«Алгебра революции» или Почему не было шведских гегельянцев?
Вчера философский товарищ, в беседе о судьбах русских гегельянцев полушутя-полусерьёзно спросил:
— А почему не было, скажем, шведских гегельянцев?
Шведских, и правда, не было. Но почему?
Немецкие, ясное дело, были, итальянские были, английские (ну, такие себе, но) были, французские (галльское остроумие + диалектическое глубокомыслие = оксюморон, но) были, польские даже были. О русских уж молчу: были, да ещё как! — последние 200 лет отечественной интеллектуальной истории созданы ими — или их оппонентами (оппонент же всегда вторичен, мы знаем). (Но об этом смотри моих «Искателей Абсолюта»).
А вот шведских гегельянцев не было. Как не было мексиканских или камбоджийских.
В чём же, всё-таки, дело? Вопрос только кажется абсурдным — таков он только при поверхностном взгляде.
Сам Гегель как бы невзначай (конспирация?), но твёрдо говорит в своих лекциях по истории философии: развитие античной философии, уже само зарождение её в ионических полисах тесно связано с колоссальной и катастрофической ломкой старого общества (под нашествием персов, но и под тяжестью внутренних противоречий античной демократии). Итак, вот мысль Гегеля: социальная революция своим идеальным выражением имеет философию. Более того: если мы видим расцвет философии (философских школ) — значит, либо скоро старое общество разродится новым, либо уже разродилось.
Примета не пустая: философия есть высшее (ибо в понятийной форме) осознание обществом своего кризиса. И, поставив проблему, признав её существование — человечество ищет пути её «снятия». Пусть изначально и только в мысли.
И все великие системы философии, весь её накопленный капитал в виде категорий — это всё попытки ответа на острейшие вопросы социального бытия. Эта связь с конкретной историей не только не умаляет значения философии как истинного и «вечного» знания — но, напротив, эта связь только и даёт смысла и силы философии. Ибо социальное — не с неба и не из преисподней, это тоже форма движения действительности, как и природное движение вечных небесных сфер. Только форма специфическая, сознательная. А высшая форма сознания — философия.
Отсюда понятно, почему не было шведских гегельянцев (да и вообще, шведской философии). Если тезисно: раз философия есть идеальный симптом социальной революции, её следствие и одновременно её причина, то ясно, где она могла исторически возникнуть: в странах, остро и объективно нуждающихся в коренном перевороте для преодоления внутреннего кризиса.
Гегелевская философия как высшая историческая форма философии подходила на роль идеального «зеркала революции» как нельзя лучше. Как афористично сформулировал Герцен: «Диалектика — алгебра революции».
Отсюда — вся специфика гегельянских национальных школ: она определялась спецификой проблем, стоящих перед конкретной страной. Классовой борьбой, говоря true-марксистским языком. Потому, например, английские гегельянцы — так себе гегельянцы.
И да, гегельянцев не было, они не могли появиться в странах, где такие задачи (коренного изменения общества) объективно, самим ходом истории не были поставлены в повестку дня. «Алгебраическому» зеркалу нечего было отражать, идеальному симптому не о чём было сигнализировать.
(Добавим исторической конкретики: в ту же Швецию, Мексику или Камбоджу Гегель позднее всё же пришёл — но в превращённой форме марксистской идеологии в той или иной её разновидности. Страны отстающие получают результаты развития без предпосылок — старый парадокс, шанс для отстающих — и, зачастую, их трагедия: без опосредований истину не усвоить, как не построить здания без фундамента. Отсюда дурная реализация хороших идей в мировом коммунистическом проекте XX века).
Впрочем, Бог с ними, с несуществующими шведскими гегельянцами. Есть ли гегельянцы сейчас у нас? И вот ведь в чём дело: мы сами одновременно и вопрос — и ответ на него. Диалектика…
#Гегель #гегельянцы #революция #марксизм
Вчера философский товарищ, в беседе о судьбах русских гегельянцев полушутя-полусерьёзно спросил:
— А почему не было, скажем, шведских гегельянцев?
Шведских, и правда, не было. Но почему?
Немецкие, ясное дело, были, итальянские были, английские (ну, такие себе, но) были, французские (галльское остроумие + диалектическое глубокомыслие = оксюморон, но) были, польские даже были. О русских уж молчу: были, да ещё как! — последние 200 лет отечественной интеллектуальной истории созданы ими — или их оппонентами (оппонент же всегда вторичен, мы знаем). (Но об этом смотри моих «Искателей Абсолюта»).
А вот шведских гегельянцев не было. Как не было мексиканских или камбоджийских.
В чём же, всё-таки, дело? Вопрос только кажется абсурдным — таков он только при поверхностном взгляде.
Сам Гегель как бы невзначай (конспирация?), но твёрдо говорит в своих лекциях по истории философии: развитие античной философии, уже само зарождение её в ионических полисах тесно связано с колоссальной и катастрофической ломкой старого общества (под нашествием персов, но и под тяжестью внутренних противоречий античной демократии). Итак, вот мысль Гегеля: социальная революция своим идеальным выражением имеет философию. Более того: если мы видим расцвет философии (философских школ) — значит, либо скоро старое общество разродится новым, либо уже разродилось.
Примета не пустая: философия есть высшее (ибо в понятийной форме) осознание обществом своего кризиса. И, поставив проблему, признав её существование — человечество ищет пути её «снятия». Пусть изначально и только в мысли.
И все великие системы философии, весь её накопленный капитал в виде категорий — это всё попытки ответа на острейшие вопросы социального бытия. Эта связь с конкретной историей не только не умаляет значения философии как истинного и «вечного» знания — но, напротив, эта связь только и даёт смысла и силы философии. Ибо социальное — не с неба и не из преисподней, это тоже форма движения действительности, как и природное движение вечных небесных сфер. Только форма специфическая, сознательная. А высшая форма сознания — философия.
Отсюда понятно, почему не было шведских гегельянцев (да и вообще, шведской философии). Если тезисно: раз философия есть идеальный симптом социальной революции, её следствие и одновременно её причина, то ясно, где она могла исторически возникнуть: в странах, остро и объективно нуждающихся в коренном перевороте для преодоления внутреннего кризиса.
Гегелевская философия как высшая историческая форма философии подходила на роль идеального «зеркала революции» как нельзя лучше. Как афористично сформулировал Герцен: «Диалектика — алгебра революции».
Отсюда — вся специфика гегельянских национальных школ: она определялась спецификой проблем, стоящих перед конкретной страной. Классовой борьбой, говоря true-марксистским языком. Потому, например, английские гегельянцы — так себе гегельянцы.
И да, гегельянцев не было, они не могли появиться в странах, где такие задачи (коренного изменения общества) объективно, самим ходом истории не были поставлены в повестку дня. «Алгебраическому» зеркалу нечего было отражать, идеальному симптому не о чём было сигнализировать.
(Добавим исторической конкретики: в ту же Швецию, Мексику или Камбоджу Гегель позднее всё же пришёл — но в превращённой форме марксистской идеологии в той или иной её разновидности. Страны отстающие получают результаты развития без предпосылок — старый парадокс, шанс для отстающих — и, зачастую, их трагедия: без опосредований истину не усвоить, как не построить здания без фундамента. Отсюда дурная реализация хороших идей в мировом коммунистическом проекте XX века).
Впрочем, Бог с ними, с несуществующими шведскими гегельянцами. Есть ли гегельянцы сейчас у нас? И вот ведь в чём дело: мы сами одновременно и вопрос — и ответ на него. Диалектика…
#Гегель #гегельянцы #революция #марксизм