Пост-знакомство для вновь прибывших

🔅Вам с нами будет хорошо, если вы любите книги, стихи и в целом современную литературу!🔅

«Формаслов» — это электронный журнал и издательство. Здесь мы рассказываем о поэтах и прозаиках, кино, искусстве, театре, детской литературе и делимся новостями о том, как живется редакторам и писателям на свете белом.

У нас можно найти:

🍂Рассказы, к примеру, авантюра про котика и фуфломицин, стихи и еще стихи, а также кое-что для семейного чтения.

🍂Интервью с писателями (редактор Павел Крючков объясняет, кого и почему “Новый Мир” печатает, а поэт Дмитрий Воденников говорит о том, как мы все врём и притворяемся)

🍂Отзывы на книги, фильмы и театральные постановки: рецензия на “Степь” Оксаны Васякиной, умные триллеры, опера "Война и мир" Дмитрия Чернякова.

🍂Статьи про искусство, например, портреты детей у Модильяни.

⚡️Для тех, кто пишет, — конкурсы на публикацию в журнале и информация о премиях!⚡️

Купон на скидку в 5% на все книги издательства "Формаслов" для подписчиков канала на Ozon ‼️ TELEGAFORM ‼️ Полный каталог - здесь!

🔥А также — скидки на книги издательства и розыгрыши подарков 🔥

Ольга Балла-Гертман // Это письмо каждому (о романе Ф. Дзядко «Радио Мартын»)

Новый роман Дзядко, повествующий, очень-очень грубо говоря, — о судьбе человека в некотором очень узнаваемом тоталитарном государстве и способах противостояния этому последнему, отражает нынешнюю социальную (и сопутствующую ей эмоциональную, а по большому счёту и антропологическую) ситуацию настолько точно, — с точностью гиперболизированной, доводящей до предела, переходящей за этот предел, — что способен показаться публицистическим высказыванием. Большой ошибки в этом, совсем строго говоря, не будет, — прочитать можно и так, особенно когда в таком прочтении есть потребность и сама реальность, превосходя, по своим обыкновениям, самое смелое воображение, фокусирует взгляд именно таким образом, и вообще — публицистическая, даже сатирическая компонента там несомненно присутствует, и выпуклая радость узнаванья при виде некоторых персонажей читателю гарантирована. (Собственно, так книгу уже и читают: «Герой романа, как это часто бывает в антиутопиях, — гласит предисловие к одному из интервью с автором, — больше не может служить винтиком тоталитарной машины и бросает ей вызов».) Там действительно говорится о противостоянии неправедной власти как одному из обликов зла: «…зло, что сейчас есть в мире, должно закончиться на нас. Радио — наш способ. Точка». (Заметим, кстати, что говорится это только на 231-й странице из 408-ми.) Но если сконцентрироваться на одном только этом, сильного огрубления не миновать; и есть ещё одна опасность: поддавшись соблазну прямого публицистического прочтения, легко упустить из виду собственно литературную, эстетическую природу этого сложного, разнонаправленного, своевольного, а в конечном счёте и таинственного текста.

#формаслов_книги

Екатерина Воробьева

Гора из сахара

Привет. Это Эва. Она идет гулять. Мама кричит:
— Эва! Надень варежки.
Эва ищет варежки. Где они? Спрятались.
Наверное, они под столом? Нет, там только папины ноги. Папины ноги в тапочках.
— Эва, — кричит мама, — пора!
Эва ползет к пианино. На пути железная дорога. Класс. Нажать на кнопочку, паровоз поехал. Хорошего путииии.
— Эва, — папа поднимает очки. — Мне кажется, тебя ждет мама.
Эва видит варежку. Вон ее синяя мордочка. Ура!
Нет, это мамин носок.
Алоэ в горшке расцвело. Клаассс! Нет, это Эва прилепила цветочек вчера. Красиво.
А за окном много белого. Манной каши? Неет. Листов бумаги? Неет. Горы сахара? Даа!
— Эва! Ты где?
Эва притаилась за занавеской. Эвы нету. Эва хочет съесть гору сахара.

— Эва, — мама садится на коленки. — Эва! Когда ты убегаешь от мамы, это нехорошо.
Эва думает. Не хорошо — это когда больно. А есть горы сахара — это хорошо, это вкусно.
— Мама, ням-ням, — говорит Эва.

Эва на улице, щиплет нос. Холодно? Неет. Это сахарная вата садится на нос. Эва высовывает язык. Вата мокрая, ее много.
Мама достает Эву из коляски:
— Смотри, мы сейчас покачаемся.
Эва на качелях. Хлопья сахара вверх-вниз, вверх-вниз.

Эва прикасается к горе. К горе из сахара. Ух, холодная. И мягкая.
Эва мнет сахар. Ух ты! Катышки.

Эва кладет катышек в рот. Во рту холодно, зубкам больно. Это не сахар!
Эва плачет. Она хочет на ручки.

Мама говорит с Эвой.
— Эва, это не сахар. Это снег. Смотри.
Мама кладет снег на ладошку, а он тает. Как сахар на блинчике.

Мама надевает варежки. Ее пальчикам тепло. Эвиным пальчикам холодно. Она греет их о мамины щеки. И шею!
— Эва, — говорит мама, — где же твои варежки?

Эва дома. Папа. Эва видела стооолько сахара!
— Папа! Ням-ням, — говорит Эва.
Папины ноги на кухне. Пятки — оп — оторвались от тапок и обратно. Как Эва на качелях. Папа что-то достал с верхней полки.
У папы в руках бутылочка.
— Эва, пора пить молоко и ложиться спать.

Эва в кроватке. Вокруг много белого. Манной каши? Неет. Листов бумаги — неет. Сахара? Эвины глазки закрываются. Эва засыпает. На подушечной горе. А рядом, на горе из сахара засыпают ее варежки. Варежки Эвы.

 #формаслов_проза #формаслов_детям

Анна Орлицкая: «Утонченный юноша в кофейне может оказаться лишь маской, под которой прячется смерть»

— Аня, в твоих стихах есть атмосфера напряженного ожидания чего-то, что, может быть, не сбудется. Часы, календарь, поседевшие васильки — все это отзывается печалью какого-то несоответствия заданным мерам. Скажи, что для тебя время? Оно гнетет или отпускает на волю?

— В некотором смысле время — это то, что создает нашу память, а память — то, что создает нашу личность, то есть, в конечном счете, то, что мы есть. Идея времени для меня действительно очень важна. Время всегда с нами, всегда вокруг нас, как воздух, при этом мы зачастую не можем относиться к нему нейтрально, не замечать его. Я бы сказала, что необратимость и неотменимость времени, а также ограниченность нашего существования в его мире не дают мне покоя. Мне часто кажется, что я тороплюсь и при этом теряю время зря. Но возможно ли существование вне времени или где-то, где оно течет по иным законам? В материальном мире, с моей точки зрения, определенно нет, но в творчестве можно поразмышлять над такими альтернативами. Над тем, как время идет в наших мыслях, ожиданиях, в умозрительных мирах и как оно соотносится с материальным временем нашей жизни — ведь именно в мыслях мы нередко пытаемся от него спрятаться, и, хотя такие попытки объективно ничего не меняют, мы почему-то продолжаем это делать, и это придуманное нами для самих себя умозрительное время интересно исследовать.

Так что время для меня, пожалуй, в первую очередь источник тревоги и беспокойства и уже после — объект интереса и любопытства, но любопытства осторожного, какое проявляешь к чему-то опасному, например, к стихии, перед лицом которой ты ничтожно мал.

Читать интервью полностью: https://formasloff.ru/2023/04/15/anna-orlickaja-utonchennyj-junosha-v-kofejne/

#формаслов_беседы
#интервью

Магнитный момент // Татьяна Панова

Золотое облако

Сема стоял возле окна и разглядывал улицу. Несмотря на ранний час, по асфальтовым дорожкам куда-то бежали люди, носились и громко лаяли собаки, а старичок в зимнем пальто кормил голубей.
Над соседним домом застыли два серых облака. Они напомнили Семе подушки из бабушкиного дома. Бабушка всегда говорила, что чем толще подушка, тем она сытнее, а от этого и сны вкуснее.
Сема не понимал, что это значит. У него всегда были яркие и веселые сны.
Вскоре Семе наскучило изучать улицу. Он уже хотел пойти порисовать, когда заметил странное золотистое облако. Оно пряталось за соснами в парке, а теперь выплыло и показалось людям. Облако постоянно меняло форму. Сначала походило на гигантского кота, потом превратилась в толстого тюленя, а следом обернулось огромной птицей. Птицу эту тормошил ветер, и она то и дело теряла перья, похожие на осенние листья.
Сема зажмурился. Вдруг ему это кажется? Откуда у облака перья? Да, еще и золотые?
Побежал мальчик к родителям и первым делом застал у входной двери папу. Тот собирался на работу и ворчал, что не может найти ключи от машины.
— Пап, а зачем золотой пух с неба падает? — спросил мальчик.
Папа замер, нащупал ключи во внутреннем кармане куртки и рассмеялся.
— Выдумщик ты, Сема. Не бывает такого. Ступай завтракать, а мне пора.
Сема обиделся.
— Сейчас сам увидишь. Только выгляни в окно.
К счастью, картинка в небе не изменилась, и золотистые хлопья опускались на серые от пыли дорожки и дома.
— Странно. Может это облако-сеятель? — предположил папа.
— А что оно сеет? — спросил Сема.
— Не знаю, сынок. Это я просто так сказал, не подумал. Видимо, это какое-то атмосферное явление. Позже в новостях напишут. Все, я убежал.
Папа поцеловал сына в макушку и рванул в коридор.
Сема продолжил смотреть на удивительное облако и не сразу заметил, как к нему подошла мама.
— Что тут у вас за секреты, Семушка? — мама держала в руках кастрюльку и взбивала сливки для пирога.
Когда она увидела золотое облако, то рука ее замерла.
— Вот это да! Облако мечты!
Сема округлил глаза.
— Ого! Расскажи, что это такое, — мальчик потянул маму за рукав платья.
Мама отставила кастрюльку в сторону и подошла так близко к окну, что коснулась лбом стекла. На окне тут же появилось нежное облачко пара.
— В детстве я слышала сказку, — тихо произнесла мама, — как будто раз в несколько лет к людям прилетает необычное облако. Оно живет на золотой горе, там, где ночует солнце.
— И что оно делает это облако? Кто тебе рассказал эту сказку? — поинтересовался Сема.
— Это не совсем сказка, — ответила мама, — мне ее рассказала бабушка, твоя прабабушка Фаня. Живут люди на земле, дышат солнцем, но многим все равно тепла не хватает. Сердца их замерзают. Люди злятся, горюют. И вот прилетает золотое облако, сбрасывает пух на землю. Пух падает на деревья, дома, людей. Сердца людей смягчаются, и грусть уходит…
Мама замолчала и всхлипнула.
— Почему ты плачешь? Тебе грустно? Хочешь, я сбегаю на улицу и принесу тебе немного золотого пуха? — предложил Сема.
Мама покачала головой и вновь взяла в руки кастрюльку со сливками.
— Плачу я от радости, сынок. Не видела я золотое облако с детства. Тогда мне было лет девять, и я крепко поссорилась с лучшей подругой Катей Осокиной. Мы неделю не разговаривали, а когда увидели облако, то тут же помирились.
— Но я сейчас ни с кем не ругался, — вздохнул Сема, — что ж теперь мне от золотого облака никаких чудес?
Мама улыбнулась.
— Так папа же нашел ключи. Чем не чудо?
— Ага, чудо… — пробурчал себе под нос Сема, — так это для папы чудо. Не для меня.
Мама ушла на кухню, что-то тихо напевая. Золотистые хлопья опускались на землю и тут же исчезали, растворяясь в воздухе.

Читать полностью:

#формаслов_проза #формаслов_детям

Наконец на нас снизошло тепло. Подступает пышная летняя жизнь, с ее солнцем, цветением, дачами и вечерними разговорами в беседках, окаймленных жужжанием комаров. Разговоры в этом году, как и в прошлом, будут полны мрачных ожиданий, ужаса от новостей, но еще — утешения от того, что есть рядом люди, похожие на нас. Люди, с которыми можно двигаться даже через огненный абсурд обстоятельств. В конце концов, именно ради этого ощущения «Формаслов» был придуман и продолжает выходить. №83!

В поэзии:
Ид Рис // Линия Мажино
Елена Дьякова // Непристойное слово «свобо…»
Сергей Гонцов // Как движение кометы
Ерог Зайцвė // бог снимает меня

В прозе:
Елена Сафронова // Личный рай
Дмитрий Дедюлин // Листья-стрелы
Галина Калинкина // Когда все ещё живы
Галина Озёрина // Так совпало

В детлите:
Надежда Шемякина // Неправильная комета
Екатерина Москалева // Слоновод
Елена Семёнова // Подари мне чайник-слон
Яна-Мария Курмангалина // Сказки мирного времени

В #светской_жизни:
🌱Интервью с Сергеем Беляковым (беседовал Борис Кутенков)
🌿Рецензия Анны Маркиной на роман Евгения Кремчукова «Волшебный хор»
☘️Заметки Анны Харлановой о поездке в Индию
🍀Ольга Балла — о романе Дмитрия Гаричева «Lakinsk project»
🍃Михаил Щерб — о поэтической книге Алены Бабанской «Медведи средней полосы»
🌱В рубрике #буквенный_сок Михаил Квадратов и Егор Фетисов — об особенностях прозы Роберта Вальзера, Алекса Тарна и Сергея Лёвина
🌿В рубрике #ПолетРазборов стихи Кирилла Шубина и Артемия Семичаевского и рецензии на них Евгении Риц, Светланы Богдановой, Ольги Балла, Валерия Шубинского

В #театре_и_кино:
🌵Авторская колонка Сергея Левина: Киноскоп // Кино неочевидное. Или не очень видное?
🌼Статья Елены Янушевской о спектакле ко дню рождения Владимира Высоцкого в театре «Сфера»

Поздравляем авторов и редакцию с новым номером!

Номер в течение месяца будет доступен на главной странице сайта: www.formasloff.ru . А обо всех материалах расскажем подробнее здесь, на канале. Оставайтесь с нами!

Елена Дьякова

Лето восемьдесят четвертое

Паноптикум перенесен
И транспарант перелицован,
Но длится обморочный сон
В хрустальном, гипсовом, свинцовом.
И дело даже не в Самом,
А что-то распаялось в схеме,
И телевизорным бельмом
На нас поглядывает время.
В какие впишешься полки?
Каким порадуешь коленцем?
Считай в буфете медяки,
Считай пророка отщепенцем.
Считай на улице ворон.
Считай на лекции сексотов
В эпоху пышных похорон,
В эпоху страшных анекдотов.


***

Спасибо всем за сказку «Теремок».
За примеси угара и мороза.
Животный миф. Ритмическая проза.
Беспамятный, двухлетний говорок.
За крепкий коммунальный кипяток.
За хриплый крик в магнитофонных лапах.
За братство ощетиненное слабых.
За то, что лес огромен и жесток.
Спасибо, что держали на руках
до разума… Спасибо, что успели
до золотой рождественской метели,
до книксена в хрустальных каблуках.
…За транспортную драповую тьму,
за топи под асфальтовою стланью,
за то, что я на выдохе пойму,
как Родина уходит в подсознанье,
как сызмальства скрежещут — вдалеке
от оперного трезвого трезвучья —
на древнем рукопашном языке
кириллицы растерзанные крючья…

#формаслов_стихи

Елена Сафронова // Личный рай

Игоря Николаевича, председателя комитета по делам отцов и детей Государственной Думы, долбанул инсульт прямо в кабинете, на рабочем месте.

Тело его еще только сползало с кресла в стиле «ампир» (небольшая прихоть высокопоставленного чиновника, вывезенная самолетом прямиком из салона пожилого носатого антиквара, в десятом поколении владеющего миленькой лавочкой на Монмартре), лысеющая голова еще билась в мелких противных конвульсиях о тумбу письменного стола из карельской березы (вывезенного прямиком из краеведческого музея одного заполярного городишки и диссонировавшего с креслом — но у антиквара не нашлось стола под седалище в стиле «ампир»), но ощущения Игоря Николаевича уже раздвоились. С изумлением он констатировал, что, наряду с удушьем и непреодолимой тяжестью в голове — которые стремительно «гаснут»! — осязает невиданную легкость, едва ли не крылатость! Такая же метаморфоза произошла и со зрением: подслеповатые глаза Игоря Николаевича еще созерцали пластиковый квадрат окна и тускнеющее с краев, точно съеживающееся, зимнее небо, но параллельно с этим с молодой зоркостью и яркостью он видел свою мешковатую фигуру, неловко провалившуюся между массивным креслом и громоздким столом. Фигура лежала неудобно, в спину ей давили геометрически правильные узоры кресла, но это внешнее воздействие Игоря Николаевича совершенно не беспокоило.

На столе зажужжал внутренний телефон. Ни телу, ни самому Игорю Николаевичу нечем было снять трубку. Поэтому на вызов — не иначе, от секретарши — никто не ответил. И она всунула в кабинет свою симпатичную мордашку:

— Игорь Николаевич, с вами все в порядке? Мне показалось, что-то упа… Ой, мамочки!.. — завизжала секретарша. Увидела, значит, Игоря Николаевича на полу. С места, где она стояла, прикинул Игорь Николаевич, ей было видно пустое кресло и ботинки, неловко торчащие вбок. Но несуразности этой картинки хватило, чтобы понять, какого рода неприятность стряслась в кабинете начальника.

Поднялась суматоха. Причитая, секретарша пробежала сквозь Игоря Николаевича к его столу — прежде он не разрешал персоналу, даже Лизочке, несмотря на их развернутые и многофункциональные отношения, пользоваться своими девайсами. Но теперь он не мог возразить Лизочке, а главное — его нисколько не волновало, что она схватила трубки сразу двух телефонов, пожонглировала ими в волнении, определилась с порядком звонков и первым делом по городскому вызвала «скорую», а вторым по внутреннему — начальника службы безопасности. Его, как выяснилось, в нынешнем состоянии уже ничего не волновало. Состояние было убедительно приятным — сладость отсутствия физической оболочки, ранее никогда не испытанная Игорем Николаевичем, довлела всему его существу. Пораскинув мозгами… а были ли у него теперь мозги? Нет — только способность думать! — Игорь Николаевич сделал несложный вывод: что его нынешнее состояние уместно называть «бестельем». В бестелье было хорошо.

Читать полностью

#формаслов_проза

Хотим рассказать о творческом проекте "Смородина", который объединяет людей, любящих прекрасное во всех его проявлениях.

Вы писатель, художник, поэт, а, может быть, музыкант? А, может, давно планировали снять коротметражку, но не могли найти сценариста или художника? Или хотите поделиться своим творчеством? А, может, вам нужен совет? Любите книги, хорошую авторскую музыку или стихи? Тогда "Смородина" подарит вам приятную творческую атмосферу.

Присоединяйтесь и ищите однодумцев!

Рецензия Анны Маркиной на книгу Евгения Кремчукова «Волшебный хор»

Новый роман Евгения Кремчукова, вышедший в «Альпине», в завязке своей не сложен. Главный герой, Дмитрий Баврин, узнает об аресте друга детства, Михаила Протасова. Интрига, скажем прямо, не нова, но работает, сколько ее не объезжай, безупречно: виновен персонаж или нет — будет, действительно, интересно узнать. Этот сюжетный крючок, заботливо привинченный в прихожей романа, словно бы приглашает читателя оставить все лишнее и с любопытством расположиться в гостях у книги. Использовать такого рода крючки современное массовое искусство умеет, вспомним недавние сериалы «Лестница», «Отыграть назад», «Защищая Джейкоба» и др., которые тоже начинаются с ареста и представляют собой судебные драмы с попыткой разобраться — где правда и что произошло на самом деле. Но в «Волшебном хоре», во-первых, важен повод для возбуждения дела: Протасов — учитель истории, и его обвиняют в оправдании нацизма, а во-вторых, как бы это странно ни прозвучало, итоговый ответ на вопрос «виновен ли?» оказывается менее значимым, чем все остальное.

Преступление, которое приписывают Протасову, становится поводом для глубокого разговора о болезненных вещах. Разговора, который в сегодняшней России почти не возможен. Проследовать дорогой общественной памяти о Великой Отечественной войне, сохраняя уважение к этой памяти и при этом — допуская подлинную свободу высказывания — мало кому удастся, это как идти по минному полю. Здесь нужно обладать природной деликатностью, отвагой и масштабом слуха, который вычленяет самые разные голоса и ноты, при этом не допускает фальши. У Кремчукова, безусловно, все эти качества есть. Комментарии на городских форумах, статьи в газетах, суждения главного героя и его знакомых об уголовном деле, из которого публике не озвучено ни единого факта, — воспроизведены с большой правдоподобностью. Общественное мнение сразу и бесповоротно начинает крениться в сторону виновности Протасова. Сопротивляться давлению этой махины становится практически невозможно. И Баврин, и почти все его окружение  заранее смиряются: дыма без огня не бывает, а государственная система априори права. Собственно, таково развитие сюжета — Баврин ведет медленное расследование, сотканное из неверия в невиновность друга и верности прошлым отношениям. Похоже, что он ищет сам себе оправдания за отказ от дружбы, за свою более рациональную и счастливую жизнь, на фоне которой судьба Протасова кажется менее устроенной. Особенно пронзительными выглядят беседы Баврина с сыном Егоркой, одним из немногих, кто готов защищать «дядю Мишу». «Ты сидишь себе ровно на своих воспоминаниях о давней дружбе, а в неудобном настоящем ничего делать не хочешь…» — укоряет отца школьник. Это голос безусловной любви, на которую способен ребенок или подросток, но которая теряется у большинства взрослых за бесконечными «но», «всякое бывает», «люди меняются»…

Читать полностью

#формаслов_критика