Елена Эргардт - Синяя курица

Не так чтобы очень давно, но и не вчера, прямо скажем, в одном обычном городке случилась история. Необычная, в каком-то смысле невероятная.

Городок был маленький, всего три улицы — Самая Главная, Главная и Не Главная. По этим улицам каждый день спешили обычные люди. Утром спешили на работу, вечером спешили домой. Шли, по сторонам не глядели, ворон не считали. А чего глядеть-то? Три улицы всего. Даже вокзала нет. Да и не нужен он, вокзал-то этот. Шум, копоть, сомнительные желания. А всё необходимое в городке и так имелось — магазин, аптека, шапито.

И вот как-то утром на Не Главной улице, когда все шли-спешили на работу, один старичок опрокинулся на спину. Надо сказать, профессор. И не то чтобы в этом городке никто никогда не падал. Падали, конечно. И на Главной улице, и на Самой Главной. И профессора, и другие ученые степени. Только в этот раз упавший ощутил какое-то беспокойство. Вроде где-то что-то изменилось. Но, как мы помним, утром все шли-спешили, по сторонам не глядели, ворон не считали. И стали, конечно, о старичка спотыкаться и падать. Потом, конечно, стали подниматься, отряхиваться, глазеть по сторонам. Старичка тоже поставили, шляпу натянули, очочки протерли. Тут и обнаружилась причина профессорского беспокойства. На этой, прямо скажем, Не Главной улице, появилось новое слово. На букву, как вы догадались, «мэ». На фронтоне маленького вполне одноэтажного домика, синей краской и довольно-таки небрежно было написано «Мечта». Это в каком-таком смысле? Почему?
— Может, агентство путешествий?
— Вот еще выдумали! У нас и вокзала-то нету!
— Кинотеатр, может?
— Вряд ли — шапито есть уже…
— А может, шаверма? — предположил како-то начитанный мальчик.
— Было бы через «э», — скрипнул упавший профессор и пальчиком воздух ковырнул.

Вдруг дверь домика сама как бы открылась и все увидели листочек, кнопочкой ржавой пришпиленный. Обычный такой в клеточку школьный листочек. А на листочке, понимаете, кто-то лапкой курьей нацарапал: «Входить строго по одному».

Ну, люди, конечно, опять: «Это в каком-таком смысле? Почему? Отчего?»

Продолжение: https://formasloff.ru/2024/01/15/elena-jergardt-sinjaja-kurica/
#формаслов_проза

Я уже показывала своё оформление блока "Капитанской дочки", которая у нас как раз уехала в печать. Но ещё не показывала обложку. 😍

А ещё меня дико радуют отзывы классиков, про приторную размазню особенно... 😅😁

#чегохорошего_дизайны #формаслов

Сергей Баталов // «Грифельная ода»: опыт медленного чтения

Ровно сто лет назад, в 1923 году, Осип Эмильевич Мандельштам закончил работу над стихотворением «Грифельная ода». Михаил Гаспаров считал, что именно этим стихотворением открывается третья — и последняя поэтика Мандельштама, отличающаяся большим количеством метафор повышенной сложности. Трактовка этих произведений до сих пор порождает огромное количество споров среди исследователей. К числу самых «темных» относится и сама «Грифельная ода».

Читать статью: https://formasloff.ru/2024/01/15/sergej-batalov-grifelnaja-oda-opyt-medlennogo-chtenija/

#формаслов_статьи

Литературные итоги 2023 года. Часть II

На вопросы «Формаслова» отвечают Михаил Бутов, Данил Файзов, Валерий Шубинский, Полина Бояркина, Александр Скидан, Евгений Абдуллаев, Валерия Пустовая, Павел Крючков, Майя Кучерская, Владимир Коркунов.

https://formasloff.ru/2024/01/15/literaturnye-itogi-2023-goda-chast-ii/

#формаслов_статьи

Александр Чанцев // Непоправимо и внутри (о книге М. Квадратова «Синдром Линнея»)

Книга Михаила Квадратова, прозаика, поэта и критика, очень похожа на него самого. Она тихая, ненавязчивая и крайне симпатичная. И вызывает эту непроизвольную симпатию не какими-то спецэффектами, а — само так получилось, не могло не получиться.

Читать рецензию: https://formasloff.ru/2024/01/15/aleksandr-chancev-nepopravimo-i-vnutri-o-knige-m-kvadratova-sindrom-linneja/

#формаслов_книги

Александра Колиденко

Подругам

Лена, ты ужасно красивая,
Меня никогда это не обижало.
Счастливые несчастливые:
Мы знали взрослую жалость.
Помнишь, я не носила косу,
Так косматая и ходила.
Ты запускала ладони мне в волосы,
По черепу пальцем водила.
Мы были длинные, юные,
В вельветовых мини лучились,
Хотели быть очень умными,
У тебя вполне получилось.
Эмгэушушница киборг-Настенька,
Самая смелая, сильная, умная.
Занималась логистикой счастья:
Собирали ватагу детскую, шумную,
Летели из Калуги в Гюмри.
Казань, Соловки, Грозный:
Радуйся, радуйся, не умри,
Не поздно.
Потом стало поздно.

Расслабься давай, досчитай до ста.
Давай покидаем тебя с моста.
Ты не умеешь петь,
но красиво держишься у шеста.
Надо лететь,
Но мысль твоя очень проста.
Лови течение, давай плыви.
А я обнимаю коленки свои в крови,
И нечего меряться, c’est la vie,
И вполне окажется по любви.

В отчаянии по коленям
Бьет ракеткой Рублев Андрей.
Живым говорю, как теням:
Увидимся, anyway.
Распустим седые усталые снасти,
Ракетами пальцев утешим коленки.
Увидимся, правда, моя Настя?
Увидимся, правда, моя Ленка.

Синее сердце

Пора бы уже начать шевелиться,
Но я снова окаменела,
Словно сердце мое прекращает биться,
Когда вижу во сне, как мертвые желтые птицы
Оживают на голом столе белом.
Жалко, что нет мела.

В деревне у бабушки жили куры,
Индоутки с надломленными крылами
И семисотая, на самом деле седьмая,
Реинкарнация гуся Максима.
Гусь был единственный,
У него одного было имя, он был любимый.
Пурпурным от гребешков летом, хмуро
кленовая осень подглядывала за нами.
Я никогда не была там в мае,
Но казалось однажды тусила целую зиму.
У меня даже был не особо единственный,
Но у нас одинаковое было имя.
Он был любимый.
В конце августа жирные индоутки
Имитировали полёт вдоль невидимого забора.
Я садилась в поезд.
Я уезжала,
Увозя в чемодане замороженного Максима,
Увозя своё отогретое имя,
Якорь нательный — вернуться следующим летом.
В семнадцать жизнь делится на минутки.
В памяти не остаётся забоя птицы, вообще забоя,
Только Надежда.
Всё начнётся сначала.

Склейка, мне двадцать и все зимы.
Склейка, дочке четыре.
Склейка, я не понимаю в каком моменте
Я что-то важное проморгала.
Дедушка умер, бабушка осталась одна.
От бабушки осталось:
Теплое имя Надя, шарообразная рыба ёж в серванте,
Приведённая дедом когда-то с Кубы.
Плотно сжатые губы.
Вопросы: «кто вы?»,
«Что вы делаете в моем доме?».
«Я всё забыла».
«Я вас не помню».
«Убирайтесь покуда не зарубила».

Остался ковёр на стене, там, где так трудно я засыпала,
Находя в узоре четыре синеньких сердца.
Глядя,
Как славно складываются они в цветочек крестообразно.
Дедушка ненавидел татуировки, маленькая зараза
Нарисовать у него на руке мечтала
Синее сердце, написать внутри сердца «Надя».

Двор запустел, по синей грязи жиже
Ходят два тощих куриных самца и одна самка,
Ощипанная по спине и заду, едва живая,
И никакого гуся Максима.
Курица была единственной.
Оба петуха её всё время любили.

Не то чтобы часто, я этот кошмар вижу:
«Два петуха и одна самка»
Ощипанные, ни одна из птиц не живая.
Спасибо не снится гусь Максим,
Спасибо не снится тот самый любимый.
Лишь тушки в сомнительном изобилии.

Как следует проблевавшись, Саша, готовить начни.
«Суп-лапша» будет более чем уместно.
Отомри, если надо ори, только очнись.
Не бойся того, как шевелится плоть под кожей,
Доберись до синего сердца ножиком.
По любви,
Без любви,
Во имя любви,
Быстро сердце останови.
Так честно.

#формаслов_стихи
#формаслов_видео

Петр Воротынцев // Аборт демократии (о фильме «1993»)

Петр Воротынцев рассказывает о фильме Александра Велединского «1993» (за сюжетную основу режиссер взял роман Сергея Шаргунова). Картина Велединского — умное и честное высказывание о девяностых годах, о времени, когда многие исторические шансы оказались упущенными. Истоки социальных и политических проблем современной России стоит искать в той эпохе и конкретно в октябрьских днях 1993 года.

https://formasloff.ru/2024/01/15/petr-vorotyncev-abort-demokratii-o-filme-1993/

#формаслов_кино

Евгения Бахурова // Носочек

На дворе было самое лучшее, самое чудесное время: преддверие Нового года. Казалось, все улыбались: и бегущие по своим делам люди, и летающие в воздухе снежинки, и бегающие в парке песики, и раскачивающиеся на ветвях снегири и синички.

Только вот одному симпатичному, но очень-очень одинокому маленькому Носочку было не до улыбок, ведь как-то холодным зимним вечером он очутился на улице. Прямо посреди тротуара. Чувствовал он себя совсем потерянным: то ли оттого, что и правда потерялся, то ли от беспомощности. И так ему было страшно, что ему казалось, что он все-все на свете позабыл: кто он и откуда, и где его дом и мама.

Лежал на сверкающем ледяном снегу, мерз и думал:

— Совсем я один, бедный и несчастный… Ничей!.. А хуже всего быть таким: одиноким и никому не нужным! Особенно, в эту чудесную пору…

Потом задумался на секунду и сам у себя спросил:

— А почему в чудесную-то?

Помолчал-помолчал, ниточку, выбившуюся из резинки, потеребил-потеребил, но так и не вспомнил.

— А-а-а-а-а… Хнык-хлю-ю-ю-юп!.. — заплакал он от бессилия.

Читать дальше:  https://formasloff.ru/2024/01/15/evgenija-bahurova-nosochek/

#формаслов_проза #формаслов_детям

Алиса Орлова

***
Нет на небе ни меня
ни места для меня
и не было никогда

только тени на стене
только поезда
галочки на полях
моляр премоляр
след от ремня

не сработала эта ваша анестезия
и так-то было вокруг
все не очень красивое
стало и вовсе синее
все мимо да мимо меня

обессилели
силовые линии
без огня все фигня
только ночные реки и провода
но как-то же жили
выжили как-то да

таблетки

День, девять дней и сорок —
Наш календарь-адвент.
Кошки едят по полтаблетки,
Люди — по две.

Факты записаны на салфетках,
Скрыты в густой траве.
Мама заходит в наши клетки,
Гладит по голове.

#формаслов_стихи

Владислава Васильева // Двенадцать сторон добра (о книге А. Евсюкова «Двенадцать сторон света»)

Александр Евсюков — прозаик, критик и сценарист, завсегдатай страниц толстых литературных журналов и литературных сайтов. Его книга «Двенадцать сторон света» — о маленьких людях русской провинции, дань происхождению (автор родился в г. Щекино Тульской области). И дань близости к Льву Толстому, земляком которого Александр является, ведь Ясная Поляна в Щекинском районе как раз и находится.

Прежде всего — название. Конечно, «часть света» — термин географический и путешествия в книге присутствуют. Но, кроме того, свет — оптическое явление, и автор исследует движения человеческих мыслей и эмоций с той же тщательностью, с какой художник следит за игрой света и тени в течение всех двенадцати месяцев в году или же все то время, пока стрелки часов путешествуют по своим двенадцати делениям. И, возможно, самое главное, Свет — нечто противоположное тьме. Свет как Добро, Принятие, Любовь.

«Двенадцать сторон света» собраны из небольших повестей, рассказов и эссе. В ней рассматриваются важные для себя и для читателей темы: справедливость, месть, прощение, взросление, разочарование и, наоборот, достижение мечты. Показывает нам, как сила и бессилие, правда и обман, вообще человеческая воля — влияют на его судьбу.

Читать полностью: https://formasloff.ru/2024/01/15/vladislava-vasileva-dvenadcat-storon-dobra-o-knige-a-evsjukova-dvenadcat-storon-sveta/

#формаслов_книги

Екатерина Макушина // Драконоборец

Вошли — потянуло сладковатым, щекочущим ноздри запахом дерева и стружки, сухих трав. Глаза привыкали к полумраку медленно, и через прихожую Марк шёл за своим провожатым почти вслепую, толком не увидел, куда повесил куртку и поставил сапоги. Но, когда открылась внутренняя дверь, за ней оказалось почти светло.

За столом у окна сидел мужчина, крепкий, кряжистый, при виде гостей отложивший телефон и пристально взглянувший Марку в лицо пронзительными вишнёво-тёмными глазами. Марк сглотнул, слегка наклоняя голову и стараясь не отвести взгляда.

— А вот и мы, Сергей Иваныч, — провожатый, перекрестившись на киот в углу, шагнул ближе, развёл руками. — Здравствуй!

— Здоров будь, Степаныч, — глубоким, ясным голосом отозвался хозяин. — И кого же это ты мне привёл?

— Как договаривались, — Степаныч переступил с ноги на ногу, — из-под Пскова парень.

— Здрасьте, — нерешительно произнёс Марк.

— Из-под Пскова, говоришь?

Сергей Иваныч коротким жестом поманил Марка ближе. Тот послушно подошёл.

— Хиловат-то под Псковом народец, — Сергей Иваныч покачал головой, — не то раньше было… А ну, нагнись.

Марк наклонился, и пальцы хозяина, узловатые, сильные, проворно оттянули ворот его толстовки вместе с наушниками. Надавив Марку на хребет, он почти уткнулся ему в шею, потянул носом.

— Запаха нечистого нет на тебе. А это что?

Острый ноготь ткнул в водянисто-синий контур чернил. Марк распрямился, потёр шею.

— Руна, для защиты. Говорят, под ней дракон твою сущность не учует.

— Из-за бугра мода? — Сергей Иваныч скривился. — Никакой помощи вам от этих рисулек не будет, только на вас, доверчивых дураках, руки нагреют. А что дракон? — он придвинулся ближе, тёмные глаза заинтересованно блеснули. — Много жертв?

— Да пока вот только пожар, угорели двое, — Марк обхватил ладонью запястье, — и девочка одна, восьми лет, говорила, что ей змей огненный снится. Но у детей ведь воображение ого-го, и разговоров наслушаться могла…

Читать дальше: https://formasloff.ru/2024/01/15/ekaterina-makushina-drakonoborec/

#формаслов_проза