Почему в Москве отменили публичные слушания, и что мы потеряли с их отменой

Предлогом для отмены публичных слушаний (ПС) в Москве стали санкции. Соответствующие поправки в ФЗ так и описаны в сопроводительной справке: «особенности правового регулирования градостроительных, земельных, жилищных, инвестиционных и иных отношений в условиях санкций».

Ведь что такое ПС с точки зрения застройщиков и чиновников? Издержки и бюрократия. Девелоперы даже нанимали специальных консультантов, которые прямо по договору «обеспечивают положительные результаты публичных слушаний». И стоили такие услуги миллионы рублей. Для застройщиков это копейки, а вот время, потраченное на ПС, стоит дорого.

Поэтому отмена ПС это реальная мера по дерегуляции строительной отрасли, которой бизнес открыто радуется: «С точки зрения бизнеса, проблемы устранены, сроки сокращены, доходность проектов повышена и так далее».

А с точки зрения горожан?

По факту ПС по застройке в Москве не проводятся с весны 2020 года (за единичными исключениями), когда под предлогом другой беды — пандемии — их перевели в формат «общественных обсуждений». Под этим благостным словосочетанием скрывается тупо голосовалка на «Активном гражданине», где на титульную страницу выкладывают красивые картинки, а сами обсуждаемые документы прячут в тяжёлые файлы по ссылке в подстрочнике. Классика собянинского пиара. Отмену ПС готовили заранее под реновацию: чтобы перестроить полгорода за 12 лет нужно радикально дерегулировать отрасль.

Кстати, автором поправок об «общественных слушаниях» в Мосгордуме был депутат-единоросс Зверев из моего округа, которого мы отправили на пенсию на выборах 2019 года. Я тогда вложил в это много сил и был очень доволен результатом.

Что мы потеряли за эти два года без ПС? В прошлом посте я написал, что формально ПС никогда не были формой участия граждан в градостроительной политике. Но на практике они кое-что давали обществу.

1)Информирование.
Да, чиновники всегда саботировали уведомления о ПС, чтобы потом сказать, что вы сами не пришли. Но при желании активные горожане могли организоваться сами и собрать соседей. С переходом в АГ эта опция пропала — не будешь же звать людей голосовать в интернете за картинки.

2)Коллективное участие.
Собрания участников слушаний в школьном актовом зале с бубнящими под нос проектировщиками-социофобами часто превращались в стихийные гражданские ассамблеи. Возможность официально собраться в одном месте, увидеть и услышать соседей и публично задать вопросы чиновникам — теперь это невообразимый разгул демократии.

Наконец, надо понимать, что появление ПС в законодательстве не было подарком с небес, общество завоевало их своей активностью. В московских законах ПС по градостроительным проектам появились только в 2008 году как ответ властей на социально-политическое напряжение вокруг застройки. Первые слушания в Москве прошли в 2009 году по Генплану-2025 и стали настоящим стресс-тестом для мэрии и особенно для префектов.

Только вдумайтесь: теперь у людей в Москве нет вообще буквально никаких формальных способов повлиять на градостроительную политику, кроме выборов мэра раз в пять лет. То есть если у вас во дворе совершается градостроительная ошибка, то вам с соседями, чтобы её исправить, надо дождаться выборов и сменить всю городскую власть.

Знаете, что бывает с системами власти, которые не способны учитывать локальные потребности людей без масштабных политических изменений? Правильно, они долго не живут. В следующий раз о том, почему город-государство Лужкова-Собянина обречено.

В Кашине (Тверская область) на территории одноимённого санатория сохранился уникальный образец деревянного советского зодчества - курортный клуб.

Здание совсем не атрибутировано в плане даты постройки и автора сооружения. Но оно явно 1930-1950-х годов.

Цитата Гавриила с моей небольшой редактурой:

Причины, почему послевоенное жилье в Ираке выглядит именно так, следует искать в хрупкости свежих государственных институтов.

Во-первых, в 2013 году, когда проект начинался, правительство всё еще не контролировало часть территории страны. Вооруженные столкновения, гражданские конфликты и борьба с исламистами длились на протяжении всего послевоенного десятилетия, но строительство, удивительным образом, продолжалось даже когда войска ИГИЛ почти подошли к столице.

Концентрация всей жилищной политики в одной точке страны весьма разумна, если мыслить соображениями безопасности: Багдад и окрестности обороняют самые боеспособные части армии.

Во-вторых, в послевоенном Ираке напрочь отсутствовала стройиндустрия, и её пришлось создавать с нуля: корейцы построили в поле под Багдадом самый большой в мире бетонный завод и домостроительный комбинат. Можно было бы, конечно, начать с университетов, воспитать своих архитекторов и строителей, но не в условиях, когда почти миллион человек остался без крыши над головой. Сборное типовое панельное домостроение оказывается незаменимым, когда нужно много, здесь и сейчас.

В-третьих, когда послевоенное строительство ведётся на западные деньги южнокорейской компанией в стране, молодым государственным институтам которой нет особенного доверия, остро встаёт вопрос контроля. Упростить всё до предела, превратить стройку в промышленный процесс и сконцентрировать все в одном месте — значит обеспечить удобство надзора. Когда жильё сводится к простым параметрам метража, куда проще получить гарантии, что ничего не будет украдено.

В общем, Бисмая отлично иллюстрирует то плохое, что несёт в себе война: радикальное упрощение. Послевоенная архитектура в Ираке отбрасывает все завоевания пост- и метамодерна, делая актуальным старый добрый модернизм.

Индивидуальность, гибкость, местное самоуправление, резильентность, локальность и остальные ценности современной мировой архитектуры становятся не нужны там, где всё сводится к бинарной оппозиции: «руины — целая квартира». Быстро, много и эффективно, здесь и сейчас — вместо мыслей о будущем. «Городская тактика или городская стратегия?» — на этот, казалось бы давно решенный вопрос, предстоит вновь ответить послевоенной Украине.

Как вам идея выдвигающегося балкона?

Застеклить его явно будет сложнее, да и покрышки укатываться будут...

Сейчас

Тут классический для постсоветского города набор проблем: низкая связность районов и вынужденные перепробеги машин, почти полное отсутствие пешеходной инфраструктуры и поля асфальта. Несмотря на развязку и отсутствие банальных переходов, перекрёсток регулярно встаёт и даже блокирует магистраль сверху (стоит даже на момент написания поста). Ещё нас с коллегой там чуть не сбили на переходе — просто он вообще не считывается водителями.

Перекрёсток сложен ещё тем, что по сути это 4 разных перекрёстка с двумя мостами через канал. Нагрузка непропорциональная, и один из мостов узкий — на нём слишком мало места для трёх полос, но много для двух, а пешеходам остаётся метровый технический проход. Получается не просто бутылочное горло, а закупоренная бутылка.

Проектирование

Когда мы пришли, была концепция расширения узкого моста до трёх полос. Вот только проектировщики почему-то рисовали по сути новый мост — новая полоса выходила за границы опор. То есть реализовать вариант было бы возможно лишь с перестройкой моста, что дорого, долго и вообще не планировалось. И как минимум одно дерево шло бы под сруб. Но самое забавное, что даже если забыть про узкий мост, то новая полоса всё равно получалась бесполезной из-за беспощадных законов физики: малый радиус поворота не позволял бы машинам ехать одновременно по двум полосам из-за динамического радиуса, то есть фактически там была бы одна полоса и проезд в шахматном порядке.

Для пешеходов прохода вообще не оставалось, а пешеходные переходы делали не там, где они нужны, а там, где они были удобны (то есть их почти не было). Был ещё забавный аргумент, что людям вообще не за чем ходить под мостом, поэтому и переходы туда не нужны.

В итоге нами был подготовлен альтернативный вариант с другой логикой: не расширять узкое место в попытках подстроиться под существующий поток, а перенаправить его. Плюс гуманизация пространства со всеми необходимыми пешеходными связями и управлением потоком светофорами. За счёт этого нагрузка на узкий мост снижалась до двух полос адекватной ширины и появлялась возможность сделать нормальный тротуар с одной из сторон.

После многочасовых совещаний с рисованием схем, моделированием, пожеланиями заказчика, выездами на место, аналогиями и примерами появился комбинированный вариант — о нём и речь.

Что будет

Большие асфальтовые поля разбиваются на перекрёстки нормальных размеров с направляющими островками и синхронизированными фазами светофора. Каша из машин с хаотичными заторами должна уйти в прошлое. Для пешеходов появляются нормальные проходы почти во все точки перекрёстка и до лестниц на пр. Бунёдкор. Переходы никак не помешают машинам: зелёный пешеходам будет включаться вместе с зелёным для машин в параллельном направлении.

Нагрузку на мост снижаем созданием разворота в центр и открытием двустороннего движения по одному из съездов, взамен убираем проезд после моста прямо в сторону центра. То есть связи-то остаются, просто за счёт перенастройки машины поедут мимо узкого места.

Вот так за счёт точечной настройки можно сделать перекрёсток более эффективным и безопасным. И ни одно дерево не пострадает (очень надеюсь на это).

P.S. В обсуждении проектов участвует большое количество организаций. Получившаяся версия была бы невозможна без помощи и компетенций Хокимиата Ташкента, проектного офиса Минтранса, Дорнадзора ГУБДД и подрядных организаций.