Философская прагматика, или о разрыве между словом и делом

Я искренне убежден, что философ не обязан воплощать собственную философию в жизнь. У философа на это попросту нет времени. Причем в самом буквальном смысле этой фразы: у него не то что мало времени, у него вообще нет времени, ибо философ существует в вечности. Добродетель же требует усилия, а всякое усилие может быть реализовано только во времени.

Так что философ и прагматика банально существуют в двух разных плоскостях, это две параллельные прямые, которые никогда не пересекутся. Поэтому этическую программу того или иного философа вынуждены воплощать в жизнь его ученики и последователи, сам философ от этой обязанности освобождается именем вечности. Ему мысль надо додумать, схватить и удержать, а не вот это все. Такое вот разделение труда.

Это, конечно, возмутительно. Это несправедливо, но то, что мы зовем несправедливостью, зашито в самую корневищу нашего бытия, и я не знаю, каким наивцем нужно быть, чтобы воротить нос от этой банальной истины.

Приведу близкий себе пример. Я считаю, что рождение детей — моральная обязанность любого здорового человека. Потому что бытие — это необходимое условие всякого блага и благо само по себе, а благо мы обязаны распространять.

Меж тем множество почитаемых мною гениев (навскидку назову Канта, Чаадаева, Соловьева, Бердяева, Лосева) были бездетны. И я не могу их осудить. Потому что ты либо хороший философ, либо хороший родитель. Разумные, созидательные взаимоотношения с детьми, которых помимо всего прочего нужно ещё кормить и обеспечить наследством, просто не оставляет тебе времени для философии. Философия крайне ревнива, она требует не просто частичку, но всего тебя, ибо вечности можно отдаться только абсолютно. Лимонов был прав.

Так что не судите наших многоуважаемых философов, ведших безнравственный, с точки зрения их же философии, образ жизни. Они сделали все, что могли.

Пожалуй, в этом проявляется, среди прочего, расхождение между традиционализмом/религиозными доктринами и философией.
И в этом находит обоснование иерархическая претензия традиционализма по сравнению с философией: о более высоком статусе традиционных и религиозных доктрин и практик над философскими.
Традиционализм и религия говорят: в нас живое действие, находящееся в неразрывной связи с духовным созерцанием. Мы отвечаем за каждый свой постулат делом. Наше учение - наша жизнь.
А вот по отношению к философии как раз и подмечается её индивидуалистический характер: я тут под оливой подумаю, напишу вам чего-нибудь, а вы дайте пожалуйста моё имя какой-нибудь концепции и изучайте всю жизнь. А что я сам под деревом пролежал, то извините, статус такой.

Сегодня водил итальянцев по Петербургу Достоевского. В частности, посмотрели и на один из первых его адресов в нашем городе — Дом Пряничникова на углу Владимирского проспекта и Графского переулка.

Итальянцы были в шоке, когда узнали, что квартира выставлена на продажу. Они-то, наивные, думали, что мы здесь с каждой вещи, которой касалась рука Достоевского, пылинки сдуваем. Наш же национальный гений, в Европе его отменяют, а мы стоим горой.

Меж тем квартиру все ещё можно приобрести через авито за 25 миллионов.

И я подписываюсь.

Смерть в больнице — это абсолютный мрак и беспросвет. За последние несколько лет я неоднократно с этим сталкивался, и каждый раз приходил в ужас.

Человека запихивают в палату с блеклым видом за окном, где виднеется какой-то безрадостный двор с двумя пожухшими деревьицами, причем вид этот всегда один и тот же, вне зависимости от больницы. Его обволакивают запахами лекарств и водят за нос аккуратными словами о возможном выздоровлении. Он знает, что его обманывают, но рад обманываться, лишь бы не сталкиваться с мыслью о скорейшей кончине, лишь бы «пожить», хотя какая это жизнь. Он лежит один, рядом шмыгают только безразличные сиделки. И это — последнее, что он увидит в жизни, ее «триумфальное» завершение.

Ничего страшнее я в своей жизни не видел. Прямое указание на абсолютную бессмысленность твоего существования. Стерильная смерть для стерильных людей.

Мне кажется, так выглядит ад. Возможно, это он и есть.

https://yangx.top/russkiy_stil/8769

Ситуация с Поклонской, на мой взгляд, свидетельствует о трех вещах:

1) абсолютной безграмотности наших элит в области религии;
2) абсолютной бессодержательности слова «традиция» в его казенном контексте: засунуть можно все, что угодно, язычество ведь тоже наша «традиция», даже посконней, чем христианство, на что и напирает Поклонская;
3) своим людям можно нести любую пургу, на то они и свои.

Полностью понимаю и в общем-то разделяю пафос (πάθος) Никиты. Но содержательно согласиться не могу.

Я думаю, что никому, в том числе философу, никуда не деться от векового трюизма: слово должно подтверждаться делом. Это один из основных кирпичиков в фундаменте человеческого общежития вообще. Здравый смысл вопрошает: если наши слова расходятся с нашими делами, то чего они стоят? В таком случае им попросту не доверяешь - именно действие выступает гарантом подлинности, а не лукавства мысли. Иметь ввиду, что философ за счёт своего особого умосозерцательного статуса sub specie aeternitatis выброшен из этой схемы - значит даже не лишать его моральной ответственности за сказанное, а и в принципе его не погружать в оценочные координаты. Мол, философ же, что вы от него требуете - его дело думать и писать. А практикой пусть занимаются эпигоны. На мой взгляд это скользкая дорожка. Выход, как видится, нетрудный: неспособен следовать своему же слову - не произноси его. Никто же за язык не тянет.

Никита говорит, что у философа нет времени. Что философия требует абсолютной самоотдачи и погружает в себя без остатка. И с этим я полностью согласен. Но у кого время есть, спрошу я риторически? Вместе с тем, он сам добавляет, что рождение детей - моральная обязанность каждого, а многие великие оставались бездетны, но от этого уважение к ним не пропадает. Но ведь нам важно не набрасывать на других сетку своих убеждений, а понять, было ли это моральной обязанностью для самих философов. Только тогда мы можем сказать, жили они по убеждениям или нет.

Относительно же онтологической несправедливости мира - полностью поддерживаю. Вот только, как гильотинировал Юм, из дескриптивного не следует прескрептивное. Бросок мысли от того, что мир несправедлив, до того, это этот принцип можно использовать в удобных нам оправдательных целях, не имеет оснований.

Относительно же детей - это великое счастье. И я всем сердцем рад за Никиту! Всё-же надеюсь, что он сумеет быть и хорошим философом, и хорошим родителем)

В кой-то веки солидарен со Святом Павловым.

https://yangx.top/podled/12863

Тут мимоходом затронута важнейшая дилемма.

Что выше, что первичнее, что совершеннее: любовь или истина? Если ты склоняешься к первому варианту, то твое мышление преимущественно религиозное, или, если быть точнее, христианское; если ко второму -- философское.

Понятно, что сама постановка вопроса ложная. Я неоднократно об этом писал на примере той самой дилеммы Достоевского. И все же, когда я ставлю перед собой этот вопрос, ответ возникает моментально. Конечно, истина выше любви. Дальше уже могут идти экивоки об их тождестве, или о том, что любовь есть необходимое условие истины. Но при первом подходе к дилемме я всегда выбираю истину. Мне часто это вменяют в вину -- не хватает тебе любви. Ну вот так.

А вы с чем?

❤️ -- любовь
🤔 -- истина

Никита, кажется, многих задел за живое, поставив вопрос соответсвии философии и следования её в обыденной жизни.

Я в философии только внимательный слушатель и читатель, но мне представляется, что сам по себе мыслитель - это свидетель истины (по крайней мере в его собственном представлении), или даже придорожный столб-указатель. Если мы ищем путь в некое селение, то мы не ждем, что столб сорвется с места и отправится туда с нами. Нам не нужно, чтоб он был свежевыкрашен и отполирован. Достаточно, чтоб он указывал в верную сторону. Если с последним проблема, то вред от такого столба уже ничем не исправить.

Поэтому, если философ сохраняет трезвый взгляд на самого себя, и признает свои падения в качестве падений, то судить его и правда строго не стоит.

Другое дело, что философ ещё и должен узнавать свою философию, встретившись с ней лицом к лицу. На прошлой неделе я прочитал роман Чарльза Уильямса «Место льва» (давно откладывал). В центре сюжета - английское захолустье в котором вдруг в мир начинают прорываться платоновские Идеи. Одна из героинь в это время как раз готовится к защите диссертации по рецепции платонизма в средневековой мысли, но столкнувшись с предметом своего исследования зримо, она его просто не узнала и не поняла. Ее продолжили волновать публикации, рецензии и списки литературы.

Причем, столкнувшись с идеальным миром, все понял её простоватый отец, понял друг-издатель, поняли члены провинциального философского кружка (не всем, правда, это обернулось ко благу). Но не она. По крайней мере, до поры.

И вот возможно ли такое узнавание без деятельного воплощения своих взглядов в жизнь - вопрос открытый.

Есть гипотеза о том, что философ не обязан воплощать собственную философию в жизнь. Аргументы веские. Авторы за ними стоят уважаемые.

Но я с этими аргументами совершенно не согласна. Именно современная действительность, в которой максимально разведены форма мироустройства (постмодерн, субъективизм всего и вся) и содержание созидательной мысли (восхождение к миру объективных идей и идеалов), от философа требуется не только философствование в смысле похода за новым видением, но еще и подвиг духа, который бы соединил мир идей и мир деятельности. Это духовное усилие, помогло бы преодолеть схизис (диссоциацию, расщепление) между ценностями и бытием. Философ мог бы соединить дух и тело своей собственной личностью через мудрое бытие для того, чтобы в нашем падшем (и продолжающим падать) мире появился восходящий вектор.

Про мудрость/софию, как ориентир мудрого бытия прекрасно написали Б. Акимов и О. Степанов в канале сообщества Россия 2062.

Способ познания действительно формирует цивилизацию. Поэтому, философу сейчас уместнее становиться естествоиспытателем, чем мудрецом в башне из слоновой кости. Касталия Гессе закончилась. Пришло другое время. Я так вижу

Ответ Аркадия Малера на мой пост об ортодоксальности Дугина.

В целом Аркадий Маркович уточняет свою позицию, и, на мой взгляд, самый весомый аргумент приведен в конце. В условиях чрезвычайной богословской неграмотности велика опасность, что философская мысль того же Дугина, равно как и другого мыслителя, свободно обращающегося с догматами и ассоциирующего себя с Православием, будет принята за образец последнего. А это, в свою очередь, чревато заблуждением и соблазном. С этим я, пожалуй, соглашусь. Впрочем, далее Малер оговаривается, что в православной среде мысль Дугина имеет невысокую цену, что несколько противоречит высказанному тезису о её потенциальной "опасности".

Однако я, во-первых, не увидел ответа на вопрос о разделении на богословие и философию. В качестве примера вполне ортодоксального философа приводится Иоанн Дамаскин. Однако, смотря на его фигуру ретроспективно, преподобный Иоанн для нас прежде всего богослов, а не философ. Да, он систематизировал Православное учение, и для этого активно прибегал к философскому инструментарию. Способствовала сама эпоха, т.к. вероучение еще находилось в стадии своего окончательного оформления. Иными словами, грань между богословом и философом была куда тоньше, если она вообще была.

Ныне представить себе подобную ситуацию приращения либо же столь масштабного упорядочивания богословского знания невозможно. Следовательно, философ обретает иной статус, и мы не можем ставить работу Иоанна Дамаскина в качестве образца. Исходя из текста я так и не понял, как автор видит работу православного философа сегодня и в чем она будет отличаться от богословия или, допустим, религиоведения/истории философии.

Да и потом -- в качестве примера дана лишь одна фигура философа, да и та VIII века. Походит скорее на исключение, чем на правило.

Во-вторых, меня смущает в тексте Аркадия Марковича некоторое начетничество, или требование совершенного и отрефлексированного знания всеми православными людьми догматических основ своей веры. Пожилая женщина в Церкви знает "Символ веры" наизусть, но может ли она дать адекватное толкование слова "единосущный"? А если нет, отказываем ли мы ей в спасении?

Считаю эту тему важной и безотносительно фигуры Александра Гельевича, т.к. она ставит вопросы о сущности, задачах, и, самое главное, возможности философии сегодня.

«Сущность и задачи философии» сегодня (как и всегда) таковы: рассуждать, свободно выбирая предмет и метод, с целью влиять на свою или чужую картину мира. И получать удовольствие от рассуждения и влияния.

Сущность же и задачи богословия — осмыслить религиозный опыт и/или божественное откровение и сделать из них выводы, чтобы ориентироваться в мире. Это нужно, чтобы подготовить человека к смерти и стяжанию благого посмертия и не дать ему сбиться с этого пути. Делать это удобно с помощью философских инструментов, например, логики.

(Разумеется, эти сферы переплетены с самого зарождения философии. Философская поэма Парменида излагает откровение богини, пифагорейцы — религиозно-политическая секта, Гераклит — жрец, Эмпедокл себя считает богом, Сократ слушается божества-даймона и т.д. Религиозность раннегреческих философов едва ли уступает религиозности библейских пророков. А пророки, в свою очередь, и философствуют, обращаясь к разуму).

Каждый волен философствовать и богословствовать как ему нравится. Общество же (церковное и внецерковное) вольно оценивать философа по красоте, логичности и пользе его ходов, а богослова по соответствию его учения аксиомам откровения. Вольно выносить суждения, в том числе сколь угодно неодобрительные, и защищаться от разлагающих общество учений. Неважно, в какие одежды они рядятся.