Все уже видели новости о снятии с продаж книг. Книги хорошие, читать можно:
• Брендон Тейлор «Настоящая жизнь» — кампус-роман про грустного и потерянного гея-аспиранта. Недавно у Тейлора выходил новый роман в рассказах — тоже про университеты и ещё более бомбический.
• Майкл Каннингем «Дом на краю света» — роман, который продолжал тему обретенной («логической», по выражению Армистеда Мопина) семьи в американском гейлите. Перевод Веденяпина не без огрех, но после кучи ляпов в «Часах» исправился.
• Джеймс Болдуин «Комната Джованни» — классик гарлемской прозы написал свой единственный квир-роман без темнокожих героев — ему было слишком тяжело писать о двойной стигме. Зато книжка про чувака, который из-за своих тараканов и выученнооо поведения портит жизнь всем вокруг, ему с лихвой удалась. Герой не мог быть с Джованни, потому что зашоренный обществом и американским воспитанием мозг не понимал, как это двое мужчин могут любить друг друга, норовил примерить к мужским отношениям ярлыки муж-жена и нацепить соответствующие стереотипы поведения; свою девушку Хеллу он не мог любить потому, что был обычным кондовым геем с отвращением к женскому телу и со страхом признаться себе в этом.
Подозреваю, что это только начало, но электронку и оригиналы не запретят.
• Брендон Тейлор «Настоящая жизнь» — кампус-роман про грустного и потерянного гея-аспиранта. Недавно у Тейлора выходил новый роман в рассказах — тоже про университеты и ещё более бомбический.
• Майкл Каннингем «Дом на краю света» — роман, который продолжал тему обретенной («логической», по выражению Армистеда Мопина) семьи в американском гейлите. Перевод Веденяпина не без огрех, но после кучи ляпов в «Часах» исправился.
• Джеймс Болдуин «Комната Джованни» — классик гарлемской прозы написал свой единственный квир-роман без темнокожих героев — ему было слишком тяжело писать о двойной стигме. Зато книжка про чувака, который из-за своих тараканов и выученнооо поведения портит жизнь всем вокруг, ему с лихвой удалась. Герой не мог быть с Джованни, потому что зашоренный обществом и американским воспитанием мозг не понимал, как это двое мужчин могут любить друг друга, норовил примерить к мужским отношениям ярлыки муж-жена и нацепить соответствующие стереотипы поведения; свою девушку Хеллу он не мог любить потому, что был обычным кондовым геем с отвращением к женскому телу и со страхом признаться себе в этом.
Подозреваю, что это только начало, но электронку и оригиналы не запретят.
Telegram
Pal o' Me Heart
Настоящая жизнь (Real Life)
Брендон Тейлор, 2020
(Пер. В. Кульницкой, Inspiria, 2021)
#palomebook
Уоллас – аспирант биофака в университете на Среднем Западе и всем сердцем жаждет, чтобы его эксперименты над нематодами увенчались успехом. Еще он хочет, чтобы…
Брендон Тейлор, 2020
(Пер. В. Кульницкой, Inspiria, 2021)
#palomebook
Уоллас – аспирант биофака в университете на Среднем Западе и всем сердцем жаждет, чтобы его эксперименты над нематодами увенчались успехом. Еще он хочет, чтобы…
Long Live Queer Nightlife: How the Closing of Gay Bars Sparked a Revolution
by Amin Ghaziani, 2024, 288 pp
★★★☆☆
#palomebook
Еще одна книжка про то, какзагнивает Европа закрываются гей-клубы, но с другого ракурса. Автор-социолог выстаивает теорию, что ночная квир-жизнь никуда не делась, а просто трансформировалась. Газиани пишет, что исчезновение гей-баров пусть и печально, но породило всплеск клубных вечеринок — альтернативных ad hoc танцевальных пространств, где превалируют POC и гендерно неконформные люди. В отличие от постоянно работающих гей-баров, ориентированных на белых мужчин, клубные вечеринки инклюзивны и не привязаны к локации, часто проводятся в складских помещениях на промышленных окраинах городов.
Газиани строит свой нонфикшн как диалог академического исследования и репортажей с клубных вечеринок. На каких-то он присутствовал лично (например, на еврейской Buttmitzvah), о каких-то пишет со слов их завсегдатаев (как о сапфической Femmetopia). Академическая часть вышла интересней репортажной (где, бывает, он впадает в экзальтированное многословие): с выкладками и прогнозами, почему клубы закрываются. Спойлер: потому что стоимость земли растет, стоимость аренды тоже, бары не выдерживают конкуренции за площадь с сетевыми ресторанами и строителями элитного жилья. Выход Газиани видит в господдержке ночных заведений и приводит опыт Германии.
by Amin Ghaziani, 2024, 288 pp
★★★☆☆
#palomebook
Еще одна книжка про то, как
Газиани строит свой нонфикшн как диалог академического исследования и репортажей с клубных вечеринок. На каких-то он присутствовал лично (например, на еврейской Buttmitzvah), о каких-то пишет со слов их завсегдатаев (как о сапфической Femmetopia). Академическая часть вышла интересней репортажной (где, бывает, он впадает в экзальтированное многословие): с выкладками и прогнозами, почему клубы закрываются. Спойлер: потому что стоимость земли растет, стоимость аренды тоже, бары не выдерживают конкуренции за площадь с сетевыми ресторанами и строителями элитного жилья. Выход Газиани видит в господдержке ночных заведений и приводит опыт Германии.
Long Island
Colm Tóibín, 2024, 304 рр
★★★☆☆
#palomebook
Продолжение романа «Бруклин» (2009). Прошло 20 лет с тех пора, как Эйлиш Лейси покинула Ирландию, перебралась в Нью-Йорк и вышла замуж за итальянца. Теперь, весной 1976 года, она живет вместе с большой семьей мужа в пригороде Нью-Йорка на Лонг-Айленде. Однажды на пороге ее дома появляется сердитый мужик и говорит, что муж Эйлиш заделал ребенка его жене, и что Эйлиш должна забрать ребенка, когда тот родится. Рассерженная, она берет двух своих детей и улетает в Ирландию к маме, с которой не виделась двадцать лет. На родине ей предстоит столкнуться с прошлым: с бывшей лучшей подругой Нэнси и с Джимом — своей старой любовью.
Роман построен, как равносторонний треугольник голосов: Эйлиш, Нэнси и Джима, — перекликаясь с «Бруклином», но теперь центральной фигурой становится Нэнси, а ближе к концу романа — вообще Джим. Как двадцать лет назад Эйлиш металась между ним и своим мужем Тони, так сейчас сорокалетний Джим выбирает между стабильной жизнью с Нэнси в Ирландии и вновь вспыхнувшими чувствами к Эйлиш. Большинство сцен Тойбин описывает с точек зрения трех персонажей — это затягивает развитие сюжета и лишает книгу динамики.
Сама Эйлиш становится в некотором роде второстепенным персонажем, Лонг-Айленд из названия появляется только в первой части романа (из семи). Действие происходит в 70е, упоминаются Никсон и война во Вьетнаме, но с тем же успехом всё могло случиться десятилетием раньше или позже — Тойбину как будто не удается показать это время так же выпукло, как 1950-е в «Бруклине». Конфликт с чужим ребенком вообще оказывается неразрешенным, а финал — открытым, что намекает на третий роман, где Тойбин закроет все сюжетные нити.
Хотя в «Лонг-Айленде» больше собственно сюжета: происшествий и совпадений, неожиданных поворотов и откровений, — в нем как будто меньше жизни. Герои уставшие и безэмоциональные, остаются практически статичными, пока вокруг меняются декорации. Для сиквела о жизни Эйлиш в романе также поразительно мало Эйлиш. Как и любопытных жителей городка Эннискорти, читателя больше заботит, что приезжая Эйлиш здесь будет делать, чем кто она такая или кем она стала — для этого в романе слишком мало психологического материала.
Colm Tóibín, 2024, 304 рр
★★★☆☆
#palomebook
Продолжение романа «Бруклин» (2009). Прошло 20 лет с тех пора, как Эйлиш Лейси покинула Ирландию, перебралась в Нью-Йорк и вышла замуж за итальянца. Теперь, весной 1976 года, она живет вместе с большой семьей мужа в пригороде Нью-Йорка на Лонг-Айленде. Однажды на пороге ее дома появляется сердитый мужик и говорит, что муж Эйлиш заделал ребенка его жене, и что Эйлиш должна забрать ребенка, когда тот родится. Рассерженная, она берет двух своих детей и улетает в Ирландию к маме, с которой не виделась двадцать лет. На родине ей предстоит столкнуться с прошлым: с бывшей лучшей подругой Нэнси и с Джимом — своей старой любовью.
Роман построен, как равносторонний треугольник голосов: Эйлиш, Нэнси и Джима, — перекликаясь с «Бруклином», но теперь центральной фигурой становится Нэнси, а ближе к концу романа — вообще Джим. Как двадцать лет назад Эйлиш металась между ним и своим мужем Тони, так сейчас сорокалетний Джим выбирает между стабильной жизнью с Нэнси в Ирландии и вновь вспыхнувшими чувствами к Эйлиш. Большинство сцен Тойбин описывает с точек зрения трех персонажей — это затягивает развитие сюжета и лишает книгу динамики.
Сама Эйлиш становится в некотором роде второстепенным персонажем, Лонг-Айленд из названия появляется только в первой части романа (из семи). Действие происходит в 70е, упоминаются Никсон и война во Вьетнаме, но с тем же успехом всё могло случиться десятилетием раньше или позже — Тойбину как будто не удается показать это время так же выпукло, как 1950-е в «Бруклине». Конфликт с чужим ребенком вообще оказывается неразрешенным, а финал — открытым, что намекает на третий роман, где Тойбин закроет все сюжетные нити.
Хотя в «Лонг-Айленде» больше собственно сюжета: происшествий и совпадений, неожиданных поворотов и откровений, — в нем как будто меньше жизни. Герои уставшие и безэмоциональные, остаются практически статичными, пока вокруг меняются декорации. Для сиквела о жизни Эйлиш в романе также поразительно мало Эйлиш. Как и любопытных жителей городка Эннискорти, читателя больше заботит, что приезжая Эйлиш здесь будет делать, чем кто она такая или кем она стала — для этого в романе слишком мало психологического материала.
Earth
John Boyne, 2024, 168 pp
★★★★☆
#palomebook
Второй роман из «стихийной» тетралогии Бойна о насилии. В прошлогодней «Воде» рассказывалась история женщины, которая бежала на остров, потому что ее мужа арестовали за сексуальное насилие над девочками. Герой-рассказчик в «Земле» — Эван, парнишка с того самого острова.
Эван живет в Англии и занимается профессиональным футболом. Он и его товарищ по команде Робби проходят обвиняемыми по громкому делу об изнасиловании, а главная улика — телефон Эвана с видеозаписью — очень кстати пропала. Теперь Эвану предстоит решить, хочет ли он продолжать свою сытую жизнь или правосудия для девушки.
«Земля» гораздо мрачнее предыдущей части. В «Воде» насилие совершалось за страницами романа, теперь же Бойн прямо проводит читателя по сценам насилия: физического над девушкой и психологического — отца Эвана над ним. Парень гей и хотел стать художником, но отец настойчиво подталкивал сына к карьере футболиста — стыдя за «не мужские» увлечения и мягкий нрав. Как и в «Воде», стыд в романе становится главной движущей силой сюжета и пронизывает каждый элемент истории: стыд сексуальный, классовый и персональный. Эвану стыдно оказаться никудышным художником, стыдно заниматься проституцией, стыдно хорошо играть в футбол (он его ненавидит), теперь и на скамье подсудимых он не может смотреть в глаза окружающим. Весь этот маленький, на 160 страниц роман Бойн через Эвана рассказывает, как тот преодолевает стыд и становится мужчиной.
John Boyne, 2024, 168 pp
★★★★☆
#palomebook
Второй роман из «стихийной» тетралогии Бойна о насилии. В прошлогодней «Воде» рассказывалась история женщины, которая бежала на остров, потому что ее мужа арестовали за сексуальное насилие над девочками. Герой-рассказчик в «Земле» — Эван, парнишка с того самого острова.
Эван живет в Англии и занимается профессиональным футболом. Он и его товарищ по команде Робби проходят обвиняемыми по громкому делу об изнасиловании, а главная улика — телефон Эвана с видеозаписью — очень кстати пропала. Теперь Эвану предстоит решить, хочет ли он продолжать свою сытую жизнь или правосудия для девушки.
«Земля» гораздо мрачнее предыдущей части. В «Воде» насилие совершалось за страницами романа, теперь же Бойн прямо проводит читателя по сценам насилия: физического над девушкой и психологического — отца Эвана над ним. Парень гей и хотел стать художником, но отец настойчиво подталкивал сына к карьере футболиста — стыдя за «не мужские» увлечения и мягкий нрав. Как и в «Воде», стыд в романе становится главной движущей силой сюжета и пронизывает каждый элемент истории: стыд сексуальный, классовый и персональный. Эвану стыдно оказаться никудышным художником, стыдно заниматься проституцией, стыдно хорошо играть в футбол (он его ненавидит), теперь и на скамье подсудимых он не может смотреть в глаза окружающим. Весь этот маленький, на 160 страниц роман Бойн через Эвана рассказывает, как тот преодолевает стыд и становится мужчиной.
Horror Movie
Paul Tremblay, 2024, 277 pp, audiobook
★★★☆☆
#palomebook
В июне 1993 года несколько студентов за месяц без бюджета, без эффектов, на единственную камеру сняли фильм ужасов, который так и назвали — Horror Movie. На съемках произошел несчастный случай, кто-то умер, а сам фильм так и не вышел в свет. Всего три сцены и несколько кадров со съемок просочились в мир, обросли культовым статусом и армией поклонников.
Тридцать лет спустя голливудская студия хочет выпустить ремейк фильма и приглашает единственного выжившего актера вернуться к своей старой роли — загадочного и пугающего парнишки по прозвищу Дрищ. Этот мужчина (герой-рассказчик романа) все еще хранит страшную маску-реквизит, в которой исполнял свою роль, а также шрамы и тайны со съемок. Решение киностудии разыграть заново ту давнюю историю грозит обернуться новым кошмаром.
В свежей книжке Тремблэй отказывается от традиционного формата и пишет смесь романа и сценария. Одна форма перетекает в другую, а повествование скачет из прошлого в настоящее и обратно. Четвертая стена постоянно трещит, герой-рассказчик напрямую обращается к нам-читателям, вовлекая в происходящее и чуть ли не приглашая разделить роль в снафф-фильме.
Впрочем, игра с формой оказалась как достоинством романа, так и его недостатком. Тремблэй слишком часто разыгрывает одну и ту же сцену с разных сторон: в «сценарном» времени и тридцать лет спустя в воспоминаниях, — что неизбежно (и не всегда уместно) замедляет действие. Интрига с «проклятым» фильмом скорее несет метафорическую функцию, нежели подогревает читательское любопытство. Прием ненадежного рассказчика подан слишком топорно, и роль мужчины в трагедии тридцатилетней давности становится очевидной слишком рано. К тому же для (в первую очередь) жанрового романа здесь слишком мало собственно ужасов — Тремблэй не пугает, а делает некомфортно и призывает задуматься о природе зла.
(Отдельно об аудиоверсии — она выше всяких похвал. Группа актеров читает сценарий по ролям, а на фоне тут и там мелькают криповые саунд-эффекты.)
Paul Tremblay, 2024, 277 pp, audiobook
★★★☆☆
#palomebook
В июне 1993 года несколько студентов за месяц без бюджета, без эффектов, на единственную камеру сняли фильм ужасов, который так и назвали — Horror Movie. На съемках произошел несчастный случай, кто-то умер, а сам фильм так и не вышел в свет. Всего три сцены и несколько кадров со съемок просочились в мир, обросли культовым статусом и армией поклонников.
Тридцать лет спустя голливудская студия хочет выпустить ремейк фильма и приглашает единственного выжившего актера вернуться к своей старой роли — загадочного и пугающего парнишки по прозвищу Дрищ. Этот мужчина (герой-рассказчик романа) все еще хранит страшную маску-реквизит, в которой исполнял свою роль, а также шрамы и тайны со съемок. Решение киностудии разыграть заново ту давнюю историю грозит обернуться новым кошмаром.
В свежей книжке Тремблэй отказывается от традиционного формата и пишет смесь романа и сценария. Одна форма перетекает в другую, а повествование скачет из прошлого в настоящее и обратно. Четвертая стена постоянно трещит, герой-рассказчик напрямую обращается к нам-читателям, вовлекая в происходящее и чуть ли не приглашая разделить роль в снафф-фильме.
Впрочем, игра с формой оказалась как достоинством романа, так и его недостатком. Тремблэй слишком часто разыгрывает одну и ту же сцену с разных сторон: в «сценарном» времени и тридцать лет спустя в воспоминаниях, — что неизбежно (и не всегда уместно) замедляет действие. Интрига с «проклятым» фильмом скорее несет метафорическую функцию, нежели подогревает читательское любопытство. Прием ненадежного рассказчика подан слишком топорно, и роль мужчины в трагедии тридцатилетней давности становится очевидной слишком рано. К тому же для (в первую очередь) жанрового романа здесь слишком мало собственно ужасов — Тремблэй не пугает, а делает некомфортно и призывает задуматься о природе зла.
(Отдельно об аудиоверсии — она выше всяких похвал. Группа актеров читает сценарий по ролям, а на фоне тут и там мелькают криповые саунд-эффекты.)
Mona of the Manor
Armistead Maupin, 2024, 235 pp
★★★★★
#palomebook
Десять лет назад Армистед Мопед написал девятый роман «Городских историй» — The Days of Anna Madrigal, — который должен был стать последним в серии. Центральная фигура саги, матриарх Анна Мадригал из идиллической квир-коммуны на Барбари-лейн, доживает до глубокой старости и умирает в кругу друзей, а вместе с ней завершается и серия. Но все эти годы Мопина беспокоила лакуна в саге: между шестой (Sure of You, 1989) и седьмой (Michael Tolliver Lives, 2007) прошло почти двадцать лет. В шестой книге один из центральных персонажей, Майкл Толливер, узнает о своем ВИЧ-позитивном статусе, что тогда было равносильно смертельному приговору. По словам автора, он совершенно не хотел писать книгу, где гей умирает в конце. Только много лет спустя, когда появились новые лекарства, Мопин вернулся к своим героям, чтобы чевствовать тех, кто выжил. Вот только судьба Моны Рамси, другого персонажа саги, так и осталась непроработанной где-то в девяностых. В новой книге Мопин оборачивается назад и рассказывает, что происходило с ней в те годы.
Мона, нонкомформистка и общительная лесбиянка, заключает брак по расчету с британским лордом, мечтавшим переехать в Сан-Франциско, и становится леди английского поместья. Поместье огромное, старинное и медленно разрушается, и чтобы найти деньги на ремонт, Мона сдает комнаты гостям. Вместе с Моной поместьем управляет ее приемный сын Уилфред, который уже отчаялся найти любовь в сельской местности, где живут одни пенсионеры. В начале романа в особняке останавливается семейная пара американских туристов, и скоро Мона понимает, что жену нужно спасать от мужа, который ее избивает.
Мопин никогда не стеснялся поднимать острые темы в «Городских историях» — так, он первым в американской литературе в 1982 году написал об эпидемии ВИЧ. В «Моне из поместья» острота приглушена историей, но и здесь посреди криминального сюжета и отсылок к поп-культуре 90-х Мона и Уилфред скорбят по друзьям, умирающим от СПИДа, разрабатывают план по спасению женщины, спорят с прото-ТЭРФками и организуют языческий праздник летнего солнцестояния посреди англиканской деревни.
Стилистически новый роман похож скорее на раннего Мопина — с преобладающими диалогами, остросюжетными поворотами и удобными совпадениями, — чем продолжает его романы десятилетней давности, где он полагался на пространные описательные абзацы и внутренние монологи персонажей. Юмористические сцены пасторальной жизни будто перенеслись со страниц Вудхауса, а сильное влияние «Я захватываю замок» Доди Смит (элегичного романа про эксцентричную семью в старом разваливающемся особняке) подтверждал и сам Мопин.
В целом, «Мона из поместья» — это и умело сделанный фансервис для поклонников «Городских историй», который не меняет канона, но углубляет персонажа Моны, и в то же время добрый, занимательный, читабельный роман о «логической семье» и жизни в удовольствие.
Armistead Maupin, 2024, 235 pp
★★★★★
#palomebook
Десять лет назад Армистед Мопед написал девятый роман «Городских историй» — The Days of Anna Madrigal, — который должен был стать последним в серии. Центральная фигура саги, матриарх Анна Мадригал из идиллической квир-коммуны на Барбари-лейн, доживает до глубокой старости и умирает в кругу друзей, а вместе с ней завершается и серия. Но все эти годы Мопина беспокоила лакуна в саге: между шестой (Sure of You, 1989) и седьмой (Michael Tolliver Lives, 2007) прошло почти двадцать лет. В шестой книге один из центральных персонажей, Майкл Толливер, узнает о своем ВИЧ-позитивном статусе, что тогда было равносильно смертельному приговору. По словам автора, он совершенно не хотел писать книгу, где гей умирает в конце. Только много лет спустя, когда появились новые лекарства, Мопин вернулся к своим героям, чтобы чевствовать тех, кто выжил. Вот только судьба Моны Рамси, другого персонажа саги, так и осталась непроработанной где-то в девяностых. В новой книге Мопин оборачивается назад и рассказывает, что происходило с ней в те годы.
Мона, нонкомформистка и общительная лесбиянка, заключает брак по расчету с британским лордом, мечтавшим переехать в Сан-Франциско, и становится леди английского поместья. Поместье огромное, старинное и медленно разрушается, и чтобы найти деньги на ремонт, Мона сдает комнаты гостям. Вместе с Моной поместьем управляет ее приемный сын Уилфред, который уже отчаялся найти любовь в сельской местности, где живут одни пенсионеры. В начале романа в особняке останавливается семейная пара американских туристов, и скоро Мона понимает, что жену нужно спасать от мужа, который ее избивает.
Мопин никогда не стеснялся поднимать острые темы в «Городских историях» — так, он первым в американской литературе в 1982 году написал об эпидемии ВИЧ. В «Моне из поместья» острота приглушена историей, но и здесь посреди криминального сюжета и отсылок к поп-культуре 90-х Мона и Уилфред скорбят по друзьям, умирающим от СПИДа, разрабатывают план по спасению женщины, спорят с прото-ТЭРФками и организуют языческий праздник летнего солнцестояния посреди англиканской деревни.
Стилистически новый роман похож скорее на раннего Мопина — с преобладающими диалогами, остросюжетными поворотами и удобными совпадениями, — чем продолжает его романы десятилетней давности, где он полагался на пространные описательные абзацы и внутренние монологи персонажей. Юмористические сцены пасторальной жизни будто перенеслись со страниц Вудхауса, а сильное влияние «Я захватываю замок» Доди Смит (элегичного романа про эксцентричную семью в старом разваливающемся особняке) подтверждал и сам Мопин.
В целом, «Мона из поместья» — это и умело сделанный фансервис для поклонников «Городских историй», который не меняет канона, но углубляет персонажа Моны, и в то же время добрый, занимательный, читабельный роман о «логической семье» и жизни в удовольствие.
Шесть чемоданов
Максим Биллер, 2024 (Sechs Koffer, 2018), 192 pp
Пер. Александра Елисеева, изд-во «Книжники» @knizhnikiru
#palomebook
Наполовину семейная сага, наполовину детектив — роман немецкого писателя Максима Биллера повествует об агентах советских спецслужб, прерванных карьерах и антисемитизме, который испытывала на себе советско-еврейская семья в скитаниях между Москвой и Прагой, Берлином и Цюрихом.
Отправной точкой повествования служит судьба деда Биллера, которого казнили в Советском Союзе в 1960 году за торговлю на черном рынке и валютную спекуляцию. Известно, что дела выдал чекистам кто-то из членов семьи. В романе о совершенном предательстве, «страшной семейной тайне», говорят открыто и вслух размышляют о чувстве вины. Предательство разделило семью и посеяло недоверие между родственниками, ведь кто-то из них был виновен. Дядя Дима во время отсидки за попытку бегства в Западный Берлин? Или молчаливый дядя Лева, который порвал с семьей? Биллер говорит, что ему не нравятся семейные тайны, и так он попытался заполнить этот пробел в истории семьи.
Однако Биллер пишет не мемуары и даже не автофикшн, но именно роман на автобиографическом материале, где память соседствует с фантазией, правда с вымыслом, а факты разбавляются теориями и домыслами. Так, его тетка, чехословацкая режиссерша Новой Волны Наталья Гелернтер, сняла позабытый ныне фильм «Ганка Цвайгова» о девушке, семью которой убили в концлагере. После войны она ведет веселый и разгульный образ жизни, но в конце фильма выбрасывается из окна. Наталья повторила судьбу своей героини, много лет спустя, уже в эмиграции в Цюрихе совершив самоубийство. Фильму и судьбе Натальи Биллер отводит особое место в романе, вот только ни «Ганки Цвайговой», ни режиссерши Гелертнет не существовало.
Биллер представляет шесть версий событий, погружается в сознание своих отца и матери, двух дядей, Натальи Гелернтер и своей сестры. И в каждом из этих миров мы уверены, что перед нами настоящее воспоминание. «Они с мамой любили этот диван», — говорит рассказчик в главе о своем отце, а несколько страниц спустя, с точки зрения матери, пишет, что она ненавидела этот диван, считала его неудобным и слишком узким для гостей. В книге постоянно возникают такие противоречия, искаженные или подавленные воспоминания, которые внезапно всплывают вновь.
Рассказчик знает, что его дед был приговорен к смерти в антисемитском климате, царившем даже после смерти Сталина, что тете долго не давали разрешения на съемки «проклятые чешские и словацкие бывшие соратники и антисемиты» и что дядю Леву старый друг называл «маленьким жиденком». Именно эти воспоминания — об атмосфере, о чувствах, о постоянной холодной неприязни — не вызывают сомнений и единообразны во всех из шести версий событий, в отличие от неуловимых фактов.
На главную загадку романа нет ответа, «Шесть чемоданов» заканчиваются невыполненным обещанием: сестра Елена только что опубликовала свою автобиографию, и в радио-интервью в ответ на вопрос, кто же на самом деле выдал деда, говорит, что это никого не касается.
Максим Биллер, 2024 (Sechs Koffer, 2018), 192 pp
Пер. Александра Елисеева, изд-во «Книжники» @knizhnikiru
#palomebook
Наполовину семейная сага, наполовину детектив — роман немецкого писателя Максима Биллера повествует об агентах советских спецслужб, прерванных карьерах и антисемитизме, который испытывала на себе советско-еврейская семья в скитаниях между Москвой и Прагой, Берлином и Цюрихом.
Отправной точкой повествования служит судьба деда Биллера, которого казнили в Советском Союзе в 1960 году за торговлю на черном рынке и валютную спекуляцию. Известно, что дела выдал чекистам кто-то из членов семьи. В романе о совершенном предательстве, «страшной семейной тайне», говорят открыто и вслух размышляют о чувстве вины. Предательство разделило семью и посеяло недоверие между родственниками, ведь кто-то из них был виновен. Дядя Дима во время отсидки за попытку бегства в Западный Берлин? Или молчаливый дядя Лева, который порвал с семьей? Биллер говорит, что ему не нравятся семейные тайны, и так он попытался заполнить этот пробел в истории семьи.
Однако Биллер пишет не мемуары и даже не автофикшн, но именно роман на автобиографическом материале, где память соседствует с фантазией, правда с вымыслом, а факты разбавляются теориями и домыслами. Так, его тетка, чехословацкая режиссерша Новой Волны Наталья Гелернтер, сняла позабытый ныне фильм «Ганка Цвайгова» о девушке, семью которой убили в концлагере. После войны она ведет веселый и разгульный образ жизни, но в конце фильма выбрасывается из окна. Наталья повторила судьбу своей героини, много лет спустя, уже в эмиграции в Цюрихе совершив самоубийство. Фильму и судьбе Натальи Биллер отводит особое место в романе, вот только ни «Ганки Цвайговой», ни режиссерши Гелертнет не существовало.
Биллер представляет шесть версий событий, погружается в сознание своих отца и матери, двух дядей, Натальи Гелернтер и своей сестры. И в каждом из этих миров мы уверены, что перед нами настоящее воспоминание. «Они с мамой любили этот диван», — говорит рассказчик в главе о своем отце, а несколько страниц спустя, с точки зрения матери, пишет, что она ненавидела этот диван, считала его неудобным и слишком узким для гостей. В книге постоянно возникают такие противоречия, искаженные или подавленные воспоминания, которые внезапно всплывают вновь.
Рассказчик знает, что его дед был приговорен к смерти в антисемитском климате, царившем даже после смерти Сталина, что тете долго не давали разрешения на съемки «проклятые чешские и словацкие бывшие соратники и антисемиты» и что дядю Леву старый друг называл «маленьким жиденком». Именно эти воспоминания — об атмосфере, о чувствах, о постоянной холодной неприязни — не вызывают сомнений и единообразны во всех из шести версий событий, в отличие от неуловимых фактов.
Читал недавно последний переведенный на английский роман Greek Lessons. Не впечатлился, если честно — до «Вегетарианки», конечно, мощностей не хватило. Надеюсь, Нобелевка не станет её лебединой песнью, и дама напишет ещё какой-нибудь сильный текст про корейских женщин.
Telegram
Pal o' Me Heart
Greek Lessons
Han Kang, 2011
(translated by Deborah Smith and Emily Yae Won, 2023)
★★★☆☆
#palomebook
После смерти матери и некрасивого развода, вследствие которого ей запретили видеться с сыном, героиня теряет способность говорить. Она начинает ходить на…
Han Kang, 2011
(translated by Deborah Smith and Emily Yae Won, 2023)
★★★☆☆
#palomebook
После смерти матери и некрасивого развода, вследствие которого ей запретили видеться с сыном, героиня теряет способность говорить. Она начинает ходить на…
Our Evenings
Alan Hollinghurst, 2024, 448 pp
★★★☆☆
#palomebook
Через семь лет после The Sparsholt Affair Алан Холлингхёрст написал новый роман. Все типичные элементы его текстов на месте: протагонист-гей, элитная школа, столкновение классов, званые обеды, немного секса. Главный герой, актер Дэвид Вин, пишет мемуары и вспоминает свою жизнь: от шестидесятых, когда он учился по стипендии богатых меценатов, до настоящего времени, где он купается в славе и живет вместе с любящим партнером. Вспоминает школьного товарища Джайлза, который буллил и сексуально издевался над одноклассниками, а сейчас стал беспринципным политиком правого толка. И много думает о матери, которая растила его без отца и жила со своей любимой женщиной.
В Our Evenings гораздо меньше секса, чем в любом из прошлых романов Холлингхёрста. Желания героя приглушены и часто остаются без ответа. Либидо его проявляется не в действии, а в ожидании: он постоянно ждет, что с ним случится жизнь — как ждёт читатель, когда же эта тягомотина закончится. Холлингхёрст, как обычно, показывает виртуозное владение английским языком, на уровне предложений читать его — чистое удовольствие. Однако как цельный роман Our Evenings скучный до зубовного скрежета. Жизнь героя движется по предсказуемым этапам: вот школа с влюбленностями и мальчишеским трепетом, вот Оксфорд с экзаменами и вечеринками, вот начало карьеры в Лондоне с работой, новыми знакомствами и любовниками, вот неизменные светские рауты, которые кочуют из романа в роман. Всё это уже у Холлингхёрста уже было, он будто нарезал отрывков из своих прошлых книг и сшил из них новый текст. Возможно, не хватило литературной редактуры — чтобы вдохнуть немного жизни, чтобы у малахольного деда на щеках румянец заиграл.
Получился типичный в худшем смысле роман современного классика: не говорит ничего нового и не вызывает ни малейшего возбуждения чувств.
Alan Hollinghurst, 2024, 448 pp
★★★☆☆
#palomebook
Через семь лет после The Sparsholt Affair Алан Холлингхёрст написал новый роман. Все типичные элементы его текстов на месте: протагонист-гей, элитная школа, столкновение классов, званые обеды, немного секса. Главный герой, актер Дэвид Вин, пишет мемуары и вспоминает свою жизнь: от шестидесятых, когда он учился по стипендии богатых меценатов, до настоящего времени, где он купается в славе и живет вместе с любящим партнером. Вспоминает школьного товарища Джайлза, который буллил и сексуально издевался над одноклассниками, а сейчас стал беспринципным политиком правого толка. И много думает о матери, которая растила его без отца и жила со своей любимой женщиной.
В Our Evenings гораздо меньше секса, чем в любом из прошлых романов Холлингхёрста. Желания героя приглушены и часто остаются без ответа. Либидо его проявляется не в действии, а в ожидании: он постоянно ждет, что с ним случится жизнь — как ждёт читатель, когда же эта тягомотина закончится. Холлингхёрст, как обычно, показывает виртуозное владение английским языком, на уровне предложений читать его — чистое удовольствие. Однако как цельный роман Our Evenings скучный до зубовного скрежета. Жизнь героя движется по предсказуемым этапам: вот школа с влюбленностями и мальчишеским трепетом, вот Оксфорд с экзаменами и вечеринками, вот начало карьеры в Лондоне с работой, новыми знакомствами и любовниками, вот неизменные светские рауты, которые кочуют из романа в роман. Всё это уже у Холлингхёрста уже было, он будто нарезал отрывков из своих прошлых книг и сшил из них новый текст. Возможно, не хватило литературной редактуры — чтобы вдохнуть немного жизни, чтобы у малахольного деда на щеках румянец заиграл.
Получился типичный в худшем смысле роман современного классика: не говорит ничего нового и не вызывает ни малейшего возбуждения чувств.
Now and Then
William Corlett, 1995, 352 pp
★★★★★
#palomebook
Кристоферу далеко за 40, он важный редактор в лондонском издательстве и регулярно за обедом пропускает винца с лучшей подругой, обсуждая ее увлечения молодыми атлетами. После смерти отца Кристофер возвращается в родительский дом и, разбирая коробку с вещами, оставшимися со времен его учебы в частной школе для мальчиков, натыкается на старые фотографии. На одной из них он видит Стивена — красивого школьного префекта, который соблазнил его тридцать лет назад, и единственного человека, которого он когда-либо по-настоящему любил.
Уильям Корлетт (умер в 2005) был английским детским писателем, известность ему принесла тетралогия The Magician's House, которую экранизировала BBC. Now and Then — один из двух взрослых романов Корлетта, опубликованный в 1995 году вскоре после его каминг-аута.
Повествование переключается между юностью Кристофера и его настоящим — приблизительно конец 1980-х или начало 90-х, когда он решает через общих знакомых, телефонные звонки и письма отыскать свою первую любовь. (Задача, кажущаяся очаровательной и старомодной в эпоху социальных сетей.) Роман очень британский: тут и школьная действительность, где учатся только мальчики (буллинг, бессмысленные и жестокие телесные наказания, школьный спектакль, где все роли исполняют парни, взвешенный в воздухе гомоэротизм). И настоящее Кристофера: круизинг в туалетах, классовые споры, нотки стыда и страха, сохранявшиеся даже в 90-е, где бульварная пресса разоблачала мужчин, имевших связь с парнями по вызову, а по Британии летал призрак ВИЧ, перед которым люди оказались беспомощны. Тут и удушающая динамика семьи и дружбы, не позволявшая Кристоферу честно рассказать правду лучшей подруге или своей матери, отношения с которой — отдельная важная линия в романе (от отчужденности и сожалений до принятия). Взрослые переживания Кристофера блекнут на контрасте с ним из прошлого. Молодой Крис обладает полной эмоциональной палитрой, а взрослый Кристофер сильно заторможен, будто выжал из себя без остатка всю способность испытывать сильные чувства. Сегодня мы бы посоветовали ему найти психотерапевта, но Кристофер из 90-х поехал искать свою старую любовь и финал тридцатилетней истории.
Это классика гейлита, где история главного героя несет на себе отпечаток становления юного гея. Однако не нужно быть ни учеником частной школы, ни британским мальчиком 50-х годов, чтобы понять универсальное, обострённое чувство первой любви, когда кажется, что это чувство навсегда, что без любви нет жизни, что такой интенсивности эмоция больше не повторится. Кроме того, книгу просто приятно читать: хотя сюжет не изобилует особой динамикой и не удивляет поворотами — это прямая и честная драма — Корлетт с поразительным умением переплетает два временных пласта, приятно шутит и постепенно из воспоминаний и писем складывает полную картину душевных терзаний Кристофера и раскрывает мотивы героев в кульминационном финале.
В 2020 году пронеслась новость, что роман собираются экранизировать — со Стивеном Фраем, Джеральдиной Джеймс и Ричардом Армитеджем в ролях, но проект все еще не стартовал.
William Corlett, 1995, 352 pp
★★★★★
#palomebook
Кристоферу далеко за 40, он важный редактор в лондонском издательстве и регулярно за обедом пропускает винца с лучшей подругой, обсуждая ее увлечения молодыми атлетами. После смерти отца Кристофер возвращается в родительский дом и, разбирая коробку с вещами, оставшимися со времен его учебы в частной школе для мальчиков, натыкается на старые фотографии. На одной из них он видит Стивена — красивого школьного префекта, который соблазнил его тридцать лет назад, и единственного человека, которого он когда-либо по-настоящему любил.
Уильям Корлетт (умер в 2005) был английским детским писателем, известность ему принесла тетралогия The Magician's House, которую экранизировала BBC. Now and Then — один из двух взрослых романов Корлетта, опубликованный в 1995 году вскоре после его каминг-аута.
Повествование переключается между юностью Кристофера и его настоящим — приблизительно конец 1980-х или начало 90-х, когда он решает через общих знакомых, телефонные звонки и письма отыскать свою первую любовь. (Задача, кажущаяся очаровательной и старомодной в эпоху социальных сетей.) Роман очень британский: тут и школьная действительность, где учатся только мальчики (буллинг, бессмысленные и жестокие телесные наказания, школьный спектакль, где все роли исполняют парни, взвешенный в воздухе гомоэротизм). И настоящее Кристофера: круизинг в туалетах, классовые споры, нотки стыда и страха, сохранявшиеся даже в 90-е, где бульварная пресса разоблачала мужчин, имевших связь с парнями по вызову, а по Британии летал призрак ВИЧ, перед которым люди оказались беспомощны. Тут и удушающая динамика семьи и дружбы, не позволявшая Кристоферу честно рассказать правду лучшей подруге или своей матери, отношения с которой — отдельная важная линия в романе (от отчужденности и сожалений до принятия). Взрослые переживания Кристофера блекнут на контрасте с ним из прошлого. Молодой Крис обладает полной эмоциональной палитрой, а взрослый Кристофер сильно заторможен, будто выжал из себя без остатка всю способность испытывать сильные чувства. Сегодня мы бы посоветовали ему найти психотерапевта, но Кристофер из 90-х поехал искать свою старую любовь и финал тридцатилетней истории.
Это классика гейлита, где история главного героя несет на себе отпечаток становления юного гея. Однако не нужно быть ни учеником частной школы, ни британским мальчиком 50-х годов, чтобы понять универсальное, обострённое чувство первой любви, когда кажется, что это чувство навсегда, что без любви нет жизни, что такой интенсивности эмоция больше не повторится. Кроме того, книгу просто приятно читать: хотя сюжет не изобилует особой динамикой и не удивляет поворотами — это прямая и честная драма — Корлетт с поразительным умением переплетает два временных пласта, приятно шутит и постепенно из воспоминаний и писем складывает полную картину душевных терзаний Кристофера и раскрывает мотивы героев в кульминационном финале.
В 2020 году пронеслась новость, что роман собираются экранизировать — со Стивеном Фраем, Джеральдиной Джеймс и Ричардом Армитеджем в ролях, но проект все еще не стартовал.
Fire
John Boyne, 2024, 176 pp
★★★★☆
#palomebook
Доктор Фрейя Петрус — 36-летняя красотка и заведующая ожоговым отделением больницы. Её хотят все: от коллег до пациентов и их отцов. Она любит свою работу и носит под сердцем секрет:в 12 лет ее в течение месяца насиловали соседские мальчики, а потом погребли заживо в яме на строительной площадке . С тех пор Фрейя затаила ненависть к 14-летним мальчикам и вот уже долго, очень долго она без всякого угрызения совести соблазняет их и ломает им жизнь . Пока однажды ей не повстречался подросток по имени Джордж Элиот и не взбаламутил эту рутину ненависти.
Третья часть бойновского «стихийного квартета» о насилии (предыдущие две – «Вода» и «Земля») пока что самая жесткая. Бойн поднимает вопрос о врожденном и приобретенном: повлияли ли травматичные события в прошлом на поступки Фрейи в настоящем, или же она нашла удобное оправдание для злодейств, которые просто приносят ей удовольствие? Ответ вряд ли можно отыскать в ее характере: Бойн слабо прописывает психологию Фрейи, её путь от девчонки, которую бросила рано забеременевшая мать, до светила хирургии с прекрасной карьерой. Бойн почти низводит ее до карикатурного злодея, который то ли не в силах, то ли не хочет порвать спираль насилия и упивается своими «достижениями», пафосно хохоча. Впрочем, этот маленький роман страдает единственно от недостаточной достоверности главной героини, а все прочие элементы ремесла Бойна-рассказчика: хороший язык, идеальный темп, по линейке выверенные клиффхенгеры и переходы, красивый финал, и разбросанный среди этого человеческого мрака едкий юмор, — всё на месте.
John Boyne, 2024, 176 pp
★★★★☆
#palomebook
Доктор Фрейя Петрус — 36-летняя красотка и заведующая ожоговым отделением больницы. Её хотят все: от коллег до пациентов и их отцов. Она любит свою работу и носит под сердцем секрет:
Третья часть бойновского «стихийного квартета» о насилии (предыдущие две – «Вода» и «Земля») пока что самая жесткая. Бойн поднимает вопрос о врожденном и приобретенном: повлияли ли травматичные события в прошлом на поступки Фрейи в настоящем, или же она нашла удобное оправдание для злодейств, которые просто приносят ей удовольствие? Ответ вряд ли можно отыскать в ее характере: Бойн слабо прописывает психологию Фрейи, её путь от девчонки, которую бросила рано забеременевшая мать, до светила хирургии с прекрасной карьерой. Бойн почти низводит ее до карикатурного злодея, который то ли не в силах, то ли не хочет порвать спираль насилия и упивается своими «достижениями», пафосно хохоча. Впрочем, этот маленький роман страдает единственно от недостаточной достоверности главной героини, а все прочие элементы ремесла Бойна-рассказчика: хороший язык, идеальный темп, по линейке выверенные клиффхенгеры и переходы, красивый финал, и разбросанный среди этого человеческого мрака едкий юмор, — всё на месте.
In Memoriam
Alice Winn, 2023, 380 pp
★☆☆☆☆
#palomebook
Роман начинается со школьных лет двух главных героев, один из которых любил толкать детей, а второй разговаривал цитатами из стихов. Потом в 1914-м грянула война, парни пошли добровольцами и писали много (много!) писем с фронта: друг другу, бойцам на линиях, друзьям и родне в тылу.
Где-то на первой трети романа ясно, что это полная лажа. Элис Винн писала много фанфиков (начинала, разумеется, со слэша Гарри/Драко) — и вроде даже успешных, но удалила с AO3 свои тексты, когда задумала войти в «большую литературу». Собственно, In Memoriam подавался как серьезный текст про войну и мужскую романтику в окопах, вот только по качеству письма, по владению темой, по проработке второстепенных персонажей это всё ещё пошлый фанфик.
Роман на 80% состоит из ситкомных диалогов, написанных приторным, подавляюще сентиментальным языком, когда говорится о чувствах, и банальным, клишированным — когда речь заходит о войне. Винн явно далеко до Ремарка и Хэмингвея, она стремилась к реализму, но увязла в искусственности: роман плохо выстроен, затянут, провисает в середине, чересчур полагается на клиффхэнгеры и частую смену декораций — уловки, чтобы отвлечь от слабого текста.
Герои её типичны для современной любовной прозы: двумерные, заготовленные, без развития, они изъясняются, как протерапевтированные миллениалы, и временами довольно глупы. Вне своего любовного романа их мало что интересует — как и саму авторшу, Первая мировая здесь только декорация в MM-Romance, потому материал очень плохо проработан, для галочки. Романтические сцены, будто взятые с фикрайтерных форумов и из фантазий о мужчинах прошлого — вот центр авторского внимания, ради которого можно принести в жертву как реализм (ну не могло быть в 1914 году такого not-a-big-deal'ьного отношения к мужчинам, занимавшимся сексом прям в траншеях или под ближайшем деревцем у солдат на виду), так и всю прочую периферию, которая только отвлекает от романтики. Вне «спальни» ничего интересного не происходит. Винн как будто написала очень плохой фанфик про Зигфрида Сассуна и Уилфреда Оуэна.
(И куда делись женщины в этом мире бравых парней?)
Тот случай, когда эксплуатационный роман вполне можно назвать «влажными фантазиями по мотивам». Фантазиями тридцатилетней миллениальши, которая ни черта не понимает в теме и не умеет писать хорошую прозу, о подробно-физиологичном гей-сексе в закрытой школе столетней давности и на фронтах Первой мировой. Короче говоря, типичный слэш.
Если хочется текстов про мужиков на Первой мировой, можно взять мощную Regeneration Trilogy Пэт Баркер или того же «Абсолютиста» Бойна — попроще и почитабельней.
Alice Winn, 2023, 380 pp
★☆☆☆☆
#palomebook
Роман начинается со школьных лет двух главных героев, один из которых любил толкать детей, а второй разговаривал цитатами из стихов. Потом в 1914-м грянула война, парни пошли добровольцами и писали много (много!) писем с фронта: друг другу, бойцам на линиях, друзьям и родне в тылу.
Где-то на первой трети романа ясно, что это полная лажа. Элис Винн писала много фанфиков (начинала, разумеется, со слэша Гарри/Драко) — и вроде даже успешных, но удалила с AO3 свои тексты, когда задумала войти в «большую литературу». Собственно, In Memoriam подавался как серьезный текст про войну и мужскую романтику в окопах, вот только по качеству письма, по владению темой, по проработке второстепенных персонажей это всё ещё пошлый фанфик.
Роман на 80% состоит из ситкомных диалогов, написанных приторным, подавляюще сентиментальным языком, когда говорится о чувствах, и банальным, клишированным — когда речь заходит о войне. Винн явно далеко до Ремарка и Хэмингвея, она стремилась к реализму, но увязла в искусственности: роман плохо выстроен, затянут, провисает в середине, чересчур полагается на клиффхэнгеры и частую смену декораций — уловки, чтобы отвлечь от слабого текста.
Герои её типичны для современной любовной прозы: двумерные, заготовленные, без развития, они изъясняются, как протерапевтированные миллениалы, и временами довольно глупы. Вне своего любовного романа их мало что интересует — как и саму авторшу, Первая мировая здесь только декорация в MM-Romance, потому материал очень плохо проработан, для галочки. Романтические сцены, будто взятые с фикрайтерных форумов и из фантазий о мужчинах прошлого — вот центр авторского внимания, ради которого можно принести в жертву как реализм (ну не могло быть в 1914 году такого not-a-big-deal'ьного отношения к мужчинам, занимавшимся сексом прям в траншеях или под ближайшем деревцем у солдат на виду), так и всю прочую периферию, которая только отвлекает от романтики. Вне «спальни» ничего интересного не происходит. Винн как будто написала очень плохой фанфик про Зигфрида Сассуна и Уилфреда Оуэна.
(И куда делись женщины в этом мире бравых парней?)
Тот случай, когда эксплуатационный роман вполне можно назвать «влажными фантазиями по мотивам». Фантазиями тридцатилетней миллениальши, которая ни черта не понимает в теме и не умеет писать хорошую прозу, о подробно-физиологичном гей-сексе в закрытой школе столетней давности и на фронтах Первой мировой. Короче говоря, типичный слэш.
Если хочется текстов про мужиков на Первой мировой, можно взять мощную Regeneration Trilogy Пэт Баркер или того же «Абсолютиста» Бойна — попроще и почитабельней.
В новом году обещают выпустить переводы
- монументального нонфика про композитора, которого за пристрастие к атласным халатам называли „фру-фру Вагнер“
- новой Саяки Мураты про психологическую травму девочки, которая узнала, что мама с папой в спальне не йогой занимались
- последнего романа Сары Перри, где сорокалетний гей и мелкая озорница вызывают призрак румынской астрономини из 19 века
- свежей Хан Ган про корейскую резню
- монументального нонфика про композитора, которого за пристрастие к атласным халатам называли „фру-фру Вагнер“
- новой Саяки Мураты про психологическую травму девочки, которая узнала, что мама с папой в спальне не йогой занимались
- последнего романа Сары Перри, где сорокалетний гей и мелкая озорница вызывают призрак румынской астрономини из 19 века
- свежей Хан Ган про корейскую резню
Telegram
Pal o' Me Heart
Wagnerism: Art and Politics in the Shadow of Music, by Alex Ross (2020)
#palomebook #palomemusic
Музыкальный критик и колумнист The New Yorker Алекс Росс, чья первая книга «Дальше - шум. Слушая XX век» отгремела в 2007 так, что грохот пронёсся и по России…
#palomebook #palomemusic
Музыкальный критик и колумнист The New Yorker Алекс Росс, чья первая книга «Дальше - шум. Слушая XX век» отгремела в 2007 так, что грохот пронёсся и по России…
Strange Pictures
Uketsu, Jim Rion (Translator), 2025, 240 pp
★★★★☆
#palomebook
У ютьюб-аккаунта Uketsu 1,7 миллиона подписчиков. Эксцентричный человек в полностью закрытом черном костюме и белой маске показывает картинки с секретом и рассказывает о них истории модифицированным голосом. Ролики довольно криповые. Аккаунт стал японской интернет-сенсацией, по одному из видео в 2022-м издали книжку, а в этом году она вышла в английском переводе.
Strange Pictures — это роман в четырех рассказах. Начинается он, как типичная крипипаста: пара студентов находят в сети давно заброшенный блог. Банальная история счастливой семьи постепенно обрастает тревожными деталями. Но уже со второго рассказа роман из легкого хоррора превращается в детектив в духе Эдогавы Рампо. В центре каждого рассказа — картинка-загадка, которую предлагается разрешить читателям. Здесь нет гениального сыщика, расследование ведут случайные люди — воплощения авторского голоса, — которые получают улики и подсказки одновременно с нами. Постепенно все 4 рассказа через лихие сюжетные повороты и откровения складываются в единый сюжет.
В целом, довольно крепкий детектив, хорошо держит интригу. Правда, он совершенно лишен лишних деталей, красивостей, описаний и психологической проработки характеров: герои прописаны ровно настолько, чтобы в них не путаться. Есть головоломка, есть большая тайна — вперёд, за дело, без проволочек.
Uketsu, Jim Rion (Translator), 2025, 240 pp
★★★★☆
#palomebook
У ютьюб-аккаунта Uketsu 1,7 миллиона подписчиков. Эксцентричный человек в полностью закрытом черном костюме и белой маске показывает картинки с секретом и рассказывает о них истории модифицированным голосом. Ролики довольно криповые. Аккаунт стал японской интернет-сенсацией, по одному из видео в 2022-м издали книжку, а в этом году она вышла в английском переводе.
Strange Pictures — это роман в четырех рассказах. Начинается он, как типичная крипипаста: пара студентов находят в сети давно заброшенный блог. Банальная история счастливой семьи постепенно обрастает тревожными деталями. Но уже со второго рассказа роман из легкого хоррора превращается в детектив в духе Эдогавы Рампо. В центре каждого рассказа — картинка-загадка, которую предлагается разрешить читателям. Здесь нет гениального сыщика, расследование ведут случайные люди — воплощения авторского голоса, — которые получают улики и подсказки одновременно с нами. Постепенно все 4 рассказа через лихие сюжетные повороты и откровения складываются в единый сюжет.
В целом, довольно крепкий детектив, хорошо держит интригу. Правда, он совершенно лишен лишних деталей, красивостей, описаний и психологической проработки характеров: герои прописаны ровно настолько, чтобы в них не путаться. Есть головоломка, есть большая тайна — вперёд, за дело, без проволочек.
Witchcraft for Wayward Girls
Grady Hendrix, 2025, 496 pp
★★☆☆☆
#palomebook
15-летняя Нива — беременная девочка из Алабамы 1970-х. Отец увозит ее от соседских глаз и семейного позора в специальное учреждение, где такие же девочки живут до родов, отдают своих младенцев на усыновление и возвращаются обратно как ни в чем не бывало. Под надзором строгой управляющей, соцработницы, мужлана-доктора и медсестры девочки скучают, курят сижки, смотрят телек, но никогда не покидают территорию учреждения. Раз в пару недель мимо проезжает библиотека на колесах, откуда девочкам позволено брать по книжке на подружку. Так однажды они выуживают самоучитель для юных ведьмочек. Веселые эксперименты с заклинаниями ожидаемо выходят из-под контроля.
Грейди Хендрикс славится тем, что натягивает клоунский колпак кэмпа на хоррор-тропы. Про дом с привидениями, про вампиров, про слэшер и про что только не писал, настал черед ведьм. Только кажется, что он ошибся с пропорцией: на почти 500 страниц романа ведьмовских дел 5%, остальное — это ужасы подростковой беременности. Скука однотипных дней в закрытом пространстве, утренняя тошнота, блюют все, мучаются болями в животе и спине, плохо какают, потеют, матерятся, хихикают, снова блюют, ходят на унизительные осмотры к неэмпатичному доктору, моют полы, в конце концов рожают — во всех физиологических подробностях. Иногда какие-то заклинания прочитают, чтобы свою утреннюю тошноту на доктора перенести — немного female revenge никому еще не вредил.
Какое-то ведьмовство появляется только после очень долгой экспозиции, занимающей треть романа, где Хендрикс представляет всех девочек в заведении, из которых значимые только четверо, остальные — слаборазличимые статисты. Главная героиня Нива — ванильная бесхарактерная мямля, оттеняют ее три подружки: очень стереотипная оторва-матершинница, не от мира сего «Луна Лавгуд», и воплощение тропа Magical Negro — чернокожий помощник белого героя, который своей таинственной мудростью или волшебными мумбо-юмбо помогает ему на пути.
Зачем 50-летний мужик Хендрикс написал очень затянутый pregnancy horror — для меня загадка. Впрочем, не пропадать же часам консультаций с повитухами. В романе нет как такового персонализированного антагониста: персонал учреждения в целом хочет девочкам хорошего и делает свою работу, но на дворе 70-е, о бережном экологичном обращении никто еще не слышал. Главный злодей здесь — система и (разумеется) патриархат, где парням, обрюхатившим девочек, никакого наказания, а молодых мам стыдят и используют, как инкубаторы.
Delicate Condition на ту же тему: беременность и ведьмы, — показался мне сильнее, интереснее и аутентичней, что ли.
Grady Hendrix, 2025, 496 pp
★★☆☆☆
#palomebook
15-летняя Нива — беременная девочка из Алабамы 1970-х. Отец увозит ее от соседских глаз и семейного позора в специальное учреждение, где такие же девочки живут до родов, отдают своих младенцев на усыновление и возвращаются обратно как ни в чем не бывало. Под надзором строгой управляющей, соцработницы, мужлана-доктора и медсестры девочки скучают, курят сижки, смотрят телек, но никогда не покидают территорию учреждения. Раз в пару недель мимо проезжает библиотека на колесах, откуда девочкам позволено брать по книжке на подружку. Так однажды они выуживают самоучитель для юных ведьмочек. Веселые эксперименты с заклинаниями ожидаемо выходят из-под контроля.
Грейди Хендрикс славится тем, что натягивает клоунский колпак кэмпа на хоррор-тропы. Про дом с привидениями, про вампиров, про слэшер и про что только не писал, настал черед ведьм. Только кажется, что он ошибся с пропорцией: на почти 500 страниц романа ведьмовских дел 5%, остальное — это ужасы подростковой беременности. Скука однотипных дней в закрытом пространстве, утренняя тошнота, блюют все, мучаются болями в животе и спине, плохо какают, потеют, матерятся, хихикают, снова блюют, ходят на унизительные осмотры к неэмпатичному доктору, моют полы, в конце концов рожают — во всех физиологических подробностях. Иногда какие-то заклинания прочитают, чтобы свою утреннюю тошноту на доктора перенести — немного female revenge никому еще не вредил.
Какое-то ведьмовство появляется только после очень долгой экспозиции, занимающей треть романа, где Хендрикс представляет всех девочек в заведении, из которых значимые только четверо, остальные — слаборазличимые статисты. Главная героиня Нива — ванильная бесхарактерная мямля, оттеняют ее три подружки: очень стереотипная оторва-матершинница, не от мира сего «Луна Лавгуд», и воплощение тропа Magical Negro — чернокожий помощник белого героя, который своей таинственной мудростью или волшебными мумбо-юмбо помогает ему на пути.
Зачем 50-летний мужик Хендрикс написал очень затянутый pregnancy horror — для меня загадка. Впрочем, не пропадать же часам консультаций с повитухами. В романе нет как такового персонализированного антагониста: персонал учреждения в целом хочет девочкам хорошего и делает свою работу, но на дворе 70-е, о бережном экологичном обращении никто еще не слышал. Главный злодей здесь — система и (разумеется) патриархат, где парням, обрюхатившим девочек, никакого наказания, а молодых мам стыдят и используют, как инкубаторы.
Delicate Condition на ту же тему: беременность и ведьмы, — показался мне сильнее, интереснее и аутентичней, что ли.
Mothers and Sons
Adam Haslett, 2025, 336 pp
★★★★☆
#palomebook
Питер — сорокалетний адвокат по делам мигрантов, трудоголик, гей, одиноко живет в нью-йоркской квартире. Поневоле ем приходится вести дело молодого албанского беженца-гея. История парня будит в Питере далеко задвинутые воспоминания и подталкивает возобновить отношения с матерью, которую Питер много лет избегает. Энн, бывшая священница, 25 лет назад ушла от отца Питера к женщине-прихожанке, переехала вместе с ней в Вермонт и основала шелтер для женщин. Она лечит чужие душевные боли, но не в силах найти общий язык с собственным сыном. Наконец, третья сюжетная линия — это история 15-летнего Питера, любознательного подростка, только начинающего осознавать свою сексуальность в отношениях с Джаредом, красивым мальчиком несколько старше него. У этой истории шокирующий финал, который наложил отпечаток на всю жизнь Питера и стал причиной отчуждения между ним и его матерью.
Новый роман Адама Хэзлетта — этакая смесь Каннингема и Франзена на минималках: не такой мелодраматичный, не такой масштабный, но столь же глубокий. Автор медленно снимает слои карьерных достижений и социальных масок с Питера и Энн, чтобы вскрыть бурю вины и страха, таящуюся в них. Оба переживают сложные истории взросления, связанные с их квирной сексуальностью: Питер — как подросток, влюбившийся в эмоционально отстраненного одноклассника, а Энн — как женщина средних лет, чья любовь к другой женщине разрушила ее брак и карьеру пастора. Их объединяют и потери: смерть отца Питера от рака и финал его отношений с парнем. Энн говорит, что женщины прячутся в чужой боли, тогда как от мужчин вроде Питера ожидают, что они никогда не будут эту боль чувствовать. Отношения матери и сына перекликаются с отношениями Николая и Аркадия Кирсановых из Тургеневских «Отцов и детей», с которыми роман Хэзлетта в очевидном диалоге. Так же, как полтора столетия назад, поколения не хотят или не могут друг с другом поговорить, не понимают друг друга, запертые в клетку недосказанности и отягощенными собственными представлениями о правильном и политически верном. Чтобы сдвинуться с мертвой точки, обоим был необходим толчок извне: для одной таким импульсом стала новая влюбленность, сокрушившая привычный уклад; для другого — образ из собственной юности — Базаров, переродившийся в албанского беженца.
Adam Haslett, 2025, 336 pp
★★★★☆
#palomebook
Питер — сорокалетний адвокат по делам мигрантов, трудоголик, гей, одиноко живет в нью-йоркской квартире. Поневоле ем приходится вести дело молодого албанского беженца-гея. История парня будит в Питере далеко задвинутые воспоминания и подталкивает возобновить отношения с матерью, которую Питер много лет избегает. Энн, бывшая священница, 25 лет назад ушла от отца Питера к женщине-прихожанке, переехала вместе с ней в Вермонт и основала шелтер для женщин. Она лечит чужие душевные боли, но не в силах найти общий язык с собственным сыном. Наконец, третья сюжетная линия — это история 15-летнего Питера, любознательного подростка, только начинающего осознавать свою сексуальность в отношениях с Джаредом, красивым мальчиком несколько старше него. У этой истории шокирующий финал, который наложил отпечаток на всю жизнь Питера и стал причиной отчуждения между ним и его матерью.
Новый роман Адама Хэзлетта — этакая смесь Каннингема и Франзена на минималках: не такой мелодраматичный, не такой масштабный, но столь же глубокий. Автор медленно снимает слои карьерных достижений и социальных масок с Питера и Энн, чтобы вскрыть бурю вины и страха, таящуюся в них. Оба переживают сложные истории взросления, связанные с их квирной сексуальностью: Питер — как подросток, влюбившийся в эмоционально отстраненного одноклассника, а Энн — как женщина средних лет, чья любовь к другой женщине разрушила ее брак и карьеру пастора. Их объединяют и потери: смерть отца Питера от рака и финал его отношений с парнем. Энн говорит, что женщины прячутся в чужой боли, тогда как от мужчин вроде Питера ожидают, что они никогда не будут эту боль чувствовать. Отношения матери и сына перекликаются с отношениями Николая и Аркадия Кирсановых из Тургеневских «Отцов и детей», с которыми роман Хэзлетта в очевидном диалоге. Так же, как полтора столетия назад, поколения не хотят или не могут друг с другом поговорить, не понимают друг друга, запертые в клетку недосказанности и отягощенными собственными представлениями о правильном и политически верном. Чтобы сдвинуться с мертвой точки, обоим был необходим толчок извне: для одной таким импульсом стала новая влюбленность, сокрушившая привычный уклад; для другого — образ из собственной юности — Базаров, переродившийся в албанского беженца.
Rejection
Tony Tulathimutte, 2024, 272 pp
★★★★☆
#palomebook
Огненный сборник из пяти взаимосвязанных сатирических рассказов и одного мета-послесловия, где черный юмор под стать умению Тулатимутте работать с английским языком и современными нарративами — завораживает.
В первых трех рассказах обиженные на мир люди чувствуют себя отверженными, строят вокруг этого свою идентичность и отравляют жизнь другим. В двух последних — чистая сатира.
The Feminist
Мужик с самой юности сочувствовал и защищал права женщин, был им надеждой, опорой и лучшим другом — короче, был феминистом святее самих феминисток. Но секса с ним никто не хотел, окружающие женщины вместо правильного своего парня выбирали маскулинных плохишей с широкими плечами. От такой несправедливости мамкин феминист в конце концов круто тронулся умом и стал праворадикальным инцелом.
Pics
Героиня по пьяне отсосала своему лучшему другу и нафантазировала с ним любовь и отношения. Но когда фантазия обломалась о реальность, героиня оказалась в глубокой депрессии и без подруг, с которыми разосралась, потому что они не хотели поддерживать её грандиозную idée fixe. Полное delulu.
Ahegao, or, The Ballad of Sexual Repression
Тайландо-американец-гей с животиком и маленьким членом насмотрелся аниме, надрочился на ахэгао и — не в силах вынести трагедии, что живые люди не хотят корчить эти глупые рожи из аниме-порнухи — взялся изливать свою сексуальную фрустрацию в огромном фанфике про себя, свою нереальную привлекательность и свой член размером с пол-планеты, который вынуждены обслуживать красивые белые гномики.
Our Dope Future
Техбро из идиотского стартапа обманом заманил заурядную девушку в отношения, запер в своей однокомнатной, но умной и эргономичной квартире и раскрыл свои на нее виды. Они вместе должны плодиться столько и так быстро, сколько смогут, их дети должны плодиться между собой, их внуки тоже — и так они заселят планету копиями нашего аутичного техбро, а потом и в космос улетят.
Стилистически безупречная сатира одновременно на Дурова, Маска, Цукерберга и того миллионера, который переливает себе плазму собственного сына, а потом в твиттере решил померяться с ним частотой ночных эрекций.
Main Character
Азиатская девушка, которая не считает себя ни азиаткой, ни девушкой, потому что вне этих условностей, на протяжении многих лет целыми днями наводняет интернет сложноустроенными историями и фейками, срачами между пользователями, которых сама же создает, теориями заговора и разоблачениями — ради собственного удовольствия. Может быть, она же написала и все предыдущие рассказы.
Re: Rejection
Выдуманная издательская рецензия на сборник рассказов Тони Тулатимутте Rejection, где выдуманный издатель объясняет, почему он отверг рукопись. Слишком мета, на грани кринжа, но вписывается в концепт книги.
Предыдущая грандиозная сатира сполна извиняет это занудное послесловие.
Tony Tulathimutte, 2024, 272 pp
★★★★☆
#palomebook
Огненный сборник из пяти взаимосвязанных сатирических рассказов и одного мета-послесловия, где черный юмор под стать умению Тулатимутте работать с английским языком и современными нарративами — завораживает.
В первых трех рассказах обиженные на мир люди чувствуют себя отверженными, строят вокруг этого свою идентичность и отравляют жизнь другим. В двух последних — чистая сатира.
The Feminist
Мужик с самой юности сочувствовал и защищал права женщин, был им надеждой, опорой и лучшим другом — короче, был феминистом святее самих феминисток. Но секса с ним никто не хотел, окружающие женщины вместо правильного своего парня выбирали маскулинных плохишей с широкими плечами. От такой несправедливости мамкин феминист в конце концов круто тронулся умом и стал праворадикальным инцелом.
Pics
Героиня по пьяне отсосала своему лучшему другу и нафантазировала с ним любовь и отношения. Но когда фантазия обломалась о реальность, героиня оказалась в глубокой депрессии и без подруг, с которыми разосралась, потому что они не хотели поддерживать её грандиозную idée fixe. Полное delulu.
Ahegao, or, The Ballad of Sexual Repression
Тайландо-американец-гей с животиком и маленьким членом насмотрелся аниме, надрочился на ахэгао и — не в силах вынести трагедии, что живые люди не хотят корчить эти глупые рожи из аниме-порнухи — взялся изливать свою сексуальную фрустрацию в огромном фанфике про себя, свою нереальную привлекательность и свой член размером с пол-планеты, который вынуждены обслуживать красивые белые гномики.
Our Dope Future
Техбро из идиотского стартапа обманом заманил заурядную девушку в отношения, запер в своей однокомнатной, но умной и эргономичной квартире и раскрыл свои на нее виды. Они вместе должны плодиться столько и так быстро, сколько смогут, их дети должны плодиться между собой, их внуки тоже — и так они заселят планету копиями нашего аутичного техбро, а потом и в космос улетят.
Стилистически безупречная сатира одновременно на Дурова, Маска, Цукерберга и того миллионера, который переливает себе плазму собственного сына, а потом в твиттере решил померяться с ним частотой ночных эрекций.
Main Character
Азиатская девушка, которая не считает себя ни азиаткой, ни девушкой, потому что вне этих условностей, на протяжении многих лет целыми днями наводняет интернет сложноустроенными историями и фейками, срачами между пользователями, которых сама же создает, теориями заговора и разоблачениями — ради собственного удовольствия. Может быть, она же написала и все предыдущие рассказы.
Re: Rejection
Выдуманная издательская рецензия на сборник рассказов Тони Тулатимутте Rejection, где выдуманный издатель объясняет, почему он отверг рукопись. Слишком мета, на грани кринжа, но вписывается в концепт книги.
Предыдущая грандиозная сатира сполна извиняет это занудное послесловие.
The Rachel Incident
Caroline O'Donoghue, 2023, 304 pp
★★★★☆
#palomebook
Конец нулевых, ирландский Корк. Рейчел учится на литературном, живет с лучшим другом-геем и вкрашилась в своего профессора. Но профессор трахает её друга, а профессорская жена думает, что Рейчел. Трагикомический ситком, похожий на Will & Grace (о чем и сама книжная Рейчел неоднократно шутит), или Руни здорового человека, где герои не картонные вырезки из "Das Kapital для чайников", где смешно шутят и выкручиваются из нелепых ситуаций, в которые попадают по юношеской непутёвости. Обо всём этом рассказывает уже повзрослевшая 30+летняя Рейчел с улыбкой и нежно-ехидными комментариями, вспоминая бесконечные поиски себя, работы то в книжном, то в колл-центре, своего бывшего с ветром в голове и сильным акцентом в штанах, свою беременность и проблему с абортами в Ирландии (были запрещены до 2018), почти созависимые отношения с лучшим другом, когда вы уже в 22 похожи на старых супругов.
Живой, искрящийся, смешной без провисаний роман про молодых миллениалов и взросление посреди экономического кризиса.
Caroline O'Donoghue, 2023, 304 pp
★★★★☆
#palomebook
Конец нулевых, ирландский Корк. Рейчел учится на литературном, живет с лучшим другом-геем и вкрашилась в своего профессора. Но профессор трахает её друга, а профессорская жена думает, что Рейчел. Трагикомический ситком, похожий на Will & Grace (о чем и сама книжная Рейчел неоднократно шутит), или Руни здорового человека, где герои не картонные вырезки из "Das Kapital для чайников", где смешно шутят и выкручиваются из нелепых ситуаций, в которые попадают по юношеской непутёвости. Обо всём этом рассказывает уже повзрослевшая 30+летняя Рейчел с улыбкой и нежно-ехидными комментариями, вспоминая бесконечные поиски себя, работы то в книжном, то в колл-центре, своего бывшего с ветром в голове и сильным акцентом в штанах, свою беременность и проблему с абортами в Ирландии (были запрещены до 2018), почти созависимые отношения с лучшим другом, когда вы уже в 22 похожи на старых супругов.
Живой, искрящийся, смешной без провисаний роман про молодых миллениалов и взросление посреди экономического кризиса.