Меддах рассказывает о необычайном (18+)
2.82K subscribers
1.98K photos
17 videos
484 links
Блуждаю по литературным перекрёсткам

Иногда зовут Богиней Списков, но в быту просто Полина

Для связи с автором канала: @VasApollinaris
加入频道
Возвращаюсь к мигрантским нарративам. Сначала расквитаюсь с начатым, а потом перейду к двум пакистанским романам, ибо поездка уже не за горами.

В ближайшие дни дочитаю сентиментальный роман американо-вьетнамского поэта и писателя Оушена Вуонга «Лишь краткий миг земной мы все прекрасны» (2019). Дитя войны, дитя потери, дитя миграции, он записывает свои воспоминания в виде трогательного письма матери, которая не умеет читать, фиксируя неизбежные проблемы адаптации, столкновения с новой культурой и переживания травмы разрыва с родиной, убитой войной.

❞ Вчера я перечитывал «Горестный дневник» Ролана Барта, книгу, которую он писал день за днем в течение года после смерти своей матери. Он пишет: «Я видел, как тело моей матери болеет и умирает». Тогда я отложил книгу и решил написать тебе. Пока ты еще жива.

❞ Я читал, что родители, страдающие от посттравматического синдрома, чаще бьют своих детей. Может быть, в них все же есть что-то от монстров. Что, если рукоприкладство – это способ подготовить ребенка к войне?

#Vietnam #US #OceanVoung #мигранты
Продолжаю читать "Американскую грязь" про тяготы мигрантской жизни и недоумевать, чем этот роман мог так задеть мексиканскую общественность? Недостаточно мрачно? Но там ведь сплошной беспросвет – мигранты бросаются на крыши мчащихся товарных поездов, мысленно расставаясь с жизнью, потому что остаться – это тоже не жизнь, поэтому лучше умереть, пытаясь. Слишком мрачно? Но ведь с законностью и порядком в Мексике действительно есть проблемы, да и текст писался не для мексиканцев, а для белых американцев, которые топят за строительство стены, пытаясь выгнать мигрантов домой. Дочитаю – расскажу подробнее про скандал вокруг этого романа, а заодно и перечитаю тезисы критиков – вдруг хоть что-то прояснится, помимо тренда "не пиши про оборотней, если сам не собака сутулая" (с)

Горькая цитата о том, что все мигранты – носители травмы.

По мере того как Ребека рассказывала те кусочки истории, которые были ей известны, Лука начал понимать, что объединяет всех мигрантов, в чем причина их солидарности. Конечно, родились они в разных странах и условиях; кто-то вырос в городе, кто-то в деревне, кто-то был состоятельным, кто-то бедным, кто-то получил хорошее образование, кто-то не умел даже читать; сальвадорцы, гондурасцы, гватемальцы, мексиканцы, индейцы – каждый вез с собой на север свою историю страданий. Некоторые, как Ребека, рассказывали о себе с большой осторожностью, очень выборочно, только надежным собеседникам; они зачитывали свою историю, словно молитву. Другие напоминали разорвавшийся снаряд и лихорадочно говорили о своих муках всякому встречному, раскидывая боль во все стороны, будто шрапнель, в надежде, что так им станет легче. Лука гадал, каково это – вот так взорваться. Но пока что он лежал тихо, и все ужасы хранились в нем под надежной защитой чеки.

Дженин Камминс. Американская грязь (2018). Глава 16

#Mexico #JeanineCummins #AmericanDirt #мигранты
Итак, я вам обещала мигрантский кейс в романе «И всюду тлеют пожары» (2017) Селесты Инг. Он не является центральным в сюжете, но может быть немного спойлерным – зависит от интерпретации. Напоминаю, что сама писательница – дочь мигрантов из Гонконга, поэтому вопросы расовой дискриминации ей не чужды. Эта тема стала центральной в романе «Пропавшие наши сердца» (2022), где в Америке будущего был узаконен расизм, особенно в отношении лиц азиатского происхождения.

Но в «Пожарах» она подается в виде судебного казуса, который создает условия для столкновения интересов и мировоззрений главных героев. История такая: мигрантка из Китая, оставшись с новорожденным младенцем на руках и с парой долларов в кармане, дошла до состояния крайнего отчаяния и решила оставить своего ребенка у пожарной части, чтобы его отдали в хорошие руки. Через непродолжительное время она одумалась-вернулась, а ребенка уже и след простыл. Через какое-то время она случайно узнала, что ее несчастная кроха досталась зажиточным американцам, которые молились всем богам (может, и китайским тоже), чтобы те даровали им ребенка. Так что кроху они полюбили с первых секунд.

Суть конфликта: мать в суде пытается отстоять свое кровное право на ребенка. Без пяти минут приемные родители (а они нянчили ребенка аж четырнадцать месяцев) настаивают на том, что кровь, конечно, не водица, но достойное будущее она не гарантирует.

Методы воздействия на мнение суда присяжных: со стороны пристава, который был китайским мигрантом первого поколения, звучали вопросы о культурной идентичности ребенка: смогут ли некитайские родители обеспечить девочке сохранение связей со своей национальной культурой, если они ничего не знают об истории Китая, не знают языка, читают ребенку стереотипные сказки и дарят кукол с неазиатской внешностью, потому что других в магазине просто нет (дело было в конце 90-х)? Как эти люди смогут объяснить повзрослевшей девочке, почему в классе на нее смотрят косо, почему она не такая, как все? Как они смогут уберечь ее от дискриминации, никогда сами ей не подвергаясь?

Спойлер номер один (открытый): суд присяжных решает, что культурная идентичность не так важна, как любовь и забота, которую могут подарить ребенку приемные родители. Родная мать уже однажды бросила ребенка, тем самым передав права на его опеку государству. Ей не на что претендовать. Единственная, но фатальная ошибка.

Спойлер номер два спрячу в комментариях – там я расскажу, чем на самом деле закончилась история, потому что такой поворот меня действительно впечатлил.

#СелестаИнг #ПовсюдуТлеютПожары #мигранты
Поймала несколько азиатских анонсов от разных издательств. Потихоньку буду их сюда сливать — вдруг среди вас найдутся такие же любители экзотики, как я.

В издательстве Polyandria.NoAge в октябре под одной обложкой выйдут два мигрантских романа канадской писательницы вьетнамского происхождения Ким Тхюи (Kim Thúy) — "Ру" (Ru, 2018) и "Эм" (Em, 2021).

Описание: «РУ» в переводе с вьетнамского означает «колыбельная», а с французского — «ручей». Идеальный симбиоз отражает всю суть этого стремительного и в то же время умиротворяющего произведения. Река времени уносит читателей в мир чувственных воспоминаний героини, которые с каждой страницей все больше погружают нас в непростую историю мигрантской юдоли, рассказанную на новый лад.

В возрасте десяти лет Ким Тхюи вместе со своей семьей покинула Вьетнам, оставив позади большой дом, пруды с цветущими лотосами, песни торговцев супом — всю прежнюю жизнь. Она оказывается в Квебеке, и там ей приходится привыкать к условиям новой, подчас суровой реальности и спать на купленном на блошином рынке матрасе, который кишмя кишит блохами. Но тяготы адаптации не сломили девочку: она выучила французский и английский языки и, став старше, воспользовалась всеми возможностями, которые были доступны ей как иммигрантке. Ким собирала овощи и шила одежду, была юристом и переводчиком, позже работала в ресторанном бизнесе. Когда она вышла замуж и стала матерью, ее внезапно озарило желание писать. Женщина посвящала все свободное время литературе, то и дело фиксируя свои мысли в блокноте.

Искренняя история вьетнамской эмигрантки, плывущей на лодке в неизвестное будущее, по крупицам собранная из воспоминаний, вылилась в пронзительный и не оставляющий читателя равнодушным роман.

«ЭМ» в переводе с вьетнамского — «любить». И книга наполнена этим чувством в самом широком, поистине гуманистическом смысле слова. Основанная на реальных событиях, трагическая история о травмированных войной людях, которые находят в себе силы двигаться дальше, даже когда прошлое настигает их в настоящем.

Через призму человеческих отношений Ким Тхюи рассказывает о гуманитарной операции «Бэбилифт», в ходе которой в апреле 1975 года из Сайгона были эвакуированы тысячи сирот.

Это роман о вьетнамской идентичности, которая сформировалась под воздействием тягот военного времени, и новом культурном коде, приобретенном на чужбине, об американских и канадских вьетнамцах, бывших беженцах, продолжающих свой путь, порой весьма успешный, уже в других странах.

#Vietnam #КимТхюи #РуЭм #анонсы #мигранты
Несу интересный анонс от Marshmallow Books

Диба Заргарпур. Отражения нашего дома (Deeba Zargarpur. House of Yesterday, 2022)

Роман хоть и маркирован как YA, но в основе лежит непростая история о призраках прошлого, преследующих семью иммигрантов афгано-узбекского происхождения (сама писательница — выходец именно из такой семьи).

Аннотация: У пятнадцатилетней Сары сложный период: родители разъехались, бабушке диагностировали деменцию, а ссора с лучшим другом затянулась уже на полтора года. Только работа в семейном бизнесе по реставрации старых особняков помогает ей отвлечься от проблем.

Один из таких домов особенно привлекает внимание Сары. Она уверена, что это место связано с ее семьей, оно хранит какую-то мрачную тайну, но никто из близких не воспринимает ее подозрения всерьез. Сара находит первые зацепки, однако дом не спешит делиться секретами, все глубже затягивая ее во мрак. Сможет ли она распутать клубок загадок, не потеряв связь с реальностью?

#ДибаЗаргарпур #ОтраженияНашегоДома #мигранты #анонсы
Меддах рассказывает о необычайном (18+)
На днях случайно вынесла Полине мозг про индийский постколониализм, который сегодня очень ярко проявляется в художественной литературе, неожиданным образом доходящей до русскоязычного читателя (хотя он может об этом даже не догадываться). Да, все знают Салмана…
Мигрантская проза писателей с индийскими корнями:

Трити Умригар (Thrity Umrigar) родилась в Мумбаи, с 21 года живет в США
Честь (Honor, 2022)

Джумпа Лахири (Jhumpa Lahiri) родилась в Лондоне в семье выходцев из Западной Бенгалии
Тезка (The Namesake, 2003)
На новой земле (Unaccustomed Earth, 2008)
Низина (The Lowland, 2013)

Киран Десаи (Kiran Desai) родилась в Нью-Дели, покинула Индию в возрасте 14 лет, проживает в США
Наследство разоренных (The Inheritance of Loss, 2006) — Букеровская премия

Рохинтон Мистри (Rohinton Mistry) родился в Мумбаи, в 23 года иммигрировал в Канаду
Такое долгое странствие (Such a Long Journey, 1991)
Хрупкое равновесие (A Fine Balance, 1995)
Дела семейные (Family Matters, 2002)

Алка Джоши (Alka Joshi) родилась в Джодхпуре, в 9 лет иммигрировала в США
Художник из Джайпура (The Henna Artist, 2020)

Мегха Маджумдар (Megha Majumdar) родилась в Калькутте, проживает в США
Сожжение (A Burning, 2020)

Санджив Сахота (Sunjeev Sahota) родился в Великобритании в семье выходцев из Пенджаба
Фарфоровая комната (China Room, 2021)

Абир Мукерджи (Abir Mukherjee) родился в Великобритании в семье иммигрантов из Калькутты
Человек с большим будущим (A Rising Man, 2016)
Неизбежное зло (A Necessary Evil, 2017)

Суджата Масси (Sujata Massey) родилась в Великобритании в семье иммигрантов из Индии, проживает в США
Малабарские вдовы (The Widows of Malabar Hill, 2018)
Лунный камень Сатапура (The Satapur Moonstone, 2019)

#Индия #мигранты #список
Меддах рассказывает о необычайном (18+)
Несу интересный анонс от Marshmallow Books Диба Заргарпур. Отражения нашего дома (Deeba Zargarpur. House of Yesterday, 2022) Роман хоть и маркирован как YA, но в основе лежит непростая история о призраках прошлого, преследующих семью иммигрантов афгано-узбекского…
Пока я не готова подводить итоги месяца, поэтому в рамках прокрастинации расскажу о двух романах, которые в этом месяце привлекли мое внимание. Один — "Отражения нашего дома" Дибы Заргарпур (Deeba Zargarpur. House of Yesterday, 2022). Читала стихийно, но на одной волне с Полиной, Никой и Милой, поэтому есть шанс, что я потом даже смогу сделать общую подводку.

Но пока обращу внимание на то, что да — это типичный YA с бесячим колючим подростком, мир которого рассыпается на глазах. Однако это меня не так заботило, как мигрантские мотивы, которые я собирала по капле, чтобы зафиксировать особенности репрезентации афгано-узбекской общины в США. Мои сочтицы возмущались, что этой теме было уделено слишком мало внимания, однако я считаю, что необходимо учитывать следующие моменты:

История рассказана от лица подростка, который не до конца осознает свою сложную идентичность.

Рана от расставания родителей Сару заботит больше, чем травма миграции ее семьи, хотя она все равно задается вопросом, почему, будучи погруженной в афганскую культуру (а девочка знает фарси!), она в то же время ничего не знает об узбекской? (хотя ответ тут тоже есть — ее окружают родственники матери — выходцы из Афганистана, а узбекская семья отца на этом фоне выглядит, скорее, чужой, особенно когда отец ей что-то пытается внушить на узбекском, забывая о том, что дочь его не понимает).

Насколько чужда Саре тема разрыва с афганской родиной можно понять по любопытному диалогу с матерью (приведу полную цитату в комментариях), которая еще не до конца смирилась с тем, что пришлось оторваться от корней. Для девочки это еще один водораздел — еще одна стена, которая не дает ей приблизиться к родителям и понять их. Она чувствует одиночество, потому что не может разделить боль матери, чувствует ревность, потому что видит, как большие и малые трагедии заставляют мать переносить все в одиночку, замыкаться в себе. Девочка подражает матери и свои проблемы тоже пытается решить без посторонней помощи, что только усугубляет ее и без того тревожное состояние.

История рассказана мигрантами, которые уже больше 10 лет прожили на чужбине, пытаясь встроиться в новый культурный поток.

Сначала я удивлялась, как мало в тексте этнических и мусульманских элементов. Потом они начали проскальзывать, но по остаточному принципу — ни в речи, ни в повседневной жизни не фиксировались какие-то формулы и ритуалы, которые выделяли бы эту общину (за исключением разве что праздников — в тексте даже упоминался Курбан-Байрам!). Однако это не мешает юному поколению этой семьи ощущать свою инаковость как по отношению к внешнему миру, так и в отношениях с собственными старшими родственниками: "...у нас есть только мы. Американцы нас не принимают. А наши родители живут в своей собственной реальности".

Несмотря на то, что писательница не стала делать особый акцент на культурных особенностях афгано-узбекской общины, традиционные мигрантские мотивы все равно прозвучали, о чем напишу далее.

#США #мигранты #ДибаЗаргарпур #ОтраженияНашегоДома
Меддах рассказывает о необычайном (18+)
Пока я не готова подводить итоги месяца, поэтому в рамках прокрастинации расскажу о двух романах, которые в этом месяце привлекли мое внимание. Один — "Отражения нашего дома" Дибы Заргарпур (Deeba Zargarpur. House of Yesterday, 2022). Читала стихийно, но на…
Когда-то я рассказывала о романе американской писательницы палестинского происхождения Итаф Рам "Женщина — не мужчина" (Etaf Rum. A Woman Is No Man, 2019). Ожидая увидеть историю угнетения женщины в консервативной среде (которая под влиянием враждебного окружения в какие-то моменты казалась даже ультраконсервативной), мы вдобавок к этому увидели историю мигрантской общины, которая пыталась сохранить свою самость посредством цементирования архаичных практик.

Это было сильное и я бы даже сказала провокационное высказывание, в котором при этом звучали нотки ностальгии. О чем сожалели мигранты первого поколения (в понимании тех, кто родился уже на чужбине)? Ответ очевиден: о том, что они не могут вернуться домой. И эти же нотки прозвучали в романе Дибы Заргарпур.

Сравните две цитаты:

Я слышала историю моей семьи. Они переселялись сюда в несколько этапов. Это началось после Апрельской революции 1978 года, когда в своём дворце был убит президент Афганистана и вести его кабинет министров. Смутно знаю — никто не хотел говорить об этом, и я их прекрасно понимаю: дедушка счёл за лучшее покинуть страну, но никто не предполагал, что возврата не будет. До конца своих дней он повторял: "Рано или поздно мы вернёмся домой".

Прошло уже больше сорока лет, а мои тётушки так ни разу и не бывали в своих родных местах.


Диба Заргарпур. Отражения нашего дома. Глава 3

— И вы никогда не вернëтесь на родину?
— Ох, Исра. — Он вздохнул и, отвернувшись к раковине, сунул руки под кран. — Вернуться-то можно, но получится ли жить по-старому?
Исра изумлённо посмотрела на него. Все эти годы, что она прожила в Америке, она нет-нет да подумывала о возвращении домой. И пусть опять придётся привыкать к скудной пище своего детства, спать на старом свалявшемся матрасе, кипятить воду каждый раз, как соберёшься помыться. Всё это, в сущности, только роскошества, материальные блага, которым никогда не сравниться с счастьем от того, что живёшь на своём месте, среди своих людей.
— Может быть, когда-нибудь, — пробормотал Халед уже с порога, — может быть, когда-нибудь мы наберёмся мужества вернуться.


Итаф Рам. Женщина — не мужчина. Исра. Лето 1997 года

#США #мигранты #ДибаЗаргарпур #ОтраженияНашегоДома #ИтафРам #ЖенщинаНеМужчина
В моем личном календаре сегодня 34 мая, поэтому продолжаю разговор без зазрения совести. Я ранее накидала пару моментов, которые мне было особенно интересно подчерпнуть из романа "Отражения нашего дома" Дибы Заргарпур. Теперь все три мои сочтицы написали полноценные отзывы (а ваша покорная слуга в такие форматы не мастак), поэтому я наконец-то могу синхронизировать наши впечатления и прикрыться умными мыслями своих подруг

Удивительным образом, все три сочтицы негласно сошлись на том, что роман, при всей своей занятности, в целом не оправдал ожиданий (в которых отчасти виновато само издательство, обещавшее погружение в афгано-узбекскую культуру). Если убрать этнический экзотический компонент, то перед нами будет типичный представить направления YA, в котором мистические элементы прописаны весьма сомнительно, а интрига так размазывается по сюжету, что быстро перестает интриговать.

🤕 Полина (тг Типа книжки и вот это все) как всегда подошла к разбору сюжета ответственно и с изрядной долей скепсиса, поэтому отметила большинство моментов, которые могут вызвать вопросы по ходу чтения. И если про сам афгано-узбекский компонент я писала отдельно (и объясняла, почему не ждала какого-то яркого погружения), то про сомнительность локации, где героиня сталкивается с призраками прошлого (причем призраки там не только умерших, но и живых людей, что, наверно, можно было обыграть, как воплощение памяти человека, который перестал быть собой, когда столкнулся с деменцией, а-ля "живой мертвец", но писательница решила так глубоко не копать), и про клиповость воспоминаний нужно рассказать отдельно, потому что это ставит под сомнение нотки сюрреализма в сюжете.

🤕 Ника (тг прочесть, а не смешивать) тоже возмущалась отсутствием какого-то обоснования мистической составляющей, причем ее удивляла не локация, а "избранность" героини — почему именно ей начали открываться семейные секреты? Она имела минимальную связь со своими предками, с корнями — как будто бы типичный американский подросток — но именно ей даруется сомнительное право раскрыть чужие секреты (на что она, как мне лично кажется, не имела права). Да и вообще фигура главной героини вызвала у Ники неоднозначное впечатление. Конечно, многое можно объяснить переходным возрастом и семейным кризисом, но некоторые моменты все же не вписываются в эту логику (например, оголтелое желание подальше оттолкнуть и посильнее ранить друга детства, единственная вина которого была в том, что он очень хотел сохранить эти отношения). Ника посокрушалась, что автор не уделила должного внимания проблеме идентичности героини, но этот момент тоже объясняется возрастом Сары и той целевой аудиторией, на которую ориентирована книга. Не стоит вкладывать наши заморочки в голову детям.

🤕 Мила (тг Гахвех в твоем стакане), как и я, была сосредоточена на истории семьи, проблемах миграции и адаптации, но ее в большей степени отвлекали подростковые эмоциональные качели Сары, которые я вообще старалась не замечать. При этом она отметила очень важный мотив, который тонкой линией проходит сквозь все повествование — проблему замалчивания. И это касается не только болезненной истории семьи Амани, но и тех трещин, которые в настоящем продолжают ее раскалывать. Также Мила очень удачно напомнила о другом мигрантском романе — "Искусство терять" Алис Зенитер — в котором тема истории алжирской семьи напрямую связана с поисками идентичности главной героини. До этого Сара из "Отражений" еще не доросла, но даже в этой точке ее биографии легко себе представить дальнейший путь исканий.

В общем, как-то так. Оставайтесь с нами. Скоро мы с Никой будем читать "Зверей малой земли" Чухе Ким — предвкушаю бурные обсуждения.

#США #мигранты #ДибаЗаргарпур #ОтраженияНашегоДома #СовместныеЧтения
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Меддах рассказывает о необычайном (18+)
Читаю "Шарики патинко" Элизы Суа Дюсапен, франко-корейской писательницы, проживающей в настоящее время в Швейцарии. О самой истории я расскажу чуть позже, но сейчас подсвечу один момент, который, вроде бы, уже привычен, но всё равно ужасает. Как буднично можно…
Возвращаемся к "Шарикам патинко", пока я не забыла, что хотела сказать. История крошечная, но показательная с точки зрения психологии мигрантов разного поколения. Все по классике: мигранты первой волны резали себя по живому, отрываясь от корней, поэтому эту рану не залечить. Убегая (от войны, от разрухи, от других, от себя), они стремились остаться собой (с точки зрения культуры и идентичности). Поэтому жили в состоянии постоянного внутреннего конфликта. А здесь еще и бегство на землю бывших оккупантов и угнетателей — историческая неприязнь наложилась на стремление к лучшей (и безопасной!) жизни, поэтому породила гремучую смесь, ведь они жили с памятью о таких вещах:

– Когда использование корейского языка стало наказываться смертью, мать твоей бабушки предпочла отрезать себе язык, чтобы не учить японский. Ты знала об этом? (с)

Мигранты второго поколения, которые родились на чужбине, таковой ее уже не воспринимают, но все еще имеют прямой доступ к травме родителей — она отражается на том, в каком ключе их воспитывают (будь как все и не выделяйся или будь собой и неси свою инаковость как знамя), какое будущее им прочат. При этом мигранты третьего поколения — внуки — для которых среда обитания уже естественна, а идентичность подстроилась под текущие условия, уже начинают интересоваться корнями и истоками и проецировать этот интерес на старшее поколение (неужели вам не хочется вернуться?), которое не готово к травме разрыва добавлять травму возвращения (и осознания себя чужим на родной земле). И это становится почвой для потенциального межпоколенческого конфликта (который может быть усугублен языковыми барьерами, как в романе "Шарики патинко" или в романе Дибы Заргарпур "Отражения нашего дома"):

Не моя вина, что я ничего не рассказываю, думаю я. Что я забыла корейский. Не моя вина, что я говорю по-французски. Я выучила японский ради вас. Это язык страны, в которой вы живёте. (с)

Выход из этой ситуации: принятие себя и других в том состоянии, в котором им комфортнее существовать. Без осуждения, без претензий. С уважением к выбору близкого человека.

И конец романа "Шарики патинко" именно про это: внучка хотела, чтобы бабушка с дедушкой после многих десятилетий разлуки с Кореей снова обрели ее, но это невозможно, потому что и они изменились, и той Кореи уже давно нет. Но единственное, что они могли сделать — это подтолкнуть внучку к тому, чтобы она не лишала себя возможности вернуться к их истокам, ведь так она может обрести еще одну почву под ногами, для стойкости и устойчивости.

#Швейцария #Япония #Корея #ЭлизаСуаДюсапен #ШарикиПатинко #мигранты