​Я долго думала о том, что меня смущает в названии романа «Полиция памяти» Ёко Огавы (1994). Казалось бы, перед нами разворачивается история о том, как в мире необъяснимым образом начинают исчезать слова и память о вещах, которые они обозначают. Как только люди поутру узнают о том, что в мире больше нет такого понятия, как розы или книги, им не остается ничего другого, как уничтожить их, стерев с лица земли все напоминания.

Есть небольшая группа «помнящих» людей, но за каждым из них приходит Полиция памяти, которая должна следить за тем, чтобы все, что ушло – ушло без следа. Она служит какой-то Высшей инстанции, лика которой мы так и не увидим, будто бы они посланы теми же силами, которые насылают на людей цунами и землетрясения. С ними нет смысла бороться.

Книгу пытаются продать, как антиутопию, но в ней нет борьбы человека с тоталитарным государством, нет четко очерченной системы, нет стремления что-то изменить. Мы просто читаем о людях, которые должны принять происходящее, как данность, и смириться.

Прочитав эссе переводчика-востоковеда Дмитрия Коваленина, я наконец-то нашла ответ на свои терзания: на японском роман называется «Заветный кристалл», а «Memory Police» – это то, как прочитал его американский переводчик, и именно под таким названием роман попал в шорт-лист Международного Букера-2020. В таком виде он дошел и до нас. Но не ждите от «Полиции памяти» вайбов Оруэлла, а от Брэдбери там только акт сожжения книг, который не несет большего ценностного значения, чем исчезновение птиц, фотографий или пароходов.

Рассуждая о жанре, сам переводчик подмечает, что это «скорее растянутая на триста страниц синтоистская молитва. Этакий плач — с закрытым ртом и стиснутыми зубами — о неизбежности наших потерь».

Если вы интересуетесь японской литературой, очень советую вам прочитать эссе Коваленина о жизненном пути писательницы (о детстве в синтоистской секте, изучении русского языка и «БДСМ-романе») и о том, что общего между ее романом и романами Мураками (спойлер: все дело в кокоро!).

#Japan #YokoOgawa #novel