«Но я вам сообщу крайне важную политическую новость про Комадира — книгу и фильм: вчера крайне правое правительство Джорджии Мелони выслало в Средиземное море корабль-госпиталь для помощи беженцам, которых по договоренности с Албанией перевозят в специальные лагеря городского типа, которые возводят на итальянские деньги. Веронези и де Анджелис победили! Теперь Веронези на коне, пастырь итальянских душ, каким был когда-то Эко, перед которым открывались все двери»

— Я имел в виду тела, — ответил я, — возможно, они — чемоданы, в которых мы перевозим себя.

Над дверью висел голубой ночник, как в вагонах ночных поездов. Сливаясь с желтым светом, проникавшим через окно, он становился зеленоватым, словно в аквариуме. Я взглянул на него и в зеленом, мертвящем освещении увидел в профиль худое лицо со слегка изогнутым носом и сложенные на груди руки.

— Вы знаете Монтенью? — спросил я его. Мой вопрос был таким же абсурдным, как и его.
— Нет, — ответил он, — он индиец?
— Он итальянец, — ответил я.
— Я знаю только англичан, — сказал он, — единственные европейцы, которых я знаю, это англичане.

<…>

— В Бомбее не очень много джайнов, — сказал он тоном человека, дающего разъяснения туристу, — но на юге их по-прежнему много. Это очень красивая и очень глупая религия. — Он произнес это все без всякой издевки, нейтральным и ровным тоном.
— А вы кто? — спросил я. — Прошу прощения за нескромность.
— Я джайн, — сказал он.