То, что нужно цитировать всегда. Тютчев. Бессмертное.

"Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был —
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!".

В минувшее воскресенье вместе с товарищами возложили цветы к Колонне Славы в честь русской армии.

После сказали на камеру несколько слов.

https://youtu.be/fEL5cK7JjXk

Американцы хотят видеть в Достоевском только гуманиста и "всечеловека", а его веру в русский народ подвергают резкой критике. Пишут даже, что эта вера послужила предпосылкой для нынешних событий, и что в этой связи наследие Достоевского необходимо пересмотреть.

Но "русское" прочтение Достоевского — не лучше. Для нас Достоевский прежде всего панславист и империалист, а то, что он считал себя "русским европейцем", не замечается в упор.

Написал об этом несколько слов.

https://s-t-o-l.com/material/26947-neudobnyy-dostoevskiy/

Кстати, ещё один важный лично для меня критерий оценки русской философии. Русский мыслитель не может быть циником. Цинизм вообще глубоко чужд русской душе, и даже в Ницше мы искали скорее искренности, нежели отрицания ради самого отрицания.

Поэтому я не воспринимаю значительную часть течений Серебряного века — они насквозь пропитаны цинизмом. В особенности я не могу принять ехидническую позу Розанова и его современных эпигонов Галковского и Крылова. «Красный смех» совершенно чужд русской мысли.

ЧААДАЕВ О ВОЙНЕ

Удивительно, что Чаадаев, выстроивший всю свою философию вокруг нравственного облика Родины, совершенно обошел вниманием тему войны и шире – тему борьбы за свою Родину. Быть может, тому есть психологические объяснения: Чаадаев, воевавший за Россию в Отечественную войну 12-го года и желающий и далее отстаивать интересы своей сраны и своего народа на политическом поприще, был лишен такой возможности, и поэтому старался дистанцироваться от темы войны в целом. Войны как прошлой, так и грядущей. Это предположение может объяснить, почему такой чуткий философ мог написать Пушкину следующие строки, приведу всю цитату: «Не поговаривают ли о войне? Я утверждаю, что ее не будет. Нет, друг мой, путь крови уже не есть путь провидения», - наивно утверждает философ, который сам прошел «путь крови», участвовал в Бородинском сражении, брал с русской армией Париж… «Как бы ни были глупы люди, - продолжает Чаадаев, - они не будут больше терзать друг друга, как звери: последняя река крови пролилась, и сейчас, когда я Вам пишу, источник ее, слава Богу, иссяк. Без сомнения, нам угрожают еще грозы и общественные бедствия; но уже не народная ярость принесет людям блага, которые им суждено получить». «Отныне не будет больше войн, - как заклинание повторяет Чаадаев, - кроме случайных – несколько бессмысленных и смешных войн, чтобы вернее отвратить людей от привычки к убийствам и разрушениям». (Как же ошибался Чаадаев!) Далее философ пишет поэту: «Наблюдали ли Вы за тем, что творилось во Франции? Не казалось ли, что она подожжет мiр с четырех сторон? И что же? Ничего подобного. Что происходит? В глаза посмеялись любителям славы, захвата; мирные и разумные люди восторжествовали, старые фразы, которые так хорошо звучали еще недавно в ушах французов, не находят в них больше отклика» .
Поразительно, как Чаадаев, ветеран Отечественной войны, участник Бородинской битвы, вечно философский боец – высказывает такую наивнейшую мысль, не видит очевиднейших вещей касательно грядущих битв. И ведь буквально в следующем же письме к Пушкину он восторгается его стихотворениями «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина»: «Я только что увидал два ва¬ших стихотворения. Мой друг, никогда еще вы не доставляли мне такого удовольствия. Вот, наконец, вы – национальный поэт; вы угадали, наконец, свое призвание. Не могу выразить вам того удовлетворения, которое вы заставили меня испытать... Стихотворение к врагам России в особенности изумительно; это я говорю вам. В нем больше мыслей, чем их было высказано и осуществлено за последние сто лет в этой стране» .
Следующему поколению русских философов будет свойственна уже совсем иная оптика на войну. К.Н. Леонтьеву, например. Этот поздний разочарованный славянофил уже увидит в Америке империю зла, «Карфаген современности» (его выражение), который должен быть разрушен. С.Н. Булгаков и Е.Н. Трубецкой будут мечтать о взятии Россией Константинополя. И много других военных мечтаний и проектов будет у русских философов.

// Коробов-Латынцев А.Ю. Философ и война. О русской военной философии / А.Ю. Коробов-Латынцев. – М. : Издательство «Русская философия», 2020

#философ_и_война

Русская культура отмены культуры отмены русской культуры

Вчера гуляли с женой и ребёнком и встретили посреди улицы занятный билборд. На его экране было высвечено примерно следующее: «Пьесы Чехова запрещены к постановке в театрах Европы. В России как ставили, так и продолжат ставить Шекспира. Культуру не отменить». Ещё через пару минут билборд показал нечто в том же духе, но про Достоевского.

(На полях замечу, что вот это «как ставили, так и продолжим ставить» — лукавство совершенное. Мы сами с усами, стародавние чемпионы по культуре отмены. Исследование Достоевского в СССР находилось под запретом вплоть до 50х годов, да и потом его дозволялось интерпретировать исключительно в духе марксизма-ленинизма. Гумилева впервые разрешили публиковать в конце 80х, Бердяева — в начале 90х. Что уж говорить про «буржуазное и реакционное» искусство Запада).

Прежде всего, фактчекинг. Про Достоевского я писал уже много, повторяться не буду. Про Чехова. Его действительно отказываются ставить. Но не в театрах абстрактной «Европы», а только в одной, но зато вполне конкретной европейской стране — в Польше. Культурные поляки ещё кое-где и русскую музыку — Мусоргского, Шостаковича, Скрябина, Прокофьева, Стравинского — изъяли из репертуара.

Но с Польшой-то все понятно, от неё ничего другого ждать не приходится, об этом хорошо написано у Железного Димона. Проблема в том, что отождествлять «польские театры» с «театрами Европы» — это, во-первых, значит нарушать законы логики, а, во-вторых, стрелять самим себе в ногу.

Я твёрдо убеждён, что лучшие образцы нашей культуры, коими являются Чехов, Достоевский, Шостакович, нам самим не принадлежат. Под «нами» я понимаю не только сегодняшних русских, немногие из которых, к слову, сумеют так, сходу процитировать что-нибудь из Чехова или напеть что-то из Шостаковича, но и Россию как таковую, в том числе Россию историческую. Русские гении — они уже не русские только, но и мировые. И это нисколько нас не ущемляет, напротив, лишь делает честь нашей Родине — вон каких великанов она породила и вырастила. Ну согласитесь, было бы смешно, если бы Англия вдруг возопила, что обладает эксклюзивными правами на наследие Шекспира.

Ну мы-то вроде так и не вопим, скажут оскорбленные соотечественники. Наоборот, нам обидно, что от наших гениев отказываются.

А вот вернёмся теперь к той логической ошибке, согласно которой «театры Европы» равны «театрам Польши». Едва ли эта ошибка случайна. Пропагандисты намеренно отождествляют Польшу с Европой, чтобы указать нам, русским, что отныне мы кроме как самим себе никому не нужны. И гении наши тоже — не нужны. Значит, не признавала никогда Европа нашу гениальность, а так только, баловалась.

Чувствуете, что происходит? Понимая Европу как «большую Польшу», мы самовольно обрубаем свои и без того хрупкие связи со всей Европой. Мы оказываемся не только в экономической и политической изоляции, но прежде всего в изоляции духовной. Скажут, что и слава Богу, хватит нам Макдональдсов и гей-парадов, но если для вас Европа — это только Макдональдсы и гей-парады, то, прошу прошения, едва ли вы способны понять хоть что-то из Достоевского или Чехова. Повторюсь, Достоевский — не только наше достояние, он достояние всечеловеческое. Как и Шекспир, и Гомер, и Данте, и Сервантес. Замыкая Достоевского и Чехова в узкие границы своей национальности, мы наносим оскорбление прежде всего самим русским гениям.

Да и так ли уж ценят на родине своих гениев? Много ли вы слышали о прошлогоднем 200-летнем юбилее Достоевского? По своему опыту знаю, что очень трудно найти собеседника, который смог бы поддержать разговор о Достоевском. Просто потому, что после школьной скамьи его мало кто читал, ибо «депрессивно как-то». Причём прежде всего я имею в виду людей старше сорока, с молодыми все же получше.

А, может, вы смотрели какой-нибудь хороший байопик по жизни Чехова? На городских гуляниях в динамиках врубают не бездарную попсу, а концерты Шостаковича? Нет пророка в своём отечестве, а когда и есть, то лишь потому, что пророк наш — унижен и оскорблён.

К по-настоящему важным новостям.

Впрочем, будем честны. И в том лагере ситуация не лучше.

Обратите внимание: студентку, которая сообщила об очевидной некомпетентности преподавателя (а как ещё назвать запрет на свободную дискуссию в стенах высшей школы?), тут же осудили как доносчицу. Пропагандисткая логика доведена до автоматизма.

Я очень хорошо знаю эту ситуацию «не дозволения высказаться». Как такового сакраментального «нельзя» можно и не произносить, и обычно оно не произносится. Этот механизм работает тоньше, искусней. Вместо топорного запрета формируется такая риторическая ситуация, когда любое суждение, не соответствующее линии либерализм-прогрессизма, воспринимается как вульгарная отрыжка из доисторических времён. В ход идут разные методы, но самые популярные из них — либо зычная ухмылка, либо ссылка на великие интеллектуальные авторитеты 20-го века. Имена этих идолов, «призраков театра», по Бэкону, вы, думаю, и сами спокойно назовёте.

Демшизовая риторика «доноса» — лишнее тому подтверждение. Все, что не согласно с линией партии, надлежит зарегистрировать как «донос».

Взяли сегодня под контроль здание, обнаружили гражданских - больше пятидесяти человек, из которых трое лежачих и один раненый. Передали им воды, и давай ломать голову, как их вытаскивать. Проблема в том, что здание напротив во дворе контролирует противник, и как говорят узники подвала - он их не выпустит: каждый раз при попытке покинуть подвал азовцы открывали по ним огонь. Договорились подождать, пока мы противника ни выбьем.

Вы знаете, что я не отношусь к категории классических пропагандистов, и даже выгодные слухи, если они слухи, не транслирую. Но когда я получаю информацию из первых рук - это гарантия. Как назвать этих людей, - и люди ли они, - которые так поступают? Вот мы вывезли позавчера группу страдальцев: мы разбили им дом, лишили их жилья, средств к существованию, - а они обнимают нас, как спасителей. Слушая такое про азовцев понимаешь, почему...

На сон грядущий. Почитайте статью американского независимого (наверное, ничего уже не знаю) СМИ о том, как и из чего сделана украинская пропаганда.

Если вкратце: механизм отлажен с ювелирной точностью. Продуман каждый шаг: как и на что следует реагировать. Например, совершенно четко прописано, какие вещи называть какими словами. То есть экивоки а-ля «спецоперация» — это далеко не мы придумали. В очередной раз убеждаюсь, что слова — это совершенные заклинания, которые формируют нашу реальность.

А ещё вся эта пропагандисткая машина была запущена очень давно. И очень хорошо проспонсирована. Кем — ответьте сами в меру своего цинизма. В статье, впрочем, ответ дан совершенно чёткий.

Кто меня читает, наверное видел, что 24-го февраля я написал «нет войне». Потом пост удалил. Каюсь. Смалодушничал. Не потому, что удалил, а потому, что написал. Зассал, говоря актуальным сегодня языком.

Чувствую себя деревянным болванчиком. Это вот «нетвойне» ведь тоже было кем-то придумано. Пытаюсь осмыслить происходящее и каждый раз натыкаюсь на то, что не по Сеньке шапка.

Сегодня (именно сегодня!) медийная оппозиция «патриот/либерал», «консерватор/прогрессист» — ложна. Потому что слова разные, а сущность одна. То, что одни называют «доносом», другие — «нацпредательством». Одни во всем видят пресмыкание перед властями и трусость, другие — погоню за «Макдоналдсами» и тоже трусость. Одни с апломбом цитируют вырезки из Оруэлла, другие — из Достоевского. И те, и другие во всем винят зомбирование и промывку мозгов. И те, и другие верят в свою абсолютную непогрешимость. При этом — до смерти боятся говорить друг с другом на равных.

Их сущность одна. Нигилизм. Потому что никто, повторюсь, никто из них и ни на секунду не допустит искренности убеждений своего врага. Они готовы верить только в корысть и власть. Они без устали ищут доказательства «проплаченности» всех и вся. «Понятно, на западных грантах сидят». «Конечно, не хочет терять тёпленького бюджетного местечка».

И вот, пока эти граждане льют друг на друга ушаты известно чего, где-то там воюют русские люди. Настоящие русские люди. Люди, которые за идею кладут не слова, а жизнь.

И самое страшное сейчас — обнаружить, что нет никакой идеи. Нет и не было. А есть только корысть и власть.

Если говорить о позитивных сторонах пропаганды (есть и они). Очень хорошо, когда пишут, что русская армия всеми силами стремится сохранить жизни гражданских. Вытаскивает мирных жителей из под огня нацистов, организует гуманитарные коридоры. Порою — ценой собственных потерь.

Человеколюбие, жертвенность делает высокую честь русской армии. Гуманизм на войне — вещь, казалось бы, парадоксальная. Но само понятие войны есть невероятный, немыслимый парадокс.

И когда мы думаем о войне как о санкции на кровожадность, то мы и не о войне думаем, а о бойне. Именно бойни жаждали многочисленные авторы, требовавшие бомбить украинские города с первых дней, резать «врага» без разбора. «Все равно, — писали они, — сущность украинцев — обман и предательство. Не вырежем сейчас, через какое-то время они вырежут нас». Слава Богу, что русская армия выше этих воплей.

Хорошо написал один пропагандист. «Ну, а враги по ту сторону фронта, в ВСУ… Что ж, упорные. Через десяток лет те из них, кто выживут, станут отличными солдатами для России, как прежде стали чеченцы». Мне кажется, это верное направление мысли. И верное направление пропаганды. Только в этом направлении и возможна наша победа.

Вот опять. Если философ критикует решение от 24 февраля — вменяем, активен, гуманистичен, прекрасен во всех отношениях и вообще — "этот мальчик очень милый, поступает хорошо". Поддерживает решение — трусоват, кринжоват, интеллектуально импотентен, "я такого не хочу вставить даже в книжку". Элементарная логика, какая там философия.

Я с поклонниками немецкой мысли, если что.

https://yangx.top/Philosophytoday/8198

В связи с этим вспомнился один случай.

В 2020 году, в январе, кажется, то есть за пару недель до полномасштабного развертывания пандемии, Европейский университет провел в Маяковке диспут «Материализм против Идеализма». Диспут был хороший, бойкий, а результат у него — донельзя простой. Его, кажется, озвучил Артемий Магун: «Материализм — переиначенный идеализм». То есть формально это не было результатом, победила дружба, все остались при своем мнении, но вот Регев, например, самый убедительный из материалистов, в своей аргументации все время использовал квази-идеалистические термины, типа «сжимание-разжимание», «схождение», ну чуть ли не про эманацию говорил.

Но я не про это хочу рассказать. Где-то посреди диспута один диспутант (кажется, он был из лагеря идеалистов, но не ручаюсь), закатав глаза, произнес следующую фразу: «ну, мы же здесь все левых взглядов придерживаемся, правда?» Вопрос был адресован публике в исключительно риторической интонации.

А потом вот охают, что есть так, как есть. Мы живем, под собою не чуя страны. Помню, помню, что там потом про горца. Ну так и он ведь не то что бы правых взглядов держался.

А помните как все начиналось? Хайдеггер говорит: Язык - дом бытия. И в правду: всякая вещь приходит к существованию через речь, через символ. Это похоже на примитивную магию, но это работает. Киев как центр русского государства начался с того, что Владимир спилил идолы и бросил их в Днепр. А потом туда же плетьми загнали на крещение полян, древлян, кривичей, вятичей. И вышел из Днепря почесывая поротые зады единый уже русский народ. После этого всякое было. Но кресты всегда золотились над нашими городами, а поротые зады прибавляли многим разума и единства. В 2012 году боевые девки из Фемен спилили в Киеве крест. Символическое действие, историческая магия. Сделанное Владимиром Святым в Киеве упразднилось, сила, державшая вместе всех этих несчастных упразднилась. И вот взамен того Владимира пришел этот. Клоун Владимир - гротескное, наоборот перевернутое существо с глумливой жопой вместо лица. Глубина безумия охватившего эту землю абсолютна: можно ли было себе представить зигующих евреев? можно ли было представить себе иудея и армянина спонсирующих неонацистские группы. Все перевернулось, стало наоборот. И потекли реки крови. И древняя русская земля больше не хочет нести на себе всю эту сволочь. Как это исправить? Да просто: Настоящий Владимир , наследник Владимира Святого должен показательно высечь всю эту территорию. Снова должен плетьми загнать всех в Днепр и крестить по новой. Да. А девочка та, что крест пилила удавилась потом в Париже. Последние свои слова написала на стене: «Вы все фейк». Такие дела.

Парменид не случайно сравнивает бытие с шаром. Это очень продуманный, очень ясный образ. Мы не способны увидеть все стороны шара разом, не способны даже представить шар целиком, только помыслить. Всякий раз перед нашими глазами, виртуальными или реальными, предстает только одна сторона шара. Куда ж деваются остальные? «Как куда, — недоумевая, вопрошает разум. — Никуда не деваются, просто отворачиваются от нас, вот мы их и не видим». Но голая чувственность даст несколько иной ответ. «Другие стороны перестают быть, уходят в небытие». Ну как у Беркли: «Существовать — значит восприниматься».

А вот как у Парменида: «Бытие есть, а небытия нет». Когда что-то исчезает из виду, нам кажется, что это что-то ушло в небытие. И наоборот — когда что-то возникает перед нашим взглядом, нам кажется, что оно пришло из небытия. Ну, ладно, можно сказать чуть проще: что оно двигается, переходит из точки А в точку Б. То есть: перестает быть в точке А и становится в точке Б.

Но Парменид ведь и движение отрицает. Движение, строго говоря, возможно только в одном смысле: это переход из небытие в бытие и обратно. Это рождение и гибель. То, чего не было, вдруг стало. Перед нашими глазами не было стороны N шара, была только сторона Z, а тут вдруг появилась сторона N, но сторона Z куда-то исчезла. Все остальное — не движение, а кажимость.

Но почему же движения нет? Потому, что все уже есть. Вдумайтесь в это слово. То, что есть, не нуждается в развитии, раскрытии, перемещении. Оно уже полностью дано. Шар не нуждается в движении, чтобы быть (целостным), он уже таковой. В этом движении нуждаемся мы. Отсюда идеология саморазвития, самосовершенствования и т.д. Раскрой потенциал своей личности, говорят.

То есть движение и все его побратимы — развитие, рождение и гибель, время как таковое — возникают из несовершенства наших чувств, которые не способны объять вещь — а вместе с ней и бытие — во всей целостности. Движение возможно только во времени, или время возможно только благодаря движению — не так важно, суть в том, что если мы вводим понятие вечности, то есть такого странного состояния, где все существует единомоментно, и когда все существует в одной точке, то надобность и в движении, и во времени отпадает, а все стороны шара предстают перед нашими духовными очами разом.

Этому состоянию мешают чувства. Но помимо чувств у нас же есть что-то еще. Например, разум, который как раз и достраивает шар до его целостности всякий раз, когда он предстает перед нашими глазами, так, что мы говорим себе: «я вижу не круглешок, я вижу шар», хотя, строго говоря, вижу-то я именно круглешок, а вот мыслю — шар.

А еще есть любовь. Вспомним, что философия — это любовь к мудрости, или, в данном случае (думаю, это будет вернее) — стремление к мудрости. Еще вернее — стремление к стяжанию целостного взгляда.

Мне очень нравится, как мыслит любовь Данте. Любовь — не бабочки в животе и не все розовое и приятное, любовь — это прежде всего воспитание и рост, зачастую болезненный. Кто-то свяжет таковое понимание с насилием и абьюзом. И у Данте действительно есть такой момент. Поэт учит, что истинная любовь свивает вервья плети, то есть способна наказывать, и наказывать довольно жестоко. Вспомните историю Иова — разве Богом руководит что-то, помимо любви, когда он накладывает на праведника страшные страдания? Вспомните, как Бог описывает Иову все многообразие мира и указывает, что Иов всю эту широту земли единым взглядом обозреть не способен, в глубину моря он не нисходил и Левиафана на узду не ловил, о чем тогда вообще разговор.

Прежде чем сам Данте попадает в рай, он встает перед необходимостью пройти стену огня. Не в метафорическом, а в буквальном смысле. Данте описывает свои страшные мучения, он пишет, что это все равно как если бы он окунулся в расплавленное стекло. Но он проходит. И его глаза распахиваются, наделяются невероятной ясностью взгляда, прямо как у пушкинского пророка отверзлись вещие зеницы. Теперь Данте может видеть божественную правду во всей её полноте.

Если же поэт не прошел бы эту стену огня, он остался бы в своем ветхом состоянии и божественная правда его просто-напросто ослепила бы. Мне кажется, примерно о том же судил Бальтазар, когда писал, что апофатическое рассуждение стоит проводить только в том случае, когда рассуждение катафатическое было доведено до своего последнего предела, в котором богослов становится буквально ослеплен синяием полноты божественной правды. Тогда-то и начинается апофатика, говорение на языках ангельских, «ибо кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а Богу; потому что никто не понимает его, он тайны говорит духом».