«Джазмен», Джоп (пер. Валентины Чепиги)
Что-то неладно творится в Нью-Стори-Сити - новое в нем стремительно шагает по головам старого, полностью игнорируя как отдельных людей и их семьи, так и культуру, которую случайно или вполне осознанно создает каждое отдельное сообщество внутри общего социума. Зато развиваются технологии. Зато расширяется и возвышается город. Зато все всегда и всем понятно.
Но, конечно, без исключений обойтись невозможно. Ими выступают главные герои графического романа «Джазмен» - рассеянный бармен, джазовый трубач и юная и очень талантливая программистка, противостоящие всеобщему забвению. Их не устраивает «все всегда и всем понятно», они помнят и знают, что можно иначе - и не только трепетно хранят воспоминания о джазовой культуре старых районов города (которая, конечно, больше самой музыки), но и готовы что-то сделать для того, чтобы не дать ей пропасть из-за амбиций мэра Нью-Стори-Сити, подчинившего своей воле и единой радиоволне весь город, противопоставляя ей силу и мощь ставших в «Джазмене» волшебными помощниками Мундога, Скримина Джея Хокинса, Калипсо Роуз и Нины Симон.
Сюжет в «Джазмене» развивается неспешно, вторя темпу некоторых классических джазовых композиций, подаривших названия главам, и общей размеренности зимы в большом городе, когда и происходят события в комиксе. Но также эта неспешность заставляет ждать некоторого пояснения со стороны автора, почему этот антиутопичный на минималках мир зажил именно по таким правилам, почему подчинился, почему забыл, как еще можно и как было раньше? Почему именно эти персонажи оказались готовы к решительным действиям? Зачем это все злодейскому антагонисту? Все это остается то ли за кадром, то ли за кулисами, то ли за фокусом внимания автора. Опытный читатель способен додумать причины и следствия сам - это не первая и не последняя книга о восстановлении если не справедливости, то баланса в одном условно замкнутом пространстве, но… Но.
При прочтении кажется, что что-то неладно творится не только в Нью-Стори-Сити, но и в повествовательной канве «Джазмена». Каким будет этот дискомфорт для вас - как при поиске гармонии, рождающейся в джазовой же импровизации, или как при долгой исследовательской работе, лишь подкидывающей новые загадки на каждой следующей странице первоисточника - очень индивидуальный вопрос со яркой звездочкой в конце.
#взрослое
Издано в @polyandria
Что-то неладно творится в Нью-Стори-Сити - новое в нем стремительно шагает по головам старого, полностью игнорируя как отдельных людей и их семьи, так и культуру, которую случайно или вполне осознанно создает каждое отдельное сообщество внутри общего социума. Зато развиваются технологии. Зато расширяется и возвышается город. Зато все всегда и всем понятно.
Но, конечно, без исключений обойтись невозможно. Ими выступают главные герои графического романа «Джазмен» - рассеянный бармен, джазовый трубач и юная и очень талантливая программистка, противостоящие всеобщему забвению. Их не устраивает «все всегда и всем понятно», они помнят и знают, что можно иначе - и не только трепетно хранят воспоминания о джазовой культуре старых районов города (которая, конечно, больше самой музыки), но и готовы что-то сделать для того, чтобы не дать ей пропасть из-за амбиций мэра Нью-Стори-Сити, подчинившего своей воле и единой радиоволне весь город, противопоставляя ей силу и мощь ставших в «Джазмене» волшебными помощниками Мундога, Скримина Джея Хокинса, Калипсо Роуз и Нины Симон.
Сюжет в «Джазмене» развивается неспешно, вторя темпу некоторых классических джазовых композиций, подаривших названия главам, и общей размеренности зимы в большом городе, когда и происходят события в комиксе. Но также эта неспешность заставляет ждать некоторого пояснения со стороны автора, почему этот антиутопичный на минималках мир зажил именно по таким правилам, почему подчинился, почему забыл, как еще можно и как было раньше? Почему именно эти персонажи оказались готовы к решительным действиям? Зачем это все злодейскому антагонисту? Все это остается то ли за кадром, то ли за кулисами, то ли за фокусом внимания автора. Опытный читатель способен додумать причины и следствия сам - это не первая и не последняя книга о восстановлении если не справедливости, то баланса в одном условно замкнутом пространстве, но… Но.
При прочтении кажется, что что-то неладно творится не только в Нью-Стори-Сити, но и в повествовательной канве «Джазмена». Каким будет этот дискомфорт для вас - как при поиске гармонии, рождающейся в джазовой же импровизации, или как при долгой исследовательской работе, лишь подкидывающей новые загадки на каждой следующей странице первоисточника - очень индивидуальный вопрос со яркой звездочкой в конце.
#взрослое
Издано в @polyandria
«Население: одна», Элизабет Мун (пер. Марины Давыдовой)
Вот бы они все исчезли…
Длительное пребывание в закрытом сообществе вряд ли может навести на какие-то другие мысли и запросы дорогой вселенной. Особенно, когда пребывание это действительно длительное, а люди вокруг сменяются ну очень условно. Как, например, в случае Офелии, женщины примерно восьмидесяти лет, прибывшей на одну далекую планету вместе с отрядом колонизаторов много, очень много лет назад (да, самое время сказать, что сегодня вы наблюдаете редкого гостя в моем блоге - научную фантастику).
Когда колонию решением сверху закрывают, а жителей ее готовят к переселению, Офелия понимает: «Пора. Да пошло оно все», и остается на месте, провожая взглядом взмывающие в космос шаттлы. Теперь она одна. Свободна. Прекрасна. И снова свободна - от своего туповатого в примитивном патриархате сына, его ленивой и бесконечно высокомерной жены, своих соседей разной степени отвратительности. Что может быть лучше для коротания скромных остатков жизни?
Конечно, все оказывается не так просто. Конечно, Офелия (а раньше - и все поселение колонизаторов) далеко не одиноки на этой планете. Конечно, конфликт неизбежен. И наблюдать за тем, как Элизабет Мун разворачивает каждое из перечисленных «конечно», как она работает с устоявшимися рамками жанра, как сводит, разводит и всячески жонглирует «нами» и «ими» - невероятное литературное наслаждение сравнимое только с тем, что на протяжении всего повествования от читателя требуется только… Быть читателем - внимательным и эмпатичным. Как показывает опыт главной героини романа, два этих качества, врожденные или прокаченные, - единственное, что нужно для достижения мира, внутри и снаружи.
Да, «Население: одна» никак нельзя назвать чем-то новым или прорывным в литературе - но ни одно слово романа или даже их сочетание об этом и не просит. Мун четко и сосредоточенно описывает игру вдолгую, в которую вписалась Офелию, и Офелию, которой эта игра оказалась по силам, как бы скептически она к ней не относилась на старте, с немыслимым призовым фондом и, безусловно, немыслимой же ответственностью, всегда идущей в комплекте.
Один из ключевых посылов «Население: одна» в каком-то смысле рифмуется с рефреном «Лабиринтов Ехо» Макса Фрая: «Никогда не знаешь, где тебе повезет». Только с одной корректировкой - и нет, она вовсе не о конфликте «своих», «чужих». Никогда не знаешь, повезет ли тебе в принципе, и существует ли это везение. Но чтобы ответить на этот вопрос, можно попробовать слушать мир повнимательнее - и вот это всегда выигрышное решение.
#взрослое
Издано в @domistorii
Вот бы они все исчезли…
Длительное пребывание в закрытом сообществе вряд ли может навести на какие-то другие мысли и запросы дорогой вселенной. Особенно, когда пребывание это действительно длительное, а люди вокруг сменяются ну очень условно. Как, например, в случае Офелии, женщины примерно восьмидесяти лет, прибывшей на одну далекую планету вместе с отрядом колонизаторов много, очень много лет назад (да, самое время сказать, что сегодня вы наблюдаете редкого гостя в моем блоге - научную фантастику).
Когда колонию решением сверху закрывают, а жителей ее готовят к переселению, Офелия понимает: «Пора. Да пошло оно все», и остается на месте, провожая взглядом взмывающие в космос шаттлы. Теперь она одна. Свободна. Прекрасна. И снова свободна - от своего туповатого в примитивном патриархате сына, его ленивой и бесконечно высокомерной жены, своих соседей разной степени отвратительности. Что может быть лучше для коротания скромных остатков жизни?
Конечно, все оказывается не так просто. Конечно, Офелия (а раньше - и все поселение колонизаторов) далеко не одиноки на этой планете. Конечно, конфликт неизбежен. И наблюдать за тем, как Элизабет Мун разворачивает каждое из перечисленных «конечно», как она работает с устоявшимися рамками жанра, как сводит, разводит и всячески жонглирует «нами» и «ими» - невероятное литературное наслаждение сравнимое только с тем, что на протяжении всего повествования от читателя требуется только… Быть читателем - внимательным и эмпатичным. Как показывает опыт главной героини романа, два этих качества, врожденные или прокаченные, - единственное, что нужно для достижения мира, внутри и снаружи.
Да, «Население: одна» никак нельзя назвать чем-то новым или прорывным в литературе - но ни одно слово романа или даже их сочетание об этом и не просит. Мун четко и сосредоточенно описывает игру вдолгую, в которую вписалась Офелию, и Офелию, которой эта игра оказалась по силам, как бы скептически она к ней не относилась на старте, с немыслимым призовым фондом и, безусловно, немыслимой же ответственностью, всегда идущей в комплекте.
Один из ключевых посылов «Население: одна» в каком-то смысле рифмуется с рефреном «Лабиринтов Ехо» Макса Фрая: «Никогда не знаешь, где тебе повезет». Только с одной корректировкой - и нет, она вовсе не о конфликте «своих», «чужих». Никогда не знаешь, повезет ли тебе в принципе, и существует ли это везение. Но чтобы ответить на этот вопрос, можно попробовать слушать мир повнимательнее - и вот это всегда выигрышное решение.
#взрослое
Издано в @domistorii
«Последние короли Шанхая», Джонатан Кауфман (пер. Михаила Загота)
«Большая сила - большая ответственность», - говорил дядя Бен уже надкушенному радиоактивным пауком Питеру Паркеру.
«Большие деньги - большая политика», - не говорил, по-моему, особо никто, потому что говорить об этом и не нужно, это висит в воздухе над процветающим (или?..) под теплыми лучами капитализма миром.
Доказательством тезиса выше служат не только новостные сводки, но и сотни новейших бизнес-биографий, авторы которых сосредоточены как будто исключительно на героях текущего времени. Джонатан Кауфман, американский журналист и лауреат Пулитцеровской премии, нашел историю поинтереснее - историю больших денег и большой политики, протянувшейся сквозь два столетия и, похоже, не собирающейся заканчиваться.
В фокусе внимания Кауфмана (и нашем на протяжении трехсот страниц) - жизнь и судьба представителей нескольких поколений двух мощнейших семей Шанхая, Сассунов и Кадури. Патриархи их обеих в середине-второй половине XIX века бежали из Багдада в силу сложных (а какие бывают еще?) политических причин, на некоторое время обосновались в Индии, но вскоре решили, что можно идти дальше. Это дальше - Шанхай, текстиль, опиум, недвижимость, электричество, хорека и, конечно, политика. Нет, никто из них не занимал кресла в правящих кружках, но влияние, которое они оказали и/или под которое попали со стороны тех самых кружков, невозможно оставить за скобками. Также как невозможно дать определенную оценку разнообразной деятельности Сассунов и Кадури, успевшей включить в себя за полтора века и спасение тысяч беженцев из Европы, охваченной Второй мировой, и индустриальную экспансию Шанхая, невозможную без массовой занятости населения, и активную благотворительность, и содействие развитию феминизма.
Также невозможно и дать определенную оценку журналистской работе Кауфмана, проведенной ради этой книги. Он поднял тонны архивов и пообщался с потомками обеих семей, в результате чего мы можем провести несколько увлекательных часов с «Последними королями Шанхая». Однако чем ближе к нашему времени, к тем событиям, которые стали логичными последствиями прихода к власти коммунистов и разделению зон влияния внутри Китая, тем сильнее слышатся одобрительные или уничижительные нотки в тоне повествования автора. Это не хорошо и не плохо - да и вряд ли хотя бы один нонфик о людях, о конкретных судьбах, построенных и/или переломанных глобальными историческими событиями, может претендовать на объективность.
На что точно могут претендовать «Последние короли Шанхая» - это, как в случае любого нонфика от «Слова», на ваше полное внимание и многократное расширение знаний о мире. Книгу Кауфмана можно смело сравнить с самыми захватывающими семейными сагами и документальными фильмами BBC, а типажи главных героев - со знаковыми для общей мировой культуры образами Гэтсби или Мартина Идена, которые, несмотря на все внешние обстоятельства, в первую очередь всегда оставались людьми. Со своими достоинствами и недостатками.
#взрослое
Издано в @slovobooksru
«Большая сила - большая ответственность», - говорил дядя Бен уже надкушенному радиоактивным пауком Питеру Паркеру.
«Большие деньги - большая политика», - не говорил, по-моему, особо никто, потому что говорить об этом и не нужно, это висит в воздухе над процветающим (или?..) под теплыми лучами капитализма миром.
Доказательством тезиса выше служат не только новостные сводки, но и сотни новейших бизнес-биографий, авторы которых сосредоточены как будто исключительно на героях текущего времени. Джонатан Кауфман, американский журналист и лауреат Пулитцеровской премии, нашел историю поинтереснее - историю больших денег и большой политики, протянувшейся сквозь два столетия и, похоже, не собирающейся заканчиваться.
В фокусе внимания Кауфмана (и нашем на протяжении трехсот страниц) - жизнь и судьба представителей нескольких поколений двух мощнейших семей Шанхая, Сассунов и Кадури. Патриархи их обеих в середине-второй половине XIX века бежали из Багдада в силу сложных (а какие бывают еще?) политических причин, на некоторое время обосновались в Индии, но вскоре решили, что можно идти дальше. Это дальше - Шанхай, текстиль, опиум, недвижимость, электричество, хорека и, конечно, политика. Нет, никто из них не занимал кресла в правящих кружках, но влияние, которое они оказали и/или под которое попали со стороны тех самых кружков, невозможно оставить за скобками. Также как невозможно дать определенную оценку разнообразной деятельности Сассунов и Кадури, успевшей включить в себя за полтора века и спасение тысяч беженцев из Европы, охваченной Второй мировой, и индустриальную экспансию Шанхая, невозможную без массовой занятости населения, и активную благотворительность, и содействие развитию феминизма.
Также невозможно и дать определенную оценку журналистской работе Кауфмана, проведенной ради этой книги. Он поднял тонны архивов и пообщался с потомками обеих семей, в результате чего мы можем провести несколько увлекательных часов с «Последними королями Шанхая». Однако чем ближе к нашему времени, к тем событиям, которые стали логичными последствиями прихода к власти коммунистов и разделению зон влияния внутри Китая, тем сильнее слышатся одобрительные или уничижительные нотки в тоне повествования автора. Это не хорошо и не плохо - да и вряд ли хотя бы один нонфик о людях, о конкретных судьбах, построенных и/или переломанных глобальными историческими событиями, может претендовать на объективность.
На что точно могут претендовать «Последние короли Шанхая» - это, как в случае любого нонфика от «Слова», на ваше полное внимание и многократное расширение знаний о мире. Книгу Кауфмана можно смело сравнить с самыми захватывающими семейными сагами и документальными фильмами BBC, а типажи главных героев - со знаковыми для общей мировой культуры образами Гэтсби или Мартина Идена, которые, несмотря на все внешние обстоятельства, в первую очередь всегда оставались людьми. Со своими достоинствами и недостатками.
#взрослое
Издано в @slovobooksru
«Сквозь огонь», Евгения Овчинникова
Главная героиня романа Александра вынуждена вернуться на малую родину - в крохотный дальневосточный городок, которых сотни, как и охотничьих избушек, разбросанных по тайге, их окружающих. Здесь ее ждут примерно те же лица, улицы и социальные связи, от которых она уехала много лет назад в Питер - бывшие одноклассники, проживающие лучший или просто приемлемый вариант своей жизни, градообразующий завод, который никак не умрет до конца, хотя пора бы, природные катаклизмы, беспощадно настигающие жителей региона, где людей, казалось бы, и быть не должно. Ждет ее и незахороненное в прямом смысле этого слова прошлое - давно ушедшая из жизни то ли по своей, то ли не очень своей воле подруга детства, останки которой нашли спустя полтора десятка лет. Эта поездка становится для Александры возможностью не только попрощаться с протянувшейся сквозь годы печалью и тоской, но и попыткой разобраться, что, черт побери, произошло с Верой, чья жизнь так трагически прервалась в самом конце девяностых, в самую лютую жару и самые буйные пожары, буквально выживавшие людей из города.
Само название романа, «Сквозь огонь», можно было бы расширить и продолжить - Александра буквально продирается не только сквозь него, но и сквозь плотную пелену забвения, вины, одиночества, стыда, отрицания и безумия, захвативших и почти парализовавших всех, кто был или мог быть причастен к смерти Веры. К счастью для главной героини, она обладает уникальным даром чтения людей - лишь заглянув в глаза собеседника, она видит его воспоминания, болезненные и счастливые, но делает ли это поиски правды, затерявшейся в утраченном времени, легче? Или хотя бы быстрее? Ну или чуточку эффективнее? Думаю, вы знаете ответ.
Почему стоит прочитать?
Роман «Сквозь огонь» пользователи Литреса обвинили в тех грехах, что было бы куда логичнее предъявить реальности, и часть из них перечислена в абзацах выше. Несмотря на то, что некий затухающий в глубинке городок тут вполне себе самостоятельный персонаж, и было бы очень успокоительно набросить еще пару штампов в возвышающуюся над ним кучу ярлыков, Евгения Овчинникова не дает читателям отвлечься на следствия и возвращает к их причинам - к причинам забвения, стыда и безумия. Разве может быть в них виновата точка на карте, которая даже не на всякую карту и попадает?
«Сквозь огонь» кажется мне куда более социальным, чем личным, сосредоточенным на развитии конкретных персонажей, романом. Он сдирает корочку с, возможно, самой болючей ранки и общества, и русскоязычной литературы и каждой своей страницей спрашивает: «Почему мы такие?» Ответ, я надеюсь, пока только скрывается от нас самих, становясь все чувствительнее с каждым прожитым годом, с каждой прочитанной книгой. И если и можно его найти, то, наверное, только как можно внимательнее вглядываясь с тех, кто прямо сейчас перед нами. Но, к сожалению, у нас нет такого дара, как у Александры. Или?..
#взрослое #импортозамещение
Издано в @eksmo
Главная героиня романа Александра вынуждена вернуться на малую родину - в крохотный дальневосточный городок, которых сотни, как и охотничьих избушек, разбросанных по тайге, их окружающих. Здесь ее ждут примерно те же лица, улицы и социальные связи, от которых она уехала много лет назад в Питер - бывшие одноклассники, проживающие лучший или просто приемлемый вариант своей жизни, градообразующий завод, который никак не умрет до конца, хотя пора бы, природные катаклизмы, беспощадно настигающие жителей региона, где людей, казалось бы, и быть не должно. Ждет ее и незахороненное в прямом смысле этого слова прошлое - давно ушедшая из жизни то ли по своей, то ли не очень своей воле подруга детства, останки которой нашли спустя полтора десятка лет. Эта поездка становится для Александры возможностью не только попрощаться с протянувшейся сквозь годы печалью и тоской, но и попыткой разобраться, что, черт побери, произошло с Верой, чья жизнь так трагически прервалась в самом конце девяностых, в самую лютую жару и самые буйные пожары, буквально выживавшие людей из города.
Само название романа, «Сквозь огонь», можно было бы расширить и продолжить - Александра буквально продирается не только сквозь него, но и сквозь плотную пелену забвения, вины, одиночества, стыда, отрицания и безумия, захвативших и почти парализовавших всех, кто был или мог быть причастен к смерти Веры. К счастью для главной героини, она обладает уникальным даром чтения людей - лишь заглянув в глаза собеседника, она видит его воспоминания, болезненные и счастливые, но делает ли это поиски правды, затерявшейся в утраченном времени, легче? Или хотя бы быстрее? Ну или чуточку эффективнее? Думаю, вы знаете ответ.
Почему стоит прочитать?
Роман «Сквозь огонь» пользователи Литреса обвинили в тех грехах, что было бы куда логичнее предъявить реальности, и часть из них перечислена в абзацах выше. Несмотря на то, что некий затухающий в глубинке городок тут вполне себе самостоятельный персонаж, и было бы очень успокоительно набросить еще пару штампов в возвышающуюся над ним кучу ярлыков, Евгения Овчинникова не дает читателям отвлечься на следствия и возвращает к их причинам - к причинам забвения, стыда и безумия. Разве может быть в них виновата точка на карте, которая даже не на всякую карту и попадает?
«Сквозь огонь» кажется мне куда более социальным, чем личным, сосредоточенным на развитии конкретных персонажей, романом. Он сдирает корочку с, возможно, самой болючей ранки и общества, и русскоязычной литературы и каждой своей страницей спрашивает: «Почему мы такие?» Ответ, я надеюсь, пока только скрывается от нас самих, становясь все чувствительнее с каждым прожитым годом, с каждой прочитанной книгой. И если и можно его найти, то, наверное, только как можно внимательнее вглядываясь с тех, кто прямо сейчас перед нами. Но, к сожалению, у нас нет такого дара, как у Александры. Или?..
#взрослое #импортозамещение
Издано в @eksmo
«Там гораздо лучше», Виолен Беро (пер. Марии Пшеничниковой)
Вас собрали в этом гигантском ангаре, к тебе прижалась кучка тел; ты вспоминаешь о свиньях и курах, сотнями теснившихся в одном помещении, о проекте фермы с тысячей коров - тысячей таких же коров, как ты и все остальные, те же свиньи , куры, под изнуряющим искусственным светом, и ты не понимаешь, по каким правилам, по каким законам лампы гаснут и включаются снова, ни ты, ни другие в этой коробке без окон; а еще рев мотора вдали, ускорение, замедление, рычание - звуки ложатся поверх вони и жары; ты и все остальные, сколько же здесь людей, и ты вспоминаешь о тысяче коров, понимаешь: вот оно, вы все, тысяча человек, которые никогда не увидят солнца.
Так начинается и продолжается новая компактная и поражающая своим полнокровием история Виолен Беро, которую, возможно, вы знаете по вышедшему полтора года назад столько же компактному роману «Как звери». В «Там гораздо лучше» авторка продолжает исследовать границы социального и индивидуального, но куда больше играет на нашем невообразимом и вшитом в любой, даже самый сомневающийся в себе индивид чувстве собственной важности и уникальности, помещая прямо на старте главного героя в тот самый ангар, где ему приходится доказывать заново свое право на воду, еду и квадратный метр личного пространства.
Эта игра будет продолжаться на протяжении всего скромного объема романа, чтение которого требует нескольких подходов - настолько велика плотность текста, настолько оглушающее влияние оказывает редкая для прозы форма второго лица рассказчика, выступающего здесь искусным кукловодом, разрущающим все, что герой так долго строил и внутри, и снаружи себя.
И, кажется, именно этот вопрос и беспокоит Беро больше всего - вопрос адаптации к постоянно, без монтажных склеек, перерывов и выходных, меняющимся условиям, который не раз рассматривали в самых разных эпизодах и обстоятельствах режиссеры «Черного зеркала» (ребят, присмотритесь к Виолен, она вам и не такое напишет). Выводы же, к которым она приходит, помещая в ангар одного университетского профессора социологии, вытаскивая из ангара, даря желанное и заставляя сомневаться в его желаемости, не менее ценны, чем долгий и некомфортный, как сам процесс познания, путь к ним. Точно лишь можно сказать, что в данной точке история эволюция абсолютно невозможна, жаль только, что для подтверждения этого тезиса иногда приходится ввязываться в очень жесткие игры.
По возможности - избегайте. А книгу - берите.
#взрослое
Издано в @polyandria
Вас собрали в этом гигантском ангаре, к тебе прижалась кучка тел; ты вспоминаешь о свиньях и курах, сотнями теснившихся в одном помещении, о проекте фермы с тысячей коров - тысячей таких же коров, как ты и все остальные, те же свиньи , куры, под изнуряющим искусственным светом, и ты не понимаешь, по каким правилам, по каким законам лампы гаснут и включаются снова, ни ты, ни другие в этой коробке без окон; а еще рев мотора вдали, ускорение, замедление, рычание - звуки ложатся поверх вони и жары; ты и все остальные, сколько же здесь людей, и ты вспоминаешь о тысяче коров, понимаешь: вот оно, вы все, тысяча человек, которые никогда не увидят солнца.
Так начинается и продолжается новая компактная и поражающая своим полнокровием история Виолен Беро, которую, возможно, вы знаете по вышедшему полтора года назад столько же компактному роману «Как звери». В «Там гораздо лучше» авторка продолжает исследовать границы социального и индивидуального, но куда больше играет на нашем невообразимом и вшитом в любой, даже самый сомневающийся в себе индивид чувстве собственной важности и уникальности, помещая прямо на старте главного героя в тот самый ангар, где ему приходится доказывать заново свое право на воду, еду и квадратный метр личного пространства.
Эта игра будет продолжаться на протяжении всего скромного объема романа, чтение которого требует нескольких подходов - настолько велика плотность текста, настолько оглушающее влияние оказывает редкая для прозы форма второго лица рассказчика, выступающего здесь искусным кукловодом, разрущающим все, что герой так долго строил и внутри, и снаружи себя.
И, кажется, именно этот вопрос и беспокоит Беро больше всего - вопрос адаптации к постоянно, без монтажных склеек, перерывов и выходных, меняющимся условиям, который не раз рассматривали в самых разных эпизодах и обстоятельствах режиссеры «Черного зеркала» (ребят, присмотритесь к Виолен, она вам и не такое напишет). Выводы же, к которым она приходит, помещая в ангар одного университетского профессора социологии, вытаскивая из ангара, даря желанное и заставляя сомневаться в его желаемости, не менее ценны, чем долгий и некомфортный, как сам процесс познания, путь к ним. Точно лишь можно сказать, что в данной точке история эволюция абсолютно невозможна, жаль только, что для подтверждения этого тезиса иногда приходится ввязываться в очень жесткие игры.
По возможности - избегайте. А книгу - берите.
#взрослое
Издано в @polyandria
«Яд», Таня Коврижка
Автогероиня «Яда» Таня - просто живая женщина, о чем авторка «Яда» Таня предупреждает нас в эпиграфе. У живых женщин, не зафиксированных в моменте основной или фронтальной камерой и не обложенных встроенными или сторонними фильтрами, простая живая жизнь - динамичная, суетная, раскадрированная на сотни ежедневных дел, не всегда подходящих для трансляции во все более и более (пожалуйста, остановись) осознанный мир. Одним из этих дел для Тани становится экстренное спасение младшей дочери от яда диффенбахии, привычного глазу комнатного цветка, вклинившегося в ежедневную рутину из крошечных, помещающихся между пробежками, готовками, подработками и снова готовками, попыток разобраться, как (и возможно ли) быть прямо сейчас просто хорошей матерью. Не идеальной и, ладно, не хорошей. Нормальной. Приемлемой. Хотя бы не потенциальной убийцей собственного ребенка. Будет достаточно и этого.
Разобраться в этом (да и любым другим вопросом) можно, увы, только с помощью глубокого анализа - самой себя и окружающей среды, но поставить на паузу ни мир внутренний, ни мир внешний не представляется возможным, оба они щедро подкидывают новые вопросы и (простигосподи) вызовы, о которых никто не просил. А вот о зоне комфорта просили, и просили многие - просто чтобы хотя бы посмотреть на нее издалека, как оно там бывает. Да-да, я по-прежнему рассказываю о книге, а вы что подумали?
Почему стоит прочитать?
На этом моменте мне хотелось бы выключить свою субличность обзорщика и перестать искать общие слова, определения и темы, потому что «Яд» говорит о частной жизни так, как и должен хороший автофикшн, и каждой страницей спрашивает представительниц плюс-минус 30 лет: «Было?» А мы, представительницы, странице так на пятой-шестой можем ответить только: «Да, давай уже дальше, понятно же, что было. И будет».
Неважно, есть ли у вас дети, как у автогероини Тани Коврижки, или нет. Неважно, какого они возраста и пола и какова толщина их медицинской карточки, если есть. Неважно, сколько вам лет и в каком социальном статусе вы пребываете, если их нет. И даже ваша локация не имеет никакого значения. Становясь хоть немного видимыми, мы, представительницы, вовлекаемся в далеко не самый дружелюбный диалог с окружающим нас миром, в котором есть правила, но ознакомиться с ними нам, конечно, никто не даст. Максимум, на что мы можем в этом плане рассчитывать, это на эхо «зеленых тапочек» (да, правила и безумия этого мира, озвученные в длинных разговорах «Квартетом И» слишком актуальны и широко применимы).
Диалог с «Ядом» тоже сложно назвать дружелюбным, он постоянно прерывается на мемное «было? было» и «мы?», оставаясь при этом ладно скроенным автофикшеном - без четкой фабулы, но с ярким сюжетом, центром которого становится не Таня, не окружающие ее женщины, матери, жены и соседки по больничным скамейкам ожидания и даже не та самая любительница пробовать на зуб листья дивных тропических растений, а вопрос, поражающий простотой постановки и сложностью цепочки, которая к нему привела:
Я ведь не развелась, не спилась, не бросила университет, не осталась работать официанткой в армянском кафе и спать с братом директора; еще тогда, в 2011-м, не выбрала малоперспективного школьного парня с инфантилизмом и дружками-травокурами, не стала «девочкой из отдела кадров» в местной военной части; не приросла к спешно загнивающему поселку, в котором родилась. Я всю жизнь делала ровно то, чего хотела моя мать, а от нее ее мать и так далее. Ну так почему же у меня все равно ничего не получается?!
#взрослое #импортозамещение
Издано в @polyandria
Автогероиня «Яда» Таня - просто живая женщина, о чем авторка «Яда» Таня предупреждает нас в эпиграфе. У живых женщин, не зафиксированных в моменте основной или фронтальной камерой и не обложенных встроенными или сторонними фильтрами, простая живая жизнь - динамичная, суетная, раскадрированная на сотни ежедневных дел, не всегда подходящих для трансляции во все более и более (пожалуйста, остановись) осознанный мир. Одним из этих дел для Тани становится экстренное спасение младшей дочери от яда диффенбахии, привычного глазу комнатного цветка, вклинившегося в ежедневную рутину из крошечных, помещающихся между пробежками, готовками, подработками и снова готовками, попыток разобраться, как (и возможно ли) быть прямо сейчас просто хорошей матерью. Не идеальной и, ладно, не хорошей. Нормальной. Приемлемой. Хотя бы не потенциальной убийцей собственного ребенка. Будет достаточно и этого.
Разобраться в этом (да и любым другим вопросом) можно, увы, только с помощью глубокого анализа - самой себя и окружающей среды, но поставить на паузу ни мир внутренний, ни мир внешний не представляется возможным, оба они щедро подкидывают новые вопросы и (простигосподи) вызовы, о которых никто не просил. А вот о зоне комфорта просили, и просили многие - просто чтобы хотя бы посмотреть на нее издалека, как оно там бывает. Да-да, я по-прежнему рассказываю о книге, а вы что подумали?
Почему стоит прочитать?
На этом моменте мне хотелось бы выключить свою субличность обзорщика и перестать искать общие слова, определения и темы, потому что «Яд» говорит о частной жизни так, как и должен хороший автофикшн, и каждой страницей спрашивает представительниц плюс-минус 30 лет: «Было?» А мы, представительницы, странице так на пятой-шестой можем ответить только: «Да, давай уже дальше, понятно же, что было. И будет».
Неважно, есть ли у вас дети, как у автогероини Тани Коврижки, или нет. Неважно, какого они возраста и пола и какова толщина их медицинской карточки, если есть. Неважно, сколько вам лет и в каком социальном статусе вы пребываете, если их нет. И даже ваша локация не имеет никакого значения. Становясь хоть немного видимыми, мы, представительницы, вовлекаемся в далеко не самый дружелюбный диалог с окружающим нас миром, в котором есть правила, но ознакомиться с ними нам, конечно, никто не даст. Максимум, на что мы можем в этом плане рассчитывать, это на эхо «зеленых тапочек» (да, правила и безумия этого мира, озвученные в длинных разговорах «Квартетом И» слишком актуальны и широко применимы).
Диалог с «Ядом» тоже сложно назвать дружелюбным, он постоянно прерывается на мемное «было? было» и «мы?», оставаясь при этом ладно скроенным автофикшеном - без четкой фабулы, но с ярким сюжетом, центром которого становится не Таня, не окружающие ее женщины, матери, жены и соседки по больничным скамейкам ожидания и даже не та самая любительница пробовать на зуб листья дивных тропических растений, а вопрос, поражающий простотой постановки и сложностью цепочки, которая к нему привела:
Я ведь не развелась, не спилась, не бросила университет, не осталась работать официанткой в армянском кафе и спать с братом директора; еще тогда, в 2011-м, не выбрала малоперспективного школьного парня с инфантилизмом и дружками-травокурами, не стала «девочкой из отдела кадров» в местной военной части; не приросла к спешно загнивающему поселку, в котором родилась. Я всю жизнь делала ровно то, чего хотела моя мать, а от нее ее мать и так далее. Ну так почему же у меня все равно ничего не получается?!
#взрослое #импортозамещение
Издано в @polyandria
«Шарики патинко», Элиза Суа Дюсапен (пер. Елизаветы Рыбаковой)
Почти тридцатилетняя Клэр защитила магистерскую в одном из европейских университетов и едет в Токио - без обратного билета, на некое неопределенное «лето», чтобы повидаться с бабушкой и дедушкой и, по возможности, съездить с ними в Корею, на историческую родину всей семьи. Эту возможность она уже на старте также расценивает как неопределенную - ее старшие родственники бежали из Кореи полвека назад и больше никогда не возвращались. В некоторой степени они успешно ассимилировались в Японии, точнее в том сегменте экономики страны, которую корейцы и создали - игорном бизнесе (те самые салоны патинко, с игровыми автоматами отдаленно похожими на пинбол). Но также они оказались и в некоторой изоляции и от обеих стран и, соответственно, их жителей, своих земляков и соседей, что, кажется, их вполне устраивает…
Устраивает ли это Клэр, в полном смысле этого слова «человека мира», свободно говорящей на пяти языках и вольно перемещающейся по всей планете? Скорее, такая крепкая охрана своего социального пузыря со стороны бабушки и дедушки и стойкое нежелание его покидать даже в рамках туристической поездки ставит ее в тупик - она не понимает, состоится ли это путешествие, и, соответственно, не может строить никакие дальнейшие планы. Что она может - это разбавить ожидание случайными уроками французского для десятилетней девочки-отличницы, больше походящей на начинающий свою успешную карьеру в строгом японском социуме маленького винтика большого механизма.
Почему стоит прочитать?
«Шарики патинко» - это совсем небольшой роман, который напоминающий очень тяжелую паузу в процессе перевода, когда ты оказываешься между фразой собеседника, которую он только что произнес, и своей же ответной репликой, между двумя перегонами слов и скрытых в них смыслов с чужого языка на родной и обратно. В этот момент время останавливается, пазл в голове раскладывается и складывается одновременно, но ты никогда не можешь быть уверен, что тебя поймут верно, как ты задумывал и надеялся.
Это постоянное сомнение в устойчивости коммуникации присутствует на каждой странице романа, и Элиза Суа Дюсапен неустанно накидывает версии и исследует причины этой зыбкости - разрыв поколений, культурные отличия, придавливающий к точке на карте и образу жизни опыт, привычки и страхи. А еще - отстраненность, нежелание вмешиваться в чужую частную жизнь и непонимание, есть ли шанс найти с другими, не такими, как ты, какие-либо пересечения. Список можно продолжить.
Кажется, что в жесткой, почти поэтической структуре романа, где нет места ни для одной лишней строчки, нет места и для надежды эту коммуникацию выстроить. Однако опытные игроки в знают, что не следует снимать руку, нужно управлять игрой, чувствовать малейшие нюансы.
Что это, если не надежда и даже небольшая подсказка?
#взрослое
Издано в @polyandria
Почти тридцатилетняя Клэр защитила магистерскую в одном из европейских университетов и едет в Токио - без обратного билета, на некое неопределенное «лето», чтобы повидаться с бабушкой и дедушкой и, по возможности, съездить с ними в Корею, на историческую родину всей семьи. Эту возможность она уже на старте также расценивает как неопределенную - ее старшие родственники бежали из Кореи полвека назад и больше никогда не возвращались. В некоторой степени они успешно ассимилировались в Японии, точнее в том сегменте экономики страны, которую корейцы и создали - игорном бизнесе (те самые салоны патинко, с игровыми автоматами отдаленно похожими на пинбол). Но также они оказались и в некоторой изоляции и от обеих стран и, соответственно, их жителей, своих земляков и соседей, что, кажется, их вполне устраивает…
Устраивает ли это Клэр, в полном смысле этого слова «человека мира», свободно говорящей на пяти языках и вольно перемещающейся по всей планете? Скорее, такая крепкая охрана своего социального пузыря со стороны бабушки и дедушки и стойкое нежелание его покидать даже в рамках туристической поездки ставит ее в тупик - она не понимает, состоится ли это путешествие, и, соответственно, не может строить никакие дальнейшие планы. Что она может - это разбавить ожидание случайными уроками французского для десятилетней девочки-отличницы, больше походящей на начинающий свою успешную карьеру в строгом японском социуме маленького винтика большого механизма.
Почему стоит прочитать?
«Шарики патинко» - это совсем небольшой роман, который напоминающий очень тяжелую паузу в процессе перевода, когда ты оказываешься между фразой собеседника, которую он только что произнес, и своей же ответной репликой, между двумя перегонами слов и скрытых в них смыслов с чужого языка на родной и обратно. В этот момент время останавливается, пазл в голове раскладывается и складывается одновременно, но ты никогда не можешь быть уверен, что тебя поймут верно, как ты задумывал и надеялся.
Это постоянное сомнение в устойчивости коммуникации присутствует на каждой странице романа, и Элиза Суа Дюсапен неустанно накидывает версии и исследует причины этой зыбкости - разрыв поколений, культурные отличия, придавливающий к точке на карте и образу жизни опыт, привычки и страхи. А еще - отстраненность, нежелание вмешиваться в чужую частную жизнь и непонимание, есть ли шанс найти с другими, не такими, как ты, какие-либо пересечения. Список можно продолжить.
Кажется, что в жесткой, почти поэтической структуре романа, где нет места ни для одной лишней строчки, нет места и для надежды эту коммуникацию выстроить. Однако опытные игроки в знают, что не следует снимать руку, нужно управлять игрой, чувствовать малейшие нюансы.
Что это, если не надежда и даже небольшая подсказка?
#взрослое
Издано в @polyandria
«Где дом и дым глубин и алый», Александра Зайцева
Дом нигде не начинался, нигде не заканчивался и замыкал пространство двора в четкий квадрат. Со стороны центральной улицы - ничего особенного, дом как дом, только очень старый и неухоженный, но стоило войти в ворота…
Но стоило старшекласснице Лене, ее младшему брату-дошкольнику Динику и их мачехе Марине войти в ворота реально существующего астраханского Персидского торгового подворья, как все изменилось. Хотя, изменилось все, конечно, значительно раньше - после смерти матери ребят и знакомства с продолжением их отца с Мариной, также пережившей потерю своей матери в тех же больничных стенах. Подворье же для них продолжает выполнять функцию, заложенную в здание исторически - служить временным пристанищем, но, как мы знаем, нет ничего более постоянного, чем временное.
Этот принцип, опять же, неоднократно подтвержденный исторически, закрепляют жители того же подворья, одинокие старики и старушки, одинокие подростки, одинокие все, находящие друг в друге и самом доме некую метафизическую опору, потому что опорой исключительно физической дом этот похвастаться не может - и информацию об этом можно легко нагуглить, в этом моменте проза Зайцевой выходит за рамки чистого фикшена.
Впрочем, выходит эта повесть и за любые другие рамки, в которые ее было бы удобно вписать.
🔴Роман взросления? Да, но не только - жизнь подворья мы наблюдаем с позиции Лены и вместе с ней переживаем трансформации, неизбежные для шестнадцатилетнего подростка, сопровождаемые как готовностью принести себя в жертву, так и яростной решимостью отстаивать свои права, в ее случае - право быть признанной участницей своей семьи, что новой, что оставленной (оставленной ли?) позади.
🔴Мистическая повесть о доме (хотя, пожалуй, Доме)? Да, Дом становится не только местом основных событий, но и одним из героев общей канвы повествования и частной жизни каждого своего обитателя. Он путает сознание и реальные действия, сам решает, кто и что будет жить вместе с ним, становится точкой и актором инициации, которую проходят главные и второстепенные герои. И также он - обычный старый дом, пугающий в первую очередь тем, что в нем постоянно надо что-то делать, а потом еще и еще что-то.
🔴Драма о человеческих судьбах? Разумеется, она, а как может быть иначе, если открывается повесть информацией о том, что Лена, Диник и Марина преодолели на перекладных несколько сот километров, выбросили телефоны и изолировали себя от внешнего мира? Что стало причиной такого решительного шага, откроется только в конце - и я не могу с уверенностью сказать, что эта линия является в «Где дом и дым глубин и алый» ключевой.
Стоит ли это ключевое искать?
Нет, не стоит, но только потому, что повесть устроена таким образом, что она сама, как и Дом, его переходы, арки и лестницы, может вывести на ту линию, которая сейчас для вас важнее и актуальнее, при этом показывая, что она не существует в вакууме, и всё связано, как минимум, со всем остальным.
Будет ли это вопрос о поиске своего места, о готовности за это место бороться, о смелости задавать прямые вопросы и, что важнее, получать на них ответы, о решимости доводить начатое до логического завершения, о личной ответственности за принятые и реализуемые решения, особенно, затрагивающие других, отдельных от тебя, но очень любимых людей - вопрос личный и столь же подвижный, как пространство, ограниченное лишь четким квадратом и лишь какими-то глупыми стенами, которые мы подчас возносим не только снаружи, но и внутри себя. К счастью, почти в каждой стене есть свои ворота, в которые только стоит войти, и…
#подростковое #взрослое #импортозамещение
Издано в @samokatbook
Дом нигде не начинался, нигде не заканчивался и замыкал пространство двора в четкий квадрат. Со стороны центральной улицы - ничего особенного, дом как дом, только очень старый и неухоженный, но стоило войти в ворота…
Но стоило старшекласснице Лене, ее младшему брату-дошкольнику Динику и их мачехе Марине войти в ворота реально существующего астраханского Персидского торгового подворья, как все изменилось. Хотя, изменилось все, конечно, значительно раньше - после смерти матери ребят и знакомства с продолжением их отца с Мариной, также пережившей потерю своей матери в тех же больничных стенах. Подворье же для них продолжает выполнять функцию, заложенную в здание исторически - служить временным пристанищем, но, как мы знаем, нет ничего более постоянного, чем временное.
Этот принцип, опять же, неоднократно подтвержденный исторически, закрепляют жители того же подворья, одинокие старики и старушки, одинокие подростки, одинокие все, находящие друг в друге и самом доме некую метафизическую опору, потому что опорой исключительно физической дом этот похвастаться не может - и информацию об этом можно легко нагуглить, в этом моменте проза Зайцевой выходит за рамки чистого фикшена.
Впрочем, выходит эта повесть и за любые другие рамки, в которые ее было бы удобно вписать.
🔴Роман взросления? Да, но не только - жизнь подворья мы наблюдаем с позиции Лены и вместе с ней переживаем трансформации, неизбежные для шестнадцатилетнего подростка, сопровождаемые как готовностью принести себя в жертву, так и яростной решимостью отстаивать свои права, в ее случае - право быть признанной участницей своей семьи, что новой, что оставленной (оставленной ли?) позади.
🔴Мистическая повесть о доме (хотя, пожалуй, Доме)? Да, Дом становится не только местом основных событий, но и одним из героев общей канвы повествования и частной жизни каждого своего обитателя. Он путает сознание и реальные действия, сам решает, кто и что будет жить вместе с ним, становится точкой и актором инициации, которую проходят главные и второстепенные герои. И также он - обычный старый дом, пугающий в первую очередь тем, что в нем постоянно надо что-то делать, а потом еще и еще что-то.
🔴Драма о человеческих судьбах? Разумеется, она, а как может быть иначе, если открывается повесть информацией о том, что Лена, Диник и Марина преодолели на перекладных несколько сот километров, выбросили телефоны и изолировали себя от внешнего мира? Что стало причиной такого решительного шага, откроется только в конце - и я не могу с уверенностью сказать, что эта линия является в «Где дом и дым глубин и алый» ключевой.
Стоит ли это ключевое искать?
Нет, не стоит, но только потому, что повесть устроена таким образом, что она сама, как и Дом, его переходы, арки и лестницы, может вывести на ту линию, которая сейчас для вас важнее и актуальнее, при этом показывая, что она не существует в вакууме, и всё связано, как минимум, со всем остальным.
Будет ли это вопрос о поиске своего места, о готовности за это место бороться, о смелости задавать прямые вопросы и, что важнее, получать на них ответы, о решимости доводить начатое до логического завершения, о личной ответственности за принятые и реализуемые решения, особенно, затрагивающие других, отдельных от тебя, но очень любимых людей - вопрос личный и столь же подвижный, как пространство, ограниченное лишь четким квадратом и лишь какими-то глупыми стенами, которые мы подчас возносим не только снаружи, но и внутри себя. К счастью, почти в каждой стене есть свои ворота, в которые только стоит войти, и…
#подростковое #взрослое #импортозамещение
Издано в @samokatbook
«Черная изба», Анна Лунева и Наталия Колмакова
В жизни юной Кати что-то пошло не так - приехав поступать в новосибирскую консерваторию из Барнаула, она проваливается на вступительном прослушивании. Ехать обратно, к матери и младшему брату, совсем не хочется, более того, вызывает чувство, близкое как к ужасу, так и панике. И это чувство можно понять - в семье ее не ждет ничего кроме роли сиделки, гувернантки и надзирателя в одном лице. Брата, разбалованного гиперопекой и гиперпрощением матери, Катя бы с радостью оторвала и выбросила, но с матерью так, вроде бы, нельзя. Катя выбирает остаться в Новосибирске и поступить хоть куда-то. Этим «хоть куда-то» становится аграрный колледж и специализация ветеринарного фельдшера с прилагающемся к бесплатному обучению общежитием и даже новыми друзьями. И некоторым количеством потустороннего дерьма.
Почему стоит прочитать?
«Черная изба» - классическая история о том, что демоны, которых мы таким образом нарекли, то есть все то черное, непонятное и словами не объяснимое, это вовсе не мистические существа, а мы сами. Мы сами, которые позволяем ввергать себя же в черноту мыслей, мы сами, которые ставим барьеры между чувствами и здравым смыслом, мы сами, которые пытаемся разобраться в мире всеми доступными способами.
Мистическая составляющая «Черной избы» пугает намного меньше, чем реальные люди, а одна там традиция, ставшая основой для важной сюжетной линии, не так уж устрашает по сравнению с многовековым и тщательно прописанным здесь паттерном безмолвного подчинения воли старшим по званию, возрасту и положению в любого масштаба социальной группе.
В целом, это все, что можно сказать о романе, он классный, важный, региональный и вот это все, что маркирует добротную актуальную прозу. Однако в процессе прослушивания и чтения я не могла не задуматься о том, что, мол, великий (и не очень) русский роман тощеет и тончает, и кто в этом «виноват», клиповое ли мышление или какой-то другой зверь, все еще не ясно. И, знаете, «Черной избе», которая не особо претендует на значок великого русского романа, тем не менее, по моему мнению, не помешало бы сбросить некоторое количество своих пышных объемов - они не добавляют ей изюма, отвлекают внимание множеством бирюлек и украшательств и сбивают с ритма. Да, часто это работает, но не в этот раз.
#взрослое #импортозамещение
Издано в @mifproza
В жизни юной Кати что-то пошло не так - приехав поступать в новосибирскую консерваторию из Барнаула, она проваливается на вступительном прослушивании. Ехать обратно, к матери и младшему брату, совсем не хочется, более того, вызывает чувство, близкое как к ужасу, так и панике. И это чувство можно понять - в семье ее не ждет ничего кроме роли сиделки, гувернантки и надзирателя в одном лице. Брата, разбалованного гиперопекой и гиперпрощением матери, Катя бы с радостью оторвала и выбросила, но с матерью так, вроде бы, нельзя. Катя выбирает остаться в Новосибирске и поступить хоть куда-то. Этим «хоть куда-то» становится аграрный колледж и специализация ветеринарного фельдшера с прилагающемся к бесплатному обучению общежитием и даже новыми друзьями. И некоторым количеством потустороннего дерьма.
Почему стоит прочитать?
«Черная изба» - классическая история о том, что демоны, которых мы таким образом нарекли, то есть все то черное, непонятное и словами не объяснимое, это вовсе не мистические существа, а мы сами. Мы сами, которые позволяем ввергать себя же в черноту мыслей, мы сами, которые ставим барьеры между чувствами и здравым смыслом, мы сами, которые пытаемся разобраться в мире всеми доступными способами.
Мистическая составляющая «Черной избы» пугает намного меньше, чем реальные люди, а одна там традиция, ставшая основой для важной сюжетной линии, не так уж устрашает по сравнению с многовековым и тщательно прописанным здесь паттерном безмолвного подчинения воли старшим по званию, возрасту и положению в любого масштаба социальной группе.
В целом, это все, что можно сказать о романе, он классный, важный, региональный и вот это все, что маркирует добротную актуальную прозу. Однако в процессе прослушивания и чтения я не могла не задуматься о том, что, мол, великий (и не очень) русский роман тощеет и тончает, и кто в этом «виноват», клиповое ли мышление или какой-то другой зверь, все еще не ясно. И, знаете, «Черной избе», которая не особо претендует на значок великого русского романа, тем не менее, по моему мнению, не помешало бы сбросить некоторое количество своих пышных объемов - они не добавляют ей изюма, отвлекают внимание множеством бирюлек и украшательств и сбивают с ритма. Да, часто это работает, но не в этот раз.
#взрослое #импортозамещение
Издано в @mifproza
«Дом ярости», Эвелио Росеро (пер. Елены Горбовой)
Жизнь не стоит на месте - даже в день, когда распадаются The Beatles. Именно эту новость переваривала одна из десяткой героев и героинь «Дома ярости», юная Уриэла Кайседо, в ожидании старта большого семейного праздника по случаю тридцатой годовщины со дня бракосочетания своих родителей. Праздника настолько масштабного, что в него и последующую за ним мясорубку оказалась вовлечена чуть ли не половина Боготы. Спойлер? Нет, скорее триггер-ворнинг.
И из таких триггер-ворнингов можно было бы составить второй том «Дома ярости» - секс и насилие, абьюз и газлайтинг, сталкеринг и запрещенные на территории почти всего земного шара вещества. Все, все смешалось в доме семейства Кайседо Сантакрус, все кипит в живительном бульоне ярости и страсти, и также все двигает сюжет, склеивает кадры, швыряет читателя из сада в гостиную, из гостиной в уборную, из уборной на танцплощадку, а мы, читатели, только и можем, что держаться за книгу покрепче, чтобы она не вылетела из рук и сожрала нас, отрывая кусок за куском, как многочисленные гости праздника поглощают все, что не прибито - и речь тут идет не только о столе с явствами и угощениями.
Почему стоит прочитать?
Как видите, пересказывать фабулу «Дома ярости» я не решилась - и, кажется, это и не нужно при таком количестве монтажных склеек, локаций и персонажей. Попробуйте пересказать события последнего получаса «Однажды в… Голливуде», получите примерно то, что у меня сейчас в голове - либо множащиеся междометия, либо лаконичное «а потом понеслось».
Другое дело - попробовать выделить акценты тематические и идейные, лежащие в основе романа. Здесь у меня сомнений не было - лавируя между горами трупов и пытающимися уединиться (хотя, некоторые - вовсе не) парами, а также памятую о том, что этот дом ярости находится в одном из самых криминализированных городов мира, я не могла не думать о причинах, которые привели к появлению «Дома ярости» и стали его полноценными персонажами. Кажется, каждый герой здесь безволен и одинаково легко подчиняется как страсти, так и насилию со стороны случайного соседа по праздничному столу. Но также каждый из них по умолчанию наделен властью - по крови, положению, статусу, возрасту или полу. Это неравенство становится причиной вседозволенности и отсутствия каких-либо последствий, и проследить вертикальную «пищевую» цепочку в этом романе невозможно, каждый персонаж становится и жертвой, и палачом, что не позволяет ни им, ни автору разорвать устоявшуюся последовательность социального и физического бесчинства. Что это, если не жесточайшая сатира на общество, которое одинаково жаждет как уничтожить власть имущих, так и присоединиться к этому божественному сонму? И что ждать от друга, соседа или партнера, с которыми ты оказался в одной лодке, которая может качнуться в любую сторону?
Дает ли Эвелио Росеро надежду на светлое (или хотя бы поблескивающего из-под слоя грязи) будущее? Пожалуй, нет - вряд ли кто-то может найти начало этого змеиного клубка, который он долгие годы наблюдал воочию и описывал в своих романах. И даже оставляя в живых некоторое количество юных персонажей, автор не дает им покоя, сохраняя в рукаве пару козырей, от которых они, эти представители нового поколения, вряд ли смогут отбиться.
Вряд ли у «Дома ярости» есть прикладное применение - и я сомневаюсь, что автор таковое в него закладывал, слишком горько его разочарование от рода человеческого и больших и малых поступков, им совершаемых. Впрочем, кое-что кроме неистового читательского удовольствия из него можно вынести - если вы выехали из дома поздно ночью и увидели на дороге сбитую белую мулицу, лучше все же отложить дела и вернуться обратно.
#взрослое
Издано в @polyandria
Жизнь не стоит на месте - даже в день, когда распадаются The Beatles. Именно эту новость переваривала одна из десяткой героев и героинь «Дома ярости», юная Уриэла Кайседо, в ожидании старта большого семейного праздника по случаю тридцатой годовщины со дня бракосочетания своих родителей. Праздника настолько масштабного, что в него и последующую за ним мясорубку оказалась вовлечена чуть ли не половина Боготы. Спойлер? Нет, скорее триггер-ворнинг.
И из таких триггер-ворнингов можно было бы составить второй том «Дома ярости» - секс и насилие, абьюз и газлайтинг, сталкеринг и запрещенные на территории почти всего земного шара вещества. Все, все смешалось в доме семейства Кайседо Сантакрус, все кипит в живительном бульоне ярости и страсти, и также все двигает сюжет, склеивает кадры, швыряет читателя из сада в гостиную, из гостиной в уборную, из уборной на танцплощадку, а мы, читатели, только и можем, что держаться за книгу покрепче, чтобы она не вылетела из рук и сожрала нас, отрывая кусок за куском, как многочисленные гости праздника поглощают все, что не прибито - и речь тут идет не только о столе с явствами и угощениями.
Почему стоит прочитать?
Как видите, пересказывать фабулу «Дома ярости» я не решилась - и, кажется, это и не нужно при таком количестве монтажных склеек, локаций и персонажей. Попробуйте пересказать события последнего получаса «Однажды в… Голливуде», получите примерно то, что у меня сейчас в голове - либо множащиеся междометия, либо лаконичное «а потом понеслось».
Другое дело - попробовать выделить акценты тематические и идейные, лежащие в основе романа. Здесь у меня сомнений не было - лавируя между горами трупов и пытающимися уединиться (хотя, некоторые - вовсе не) парами, а также памятую о том, что этот дом ярости находится в одном из самых криминализированных городов мира, я не могла не думать о причинах, которые привели к появлению «Дома ярости» и стали его полноценными персонажами. Кажется, каждый герой здесь безволен и одинаково легко подчиняется как страсти, так и насилию со стороны случайного соседа по праздничному столу. Но также каждый из них по умолчанию наделен властью - по крови, положению, статусу, возрасту или полу. Это неравенство становится причиной вседозволенности и отсутствия каких-либо последствий, и проследить вертикальную «пищевую» цепочку в этом романе невозможно, каждый персонаж становится и жертвой, и палачом, что не позволяет ни им, ни автору разорвать устоявшуюся последовательность социального и физического бесчинства. Что это, если не жесточайшая сатира на общество, которое одинаково жаждет как уничтожить власть имущих, так и присоединиться к этому божественному сонму? И что ждать от друга, соседа или партнера, с которыми ты оказался в одной лодке, которая может качнуться в любую сторону?
Дает ли Эвелио Росеро надежду на светлое (или хотя бы поблескивающего из-под слоя грязи) будущее? Пожалуй, нет - вряд ли кто-то может найти начало этого змеиного клубка, который он долгие годы наблюдал воочию и описывал в своих романах. И даже оставляя в живых некоторое количество юных персонажей, автор не дает им покоя, сохраняя в рукаве пару козырей, от которых они, эти представители нового поколения, вряд ли смогут отбиться.
Вряд ли у «Дома ярости» есть прикладное применение - и я сомневаюсь, что автор таковое в него закладывал, слишком горько его разочарование от рода человеческого и больших и малых поступков, им совершаемых. Впрочем, кое-что кроме неистового читательского удовольствия из него можно вынести - если вы выехали из дома поздно ночью и увидели на дороге сбитую белую мулицу, лучше все же отложить дела и вернуться обратно.
#взрослое
Издано в @polyandria
