​Всем доброго утра! 📕

Сегодня у нас финал истории Брики - Маяковский и трагедия последних дней жизни Володи.

Встречи с Вероникой Полонской (Норой) были тайными, Владимир был влюблен в очередной раз. Он мечтал, чтобы Нора
ушла от Яншина к нему, но Полонская уклонялась от разговора на эту тему. И на него нападали приступы ревности, гнева, тоски и плохого настроения.

Лиля Юрьевна вспоминала, как однажды, «вернувшись из издательства, где были сплошные срывы и издевательства, Маяковский в отчаянии бросился на диван со стоном: «Я больше не могу, не могу!» И на все мои доводы не отвечал ни слова. Я расплакалась от жалости к нему, и тогда он начал утешать меня, и стресс постепенно отошел. А сколько раз он впадал в такое отчаяние, когда меня не было рядом!».

Можно только удивляться и жалеть, сколько к концу жизни судьба приготовила ему разочарований, сколько неприятностей буквально переливалось через край…
Кончался 1929 год. Лиля решила отметить выставку Маяковского, двадцатилетний творческий юбилей поэта, дома в Гендриковом. Было приглашено много гостей, вечер этот неоднократно описан во многих мемуаpax. Юбиляра весело чествовали, гости танцевали и переодевались в костюмы, которые привезли Мейерхольд и его жена актриса Зинаида Райх, но виновник торжества был мрачен, и причин для этого было множество.

Незадолго до того Лиля увлеклась красивым киргизом с экзотической внешностью Юсупом Абдрахмановым. Это был выдающийся политический и государственный деятель Киргизии, приехавший в командировку в Москву. Он имел какие-то дела с лефовцем Борисом Кушнером, который и привел его в Гендриков.

Ни у кого, кроме Лили Юрьевны, он интереса не вызвал. Не снимая расшитой бисером тюбитейки, он ездил за ней в Ленинград, они ходили в музеи, гуляли в Павловске… Он дарил ей сюзане, которые она очень любила. Она и пригласила его на юбилей Маяковского в Гендриков, и он был там единственным чужим среди своих. Юсуп подарил Маяковскому деревянного барашка — символ процветания республики и попросил поэта не забыть о нем в стихах. Владимир Владимирович мрачно взял подарок и засунул его куда- то подальше.

Юсуп же не сводил восхищенных глаз с Лили, которая была в том самом полуголом платье, которое поэт привез ей из Парижа по ее списку. Маяковский явно ревновал, хотя среди гостей была Нора Полонская, в которую он был теперь влюблен. Она смущалась, что была в ярко-красном шелковом платье с причудливыми воланами, в котором она приехала с какого-то торжества.

«Так и должно быть, — сказала Лиля, — сегодня Володин праздник, и вам полагается быть очень красивой».
Лиля вела себя так, как будто все нормально, Маяковский старался не видеть, что Лиля сидела с Юсупом на банкетке и, взяв его трубку, тщательно вытерла черенок и затянулась.
Полонская знала, что Лиля Юрьевна легко относилась к его романам, а связи Норы с поэтом даже как бы покровительствовала. Но все видели, что, если кто-нибудь начинал задевать его глубже, это беспокоило Лилю, ибо она навсегда хотела остаться единственной и незаменимой.

Поэтому при всех своих дружеских отношениях с Лилей Юрьевной Нора понимала, что власть ее над поэтом была так велика, что в любую минуту брак его с Норой, если бы она ушла от Яншина, мог быть сломан.
Лиля считалась знатоком любовных отношений, и многие плакались ей в жилетку, прося совета в трудной ситуации.

«Когда молоденький Михаил Яншин бросился ко мне за помощью, чтобы отвадить Володю от Полонской, я посоветовала ему закрыть глаза на их отношения, ведь там ничего серьезного не было, — рассказывала она. — Это скоро кончилось бы, как кончилось с Наташей и с Татьяной. Но если бы Яншин ушел от Норы, как он собирался — все видя, — то были бы две разбитые жизни — его и ее. А так — мы вместе встречались, играли в карты, ездили на скачки, ходили во МХАТ…»

«Там ничего серьезного не было…» Куда уж серьезнее — после выстрела Маяковского Яншин ушел от Полонской.

📕 Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #Маяковский

​Доброго утра, дорогие книголюбы! 📕

Сегодня мы поговорим об одной неизвестной музе Владимира Маяковского.

8. Наталья Борисовна Хмельницкая

Наталья родилась в Харькове в 1908 году в семье известного врача, окончила Харьковский институт народного хозяйства. Маяковский познакомился с ней и её семьей во время отдыха в Крыму в 1926-м году, когда она была восемнадцатилетней студенткой.
Хмельницкие были хорошо знакомы с друзьями Маяковского А. М. и Б. Я. Горожанинами. По рассказу Берты Яковлевны, в их харьковской квартире Наталья не раз встречалась с Маяковским. Ей подарены книги «Для голоса» с надписью: «Милой - милой Наталье Борисовне – Владимир Владимирович. Харьков» и «Только новое» - на обложке две рожицы: одна плачет (подпись «до звонка»), другая сменится («после»). Младшая сестра Ирина сохранила книжку «Что такое хорошо и что такое плохо» с автографом: «Ирочке дядя Маяковский».

Из воспоминаний Натальи Хмельницкой:

«Летом 1926 г., в июле, Маяковский приехал в Чаир, дом отдыха на Южном побережье Крыма.
Дом - дворец расположен близко от моря, при открытых окнах слышен шум даже небольшого прибоя. Небольшое расстояние между морем и домом покрыты кустами роз всех цветов и оттенков; цветение их среди лета было пышно, обильно; воздух был полон их ароматом. За домом раскинулся большой парк. Дальше высилась в знойном покое громада горы Ай-Петри.

В ту пору, к приезду Маяковского, отдыхающих в Чаире было немного. Народ подобрался весёлый, дружный.
Маяковский отдыхал в движении.
Ежедневно, а иногда и дважды в день он уезжал в фаэтоне с полотняным верхом, запряженным двумя лошадьми, а под вечер любил кататься на лодке.
Однажды был сильный прибой, лодочник не хотел ехать, но Маяковский его убедил. Покатались, а пристать к берегу из - за волн невозможно. Пришлось разуться и добираться до берега своими силами. Вышел на берег мокрый, смущенный, заспешил домой переодеваться».

«Первые дни своего пребывания в Чаире Маяковский мало разговаривал, ко всему присматривался, да и видели мы его из-за его разъездов и путешествий мало. Через несколько дней общительней, разговорчивей, шутил и смеялся со всеми.
В голубой безрукавке, с голыми мускулистыми руками, огромный, широкоплечий, загорелый, с коротко остриженной головой, Маяковский был похож на мощного молотобойца, изображенного на плакате. Ходил всегда с большой палкой, размахивая ею на ходу, не помню его идущим медленными шагами. Трудно описать его взгляд, пристальный, зоркий, как будто фиксирующий всё, что обращало на себя его внимание. Когда он всматривался, глубокая вертикальная складка между его бровями становилось ещё глубже».

Однажды вечером Наталья шла из дома ему навстречу. Не доходя до девушки, Владимир замедлил свои шаги, посмотрел пристально, ничего не сказал и снова быстро зашагал.
Вечером, за общим ужином, подошел к столику, где Наталья сидела со своими родителями и сестрой, и заговорил с ними, рассказал о себе и предложил прочесть книгу своих стихов.
Молодая, 18-летняя девушка от смущения с трудом подбирала слова. Она уже была горячей поклонницей таланта Маяковского и декламировала при случае его стихи.

На другой день Маяковский уже гулял с Натальей вдоль берега, долго говорил о ее делах, любимых книгах, желаниях и стремлениях.
«Я чувствовала себя легко, свободно, старого и запомнить каждое его слово, каждый мгновение этого чудесного вечера», - вспоминала Наталья.

Прощаясь, Владимир сказал, что скоро должен приехать в Харьков и записал адрес и телефон девушки.

Осенью 1926 года в Харькове повсюду были расклеены афиши, где было объявлено, что Владимир Маяковский будет читать свои стихи в Театре русской драмы. От этих слов у Натальи захватили дух. А уже вечером по телефону раздался звонок: «Владимир Владимирович спросил; можно ли прийти».
Родители были недовольны знакомством девушки со знаменитым поэтом и появление его в гостях у дочери, представлялось им нежеланным событием.
Но, Маяковский пришел, принес билеты на свой вечер и повел всех в театр.

📕Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #Маяковский

​Доброго утра, дорогие книголюбы! 📕

Сегодня мы поговорим о музе Владимира Маяковского, которая сыграла особую роль в его жизни.

9. Элли Джонс - американка, русского происхождения Елизавета Петровна Зиберт.

Элли родилась родилась 13 октября (по новому стилю) 1904 года в поселке Давлеканово нынешней Башкирии, в Уральских горах Восточной России. Она была старшим ребенком в семье, которая была вынуждена бежать из России после большевистской революции. Ее отец, Петр Генри Зиберт, родился на Украине, а мать, Елена Нойфельдт, – в Крыму. Оба были потомками немецких протестантов-меннонитов, миротворческой протестантской секты, оказавшейся в России в конце XVIII века по приглашению Екатерины Великой.

Хорошо обеспеченная семья Зибертов жила просто. Хотя Элли никогда не слышала слов «Мы не можем себе этого позволить», ей часто говорили: «Нужно ли это?», «Как это повлияет на твое взросление?». Ее отец однажды сказал, что их семейный бюджет составлял 12 000 рублей в год – огромные деньги по тем временам. Российская революция 1917 года перевернула надежный мир семьи Зибертов с ног на голову.

Элли Зиберт была «деревенской девушкой», жившей в отцовском и дедовом поместьях. Она была стройной, худой и хорошо сложенной, с густыми каштановыми волосами и огромными выразительными голубыми глазами. У нее был высокий лоб, прямой нос и волевой подбородок. Красивый изгиб ее губ мог выражать чувства без слов. Из-за худобы она казалась выше ростом, чем была на самом деле. Но ее главными достоинствами были ум, твердый характер, смелость и обаяние. В России она получила образование в меннонитской школе и у частных учителей. Кроме русского она знала немецкий, английский и французский.

Элизабет Зиберт совсем молодой, в начале двадцатых годов познакомилась с англичанином Джорджем Джонсом, который приехал в Россию с Миссией помощи голодающим Поволжья. Вскоре они поженились, и Элизабет охотно разделяла заботы мужа: готовила обеды, раздавала продукты, делала все необходимое. Они уехали сначала в Англию, потом в Америку.
Семейная жизнь на новом месте сложилась не очень удачно, так как муж Джордж часто пропадал в командировках. Редкие встречи и отсутствие общих интересов привел к разладу, а брак превратился в обыденную формальность и вскоре распался. Она начала самостоятельную жизнь и, поскольку была хороша собой и стройна, нашла работу манекенщицы и зарабатывала неплохие деньги. Необычную внешность красотки приметили владельцы модных салонов. Они предложили девушке демонстрировать драгоценности, шляпы и модные аксессуары. Стоит отметить, что после разрыва муж Джордж материально никак Элли не помогал, поэтому ей приходилось в чужой стране выживать самой.

В это время она и познакомилась с Владимиром Маяковским, который приехал в Америку летом 1925 года с гастролями. Элли тогда было всего 20 лет, а поэту - 32.

Маяковский и Элли очень хорошо подходили друг другу по росту, имели хорошие манеры и отменный вкус в одежде. Благодаря этой внешней гармонии они получили статус «самой красивой пары Америки».

Встреча американки Элли и Маяковского произошла в одном из светских салонов. Поэт первым подошел к девушке и заговорил с ней о литературе. В комнате было очень душно, и он спросил Элли, не желает ли она выпить лимонаду. Она с радостью согласилась, но вместо лимонада Маяковский принес ей «горячий коктейль»: смесь джина, лимонада и еще каких-то непонятных ингредиентов.

Из воспоминаний Патриции Джонс:

«Он вернулся с высоким бокалом с бледно-зеленой жидкостью, вкус которой что-то напомнил ей, и Элли сказала: «Хм, пахнет как рождественская елка». Она не привыкла к алкоголю. Напиток показался ей очень вкусным. Скорее всего, это был джин. Запах можжевеловых ягод дал повод для прозвища «Елочка» – одного из двух, которые придумал для нее Маяковский.
Снова он встал на колени и сказал: «Вы не прогуляетесь со мной по магазинам? Мне нужно купить подарки моей жене».

📕Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #Маяковский

​Доброго утра, дорогие друзья! 📕

Сегодня мы поговорим девушке Владимира Маяковского, которая могла бы составить счастье поэта.

10. Наталья Александровна Брюханенко родилась в 28 ноября 1905 году в Москве.

Ее семья — обычная московская семья средней интеллигенции. Отец был преподавателем естествознания в гимназии, мать — учительницей французского языка. Родители разошлись, когда Наталье было пять лет, а когда исполнилось одиннадцать — умерла мама. Это было в июле 1917 года. Наталья попала в семью тетки, маминой сестры, но в девятнадцатом году она отдала ее и брата в детские дома. Брат попал в детский дом им. Луначарского, а она в пришкольный детдом, кажется номер 159.

Из воспоминаний Натальи:

«Жили мы в первые годы революции очень неважно. Ученье было поставлено плохо. Я, например, никогда в жизни не учила географии. Она как-то выпала из школьной программы тех лет. Помню, как иногда приходилось зарабатывать деньги разгрузкой овощей из товарных вагонов. Причем как-то мы разгружали репу и ее же одну и ели целый день. Это было в девятнадцатом году. С хлебом было совсем плохо.
Одно лето я работала в каникулы на книжном складе.
Окончив на «отлично» школу, — я славилась знанием литературы и даже делала какой-то публичный доклад на школьной конференции о творчестве Некрасова, — я поступила в 1-й МГУ на литературное отделение. Одновременно летом двадцать третьего года я держала экзамен в присутствии самого Валерия Яковлевича Брюсова в Литературный институт, потом ставший его имени. Помещался он в «доме Ростовых» на Поварской, в котором теперь находится Союз советских писателей.
Но учиться я там не стала, предпочтя университет.
Перейдя на второй курс, я поступила на службу в Госиздат. Лекции в университете были в то время в вечерние часы, и многие студенты, вроде меня, днем работали».

В мае 1926 года в редакции Госиздата Наталья познакомилась с Владимиром Маяковским.
В дальнейшем она работала директором съемочных групп на Центральной студии документальных фильмов.

Свои воспоминания Н. Брюханенко написала в 50-х годах. Именно на них будет построен сегодняшний рассказ.

Из воспоминаний Натальи:

«Я познакомилась с Маяковским, когда мне было двадцать лет. Ему было тридцать три года.
Я тогда была обыкновенная очень молодая девушка. А Маяковский — удивительный, необыкновенный поэт. Он обратил на меня внимание и познакомился со мной потому, что я была высокая, красивая, приветливая. Я нахально пишу о себе «красивая» потому, что так сказала обо мне Лиля. И наверное, это правда, так же как правда и то, что только благодаря моей внешности Маяковский и обратил на меня внимание.

Я счастлива, что я его современница.
Когда мне было четырнадцать лет и мне первый раз в жизни попала в руки книга «Все сочиненное Владимиром Маяковским», это явилось огромным событием в моей жизни. Я и мои школьные товарищи, благо учение в те годы не отнимало много времени, целыми днями читали стихи Маяковского, зная, конечно, почти все наизусть».

В первый раз Наталья увидела и услышала Маяковского в Политехническом музее с чтением «150 миллионов». Это было в 1920 году, когда ей было пятнадцать лет и он произвел на нее грандиозное впечатление.

Они шли компанией морозной ночью по Лубянской площади и дальше вниз к Никитской и выкрикивали строчки стихов, запомнившиеся с первого раза:

«… 150 миллионов мастера этой поэмы имя!

«Вильсон, мол,
Вудро,
хочешь крови моей ведро?..»

и еще и еще, перебивая и дополняя друг друга».

Наташа знала наизусть не только «Левый марш» и «Солнце», но и большие куски из «Облака» и читала их, стараясь подражать манере чтения самого Маяковского.

📕Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #Маяковский

​Любить —
          это с простынь,
                        бессонницей
                                   рваных,
срываться,
          ревнуя к Копернику,
его,
    a не мужа Марьи Иванны,
считая
      своим
            соперником.
 
В. Маяковский. Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви

Всем привет! 📕

Вот таким эпиграфом хочется начать сегодняшние наши размышления о музе Владимира Маяковского, которая составила конкуренцию
Лиле Брик, ведь ей поэт тоже посвящал стихи.

«Я все равно тебя когда-нибудь возьму – одну или вдвоем с Парижем» – эти знаменитые строки Владимира Маяковского были обращены к Татьяне Яковлевой, русской эмигрантке, уехавшей за рубеж в 1920-х гг. В Париже у них случился роман, продолжившийся затем в письмах. Маяковский уговаривал Яковлеву вернуться в СССР, но она осталась в Париже, где стала одной из самых заметных и ярких фигур русской эмиграции.

Татьяна Яковлева, отпрыск ветвистого древа нескольких поколений эксцентричных художников и интеллектуалов, была на тринадцать лет моложе Маяковского – она родилась в Санкт-Петербурге в 1906 году. Ее отец, Алексей Евгеньевич Яковлев, был инженером и архитектором. Он одним из первых в России приобрел в частное пользование аэроплан, который носил имя «Мадемуазель». Бабушка Татьяны Яковлевой по отцу оказалась в числе первых женщин в России, защитивших диссертацию, – она имела звание бакалавра математики. Мать девочки, которой пришлось во время революции кормить семью, давая уроки балета, почти свободно говорила на четырех языках.

Когда Татьяне было около пяти лет, родители увезли ее вместе с младшей сестренкой Людмилой, горничными и домочадцами в Пензу, где отец получил заказ на строительство нескольких государственных театров.
Вскоре жизнь семьи приняла суровый оборот. В 1915 году родители разошлись. Отец уехал – через Китай – в Америку, а мать вышла замуж за преуспевающего фармацевта, который потерял все свое состояние в первые дни революции 1917 года. Семья осталась без средств к существованию. Ситуация стала угрожающей в 1921 году, когда юго-восток России поразил голод и отчим Татьяны умер от туберкулеза и недоедания. Три женщины жили в одной комнате, отапливая ее бесценными книгами. Мама вспоминала, как ходила на рынок и в скупку, стараясь продать что-нибудь из мебели или белья. Несмотря на то, что образование Татьяны было скудно – из-за разразившейся революции она после двенадцати лет мало посещала школу, – у нее был особый дар учить стихи наизусть. К четырнадцати годам она могла часами декламировать Пушкина, Лермонтова, Блока и, конечно, Маяковского. В начале двадцатых годов она помогала матери и сестре тем, что, стоя на углу улицы, читала стихи красноармейцам, и те подавали ей буханку хлеба.

В 19 лет Татьяна эмигрировала за рубеж. Выехать ей удалось благодаря ее дяде, популярному во Франции художнику Александру Яковлеву. Он был знаком с владельцем автоконцерна Ситроеном и попросил его выхлопотать для Татьяны визу и паспорт.

Из интервью с Татьяной Яковлевой:

«У меня не могло быть ни культурного, ни психологического шока от Парижа – я приехала из интеллигентной семьи вполне начитанной, знающей музыку и живопись барышней. К тому же я не попала в чужой дом, а к бабушке, тетке и дяде, которые меня обожали, когда я была еще ребенком. И очутилась я в русском кругу».

Как и большинство русских красавиц-эмигранток, Татьяна Яковлева устроилась работать манекенщицей. Вскоре весь Париж был увешан рекламными плакатами чулок с изображением Татьяны на фоне пейзажей Cite. Уже в зрелом возрасте она признавалась: «Ноги у меня были потрясающие, влюблялись все мужчины». В первые же годы парижской жизни у нее появилось множество поклонников, среди которых были даже Федор Шаляпин и Сергей Прокофьев.

📕Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #Маяковский

​Всем доброго утра! 📕

Сегодня мы поговорим о последней любви Владимира Маяковского.

12. Вероника Полонская родилась в Москве 6 июня 1908 года.

Она воспитывалась в семье актеров, служивших в Малом театре.
Отец Витольд Альфонсович Полонский блистал в дореволюционном кино. Человек – красивый, но вряд ли талантливый. Поляк. Мать – Ольга Григорьевна, урожденная Гладкова – женщина очень тонкая, артистичная, умная. Она была на редкость хороша собою, но жизнь ее, была неудачной, так как ее покойный муж, неожиданно сделавший карьеру в кино, вел себя распутно, а Ольга Григорьевна его любила. Умер Полонский в возрасте 34-х лет. Не возникало сомнений, что Вероника пойдет по стопам родителей. С семи лет она появлялась на съемочной площадке и была задействована в эпизодических ролях в картинах с участием отца.

Вот как описывает Веронику Виктор Ардов:

«От матери Нора унаследовала необыкновенную чуткость, деликатность, мягкий и неназойливый женский ум. Что-то европейское, нерусское во внешности досталось ей от отца. <…>
Нора хорошо сложена и миловидна. Красивою ее назвать нельзя. А так как она еще и застенчива, то многие злоязычники склонны удивляться вкусу Маяковского, наблюдая ее лицо, дурнеющее от застенчивости. <…>
В дневниках Софьи Андреевны Толстой я встретил такую характеристику одной из невесток графини: «нежна в любви». Я думаю, что это определение как нельзя более подходит к Полонской. Чуткость ее поистине сейсмографична. Не только к любящему и любимому человеку, просто к партнеру по случайной встрече в гостях, в театре, ко всем вообще знакомым она внутренне необыкновенно внимательна. Ее способность немедленно отвечать в тон собеседнику удивительна.

Могу себе представить, как должно было пленить Маяковского это свойство. Может быть, это-то именно свойство и превратило незначительный вначале роман с молоденькой актрисою в связь, закончившуюся трагически. Едва ли кто-нибудь из партнерш поэта по любви мог соперничать с Полонскою в этом отношении.
Я сказал выше: «Нежна в любви». Чуткость – только половина нежности. Вернее, она поддерживает нежность. А нежности в Полонской очень много. Прежде всего, она предельно женственна. Именно женственность заставляет ее не только ощущать настроение и тон любого человека рядом с нею, но и поддаваться этому предложенному ей тону. Полонская с веселым собеседником – весела, с грустным – печальна, с человеком, настроенным иронически, – иронична сама и т. д.
Не надо, однако, думать, что она не имеет своего вкуса или своей воли. Полонская в конечном счете очень принципиальна, вернее – честна. Совсем не с каждым она обращается ровно. Конечно, в этом умении подладиться под расположение собеседника многое – от естественного в молодой женщине кокетства. От желания быть обаятельной.
Но, повторяю, когда вместе с любовью эта активная, я бы сказал, чуткость была направлена на поэта, она не могла не прельстить его. <…>
Я не отметил подробно <…> ее ума, такого ясного и даже иронического. (Кстати сказать: самое трудное для женщины совмещать иронию с женственностью…».

В 1917 году Витольду Полонскому предложили работу в Голливуде. В планах семьи появился переезд в США. Правда, ему было не суждено состояться из-за скоропостижной смерти Витольда Полонского в 1919-м. После его кончины Веронику перестали приглашать на съемки, но это не помешало ей выбрать творческое направление для профессиональной деятельности.
Девушка поступила в школу МХАТа, где стала подопечной Николая Баталова и Юрия Завадского. Впоследствии для начинающей актрисы не стоял вопрос о профессиональной реализации. Она была уверена, что должна посвятить себя театру.

В 1926 году Вероника Полонская вышла замуж за актера Михаила Яншина. Она начала получать первые роли в кинематографе. Дебют состоялся в 1929-м в фильме «Стеклянный глаз», съемки которого шли под руководством Лили Брик и Владимира Жемчужного. В этот период произошло судьбоносное знакомство с Владимиром Маяковским. Поэта актрисе представил Осип Брик. Литератору на тот момент было 36 лет, а Полонской — 21.

📕Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #Маяковский

​Доброго утра, дорогие друзья! 📕

Сегодня наш финальный разговор, посвящённый поэту Владимиру Маяковскому.

В двадцатые годы в СССР в большой моде были открытые браки. Такие же, которыми тешились русские дворяне во второй половине восемнадцатого века – но только теперь принадлежать к элите, чтобы предаваться плотской любви с посторонними паре лицами, было не надо. В таком браке жила Лиля Брик – самая известная возлюбленная Маяковского. В таком же браке жил скульптор Антон Лавинский.

Причём жену он уведомил об открытости брака, так сказать, без предупреждения – ничего с ней не обсуждая. Я могу с кем хочу, мол, и ты тоже, конечно, можешь. Ведь брак – это союз двух сердец и двух финансовых единиц в одно домохозяйство, а плотская любовь – лишь потребность тела...

Елизавета Лавинская – впрочем, все звали её просто Лилей – потребностей тела вне потребностей души не имела. Она желала мужа. Но плоть мужа была занята бесконечными девушками – молодыми художницами, натурщицами, просто случайными знакомыми богемного круга. Лиля посмеивалась над ревностью Лавинской, предлагала ей то одного своего бывшего полового партнёра, то другого, с рекомендациями вроде «в деле хорош». Лавинская отметала всё. И представить было невозможно, что эта женщина однажды падёт в чьи-то объятья...

Другом Лавинских был Владимир Маяковский. Он нередко бывал у них в гостях. Дружба эта привела однажды к роману с Елизаветой – тихому и скромному, поскольку роман был для Елизаветы так же мучителен, как и брак, от боли которого она спасалась в любви Маяковского.

В 1921 году в семье Антона и Елизаветы Лавинских появился сын Глеб-Никита. Такое имя у него потому, что родители никак не могли решить, как же в итоге назвать первенца. Они оба были людьми довольно известными: он скульптор и архитектор, она – художница.
И вращались в тех же кругах, что и Маяковский. Елизавета не смогла устоять перед обаятельным поэтом, когда они вместе работали в «Окнах сатиры РОСТА». А муж, тоже друживший с Маяковским, тогда не узнал об изменен супруги, так как был в отъезде.

Однако, когда ребенок подрос, сходство с Владимиром Маяковским прямо стало бросаться в глаза. И Елизавета призналась, что был факт измены. Антон Лавинский не стал разводиться с женой. Даже оставил свою фамилию и отчество ребенку. Но любить – не любил. И жене своей также частенько изменял.

В 20-х годах практически вся интеллигенция своих отпрысков старалась не воспитывать, отдавая их в детские дома. Якобы так дети лучше социализировались. Никита также не избежал этого «поветрия» и провел в детдоме три года. Кроме того, у Елизаветы обнаружился туберкулез, и она боялась, что Никита может заразиться.

Когда Маяковский умер, мальчику было 8 лет. Тогда-то мать и рассказала про настоящего отца. Однако отцовство так и не признали. Лишь в 2013 году во время экспертизы ДНК и переданных фотографий, документов из архива Елизаветы Лавинской доказано, что Никита-Глеб был сыном Маяковского. Естественно, поэт никогда даже не знал, что у него есть сын, хотя до конца жизни дружил с Лавинскими.

Нелюбовь Антона Михайловича к бастарду с каждым годом крепла. В итоге, когда Никите было 18, так называемый отец написал на него донос. Но парню повезло. Заявление попало в руки одного чиновника, дочь которого встречалась с Никитой. Взамен юноше пришлось рано жениться.

Потом были курсы радистов и в 1941 году – фронт. Парень оказался талантливым радистом, обладавшим идеальным слухом. Его берегли, как зеницу ока. Поэтому он прошел всю войну без малейшей царапины.

Говорят, что Никита похож был на биологического отца не только внешне, но и в том, как он читал стихи, какой имел голос. Но Лавинский все же выбрал профессию скульптора. После войны окончил Художественный институт им. Сурикова и всю жизнь посвятил скульптурным работам.

📕 Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #Маяковский

​РЭЙ БРЭДБЕРИ «ВИНО ИЗ ОДУВАНЧИКОВ»

❓А Вы знаете, что в мае, когда нежная зеленая травка похожа на мягкий бархатный ковер игривое и ласковое солнышко повсюду оставляет свои золотистые следы?

После долгой и холодной зимы каждая полянка, каждый лесной уголок ждут с нетерпением солнечных лучиков, которые согреют и наполнят теплом землю, разгонят живительные соки по ветвям деревьев, пошепчутся с травами и цветами, раскрывая их свежесть и красоту.
А как много нужно успеть и при этом не обделить вниманием ни один кустик.
Везде, где пробежит сверкающий лучик, остаётся яркий след - золотистое пятнышко, крохотное солнышко на ножке, которое мы называем одуванчиком.
Эти нежные янтарные головки как сигнальные маячки показывают какие потайные места еще остались без тепла и ласки.

Именно зимой, когда за окном падает снег, укрывая мир пушистым белым пледом, а мороз сковывает все живое, превращая в ледяные скульптуры, мне больше всего не хватает солнышка.

Наверное поэтому, книга Рэя Бредбери с таким теплым, летним названием открыла мне свои объятия в конце 2022 года.
И уже на первых страницах так естественно зазвучала симфония лета:

«Утро было тихое, город, окутанный тьмой, мирно нежился в постели. Пришло лето, и ветер был летний - теплое дыхание мира, неспешное и ленивое. Стоит лишь встать, высунуться в окошко, и тотчас поймешь: вот она начинается, настоящая свобода и жизнь, вот оно, первое утро лета».

И дальше, страница за страницей, тёплые волны солнечного света подхватили меня и закружили в чарующем танце ароматов фруктовых садов, предгрозовых облаков, пыльцы полевых цветов. В такие моменты начинаешь ощущать дыхание самой жизни, такой простой, непритязательной, как в детстве.
Именно в эту прекрасную пору мы совершаем ежедневно тысячи открытий, слушая тихий шепот трав, внимая печальным вздохам ветра, наблюдая за суетливым движением стрекоз и пчел, которые как молнии пронизывают воздух. Все вокруг пропитано волшебством, а ты ощущаешь невероятную легкость, когда бежишь по широкому полю, наперегонки с теплым ветерком, который поднимает облако волос и укладывает их на свой манер, делая тебя похожим на одуванчик. И кажется, что еще чуть-чуть и ты коснешься рукой солнышка, медленно уходящего за горизонт, погладишь уставшие за день лучики, и шепнешь на прощание: «Доброй ночи».

В этот момент, как и главному герой романа, нам кажется, что секрет скрыт не внутри человеческого естества, не в любознательности и жажде открытий, а в волшебных теннисных туфлях, которые легче пуха: «Мир бежит слишком быстро?
Хочешь его догнать? Хочешь всегда быть проворнее всех? Тогда заведи себе волшебные туфли! Туфли легкие как пух!».
Какие чудесные воспоминания связаны с этими строками.

А как порой хочется сохранить яркие события в жизни, запечатлеть и унести с собой красивые картины природы, пережитые чувства и эмоции. И сейчас, во взрослом возрасте, я использую для этого камеру телефона, да и оставляю на бумаге много пестрых строчек со своими мыслями.

❓А как было в детстве?

Мы рисовали какие-то сценки, записывали в дневники яркие впечатления, писали друг другу письма, засушивали цветы, пытаясь сохранить частички лета и его душистый аромат между страниц прочитанной книги.

Но, можно и по-другому хранить воспоминания о лете, почувствовать его мелодию на языке, создав вино из одуванчиков:
«Вино из одуванчиков -
пойманное и закупоренное в бутылки лето. И теперь, когда Дуглас знал,
по-настоящему знал, что он живой, что он затем и ходит по земле, чтобы
видеть и ощущать мир, он понял еще одно: надо частицу всего, что он узнал,
частицу этого особенного дня - дня сбора одуванчиков - тоже закупорить и
сохранить; а потом настанет такой зимний январский день, когда валит густой
снег, и солнца уже давным-давно никто не видел, и, может быть, это чудо
позабылось, и хорошо бы его снова вспомнить,- вот тогда он его откупорит!…»

📕Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #Брэдбери #Виноизодуванчиков

​Доброго утра, мои дорогие книголюбы! 📕

В конце 2022 года я начала читать цикл Марселя Пруста «В поисках утраченного времени», в состав которого входят 7 романов:
1. В сторону Свана;
2. Под сенью девушек в цвету;
3. Германт;
4. Содом и Гоморра;
5. Пленница;
6. Беглянка;
7. Обретенное время.

Учитывая, что цикл рассчитан на год,
я подумала, что стоит делиться впечатлениями постепенно, иначе отзыв получится слишком громоздкий.

Сегодня я начну рассказывать о первом романе «В сторону Свана».

С первых страниц чтения книги писатель погружает читателя в сны и грезы героя, показывая моменты пробуждения и возвращения в реальность как яркие вспышки, проблески сознания. Мне эти описания напомнили личное бессознательное, которое описывал Карл Густав Юнг, включающее те компоненты личного опыта, которые были подавлены, вытеснены или слишком слабы, чтобы проникнуть в сознание. Например, это могут быть неосознаваемые воспоминания,
вытесняемые мысли, как правило, болезненные, чувства, не достигшие сознания.

Любопытно, как иллюстрирует эту тему автор: «Во время сна человек держит вокруг себя нить часов, порядок лет и миров. Он инстинктивно справляется с ними, просыпаясь, в одну секунду угадывает пункт земного шара, который он занимает, и время, протекшее до его пробуждения; но они могут перепутаться в нем, порядок их может быть нарушен. Пусть перед утром, после часов бессонницы, сон овладеет им во время чтения, в позе очень отличной от той, в которой он спит обыкновенно, тогда достаточно ему поднять руку, чтобы остановить солнце и повернуть его вспять, и в первую минуту по пробуждении он не узнает часа, ему будет казаться, что он сию минуту только прилег. Если же он заснет в еще более необычной и несвойственной ему позе, например после обеда, сидя в кресле, тогда в мирах, вышедших из орбит, все перепутается, волшебное кресло со страшной скоростью помчит его через время и пространство, и в момент, когда он поднимет веки, ему покажется, что он лег несколько месяцев тому назад в другом месте. Но достаточно бывало, чтобы, в моей собственной постели, сон мой был глубоким и давал полный отдых моему уму; тогда этот последний терял план места, в котором я заснул, и когда я просыпался среди ночи, то, не соображая, где я, я не сознавал также в первое мгновение, кто я такой; у меня бывало только, в его первоначальной простоте, чувство существования, как оно может брезжить в глубине животного; я бывал более свободным от культурного достояния, чем пещерный человек; но тогда воспоминание — еще не воспоминание места, где я находился, но нескольких мест, где я живал и где мог бы находиться, — приходило ко мне как помощь свыше, чтобы извлечь меня из небытия, из которого я бы не мог выбраться собственными усилиями: в одну секунду я пробегал века культуры, и смутные представления керосиновых ламп, затем рубашек с отложными воротничками мало-помалу восстанавливали своеобразные черты моего «я».

Бывает, что в момент пробуждения пытаешься поймать улетающую грезу, сохранить в памяти свой сон, какой-то его призрачный обрывок, и он мгновенно ускользает от тебя, оставляя только послевкусие и какие-то смутные ощущения присутствия в теле. А иногда наоборот, открываешь глаза и понимаешь, что в голове еще кружатся обрывки сна и вроде осознаешь, где находишься, но появляется чувство, что смотришь на себя со стороны, из какого-то внешнего «я», если можно так выразиться. Только на короткий миг личное бессознательное и пробуждающееся ото сна сознание сплетаются в одно целое, предлагая целую симфонию ощущений, на грани реального и иллюзорного мира.

📕 Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #МарсельПруст #ВСторонуСвана

​Доброго утра, дорогие книголюбы! 📕

Сегодня мы открываем новую поэтическую страницу с замечательной Мариной Цветаевой.
А поскольку сейчас Новый год и по-настоящему сказочная пора, то начнём мы с чудесного стихотворения «Эльфочка в зале»:

«Запела рояль неразгаданно-нежно
Под гибкими ручками маленькой Ани.
За окнами мчались неясные сани,
На улицах было пустынно и снежно.

Воздушная эльфочка в детском наряде
Внимала тому, что лишь эльфочкам слышно.
Овеяли тонкое личико пышно
Пушистых кудрей беспокойные пряди.

В ней были движенья таинственно-хрупки.
– Как будто старинный портрет перед вами!
-От дум, что вовеки не скажешь словами,
Печально дрожали капризные губки.

И пела рояль, вдохновеньем согрета,
О сладостных чарах безбрежной печали,
И души меж звуков друг друга встречали,
И кто-то светло улыбался с портрета.

Внушали напевы: «Нет радости в страсти!
Усталое сердце, усни же, усни ты!»
И в сумерках зимних нам верилось власти
Единственной, странной царевны Аниты».

Стихотворение посвящено Анне Калин - подруге сестер Цветаевых.
«Не меньше, чем Галю, Марина полюбила мою другую подругу – Аню Калин», – пишет Анастасия Цветаева, младшая сестра Марины. В своих воспоминаниях она описывает момент, запечатленный в этом стихотворении: «Она садится за рояль. Грига Аня играет, маминого Грига, по нашей просьбе – «В пещере горного короля» и «Шествие гномов», – и корабль дома скользнул в волны музыки и плывет…»

«Эльфочка в зале» – тринадцатое стихотворение в разделе «Детство» «Вечернего альбома». Судя по воспоминаниям А. И. Цветаевой, оно было написано  в начале 1908 года: «С маминой смерти прошло полтора года. <…> Часы шли, Гале надо было идти <…> От тоски ли вечного расставанья <…> чуть знобило? От холода ли нижних высоких комнат, когда <…> мы входили в полутемную залу с лунными полосками зеркал?…
А за Аней еще не пришли. Она садится за рояль. Каштановой россыпью волосы по плечам. Неужели ей двенадцать лет? <…> Марина ходит по зале медленным отсутствующим шагом, слушает «Танец Анитры».

«Танец Анитры» – одна из частей сюиты Э. Грига «Пер Гюнт», написанной для одноименной драмы Г. Ибсена. Анитра – дочь вождя бедуинов. Возможно, имя Ани (Аниты) ассоциировалось с именем Анитры и поэтому Аня именуется царевной, то есть дочерью царя (вождя). В музыке Грига есть загадочность, «странность». Можно предположить, что поэтому эпитет Аниты – странная.
У Анитры, по ее собственному мнению, нет души, – этим она напоминает лесных духов Севера (у Ибсена в основном говорится о троллях, гномах, кобольдах и т.п.).
Через белые клавиши рояли музыка для Цветаевой оказывается связана с эльфами (которые, к тому же музыкальны, основное их занятие – ночные танцы).

Я думаю, ни для кого не секрет, что
эльфы – духи природы, имеющие человеческий облик, легкие, воздушные существа, благожелательные к людям.

Под ручками маленькой Ани Калин «запела рояль неразгаданно-нежно». Эти волшебные, чарующие звуки рушат границу между реальностью и иным миром. Аня сумела сделать это, потому что наступили сумерки:
«И в сумерках зимних нам верилось власти
Единственной, странной царевны Аниты».
Марина расширяет пространство, параллельно замкнутой комнате вводя описание мира за окном – того света, где «мчались неясные сани», а «на улицах пустынно и снежно». В этом мире Аня уже не маленькая девочка, а «царица Анита», «эльфочка», она «внимала тому, что лишь эльфочкам слышно», своей игрой она может поведать то, «что не скажешь словами» и «соединять души».

Со смерти М.А. Мейн, мамы сестер Цветаевых, прошло к тому времени уже полтора года, но дом все еще был полон ею, все напоминало о потере дорогого человека. Цветаева с тех пор очень редко играла на рояле, поэтому музицирование Ани Калин в сознании поэта превращается в свидание с мамой, которая скрыто присутствует: «И кто-то светло улыбался с портрета».. Это возможно и не мать эльфочки, но через рояль между ними устанавливается связь душ.

📕Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #поэзия #Цветаева