Винни-Пух и капитализм.
Bad Comedian снова принёс грустные вести. На этот раз дельцы киноиндустрии покусились на Винни-Пуха. А за пару дней до этого анонсирован был фильм про домовёнка Кузю. Про судьбу Чебурашки вы и так уже знаете. Ещё раньше в грязные лапы современных киноделов попали «Трое из Простоквашино» и «Ну, погоди!» — за ними пришли сразу, как за самыми известными.
Российский кинематограф — он как жадный античный царь Мидас. Отличие в одном: всё, к чему превращался Мидас, превращалось в золото — всё, к чему обращаются «уважаемые люди» отечественного кино, превращается в… тлен, прах, гниль.
Не сложно понять, почему: герои, созданные хронологически относительно недавно, но в совершенно другом обществе, с совершенно иным интеллектуальным бэк-граундом — механически переносятся в другой, чуждый мир, атмосферой которого они дышать не могут. Тома и Джерри можно продолжать снимать и через 100 лет — а вот Волка и Зайца из «Ну, погоди!» — нельзя. Они остались там, в лучшем прошлом. Тем и хороши.
Да, но гнилые подделки, наэлектризованные кадавры, выдаваемые за живых героев детства, иногда приносят своим Карабасам-Барабасам очень хорошие деньги: Чебурашка не даст соврать. «Деньги не пахнут» — древний трюизм, но деньги на экскрементах остаются деньгами на экскрементах.
Правда, речь не об этом. Речь о причинах такого пожирания киноиндустрией нашего прошлого.
Поверхностный ответ: у современных российских кинодельцов просто нет никаких, ровным счётом никаких идей (ни свежих, ни просроченных — «осетрина не бывает второй свежести»). Это не ответ, это просто верная констатация факта. Но в чём же причины интеллектуального кризиса российского кино?
И нет, причина — не в идеологическом диктате, когда из кино делают рупор пропаганды. Во-первых, этот нажим стал явным только в последние годы («А что случилось?»). Во-вторых, при том же Сталине кино было рупором пропаганды всегда и по определению — что не мешало ему выпускать шедевры, типа «Потёмкина» или «Весёлых ребят» (тут ведь вопрос в том, какие идеи пропагандируются).
В-третьих, сам этот идеологический диктат вторичен (как и всё не идейное, но идеологическое) — сам он должен быть объяснён из другого.
Что же это за другое?
Это общий периферийный смысл российского капитализма, его вторичный и, говоря true-марксистским языком, компрадорский характер.
Поясню.
Со времён Петра I страна усиленно заимствовала у Европы культуру — чтоб как-то выбраться со своей азиатской, ещё татаро-монголами завещанной, колеи. Отсюда, капиталистическое развитие России всегда было отстающим и догоняющим. После 1991 года старый знакомый — капитализм — вернулся, но отставание в итоге только наросло. К тому же, все вакантные места в мировом разделении труда уже были заняты — оставалось только брать ту роль, что давали. А дали роль продавца энергоресурсов, глубоко вторичную и несамостоятельную. То же самое и в сфере интеллектуальной.
(Никакого вульгарного социологизма: здесь отношения взаимосвязи, а не подчинения. Производительные силы определяют производственные отношения — верно, но нельзя забывать, что главная производительная сила — это человек и его разум).
Вот вам и причина отсутствия своих идей в современной российской, прости Господи, культуре. Если уж на голливудской «фабрике грёз» не всё благополучно с идеями — что ожидать от местных киноделов?Тем, более, будучи отрезанным от своего другого, от рынков сбыта ресурсов и центров вдохновляющей идеологии, потеряв возможность экстенсивного роста вширь, российский капитализм предпринял попытку интенсификации, роста вглубь и внутрь. Иного не дано: если капитал останавливается в росте — он погибает.
Поэтому: пусть самопожирание, самоплагиат — любое движение, но только не остановка!
Отсюда лихорадочный интерес российской киноиндустрии к героям нашего некапиталистического детства. Не умея — и объективно не в силах создать ничего нового, ничего оригинального, ничего своего, они будут и дальше пожирать наше прошлое.
#кино #капитализм #марксизм #критика
Bad Comedian снова принёс грустные вести. На этот раз дельцы киноиндустрии покусились на Винни-Пуха. А за пару дней до этого анонсирован был фильм про домовёнка Кузю. Про судьбу Чебурашки вы и так уже знаете. Ещё раньше в грязные лапы современных киноделов попали «Трое из Простоквашино» и «Ну, погоди!» — за ними пришли сразу, как за самыми известными.
Российский кинематограф — он как жадный античный царь Мидас. Отличие в одном: всё, к чему превращался Мидас, превращалось в золото — всё, к чему обращаются «уважаемые люди» отечественного кино, превращается в… тлен, прах, гниль.
Не сложно понять, почему: герои, созданные хронологически относительно недавно, но в совершенно другом обществе, с совершенно иным интеллектуальным бэк-граундом — механически переносятся в другой, чуждый мир, атмосферой которого они дышать не могут. Тома и Джерри можно продолжать снимать и через 100 лет — а вот Волка и Зайца из «Ну, погоди!» — нельзя. Они остались там, в лучшем прошлом. Тем и хороши.
Да, но гнилые подделки, наэлектризованные кадавры, выдаваемые за живых героев детства, иногда приносят своим Карабасам-Барабасам очень хорошие деньги: Чебурашка не даст соврать. «Деньги не пахнут» — древний трюизм, но деньги на экскрементах остаются деньгами на экскрементах.
Правда, речь не об этом. Речь о причинах такого пожирания киноиндустрией нашего прошлого.
Поверхностный ответ: у современных российских кинодельцов просто нет никаких, ровным счётом никаких идей (ни свежих, ни просроченных — «осетрина не бывает второй свежести»). Это не ответ, это просто верная констатация факта. Но в чём же причины интеллектуального кризиса российского кино?
И нет, причина — не в идеологическом диктате, когда из кино делают рупор пропаганды. Во-первых, этот нажим стал явным только в последние годы («А что случилось?»). Во-вторых, при том же Сталине кино было рупором пропаганды всегда и по определению — что не мешало ему выпускать шедевры, типа «Потёмкина» или «Весёлых ребят» (тут ведь вопрос в том, какие идеи пропагандируются).
В-третьих, сам этот идеологический диктат вторичен (как и всё не идейное, но идеологическое) — сам он должен быть объяснён из другого.
Что же это за другое?
Это общий периферийный смысл российского капитализма, его вторичный и, говоря true-марксистским языком, компрадорский характер.
Поясню.
Со времён Петра I страна усиленно заимствовала у Европы культуру — чтоб как-то выбраться со своей азиатской, ещё татаро-монголами завещанной, колеи. Отсюда, капиталистическое развитие России всегда было отстающим и догоняющим. После 1991 года старый знакомый — капитализм — вернулся, но отставание в итоге только наросло. К тому же, все вакантные места в мировом разделении труда уже были заняты — оставалось только брать ту роль, что давали. А дали роль продавца энергоресурсов, глубоко вторичную и несамостоятельную. То же самое и в сфере интеллектуальной.
(Никакого вульгарного социологизма: здесь отношения взаимосвязи, а не подчинения. Производительные силы определяют производственные отношения — верно, но нельзя забывать, что главная производительная сила — это человек и его разум).
Вот вам и причина отсутствия своих идей в современной российской, прости Господи, культуре. Если уж на голливудской «фабрике грёз» не всё благополучно с идеями — что ожидать от местных киноделов?Тем, более, будучи отрезанным от своего другого, от рынков сбыта ресурсов и центров вдохновляющей идеологии, потеряв возможность экстенсивного роста вширь, российский капитализм предпринял попытку интенсификации, роста вглубь и внутрь. Иного не дано: если капитал останавливается в росте — он погибает.
Поэтому: пусть самопожирание, самоплагиат — любое движение, но только не остановка!
Отсюда лихорадочный интерес российской киноиндустрии к героям нашего некапиталистического детства. Не умея — и объективно не в силах создать ничего нового, ничего оригинального, ничего своего, они будут и дальше пожирать наше прошлое.
#кино #капитализм #марксизм #критика
Telegram
[BadComedian]
Продолжаем мучить ваше детство.
Стало известно, что компания «Наше кино» подписала контракт с наследниками Бориса Заходера на экранизацию книг о Винни-Пухе.
Ожидается, что это будет микс игрового кино и компьютерной анимации.
Что осталось нетронутым?
Стало известно, что компания «Наше кино» подписала контракт с наследниками Бориса Заходера на экранизацию книг о Винни-Пухе.
Ожидается, что это будет микс игрового кино и компьютерной анимации.
Что осталось нетронутым?
О смерти идеологий.
Как вообще можно понять, что та или иная идеология умерла/уничтожена/канула в Лету? По сути, достоверно смерть идеологии можно зафиксировать только в двух случаях: во-первых, в случае, если наступил конец истории и, во-вторых, если в небытие отправился общественный строй, интеллектуальным отражением которого является идеология.
Поясню.
Во-первых, пока не закончена история, невозможно сказать, что какое-то идейное течение не повторится «на новом витке исторической спирали». По сути, это проблема «чёрного лебедя»: как будто все лебеди белые — но тут прилетает чёрный, и заставляет людей пересмотреть свою формальную схему.
Отсюда, во-вторых, конкретизация: идеологии — это, конечно, мыслительные конструкции, это картина мира, которую создают себе люди, живущие в определённом обществе — и картина, адекватная их определённому социальному бытию в этом определённом обществе. Следовательно, конкретная идеология может погибнуть лишь с гибелью породившей её конкретной исторической формы социального бытия.
Так что же, можно предоставить идеологии самим себе, и спокойно ждать веками, когда же сменится форма социального организма? Нет, совсем не так. Ибо в отношениях интеллектуальной «надстройки» и социального «базиса» нет никакого механического автоматизма. Просто потому, что общество — это не бессознательная природа, но сознательная организация жизни. Сам феномен идеологии есть попытка сознательно направлять социальную действительность, управлять ей. Следовательно, идеология оказывает обратное влияние на общество, её породившее. И, соответственно, критика идеологии есть в то же время критика общества, это шаг к его изменению. И критика эта необходима до тех пор, пока между идеологией и объективной, не зависящей от бытия определённого социального класса, истиной есть зазор, несовпадение. Пока это несовпадение есть, всякая идеология есть более или менее развитое, но всегда ложное сознание.
Но что даст нам критика идеологии как ложного сознания? — на место ушедшей социальной и идеологической формации заступит другая? Получается вечный бег по кругу? Получается, идеологии вообще бессмертны? В чём же тогда смысл их критики?
А смысл критики, опять же, в конкретике: во-первых, новые формации, хоть и далеки от идеала, всё же лучше — пардон за избитое слово: прогрессивнее — предыдущих. И, во-вторых, идеологии отомрут тогда, когда исполнится их предназначение: сознательно управлять развитием общества. Для этого само общество должно стать совершенно сознательным. То есть: финальная идеология и соответствующее ему общество должны быть не только адекватны друг другу, но адекватны и тождественны третьему — великой объективной и разумной истине.
Вот тогда и закончится идеология, и начнётся истинно разумное мышление. Вот тогда и закончится история — вернее: закончится предыстория, и начнётся настоящая — ибо сознательная — история человечества.
#идеология #история #конец_истории #критика
Как вообще можно понять, что та или иная идеология умерла/уничтожена/канула в Лету? По сути, достоверно смерть идеологии можно зафиксировать только в двух случаях: во-первых, в случае, если наступил конец истории и, во-вторых, если в небытие отправился общественный строй, интеллектуальным отражением которого является идеология.
Поясню.
Во-первых, пока не закончена история, невозможно сказать, что какое-то идейное течение не повторится «на новом витке исторической спирали». По сути, это проблема «чёрного лебедя»: как будто все лебеди белые — но тут прилетает чёрный, и заставляет людей пересмотреть свою формальную схему.
Отсюда, во-вторых, конкретизация: идеологии — это, конечно, мыслительные конструкции, это картина мира, которую создают себе люди, живущие в определённом обществе — и картина, адекватная их определённому социальному бытию в этом определённом обществе. Следовательно, конкретная идеология может погибнуть лишь с гибелью породившей её конкретной исторической формы социального бытия.
Так что же, можно предоставить идеологии самим себе, и спокойно ждать веками, когда же сменится форма социального организма? Нет, совсем не так. Ибо в отношениях интеллектуальной «надстройки» и социального «базиса» нет никакого механического автоматизма. Просто потому, что общество — это не бессознательная природа, но сознательная организация жизни. Сам феномен идеологии есть попытка сознательно направлять социальную действительность, управлять ей. Следовательно, идеология оказывает обратное влияние на общество, её породившее. И, соответственно, критика идеологии есть в то же время критика общества, это шаг к его изменению. И критика эта необходима до тех пор, пока между идеологией и объективной, не зависящей от бытия определённого социального класса, истиной есть зазор, несовпадение. Пока это несовпадение есть, всякая идеология есть более или менее развитое, но всегда ложное сознание.
Но что даст нам критика идеологии как ложного сознания? — на место ушедшей социальной и идеологической формации заступит другая? Получается вечный бег по кругу? Получается, идеологии вообще бессмертны? В чём же тогда смысл их критики?
А смысл критики, опять же, в конкретике: во-первых, новые формации, хоть и далеки от идеала, всё же лучше — пардон за избитое слово: прогрессивнее — предыдущих. И, во-вторых, идеологии отомрут тогда, когда исполнится их предназначение: сознательно управлять развитием общества. Для этого само общество должно стать совершенно сознательным. То есть: финальная идеология и соответствующее ему общество должны быть не только адекватны друг другу, но адекватны и тождественны третьему — великой объективной и разумной истине.
Вот тогда и закончится идеология, и начнётся истинно разумное мышление. Вот тогда и закончится история — вернее: закончится предыстория, и начнётся настоящая — ибо сознательная — история человечества.
#идеология #история #конец_истории #критика