Как жалуется Видаль-Накэ, «несмотря на все [его и не только] усилия … ничто не может помешать появлению новых „реалистических“ интерпретаций мифа об Атлантиде». Как раньше, так и теперь, где только таинственный остров Платона люд не пробует локализовать, ибо очень уж ему хотелось, чтобы тот и правда существовал в реальности: при случае мы с вами уже изучали феномен неспособности среднего человека смириться с чистой фантазией, work of fiction, которую качество несуществования, совершенной выдумки, в их глазах совершенно обесценивает.

Эту манеру мышления, не побоясь обвинения в том, что сейчас называют ageism, назовём детской: ведь это весьма юному возрасту присуще возмущаться и спорить, когда маме доводится упомянуть, что сейчас они читают-де сказку, легенду, о том, чего, скорее всего, никогда не было.

Грекам, рано возмужавшим, было принять подобное нетрудно, но по мере деградации античной цивилизации, эту способность оная быстро растеряла, и уже в эллинизм можно встретить художественную литературу более раннего периода, принимаемую за историческую истину, даром, что речь может идти о комедии, откровенном и нарочитом стёбе. Всё то же касается и истории Атлантиды, только здесь ситуация бесконечно хуже, ведь речь идёт о сложном философско-концептуальном построении, который понять бесконечно труднее.

Последнее потомкам оказалось не совсем по силам: так, пишет Видаль-Накэ, только в 1779 некто Дж. Бартоли «впервые понял то, что никто не понимал со времен Платона»: что последний сочинил Атлантиду, чтобы вывести некий тезис, а вовсе не описывал нечто действительно существовавшее.

Все прочие же здраво, как им казалось, рассуждали в таком духе: «Греки не дураки были, чай, явно нас не глупее, чтобы просто сидеть выдумывать невесть что. А значит, основано на реальных событиях». И такой ход мысли неудивителен, он присущ человечеству по умолчанию, ведь в массе ему и не должно быть доступно то, что принято называть эстетикой, она вне его оптики. Напомню, что греки так называли то, что по определению не «попробуешь на зуб», принципиально вне деятельности, из которую можно извлечь непосредственную, явную, очевидную выгоду.

Взрослели новоевропейцы долго, и во времена Видаля-Накэ (2001 [1981]) ещё впечатляли газетными заметками, на полном серьёзе заявляющими, что эскадра советских подлодок после более чем десятилетних поисков в районе Гибралтара обнаружили лишь складки морского дна, а вовсе не сам затонувший остров, как думали (sic!). «Русские говорят, что это не Атлантида», уточняет заголовок статьи от 20 сентября 1984: вот же, а были ведь все шансы на обратное, неправда ли?

И это несмотря на то, что голоса скептиков раздавались к тому моменту уже давно, да и, право, по правде тут удивляешься только, что такие вещи вообще оказалось нужно проговаривать… как мы, однако, видим, они звучали радикально не только тогда, но и продолжают ныне.

Так, Н. Фрере (1749-1751), писал, что «если бы наши современники, жаждущие найти остров атлантов Платона в Америке [sic!], дали бы себе труд чуть-чуть подумать об основном замысле “Тимея” и “Крития”, они бы увидели, что на все это следует смотреть как на философскую выдумку». Того же мнения придерживался Ж.-Б. д'Анвиль (1768): «Почему бы в рассказе Платона об этом событии не увидеть … философа, погруженного в размышления скорее блистательные, чем правдоподобные?».

#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 3/22 ➡️

Наконец, в 1841 г., согласно Видалю-Накэ, Т.-А. Мартен «разобрал все гипотезы, выдвинутые разными учеными и полуучеными по поводу местонахождения исчезнувшего острова … он выражается предельно ясно: „По моему мнению, Атлантида не имеет отношения ни к истории событий, ни к реальной географии“ … и заключает: Атлантиду „пытались найти в Новом Свете. Нет, она принадлежит к другому миру, располагающемуся не в пространстве, а исключительно в мыслях“».

«Нельзя сказать вернее!», заключает Видаль-Накэ: «И я считаю, что давно пора оставить историю этих вымыслов именно там, куда ее определил Мартен, „первый … который кажется трезвым после стольких пьяниц“». Как мы однако, увидим, примеру последовали немногие, и злоупотребление спиртным продолжалось, в частности, в таком был замечен некий «проект Arzamas» аж в 2016.

Впрочем, уже М. Фичино, который в 1485 г. перевёл «Крития» для новоевропейцев, тут же, на месте, «пришел к выводу, что рассказ об Атлантиде правдив, но правдив в „платоническом“ смысле, поэтому напрасно искать Атлантиду на карте».

Несмотря на всё это, пишет к.и.н. Ю.Н. Литвиненко (2008), в 1933 году искатели Атлантиды, собравшись на съезде в Ванкувере, заявили: «Мы никогда не откажемся от идеи Атлантиды», добавив, что их вера в доподлинное существование оной слишком высоко, чтобы её «могли поколебать нудные научные аргументы». Похожим образом они мыслят и поныне, почти 100 лет спустя, и меняться не собираются. Потому они — последние, для кого предназначено настоящее сочинение.

Тем более что средний уровень их весьма упал по мере смены веков: согласно Видалю-Накэ, «эрудитов и ученых постепенно сменили менее компетентные исследователи и даже откровенные мифоманы и шарлатаны»; однако даже «лишенные научной поддержки, „реалисты“ не собираются сдаваться». Подобное мы с вами уже видели в случае концепции додревнего матриархата.

Итак, некоторых, как мы уже поняли, никакими средствами нельзя убедить, что никакой Атлантиды никогда не было. Иронично, что подобная приверженность идее в действительности демонстрирует лишь полное непонимание того, как мыслил Платон. Напомню, что он выделял два мира: тот, что открывается в ходе познания органами чувств, который он считал ложным и иллюзорным, и другой, истинно-сущий, доступный только одному разуму.

Первый мы наблюдаем вокруг нас, но всё это — лишь дымка, подлинная реальность лежит где-то там, в занебесной области. Соответственно, мы можем сказать, что Атлантида выдумана и, ergo, её никогда не было, но для Платона всё наоборот: как раз поскольку она сочинена, то куда подлиннее, чем мы с вами. «Уинстон, вы не существуете».

#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 4/22 ➡️

Далее следует сделать небольшое отступление. Как известно, одной из величайших проблем антропологии, этнографии и прочего подобного на протяжении прошлых веков, была склонность к обобщению, вызванная желанием рассуждать не о скучных частностях, а сразу делать крупные обобщения.

От этого печального принципа, впрочем, оные науки и поныне не до конца избавились, но ситуация явно улучшилась, осталось только преодолеть накопившиеся концепции, рождённые от него, и, увы, среди массовых представлений, особенно у нас в стране, доминирующие: в качестве примера можно вспомнить, например, английские теории религии Фрэзера-Тейлора-Спенсера, согласно которым все древние верования почти целиком были сфокусированы на земледелии, — что не имеет никакого отношения к истине и основано на той самой неуместной индукции.

Зачем так было сделано? Всё дело в том, что частности уже у Аристотеля имеют меньшую ценность, чем далекоидущие выводы из них, он замечал, что только о ряде вещей может быть знание, тогда как о конкретной одно лишь мнение; в этом он, естественно, следовал за учителем, ведь и Платон полагал, что познаваема лишь идея, эйдос (εἶδος), для каждого понятия существующий в единичном экземпляре, в отличие от его множества проекций в наш мир, которые лишь кажутся и не имеют подлинного бытия. В некотором роде это не вызывает сомнения: скажем, студент, изучающий анатомию, узнаёт о том, как устроен каждый человек, организм всякого из нас, конкретных же касается только для иллюстрации, практики.

Согласно Платону, совокупность отражений эйдоса является в той или иной мере его испорченными, отличными от идеала копиями. Следующая философская мысль, отсюда следующая, в том, отличающеется друг от друга, иначе называемое Иным, ложно, тогда как истинно только подобное, или Тождественное. Сводится к этому и другая оппозиция, Единого, или монады, и Множества.

В общем, новоевропейцы не спорили, но соглашались с принципом, основав на нём всю свою науку, с понятными последствиями. Неудивительно, что преодолением его занялся только структурализм, потомок в т.ч. учения Ницше, который страстно отвергал платонизм, возвращаясь к досократикам, мыслившим иначе. Можно припомнить немало примеров вреда, к которому приводило такое мышление, из разбиравшихся тут самый вопиющий связан с неким С.В. Дробышевским, который вроде бы найденные древние останки весьма измученных людей в Крыму определил как принадлежащие гребцам, на основании чего, однако, пришёл к выводу в духе «вот такой была ваша Античность», сиречь вся, иначе говоря, бесстыже обобщив.

К чему это всё? Кроме прочего, к тому, что и концепция Атлантиды основана на похожем направлении мысли… Но сперва о другом: напоминаю, что оригинальный миф изложен Платоном в диалогах «Тимей» и «Критий». Большинство тех, кто слышал про остров атлантов, разумеется, не только их не читало, но и не знает, что это первоисточник. Увы, касается это всё и многих, кхм, исследователей, которые рассуждали на тему.

Вот почему для широкой публики станет открытием, что у Платона помимо самой Атлантиды фигурируют также Афины — но не знакомые нам классические, а совсем иные, древние даже по его меркам, ещё не затронутые тем, что философ полагал разложением, произошедшим в его время. История, рассказанная им, посвящена устройству этих держав, а также их великому противостоянию, случившемуся за 9 тыс. лет до законодателя Солона, который якобы первым из греков узнал об Атлантиде от египетских жрецов.

#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 5/22 ➡️

«Древние Афины», по Видалю-Накэ, есть «выражение политики Тождественности (одинаковости)», того самого принципа, о котором сказано прежде. Они — «вне истории, насколько это возможно для города», вечно равны сами себе, не имеют становления, развития, подобны эйдосу, а ведь это в глазах Платона и есть главные признаки существования по истине.

«Атлантида же, напротив, — мир истории, какой … ее понимал Платон, то есть мир чистой Инаковости (или неподобного)», продолжает исследователь, ведь «история для Платона соткана изо лжи». «История Атлантиды … разворачивается без каких-либо помех», из чего следует, что всё её существование лишь кажется.

Итак, «картина Афин статична, тогда как описание Атлантиды разворачивается во времени». Кончается эта ноомахия, война идей, викторией неизменности: «Афины победили. Единый полис одержал верх над полисом, скатившимся в хаос … разнородности. Воды поглотили Атлантиду, и их триумф положил конец дальнейшему развитию Иного».

Согласно Проклу, его учитель Ямвлих (III-IV вв. н.э.) прямо наблюдал здесь «космическое противоборство между миром Единого и миром Диады (множества), между Одинаковостью (тождественным) и Инаковостью (иным), Движением и Покоем, Пределом и Беспредельным», иначе говоря, этот неопифагореец всё сводит, в данном случае справедливо, к дедовской концепции систойхии (συστοιχία), «составленная из десяти главных оппозиций, в которые „некоторые пифагорейцы“ укладывали всю действительность».

Она выстраивала великую оппозицию, с одной стороны, таких вещей как правое, мужское, конечное, единое, покоящееся, добро и т.д., а с другой — совсем иных: левого, женского, бесконечного, множества, движущегося, зла, и др. Сам Прокл похожего мнения, как и Видаль Накэ, который признаётся, что «попытался показать, что и текст Платона развивается именно в этом направлении».

Так оказывается, что речь идёт о конфликте идей, столь часто более или менее глубоко скрытом в художественных произведениях: кое-кем наличие именно этого принципа считается ключевым для того, чтобы сочинению стать великим. Однако суть противостояния не всегда очевидна.

Скажем, некоторые склонны считать, что Толкин под Мордором подразумевал СССР, отчего они даже стараются по поводу и без так называть последний и его правопреемницу, однако это мнение мало на чём основано. В действительности Профессор, глубоко презиравший индустриализацию и вообще склонный к луддизму, выводил противоборство старой-доброй девственно зелёной Англии, отражённой идиллией Шира, и той же Англии, но отравленной промышленностью и вообще технологией, что и изображал Мордор.

Речь идёт, таким образом, о внутренней борьбе, схватке идеологий внутри одной страны, одной нации. То же мы видим и у Платона… впрочем, видеть это мы начали только со времён уже упоминавшегося Бартоли (1779), который «впервые понял … со времен Платона», что «Атлантида была маскировкой для империалистических, морских Афин», а «война между Афинами и Атлантидой — это внутренний στάσις Афин»: слово это, стазис, дословно означающее стабильность и остановку вообще, в политическом смысле значило противоположное — гражданскую войну, политический переворот, вообще любой раздор в пределах страны.

#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 6/22 ➡️

Новоевропейцам потому впоследствии было так трудно всё это понять, что от их внимания, «выходцев из совсем иных социальных и религиозных кругов, чем те, которые были знакомы Платону, напрочь ускользнули политические аспекты мысли великого афинянина». Вообще, попросту невозможно понять, что всякие там любомудры имели в виду, не взглянув на них в социально-исторической перспективе, а в случае греков это важно в особенности, учитывая особую справедливость для них высказывания Аристотеля о ζῷον πολιτικόν.

Сочинение Платона бесконечно актуально современным ему реалиям: как пишет дорев. ист. Р.Ю. Виппер (1916), «Платон ни на минуту не упускает из виду окружающей действительности, и все его будто бы отвлеченности немедленно могут и должны быть переводимы на самый реальный язык. В Афинах было в 60-х и 50-х годах IV в. множество людей, сочувствовавших церковно-олигархическим идеям Политии», она же «Государство» или «Республика» (Πολιτεία): речь идёт о самом известном его труде, в котором философ выводит устройство общества, которое сам считал идеальным, утопию.

Платон не теряет оную из виду и описывая Атлантиду: собственно, замечает Видаль-Накэ, «Тимей» происходит сразу после того, как «Сократ и его друзья … закончили обсуждать основные черты полиса, о котором подробно говорится во II-V книгах „Государства“». Более того, «обычно считают, что Сократ в начале „Тимея“ резюмирует учение „Государства“», а далее Атлантида служит иллюстрацией всё того же тезиса, просто с другого ракурса.

Древние Афины, какими они якобы были за 9 тыс. лет до Солона, ничем не подобны ему современным, в то же время их строй «странным образом напоминает „Государство“». И наоборот, Атлантида подозрительно смахивает как раз на знакомые нам исторические Афины, какими застал их Платон. В общем, «рассказ о войне Афин с Атлантидой — это рассказ о противоборстве тех Афин, какими Платон хотел их видеть, так называемых древних Афин, с Афинами империалистическими, которыми они, опираясь на военный флот, стали после греко-персидских войн». Как отмечает Рабинович, перед нами «факт декларации»: «предки афинян, победившие Атлантиду, жили по законам „Государства“».

В войне с самим собой проигравшим всегда ты же и будешь: вот и здесь стоит спросить, уверен Видаль-Накэ, «столкнувшись с Атлантидой и одержав над ней верх, кого на самом деле победили Афины, если не самих себя?»: в конечном итоге «Афины … сами превратились в Атлантиду».

Разумеется, никаких Афин за 9 тыс. лет до древнего законодателя, жившего в VII в., сиречь ок. XCVI в., не существовало в принципе: в микенские времена там стояла лишь крепость, Акрополь, построенная не позднее XV в., однако свидетельства, позволяющие говорить о полисе, начинаются только с IX в. Это так, на случай, если кто-то сомневался, что данные археологии целиком опровергают выдумку Платона; другое дело, что не похоже, что факт того, что перед нами именно последняя, скрывал и он сам…

Скажем, «ни в одном диалоге не повторяются столь часто, как в „Тимее“, заверения в том, что повествуемое не сказка». В частности, «диалог начинается с утверждения, что рассказ, в котором появляется Атлантида … это сказание, „хоть и весьма странное, но безусловно правдивое“». Похоже, что по похожему принципу Лукиан позднее называет свой рассказ о путешествии на Луну «Правдивой историей»: чтобы подчеркнуть факт ровно обратного.

#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 7/22 ➡️

Как уже упоминалось, исторические развитие, движение и вообще изменение Платоном почиталось за доказательство небытия явления, у которого они замечены. Вот почему в данном случае он как бы высмеивает принцип исторического сочинения, воспроизводя даже его стиль, а конкретно — самого основателя жанра: «Платон … хотел пародировать и критиковать Геродота»; этот приём называется пастиш. В своё время иссл. Ж.-Ф. Прадо после тщательного анализа доказал, что в «Критии» используется особый, отсутствующий в других произведениях Платона словарь, который был философом заимствован не у кого иного как «отца истории».

Тем ироничнее, что позднее исследователи с удивлением рассуждали о «молчании Геродота и Фукидида об Атлантиде», хотя ясно, что «Фукидид … не мог говорить об Атлантиде потому, что в его время она еще не была … задумана».

Собственно, момент с затоплением сам по себе уже говорит о выдуманности всей истории. Уже Фрере замечал: «То, что Платон говорит об этих потопах и их последствиях, нужно ему лишь для придания хоть какой-нибудь видимости правдоподобия сказке об Атлантиде … Так как … в его собственное время не было … и следов острова Атлантида, то ему по требовалось подготовить ответ на неизбежно возникающие вопросы».

В своё время Карл Саган сочинил притчу о некоем персонаже, доказывающим, что у него в гараже запрятан дракон, однако на любые попытки других обнаружить его там находивший отговорки по типу: «да нет, он невидим», «и неслышим тоже», «и не обнаруживаем никакими иными способами». Юдковский, большой её поклонник, комментирует это словами: «плохая гипотеза должна ловко маневрировать, чтобы избежать опровержения», но лучше — заранее предупредить вероятные к себе вопросы. Так Платон и поступил.

Подражая и тем высмеивая историков, философ в то же время действует по принципам, им противоположным: так, по Видалю-Накэ, «Платон спокойно мог исключить Саламин из истории греко-персидских войн», как он поступает в «Законах», «что было немыслимо для Геродота и Фукидида»: «не то, чтобы их история была совершенно лишена идеологического измерения, но существовала определенная черта, которую они не могли переступить».

Впрочем, это верно больше для Фукидида, чем Геродота, который совсем не стеснялся в случае удалённых стран сочинять выдумки, имевшие не исторический, но концептуальный смысл. Кроме прочего, это привело к тому, что позднее новоевропейцы, принявшие некоторые из них за чистую монету, сочинили не имеющую в действительности исторических оснований концепцию первобытного матриархата.

Однако, действительно, Платон, как мы видим, нисколько не уважает «пер­вый закон исто­рии», позднее записанный Цицероном: равно «ни под каким видом не допус­кать лжи … [и] ни в коем слу­чае не боять­ся прав­ды». Зачем он вообще пытается скрыть общеизвестный факт Саламинского сражения? Кого вообще надеется провести таким топорным обманом? Что же, своих современников, конечно, и не пробует, а пишет для других, для будущего: напомню, что в «Государстве» он планировал запретить всё, что может «испортить молодёжь», и, разумеется, историки первыми оказывались в числе таковых.

Там бы преподавалась одна-единственная истинная версия, отредактированная с точки зрения идеологемы Платона, — ну а то, что она прямо противоречила исторической реальности… что же, по похожему принципу обучали и в СССР, и ничего (его, кстати, некоторые исследователи в т.ч. и по этому признаку, хотя не только, полагают самым успешным воплощением «Государства»: об этом ещё будет написано).

#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 8/22 ➡️

Саламин же Платон отказывается принять исключительно потому, что это морское сражение, в котором дрались не воины, но корабли, к которым, как и вообще мореходству в принципе, он испытывал страстную ненависть: многие исследователи рассуждают «о враждебном отношении … Платона ко всему, что было связано с морем и морской цивилизацией».

По той же причине и воплощение зла, Атлантиду, философ выводит владычицей морей par exellence, против древних Афин, флота не ведавших в принципе и даже «победу над морским народом атлантов афиняне одержали на суше, а не на море», не опускаясь до их уровня, но навязывая правильное на взгляд Платона поведение.

Полис его предков в те времена был сугубо континентален, не зная ещё отравы гаваней Фалер и Пирея: «у него нет портов, как и, естественно, флота. Он — полная противоположность тем Афинам, которые знал Платон». Здесь вновь стоит помнить, как важен исторический контекст, ведь «большая часть интерпретаторов датирует написание „Тимея“ и „Крития“ приблизительно 355 г. … эпохой после распада Второго Афинского морского союза (συμμαχία). С этого момента … афиняне отказываются от морского империализма», разочарованные очередной неудачей.

Началось же соответствующее их возвышение вследствие Второй греко-персидской войны, но ещё прежде в Афинах выдвинулась партия, которую можно назвать национальной, возмущённая тем, что ионийские греки подчинены персидскому царю; она добилась отправки на помощь им, восставшим, войска, в отместку за что персы и устроили войну первую, высадив у Марафона карательный корпус.

Хотя греки и одержали победу, было ясно, что враг вернётся. С этого момента лидер партии, Фемистокл, пишет Виппер, «добивался морского вооружения Аттики, образования большого морского корпуса, в который … устремятся неимущие классы, особенно безземельные люди, и в качестве необходимой основы крупного военного флота — образования бюджета, постоянной государственной кассы».

Последнее было труднее всего, ибо «предполагало … ту пли иную форму обложения, а к этому виду повинностей греческое гражданство было очень чувствительно»: они, прямо как современные либертарианцы, полагали налогообложение узаконенным грабежом, стремились избегать его.

#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 9/22 ➡️

Возмущало имущие классы не только обещанное введение податей, но и тот факт, что «военный флот представлялся еще довольно сомнительным средством обороны, тогда как сухопутное гоплитское ополчение, вооружаемое без государственных трат и без отягощения страны налогами, показало себя испытанной великолепной силой». В то же время «устройство большого флота неизбежно должно было … выдвинуть тот класс, который называли потом ναυτικος ὅχλος, корабельной чернью», а «такое возвышение … не могло не беспокоить … классы, поставленные на первое место клисфеновской конституцией», представителем которых был и Платон.

Так и оказалось: рождение флота привело к радикальному переустройству афинского общества. Как сообщает Аристотель, «корабельная чернь, став причиной Саламинской победы и благодаря ей гегемонии Афин на море, способствовала укреплению демократии», ещё одного явления, которое родовой аристократ Платон последовательно презирал.

И не он один: раздавались и другие голоса возмущения подъёмом оной черни, состоящей из неимущих и даже рабов; особенно характерно высказывался некий неизвестный, которого долгое время отождествляли с Ксенофонтом, а теперь принято называть Старым Олигархом. Он был крайне недоволен, что в том, «что касается рабов и метеков … в Афинах царит величайшая распущенность … простой народ похож на рабов и обывателей … всем своим обликом», а сами «рабы в Афинах жиреют и живут на широкую ногу», что, он уверен, «допущено не спроста» и объясняет, в чём дело: «в морской державе необходимо держать рабов на денежном оброке: приходится предоставлять им свободу действий и ограничиваться лишь получением с них прибыли … Вот почему мы завели свободу слова даже для рабов в совершенно равной мере со свободными, и для метеков точно так же, как и для граждан, потому что они крайне необходимы общине и по своему индустриальному значению, и по участию в морском деле».

Олигарха огорчало, что вследствие всего этого «в Афинах справедливо бедным и простому народу пользоваться преимуществом перед благородными и богатыми», поскольку «демос водит корабли и потому доставляет мощь государству … больше, чем гоплиты, да знатные, приличные граждане».
#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 10/22 ➡️

Как следствие, он не любил флота, соглашался с ним и другой видный деятель, Исократ, который писал, что «наши отцы … точно знали, что гегемония на суше поддерживается дисциплиной, воздержанностью (σωφροσύνη), повиновением и другими подобными средствами, но эти средства непригодны для укрепления власти на море», где, пишет он, нужны различные τέχναι, i.e., она требовала специализации в этом деле и только на нём, в отличие от гоплитского ополчения, ведь каждый гражданин, хотя был и воином, в то же время имел иную профессию.

Вот и фукидидов Перикл заявляет, что «морское дело — это искусство (τέχνη), как и всякое другое, и ему нельзя предаваться от случая к случаю, и даже — более того — наряду с ним не должно заниматься ничем другим, а посвящать ему все силы», и тем глазах таких людей подписывает флоту смертный приговор. Здесь Платон, в других сочинениях сам великий сторонник узкой специализации, не стесняется нападать на флот с этой позиции, типичной для консервативного грека.

Именно по этим причинам Платон так ненавидел Саламин, что вообще отказывал ему в упоминании: в его «Законах», отмечает Видаль-Накэ, «Фемистокл и флот вообще не упоминаются»: побеждая, «афиняне опирались не на свои корабли, а „на свою надежду“». Хотя, пишет философ, «большинство эллинов» считает, что «морская битва … при Саламине спасла Элладу», Платон иного мнения: он убеждён, что «спасению Эллады положила начало сухопутная битва при Марафоне, а завершением его была битва при Платеях».

Наземные битвы, считает Платон, «сделали эллинов лучшими», а морские — нет, имея в виду «обе … при Саламине и при Артемисии». В общем, неудивительно, как замечает Видаль-Накэ, что «в рассказе Платона нет и намека на афинские корабли», будто тех не существовало и вовсе.

Также и, как мы помним, «в платоновском описании легендарной Аттики ни слова не сказано о морской жизни … Страна хоть и выходила к морю, но не имела портовых гаваней. Это было … государство на суше». Более того Платон уверен, что море, «прилегающее к местности … это весьма горькое и соленое соседство», уже одно наличие гаваней означает, что государство «расположено ближе к морю, чем должно», а «если бы оно было приморским, то понадобился бы для него какой-нибудь великий спаситель и какие-нибудь божественные законодатели, чтобы воспрепятствовать ему, при таком его природном расположении, возыметь немало разных дурных нравов.

Тут можно вспомнить, что Афины были не очевидно прибрежным городом, скажем, к гавани им пришлось тянуть Длинные Стены, из чего в теории действительно можно было бы сделать предположение, что когда-то всё было иначе.

#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 11/22 ➡️

Выходит, что сравнение той войны идей, которую вывел у себя Платон, сталкивая Атлантиду и древние Афины, с более поздней Толкина, ещё удачнее, чем показалось сперва, ведь и тут мы видим битву с технологией, научно-техническим прогрессом. В наши дни подобным луддизмом увлекаются преимущественно те, кого не забывает упомянуть и Видаль-Накэ, их взгляды исчерпывающе и уничижительно характеризуя как «религию оккультизма», «которую посвященные называют просто „Традиция“»: речь идёт о том самом «традиционализме», который бывает, например, «интегральным», но также и много ещё каким.

Он был создан неким Фабром д'Оливье (1767-1825) как «гностическая теория, многое позаимствовавшая в традиции просветителей», что представляет собой чудную иронию, учитывая, что именно эпоху Просвещения и такие её детища как позитивизм современный «традиционалист» склонен считать своими главными врагами. Оный Фабр стал одним из тех, кто осуществил «смешение Атлантиды и „оккультных наук“ в конце XVIII в.», и уже за ним следовали другие, например — Е.П. Блаватская.

(Его биография также довольно характерна, являясь, как это кое-где называют, весьма «праздничной»: будучи тесно связан с англичанами, он активно раскачивал сепаратизм юга Франции, старался для национального подъёма окситанцев, неоправданно раздувал самосознание и сам факт существования этого народа, и, выходит, мы говорим о какой-то французской версии украинца.)

Среди современных последователей этакого традизма особо стоит выделить А.Г. Дугина, в число ключевых идей которого, как сообщает Литвиненко, входит рассуждение «о глобальном геополитическом противостоянии евразийского Востока и атлантического Запада», или, иначе, России и стран НАТО во главе с Америкой — что весьма удачно, ведь именно последнюю, как мы увидим далее, новоевропейцы крайне долго отождествляли с Атлантидой. У А.Г. мы видим всё то же «фундаментальное противостоянии земли и воды», которое, по словам Видаля-Накэ, «пронизывает всё платоновское повествование». Итак, адепт этой идеологии — это landlubber, который не стесняется, но гордится своим страшным недугом rabies.

Но Дугин ещё умерен, ведь для его соратников по идеологии зачастую характерен совсем уж радикальный примитивизм, желание истребить всякую технологию сложнее лампочки, насильно принудив людей «уйти в лес», вернувшись к некоему «традиционному» образу жизни… Ожидаемо не спеша сами этого делать, ограничиваясь болтологией, — и тем ведя жизнь далёкую от лучшей: ведь последней, согласно Фалесу, будет такая, «когда мы не делаем того, что осуждаем в других».

Их представления «о том, как было», также ничуть не менее надуманны и отрицающие реальность в уходу идеологии, чем у автора «Законов». (К примеру, «посконная деревня», которую так часто считают той самой «традицией», противопоставляя её городу, есть новодел: как пишет д.ф.н. Михайлин (2016), «до кон. XVI-нач. XVII вв. подавляющее большинство русских крестьян предпочитало селиться не мифическими „общинами“, а хуторами по один-два двора» тогда как пресловутая «„община“ была частью политики по установлению и укреплению — сверху! — крепостного права». Собственно, города куда древнее, появились впервые ок. 5500-3500 гг. до н.э., и, тем, традиционны куда как боле.)

В конечном итоге трудно переоценить опасность для общества таких взглядов, что понимали и сами греки, отчего даже приговорили их распространителя Сократа к смерти: к сожалению, нашему обществу пока далеко в этом смысле до мудрости эллинов. Просто представьте, к чему могло бы привести воплощение подобных идей в реалиях конкретной страны, например — этой, у которой, как будто бы заметил Александр III, «только два верных союзника … армия и флот»; сиречь — ополовинило бы её силу.

(Впрочем, всё говорит о том, что именно такую цель они и преследуют, с большой вероятностью насаждая свою идеологию по заданию иностранных разведок, скажем, связь того же Дугина с французами общеизвестна, как и происхождение соответствующих идей от Ж.-Ж. Руссо.)

#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 12/22 ➡️

Вообще же понятие традиции «несколько» относительно: скажем, та, к которой стремился Платон, во многом отождествлялась им с устройством жизни в Спарте, воображаемой им невероятно древней, при том, что из того же Гомера этого заключить никак нельзя. Вот и согласно Михайлину (2006) она, «судя по всему, в архаический период была вполне „нормальным“ полисом … и только на переходе к ранней классике претерпела своеобразную „архаизирующую“ революцию и превратилась в тот феномен, который веками и тысячелетиями грел душу авторам консервативных утопий».

То же касается гоплитского ополчения, которые греческие консерваторы предпочитали флоту, полагаемому ими поветрием. Последние сто лет принято считать, что оно возникло между ок. сер. VII и VI вв., всего лишь за два века до Платона, жившего в V-IV вв. Ergo, ни о какой додревности гоплитии говорить не приходится, Платон же оказывается типичным avant la lettre, ранним представителем, того, что мы назвали традизмом, который лишь заблуждается, воображая (или, хуже, прекрасно всё осознаёт, и лишь делает вид), что он поднял на знамя небывалую примордиальность.

Итак, как мы поняли, Атлантида представляет собой такой образ, которому, на взгляд Платона, ни в коем случае нельзя следовать, comme il ne faut pas. Греки вообще любили выводить антитезу правильному в назидательных целях: именно затем, скажем, Геродот приписывал различным племенам матриархальные устремления. Клас. С. Пембрук, согласно Видалю-Накэ, так объясняет «внутреннюю логику … концепции»: «полис, своеобразный „мужской клуб“ … греческие историки и „этнографы“ пытались обрисовать с помощью диаметрально противоположных ему образов и понятий».

Другое дело, что в нашем случае следует говорить о том, как справедливо оказалось предупреждение Ницше для тех, кто сражается с чудовищами, ведь, как мы помним, для Афин всё кончилось превращением в своего заклятого врага. Как это вышло?

Греция — страна довольно скалистая, бедная на почвы, что всегда было проблемой для греков, оттого вынужденных выращивать не хлеб, но дорогие товары на продажу, и тем развивать торговлю. Это — одна из причин, почему там никогда не могло бы случиться деспотии азиатского типа, которая возникает вокруг насильного принуждения населения к сельскохозяйственной деятельности: это то, что Д.Е. Галковский называет «аквадеспотией», а Делёз — Urstaat.

Однако учитель Аристотеля был убеждён, что древние Афины были устроены как раз таким образом, который он полагал самым правильным и также выводил в своём «Государстве»: то был полис, «в отличие от современного Платону скалистого возвышения, располагавший плодородными землями» в изобилии, благодаря чему «был чисто аграрной республикой».

Всему этому, уверяет Платон, пришёл конец вследствие великой катастрофы, которая стала кульминацией конфликта Афин прошлого с Атлантидой: как он пишет, «ныне его холм оголен … землю с него за одну необыкновенно дождливую ночь смыла вода … когда одновременно с землетрясением разразился неимоверный потоп… И вот остался … лишь скелет истощенного недугом тела».

«Страна превратилась в скалистый полуостров», подытоживает Видаль-Накэ, «теперь Афины обречены на морскую жизнь и все, что с ней связано: политические перемены, торговые связи, империализм», а главное — историческое развитие, ненавистное Платону. Полис в его глазах теперь как бы прекратил существование, ведь ему, как замечает Ницше, было присуще почитать «изменение, смену, вообще становление доказательством кажимости, признаком того, что должно быть нечто вводящее нас в заблуждение».

#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 13/22 ➡️

На Платоне история затонувшего острова не только не заканчивалась, а ещё даже толком не начиналась. Впрочем, развитие концепта произошло не сразу, ведь других греков Атлантида практически не заинтересовала: согласно Видалю-Накэ, «большинство авторов над ней просто смеялись». Упоминая её в том или ином контесте, практически без исключения античные авторы ссылаются на Платона, что позволяет отмести как несуразную версию о том, что философ якобы не сочинил историю с нуля, а вдохновился неким древним, ныне утерянным источником.

В целом можно говорить о сбавлении скепсиса по мере удаления автора от Платона: так, например, Плиний (I в. н.э.) всё ещё резюмирует своё упоминание ремаркой «если верить Платону», его сомнение нарочито и подчёркнуто. А вот «последний из великих римских историков … Аммиан Марцеллин» (вт.п. IV в. н.э) , когда упоминает такое извержение, которое «поглотило остров „больше Европы“ в Атлантическом океане», уже «не выражает никакого скептицизма, не сомневается в реальности „фактов“».

Дальше становится только хуже. В последующий период, пишет Видаль-Накэ, «полным ходом шла гигантская трансформация … империя становилась … христианской». «Для античных мыслителей … это означало замену их мифологии и истории от гигантомахии до Троянской войны — еврейской … от Адама до рождения Христа»; «христиане, которые хотели быть … подлинным народом Израиля, думали, что история начинается не в Микенах или в Кноссе, но в Уре Халдейском, а продолжается в Иерусалиме».

Однако правильнее говорить не о замене, а о сращении новых идеалов и прежних, впрочем, с явным подчинением последних первым. Так, «Евсевий Кесарийский (III-IV вв.) и Климент Александрийский (II-III вв.) … признавали реальность Троянской войны и авторитет Платона», который при этом ими «объявлялся учеником … Моисея, якобы жившего до Ахилла. Этому „компромиссу“ … была суждена долгая жизнь — вплоть до XVII в.»

Оный восходит уже к Филону Александрийскому (I в. н.э.), эллинизированному иудею, «который пытался примирить в своем сочинении авторитет Библии, т.е. Моисеева закона, и греческих философов, от Платона до стоиков». Затем некто Нумений Апамейский (II в.) задался таким вопросом: «Кто есть Платон, если не Моисей, говоривший по-гречески?»

Это рассуждение распространил на Атлантиду некто, кого Видаль-Накэ характеризует как «последнего христианина Античности»: как его звали, точно сказать нельзя, ибо представлялся он купцом, а подписывался просто как «христианин». Он жил в VI в., и только в IX в. одна из рукописей впервые называет имя Косьма (Кузьма, Κόσμας) Индикоплов (Индикоплевст), что означает «человек Космоса, который плавал в Индию».

Кроме прочего, он печально известен как плоскоземельщик, — что, к слову, было вовсе не было таким уж исключением в то время… по крайней мере, не настолько, как нынешние апологеты христианства пытаются показать. Впрочем, взгляды ряда, гм, мыслителей, таких как как Евсевий и Василий Великий (IV в.), на этот вопрос не установить, т.к. они его вовсе не рассматривали, полагая вместе с научным исследованием вообще бесполезностью, поскольку «всё равно скоро умирать»: близок конец времён, Страшный Суд, обещанный Библией уже вот-вот.

А вот Лактанций (III-IV вв.) уже не просто уверял, что изучение астрономии «дурно и бессмысленно», но и объявлял концепцию шарообразности противоречащей равно Библии и здравому смыслу. Теофил (II в.) и Климент, кроме того, в открытую нападали на «языческие представления», идущие от пифагорейцев, видевших Землю шаром, замечая, что Библия, в частности, Gen. I.7, а также сведения из Исайи и псалмов, ясно рассуждают о небесной тверди. Иоанн Хрисостом (IV в.) в «Беседе о статуях» полагал Землю покоящейся на воде под небесной твердью (довольно характерно, что в отечественных переводах нужная глава обрывается чуть загодя).

#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 14/22 ➡️

Однако же немало было и тех, кто, напротив, считал планету шаром, и к VIII в., как сообщает ист. и сооснов. унив. Корнелл Э. Уайт (2009 [1897]), их точка зрения победила, став безальтернативной.

Нам важно, что теперь уже немного причин удивляться, что и наш Кузьма объявил Землю плоской, а небеса — твердью, о чём, не стесняясь, рассуждал в произведении Χριστιανικὴ Τοπογραφία (i.e. практически буквально… «Топографический кретинизм», — ведь слово «кретин» происходит от chrétien, «христианин»).

Так или иначе, воззрения Индикоплевста, как справедливо замечает Видаль-Накэ, «в научном плане … свидетельствует о чрезвычайном регрессе … по сравнению … со всей античной геометрией», ведь уже начиная с Аристотеля даже среди широких масс мало кто сомневался в шарообразности этой планеты, а среди образованных греков — и вовсе со времён ранних пифагорейцев. Учитывая, выходцем из каких слоёв был автор, перед нами — «трогательный документ … [который] свидетельствует о народной христианской культуре», том, как тогда мыслил средний обыватель.

И вот подобного уровня осознанности человек принялся рассуждать об Атлантиде, что у него, по Видалю-Накэ, «представлено как комментарий к библейскому потопу»; логично, учитывая, что Атлантида затонула. Об этом, как уверен Индикоплов, «было известно халдеям, но не грекам, за исключением одного Тимея … „Как подтверждают Платон и Аристотель и комментирует Прокл, этот Тимей высказывал также идеи, похожие на наши“», имея в виду иудохристианские: ему, «короче, ясно, что все они позаимствовали этот рассказ у Моисея и представили его как свою собственную историю».

Далее Индикоплов исправляет Платона, у которого до Крития история Атлантиды дошла через их общего с философом предка Солона, в свою очередь узнавшего её в Египте от жреца: не жрец то был, заявляет Косьма, и не Солон, но царь Соломон, правда, при этом египтянин, без посредников поведавший сказание Платону.

Реконструировать ход его мысли нетрудно: он попросту не имел никакого понятия о великом законодателе, одном из знаменитых семи мудрецов, его имя ничего ему не говорило, поскольку и в наши дни оно известно почти исключительно лишь специалистам по Античности, тогда как о Соломоне слышали многие, а звучит очень похоже. Мне доводилось проводить такой эксперимент с людьми непременно эрудированными, но не знающими ничего сверх базовой информации о древних, и множество их в ответ на последовательные два вопроса о том, кто такие Солон и Соломон, вопрошать именно искомое: «А, это один человек, что ли?»

Так или иначе, начало сплетению евреев и Атлантиды было положено, и далее, хотя и после некоторого перерыва, оно будет становиться только теснее.

#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 15/22 ➡️

После Индикоплова об Атлантиде вспомнят только в Новое время, после VI в. наступит сразу XV. Удивляться такому не придётся никому, кто всерьёз изучал историографию эпохи, располагавшейся между этими датами, такое там постоянно, её как будто в определённом смысле не было и вовсе, как полагает, например, Д.Е. Галковский. Объяснение же более традиционное состоит в том, что Платон был потерян для западных европейцев и вновь оказался к их поле зрения только когда был переведён уже в эпоху Возрождения, если конкретнее, то в 1485 г.

Кроме прочих тезисов, упомянутый Галковский также выдвигал концепцию гегемона-субгегемона, согласно которой в каждый конкретный период можно чётко выделить конкретную нацию, которая руководит (ἡγεμονία) судьбами и мыслями народов, а также другую, которая стремится занять её место: «двое быть их должно … Один воплощает могущество, другой жаждет его», как о похожем выразились в некоем фэнтези.

Из тьмы Средневековья первым гегемоном, уверен Д.Е., вынырнули итальянцы, сменила же их Испания. В пользу его правоты говорит хотя бы тот факт, что именно испанцы первыми «присвоили» себе Атлантиду в качестве того, что Б. Малиновский назвал «мифом-хартией». Хартиями новоевропейцы именовали документы и договоры, дающие некие права и/или обязанности, самый известный пример подобного — норманская Magna Carta от 1215 г. В данном же случае речь идёт о национальной мифологии, из которой следуют некие импликации, к примеру, образуется легитимный повод для войны в целях возвращения «земель отчич и дедич». Историческая достоверность в таких делах, естественно, интересна создателям в самую последнюю очередь, им важна лишь правдоподобность.

Миф, в свою очередь, тоже зачастую служит цели обоснования некоего явления, упоминая прецедент, объясняя его этиологию, то, почему существует и должна продолжаться некая традиция.

Как пишет Зайцев (1988), цель всякого мифа-хартии — «обосновать вполне реальные притязания племени ссылками на мифические события и прецеденты … афиняне использовали для обоснования своего превосходства над другими греческими племенами миф об автохтонии, о происхождении из земли Эрехтея и Эрихтония … Римляне использовали в той же функции заимствованный из греческого эпоса рассказ о переселении Энея в Италию … миф о „роковом ребенке“ обосновывал и права династии Персеидов, и утрату Эдипом с его потомками власти над Фивами».

Древнейшим же примером мифа-хартии следует считать, похоже, претензию царя хеттов на некие острова, принадлежащие Аххияве, микенской Греции, под предлогом того, что они перешли к ней, когда его предок Кадм выдал свою дочь за царя Ассувы.

#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 16/22 ➡️

Богемик в своё время написал цикл «Недоразумение», в котором выводил происхождение современных расовых теорий из как раз таких хартий, хотя последнего названия он и не знает. Вновь и вновь новоевропейцы подводили основания под актуальные политические и культурные претензии, не ведая никакой меры. Нередко с этой целью они пользовали и Атлантиду.

Однако, быть может, тут кому-то захочется спросить, а зачем это всё? Зачем вообще было нужно придумывать столь своеобразные, зачастую очевидно натянутые подводы?

Так уж устроен человек, что «по беспределу» даже последнему из гопников трудно совершить отъём кошелька, сперва он должен доказать сам себе, что имеет на то право: например, что жертва его не уважает, не так одета, или же дала какой иной повод.

Нечто вроде сочинения таких мифов происходит в тот момент, когда в видеоиграх жанра grand strategy игрок создаёт claim на чужие земли: оный будет именно подобной легендой о том, почему земля соседа посконно наша, принадлежа ему лишь по недоразумению, исторической несправедливости, которую мы вот-вот исправим.

В 1527 Б. де Лас Касас стал епископом Нового Света, а также первым, кто предположил, что Атлантида погибла не полностью, и от неё могла остаться как минимум одна часть. Позднее, в 1552 официальный идеолог Испанскии Ф. Лопес де Гомара уточнил, о чём тут речь: одним уцелевшим куском явно была Америка, другим же — Испания; так Карл V узнал, что «уже три тысячи восемьдесят лет эти земли относятся к королевскому апанажу и что Бог после стольких лет, наконец, передает их в руки их законного обладателя».

В 1580 к ним присоединился гуманист Г. Беканус, который объяснил, что испанские короли — потомки царя Атланта, из чего следовала очевидность прав испанцев на всё побережье Атлантики: Америку и даже Африку. В 1572 П. де Гамбоа сообщает Филиппу II, что Америка, согласно его открытию, не что иное как уцелевшая часть Атлантиды, а последняя есть то же, что Испания, и, таким образом, следует говорить не о колониализме, а о воссоединении.

Принцип понятен; Видаль-Накэ удачно обозначает его как «национал-атлантизм», и полагает «типичным продуктом эпохи т.н. „великих держав“». Ему ещё долго не будет конца, ведь тенденцию затем подхватывают другие народы: да в общем-то «и сегодня Атлантиду продолжают эксплуатировать в патриотических целях».

#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 17/22 ➡️

Всем упомянутым выше активно возражал некто О. Рудбек: в своём труде Atlantica (1679-1702) он «особенно ожесточенно … нападал на тех, кто находил Атлантиду в Америке», ведь, по его мнению, очевидно было, что она могла находиться только в Швеции.

Следует заметить, что сочиняя свою национальную мифологию, шведы спервоначалу просто подражали французам, под чьим культурным и не только влиянием тогда находились. Последние, не мудрствуя лукаво, следовали за римлянами, выводившими себя потомками троянца Энея; на это П. де Ронсан в 1574 по заказу Карла V доказал, что французы восходят к сыну самого Гектора, а значит, даже выше римлян, тогда представленных их вечным соперником, т.н. «Священной Римской империей», которая на самом деле не была, конечно, ni Saint, ni Romain, ni Empire.

Шведы, в свою очередь, объявили своего прародителя, бога Одина, другим сыном Гектора, став тем самым младшими братьями французов. Как легко заметить, в те времена скандинавская мифология настолько была малоинтересна европейцам, что даже их внедрять её пришлось через происхождение от второстепенного героя греческой.

То же можно сказать и касаемо Атлантиды: ведь именно её, а вовсе не какую-то страну из скандинавских легенд, искал Рудбек, — что делал, к слову, весьма успешно, ибо затем, согласно Мартену, он «утверждал, что нашел рядом с Уппсалой следы столицы атлантов, описанной в „Критии“»; как следствие, он «был объявлен одним из величайших историков Швеции».

Велик соблазн здесь посетовать, что вот-де на каком уровне тогда пребывала историческая наука, а затем порадоваться тому, как всё изменилось, неправда ли? В действительности же сооружение подобных «мифов-хартий» никуда не исчезало, оно остаётся основной сферой деятельности историков, находящихся на государственной службе. Для того их там и держат, прочие же исторические изыски финансируются по остаточному принципу.

Большинство европейских стран, включая и эту, возводят своё начало к т.н. Тёмным векам, раннему Средневековью, касаемо которого сведения так смутны, что честнее всего будет сказать, что мы и вовсе почти ничего не можем сказать о них определённого, отсюда и название: с этим, к слову, не станет спорить не один честный медиевист, специалист по эпохе. Поэтому выдумать там можно что угодно, что и было в своё время осуществлено, причём на уровне своего времени — т.е. в лучшем случае крайне топорно. В общем, то, что сейчас называется «фолк-хистори» — это лишь потому «мракобесие», что просто отставший от времени, технологии уровень фальсификации.

Импликация, что-де это раньше могли такое сочинять, а вот сейчас историки говорят только или преимущественно правду, разумеется, относится к реальности точно так же, как и все прочие разговоры о том, что в наши дни якобы случился пресловутый «конец истории» и всё фундаментально так уж поменялось.

Как пишет Видаль-Накэ, «проблема в том, что Рудбек был настоящим ученым … ректором университета Уппсалы … последователем Коперника … учеником Везалия»: анатом, подобно и последнему, он стал тем, кто открыл лимфатическую систему, а также «приподнял кожу Швециии обнаружил под ней Атлантиду». В общем, речь идёт не об «обскуранте», но об уважаемом человеке науки, продвигавшего признанную на официальном уровне концепцию: тому, что шведы это атланты, тогда учили в школах.

И это оказало свой эффект: ведь как далее замечает исследователь, «вплоть до XX века существовали „юные рудбекианцы“, которые … придерживались крайне правых взглядов», да и впоследствии они не исчезли, их идеи вызвали большое сочувствие, в частности, весьма ожидаемо, в Германии эпохи Гитлера. Уже в 1922 К.Г. Жеж сочинил труд «Атлантида, древняя родина ариев», с чем затем активно соглашался А. Розенберг, автор «Мифа XX века» (1932), называвший атлантов предками германцев.

#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 18/22 ➡️

В небезызвестном Ahnenerbe Institut, продолжает исследователь, «вопрос об Атлантиде затрагивался очень часто и вызывал интерес лично у рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера»; в итоге там предсказуемо «предложили идентифицировать столицу Атлантиды как Гельголанд».

Как нетрудно заметить, и в прошлом веке Атлантида продолжала на официальном уровне использоваться в качестве «мифа-хартии». Но концепт к тому моменту уже исчерпал себя, и «донашивать» его вместе с другими ставшими маргинальными «хартиями» дали историческим аутсайдерам, которые из этого сотворили идеологию, ничем, как широко известно, для них хорошим не закончившейся.

А вот в отечественных реалиях не случилось и этого: здесь похожие построения о «славяно-ариях», которые при этом ещё и атланты, всегда были уделом законченных маргиналов, чьё влияние оставалось ничтожным. Предел его — это, наверное, оказаться на «первом мистическом», обычно ещё в соединении с другими построениями на ту же тему, из числа которых не менее любимое — мистическая Атлантида авторства Блаватской сотоварищи. Видаль-Накэ мягко именует эту манеру, присущую поздним сочинителям, «синкретизмом»: «когда все собирается и перемешивается, а потом выставляется под одной шапкой».

Как уже было прежде исследовано, такие теории прошлых веков, которые в наши дни уже не сойдут за научные, ныне могут продлить существование двумя способами: в одном случае они не признают свою надуманность, продолжая навязываться как истина, как следствие становясь уделом маргиналов, тем самым «фолк-хистори», «антинаучным обскурантизмом». Те же, кто «пошли другим путём», громогласно объявили о своей несерьёзности, в этом случае речь идёт о жанре фэнтези, а также близких к нему.

И действительно, тематика Атлантиды там нет-нет, да встречается, её посещают уже герои Жюля Верна. Воспроизведён остров атлантов зачастую оказывается не бездумно, но в точности следуя изначальным идеям: так, как мы помним, Атлантида в своё время была Америкой, поскольку последняя на тот момент явлалась краем мира. По схожей логике в «Аэлите» А.Н. Толстого оказывается населён потомками атлантов Марс, ведь, как известно, space is the final frontier (though it's made in a Hollywood basement).

Зачастую в таком сочинительстве Атлантида изображается донельзя технологичной, бесконечно опережающей уровень вышедшего с ней на контакт новоевропейца: в качестве примера можно привести мультипликацию Диснея или даже комиксы DC. Итак, речь идёт об утерянном знании веков; с одной стороны всё правильно, ведь у Платона этот остров в первую очередь как раз воплощает конкретную передовую технологию его времени, которую он страстно презирает.

С другой, однако, мы снова можем говорить об ограниченности авторов, для которых превосходство может быть только научно-техническим, хотя в наши дни можно говорить почти исключительно со стороны древних о культурном, зато — крайне серьёзном. Речь идёт о том, что они много эффективнее и даже, может, «правильнее» нас умели жить, мы же пребываем в ситуации «средства у нас есть, у нас ума не хватает». Тема это, впрочем, составляет основную идею «Эллинистики», затрагивалась на её страницах не единожды, так что не стану повторяться.

#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 19/22 ➡️

По Аполлодору, отцом Атланта был титан Иапет, которого теперь многие, в т.ч. и Рудбек, отождествляли с Иафетом, сыном Ноя, тем возрождая генеалогию между Атлантидой и евреями.

Ещё раньше, в 1578, издателю и комментатору «Тимея» и «Крития» Ж. де Серру (Серранусу), согласно Видалю-Накэ, было «понятно, что в мифе об Атлантиде дана картина мира до потопа и до Ноя»; впоследствии «подобные сентенции будут на вооружении у многих эрудитов, которые станут „доказывать“, что под Атлантидой следует подразумевать „обетованную землю“ Палестины».

Кроме того, сами евреи были связаны с той самой Америкой, в которой столь многие, как мы помним, локализовывали Атлантиду. Всё дело в том, что библейский миф из книги Ездры утверждал пропажу десяти колен Израиля, которые «решили … идти в самое далекое место, где никогда не жил человек», а в его роли, пишет французский исследователь, как теперь всем казалось, логичнее всего видеть именно Америку: доходило до того, что «Колумб … имел на борту переводчика с древнееврейского языка в лице корабельного врача», поскольку «ожидал встретить … потомков этих заблудившихся» (sic!).

Бытовала и тройная связь острова атлантов, «богоизбранного народа» и нового континента. Так, путешественник Ж. де Турнефор (1717) полагал, что остатки Атлантиды, в число которых входит и Америка, «были заселены потомками Адама и Ноя», а К. Оливье в 1726 г. казалось «очень правдоподобным», «что Солон беседовал с египетскими жрецами об истории евреев и Мексики». В своё время мне было не слишком понятно, к чему в дополнении к градостроительному симулятору Zeus: Master of Olympus (2000), посвящённому Атлантиде, один из сюжетов посвящён городам атлантов в Мезоамерике, их контактам с цивилизацией майя… наконец-то выяснилось, откуда же дул ветер.

Следующий шаг сделал Ф. Бэкон в своём сочинении «Новая Атлантида» (1627): у него она уже не имеет отношения к Америке, зато немалое — к народу Израиля. Философ описывает остров Бенсалем, осколок Атлантиды, которым в его версии населяют евреи, являющиеся христианами по вере и учёными по роду занятий, говорящие, в числе прочих языков, на греческом, а правит ими коллегия, называющаяся Дом Соломона.

Итак, у него Атлантида — это про евреев и учёных. Какая же между двумя последними имеется связь? Самая прямая: в то время считалось, что именно древняя Иудея была родиной всякой науки, и даже Вольтер полагал «весьма вероятным», что «евреи обучили весь мир».

#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 20/22 ➡️

Вплоть до XIX в. полагали несомненным, что математике греков обучили египтяне, ведь, казалось бы, о чём тут ещё думать, если уже сами древние считали таким образом? Однако, как пишет д.фил.н. Л.Я. Жмудь (1994), изучение собственно египетской системы вычислений не оставило шансов этой точке зрения. Касается это также всех прочих заимствований, в частности, в астрономии.

Египтян же, в свою очередь, мнили учениками евреев: «такая перспектива», замечает он (2002), «восходит к раннехристианским апологетам, в частности к Клименту Александрийскому и Евсевию, которые пытались совместить Пятикнижие и античную философию, следуя еврейским писателям — Аристобулу, Филону, и особенно Иосифу Флавию». На основе подобных рассуждений ещё полтора-два века назад выстраивалась история науки: «Рассказав о баснословных открытиях таких „ученых“, как Каин, Авраам или Моисей, историки эпохи Просвещения переходили наконец к Фалесу и греческой традиции».

В эту откровенную чепуху верили очень долго, именно из неё же следовал и более поздний миф о том, что наука была создана христианами. «С течением времени», продолжает Жмудь, «эта перспектива меняется, разумеется в пользу язычников, а не христиан, так что библейская тема медленно, но верно уходит из трудов по истории науки».

Судя по всему, рудиментом как подобного мышления является еврейская организация «Даат Ихуд» из видеоигры Wolfenstein (2014), бесконечно опередившая своё время научно-технологическими открытиями, которые они затем упустили в руки нацистов.

Последний же замеченный в эксплуатации мотива — это прежде уже упоминавшийся Э. Шломо Юдковский, который в некоем fanfiction (2010-2015), посвящённом тому, что он называет «методами рациональности», прародиной магии походя объявляет Атлантиду, о чём оригинал не сообщает. Причём тут вообще она, не совсем ясно из контекста произведения; у меня лично, однако, не вызывает сомнений, что здесь автор, сам являющийся как евреем, так и (наверное, если 7 классов американской школы позволяют считаться таковым) учёным, обращается к Бэкону и всему, что отсюда вытекает.

В пользу этого говорит следующий момент: в другом месте успехи некоего Э. Голдштейна он объясняет тем, что тот принадлежит к некоей особо выдающейся народности, не уточняя. Всё это, конечно, ерунда: ведь Юдковский называет здесь критерием обилие собранных оным народом нобелевских премий; даже если мы забудем о том, что оная премия всегда была крайне закрытым клубом для «своих», ясно, что он имеет в виду евреев-ашкеназов, осевших в Европе — но ведь при этом евреи-сефарды, оставшиеся на Ближнем Востоке, никогда не показывали и близко подобных качеств, из чего следует, что достижениями первые обязаны вовсе не принадлежности к своей этно-религиозной группе, но чему-то ещё, как-то: европейскому культурному бэкграунду.

В общем, импликации этого Шломо крайне неуместны, однако совместно сообщают нам очень определённую картину: эта икона «популяризации науки» оказывается тем ещё национальным шовинистом. В этом, впрочем, нет ничего самого по себе странного, ведь евреи — такие же люди, как и все другие, и тоже склонны к хюбрису в том виде, каким его определял Аристотель: «унижая других ... [от того] самому ещё более возвышаясь».

Юдковский, кроме прочего, крайне симпатизирует эпохе Просвещения, как он её понимает, т.е. — весьма своеобразно, воображая, например, ВФР продолжением идей просветителей, хотя в действительности она стала на них реакцией, истребившей Французскую академию, в число достижений которой входит опровержение столь ненавистного нашему Шломо флогистона.

#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 21/22 ➡️

Просвещение упоминается у него много и обильно, в сугубо положительном ключе: всё потому, что он не знает, что именно тогда новоевропейцы сурово и окончательно культурно порвали с еврейским мифом.

Согласно Видалю-Накэ, «эпоха Просвещения должна была решить одну большую проблему, диаметрально противоположную той, с которой столкнулись Отцы церкви во II-IV вв.»: в то время как «перед … патристикой стояла задача максимального … сближения античной и библейской традиций», «интеллектуалам эпохи Просвещения, напротив, предстояло покончить с историей еврейского народа как „вектором“ всемирной истории», что и произошло в итоге.

Учитывая, как тесно Просвещение связано с т.н. масонством, нередко враждебным христианству, неудивительно, что среди его членов столь «многие помогали „раздавить гадину“», как он это охарактеризовал; на случай, если кто-то вздумает увидеть здесь антисемитизм, замечу, что автор строк, Видаль-Накэ, и сам принадлежал к «богоизбранному народу», просто, в отличие от всё того же Шломо, был из числа ярых неприятелей сионизма, даже называя преступными власти Израиля задолго до того, как это стало мейнстримом.

Как уже было сказано, очень не сразу нонсенсу о древних евреях как основателях всех наук был положен конец, однако это случилось, и тогда же была подвергнута избиению идущая от патристики концепция Платона как ученика Моисея. Наконец, настало время уйти в прошлое последнему значительному из наследия иудохристианства, что веками тормозило новоевропейскую мысль, — и здесь на помощь неожиданно пришла Атлантида.

Напомню, что как минимум начиная с Августина Аврелия мало кто в Европе смел спорить с истинностью библейского летоисчисления «от основания мира», которое, на взгляд христиан, произошло относительно недавно, ок. 7 тыс. лет назад, прежде же не было вообще ничего. Сам он включил в свой opus magnum главу с таким характерным названием как «О ложности истории, что мир существует много тысяч лет».

В XVII в. Дж. Лайтфут заявил на основании «самого тщательного и исчерпывающего изучения Писаний», что небеса и земля, центр и окружность, словом, вообще всё сущее было создано Святой Троицей единомоментно 23 октября 4004 г. до н.э., в 9 утра. Этим он, впрочем, как сообщает Уайт, лишь подытожил и без того мейнстримное на тот момент времени мнение.

Оно было столь авторитетным, что и в XIX в. встречались серьёзные учёные, пытавшиеся всеми правдами и в особенности кривдами доказать младоземельность, например — лорд Кельвин. Борьба с теорией эволюции, которую вёл последний, кроме других причин, имела ту, что оная совсем уж недружелюбна к библейской краткости истории.

Касаемо Атлантиды это сразу создавало явные проблемы, ведь Платон утверждал, что она воевала с Афинами за 9 тыс. лет до Солона. Как следствие, произошла схватка авторитетов, в которой эллин победил Библию, что, уверяет Видаль-Накэ, стало одним из ключевых факторов, который, вкупе с открытиями в астрономии и палеонтологии, привёл к пересмотру восприятия новоевропейцами их восприятия исторического времени.

Теперь, не считая запредельных фундаменталистов, лишь немногие сомневаются, что Земле и всей вселенной лет куда больше, согласно актуальной теории — миллиарды лет. Так неожиданно эта концепция, воспринимающаяся обычно как вотчина «обскурантизма», оказывается, напротив, тем, что отбросило его с поступи возрождающейся Европы.

Такова её противоречивая натура, столь же амбивалентная, какими видятся в обиходном воспириятии и сами древние, истинное воплощение их роли в нашем мире — влиятельная, но понятая очень свобразно новоевропейцами, приспособленная ими для сомнительных целей, однако в конечном итоге всё же послужившая им своеобразным «рычагом», которым они откатили в сторону валун, мешающий их развитию, древние же вновь нанесли по их палачу сокрушительный удар из вечности.

#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 22/22