Супермен империализма или Who wants to live forever?
«There can be only one!» — этот слоган-лейтмотив фильма «Горец» слышали все. «Останется только один!» — лозунг звучал из миллионов телевизоров в начале 1990-х, записываясь «на подкорку», откладываясь геологическим пластом в бессознательном, исподволь устанавливая своё господство, доминируя уже на сознательном уровне — без предъявления лицензии и прав интеллектуального гражданства.
И снова и снова Бессмертный-Übermensch под саундтрек à la Вагнер отрубал голову главному злодею, снова и снова молнии пронзали вечное тело хайлендера, растиражированное VHS в миллионах копий, снова и снова группа Queen с ещё живым Меркьюри пела гимн «Князьям Вселенной» (Princes of The Universe).
И нет смысла роптать: «господствующей идеологией является идеология господствующего класса»! — кто это не знал?
И в кино? — в кино тем более! И дело не в дедушке Ленине («важнейшим из искусств для нас является кино») — Ленин просто трезво предугадал современную ситуацию: кино — важнейший источник духовной пищи в эпоху «развитого капитализма», как фаст-фуд — важнейший источник пищи телесной в эту же эпоху.
«Развитой капитализм»? — да, по иронии судьбы от «развитого социализма» остались лишь воспоминания — а развитой капитализм здравствует, да ещё как. И куда же он развился? — в империализм! Вновь «вождь мирового пролетариата» был прав. И пусть «Империализм как высшая стадия развития капитализма» — не лучшее в литературном плане произведение, довольно скучная брошюрка, но в ней есть всё, что нужно знать о современном (уж полтора века как современном, никак не устаревающем и потому возомнившем себя Бессмертным) способе общественного производства.
Капитал всегда стремится стать монополистическим капиталом — вот суть, квинтэссенция любого капиталистического предприятия и всей миросистемы в целом.
There can be only one! — Останется только один! Вот мы и вернулись к «Горцу». Один капитал, одна страна, один народ… дальше вы знаете.
Случайно ли? — Какая может быть случайность в мире Большого Масштаба! — Все случайности пожраны одной-единственной необходимостью!
Монополистический капитал в пределе мечтает о своей исключительности, о своём одиночестве — он борется за вытеснение конкурентов, так же, как Горец рубит головы своим бессмертным коллегам. И если эта рубка во славу There can be only one! приобретает международный масштаб — это уже империализм, политически в той или иной форме всегда чреватый фашизмом.
Как закон можно установить: чем «развитее» этот капитализм — тем более непосредственно, тем более откровенно он проявляет себя, отражает себя в искусстве, а в кино — за счёт необходимой визуальности — он отражает себя наиболее ярко и откровенно.
Отсюда в «Горце» все эти прямые параллели с Вагнером, с Ницше, отсюда весь этот нафталиновый Франкенштейн героического романтизма, скрещённый с попсовым мистицизмом электрического века (Queen даже целый альбом — «A Kind of Magic» — записали «по мотивам» фильма).
«Это такое волшебство!..» Или чёрная магия, наложившая проклятие на человечество? В темноте — не те века назвали тёмными! — несложно перепутать…
Плохая новость? — но вот хорошая: всё, что нужно сделать коллективному человечеству — расколдовать себя, свой способ общественного производства, способ производства собственной жизни, на почве которого только и вырастают эти, притворяющиеся бессмертными, супермены. В обществе, где человек будет истинным человеком, супермены будут не только не нужны, но и невозможны.
А пока… «Don’t lose your head!..»
#империализм #кино #Ленин #Queen
«There can be only one!» — этот слоган-лейтмотив фильма «Горец» слышали все. «Останется только один!» — лозунг звучал из миллионов телевизоров в начале 1990-х, записываясь «на подкорку», откладываясь геологическим пластом в бессознательном, исподволь устанавливая своё господство, доминируя уже на сознательном уровне — без предъявления лицензии и прав интеллектуального гражданства.
И снова и снова Бессмертный-Übermensch под саундтрек à la Вагнер отрубал голову главному злодею, снова и снова молнии пронзали вечное тело хайлендера, растиражированное VHS в миллионах копий, снова и снова группа Queen с ещё живым Меркьюри пела гимн «Князьям Вселенной» (Princes of The Universe).
И нет смысла роптать: «господствующей идеологией является идеология господствующего класса»! — кто это не знал?
И в кино? — в кино тем более! И дело не в дедушке Ленине («важнейшим из искусств для нас является кино») — Ленин просто трезво предугадал современную ситуацию: кино — важнейший источник духовной пищи в эпоху «развитого капитализма», как фаст-фуд — важнейший источник пищи телесной в эту же эпоху.
«Развитой капитализм»? — да, по иронии судьбы от «развитого социализма» остались лишь воспоминания — а развитой капитализм здравствует, да ещё как. И куда же он развился? — в империализм! Вновь «вождь мирового пролетариата» был прав. И пусть «Империализм как высшая стадия развития капитализма» — не лучшее в литературном плане произведение, довольно скучная брошюрка, но в ней есть всё, что нужно знать о современном (уж полтора века как современном, никак не устаревающем и потому возомнившем себя Бессмертным) способе общественного производства.
Капитал всегда стремится стать монополистическим капиталом — вот суть, квинтэссенция любого капиталистического предприятия и всей миросистемы в целом.
There can be only one! — Останется только один! Вот мы и вернулись к «Горцу». Один капитал, одна страна, один народ… дальше вы знаете.
Случайно ли? — Какая может быть случайность в мире Большого Масштаба! — Все случайности пожраны одной-единственной необходимостью!
Монополистический капитал в пределе мечтает о своей исключительности, о своём одиночестве — он борется за вытеснение конкурентов, так же, как Горец рубит головы своим бессмертным коллегам. И если эта рубка во славу There can be only one! приобретает международный масштаб — это уже империализм, политически в той или иной форме всегда чреватый фашизмом.
Как закон можно установить: чем «развитее» этот капитализм — тем более непосредственно, тем более откровенно он проявляет себя, отражает себя в искусстве, а в кино — за счёт необходимой визуальности — он отражает себя наиболее ярко и откровенно.
Отсюда в «Горце» все эти прямые параллели с Вагнером, с Ницше, отсюда весь этот нафталиновый Франкенштейн героического романтизма, скрещённый с попсовым мистицизмом электрического века (Queen даже целый альбом — «A Kind of Magic» — записали «по мотивам» фильма).
«Это такое волшебство!..» Или чёрная магия, наложившая проклятие на человечество? В темноте — не те века назвали тёмными! — несложно перепутать…
Плохая новость? — но вот хорошая: всё, что нужно сделать коллективному человечеству — расколдовать себя, свой способ общественного производства, способ производства собственной жизни, на почве которого только и вырастают эти, притворяющиеся бессмертными, супермены. В обществе, где человек будет истинным человеком, супермены будут не только не нужны, но и невозможны.
А пока… «Don’t lose your head!..»
#империализм #кино #Ленин #Queen
YouTube
Highlander - There Can Be Only One - HQ
An epic moment from the 1986 Highlander finale
Мнимая объективность, реальная ангажированность.
Начнём с тезиса:
Любая наука, встроенная в общество, наука «институализированная», наука обществом признанная и одобренная, есть — с необходимостью! — апологетика этого общества. Так, Средневековье имело своих — и многочисленных — учёных, отстаивающих птолемееву геоцентрическую систему мира, тысячью опосредований связанную с самим средневековым обществом, помогающую идеологически обосновывать его.
Пришедшее на смену Средневековью новое общество — давно уже переставшее быть новым — имеет сейчас таких же учёных.
Возьмём известнейшего социолога Карла Мангейма и всего одну его цитату:
«Новая военная техника делает возможной большую концентрацию силы в руках меньшинства по сравнению с любым предшествующим периодом. В то время как в XVIII и XIX веках армии были вооружены винтовками, в наше время они оснащены бомбами, самолетами, газом и механизированной техникой. Человек, вооруженный винтовкой, представляет опасность лишь для нескольких человек, человек, вооруженный бомбой, угрожает жизни тысяч людей. Таким образом, модернизация военной технологии в наш век увеличивает шансы правления меньшинства».
(Из работы «Диагноз нашего времени»).
Перед нами очень показательный пример защиты капитализма.
И пусть вас не вводит в заблуждение мнимо оппозиционная, критическая интонация лево-либерального социолога. Под видом критики буржуазного порядка, перешедшего от винтовки к боевым газам и к «ядрёной бомбе», Мангейм проводит косвенную, непрямую — и оттого более эффективную! — апологетику этого status quo.
Это же техника! — говорит Мангейм, — это же научный прогресс привёл к всё более чудовищным средствам разрушения! И подразумевает: как же можно спорить с научно-техническим прогрессом?! Остаётся лишь скорбно склонить голову перед трагической неизбежностью капитализма, ставящего весь мир на грань уничтожения.
Но это всё ложь (сознательная, или нет — неважно). Разберём её по пунктам.
Во-первых: Мангейм фетишизирует технику — как будто она развивается сама по себе. В реальности, это следствие отношений производства, инструмент его. Но об этих отношениях — подавления и господства — наш «учёный» молчит. Он вообще молчит об экономике — она в социологии выведена за скобку, выселена, как непристойная девица, за «101-й километр».
Во-вторых, Мангейм ничего не говорит о том, как же эти общественные отношения привели к эволюции винтовки в современную машину смерти.
В-третьих, он хитро манипулирует самим фактом возросшей смертоносности. Дескать: ну, вы только посмотрите на эти арсеналы мировых правительств! — куда уж народам тягаться с империалистами, владеющими этими средствами смертоубийства! Коренные изменения status quo потому, якобы, невозможны. Но обман слишком на поверхности: да, ружьё слабо против бомбы — но точно так же ружьё было в своё время сильно против безоружной массы. Что ни разу не помогло ancient regime ни во Франции 1789, ни в России 1917 года. Просто одна и та же условная винтовка переходила из рук старого порядка к сторонникам нового.
Концентрация смертоносного оружия в истории ещё ни разу не защитила старый порядок — если ему на смену шёл порядок новый, необходимый исторически.
Мангейм не может этого не понимать и потому просто софистически фальсифицирует историю, чтобы обосновать незыблемость столь уважаемого им англо-американского империализма. И всё это — под видом критики и объективности, конечно!
Можно продолжать, но главное ясно: нет беспристрастной науки, мнимая объективность учёных — лишь прикрытие для ангажированности. Вопрос, как и всегда, в конкретике — на чьей стороне эта ангажированность. Всякая наука, встроенная в идеологическую иерархию буржуазного общества — социология в этом плане весьма показательна — есть апология этой (своей!) иерархии, этого (своего!) общества.
…Но кто сейчас помнит легионы тех геоцентристов?
#Мангейм #апологетика #империализм
Начнём с тезиса:
Любая наука, встроенная в общество, наука «институализированная», наука обществом признанная и одобренная, есть — с необходимостью! — апологетика этого общества. Так, Средневековье имело своих — и многочисленных — учёных, отстаивающих птолемееву геоцентрическую систему мира, тысячью опосредований связанную с самим средневековым обществом, помогающую идеологически обосновывать его.
Пришедшее на смену Средневековью новое общество — давно уже переставшее быть новым — имеет сейчас таких же учёных.
Возьмём известнейшего социолога Карла Мангейма и всего одну его цитату:
«Новая военная техника делает возможной большую концентрацию силы в руках меньшинства по сравнению с любым предшествующим периодом. В то время как в XVIII и XIX веках армии были вооружены винтовками, в наше время они оснащены бомбами, самолетами, газом и механизированной техникой. Человек, вооруженный винтовкой, представляет опасность лишь для нескольких человек, человек, вооруженный бомбой, угрожает жизни тысяч людей. Таким образом, модернизация военной технологии в наш век увеличивает шансы правления меньшинства».
(Из работы «Диагноз нашего времени»).
Перед нами очень показательный пример защиты капитализма.
И пусть вас не вводит в заблуждение мнимо оппозиционная, критическая интонация лево-либерального социолога. Под видом критики буржуазного порядка, перешедшего от винтовки к боевым газам и к «ядрёной бомбе», Мангейм проводит косвенную, непрямую — и оттого более эффективную! — апологетику этого status quo.
Это же техника! — говорит Мангейм, — это же научный прогресс привёл к всё более чудовищным средствам разрушения! И подразумевает: как же можно спорить с научно-техническим прогрессом?! Остаётся лишь скорбно склонить голову перед трагической неизбежностью капитализма, ставящего весь мир на грань уничтожения.
Но это всё ложь (сознательная, или нет — неважно). Разберём её по пунктам.
Во-первых: Мангейм фетишизирует технику — как будто она развивается сама по себе. В реальности, это следствие отношений производства, инструмент его. Но об этих отношениях — подавления и господства — наш «учёный» молчит. Он вообще молчит об экономике — она в социологии выведена за скобку, выселена, как непристойная девица, за «101-й километр».
Во-вторых, Мангейм ничего не говорит о том, как же эти общественные отношения привели к эволюции винтовки в современную машину смерти.
В-третьих, он хитро манипулирует самим фактом возросшей смертоносности. Дескать: ну, вы только посмотрите на эти арсеналы мировых правительств! — куда уж народам тягаться с империалистами, владеющими этими средствами смертоубийства! Коренные изменения status quo потому, якобы, невозможны. Но обман слишком на поверхности: да, ружьё слабо против бомбы — но точно так же ружьё было в своё время сильно против безоружной массы. Что ни разу не помогло ancient regime ни во Франции 1789, ни в России 1917 года. Просто одна и та же условная винтовка переходила из рук старого порядка к сторонникам нового.
Концентрация смертоносного оружия в истории ещё ни разу не защитила старый порядок — если ему на смену шёл порядок новый, необходимый исторически.
Мангейм не может этого не понимать и потому просто софистически фальсифицирует историю, чтобы обосновать незыблемость столь уважаемого им англо-американского империализма. И всё это — под видом критики и объективности, конечно!
Можно продолжать, но главное ясно: нет беспристрастной науки, мнимая объективность учёных — лишь прикрытие для ангажированности. Вопрос, как и всегда, в конкретике — на чьей стороне эта ангажированность. Всякая наука, встроенная в идеологическую иерархию буржуазного общества — социология в этом плане весьма показательна — есть апология этой (своей!) иерархии, этого (своего!) общества.
…Но кто сейчас помнит легионы тех геоцентристов?
#Мангейм #апологетика #империализм
Империализм или технофеодализм?
Товарищ Сюткин на примере одного конфликта поднял горячую тему. В каком мире мы живём? В мире капитализма в стадии империализма — или какого-то технофеодализма?
Скажу сразу: конечно, ни о каком феодализме в условиях капитализма, подчинившего себе всю планету, капитализма (пере)развитого в стадию империализма, в условиях борьбы за очередной передел мира между империалистическими кланами — всерьёз говорить невозможно.
Да, но как быть с кровной местью и прочим? Разве это не атрибут феодального общества?
Во-первых, это атрибут общинно-родового общества, а не собственно феодального — в феодализме месть существует именно как наследие и пережиток общинного родоплеменного строя. Уже для феодалов это атавизм. Отчего же никто не говорит о «техно-родовом» строе?
Отсюда: в серьёзном анализе нельзя брать в расчёт только надстроечные отношения, только субъективное сознание самих участников процесса.
Почему же такие традиции прошлых веков и формы сознания, присущие давно исчезнувшим формам общества, продолжают существовать сегодня? — тема громадная. Но обобщённый ответ прост: инерция мышления. Между бытием и мышлением связь неразрывная — но не механическая. Никакого автоматизма между ними нет. Поэтому сознание общественной формы всегда отстаёт от самой общественной формы. «Традиции мёртвых поколений, как кошмар, тяготеют над умами живых» (Маркс).
Да, но как быть с якобы «средневековыми» методами, с силовыми захватами? — Да никак не быть. Ибо насилие — не есть специфический метод феодализма. Любые антагонистические отношения решаются силовым путём на протяжении всей известной истории (кстати, не бывает «неизвестной истории») человечества. См. «Анти-Дюринг» Энгельса, вечно актуальную главу о роли насилия в истории. Всё первоначальное накопление капитала — на «неэкономическом принуждении» строилось, так и весь империалистический передел мира — на насилии.
Антагонистические отношения… Вот тут самый нерв вопроса. Говорить о конкретной общественной формации можно только тогда, когда мы конкретно рассматриваем её как форму человеческих отношений в процессе производства собственной жизни. Если проще, не так философски: нельзя говорить о феодализме, если речь идёт о социуме, где тотально господствуют товарно-денежные отношения, где правит производство прибавочной стоимости, где борьба идёт за обладание глобальным (хотя бы в масштабах одной страны) рынком и корпорацией, этим рынком заправляющей. Феодал, владеющий маркет-плейсом? — оксюморон! Ибо не только завладев монопольно-капиталистической компанией, но и желая получать из неё прибыль (иначе: для чего было захватывать?), любой феодал (даже если бы он таким был, хотя, конечно, это уже не так) самой логикой дела делается монополистическим капиталистом, империалистом.
Мысль эта не нова: см. «Немецкую идеологию», где Маркс приводит пример, что один только захват средств общественного производства — без восприятия самой системы отношений производства — ничего не даёт захватившему. Представьте, что какая-нибудь орда варваров, перенесённых из Каменного века, и ничего не знающих о существующей ныне общественной системе производства, вдруг захватила нашу цивилизацию с её заводами, банками, нефтяными скважинами и маркет-плейсами — что они с этим будут делать, кроме бессмысленного разрушения?
А когда перед нами осмысленный, с целеполаганием, захват, борьба за обладание конкретным средством производства — значит, борющиеся абсолютно интегрированы в логику существующей общественной системы. А за окном у нас не феодализм, а капитализм. (Зарплату деньгами все получают, верно же? И в магазине всё за эти деньги приобретают, так ведь?)
А эти предикаты («техно») только запутывают не самый сложный вопрос. (Зато придают ему ложной оригинальности, это да. Но кому ведь что нужно.)
Субъект суждения остаётся всё тем же — и это капитализм в стадии империализма.
#империализм
Товарищ Сюткин на примере одного конфликта поднял горячую тему. В каком мире мы живём? В мире капитализма в стадии империализма — или какого-то технофеодализма?
Скажу сразу: конечно, ни о каком феодализме в условиях капитализма, подчинившего себе всю планету, капитализма (пере)развитого в стадию империализма, в условиях борьбы за очередной передел мира между империалистическими кланами — всерьёз говорить невозможно.
Да, но как быть с кровной местью и прочим? Разве это не атрибут феодального общества?
Во-первых, это атрибут общинно-родового общества, а не собственно феодального — в феодализме месть существует именно как наследие и пережиток общинного родоплеменного строя. Уже для феодалов это атавизм. Отчего же никто не говорит о «техно-родовом» строе?
Отсюда: в серьёзном анализе нельзя брать в расчёт только надстроечные отношения, только субъективное сознание самих участников процесса.
Почему же такие традиции прошлых веков и формы сознания, присущие давно исчезнувшим формам общества, продолжают существовать сегодня? — тема громадная. Но обобщённый ответ прост: инерция мышления. Между бытием и мышлением связь неразрывная — но не механическая. Никакого автоматизма между ними нет. Поэтому сознание общественной формы всегда отстаёт от самой общественной формы. «Традиции мёртвых поколений, как кошмар, тяготеют над умами живых» (Маркс).
Да, но как быть с якобы «средневековыми» методами, с силовыми захватами? — Да никак не быть. Ибо насилие — не есть специфический метод феодализма. Любые антагонистические отношения решаются силовым путём на протяжении всей известной истории (кстати, не бывает «неизвестной истории») человечества. См. «Анти-Дюринг» Энгельса, вечно актуальную главу о роли насилия в истории. Всё первоначальное накопление капитала — на «неэкономическом принуждении» строилось, так и весь империалистический передел мира — на насилии.
Антагонистические отношения… Вот тут самый нерв вопроса. Говорить о конкретной общественной формации можно только тогда, когда мы конкретно рассматриваем её как форму человеческих отношений в процессе производства собственной жизни. Если проще, не так философски: нельзя говорить о феодализме, если речь идёт о социуме, где тотально господствуют товарно-денежные отношения, где правит производство прибавочной стоимости, где борьба идёт за обладание глобальным (хотя бы в масштабах одной страны) рынком и корпорацией, этим рынком заправляющей. Феодал, владеющий маркет-плейсом? — оксюморон! Ибо не только завладев монопольно-капиталистической компанией, но и желая получать из неё прибыль (иначе: для чего было захватывать?), любой феодал (даже если бы он таким был, хотя, конечно, это уже не так) самой логикой дела делается монополистическим капиталистом, империалистом.
Мысль эта не нова: см. «Немецкую идеологию», где Маркс приводит пример, что один только захват средств общественного производства — без восприятия самой системы отношений производства — ничего не даёт захватившему. Представьте, что какая-нибудь орда варваров, перенесённых из Каменного века, и ничего не знающих о существующей ныне общественной системе производства, вдруг захватила нашу цивилизацию с её заводами, банками, нефтяными скважинами и маркет-плейсами — что они с этим будут делать, кроме бессмысленного разрушения?
А когда перед нами осмысленный, с целеполаганием, захват, борьба за обладание конкретным средством производства — значит, борющиеся абсолютно интегрированы в логику существующей общественной системы. А за окном у нас не феодализм, а капитализм. (Зарплату деньгами все получают, верно же? И в магазине всё за эти деньги приобретают, так ведь?)
А эти предикаты («техно») только запутывают не самый сложный вопрос. (Зато придают ему ложной оригинальности, это да. Но кому ведь что нужно.)
Субъект суждения остаётся всё тем же — и это капитализм в стадии империализма.
#империализм
Империализм или техно-феодализм?
(Практические следствия)
Скажете: стоило ли так долго писать о простом вопросе? Какая разница: техно-феодализм, техно-рабовладение или капитализм у нас?
Разница колоссальная. Если «техно-феодализм» на дворе — значит, на повестке дня (вспоминаем дискуссию большевиков и меньшевиков) лишь буржуазные (уж «техно» или нет, не знаю) изменения общества.
А если всё же капитализм-империализм — то метаморфозы совершенно другого характера. Далеко идущие различия получаются.
И именно поэтому все попытки отрицать капиталистический, империалистский характер современного общества, скрывающиеся за тем же «технофеодализмом» — это попытки (осознанные или нет — неважно) апологетики самого этого общества. И попытки тем менее терпимые, если такими адвокатами капитализма выступают «левые» (Яруфакис и Ко).
#империализм
(Практические следствия)
Скажете: стоило ли так долго писать о простом вопросе? Какая разница: техно-феодализм, техно-рабовладение или капитализм у нас?
Разница колоссальная. Если «техно-феодализм» на дворе — значит, на повестке дня (вспоминаем дискуссию большевиков и меньшевиков) лишь буржуазные (уж «техно» или нет, не знаю) изменения общества.
А если всё же капитализм-империализм — то метаморфозы совершенно другого характера. Далеко идущие различия получаются.
И именно поэтому все попытки отрицать капиталистический, империалистский характер современного общества, скрывающиеся за тем же «технофеодализмом» — это попытки (осознанные или нет — неважно) апологетики самого этого общества. И попытки тем менее терпимые, если такими адвокатами капитализма выступают «левые» (Яруфакис и Ко).
#империализм
Casus Napoleoni.
Во-первых: если считать Наполеона первым образцом прото-фашистского «вождя» — конечно, только обещанием, не исполнением, только зародышем, эскизом, предтечей, предзнаменованием уже настоящих «вождей» — так вот, если понимать Наполеона именно так, то становится понятным его культ среди таких людей, как доцент-расчленитель Соколов и напыщенный графоман-«маэстро» Понасенков.
Во-вторых: на примере Наполеона видна истина идеи Гегеля-Маркса об исторической повторяемости: полное своё выражение сущность истории никогда не находит сразу. Сперва она является как трагедия, но полностью и истинно выражается позднее, уже как фарс.
Так и с Наполеоном — точнее, с Наполеонами.
Одиссея Наполеона Бонапарта, пролетевшая как захватывающий роман, и увенчавшаяся таким же романтически-трагическим эпилогом на Св. Елене — имела своё раскрытие и завершение в фарсово-прозаическом Луи Наполеоне III, который был чистейшим образцом беспринципного политического вождя, популиста и авантюриста. По сути, этот племянничек Бонапарта и стал архетипом фашистского «лидера» новейшей истории.
У Наполеона Бонапарта строительство империи ещё было противоречивым — объективно это была экспансия бурно развивавшейся после великой буржуазной Революции французской промышленности — но субъективно Наполеон ещё мыслил свою империю в категориях предыдущей эпохи, это был своего рода романтический, и при этом ещё не распрощавшийся с антиабсолютистскими идеалами революции, империализм. Напротив, у Луи Наполеона — очевидно, в силу развившихся к тому времени общественных, капиталистических по своей сути отношений — сознание уже не расходилось с делом, это был империализм в современном смысле, империализм sans phrase.
Но империализм во главе с диктатором в новейшей истории — это синоним фашизма.
И потому если дядя (Наполеон I) был далёким прототипом фашистского вождя, то племянник (Наполеон III) стал уже архетипом.
#Наполеон #империализм
Во-первых: если считать Наполеона первым образцом прото-фашистского «вождя» — конечно, только обещанием, не исполнением, только зародышем, эскизом, предтечей, предзнаменованием уже настоящих «вождей» — так вот, если понимать Наполеона именно так, то становится понятным его культ среди таких людей, как доцент-расчленитель Соколов и напыщенный графоман-«маэстро» Понасенков.
Во-вторых: на примере Наполеона видна истина идеи Гегеля-Маркса об исторической повторяемости: полное своё выражение сущность истории никогда не находит сразу. Сперва она является как трагедия, но полностью и истинно выражается позднее, уже как фарс.
Так и с Наполеоном — точнее, с Наполеонами.
Одиссея Наполеона Бонапарта, пролетевшая как захватывающий роман, и увенчавшаяся таким же романтически-трагическим эпилогом на Св. Елене — имела своё раскрытие и завершение в фарсово-прозаическом Луи Наполеоне III, который был чистейшим образцом беспринципного политического вождя, популиста и авантюриста. По сути, этот племянничек Бонапарта и стал архетипом фашистского «лидера» новейшей истории.
У Наполеона Бонапарта строительство империи ещё было противоречивым — объективно это была экспансия бурно развивавшейся после великой буржуазной Революции французской промышленности — но субъективно Наполеон ещё мыслил свою империю в категориях предыдущей эпохи, это был своего рода романтический, и при этом ещё не распрощавшийся с антиабсолютистскими идеалами революции, империализм. Напротив, у Луи Наполеона — очевидно, в силу развившихся к тому времени общественных, капиталистических по своей сути отношений — сознание уже не расходилось с делом, это был империализм в современном смысле, империализм sans phrase.
Но империализм во главе с диктатором в новейшей истории — это синоним фашизма.
И потому если дядя (Наполеон I) был далёким прототипом фашистского вождя, то племянник (Наполеон III) стал уже архетипом.
#Наполеон #империализм
К разговорам о «мире в труху».
«Годам к восемнадцати я додумался до
твёрдого убеждения, что вся временная жизнь, как состоящая единственно только из зол и страданий, должна быть поскорее разрушена совершенно и окончательно. Едва успел я дойти до этого собственным умом, как мне пришлось убедиться, что не я один был такого мнения, но что оно весьма обстоятельно развивалось некоторыми знаменитыми немецкими философами. Впрочем, я был тогда отчасти славянофилом и потому хотя допускал, что немцы могут упразднить вселенную в теории, но практическое исполнение этой задачи возлагал исключительно на русский народ, при чём в душе я не сомневался, что первый сигнал к разрушению мира будет дан мною самим».
Это юный Володя Соловьёв (который русский философ) осьмнадцати лет от роду начитался Шопенгауэра.
Вспоминаю другого вьюношу, посовременнее. «Фаланстер», год этак 2018-й, ещё на старомнамоленном месте. Стайка студентов-философов (первый, максимум 2-й курс) крутится у стенда с «философией». И вот особо экзальтированный отрок начинает с жаром уверять небольшую компанию, как ему нравится Шопенгауэр, ах, какое откровение, хочу, говорит, приобрести его 6-томник, у вас есть 6-томник?..
Шеститомника, правда, не оказалось.
Но это не суть. А суть то, что семена иррационалистического зла проросли цветами, которые уже сами плодоносят. (Неудивительно: социальная почва таких цветов зла не только не обеднела, но, напротив, жирно унавожена выросшим за это время империализмом.) И угроза всему живому, жажда разрушения мира из бравады Володи Соловьёва за столетие превратилась в обычную повестку дня.
#империализм #иррационализм #Соловьёв #Шопенгауэр
«Годам к восемнадцати я додумался до
твёрдого убеждения, что вся временная жизнь, как состоящая единственно только из зол и страданий, должна быть поскорее разрушена совершенно и окончательно. Едва успел я дойти до этого собственным умом, как мне пришлось убедиться, что не я один был такого мнения, но что оно весьма обстоятельно развивалось некоторыми знаменитыми немецкими философами. Впрочем, я был тогда отчасти славянофилом и потому хотя допускал, что немцы могут упразднить вселенную в теории, но практическое исполнение этой задачи возлагал исключительно на русский народ, при чём в душе я не сомневался, что первый сигнал к разрушению мира будет дан мною самим».
Это юный Володя Соловьёв (который русский философ) осьмнадцати лет от роду начитался Шопенгауэра.
Вспоминаю другого вьюношу, посовременнее. «Фаланстер», год этак 2018-й, ещё на старом
Шеститомника, правда, не оказалось.
Но это не суть. А суть то, что семена иррационалистического зла проросли цветами, которые уже сами плодоносят. (Неудивительно: социальная почва таких цветов зла не только не обеднела, но, напротив, жирно унавожена выросшим за это время империализмом.) И угроза всему живому, жажда разрушения мира из бравады Володи Соловьёва за столетие превратилась в обычную повестку дня.
#империализм #иррационализм #Соловьёв #Шопенгауэр
Imperialism today.
2.
Далее. Угрозы в адрес Мексики (отправка туда спецназа для «борьбы с наркокартелями») есть не что иное, как заявка на оккупацию страны и установление марионеточного правительства. Да, это наименее реальное намерение из империалистского плана Трампа (многомиллионное и социально активное население Мексики контролировать дивизией спецназа не получится, это не 56 тысяч аборигенов Гренландии), но в политике угрозы часто достаточно, чтоб добиться уступок и лояльности. А этого и хочет Трамп от южного соседа.
Охватив взглядом эти направления империалистской стратегии Трампа, становится ясно — это не случайность, это целый план.
Оккупация Гренландии, возможная потеря суверенитета Канадой обеспечивает США защиту с Севера (напомню, наиболее вероятный маршрут ракет в случае глобального конфликта — именно через Северный полюс). Не забудем и о богатейшем арктическом шельфе. К тому же: аншлюс Гренландии вкупе с лояльным правым правительством в Лондоне превращает всю северную Атлантику во внутренние воды США. Что — при одновременном взятии под контроль Панамского канала — полностью ставит под контроль американцев всю мировую торговлю, весь грузовой трафик. Для чего это США? Во-первых, в интересах грядущего конфликта с Китаем. «Мировая мастерская» в Поднебесной недолго протянет, если не сможет доставить свои поделки потребителям-покупателям. Во-вторых, даже оставляя Китай в стороне, контроль над мировым грузопотоком полностью подчиняет весь мир власти США. Американское правительство сможет ставить свои цены на любые товары других стран — к примеру, ОПЕК+ может делать что угодно, но нефть не летает по воздуху, она доставляется танкерами, и кто контролирует их трафик, тот и командует реальным ценообразованием.
Примеры можно умножить. Но суть ясна. Империализм сегодня на марше.
И чтоб не дать ему раздавить мир своими сапогами, человечество — а для начала интеллектуалы — должны правильно понять исторический момент. Для этого нужен истинный понятийный аппарат. Иными словами: империализм вновь должен быть назван своим истинным именем. Думающим людям во всём мире нужна верная картина мира и мировоззрение, адекватно осмысливающее объективную действительность, её современную империалистическую форму. Дать людям эту картину мира и это мировоззрение — единственная настоящая задача интеллектуалов (если они хотят таковыми быть).
#империализм #Трамп
2.
Далее. Угрозы в адрес Мексики (отправка туда спецназа для «борьбы с наркокартелями») есть не что иное, как заявка на оккупацию страны и установление марионеточного правительства. Да, это наименее реальное намерение из империалистского плана Трампа (многомиллионное и социально активное население Мексики контролировать дивизией спецназа не получится, это не 56 тысяч аборигенов Гренландии), но в политике угрозы часто достаточно, чтоб добиться уступок и лояльности. А этого и хочет Трамп от южного соседа.
Охватив взглядом эти направления империалистской стратегии Трампа, становится ясно — это не случайность, это целый план.
Оккупация Гренландии, возможная потеря суверенитета Канадой обеспечивает США защиту с Севера (напомню, наиболее вероятный маршрут ракет в случае глобального конфликта — именно через Северный полюс). Не забудем и о богатейшем арктическом шельфе. К тому же: аншлюс Гренландии вкупе с лояльным правым правительством в Лондоне превращает всю северную Атлантику во внутренние воды США. Что — при одновременном взятии под контроль Панамского канала — полностью ставит под контроль американцев всю мировую торговлю, весь грузовой трафик. Для чего это США? Во-первых, в интересах грядущего конфликта с Китаем. «Мировая мастерская» в Поднебесной недолго протянет, если не сможет доставить свои поделки потребителям-покупателям. Во-вторых, даже оставляя Китай в стороне, контроль над мировым грузопотоком полностью подчиняет весь мир власти США. Американское правительство сможет ставить свои цены на любые товары других стран — к примеру, ОПЕК+ может делать что угодно, но нефть не летает по воздуху, она доставляется танкерами, и кто контролирует их трафик, тот и командует реальным ценообразованием.
Примеры можно умножить. Но суть ясна. Империализм сегодня на марше.
И чтоб не дать ему раздавить мир своими сапогами, человечество — а для начала интеллектуалы — должны правильно понять исторический момент. Для этого нужен истинный понятийный аппарат. Иными словами: империализм вновь должен быть назван своим истинным именем. Думающим людям во всём мире нужна верная картина мира и мировоззрение, адекватно осмысливающее объективную действительность, её современную империалистическую форму. Дать людям эту картину мира и это мировоззрение — единственная настоящая задача интеллектуалов (если они хотят таковыми быть).
#империализм #Трамп
Передел мира в ходу, и потому розовая либеральная пропаганда времён фукуямовского «конца истории» уже не нужна. Потому Трамп так откровенен: при империализме правит Faustrecht, кулачное право, право «сильного».
Отсюда — даже на уровне идеологии — возврат к предметно-осязаемому, к материи, к территории.
Что ж, таково и поле будущей битвы человечества с империализмом. Битва идей будет идти на земле.
#империализм #Трамп
Отсюда — даже на уровне идеологии — возврат к предметно-осязаемому, к материи, к территории.
Что ж, таково и поле будущей битвы человечества с империализмом. Битва идей будет идти на земле.
#империализм #Трамп