🇺🇦💣👩🏻🦰🗯 #репортаж #война #чернигов #опыт
Мама, я не хочу, чтобы это продолжалось. Прекратите | Лилия Яппарова смогла попасть в Чернигов прямо перед тем, как он оказался в полной изоляции от мира. Вот что она там увидела
В очередях за хлебом и водой от обстрелов погибли уже 18 человек (российское Минобороны свою причастность к гибели этих людей отрицает). «Сейчас будем проезжать место, где моего товарища убило, — говорит Владимир. — Он возле этого магазина в очереди стоял. И туда прилетел осколок».
Обстреливали и черниговский роддом. Снаряд приземлился прямо во внутреннем дворе, раскрошив бордюр; сидевшие в этот момент в бомбоубежище под зданием роженицы почувствовали, как задрожали стены. Жена Владимира Ольга в момент попадания снаряда гладила в отделении белье.
Когда синие «жигули» добираются до роддома, Ольга выходит встречать Владимира на улицу. Она плачет. В последние сутки не проходили звонки — и Ольга решила, что с Владимиром могло что-то случиться. (Неделю назад черниговчанка узнала о гибели своего отца, который перед этим точно так же перестал выходить на связь; о его смерти — с опозданием в три дня — Ольге сообщили соседи мужчины, наконец дозвонившиеся из обстреливаемой Новоселовки.)
Под обстрел дома попали сразу после полудня 3 марта; погибли 47 человек.
Взрывами вырвало стеклопакеты и выжгло квартиры. Обшивку с торца дома № 15 как будто срезали. На втором этаже находилась спальня: взрослая кровать с колыбелью в ногах (все это теперь видно с улицы, потому что панели отвалились). На четвертом этаже вслед за стеной упала и боковая стенка шкафа: одежда в нем и даже торчащий из шкафа галстук выглядят так, словно огонь до них не добрался. С восьмого на седьмой этаж свисает электрическая плита, она держится на одном электрическом проводе.
11 марта черниговцы Юлия и Александр решились выбраться в город, чтобы найти работающую аптеку. Во время обстрела они оказались «посередине длинной девятиэтажки» на улице Черновола, 13.
«Мне попало куда-то, — Юлия перенесла операцию на легком; она говорит отрывисто. — Начало отнимать руки, ноги. Сильно оглушило. А муж надо мной кричал: „Зая, не умирай!“ А я просто смотрела на небо. И думала за дочь. Потому что тела уже просто не чувствовала. Просто смотрела в небо — и у меня уже ничего не болело: „Вот она, смерть“. А еще думала, что сейчас проснусь — и ничего нету, все хорошо. Но это не так».
17 марта на улице Пирогова — в 10 минутах ходьбы от места, где под обстрел попала Юлия, — насмерть ранило 85-летнего черниговца Виктора Бичека.
«Мы с ним шли в [первую городскую] больницу зарядить его телефон, — вспоминает Лариса Примакова, с которой Бичек жил много лет. — И оно как засвистит! На меня навалилась сзади какая-то женщина — или упала, или подвернула ногу, но прямо мне на спину легла. А Витя стоит! Надо ж ложиться — а он стоит. Думал, что оно мимо прожужжит, — а его волна сбила. И в правом боку ему вырезало дырку. Размером — как чашка глубокая».
Главное городское кладбище сейчас находится в зоне боевых действий, и горожан хоронят под табличками на севере Чернигова, в Яловщинском лесу. Траншеи, куда помещают гробы, выкапывают экскаватором. Следы от его колес можно использовать как дорожки между могилами; никаких других ориентиров здесь нет.
Пожилая пара, склонившаяся над журналом учета умерших, на мгновение словно приободряется. 22 марта им сообщили, что их сына, военнослужащего, привезли сюда — в морг при Черниговской областной больнице, куда они тут же приехали. Но ведущая записи санитарка Елена не может найти нужную фамилию.
«Спокойно, у меня такого солдата нет, — повторяет Елена. — Я же смотрю. Я все имена помню на слух! У меня последние военные были 17 числа. После 17-го у меня военных не было».
Мать на полшага отступает от стола санитарки. Отец продолжает изучать журнал. «Он мог и раньше быть… — спокойно бормочет себе под нос мужчина — и вдруг натыкается на собственную фамилию; через секунду он уже с горьким стоном произносит: — А вот же — Бойчук Александр Гаврилович!»
Мама, я не хочу, чтобы это продолжалось. Прекратите | Лилия Яппарова смогла попасть в Чернигов прямо перед тем, как он оказался в полной изоляции от мира. Вот что она там увидела
В очередях за хлебом и водой от обстрелов погибли уже 18 человек (российское Минобороны свою причастность к гибели этих людей отрицает). «Сейчас будем проезжать место, где моего товарища убило, — говорит Владимир. — Он возле этого магазина в очереди стоял. И туда прилетел осколок».
Обстреливали и черниговский роддом. Снаряд приземлился прямо во внутреннем дворе, раскрошив бордюр; сидевшие в этот момент в бомбоубежище под зданием роженицы почувствовали, как задрожали стены. Жена Владимира Ольга в момент попадания снаряда гладила в отделении белье.
Когда синие «жигули» добираются до роддома, Ольга выходит встречать Владимира на улицу. Она плачет. В последние сутки не проходили звонки — и Ольга решила, что с Владимиром могло что-то случиться. (Неделю назад черниговчанка узнала о гибели своего отца, который перед этим точно так же перестал выходить на связь; о его смерти — с опозданием в три дня — Ольге сообщили соседи мужчины, наконец дозвонившиеся из обстреливаемой Новоселовки.)
Под обстрел дома попали сразу после полудня 3 марта; погибли 47 человек.
Взрывами вырвало стеклопакеты и выжгло квартиры. Обшивку с торца дома № 15 как будто срезали. На втором этаже находилась спальня: взрослая кровать с колыбелью в ногах (все это теперь видно с улицы, потому что панели отвалились). На четвертом этаже вслед за стеной упала и боковая стенка шкафа: одежда в нем и даже торчащий из шкафа галстук выглядят так, словно огонь до них не добрался. С восьмого на седьмой этаж свисает электрическая плита, она держится на одном электрическом проводе.
11 марта черниговцы Юлия и Александр решились выбраться в город, чтобы найти работающую аптеку. Во время обстрела они оказались «посередине длинной девятиэтажки» на улице Черновола, 13.
«Мне попало куда-то, — Юлия перенесла операцию на легком; она говорит отрывисто. — Начало отнимать руки, ноги. Сильно оглушило. А муж надо мной кричал: „Зая, не умирай!“ А я просто смотрела на небо. И думала за дочь. Потому что тела уже просто не чувствовала. Просто смотрела в небо — и у меня уже ничего не болело: „Вот она, смерть“. А еще думала, что сейчас проснусь — и ничего нету, все хорошо. Но это не так».
17 марта на улице Пирогова — в 10 минутах ходьбы от места, где под обстрел попала Юлия, — насмерть ранило 85-летнего черниговца Виктора Бичека.
«Мы с ним шли в [первую городскую] больницу зарядить его телефон, — вспоминает Лариса Примакова, с которой Бичек жил много лет. — И оно как засвистит! На меня навалилась сзади какая-то женщина — или упала, или подвернула ногу, но прямо мне на спину легла. А Витя стоит! Надо ж ложиться — а он стоит. Думал, что оно мимо прожужжит, — а его волна сбила. И в правом боку ему вырезало дырку. Размером — как чашка глубокая».
Главное городское кладбище сейчас находится в зоне боевых действий, и горожан хоронят под табличками на севере Чернигова, в Яловщинском лесу. Траншеи, куда помещают гробы, выкапывают экскаватором. Следы от его колес можно использовать как дорожки между могилами; никаких других ориентиров здесь нет.
Пожилая пара, склонившаяся над журналом учета умерших, на мгновение словно приободряется. 22 марта им сообщили, что их сына, военнослужащего, привезли сюда — в морг при Черниговской областной больнице, куда они тут же приехали. Но ведущая записи санитарка Елена не может найти нужную фамилию.
«Спокойно, у меня такого солдата нет, — повторяет Елена. — Я же смотрю. Я все имена помню на слух! У меня последние военные были 17 числа. После 17-го у меня военных не было».
Мать на полшага отступает от стола санитарки. Отец продолжает изучать журнал. «Он мог и раньше быть… — спокойно бормочет себе под нос мужчина — и вдруг натыкается на собственную фамилию; через секунду он уже с горьким стоном произносит: — А вот же — Бойчук Александр Гаврилович!»
Meduza
Мама, я не хочу, чтобы это продолжалось. Прекратите
В конце марта российская армия пообещала снизить свою активность на черниговском направлении. Это обещание стало одним из главных итогов переговоров России и Украины в Стамбуле. Тем не менее сам Чернигов (который лежит на пути российских войск к Киеву) уже…
👱🏻♀️🗯🇺🇦 #опыт #война #мотыжин #жертвывойны #зверстваоккупантов
«Вы герои нашей деревни — нашего Мотыжина!»
Какой была семья Ольги Сухенко, убитая во время оккупации Киевской области
2 апреля вооруженные силы Украины вернули контроль над Киевской областью. После этого весь мир увидел ужасающие фотографии и видео с телами убитых мирных жителей. Среди них опознали старосту села Мотыжин Ольгу Сухенко, ее мужа и сына, которых похитили из их дома 23 марта.
Когда 24 февраля началась война, 25-летний Александр Сухенко и его девушка Дарья Беленицына приехали из Киева к его родителям Ольге и Игорю Сухенко в Мотыжин, село в 50 километрах от столицы. «Мы верили и надеялись, что будет спокойно», — писала 25 марта девушка в своем инстаграме. Судя по ее постам в соцсетях, девушка эвакуировалась в Винницкую область в начале второй недели марта, в это время недалеко от Мотыжина уже шли бои. В селе остались Александр и его родители.
Как пишет «Укринформ», 23 марта в дом семьи Сухенко приехали российские военные. В своем посте от 25 марта Дарья Беленицына рассказывает, что с ними разговаривал Александр, и они показались ему «человечными». Военных было около десяти человек, они обыскали дом и угнали машину. В тот же день они забрали Ольгу и Игоря Сухенко, пообещав Александру, что «никого не будут трогать», сообщил спустя два дня после похищения родственник семьи.
Зампред Киевского областного совета Татьяна Семенова 26 марта рассказывала, что сначала военные хотели забрать только Ольгу, но ее муж настоял, что поедет с ней. Еще через шесть часов российские военные вернулись за сыном. «Соседи уже слышали технику у двора, очевидно, забрали и Александра», — говорил родственник семьи Сухенко.
Кроме них, в плен взяли еще 20 жителей Мотыжина. «Есть подозрение, что в селе действовал предатель, который выдал оккупантам местонахождение руководителя и активных крестьян», — рассказывала в интервью Семенова.
С того момента никто не знал, что происходит с семьей главы села и где они находятся. Киево-Святошинская окружная прокуратура начала расследование по факту похищения.
«Когда я сказала Саше, что он сделал все, чтобы им гордились и попросила покинуть село, он лишь ответил “Я не хочу, чтобы мной гордились. Я просто делаю все, что могу для победы”, — писала Дарья Беленицына после похищения. — Он уже победил, он мой Герой. Я хочу вернуть его и родителей. Людей, которые достойны наград, а не плена».
На 38-й день войны, когда российские войска отступили и ВСУ вернули контроль над Киевской областью, бойцы украинского мусульманского батальона «Крым» нашли тела семьи Сухенко и других жителей села. Ольгу и Александра обнаружили в братской могиле, а Игоря в колодце.
«Мне не хватит слов и сил, чтобы описать то, что чувствую я и вся наша семья, — написала Дарья. — Вы причинили боль, которую не унять, не простить».
«Вы герои нашей деревни — нашего Мотыжина!»
Какой была семья Ольги Сухенко, убитая во время оккупации Киевской области
2 апреля вооруженные силы Украины вернули контроль над Киевской областью. После этого весь мир увидел ужасающие фотографии и видео с телами убитых мирных жителей. Среди них опознали старосту села Мотыжин Ольгу Сухенко, ее мужа и сына, которых похитили из их дома 23 марта.
Когда 24 февраля началась война, 25-летний Александр Сухенко и его девушка Дарья Беленицына приехали из Киева к его родителям Ольге и Игорю Сухенко в Мотыжин, село в 50 километрах от столицы. «Мы верили и надеялись, что будет спокойно», — писала 25 марта девушка в своем инстаграме. Судя по ее постам в соцсетях, девушка эвакуировалась в Винницкую область в начале второй недели марта, в это время недалеко от Мотыжина уже шли бои. В селе остались Александр и его родители.
Как пишет «Укринформ», 23 марта в дом семьи Сухенко приехали российские военные. В своем посте от 25 марта Дарья Беленицына рассказывает, что с ними разговаривал Александр, и они показались ему «человечными». Военных было около десяти человек, они обыскали дом и угнали машину. В тот же день они забрали Ольгу и Игоря Сухенко, пообещав Александру, что «никого не будут трогать», сообщил спустя два дня после похищения родственник семьи.
Зампред Киевского областного совета Татьяна Семенова 26 марта рассказывала, что сначала военные хотели забрать только Ольгу, но ее муж настоял, что поедет с ней. Еще через шесть часов российские военные вернулись за сыном. «Соседи уже слышали технику у двора, очевидно, забрали и Александра», — говорил родственник семьи Сухенко.
Кроме них, в плен взяли еще 20 жителей Мотыжина. «Есть подозрение, что в селе действовал предатель, который выдал оккупантам местонахождение руководителя и активных крестьян», — рассказывала в интервью Семенова.
С того момента никто не знал, что происходит с семьей главы села и где они находятся. Киево-Святошинская окружная прокуратура начала расследование по факту похищения.
«Когда я сказала Саше, что он сделал все, чтобы им гордились и попросила покинуть село, он лишь ответил “Я не хочу, чтобы мной гордились. Я просто делаю все, что могу для победы”, — писала Дарья Беленицына после похищения. — Он уже победил, он мой Герой. Я хочу вернуть его и родителей. Людей, которые достойны наград, а не плена».
На 38-й день войны, когда российские войска отступили и ВСУ вернули контроль над Киевской областью, бойцы украинского мусульманского батальона «Крым» нашли тела семьи Сухенко и других жителей села. Ольгу и Александра обнаружили в братской могиле, а Игоря в колодце.
«Мне не хватит слов и сил, чтобы описать то, что чувствую я и вся наша семья, — написала Дарья. — Вы причинили боль, которую не унять, не простить».
Журнал «Холод»
«Вы герои нашей деревни — нашего Мотыжина!»
Какой была семья Ольги Сухенко, убитая во время оккупации Киевской области
🙇🏼♀️🗯💣 #опыт #война #историиукраинок #жертвывойны
«Я просила Бога умереть быстро». Семнадцатилетняя девушка из Мариуполя — про голод, страх и фильтрационный лагерь
В подвале мы видели разные ужасы. У людей заканчивались продукты, они превращались в зверей. Были готовы убить друг друга за глоток воды.
Еду не из чего было готовить, воду добывали из льда и снега.
Люди подвергались безумной опасности, когда выходили наружу — на них летели осколки, куски построек, камни.
Однажды перед нашей дверью в подвал разорвалась мина. Дыра была такая большая, казалось, словно кто-то глубоко копнул. Мы думали, что нас засыпет, здание уже начало разрушаться. Боялись, чтобы подвал не стал нашей братской могилой.
На десятый день пребывания там у нас остался один кусочек хлеба. Он был размером с мой кулачок. Мы делили его четыре раза. Свой кусочек я не смогла съесть, потому что мы очень долго голодали. Он был со мной очень долго. Я боялась, что все кончится, и не будет даже его.
Люди между собой ссорились, скандалили, кого-то пытались выгнать из подвала, чтобы на один рот было меньше. Там не было доброты, только тьма, и мы уже чувствовали запах смерти.
Так продолжалось 12 дней.
Однажды отец сказал: «Или мы умрем от голода, или нас засыплет, или нас просто убьют». Российские солдаты ходили по подвалам, проверяли, кто там сидит, бросали бомбы. Когда к нам стучали, мы не отвечали.
В один из дней мы услышали от соседей, что можно уехать на Мелекино. У папы были старенькие, разбитые обломками от построек и стекла, «Жигули». Мы даже не знали, заведется ли машина, но она тронулась. Мы ехали под обстрелами, «Градами». Продолжались бои, а у нас была одна цель: выжить, выбраться из этого ада.
Доехали почти до Мелекино, там стоял пост «ДНР». Понимали, что вернуться назад не сможем, а дальше ехать не хотели: если не убили там, то убьют здесь, для врага мы ничто, просто мишень.
Нас остановили на блокпосту, спросили на место регистрации. «Мариупольские? Вам направо».
Куда это, «направо», мы не знали. Оттуда нас направляли дальше и дальше. Так постепенно сформировалась большая колонна из автомобилей и даже людей, шедших пешком.
Потом военные «ДНР» сказали ехать «вниз». Мы тронулись, а они просто стреляли по машинам и людям.
Еще тогда же в Ялте была «денационализация»: солдаты ходили по домам, искали «националистов», «фашистов», как они говорят. Людей увозили в неизвестном направлении, кого-то убивали.
Фильтрация устроена так: у них есть блокпост. Туда заезжает машина, где проверяют каждый карман, бардачок, багажник, каждую сумку. У людей — одежду, и все, что под ней. Мужчин раздевают на улице возле машин. Ищут татуировки, какие-то отметины, одним словом, «националистов».
Они просто ходили, разговаривали между собой, обсуждали женщин, которых замучили.
Я слышала разговоры между ними:
«А тот непрошедший, куда ты его дел?» — спрашивал один другого.
«Да расстрелял. Человек 10, может больше. Не считаю, надоело уже».
Один мужчина, проходивший фильтрацию, вышел с огромными, испуганными глазами. Его трясло. Он говорил, что был жестокий допрос, его избивали. Его жену так и не отпустили.
У меня взяли паспорт, увидели, что мне 17. Я им не понравилась, вроде бы слишком молодо выглядела, а они как раз искали каких-то юных девушек.
Меня вытолкали оттуда.
Фемлинк
«Я просила Бога умереть быстро». Семнадцатилетняя девушка из Мариуполя — про голод, страх и фильтрационный лагерь
В подвале мы видели разные ужасы. У людей заканчивались продукты, они превращались в зверей. Были готовы убить друг друга за глоток воды.
Еду не из чего было готовить, воду добывали из льда и снега.
Люди подвергались безумной опасности, когда выходили наружу — на них летели осколки, куски построек, камни.
Однажды перед нашей дверью в подвал разорвалась мина. Дыра была такая большая, казалось, словно кто-то глубоко копнул. Мы думали, что нас засыпет, здание уже начало разрушаться. Боялись, чтобы подвал не стал нашей братской могилой.
На десятый день пребывания там у нас остался один кусочек хлеба. Он был размером с мой кулачок. Мы делили его четыре раза. Свой кусочек я не смогла съесть, потому что мы очень долго голодали. Он был со мной очень долго. Я боялась, что все кончится, и не будет даже его.
Люди между собой ссорились, скандалили, кого-то пытались выгнать из подвала, чтобы на один рот было меньше. Там не было доброты, только тьма, и мы уже чувствовали запах смерти.
Так продолжалось 12 дней.
Однажды отец сказал: «Или мы умрем от голода, или нас засыплет, или нас просто убьют». Российские солдаты ходили по подвалам, проверяли, кто там сидит, бросали бомбы. Когда к нам стучали, мы не отвечали.
В один из дней мы услышали от соседей, что можно уехать на Мелекино. У папы были старенькие, разбитые обломками от построек и стекла, «Жигули». Мы даже не знали, заведется ли машина, но она тронулась. Мы ехали под обстрелами, «Градами». Продолжались бои, а у нас была одна цель: выжить, выбраться из этого ада.
Доехали почти до Мелекино, там стоял пост «ДНР». Понимали, что вернуться назад не сможем, а дальше ехать не хотели: если не убили там, то убьют здесь, для врага мы ничто, просто мишень.
Нас остановили на блокпосту, спросили на место регистрации. «Мариупольские? Вам направо».
Куда это, «направо», мы не знали. Оттуда нас направляли дальше и дальше. Так постепенно сформировалась большая колонна из автомобилей и даже людей, шедших пешком.
Потом военные «ДНР» сказали ехать «вниз». Мы тронулись, а они просто стреляли по машинам и людям.
Еще тогда же в Ялте была «денационализация»: солдаты ходили по домам, искали «националистов», «фашистов», как они говорят. Людей увозили в неизвестном направлении, кого-то убивали.
Фильтрация устроена так: у них есть блокпост. Туда заезжает машина, где проверяют каждый карман, бардачок, багажник, каждую сумку. У людей — одежду, и все, что под ней. Мужчин раздевают на улице возле машин. Ищут татуировки, какие-то отметины, одним словом, «националистов».
Они просто ходили, разговаривали между собой, обсуждали женщин, которых замучили.
Я слышала разговоры между ними:
«А тот непрошедший, куда ты его дел?» — спрашивал один другого.
«Да расстрелял. Человек 10, может больше. Не считаю, надоело уже».
Один мужчина, проходивший фильтрацию, вышел с огромными, испуганными глазами. Его трясло. Он говорил, что был жестокий допрос, его избивали. Его жену так и не отпустили.
У меня взяли паспорт, увидели, что мне 17. Я им не понравилась, вроде бы слишком молодо выглядела, а они как раз искали каких-то юных девушек.
Меня вытолкали оттуда.
Фемлинк
hromadske.ua
«Я просила Бога умереть быстро». Семнадцатилетняя девушка из Мариуполя — про голод, страх и фильтрационный лагерь
Светловолосая девушка в венке из красных маков. Украинский костюм, бусы и в руках бандура. Такой семнадцатилетняя Мария Вдовиченко была на многих довоенных фото. До недавнего времени она вместе с семьей жила в Мариуполе, была президентом школы, училась играт
🪖💣 #зверстваоккупантов #геноцид #опыт
«Концлагерь Ягодное». Россияне целый месяц держали в подвале все село
Двери в подвале школы села Ягодное стали символом ада, который пришлось пережить местным жителям. На них они отмечали дни, которые здесь провели. Справа писали фамилии людей, которые тут же умерли, слева — фамилии тех, кого оккупанты расстреляли. По сути, украинцы провели месяц в российском концентрационном лагере.
В подвал согнали всех жителей села — около 350 человек. Оккупанты объясняли, что таким образом их спасают. «Нам сказали, что мы должны идти в подвал, потому что будут наступать “бандеры”, и мы должны от них спасаться», — вспоминает Таисия Петровна.
«Из села всех людей свезли туда: и лежачих, и ходячих. И тех, кто не мог ходить, увезли. Всех», — говорит еще одна жительница Ягодного, Тамара Андреевна.
От дома Галины до школы — несколько десятков шагов. Женщина соглашается показать, где их содержали целый месяц. К боковому входу ведет лестница: в начале оккупации здесь было открыто, но потом дверь заколотили.
Другой выход из подвала ведет на задний двор школы. Снаружи на дверях надпись «Осторожно, дети». Среди 350 удерживаемых здесь на протяжении месяца действительно были дети — 65 мальчиков и девочек, среди них и младенцы.
«Детки те визжат, кричат. А что, его не переодеть, не подмыть», — говорит Тамара Андреевна. Сама женщина в подвале была с внуком. Вспоминает, что первое время их кормили двумя ложками каши. «Дочка с мальчиком ела, а я с внучком. Так я так ковырну для вида, а то дитя, думаю, чтобы съело. Мальчик съел и говорит: “Бабушка, я еще есть хочу, я не наелся”. Знаете, как страшно, когда ребенку нечего есть дать?» — со слезами на глазах вспоминает женщина.
«Мы на ведра в туалет ходили. 360 человек. Вы думаете, что это такое?» — говорит Тамара Андреевна.
В подвале не хватало воздуха, было тяжело дышать. «Без кислорода мы теряли сознание. У нас люди умирали».
В конце концов оккупанты разрешили сделать отверстия в стенах, чтобы хоть немного поступал воздух, а к вечеру иногда позволяли выходить во двор школы подышать. Иногда такие прогулки завершались стрельбой.
«Как не слушаем, не заходим, потому что воздуха хочется, потому что жарко было и не могли надышаться — так как начинают стрелять в воздух, то мы давимся, падаем и убегаем в подвал», — вспоминает Тамара Андреевна.
Так, черниговские следователи рассказали, что оккупанты расстреляли женщину, которая возмущалась, что в ее доме складывали тела погибших российских военных. И она не единственная из местных, кого убили захватчики.
«Соседа нашего расстреляли, 30 лет парню. Ни за что. Прямо во дворе он был, когда они приехали. Расстреляли и все», — рассказывает пенсионерка Галина.
Каждый подобный случай жители Ягодного пытались фиксировать. Рядом с дверью на выходе из подвала до сих пор остались фамилии с датами смерти, слева — те, кого убили.
Когда после подвала жители села вернулись в свои дома — те были разграблены. «Забрали все, что могли. От трусов с носками до драгоценностей и техники», — рассказывает Светлана. В подтверждение женщина приглашает в свою квартиру: она кроме повреждений от артобстрелов пострадала и от мародеров. Пол усыпан вещами, которые оккупанты выбрасывали из шкафов.
В соседнем дворе жители показывают разбитую технику, которую мародеры из российской армии не смогли вывезти.
Фемлинк
«Концлагерь Ягодное». Россияне целый месяц держали в подвале все село
Двери в подвале школы села Ягодное стали символом ада, который пришлось пережить местным жителям. На них они отмечали дни, которые здесь провели. Справа писали фамилии людей, которые тут же умерли, слева — фамилии тех, кого оккупанты расстреляли. По сути, украинцы провели месяц в российском концентрационном лагере.
В подвал согнали всех жителей села — около 350 человек. Оккупанты объясняли, что таким образом их спасают. «Нам сказали, что мы должны идти в подвал, потому что будут наступать “бандеры”, и мы должны от них спасаться», — вспоминает Таисия Петровна.
«Из села всех людей свезли туда: и лежачих, и ходячих. И тех, кто не мог ходить, увезли. Всех», — говорит еще одна жительница Ягодного, Тамара Андреевна.
От дома Галины до школы — несколько десятков шагов. Женщина соглашается показать, где их содержали целый месяц. К боковому входу ведет лестница: в начале оккупации здесь было открыто, но потом дверь заколотили.
Другой выход из подвала ведет на задний двор школы. Снаружи на дверях надпись «Осторожно, дети». Среди 350 удерживаемых здесь на протяжении месяца действительно были дети — 65 мальчиков и девочек, среди них и младенцы.
«Детки те визжат, кричат. А что, его не переодеть, не подмыть», — говорит Тамара Андреевна. Сама женщина в подвале была с внуком. Вспоминает, что первое время их кормили двумя ложками каши. «Дочка с мальчиком ела, а я с внучком. Так я так ковырну для вида, а то дитя, думаю, чтобы съело. Мальчик съел и говорит: “Бабушка, я еще есть хочу, я не наелся”. Знаете, как страшно, когда ребенку нечего есть дать?» — со слезами на глазах вспоминает женщина.
«Мы на ведра в туалет ходили. 360 человек. Вы думаете, что это такое?» — говорит Тамара Андреевна.
В подвале не хватало воздуха, было тяжело дышать. «Без кислорода мы теряли сознание. У нас люди умирали».
В конце концов оккупанты разрешили сделать отверстия в стенах, чтобы хоть немного поступал воздух, а к вечеру иногда позволяли выходить во двор школы подышать. Иногда такие прогулки завершались стрельбой.
«Как не слушаем, не заходим, потому что воздуха хочется, потому что жарко было и не могли надышаться — так как начинают стрелять в воздух, то мы давимся, падаем и убегаем в подвал», — вспоминает Тамара Андреевна.
Так, черниговские следователи рассказали, что оккупанты расстреляли женщину, которая возмущалась, что в ее доме складывали тела погибших российских военных. И она не единственная из местных, кого убили захватчики.
«Соседа нашего расстреляли, 30 лет парню. Ни за что. Прямо во дворе он был, когда они приехали. Расстреляли и все», — рассказывает пенсионерка Галина.
Каждый подобный случай жители Ягодного пытались фиксировать. Рядом с дверью на выходе из подвала до сих пор остались фамилии с датами смерти, слева — те, кого убили.
Когда после подвала жители села вернулись в свои дома — те были разграблены. «Забрали все, что могли. От трусов с носками до драгоценностей и техники», — рассказывает Светлана. В подтверждение женщина приглашает в свою квартиру: она кроме повреждений от артобстрелов пострадала и от мародеров. Пол усыпан вещами, которые оккупанты выбрасывали из шкафов.
В соседнем дворе жители показывают разбитую технику, которую мародеры из российской армии не смогли вывезти.
Фемлинк
hromadske.ua
«Концлагерь Ягодное». Россияне целый месяц держали в подвале все село
Новости в Украине и мире. Чрезвычайные новости сегодня. Все новости дня. Общество и культура. Политические, экономические, спортивные новости. Читайте на Общественном | hromadske.ua
🙇🏼♀️🗯🇺🇦 #опыт #историиукраинок #жертвывойны
«В моей душе — тоже дыра от русского снаряда». История жительницы Бучи, потерявшей все
Катя Бородина родом из Донецка. В 2014 году началась ее «донецкая история», которую она называет «вынужденным бегством» и «личной трагедией». Тогда она не по своей воле оказалась отрезанной от семьи. Жила в Одессе, Киеве, бывала во Львове и Черновцах. Общалась на русском, работала в сфере IT, вышла замуж и вместе с мужем стала строить будущее, в которое неожиданно ворвалась война. Их квартира в Буче разгромлена и разграблена, в стене — дыра от снаряда.
Наша квартира была нашей мечтой. Я с 16 лет жила в общежитии, потом в съемных комнатах и квартирах. Мой муж — тоже. Мы постепенно поднимались по карьерной лестнице, двигались вперед.
После переезда в Киев начали присматривать жилье в Буче. Наш город, а также Ирпень и Гостомель, показались нам наиболее ухоженными и инфраструктурно развитыми пригородами.
Если вы когда-то жили в съемных квартирах, то знаете, какова настоящая стоимость каждой чашки, миски и даже половника, купленного в свое собственное жилье. Они — золотые.
15 месяцев назад мы с мужем заехали в нашу долгожданную квартиру в Буче. Покупали красивые тарелки, выращивали базилик и орегано на лоджии, собирали детскую кроватку перед рождением дочери Полины.
Я обожала свою кухню и особенно духовку, изощрялась в выпечке чизкейков, экспериментировала со специями и начинками для пирогов.
Помню первое утро после роддома, помню, что ела на завтрак. Помню, как Полина впервые доползла из гостиной в спальню. Помню зимние снежные метели, и как мы наблюдали за снежинками у окна.
Сейчас наш мир — это несколько вещей в чемоданах из старой жизни. Мужу удается планировать и действовать. Я просто плыву по течению, живу прошлым, ежедневно просматривая старые фотографии.
А россия ежедневно ведет полномасштабную войну на территории моего большого дома, моей родной страны. Своими грязными «братскими» руками убивает детей, молодых парней, пугает до смерти женщин, заставляет стариков вновь чувствовать это липкое, до боли знакомое чувство страха.
13 марта моему мужу исполнилось 30 лет, нашей дочери — 9 месяцев. Мы ничего не отмечали. Открыли чат нашего дома в Буче, а там посыпались первые сообщения о том, что все квартиры во всех шести домах нашего жилого комплекса разграблены (в Украину Катя и ее семья не возвращались после начала войны, — ред.).
Надежды нет. Взламывали двери абсолютно в каждой квартире.
Я гуляла с ребенком на улице, когда увидела первые фото. «Радуюсь», что дочь не видела моих эмоций в тот момент, потому что меня охватили ужас и оцепенение. Из рассказов я знала, что может быть на этих фотографиях, но все равно накрыл неописуемый страх.
В этот день муж понял, что все проведенные месяцы в море перечеркнуты, все планы на осуществление мечты о маленьком доме с садом превратились в пыль. В январе мы ездили смотреть дом под Ирпенем, который хотели купить. Деньги на него мы оставили в квартире (но получилось, что они дождались не нас).
Сейчас в квартире дыра от снаряда — пробита внешняя стена. Выбиты окна, повреждена система отопления, газа, водопроводные трубы. В моей душе — тоже дыра от русского снаряда.
У нас украли все ценные вещи и технику. Унесли все наши сбережения, которые мы откладывали на покупку дома. В нашей постели спали русские солдаты. Сковороду, на которой я жарила на кокосовом масле плантаны с арабскими специями, измазали русскими консервами русские солдаты. Детская кроватка, на которой крепко спала моя дочь, разломана русскими солдатами.
Матрас. Мы выбирали его и лежали на каждом. Я тогда была беременна. Даже схватки проживала на этом матрасе. Я хочу его сжечь, если он там. Потому что русские солдаты наверняка на нем спали.
Каждая папка в нашей квартире, каждая коробка, каждый пакет перерыты. Нет ничего, кроме грязи, смрада, вони. Нет ничего, кроме моей ненависти.
«В моей душе — тоже дыра от русского снаряда». История жительницы Бучи, потерявшей все
Катя Бородина родом из Донецка. В 2014 году началась ее «донецкая история», которую она называет «вынужденным бегством» и «личной трагедией». Тогда она не по своей воле оказалась отрезанной от семьи. Жила в Одессе, Киеве, бывала во Львове и Черновцах. Общалась на русском, работала в сфере IT, вышла замуж и вместе с мужем стала строить будущее, в которое неожиданно ворвалась война. Их квартира в Буче разгромлена и разграблена, в стене — дыра от снаряда.
Наша квартира была нашей мечтой. Я с 16 лет жила в общежитии, потом в съемных комнатах и квартирах. Мой муж — тоже. Мы постепенно поднимались по карьерной лестнице, двигались вперед.
После переезда в Киев начали присматривать жилье в Буче. Наш город, а также Ирпень и Гостомель, показались нам наиболее ухоженными и инфраструктурно развитыми пригородами.
Если вы когда-то жили в съемных квартирах, то знаете, какова настоящая стоимость каждой чашки, миски и даже половника, купленного в свое собственное жилье. Они — золотые.
15 месяцев назад мы с мужем заехали в нашу долгожданную квартиру в Буче. Покупали красивые тарелки, выращивали базилик и орегано на лоджии, собирали детскую кроватку перед рождением дочери Полины.
Я обожала свою кухню и особенно духовку, изощрялась в выпечке чизкейков, экспериментировала со специями и начинками для пирогов.
Помню первое утро после роддома, помню, что ела на завтрак. Помню, как Полина впервые доползла из гостиной в спальню. Помню зимние снежные метели, и как мы наблюдали за снежинками у окна.
Сейчас наш мир — это несколько вещей в чемоданах из старой жизни. Мужу удается планировать и действовать. Я просто плыву по течению, живу прошлым, ежедневно просматривая старые фотографии.
А россия ежедневно ведет полномасштабную войну на территории моего большого дома, моей родной страны. Своими грязными «братскими» руками убивает детей, молодых парней, пугает до смерти женщин, заставляет стариков вновь чувствовать это липкое, до боли знакомое чувство страха.
13 марта моему мужу исполнилось 30 лет, нашей дочери — 9 месяцев. Мы ничего не отмечали. Открыли чат нашего дома в Буче, а там посыпались первые сообщения о том, что все квартиры во всех шести домах нашего жилого комплекса разграблены (в Украину Катя и ее семья не возвращались после начала войны, — ред.).
Надежды нет. Взламывали двери абсолютно в каждой квартире.
Я гуляла с ребенком на улице, когда увидела первые фото. «Радуюсь», что дочь не видела моих эмоций в тот момент, потому что меня охватили ужас и оцепенение. Из рассказов я знала, что может быть на этих фотографиях, но все равно накрыл неописуемый страх.
В этот день муж понял, что все проведенные месяцы в море перечеркнуты, все планы на осуществление мечты о маленьком доме с садом превратились в пыль. В январе мы ездили смотреть дом под Ирпенем, который хотели купить. Деньги на него мы оставили в квартире (но получилось, что они дождались не нас).
Сейчас в квартире дыра от снаряда — пробита внешняя стена. Выбиты окна, повреждена система отопления, газа, водопроводные трубы. В моей душе — тоже дыра от русского снаряда.
У нас украли все ценные вещи и технику. Унесли все наши сбережения, которые мы откладывали на покупку дома. В нашей постели спали русские солдаты. Сковороду, на которой я жарила на кокосовом масле плантаны с арабскими специями, измазали русскими консервами русские солдаты. Детская кроватка, на которой крепко спала моя дочь, разломана русскими солдатами.
Матрас. Мы выбирали его и лежали на каждом. Я тогда была беременна. Даже схватки проживала на этом матрасе. Я хочу его сжечь, если он там. Потому что русские солдаты наверняка на нем спали.
Каждая папка в нашей квартире, каждая коробка, каждый пакет перерыты. Нет ничего, кроме грязи, смрада, вони. Нет ничего, кроме моей ненависти.
hromadske
«У моїй душі — теж дірка від російського снаряда». Історія мешканки Бучі, яка втратила все
Катя Бородіна родом із Донецька. У 2014 році почалася її «донецька історія», яку вона називає «вимушеною втечею» та «особистою трагедією». Тоді вона не з власної волі виявилася відрізаною від сім'ї. Жила в Одесі, Києві, бувала у Львові та Чернівцях. - Читайте…
🙆♀️🗯🇺🇦💣 #опыт #азовсталь #мариуполь #жертвывойны
"Женщинам обещали прислать головы мужей." Истории тех, кто вырвался из "Азовстали"
Катя:
Если честно, мы уже несколько раз потеряли надежду, что выйдем. Там фактически уже нет завода, его стерли с лица земли, остались только убежища, и то некоторые уже завалены.
Мы прятались там почти два месяца. Там же бункеры, они крепкие, они вроде как должны были выдержать бомбы. Но потом сомкнулось кольцо вокруг нас – этого никто не ждал.
Говорят, что в "Азовстали" оставались еще люди, около 200 человек. Но я не могу точно сказать. Потому что мы в бункере сидели, никого не видели.
Света там не было. Водой и едой нам помогали наши украинские военные, они откапывали какие-то разбомбленные склады, в последние дни приносили уже свои пайки.
То, что мы видели в городе, когда выезжали – это просто коробки, и в середине огромные черные дыры. Там нет домов.
При выезде была очень серьезная проверка. Нас раздевали, проверяли шрамы, татуировки, в трусы к женщинам заглядывали. Проверяли все рюкзаки, полностью выворачивали, проверяли телефоны, все переписки читали.
Женщинам, у которых были знакомые военные или в полиции, угрожали, говорили, что их найдут, обещали присылать головы мужей в коробках.
Надежда, 18 лет
Еду нам приносили военные. В последний месяц они отдавали нам свою еду и воду, сами ели один раз в день, если получалось, если не получалось – вообще не ели.
Ходили к нам в гости, проведывали нас, они очень хорошие. Мы им очень благодарны и очень хотим, чтоб их оттуда забрали. Там очень много погибших и раненых военных, которых надо забрать. Из медикаментов ничего нет, там умирают люди, просто истекают кровью.
Там еще осталось мирных около 200 человек и 30 детей.
Нас вывезли за территорию завода наши военные, передали русским военным и повезли в село Безыменное. С завода нас сопровождали Красный крест и ООН, мы им тоже благодарны.
По дороге нас поселили в лагерь, там нас обыскивали, проверяли телефоны. Я переживаю, что, скорее всего, в моем телефоне сейчас какая-то прослушка. Смотрели на наличие татуировок, шрамов.
Задавали провокационные вопросы. Это даже не вопросы, а утверждения были: "Вас били?" Хотели наговорить на наших военных. Но у них ничего не получилось.
С женами военных очень плохо общались, называли их проститутками, подстилками. Только потому, что мы едем в Украину.
"Женщинам обещали прислать головы мужей." Истории тех, кто вырвался из "Азовстали"
Катя:
Если честно, мы уже несколько раз потеряли надежду, что выйдем. Там фактически уже нет завода, его стерли с лица земли, остались только убежища, и то некоторые уже завалены.
Мы прятались там почти два месяца. Там же бункеры, они крепкие, они вроде как должны были выдержать бомбы. Но потом сомкнулось кольцо вокруг нас – этого никто не ждал.
Говорят, что в "Азовстали" оставались еще люди, около 200 человек. Но я не могу точно сказать. Потому что мы в бункере сидели, никого не видели.
Света там не было. Водой и едой нам помогали наши украинские военные, они откапывали какие-то разбомбленные склады, в последние дни приносили уже свои пайки.
То, что мы видели в городе, когда выезжали – это просто коробки, и в середине огромные черные дыры. Там нет домов.
При выезде была очень серьезная проверка. Нас раздевали, проверяли шрамы, татуировки, в трусы к женщинам заглядывали. Проверяли все рюкзаки, полностью выворачивали, проверяли телефоны, все переписки читали.
Женщинам, у которых были знакомые военные или в полиции, угрожали, говорили, что их найдут, обещали присылать головы мужей в коробках.
Надежда, 18 лет
Еду нам приносили военные. В последний месяц они отдавали нам свою еду и воду, сами ели один раз в день, если получалось, если не получалось – вообще не ели.
Ходили к нам в гости, проведывали нас, они очень хорошие. Мы им очень благодарны и очень хотим, чтоб их оттуда забрали. Там очень много погибших и раненых военных, которых надо забрать. Из медикаментов ничего нет, там умирают люди, просто истекают кровью.
Там еще осталось мирных около 200 человек и 30 детей.
Нас вывезли за территорию завода наши военные, передали русским военным и повезли в село Безыменное. С завода нас сопровождали Красный крест и ООН, мы им тоже благодарны.
По дороге нас поселили в лагерь, там нас обыскивали, проверяли телефоны. Я переживаю, что, скорее всего, в моем телефоне сейчас какая-то прослушка. Смотрели на наличие татуировок, шрамов.
Задавали провокационные вопросы. Это даже не вопросы, а утверждения были: "Вас били?" Хотели наговорить на наших военных. Но у них ничего не получилось.
С женами военных очень плохо общались, называли их проститутками, подстилками. Только потому, что мы едем в Украину.
Украинская правда
“Женщинам обещали прислать головы мужей.” Истории тех, кто вырвался из “Азовстали”
За два месяца войны Мариуполь стал новым символом борьбы за Украину. Вопреки постоянным атакам, блокаде и боям в городе бойцы “Азова” и морской пехоты героично продолжают держать оборону.
🗯🇺🇦🪖#опыт #жертвывойны #зверстваоккупантов #херсон
«Имущество вывозят на «Камазах», насилуют даже девочек 11 лет». Исповедь жителей оккупированного Херсона
В Херсоне я работаю волонтером. Мы получаем много сообщений о кражах в квартирах. В одном из сел российские военные силой забирали у местных транспорт. Иногда машины возвращали, иногда нет. Были и случаи, когда подъезжал «Камаз» с солдатами, всю семью выставляли из дома на улицу, а бытовую технику выносили (стиральные машины, пылесосы, фены, чуть ли не вытяжки), дружно грузили в машину и вывозили. После этого в поселке начались избиения местных жителей. В селе на северо-востоке Херсонской области двух девчонок изнасиловали: одной 11 лет, второй — 14. Соседи их семьи говорят, что это сделали кадыровцы. В то же время мужчин и женщин в подвалах били. Их не допрашивали и не пытали, это был просто выплеск агрессии — били, чтобы бить.
Неделю назад одного жителя Херсона, который выезжал из оккупированного города, на одном из российских блокпостов остановили и стали досматривать. В том числе осматривали содержимое рюкзаков и сумок. В одной из сумок они нашли забытые там с зимы перчатки и украинский флаг. Это была неосторожность этого человека. Он просто забыл заглянуть в этот карман. Этот флаг стал красной тряпкой для них. Они стали обыскивать машину, чуть ли не снимая обшивку, людей раздевали до трусов, постоянно избивали, причем били по внутренним органам, в районе почек. Задавали провокационные вопросы типа «Как относишься в Российской Федерации?» И любой не удовлетворяющий их ответ был поводом бить сильнее.
Еще в середине или начале марта в Херсоне беременную девушку на улице остановил российский патруль. По ее словам, в составе патруля была и женщина. Начали проверять карманы, в телефоне нашли ее переписку с другом, который служит в вооруженных силах Украины. Из-за того, что она общается с военным, ее затолкали в машину, отвезли с мешком на голове в какое-то здание, где долго допрашивали и пытали. Пытала и избивала именно женщина, что очень сильно удивляет. А мужчины угрожали изнасилованием. Потом ее просто выкинули из машины со словами «скажи спасибо, что жива осталась».
9 мая в Парке Славы в Херсоне был лжемитинг в честь дня победы, и в тот же парк выходили херсонцы с желтыми ленточками на груди как символ протеста против оккупации. Всех этих людей увезли в неопределенном направлении, некоторые из них до сих пор не вернулись домой.
8 мая они начали строить сцену на главной площади, повесили свой флаг, поставили колонку и включили российские песни про день победы. Это было ужасно. Херсонцы собирались провести митинг «Херсон це Украина», но не смогли из-за большого количества вооруженных военных. Это все выглядело очень странно: люди сидят в своих квартирах и боятся выйти из дома в то время, как на главной площади звучат эти песни. 9 мая было какое-то действо, один их херсонских политиков махал на сцене красным флагом, привезли каких-то людей с георгиевскими лентами из Крыма для массовки, они ходили по улицам и поздравляли друг друга с праздником. В Херсоне всегда отмечали день победы и возлагали цветы, но такого «праздника», как в тот день устроили, никогда не было.
«Имущество вывозят на «Камазах», насилуют даже девочек 11 лет». Исповедь жителей оккупированного Херсона
В Херсоне я работаю волонтером. Мы получаем много сообщений о кражах в квартирах. В одном из сел российские военные силой забирали у местных транспорт. Иногда машины возвращали, иногда нет. Были и случаи, когда подъезжал «Камаз» с солдатами, всю семью выставляли из дома на улицу, а бытовую технику выносили (стиральные машины, пылесосы, фены, чуть ли не вытяжки), дружно грузили в машину и вывозили. После этого в поселке начались избиения местных жителей. В селе на северо-востоке Херсонской области двух девчонок изнасиловали: одной 11 лет, второй — 14. Соседи их семьи говорят, что это сделали кадыровцы. В то же время мужчин и женщин в подвалах били. Их не допрашивали и не пытали, это был просто выплеск агрессии — били, чтобы бить.
Неделю назад одного жителя Херсона, который выезжал из оккупированного города, на одном из российских блокпостов остановили и стали досматривать. В том числе осматривали содержимое рюкзаков и сумок. В одной из сумок они нашли забытые там с зимы перчатки и украинский флаг. Это была неосторожность этого человека. Он просто забыл заглянуть в этот карман. Этот флаг стал красной тряпкой для них. Они стали обыскивать машину, чуть ли не снимая обшивку, людей раздевали до трусов, постоянно избивали, причем били по внутренним органам, в районе почек. Задавали провокационные вопросы типа «Как относишься в Российской Федерации?» И любой не удовлетворяющий их ответ был поводом бить сильнее.
Еще в середине или начале марта в Херсоне беременную девушку на улице остановил российский патруль. По ее словам, в составе патруля была и женщина. Начали проверять карманы, в телефоне нашли ее переписку с другом, который служит в вооруженных силах Украины. Из-за того, что она общается с военным, ее затолкали в машину, отвезли с мешком на голове в какое-то здание, где долго допрашивали и пытали. Пытала и избивала именно женщина, что очень сильно удивляет. А мужчины угрожали изнасилованием. Потом ее просто выкинули из машины со словами «скажи спасибо, что жива осталась».
9 мая в Парке Славы в Херсоне был лжемитинг в честь дня победы, и в тот же парк выходили херсонцы с желтыми ленточками на груди как символ протеста против оккупации. Всех этих людей увезли в неопределенном направлении, некоторые из них до сих пор не вернулись домой.
8 мая они начали строить сцену на главной площади, повесили свой флаг, поставили колонку и включили российские песни про день победы. Это было ужасно. Херсонцы собирались провести митинг «Херсон це Украина», но не смогли из-за большого количества вооруженных военных. Это все выглядело очень странно: люди сидят в своих квартирах и боятся выйти из дома в то время, как на главной площади звучат эти песни. 9 мая было какое-то действо, один их херсонских политиков махал на сцене красным флагом, привезли каких-то людей с георгиевскими лентами из Крыма для массовки, они ходили по улицам и поздравляли друг друга с праздником. В Херсоне всегда отмечали день победы и возлагали цветы, но такого «праздника», как в тот день устроили, никогда не было.
The Insider
«Имущество вывозят на «Камазах», насилуют даже девочек 11 лет». Исповедь жителей оккупированного Херсона
С начала марта Херсон находится под оккупацией российских войск. Из города выехали около половины жителей, а из области — каждый пятый. Те, кто остался, сначала выходили на митинги в поддержку Украины. Но затем оккупационные войска устроили террор. Местные…
💬🇺🇦🤰🏻 #историиукраинок #опыт #мариуполь
Женщина рассказала, как на 8 месяце беременности с семьей пешком уходила из Мариуполя
Когда в дом семьи прилетела ракета, женщина чудом уцелела. Тогда семья решила покинуть город.
Жители Мариуполя Екатерина, ее муж Роман, мать и младший брат были вынуждены идти 15 км пешком под обстрелами, чтобы спастись от российских оккупантов.
"Жена была на 8 месяце беременности, когда все это началось. Она никуда не хотела ехать, потому что надеялась, что это все скоро пройдет", - рассказал муж Екатерины Роман Склянко.
Однако российские военные ежедневно уничтожали город. Центр Мариуполя беспощадно бомбили российские самолеты.
"Наши военные, которые там остались - это невероятные силачи".
Екатерина Склянко рассказала, что она редко спускалась в подвал, поскольку его в их доме не было. А когда она шла в другие бомбоубежища, то слышала там только слова о смерти. Когда у семьи закончилась еда и вода, Роман был вынужден ходить в поисках хоть чего-нибудь съедобного.
"Когда говорят о трупах на улицах, то для нас это было обыденностью. Я ходил и это было для меня обыденностью. В последние дни я уже не обращал на это внимания", — поделился мужчина.
Когда в дом семьи прилетела ракета, Екатерина чудом уцелела. Тогда семья решила пешком уходить из города. Они прошли 15 км. Их сначала никто не согласился подвезти, однако впоследствии нашлись люди, которые посадили их в автомобиль.
Женщина рассказала, как на 8 месяце беременности с семьей пешком уходила из Мариуполя
Когда в дом семьи прилетела ракета, женщина чудом уцелела. Тогда семья решила покинуть город.
Жители Мариуполя Екатерина, ее муж Роман, мать и младший брат были вынуждены идти 15 км пешком под обстрелами, чтобы спастись от российских оккупантов.
"Жена была на 8 месяце беременности, когда все это началось. Она никуда не хотела ехать, потому что надеялась, что это все скоро пройдет", - рассказал муж Екатерины Роман Склянко.
Однако российские военные ежедневно уничтожали город. Центр Мариуполя беспощадно бомбили российские самолеты.
"Наши военные, которые там остались - это невероятные силачи".
Екатерина Склянко рассказала, что она редко спускалась в подвал, поскольку его в их доме не было. А когда она шла в другие бомбоубежища, то слышала там только слова о смерти. Когда у семьи закончилась еда и вода, Роман был вынужден ходить в поисках хоть чего-нибудь съедобного.
"Когда говорят о трупах на улицах, то для нас это было обыденностью. Я ходил и это было для меня обыденностью. В последние дни я уже не обращал на это внимания", — поделился мужчина.
Когда в дом семьи прилетела ракета, Екатерина чудом уцелела. Тогда семья решила пешком уходить из города. Они прошли 15 км. Их сначала никто не согласился подвезти, однако впоследствии нашлись люди, которые посадили их в автомобиль.
YouTube
Катя на 8 місяці вагітності з родиною пройшла 15 кілометрів, щоб евакуюватися з Маріуполя
Наступна історія про Катю з Маріуполя. Яка мусила евакуйовуватися пішки 15 кілометрів на 8 місяці вагітності під обстрілами. Вона з родиною пережила обстріли, авіа бомбардування. А малюк в її животі, усе це відчував разом з мамою. Коли стіни зникають – проєкт…
💬🇺🇦🪖 #историиукраинок #опыт #азовсталь #жертвывойны
«Я живу в аду»: мама полка «Азов»
15 июня 2014 года из Красногоровки выезжала старенькая «восьмерка». За рулем был Виталий Таран. В салоне две женщины — мама и его любимая девушка. «Мой сын сказал, что мы там не останемся, и он не будет работать на эту власть, непонятно на кого — какие-то наркоманы, алкоголики, мы их всех знали. И многие пророссийские провокаторы были. Думали, куда уехать. Подумали об “Азове”. Было страшно — военное подразделение, но мои дети — мой сын и его девушка — подумали и решили, что поедем помогать».
Они надеялись, что в Мариуполе пробудут недолго — поволонтерят один-два месяца, к новому году война закончится, и тогда вернутся к прежней жизни. Но за это время Красногоровку оккупировали, дорога домой оказалась невозможной. В «Азове» они начали с кухни. Потом официально оформились на службу. Виталий стал начальником финансов, Алла — делопроизводителем. У полка они поженились, и в Мариуполе у них родился сын. А 24 февраля 2022 года оба пошли защищать Родину.
«Она решила последовать за моим сыном. Она его очень любила. Они, знаете, как пташки-неразлучники — все время вместе».
Каждый вечер и каждое утро Роллана ждала сообщений от своих детей. Были короткие: «Я в строю», «Мамочка, я здесь». Или более длинные: «Столько всего, что есть рассказать, но не могу, потом. Нас сегодня самолет бомбил, мы его сбили. У нас здесь максимально боевой дух. Готовы рвать».
Роллана говорила сыну, что ждет внучку. А он уверял, что с Аллочкой уже договорились: как только выйдут с «Азовстали», родят много детей.
Роллане Бондаренко позвонили 17 апреля. Голос по ту сторону корректно спросил: «Где вы сейчас? Кто с вами рядом?» Но она уже знала, почему звонят. «Говорю: “Скажите мне, пожалуйста, он сильно мучился?” Они сказали — нет, это бомба, взрыв. И все».
В тот момент ее сердце сжалось, как кольцо вокруг «Азовстали». Где-то там было тело ее сына, и где-то там ее невестка Алла продолжала нести службу. Уже в статусе вдовы. 8 мая на «Азовсталь» россияне сбросили очередную авиабомбу. 4 этажа бункера, в котором находилась Алла, провалились. На 24 день после гибели Виталия она погибла... Настоящие пташки-неразлучники.
«Мало того, что путин забрал моих детей, убил, так теперь еще и убил всех моих друзей и всех друзей моих детей — моего сына и невестки. И продолжает это делать. И моя жизнь превратилась... не знаю, во что. Ад — это не то слово», — Роллана Бондаренко сдерживается, чтобы не заплакать. Ей нужны силы. Ведь у нее остался внук. И «Азов», который она называет своей семьей. Сегодня у нее еще будет повод для слез — должен посетить лучший друг Виталия. Он называет ее матерью.
«“Азов” — это все, что у меня есть в жизни. Я им пишу — каждое утро, каждый день. Каждому подбираю слова. Или не подбираю. Пишу, что чувствую сердцем, — кучу смайликов и кучу надежд. И о том, что они выйдут. Я не теряю надежду, что их увижу. Я снова буду писать в телеграм живым — как люблю, как жду. Девушкам. Они не спят. Они не спят. Я сижу молюсь Аллаху, Богу, чтобы они научили меня, как написать... чтобы не ранить.
Я живу в аду».
«Я живу в аду»: мама полка «Азов»
15 июня 2014 года из Красногоровки выезжала старенькая «восьмерка». За рулем был Виталий Таран. В салоне две женщины — мама и его любимая девушка. «Мой сын сказал, что мы там не останемся, и он не будет работать на эту власть, непонятно на кого — какие-то наркоманы, алкоголики, мы их всех знали. И многие пророссийские провокаторы были. Думали, куда уехать. Подумали об “Азове”. Было страшно — военное подразделение, но мои дети — мой сын и его девушка — подумали и решили, что поедем помогать».
Они надеялись, что в Мариуполе пробудут недолго — поволонтерят один-два месяца, к новому году война закончится, и тогда вернутся к прежней жизни. Но за это время Красногоровку оккупировали, дорога домой оказалась невозможной. В «Азове» они начали с кухни. Потом официально оформились на службу. Виталий стал начальником финансов, Алла — делопроизводителем. У полка они поженились, и в Мариуполе у них родился сын. А 24 февраля 2022 года оба пошли защищать Родину.
«Она решила последовать за моим сыном. Она его очень любила. Они, знаете, как пташки-неразлучники — все время вместе».
Каждый вечер и каждое утро Роллана ждала сообщений от своих детей. Были короткие: «Я в строю», «Мамочка, я здесь». Или более длинные: «Столько всего, что есть рассказать, но не могу, потом. Нас сегодня самолет бомбил, мы его сбили. У нас здесь максимально боевой дух. Готовы рвать».
Роллана говорила сыну, что ждет внучку. А он уверял, что с Аллочкой уже договорились: как только выйдут с «Азовстали», родят много детей.
Роллане Бондаренко позвонили 17 апреля. Голос по ту сторону корректно спросил: «Где вы сейчас? Кто с вами рядом?» Но она уже знала, почему звонят. «Говорю: “Скажите мне, пожалуйста, он сильно мучился?” Они сказали — нет, это бомба, взрыв. И все».
В тот момент ее сердце сжалось, как кольцо вокруг «Азовстали». Где-то там было тело ее сына, и где-то там ее невестка Алла продолжала нести службу. Уже в статусе вдовы. 8 мая на «Азовсталь» россияне сбросили очередную авиабомбу. 4 этажа бункера, в котором находилась Алла, провалились. На 24 день после гибели Виталия она погибла... Настоящие пташки-неразлучники.
«Мало того, что путин забрал моих детей, убил, так теперь еще и убил всех моих друзей и всех друзей моих детей — моего сына и невестки. И продолжает это делать. И моя жизнь превратилась... не знаю, во что. Ад — это не то слово», — Роллана Бондаренко сдерживается, чтобы не заплакать. Ей нужны силы. Ведь у нее остался внук. И «Азов», который она называет своей семьей. Сегодня у нее еще будет повод для слез — должен посетить лучший друг Виталия. Он называет ее матерью.
«“Азов” — это все, что у меня есть в жизни. Я им пишу — каждое утро, каждый день. Каждому подбираю слова. Или не подбираю. Пишу, что чувствую сердцем, — кучу смайликов и кучу надежд. И о том, что они выйдут. Я не теряю надежду, что их увижу. Я снова буду писать в телеграм живым — как люблю, как жду. Девушкам. Они не спят. Они не спят. Я сижу молюсь Аллаху, Богу, чтобы они научили меня, как написать... чтобы не ранить.
Я живу в аду».
hromadske.ua
«Я живу в аду»: мама полка «Азов»
hromadske рассказывает историю супругов из полка «Азов» — Виталия и Аллы Тараниных, погибших во время обороны Мариуполя.
💬🇺🇦🏃♀️ #опыт #тула #депортация #политикарф #беженцы
В каких условиях находятся депортированные украинки в Тульской области | волонтёрка описывает ситуацию в одном из ПВР в Тульской области
У этого конкретного ПВР (где сейчас находятся депортированные украинцы) очень выпендрежное и замороченное руководство. Сначала было нормально, позже и качество еды ухудшилось, и вещи людям должным образом не выдавали, и люди осознали, какой же мизер им дают по денежному пособию.
Конечно, начались претензии и директориса ПВР выдала людям: "Если так здесь не нравится, можем отвезти обратно".
Марина, женщина из ОРДЛО, сказала, что только на их этаже детей что-то около 7. На этаже 38 человек, это точно. На этаже стоит кулер на 19 литров, по выражению Марины "даже по одному литру на всех не хватит".
То есть российский ПВР даже питьевую воду своевременно обеспечить не может семьям с маленькими детьми, младенцами буквально. Людям приходится самим выходить за пределы пункта за водой.
Средства гигиены, видимо, дают самые дешевые. У Марины ребенок от пвр-овского геля для душа волдырями покрылся весь. Конечно это может быть индивидуальная аллергическая реакция, но вместо того, чтобы дать гипоаллергенный гель/шампунь специально для детей, админы отвечают "нуачотакова че вам нинравица".
Смеси дают мало, не хватает, разбавляют соки водой, дают подгнившие фрукты.
Однообразное питание, и то по-человечески организовать не могут: в еде вечно длинные волосы, повара то ли без перчаток накладывают, то ли не меняют перчатки.
Отопление отключено, очень холодно, обогреватели, эл. чайники, проч. — запрещены. Нового шмотья навалом, но людям, со слов Марины, выдают только старое или вообще говорят, что их размеров нет. Говорит, что вещи, которые привозят в ПВР для людей, потом ночью вывозят. Претензии были и по этому поводу, админы отмазываются, мол, "это для школ, не только вам".
Непонятно зачем трогают машины людей. В первый наш приезд (9 мая) машины украинцев стояли перед входом в ПВР, на территории санатория, за забором. Я так и не поняла, с какой целью, но их перегнали за забор. Люди конечно же возмущались, ибо мало ли что могут сделать с их машинами: допустим, номера открутить, как она сказала, ибо жители ПВР чувствуют недоброжелательное отношение к себе со стороны местных. К ним уже приезжали какие-то "крутые парни" из Тулы, говорили не выебываться, иначе что-то там да будет, то есть, это прямые угрозы абсолютно с ровного места.
То есть у жителей есть все основания переживать за сохранность своего имущества. Люди звонили по горячей линии Москвы, ибо поняли, что в Туле никто ничего делать не будет. Администрацию, видимо, приструнили на высшем уровне, потому что позже они предъявляли людям, что "они на них жалуются".
Даже менты в ПВР не справляются со своей задачей. Один стоит перед входом в здание, вечно пасёт людей. На территорию на метр дальше от забора ПВР ему глубоко похуй, т.к. в наш приезд 29 мая на пеньке перед забором бухали местные свиньи. Докопались до нас и Марины на тему "а как вы относитесь к русским, вам же помогли русские, кадыров помог, какое у вас мнение на этот счет" и прочая поебота. Психологический комфорт для людей, силком вывезенных из зоны боевых действий в страну, которая их бомбит? НЕТ, не слышали.
Как рассказывала Марина, какой-то мутный тип с телефоном на территории ПВР ходил и снимал здание, людей, по кустам от них прятался. Когда у него спросили, что он тут делает, ответил, что снимает белок. Менту, как и администрации, напомню, ПОХУЙ, зато не похуй на девочек-волонтеров, принесших шампуньки.
На канале Тульских волонтёрок вы можете посмотреть отчётность по помощи депортированным украинцам в Тульском ПВР.
В каких условиях находятся депортированные украинки в Тульской области | волонтёрка описывает ситуацию в одном из ПВР в Тульской области
У этого конкретного ПВР (где сейчас находятся депортированные украинцы) очень выпендрежное и замороченное руководство. Сначала было нормально, позже и качество еды ухудшилось, и вещи людям должным образом не выдавали, и люди осознали, какой же мизер им дают по денежному пособию.
Конечно, начались претензии и директориса ПВР выдала людям: "Если так здесь не нравится, можем отвезти обратно".
Марина, женщина из ОРДЛО, сказала, что только на их этаже детей что-то около 7. На этаже 38 человек, это точно. На этаже стоит кулер на 19 литров, по выражению Марины "даже по одному литру на всех не хватит".
То есть российский ПВР даже питьевую воду своевременно обеспечить не может семьям с маленькими детьми, младенцами буквально. Людям приходится самим выходить за пределы пункта за водой.
Средства гигиены, видимо, дают самые дешевые. У Марины ребенок от пвр-овского геля для душа волдырями покрылся весь. Конечно это может быть индивидуальная аллергическая реакция, но вместо того, чтобы дать гипоаллергенный гель/шампунь специально для детей, админы отвечают "нуачотакова че вам нинравица".
Смеси дают мало, не хватает, разбавляют соки водой, дают подгнившие фрукты.
Однообразное питание, и то по-человечески организовать не могут: в еде вечно длинные волосы, повара то ли без перчаток накладывают, то ли не меняют перчатки.
Отопление отключено, очень холодно, обогреватели, эл. чайники, проч. — запрещены. Нового шмотья навалом, но людям, со слов Марины, выдают только старое или вообще говорят, что их размеров нет. Говорит, что вещи, которые привозят в ПВР для людей, потом ночью вывозят. Претензии были и по этому поводу, админы отмазываются, мол, "это для школ, не только вам".
Непонятно зачем трогают машины людей. В первый наш приезд (9 мая) машины украинцев стояли перед входом в ПВР, на территории санатория, за забором. Я так и не поняла, с какой целью, но их перегнали за забор. Люди конечно же возмущались, ибо мало ли что могут сделать с их машинами: допустим, номера открутить, как она сказала, ибо жители ПВР чувствуют недоброжелательное отношение к себе со стороны местных. К ним уже приезжали какие-то "крутые парни" из Тулы, говорили не выебываться, иначе что-то там да будет, то есть, это прямые угрозы абсолютно с ровного места.
То есть у жителей есть все основания переживать за сохранность своего имущества. Люди звонили по горячей линии Москвы, ибо поняли, что в Туле никто ничего делать не будет. Администрацию, видимо, приструнили на высшем уровне, потому что позже они предъявляли людям, что "они на них жалуются".
Даже менты в ПВР не справляются со своей задачей. Один стоит перед входом в здание, вечно пасёт людей. На территорию на метр дальше от забора ПВР ему глубоко похуй, т.к. в наш приезд 29 мая на пеньке перед забором бухали местные свиньи. Докопались до нас и Марины на тему "а как вы относитесь к русским, вам же помогли русские, кадыров помог, какое у вас мнение на этот счет" и прочая поебота. Психологический комфорт для людей, силком вывезенных из зоны боевых действий в страну, которая их бомбит? НЕТ, не слышали.
Как рассказывала Марина, какой-то мутный тип с телефоном на территории ПВР ходил и снимал здание, людей, по кустам от них прятался. Когда у него спросили, что он тут делает, ответил, что снимает белок. Менту, как и администрации, напомню, ПОХУЙ, зато не похуй на девочек-волонтеров, принесших шампуньки.
На канале Тульских волонтёрок вы можете посмотреть отчётность по помощи депортированным украинцам в Тульском ПВР.
🪖💬🇺🇦 #солдатки #мнение #опыт #тело
Женщина на войне: гигиена, физиологические особенности и личные нужды | Юлия Микитенко, командирка взвода в подразделении ВСУ, ветеранка АТО
В украинской армии едва учат, как выживать в боевых условиях женщине со своими личными нуждами.
Знаю, что все мои сестры уже давно имеют отработанные годами схемы ухода за собой и своим телом в мягко говоря, некомфортных условиях. Но я хотела бы поделиться своим опытом. Возможно, кому-то будет ценен опыт.
Наверное, наиболее очевидным является вопрос месячных.
Есть несколько видов гигиенических средств от чаш до трусов. По-моему, в ситуации, когда нет доступа то проточной воды, чтобы помыться или помыть руки, лучшими средствами будут не требующие прямого контакта. Речь идет о прокладках и менструальных трусах. Хотя с трусами тоже есть проблемка в невозможности иногда постирать и хорошо просушить. Поэтому, по моему субъективному мнению, самым оптимальным вариантом будут прокладки. Не очень экофрендли, зато очень френдли к интимному здоровью.
Белье.
Казалось бы, что сложного. Я лично предпочитаю мужские шортики (нет, не сексизм, просто удобно – можно и женские, кстати, ЗСУшные мужские очень даже ок) или же классические, исключительно из хлопка. Относительно лифа – однозначно спортивный. Гарантия того, что в момент того, как вы сделаете вкладку приклада или оденете броню, бретели не взлетят и не расстегнутся.
Лекарства.
Сплошь и рядом нет возможности банально подмыться. Влажные салфетки – разумеется и ок. Но определенные болезни от невозможности помыться и стрессов никто не отменял. В частности, речь идет о такой довольно распространенной проблеме, как молочница. Лично у меня есть в аптечке таблетки флюконазола (или любого другого подобного препарата, и именно таблеток, а не мази и т.д.) и уролесана. Ибо на фоне молочницы часто может быть цистит. А еще оттого, что приходится ходить в туалет банально в поле на ветру.
Ну, и обезболивающие. Много. Неприятно, а иногда опасно, выпадать на один-два дня из-за менструальных болей.
UPD: по моему мнению, важное уточнение от крутой Маши Назаровой: уролесан не лечит, а действенное лекарство именно от цистита (не молочницы) – одноразовый прием фосфомицина на ночь (монурал, урофосцин и т.д.).
Знаю, что девушки используют чаши с Али Экспресса для того, чтобы ходить «к ветру стоя». Собственно, это удобно, потому что количество снаряги, которое на теле, может просто не позволить сходить в туалет, как положено.
Волосы.
Можно остричь. Радикально, но не для всех. Можно заплести афрокосички, довольно популярные среди комбатанток и волонтерок, чтобы упорядочить волосы, и очень положительные отзывы читала. Также есть жесткие шампуни, которые очень практичны, потому удобно держать кусочек в мыльнице и не бояться, что зальет все вещи. Или заливать небольшое количество шампуня в бутылочку для путешествий, как для путешествий самолетом.
Женщина на войне: гигиена, физиологические особенности и личные нужды | Юлия Микитенко, командирка взвода в подразделении ВСУ, ветеранка АТО
В украинской армии едва учат, как выживать в боевых условиях женщине со своими личными нуждами.
Знаю, что все мои сестры уже давно имеют отработанные годами схемы ухода за собой и своим телом в мягко говоря, некомфортных условиях. Но я хотела бы поделиться своим опытом. Возможно, кому-то будет ценен опыт.
Наверное, наиболее очевидным является вопрос месячных.
Есть несколько видов гигиенических средств от чаш до трусов. По-моему, в ситуации, когда нет доступа то проточной воды, чтобы помыться или помыть руки, лучшими средствами будут не требующие прямого контакта. Речь идет о прокладках и менструальных трусах. Хотя с трусами тоже есть проблемка в невозможности иногда постирать и хорошо просушить. Поэтому, по моему субъективному мнению, самым оптимальным вариантом будут прокладки. Не очень экофрендли, зато очень френдли к интимному здоровью.
Белье.
Казалось бы, что сложного. Я лично предпочитаю мужские шортики (нет, не сексизм, просто удобно – можно и женские, кстати, ЗСУшные мужские очень даже ок) или же классические, исключительно из хлопка. Относительно лифа – однозначно спортивный. Гарантия того, что в момент того, как вы сделаете вкладку приклада или оденете броню, бретели не взлетят и не расстегнутся.
Лекарства.
Сплошь и рядом нет возможности банально подмыться. Влажные салфетки – разумеется и ок. Но определенные болезни от невозможности помыться и стрессов никто не отменял. В частности, речь идет о такой довольно распространенной проблеме, как молочница. Лично у меня есть в аптечке таблетки флюконазола (или любого другого подобного препарата, и именно таблеток, а не мази и т.д.) и уролесана. Ибо на фоне молочницы часто может быть цистит. А еще оттого, что приходится ходить в туалет банально в поле на ветру.
Ну, и обезболивающие. Много. Неприятно, а иногда опасно, выпадать на один-два дня из-за менструальных болей.
UPD: по моему мнению, важное уточнение от крутой Маши Назаровой: уролесан не лечит, а действенное лекарство именно от цистита (не молочницы) – одноразовый прием фосфомицина на ночь (монурал, урофосцин и т.д.).
Знаю, что девушки используют чаши с Али Экспресса для того, чтобы ходить «к ветру стоя». Собственно, это удобно, потому что количество снаряги, которое на теле, может просто не позволить сходить в туалет, как положено.
Волосы.
Можно остричь. Радикально, но не для всех. Можно заплести афрокосички, довольно популярные среди комбатанток и волонтерок, чтобы упорядочить волосы, и очень положительные отзывы читала. Также есть жесткие шампуни, которые очень практичны, потому удобно держать кусочек в мыльнице и не бояться, что зальет все вещи. Или заливать небольшое количество шампуня в бутылочку для путешествий, как для путешествий самолетом.
Новинарня - новини України, що воює
Жінка на війні: гігієна, фізіологічні особливості й особисті потреби
Юлія Микитенко командир взводу в підрозділі ЗСУ, ветеранка АТО, перший командир жіночого взводу в українському війську (FB) …У силових структурах зростає кількість дівчат, які виконують бойові задачі і які перебувають в екстремальних умовах бойових дій. Більшість…
🏃♀️🇺🇦💬#опыт #беженцы #ютуб
Каково беременной бежать из подвала Мариуполя в Европу через ДНР?
В этом выпуске подкаста «Что это было» речь пойдет о беременной женщине, которая бежала из подвала в центре Мариуполя и оказалась на Дальнем Востоке. С маленьким ребенком и с большим животом Юлия с мужем в течении двух месяцев пыталась найти убежище где угодно, переезжая с одного места на другое.
Тайминги:
00:00 Ведущая - Джесси Кейнер. Приветствие
00:50 Как для Юлии началась война
02:23 Как кадыровцы вывезли Юлию и ее семью из Мариуполя
06:15 Как Юлия жила в самопровозглашенной ДНР
09:43 Какую анкету Юлия и ее муж Саша заполняли на российской границе
11:57 Как семья Юлии решила ехать из Таганрога во Владивосток
15:30 Как Юлия добиралась до Дальнего Востока
17:14 Как Юлия вместо Владивостока оказалась в поселке Врангель
20:58 Как Юлия решилась на переезд в Германию
22:53 Как Саша без паспорта проехал всю Россию и часть Европы
25:21 Как Юля и ее семья живут сейчас
Каково беременной бежать из подвала Мариуполя в Европу через ДНР?
В этом выпуске подкаста «Что это было» речь пойдет о беременной женщине, которая бежала из подвала в центре Мариуполя и оказалась на Дальнем Востоке. С маленьким ребенком и с большим животом Юлия с мужем в течении двух месяцев пыталась найти убежище где угодно, переезжая с одного места на другое.
Тайминги:
00:00 Ведущая - Джесси Кейнер. Приветствие
00:50 Как для Юлии началась война
02:23 Как кадыровцы вывезли Юлию и ее семью из Мариуполя
06:15 Как Юлия жила в самопровозглашенной ДНР
09:43 Какую анкету Юлия и ее муж Саша заполняли на российской границе
11:57 Как семья Юлии решила ехать из Таганрога во Владивосток
15:30 Как Юлия добиралась до Дальнего Востока
17:14 Как Юлия вместо Владивостока оказалась в поселке Врангель
20:58 Как Юлия решилась на переезд в Германию
22:53 Как Саша без паспорта проехал всю Россию и часть Европы
25:21 Как Юля и ее семья живут сейчас
YouTube
Каково беременной бежать из подвала Мариуполя в Европу через ДНР? | Подкаст «Что это было?» | Война
В этом выпуске подкаста «Что это было» речь пойдет о беременной женщине, которая бежала из подвала в центре Мариуполя и оказалась на Дальнем Востоке. С маленьким ребенком и с большим животом Юлия с мужем в течении двух месяцев пыталась найти убежище где угодно…
🪖💬🇺🇦 #опыт #солдатки #историиукраинок
Пулемётчицы, механикессы, командирки и медикини — киевлянки на передовой в статье The Washington Post
С начала войны количество украинок, идущих служить в ВСУ, резко возросло.
«Алина Михайлова, медикиня украинской армии, в машине скорой помощи в ожидании отправки из Бахмута 28 июня», - такая подпись размещена под главным фото американского издания The Washington Post.
Алина – депутатка Киевсовета. В настоящее время она находится на одном из самых опасных участков фронта — Бахмут, где проходит Бахмутская трасса, так называемая «дорога жизни». Россияне ее хотят захватить во что бы то ни стало, а украинцы их оттесняют. Именно с описания ее фронтовой обыденности и начинается статья о том, как украинские женщины служат в армии.
Сейчас их 22% — то есть каждый пятый воин. На передовой женщины часто оказываются первыми. Рекордное количество украинок служит медикинями и пулемётчицами.
Алина Михайлова о себе сказала: "Я была просто девушкой, которая любила кататься на сноуборде". «Никогда еще ее трансформация во время войны не была такой поразительной: из вегетарианки-политологини в Киеве в военную медикиню на передовой», — пишет о киевлянке The Washington Post.
Пулемётчицы, механикессы, командирки и медикини — киевлянки на передовой в статье The Washington Post
С начала войны количество украинок, идущих служить в ВСУ, резко возросло.
«Алина Михайлова, медикиня украинской армии, в машине скорой помощи в ожидании отправки из Бахмута 28 июня», - такая подпись размещена под главным фото американского издания The Washington Post.
Алина – депутатка Киевсовета. В настоящее время она находится на одном из самых опасных участков фронта — Бахмут, где проходит Бахмутская трасса, так называемая «дорога жизни». Россияне ее хотят захватить во что бы то ни стало, а украинцы их оттесняют. Именно с описания ее фронтовой обыденности и начинается статья о том, как украинские женщины служат в армии.
Сейчас их 22% — то есть каждый пятый воин. На передовой женщины часто оказываются первыми. Рекордное количество украинок служит медикинями и пулемётчицами.
Алина Михайлова о себе сказала: "Я была просто девушкой, которая любила кататься на сноуборде". «Никогда еще ее трансформация во время войны не была такой поразительной: из вегетарианки-политологини в Киеве в военную медикиню на передовой», — пишет о киевлянке The Washington Post.
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
🇺🇦🗯 #опыт #историиукраинок #зверстваоккупантов #тайра
Тайра рассказала про условия содержания в плену
"Мы пели гимн России минимум три раза в день. Иногда до двадцати. Портрет Путина висел в каждой камере. И они проверяют: если гимн не выучен – бьют"
Украинская парамедикиня Юлия Паевская, известная по позывному "Тайра", провела несколько месяцев в российском плену. Военные РФ задержали ее в марте на выезде из Мариуполя. Кремлевская пропаганда буквально демонизировала Юлию Паевскую. Про Тайру сняли фильм под названием "Женщина по прозвищу Зверь", прокремлевские активисты требовали выдать ее в "ДНР", чтобы там ее казнили, но в июне Тайру передали Киеву.
О том, как она попала в плен, как там с ней обращались, а также как происходил процесс обмена, Юлия Паевская рассказала украинской службе Радио Свобода.
Тайра рассказала про условия содержания в плену
"Мы пели гимн России минимум три раза в день. Иногда до двадцати. Портрет Путина висел в каждой камере. И они проверяют: если гимн не выучен – бьют"
Украинская парамедикиня Юлия Паевская, известная по позывному "Тайра", провела несколько месяцев в российском плену. Военные РФ задержали ее в марте на выезде из Мариуполя. Кремлевская пропаганда буквально демонизировала Юлию Паевскую. Про Тайру сняли фильм под названием "Женщина по прозвищу Зверь", прокремлевские активисты требовали выдать ее в "ДНР", чтобы там ее казнили, но в июне Тайру передали Киеву.
О том, как она попала в плен, как там с ней обращались, а также как происходил процесс обмена, Юлия Паевская рассказала украинской службе Радио Свобода.
🇺🇦🏃🏻♀️🗯 #опыт #историиукраинок #беженки
Как украинские беженки становятся жертвами эксплуатации
Как украинские беженки становятся жертвами сексуальной и бытовой эксплуатации.
Тайминги:
00:50 Как беженки оказываются в руках трафикеров?
02:45 Как беженки сталкиваются с угрозами сексуального насилия и с бытовой эксплуатацией?
09:45 Есть ли статистика - сколько женщин стали жертвами трафикинга?
12:20 Часто ли российские мужчины предлагают беженкам помощь в обмен на секс и помощь по дому?
15:30 История беженки, которая согласилась принять помощь от мужчины во ВКонтакте
Как украинские беженки становятся жертвами эксплуатации
Как украинские беженки становятся жертвами сексуальной и бытовой эксплуатации.
Тайминги:
00:50 Как беженки оказываются в руках трафикеров?
02:45 Как беженки сталкиваются с угрозами сексуального насилия и с бытовой эксплуатацией?
09:45 Есть ли статистика - сколько женщин стали жертвами трафикинга?
12:20 Часто ли российские мужчины предлагают беженкам помощь в обмен на секс и помощь по дому?
15:30 История беженки, которая согласилась принять помощь от мужчины во ВКонтакте
🏃🏻♀️🇺🇦 #депортация #опыт #историиукраинок
«Я хочу вернуться в Украину»: депортированные украинцы и их родственники остаются один на один с проблемами
В Государственной миграционной службе советуют гражданам, у которых отобрали документы, обращаться лично, чтобы получить новые.
Российские оккупанты, пренебрегая нормами международного права, продолжают принудительную депортацию украинцев на временно захваченных территориях. У людей забирают документы, лишая возможности вернуться домой.
Одной из депортированных украинок стала Жанна Милащенко. Женщину вывезли из Мариуполя в Крым.
«Я, гражданка Украины, Милащенко Жанна Николаевна, нахожусь на ВОТУ АР Крым. Меня увезли из Мариуполя. У меня нет документов. Их забрали россияне. Я хочу вернуться в Украину. Это моя Родина. Умоляю, помогите», - эти слова Жанна написала на листе бумаги и сфотографировалась с ним.
Фотографию опубликовала в Facebook ее дочь Оксана.
Она рассказала историю своей семьи и страны.
Родственники депортированной украинки обращались к уполномоченной Верховной Рады по правам человека, подавали обращение министру по вопросам реинтеграции ВОТ Ирине Верещук и президенту Украины Владимиру Зеленскому.
Обращения перенаправили в Государственную миграционную службу, 15 июля Служба ответила, что Жанна Милащенко должна «лично обратиться с заявлением о получении паспорта вместо украденного или утраченного на территории Украины».
Вопроса о том, как женщина без документов и денег сможет вернуться в Украину, чтобы подать заявление, у чиновников ГМС не возникло.
«Я хочу вернуться в Украину»: депортированные украинцы и их родственники остаются один на один с проблемами
В Государственной миграционной службе советуют гражданам, у которых отобрали документы, обращаться лично, чтобы получить новые.
Российские оккупанты, пренебрегая нормами международного права, продолжают принудительную депортацию украинцев на временно захваченных территориях. У людей забирают документы, лишая возможности вернуться домой.
Одной из депортированных украинок стала Жанна Милащенко. Женщину вывезли из Мариуполя в Крым.
«Я, гражданка Украины, Милащенко Жанна Николаевна, нахожусь на ВОТУ АР Крым. Меня увезли из Мариуполя. У меня нет документов. Их забрали россияне. Я хочу вернуться в Украину. Это моя Родина. Умоляю, помогите», - эти слова Жанна написала на листе бумаги и сфотографировалась с ним.
Фотографию опубликовала в Facebook ее дочь Оксана.
Она рассказала историю своей семьи и страны.
Родственники депортированной украинки обращались к уполномоченной Верховной Рады по правам человека, подавали обращение министру по вопросам реинтеграции ВОТ Ирине Верещук и президенту Украины Владимиру Зеленскому.
Обращения перенаправили в Государственную миграционную службу, 15 июля Служба ответила, что Жанна Милащенко должна «лично обратиться с заявлением о получении паспорта вместо украденного или утраченного на территории Украины».
Вопроса о том, как женщина без документов и денег сможет вернуться в Украину, чтобы подать заявление, у чиновников ГМС не возникло.
Зеркало недели | Дзеркало тижня | Mirror Weekly
«Я хочу вернуться в Украину»: депортированные украинцы и их родственники остаются один на один с проблемами
В Государственной миграционной службе советуют гражданам, у которых отобрали документы, обращаться лично, чтобы получить новые.
🇦🇫🧕💬 #опыт #афганистан #афганскиеженщины
Режиссерка под прикрытием сняла фильм о судьбе афганских женщин
Навай рассказывает об обращении талибов с женщинами в новом документальном фильме PBS Frontline "Афганистан под прикрытием", который она начала снимать в начале 2020 года.
Документальный фильм был снят за пределами столицы Кабула, в провинциях Афганистана, где репрессии в отношении прав женщин были особенно жесткими. С момента прихода к власти талибы нарушили свое обещание позволить девочкам продолжать обучение после шестого класса. За некоторыми исключениями, женщинам больше не разрешается работать.
Многие девочки и женщины исчезают: арестованы за нарушение кодекса морали или похищены и вынуждены выйти замуж за одного из талибов.
Женщин сажают в тюрьмы без регистрации и отчетов, похищают молодых девушек из семей и насильно заставляют их вступать в брак.
«Когда семья говорит нет, талибы похищают девушку. Иногда они появляются с священнослужителем, заставляют выйти за них замуж на месте. И часто девушку забирают, и семья не имеет к ней доступа. Часто семью избивают в процессе, потому что члены семьи будут протестовать. В Афганистане резко выросло количество женских самоубийств».
Наваи снимала в Афганистане в ноябре 2021 года и снова в марте этого года и заметила, что условия для женщин в стране ухудшились между ее двумя визитами. Этот факт она объясняет сдвигом внимания всего мира с Афганистана на Украину.
Режиссерка под прикрытием сняла фильм о судьбе афганских женщин
Навай рассказывает об обращении талибов с женщинами в новом документальном фильме PBS Frontline "Афганистан под прикрытием", который она начала снимать в начале 2020 года.
Документальный фильм был снят за пределами столицы Кабула, в провинциях Афганистана, где репрессии в отношении прав женщин были особенно жесткими. С момента прихода к власти талибы нарушили свое обещание позволить девочкам продолжать обучение после шестого класса. За некоторыми исключениями, женщинам больше не разрешается работать.
Многие девочки и женщины исчезают: арестованы за нарушение кодекса морали или похищены и вынуждены выйти замуж за одного из талибов.
Женщин сажают в тюрьмы без регистрации и отчетов, похищают молодых девушек из семей и насильно заставляют их вступать в брак.
«Когда семья говорит нет, талибы похищают девушку. Иногда они появляются с священнослужителем, заставляют выйти за них замуж на месте. И часто девушку забирают, и семья не имеет к ней доступа. Часто семью избивают в процессе, потому что члены семьи будут протестовать. В Афганистане резко выросло количество женских самоубийств».
Наваи снимала в Афганистане в ноябре 2021 года и снова в марте этого года и заметила, что условия для женщин в стране ухудшились между ее двумя визитами. Этот факт она объясняет сдвигом внимания всего мира с Афганистана на Украину.
FRONTLINE
Afghanistan Undercover
An undercover investigation into the Taliban’s crackdown on women in Afghanistan.
🙎🏽♀️💬 #опыт #империализм #колонизация
Женщины разных этносов — о жизни в «многонациональной» России
«Меня в детстве обзывали узкоглазой, китаёзой»
Я бурятка, и российское общество считает меня человеком второго сорта. Ни я, ни мои предки не жили спокойно и не чувствовали себя полноправными гражданами страны.
Мой прадед был судим по 58 статье УК РСФСР за панмонголизм (движение за объединение монгольских народов в единое государство. — Прим. ред.). Десять лет он провёл в трудовом лагере на Колыме. Из-за этого моего деда травили в школе за то, что он «сын врага народа». Меня в детстве обзывали узкоглазой, китаёзой, а однажды в детском лагере избили до крови.
Когда я выросла, я приехала учиться в Москву. Там полицейские по несколько раз в месяц останавливали меня для проверки документов, часто намекали на взятку. А уж сколько раз у меня не получалось снять квартиру, трудно и сосчитать.
При Сталине у бурят отняли традиционную письменность: перевели на латиницу, потом на кириллицу. В XXI веке Федеральное собрание вообще запретило народам России использовать какую-либо письменность, кроме кириллицы.
«Такой национальности нет»
Я — поморка. Мой народ ближе к скандинавам, чем к русским. Но с виду не отличить, поэтому я не сталкивалась с дискриминацией по внешности. Правда, однажды в начальной школе учительница назвала меня трескоедкой, и эта кличка прилипла ко мне на долгие годы.
И всё же такие случаи были единичными. Но хоть я и не переживала прямой травли, с детства мне приходится вести войну с Россией за свою самоидентификацию.
Поморы — непризнанная нация. В 2011 году Минюст ликвидировал нашу единственную официальную общину. Многие считают, что у нас нет своего языка, но это неправда. Наш язык существует, он старше литературного русского и лёг в основу современного русского. Лингвисты рассматривают его как один из старейших языков
«Вы нерусская и читаете?»
Я из Ингушетии — самой крохотной республики в России. Всю жизнь за пределами родного региона я постоянно сталкивалась с национализмом.
Впрочем, впервые это произошло ещё там, на родине. Наша преподавательница вязания — русская женщина — сказала нам, что русские дети якобы схватывают всё в разы лучше и нам до них далеко. Я тогда, будучи ребёнком, не понимала, что же такого особенного в этих русских детях, почему они так недосягаемы? Когда я стала старше и начала пользоваться интернетом, я ещё больше осознала, что в России я человек второго сорта. Я видела сообщения о «хачах», «чурках», «понаехавших», «неандертальцах», «террористах», «спустившихся с гор». Любое мнение, которое я высказывала, могло быть аннулировано, потому что я «нерусская».
Через несколько лет я переехала в другой город, в основном населённый русскими людьми. Я заметила, что у них есть непробиваемая вера в то, что Россия стала для малых народов просветительницей, освободительницей, желанной вершительницей судеб. Это при том, что в 1944–1958 годах мои предки были депортированы как враги народа. Смущает ли русских людей то, что в истории их страны есть такой эпизод? Большинство даже не догадывается о его существовании.
Более того, многие уверены, что малые республики, в частности кавказские, совсем пропали бы без «России-матушки», а все насильственные действия в отношении жителей этих республик были вынужденными.
«Мне неохотно давали роли, а мой разрез глаз оказался „неудобным“ для грима»
Мне 29 лет, я родом из Астраханской области. Мой отец — казах, переселенец. Он приехал ещё при советской власти. Мама — метиска. Её предками были ногайцы родом из Крыма и каракалпаки.
От преподавателя по сценической речи я услышала, что у меня есть «акцент и говор». На самом деле такого просто не могло быть, ведь я росла в России и с рождения говорила на чистейшем русском.
«Приедут сюда и ведут себя как дома»
Мой отец азербайджанец, а мама русская. Внешность я унаследовала от отца, а вместе с ней — пренебрежительное отношение со стороны россиян.
В школе я училась в 90‑е, и тогда бывало особенно туго. Во всех бедах принято было винить «черножопых».
Женщины разных этносов — о жизни в «многонациональной» России
«Меня в детстве обзывали узкоглазой, китаёзой»
Я бурятка, и российское общество считает меня человеком второго сорта. Ни я, ни мои предки не жили спокойно и не чувствовали себя полноправными гражданами страны.
Мой прадед был судим по 58 статье УК РСФСР за панмонголизм (движение за объединение монгольских народов в единое государство. — Прим. ред.). Десять лет он провёл в трудовом лагере на Колыме. Из-за этого моего деда травили в школе за то, что он «сын врага народа». Меня в детстве обзывали узкоглазой, китаёзой, а однажды в детском лагере избили до крови.
Когда я выросла, я приехала учиться в Москву. Там полицейские по несколько раз в месяц останавливали меня для проверки документов, часто намекали на взятку. А уж сколько раз у меня не получалось снять квартиру, трудно и сосчитать.
При Сталине у бурят отняли традиционную письменность: перевели на латиницу, потом на кириллицу. В XXI веке Федеральное собрание вообще запретило народам России использовать какую-либо письменность, кроме кириллицы.
«Такой национальности нет»
Я — поморка. Мой народ ближе к скандинавам, чем к русским. Но с виду не отличить, поэтому я не сталкивалась с дискриминацией по внешности. Правда, однажды в начальной школе учительница назвала меня трескоедкой, и эта кличка прилипла ко мне на долгие годы.
И всё же такие случаи были единичными. Но хоть я и не переживала прямой травли, с детства мне приходится вести войну с Россией за свою самоидентификацию.
Поморы — непризнанная нация. В 2011 году Минюст ликвидировал нашу единственную официальную общину. Многие считают, что у нас нет своего языка, но это неправда. Наш язык существует, он старше литературного русского и лёг в основу современного русского. Лингвисты рассматривают его как один из старейших языков
«Вы нерусская и читаете?»
Я из Ингушетии — самой крохотной республики в России. Всю жизнь за пределами родного региона я постоянно сталкивалась с национализмом.
Впрочем, впервые это произошло ещё там, на родине. Наша преподавательница вязания — русская женщина — сказала нам, что русские дети якобы схватывают всё в разы лучше и нам до них далеко. Я тогда, будучи ребёнком, не понимала, что же такого особенного в этих русских детях, почему они так недосягаемы? Когда я стала старше и начала пользоваться интернетом, я ещё больше осознала, что в России я человек второго сорта. Я видела сообщения о «хачах», «чурках», «понаехавших», «неандертальцах», «террористах», «спустившихся с гор». Любое мнение, которое я высказывала, могло быть аннулировано, потому что я «нерусская».
Через несколько лет я переехала в другой город, в основном населённый русскими людьми. Я заметила, что у них есть непробиваемая вера в то, что Россия стала для малых народов просветительницей, освободительницей, желанной вершительницей судеб. Это при том, что в 1944–1958 годах мои предки были депортированы как враги народа. Смущает ли русских людей то, что в истории их страны есть такой эпизод? Большинство даже не догадывается о его существовании.
Более того, многие уверены, что малые республики, в частности кавказские, совсем пропали бы без «России-матушки», а все насильственные действия в отношении жителей этих республик были вынужденными.
«Мне неохотно давали роли, а мой разрез глаз оказался „неудобным“ для грима»
Мне 29 лет, я родом из Астраханской области. Мой отец — казах, переселенец. Он приехал ещё при советской власти. Мама — метиска. Её предками были ногайцы родом из Крыма и каракалпаки.
От преподавателя по сценической речи я услышала, что у меня есть «акцент и говор». На самом деле такого просто не могло быть, ведь я росла в России и с рождения говорила на чистейшем русском.
«Приедут сюда и ведут себя как дома»
Мой отец азербайджанец, а мама русская. Внешность я унаследовала от отца, а вместе с ней — пренебрежительное отношение со стороны россиян.
В школе я училась в 90‑е, и тогда бывало особенно туго. Во всех бедах принято было винить «черножопых».
Вёрстка
Девятое августа — день коренных народов мира. В России таких народов больше сорока.
В первом тексте коллаборации «Вёрстки» и ФАС представительницы разных народов РФ и других стран рассказывают, как им живётся в «многонациональной» России.
🇺🇦🪖💁🏻♀️💬 #смотреть #интервью #солдатки #украинки #историиукраинок #опыт
Как одолевают «махровый» сексизм в наиболее женском войске Европы — украинском | Интервью Екатерины Приймак
В 2014 году многие женщины-добровольцы столкнулись с нормативными барьерами, определенным мужским сопротивлением, в частности — предубежденным отношением высшего военного руководства. Именно поэтому и появилась общественная организация Женское ветеранское движение.
Восемь лет они вводят равные права и возможности для всех военных.
С 24 февраля мы переформатировались на срочный ответ на все возникшие в большом количестве кризисные вопросы. Два наших основных направления — это помощь войску, в приоритете — женщины. Второй — это помощь гражданским женщинам с детьми, из разных уязвимых категорий, которые к нам обращаются.
Как ветеранки, как прошедшие войну люди, мы чувствуем себя более готовыми к такому формату жизни и в определенной степени ответственны за тех, кто не может сейчас за себя постоять.
То, что я увидела в отношении гражданских женщин, — навыки вождения очень важны. Если твои мужчины идут воевать, ты остаешься. И если эта территория оккупирована, нужно бежать. Даже с имеющейся машиной или соседской, многие женщины так и не могли уехать. Именно поэтому мы запустили обучение этим навыкам — без автошколы, чтобы можно было поехать.
Очень необходимый навык — [умение оказывать] медицинскую помощь. Самое главное — это уметь останавливать кровь, потому что из-за этого чаще всего погибают люди, даже от незначительных ранений.
Феминизация армии — это процесс, и он длительный.
Мы работаем в сфере с 2015 года как адвокационная кампания. В 2019 году мы [создали] юридическое лицо — Женское ветеранское движение. Но все в один день не решается.
Когда мы начинали, точкой входа было то, что о женщинах вообще не говорили. Сейчас с экранов, с радиоэфиров от первых людей государства звучит «защитники и защитницы», я знаю, что это наша работа.
Есть очень много вопросов, иногда возникающих как трэш. Например, помните эти скандальные каблуки, их поздравляют с днем блондинок в соцсетях какие-то бригады, и это бред, потому что мы о женщине-профессионале. Махровый сексизм постройки [армии] кое-где еще есть, но полномасштабная война многое изменила, потому что первое, что нужно армии, — это профессиональные кадры. Тогда женщина ты или мужчина является абсолютно второстепенным.
Женщин становится все больше и больше. В Украине реально наибольший процент женщин, чем [в других армиях] Европы, в странах НАТО. Но почему-то мы ждем, пока нам кто-то расскажет, как нужно интегрировать женщин в армию, хотя мы первые должны рассказывать, как это делать.
Как одолевают «махровый» сексизм в наиболее женском войске Европы — украинском | Интервью Екатерины Приймак
В 2014 году многие женщины-добровольцы столкнулись с нормативными барьерами, определенным мужским сопротивлением, в частности — предубежденным отношением высшего военного руководства. Именно поэтому и появилась общественная организация Женское ветеранское движение.
Восемь лет они вводят равные права и возможности для всех военных.
С 24 февраля мы переформатировались на срочный ответ на все возникшие в большом количестве кризисные вопросы. Два наших основных направления — это помощь войску, в приоритете — женщины. Второй — это помощь гражданским женщинам с детьми, из разных уязвимых категорий, которые к нам обращаются.
Как ветеранки, как прошедшие войну люди, мы чувствуем себя более готовыми к такому формату жизни и в определенной степени ответственны за тех, кто не может сейчас за себя постоять.
То, что я увидела в отношении гражданских женщин, — навыки вождения очень важны. Если твои мужчины идут воевать, ты остаешься. И если эта территория оккупирована, нужно бежать. Даже с имеющейся машиной или соседской, многие женщины так и не могли уехать. Именно поэтому мы запустили обучение этим навыкам — без автошколы, чтобы можно было поехать.
Очень необходимый навык — [умение оказывать] медицинскую помощь. Самое главное — это уметь останавливать кровь, потому что из-за этого чаще всего погибают люди, даже от незначительных ранений.
Феминизация армии — это процесс, и он длительный.
Мы работаем в сфере с 2015 года как адвокационная кампания. В 2019 году мы [создали] юридическое лицо — Женское ветеранское движение. Но все в один день не решается.
Когда мы начинали, точкой входа было то, что о женщинах вообще не говорили. Сейчас с экранов, с радиоэфиров от первых людей государства звучит «защитники и защитницы», я знаю, что это наша работа.
Есть очень много вопросов, иногда возникающих как трэш. Например, помните эти скандальные каблуки, их поздравляют с днем блондинок в соцсетях какие-то бригады, и это бред, потому что мы о женщине-профессионале. Махровый сексизм постройки [армии] кое-где еще есть, но полномасштабная война многое изменила, потому что первое, что нужно армии, — это профессиональные кадры. Тогда женщина ты или мужчина является абсолютно второстепенным.
Женщин становится все больше и больше. В Украине реально наибольший процент женщин, чем [в других армиях] Европы, в странах НАТО. Но почему-то мы ждем, пока нам кто-то расскажет, как нужно интегрировать женщин в армию, хотя мы первые должны рассказывать, как это делать.
YouTube
Як виборювати гендерну рівність в армії? – Катерина Приймак, Жіночій ветеранський рух
Із початком російсько-української війни у 2014 році багато жінок, що пішли добровільно на фронт, зіткнулися із нормативними бар’єрами, певним чоловічим спротивом, зокрема — упередженим ставленням вищого військового керівництва. Саме тому і з’явилася Громадська…