландской печали много граней, но исцеляется она для меня все тем же чувством чудесного, о котором я говорила в начале.
#фантомпресс
Сейчас Шаши, напомним, работает над переводом нового романа Таны Френч «Охотник», продолжением «Искателя».
Ирландия для меня — пространство-время, на которое мне удобнее всего проецировать свои идеалистические представления о меняющемся, но тем не менее древнем чудесном. «Чудесное» при этом, конечно, не означает «радостное» или «счастливое». Ирландское чудесное предлагает мне намек на мир, относительно которого можно и нужно не иметь иллюзий, что он понятен или изучен. Ирландская литература притягивает меня как эхо вот такого чудесного, даже в текстах горестных или безнадежных.
Магическое пространство ирландских романов часто сравнивают с латиноамериканским, но никакой вторичности тут нет и в помине и магии совершенно разные: латиноамериканская напитана поляризованным цивилизационным столкновением европейских пришельцев и коренных жителей; ирландскую же магию я ощущаю как гораздо более мирную, и она в других отношениях с христианством.
Иногда кажется, что время в Ирландии застыло на месте, но это не так: в «Божке на бис» Ирландия радикально изменилась даже за несколько десятилетий, отделяющих его от эпохи, скажем, романа «Вот оно, счастье!» Найлла Уильямза. Особенно если учесть, что самостоятельной жизни у Республики всего-то век и набежал. И осмысление, переживание этой самостоятельности — важная часть ирландского менталитета: рефлексиям на эту тему ирландский образованный класс сознательно предавался по меньшей мере века с XVIII-го. По моему непросвещенному мнению, Ирландия обрела свой особый интересный образ, а миллионы обожающих и идеализирующих ее по всему миру его одновременно и упрощают/уплощают, и поддерживают.
Проникнуть за открыточный сувенирный фасад Ирландии по-прежнему возможно — даже тем, кто прицельно Ирландией не увлекается. Хорошие ирландские книги — один из способов такого проникновения. Добродушие и веселость же, кстати сказать, я бы назвала применительно к ирландскости сильно не первым делом. Замечу, что в Ирландии, конечно, особенный литературный микрокосм, и все же вся англоязычная литература — сосуды гораздо более сообщающиеся, чем национальные литературы на языках менее распространенных.
Тема семьи, вокруг которой все кружится и в «Божке на бис», важна для ирландцев не меньше, чем осмысление самостоятельности. Особенно сейчас, когда была ирландская многодетность уходит в прошлое. В современной Ирландии многодетных семей (четыре и более детей) очень немного — судя по статистике, их в 2022 г. было на всю страну ок. 50 тыс. С громадным отрывом больше семей без детей и с одним ребенком. Ирландия на 159 месте по среднему количеству детей, приходящихся на одну женщину, в Дании, Чехии, Бельгии, Финляндии или Франции этот показатель ощутимо выше. В 25% семей только один родитель, поэтому и о какой-то особенной прочности, присущей современным ирландским семьям, говорить сегодня не очень-то приходится. В «Божке на бис» это веяние новых времен тоже проявилось.
И еще одна важный мотив, что звучит на фоне и в «Божке на бис», и в «Вот оно, счастье». Утрата, смерть, расставание. У современных ирландцев отношение к смерти такое же, как у всего западного мира, хотя традиции отношений со смертью и запредельным в Ирландии древние и местами в два-три слоя покрытые сувенирным глянцем. Просто остров небольшой, родни у людей много, и поэтому начинать мелкий треп и обмен новостями с перечисления свежепреставившихся общих знакомых — по-прежнему довольно устойчивый обычай.
Если же говорить об общей для всей ирландской прозы и, конечно же, для «Божка на бис» тональности, то я особенно ценю и неизменно замечаю едкий юмор, самоиронию и печаль без рисовки. У ирландской печали много граней, но исцеляется она для меня все тем же чувством чудесного, о котором я говорила в начале.
#фантомпресс
www.chitai-gorod.ru
Божок на бис: Роман (Катлин Мёрри) 📖 купить книгу по выгодной цене в «Читай-город» ISBN: 978-5-86471-949-7
Книга Божок на бис: Роман (Катлин Мёрри) (ISBN: 978-5-86471-949-7) 📖 В книжном интернет-магазине «Читай-город» вы можете заказать книгу по выгодной цене. Бесплатная доставка по всей России, скидки и акции по карте любимого покупателя!
#слово_переводчика. Анастасия Наумова — о романе Рэйчел Хэн «Великое расширение».
Я очень люблю романы про условную Азию — и про ту, где я бывала, и про ту, где нет. Они, во-первых, рассказывают тебе историю, которую иначе ты бы не узнал. Во-вторых, бывает, что часто обдумываешь некую нерешаемую проблему (ну вот, например, что лучше и правильнее — традиции, уют, корни или инновация, удобство, перспектива?), а в таких романах эта проблема нередко поворачиваются к тебе совершенно непривычными сторонами и ты видишь если не решение, то, по крайней мере, возможность мириться с тем или иным исходом.
Читая «Великое расширение» Рэйчел Хэн в первый раз, я подумала, что этот текст будет с определенным привкусом магического реализма, но ошиблась. Если в завязке романа и правда присутствует полунамек на силу сверхъестественного, то ближе к финалу эта сила будто бы меняет качество и перевоплощается в силу человеческую — одного человека или целой нации.
Взросление главного героя — сперва мальчика, а потом мужчины А Бооня Ли — приходится на очень драматичные эпизоды в истории страны. Пережитое постепенно формирует его так, что в итоге А Боонь поступает, возможно, вопреки желанию читателя, зато вполне в соответствии с собственной логикой.
В тексте много названий, которые соотносятся с сингапурскими реалиями. Я предпочла оставить их «родными» — не деревня, а кампонг, не креветочная паста, а балачан — по отношению к читателю так честнее, хотя и заковыристее.
К окончательному переводу названия я пришла не сразу и перебрала несколько вариантов. Название оригинала, «Great reclamation», отсылает к определенному историческому периоду — масштабной мелиорации земель в Сингапуре. Однако «Великая мелиорация» — название, которое, прямо скажем, на обложку не просится, поэтому пришлось пожертвовать историзмом в пользу читабельности. Надеюсь, почти без ущерба.
"Великое расширение" уже в продаже, будет книга и на апрельской #nonfictionВесна2024.
#фантомпресс #рэйчелхэн
Я очень люблю романы про условную Азию — и про ту, где я бывала, и про ту, где нет. Они, во-первых, рассказывают тебе историю, которую иначе ты бы не узнал. Во-вторых, бывает, что часто обдумываешь некую нерешаемую проблему (ну вот, например, что лучше и правильнее — традиции, уют, корни или инновация, удобство, перспектива?), а в таких романах эта проблема нередко поворачиваются к тебе совершенно непривычными сторонами и ты видишь если не решение, то, по крайней мере, возможность мириться с тем или иным исходом.
Читая «Великое расширение» Рэйчел Хэн в первый раз, я подумала, что этот текст будет с определенным привкусом магического реализма, но ошиблась. Если в завязке романа и правда присутствует полунамек на силу сверхъестественного, то ближе к финалу эта сила будто бы меняет качество и перевоплощается в силу человеческую — одного человека или целой нации.
Взросление главного героя — сперва мальчика, а потом мужчины А Бооня Ли — приходится на очень драматичные эпизоды в истории страны. Пережитое постепенно формирует его так, что в итоге А Боонь поступает, возможно, вопреки желанию читателя, зато вполне в соответствии с собственной логикой.
В тексте много названий, которые соотносятся с сингапурскими реалиями. Я предпочла оставить их «родными» — не деревня, а кампонг, не креветочная паста, а балачан — по отношению к читателю так честнее, хотя и заковыристее.
К окончательному переводу названия я пришла не сразу и перебрала несколько вариантов. Название оригинала, «Great reclamation», отсылает к определенному историческому периоду — масштабной мелиорации земель в Сингапуре. Однако «Великая мелиорация» — название, которое, прямо скажем, на обложку не просится, поэтому пришлось пожертвовать историзмом в пользу читабельности. Надеюсь, почти без ущерба.
"Великое расширение" уже в продаже, будет книга и на апрельской #nonfictionВесна2024.
#фантомпресс #рэйчелхэн
#слово_переводчика. Светлана Арестова, переводчица романа Дэниела Мейсона «Северный лес».
На написание романа у Мейсона — человека занятого, психиатра и преподавателя, — был год. Он получил стипендию Гуггенхайма и отправился в Западный Массачусетс, где и поселил своих героев.
Книга начинается словами: «В этот край они попали в июньской свежести». Первую главу он действительно писал в июне. Вторую главу, в которой события разворачиваются в июле, только уже много лет спустя, Мейсон писал в июле. И тогда он подумал: а что, если каждая глава будет привязана к месяцу, и писать ее он будет в этот самый месяц? Так он сможет вдохновляться меняющейся природой, а заодно придерживаться четких сроков. Это и стало организующим принципом всего романа и рабочего процесса. Новый месяц — новая глава.
Если он не успевал завершить главу к концу месяца, то откладывал ее на потом, чтобы вернуться к ней, когда допишет всю книгу. Если он завершал главу до конца месяца, то ждал начала следующего. Для романа вообще важна тема цикличности природы, так что и форма, и метод перекликаются с содержанием.
Несмотря на привязку к временам года, дат мы в книге не увидим. «Северный лес» — история деревьев, а не людей, а потому привычная нам хронология здесь не работает. Романное время измеряется жизнью каштановой рощи, яблоневого сада, поляны с цветами, семян, которые путешествуют из Старого Света в Новый, а там прорастают и разносятся дальше.
Хотя перевод тоже занял год, принцип у меня был другой. Свою стратегию я описала бы английским выражением cherry picking — из блюда черешни выбираешь все самые вкусные ягоды. Эпический размах автора меня напугал, и некоторые главы казались неподъемными. Тогда я решила, что начну с самых простых и/или интересных, наберу темп, а там уже и не так страшно будет. Поскольку у каждой главы свой сюжет, переводить их последовательно было необязательно.
Я начала с главы про спиритический сеанс в декорациях начала XX века. А закончила короткой, но труднопроходимой главой о спаривании жуков-короедов.
‼Премьера на #nonfictionВесна24 в московском Гостином Дворе 4-7 апреля. Наш стенд В-13‼
#фантомпресс
На написание романа у Мейсона — человека занятого, психиатра и преподавателя, — был год. Он получил стипендию Гуггенхайма и отправился в Западный Массачусетс, где и поселил своих героев.
Книга начинается словами: «В этот край они попали в июньской свежести». Первую главу он действительно писал в июне. Вторую главу, в которой события разворачиваются в июле, только уже много лет спустя, Мейсон писал в июле. И тогда он подумал: а что, если каждая глава будет привязана к месяцу, и писать ее он будет в этот самый месяц? Так он сможет вдохновляться меняющейся природой, а заодно придерживаться четких сроков. Это и стало организующим принципом всего романа и рабочего процесса. Новый месяц — новая глава.
Если он не успевал завершить главу к концу месяца, то откладывал ее на потом, чтобы вернуться к ней, когда допишет всю книгу. Если он завершал главу до конца месяца, то ждал начала следующего. Для романа вообще важна тема цикличности природы, так что и форма, и метод перекликаются с содержанием.
Несмотря на привязку к временам года, дат мы в книге не увидим. «Северный лес» — история деревьев, а не людей, а потому привычная нам хронология здесь не работает. Романное время измеряется жизнью каштановой рощи, яблоневого сада, поляны с цветами, семян, которые путешествуют из Старого Света в Новый, а там прорастают и разносятся дальше.
Хотя перевод тоже занял год, принцип у меня был другой. Свою стратегию я описала бы английским выражением cherry picking — из блюда черешни выбираешь все самые вкусные ягоды. Эпический размах автора меня напугал, и некоторые главы казались неподъемными. Тогда я решила, что начну с самых простых и/или интересных, наберу темп, а там уже и не так страшно будет. Поскольку у каждой главы свой сюжет, переводить их последовательно было необязательно.
Я начала с главы про спиритический сеанс в декорациях начала XX века. А закончила короткой, но труднопроходимой главой о спаривании жуков-короедов.
‼Премьера на #nonfictionВесна24 в московском Гостином Дворе 4-7 апреля. Наш стенд В-13‼
#фантомпресс
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
#слово_переводчика - на этот раз с видео.
Мария Александрова представляет роман Абрахама Вергезе "Завет воды".
Встречайте через неделю на #nonfictionВесна2024
С 8 апреля в книжных магазинах.
📘Предзаказ в «Москве»
📘Предзаказ в Озоне
📘Предзаказ в Читай-городе
📘Предзаказ в Буквоеде
📘Предзаказ в «Подписных изданиях»
📘Предзаказ в БММ
📘Предзаказ в Book24
📘Предзаказ электронной и аудиоверсии в Строках
Фрагмент из романа в "Снобе"
#фантомпресс #абрахамвергезе
Мария Александрова представляет роман Абрахама Вергезе "Завет воды".
Встречайте через неделю на #nonfictionВесна2024
С 8 апреля в книжных магазинах.
📘Предзаказ в «Москве»
📘Предзаказ в Озоне
📘Предзаказ в Читай-городе
📘Предзаказ в Буквоеде
📘Предзаказ в «Подписных изданиях»
📘Предзаказ в БММ
📘Предзаказ в Book24
📘Предзаказ электронной и аудиоверсии в Строках
Фрагмент из романа в "Снобе"
#фантомпресс #абрахамвергезе
#слово_переводчика. Светлана Арестова.
Главный герой романа Дэниела Мейсона «Северный лес» — природа. Она описывается разными голосами и средствами: баллады о совах и белках соседствуют с описаниями сукцессии (смены природных сообществ), советами по садоводству и рассказом о любовной эскападе жука.
В каждой главе мы встретим новый вид природного письма. Осенние леса Новой Англии автору хотелось описывать пышным, ажурным языком: в в современном романе это посчитали бы безвкусицей, а вот в письмах художника XIX века такой язык звучит органично:
«Я поклялся, что не буду писать по наброскам, довольно тревожить память осени посреди зимы. Но этот тщеславный зарок был сделан летом, когда дни замирают в зеленом зените. Однако солнце не замедляет ход для пишущего закаты, так что же взять с моего леса?»
Источником вдохновения для автора стали книги по экологии и естественной истории — например, труд Уильяма Кронона «Изменения в земле», в котором рассматривается влияние индейцев и колонистов на природу Новой Англии, и книга Тома Уэсселса «Как читать лесной ландшафт» — руководство для тех, кто хочет научиться видеть прошлое в лесах настоящего.
С историей художника XIX века перекликается история девушки-эколога, изучающей пейзажи с его полотен два века спустя.
Важный текст, оказавший влияние и на Мейсона, — «Уолден, или Жизнь в лесу» писателя и философа Генри Дэвида Торо, два года прожившего в хижине без «благ цивилизации». А читая о женщине, похищенной индейцами, мы будем неизменно вспоминать «Последнего из Могикан».
Роман густо населен персонажами, но, как говорит один из героев, «перед вами история деревьев, а не людей». В одной главе описывается, как из грудной клетки погребенного солдата вырастает яблоня, в другой — полет споры каштановой гнили (этот грибок буквально смел каштаны на востоке США). Загубленной каштановой роще мы сопереживаем не меньше, чем беглой рабыне или художнику с разбитым сердцем. Всё в северном лесу чувствует, мыслит и дышит. «По тысяче ангелов на каждой травинке». У каждого дерева есть душа.
Иллюстрация — фрагмент картины Томаса Коула «Вид на перевал Кроуфорд Нотч в горах Уайт-Маунтинс» (1839)
#фантомпресc #дэниелмейсон
Главный герой романа Дэниела Мейсона «Северный лес» — природа. Она описывается разными голосами и средствами: баллады о совах и белках соседствуют с описаниями сукцессии (смены природных сообществ), советами по садоводству и рассказом о любовной эскападе жука.
В каждой главе мы встретим новый вид природного письма. Осенние леса Новой Англии автору хотелось описывать пышным, ажурным языком: в в современном романе это посчитали бы безвкусицей, а вот в письмах художника XIX века такой язык звучит органично:
«Я поклялся, что не буду писать по наброскам, довольно тревожить память осени посреди зимы. Но этот тщеславный зарок был сделан летом, когда дни замирают в зеленом зените. Однако солнце не замедляет ход для пишущего закаты, так что же взять с моего леса?»
Источником вдохновения для автора стали книги по экологии и естественной истории — например, труд Уильяма Кронона «Изменения в земле», в котором рассматривается влияние индейцев и колонистов на природу Новой Англии, и книга Тома Уэсселса «Как читать лесной ландшафт» — руководство для тех, кто хочет научиться видеть прошлое в лесах настоящего.
С историей художника XIX века перекликается история девушки-эколога, изучающей пейзажи с его полотен два века спустя.
Важный текст, оказавший влияние и на Мейсона, — «Уолден, или Жизнь в лесу» писателя и философа Генри Дэвида Торо, два года прожившего в хижине без «благ цивилизации». А читая о женщине, похищенной индейцами, мы будем неизменно вспоминать «Последнего из Могикан».
Роман густо населен персонажами, но, как говорит один из героев, «перед вами история деревьев, а не людей». В одной главе описывается, как из грудной клетки погребенного солдата вырастает яблоня, в другой — полет споры каштановой гнили (этот грибок буквально смел каштаны на востоке США). Загубленной каштановой роще мы сопереживаем не меньше, чем беглой рабыне или художнику с разбитым сердцем. Всё в северном лесу чувствует, мыслит и дышит. «По тысяче ангелов на каждой травинке». У каждого дерева есть душа.
Иллюстрация — фрагмент картины Томаса Коула «Вид на перевал Кроуфорд Нотч в горах Уайт-Маунтинс» (1839)
#фантомпресc #дэниелмейсон
Фантом-Пресс
Северный лес
Описание книги Северный лес
Напоминаем! 5 апреля в 16.15 на выставке Non/Fiction в Гостином дворе состоится презентация романов двух писателей-врачей: «Завет воды» Абрахама Вергезе и «Северный лес» Дэниела Мейсона — и встреча с их переводчиками.
Инсайды с переводческой кухни у нас всегда в цене (мы даже завели для них специальную рубрику #слово_переводчика), так вот на этой встрече у вас будет шикарная возможность узнать еще больше.
Например, о тонкостях работы с главами «Северного леса», написанными совершенно разным языком (и даже разными жанрами), об особенностях перевода слов на языке малаялам в «Завете воды» и прочих переводческих интересностях, которые обычно остаются за кадром.
Мария Александрова и Светлана Арестова расскажут о том, чем они жили и в какие миры погружались, работая над переводами этих книг, а модерирует встречу Александра Борисенко, подарившая нам потрясающий перевод «Зимнего солдата» Дэниела Мейсона. Запись встречи с ней и лекции об этом романе, кстати, сохранилась на ютубе — https://youtu.be/QsL-KXFBu1I
СПИКЕРЫ
📘Александра Борисенко, переводчица, доцент филологического факультета МГУ («Зимний солдат» Дэниела Мейсона)
📘Мария Александрова, переводчица, историк, популяризатор гуманитарных наук («Завет воды» Абрахама Вергезе, «А дальше — море» Лоры Спенс-Эш)
📘Светлана Арестова, переводчица, преподавательница художественного перевода в магистратуре «Литературное мастерство» НИУ ВШЭ и Creative Writing School («Северный лес» Дэниела Мейсона).
#фантомпресс #nonfictionВесна2024
Инсайды с переводческой кухни у нас всегда в цене (мы даже завели для них специальную рубрику #слово_переводчика), так вот на этой встрече у вас будет шикарная возможность узнать еще больше.
Например, о тонкостях работы с главами «Северного леса», написанными совершенно разным языком (и даже разными жанрами), об особенностях перевода слов на языке малаялам в «Завете воды» и прочих переводческих интересностях, которые обычно остаются за кадром.
Мария Александрова и Светлана Арестова расскажут о том, чем они жили и в какие миры погружались, работая над переводами этих книг, а модерирует встречу Александра Борисенко, подарившая нам потрясающий перевод «Зимнего солдата» Дэниела Мейсона. Запись встречи с ней и лекции об этом романе, кстати, сохранилась на ютубе — https://youtu.be/QsL-KXFBu1I
СПИКЕРЫ
📘Александра Борисенко, переводчица, доцент филологического факультета МГУ («Зимний солдат» Дэниела Мейсона)
📘Мария Александрова, переводчица, историк, популяризатор гуманитарных наук («Завет воды» Абрахама Вергезе, «А дальше — море» Лоры Спенс-Эш)
📘Светлана Арестова, переводчица, преподавательница художественного перевода в магистратуре «Литературное мастерство» НИУ ВШЭ и Creative Writing School («Северный лес» Дэниела Мейсона).
#фантомпресс #nonfictionВесна2024
YouTube
Презентация романов "Зимний солдат" Дэниеля Мейсона и "Фигуры света" Сары Мосс в "Светловке".
28 апреля 2022 года в культурном центре "Светловка" состоялась творческая встреча с переводчиками Анастасией Завозовой, Александрой Борисенко и Виктором Сонькиным. Они представили два романа, которые объединяет медицинская тема, вышедших в издательстве "Фантом…
#слово_переводчика. Анастасия Наумова, «Великое Расширение» Рэйчел Хэн.
«Великое расширение» — роман, очень стройный стилистически. При переводе таких текстов главное — поймать стиль, и дальше уже «работаешь» внутри определенной стилистики. Это как вести машину по трассе — двигаться по одной выбранной полосе всегда проще, чем метаться между полосами.
Две основные сложности связаны с теми моментами, где в текст на английском каким-то образом вклиниваются не-английские вкрапления. Во первых, это «синглиш», сингапурский английский — на нем говорят мать и отец главного героя, его дядя, жители кампонга. По сравнению с авторским текстом романа этот язык очень упрощен синтаксически, полноценная фраза нередко состоит из двух-трех слов. В переводе колорит синглиша, безусловно, утрачивается, но я попыталась частично сохранить его, по возможности очень упростив фразы.
Во-вторых, названия приводятся в романе на разных языках, в том виде, в каком они использовались в Сингапуре в эпоху, когда разворачивается действие романа. Так кампонг — это малайское «деревня», а одежда, называемая в романе «чонсам» (в соответствии с кантонским диалектом китайского языка), больше известна в России как «ципао» (что соответствует севернокитайскому). Главные герои — сингапурские китайцы, исторически выходцы из провинции Фуцзянь. Их имена приводятся в соответствии с языком хокло или хоккиен, то есть сама транслитерация имен на русский — уже задача, которую редко встречаешь при переводе английского текста.
Когда текст изобилует названиями иноязычных реалий, их так и тянет локализовать. И здесь мы выбираем одно из двух: либо приводим названия в первозданном виде и даем сноску (а сноски любят, мягко говоря, не все читатели), либо локализуем (что нам мешает заменить «кампонг» на «деревню»?) и обезличиваем текст. Я не сторонник локализации в такого рода текстах — по-моему, именно благодаря подобным деталям создается своего рода макрос реальности романа, поэтому в «Великом расширении» почти все реалии называются ровно так, как и в оригинальном тексте.
‼Книга представлена на #nonfictionВесна24 в московском Гостином Дворе 4–7 апреля. Наш стенд В-13‼
#фантомпресс #рэйчелхэн
«Великое расширение» — роман, очень стройный стилистически. При переводе таких текстов главное — поймать стиль, и дальше уже «работаешь» внутри определенной стилистики. Это как вести машину по трассе — двигаться по одной выбранной полосе всегда проще, чем метаться между полосами.
Две основные сложности связаны с теми моментами, где в текст на английском каким-то образом вклиниваются не-английские вкрапления. Во первых, это «синглиш», сингапурский английский — на нем говорят мать и отец главного героя, его дядя, жители кампонга. По сравнению с авторским текстом романа этот язык очень упрощен синтаксически, полноценная фраза нередко состоит из двух-трех слов. В переводе колорит синглиша, безусловно, утрачивается, но я попыталась частично сохранить его, по возможности очень упростив фразы.
Во-вторых, названия приводятся в романе на разных языках, в том виде, в каком они использовались в Сингапуре в эпоху, когда разворачивается действие романа. Так кампонг — это малайское «деревня», а одежда, называемая в романе «чонсам» (в соответствии с кантонским диалектом китайского языка), больше известна в России как «ципао» (что соответствует севернокитайскому). Главные герои — сингапурские китайцы, исторически выходцы из провинции Фуцзянь. Их имена приводятся в соответствии с языком хокло или хоккиен, то есть сама транслитерация имен на русский — уже задача, которую редко встречаешь при переводе английского текста.
Когда текст изобилует названиями иноязычных реалий, их так и тянет локализовать. И здесь мы выбираем одно из двух: либо приводим названия в первозданном виде и даем сноску (а сноски любят, мягко говоря, не все читатели), либо локализуем (что нам мешает заменить «кампонг» на «деревню»?) и обезличиваем текст. Я не сторонник локализации в такого рода текстах — по-моему, именно благодаря подобным деталям создается своего рода макрос реальности романа, поэтому в «Великом расширении» почти все реалии называются ровно так, как и в оригинальном тексте.
‼Книга представлена на #nonfictionВесна24 в московском Гостином Дворе 4–7 апреля. Наш стенд В-13‼
#фантомпресс #рэйчелхэн