Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Занятий больше нет, но вы не спешите к выходу – заговорившись о рисунках, о седой бороде учителя, вы забредаете в полутемные лабиринты коридоров, пахнущие масляной краской, пылью, старой бумагой, растворителем, древней мебелью и, выдыхая этот запах, понимаете, что счастливы, хотя пока не успели познать несчастья; сколько раз ты вернешься к этому воспоминанию, и сколько будешь гадать, возвращалась ли к нему Эля, помнила ли эти первые прогулки по эдемским лабиринтам искусства – светлого, замерившего во времени и пространстве, тщетного к спазмам боли, мучащим мир с самого твоего рождения.
***
В тот момент мир искусства отпускает тебя, реальный накрывает с головой, и ты чувствуешь ужасную мировую боль – стонут люди за стенами бетонных домов, кричит свет в окнах, плачут деревья, даже поднявшийся к вечеру ветер завывает страшную песню: ты слышал похожую по телевизору, ее называли «металлом», она резала слух и пугала. Ты никогда не думал, что ветер-соловой запоет ее.
«Было у него два сына» (выдал в сапсане 14к знаков как стахановец, радуюсь)
#текстозавр
***
В тот момент мир искусства отпускает тебя, реальный накрывает с головой, и ты чувствуешь ужасную мировую боль – стонут люди за стенами бетонных домов, кричит свет в окнах, плачут деревья, даже поднявшийся к вечеру ветер завывает страшную песню: ты слышал похожую по телевизору, ее называли «металлом», она резала слух и пугала. Ты никогда не думал, что ветер-соловой запоет ее.
«Было у него два сына» (выдал в сапсане 14к знаков как стахановец, радуюсь)
#текстозавр
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Там в этих ваших телеграмах вовсю флешмоб про первые строки глав из книги! Влетаю вместе с «Прахом имени его», ждем в сентября в «Полыни»)
masdar
Той роковой ночью, когда ей предстояло умереть, времени – свернуться прокисшим молоком, а всем клепсидрам мира ― начать отсчет сначала, с обреченной бесконечности сифра, что смуглые брахманы-индусы называют основой вселенной, ― звезды погасли.
I. Хищный блеск граната
Песок сводил его с ума.
II. Отравленные помыслы
Шестьдесят, тридцать, шесть…
III. Драконовы страсти
― Фива! Фива!
IV. О любви и прочих демонах
Сияющим храмовыми сапфирами утром нового дня, когда солнце еще не успело достичь зенита, на верхней террасе у двух мраморных белых грифонов, стороживших лестницу, встретились два верховных жреца города Карфагена.
V. Останки памяти
― Пророк, напророчь мне будущее, а?
VI. Золотой змей
Пришлось плыть обратно с раздосадованным караваном.
#текстозавр #прахимениего
masdar
Той роковой ночью, когда ей предстояло умереть, времени – свернуться прокисшим молоком, а всем клепсидрам мира ― начать отсчет сначала, с обреченной бесконечности сифра, что смуглые брахманы-индусы называют основой вселенной, ― звезды погасли.
I. Хищный блеск граната
Песок сводил его с ума.
II. Отравленные помыслы
Шестьдесят, тридцать, шесть…
III. Драконовы страсти
― Фива! Фива!
IV. О любви и прочих демонах
Сияющим храмовыми сапфирами утром нового дня, когда солнце еще не успело достичь зенита, на верхней террасе у двух мраморных белых грифонов, стороживших лестницу, встретились два верховных жреца города Карфагена.
V. Останки памяти
― Пророк, напророчь мне будущее, а?
VI. Золотой змей
Пришлось плыть обратно с раздосадованным караваном.
#текстозавр #прахимениего
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Ну утром понедельника надо напомнить еще раз самому себе, что канал-то писательский в том числе!
Рассказываю про процесс нового романа, но забыл показать кусочки.
Напомню, что в «Было у него два сына» (рабочее название) действие первой части — Россия с нулевых и десятых, второй — Нью-Йорк девяностых, нулевых и десятых, а третьей... потом узнаете :)
А днем тридцать первого декабря 1999 года, за несколько часов до нового столетия — отец, как обычно, работал до вечера, чтобы все успеть, — пока Генри продирался сквозь Булгакова — главы с Иешуа и Пилатом казались скучнее черно-белого кино, но пропустить их было невозможно, они очаровывали, среди строк, быть может, спрятались письмена ангелов — и хотел переключится на пару недочитанных комиксов и, если удастся, пофотографировать их — отец обещал принести камеру домой на выходные, — зазвонил телефон. Генри взял трубку. Ожидал услышать голос отца — услышал чужой. И, закончив разговор, не взяв ничего с собой — даже не одевшись, хотя на улице шел такой редкий снег, — Генри выбежал на улицу, не зная, что делать, что говорить — может, лучше вовсе молчать, тогда он услышит ангелов, Господа, и они дадут ответ, хотя бы намекнут на него?
Чувствуя, как утекает через пальцы завершающийся год, завершающееся столетие и завершающаяся привычная жизнь, Генри, очень старавшийся не разрыдаться, просто бродил взад-вперед, избегая ряженных Санта-Клаусов, ложных продавцов чудес, которые не предложат ему ни счастья, ни искупления, ни чуда — только дурацкие рекламные листовки, разъедающие зубы конфеты и сделанные из дрянного пластика игрушки, — и наконец замер, попытался собраться, посмотрел наверх; показалось, что в облаках, там, где смыкались вершины небоскрёбов всего города, он увидел огромный циферблат — неужто загадочные московские куранты, отбивающие ритм его далекой родины, расписание ее революций? — стрелки которого неумолимо близились к полуночи: к ночи, к концу света, к страшному суду, а он даже не искупил свои грехи, даже не поговорил с отцом — где теперь его неверующая душа, где, где, где? Каждому ли по вере его? Не хотел думать о Булгакове. Или хотел? Может, черт наконец-то заявился сюда, в Нью-Йорк, и сейчас из-за угла вынырнет черный пудель, следом — гигантский кот, и господин с Бродвея в клетчатом костюме, и полуголая проститутка, и воротила из ночного клуба? Но нет. Не нужно смотреть вверх. Нужно смотреть вниз, сквозь заваленные мусором улицы, сквозь канализацию, сквозь кости предков, сквозь остатки забытых городов — до самого центра земли, куда пока удалось заглянуть одному только Жюль-Верну.
Нужно идити вверх. Потом — вниз. Падение — вот удел человека. Падение — вот удел Генри.
#текстозавр
Рассказываю про процесс нового романа, но забыл показать кусочки.
Напомню, что в «Было у него два сына» (рабочее название) действие первой части — Россия с нулевых и десятых, второй — Нью-Йорк девяностых, нулевых и десятых, а третьей... потом узнаете :)
А днем тридцать первого декабря 1999 года, за несколько часов до нового столетия — отец, как обычно, работал до вечера, чтобы все успеть, — пока Генри продирался сквозь Булгакова — главы с Иешуа и Пилатом казались скучнее черно-белого кино, но пропустить их было невозможно, они очаровывали, среди строк, быть может, спрятались письмена ангелов — и хотел переключится на пару недочитанных комиксов и, если удастся, пофотографировать их — отец обещал принести камеру домой на выходные, — зазвонил телефон. Генри взял трубку. Ожидал услышать голос отца — услышал чужой. И, закончив разговор, не взяв ничего с собой — даже не одевшись, хотя на улице шел такой редкий снег, — Генри выбежал на улицу, не зная, что делать, что говорить — может, лучше вовсе молчать, тогда он услышит ангелов, Господа, и они дадут ответ, хотя бы намекнут на него?
Чувствуя, как утекает через пальцы завершающийся год, завершающееся столетие и завершающаяся привычная жизнь, Генри, очень старавшийся не разрыдаться, просто бродил взад-вперед, избегая ряженных Санта-Клаусов, ложных продавцов чудес, которые не предложат ему ни счастья, ни искупления, ни чуда — только дурацкие рекламные листовки, разъедающие зубы конфеты и сделанные из дрянного пластика игрушки, — и наконец замер, попытался собраться, посмотрел наверх; показалось, что в облаках, там, где смыкались вершины небоскрёбов всего города, он увидел огромный циферблат — неужто загадочные московские куранты, отбивающие ритм его далекой родины, расписание ее революций? — стрелки которого неумолимо близились к полуночи: к ночи, к концу света, к страшному суду, а он даже не искупил свои грехи, даже не поговорил с отцом — где теперь его неверующая душа, где, где, где? Каждому ли по вере его? Не хотел думать о Булгакове. Или хотел? Может, черт наконец-то заявился сюда, в Нью-Йорк, и сейчас из-за угла вынырнет черный пудель, следом — гигантский кот, и господин с Бродвея в клетчатом костюме, и полуголая проститутка, и воротила из ночного клуба? Но нет. Не нужно смотреть вверх. Нужно смотреть вниз, сквозь заваленные мусором улицы, сквозь канализацию, сквозь кости предков, сквозь остатки забытых городов — до самого центра земли, куда пока удалось заглянуть одному только Жюль-Верну.
Нужно идити вверх. Потом — вниз. Падение — вот удел человека. Падение — вот удел Генри.
#текстозавр
Когда пал Вавилон ― на его веку, после победоносного шествия Македонского, ― Фалазар думал, что не сможет жить дальше. Город, величие которого он воспевал, перестал быть собой ― позолота потускнела, а блеск небесно-голубых глазированных кирпичей иссяк, обратившись мхом и паутиной; семь городских врат неописуемой красоты навеки захлопнулись ― не для людей, для богов. Глухой камень, фундамент домов, башен и храмов лишился души ― остались только воспоминания, да и те постепенно тускнели. Вавилон обращался жалким призраком. Ненужным и неупокоенным.
Пророки давно воспели этот ужас ― священные песни их гложили Фалазара, ведь он должен был сложить те пророчества, должен был увидеть крах своего города ― неожиданный и катастрофический, пронесшийся ледяным ветром, что пробирает до костей; таков он, первый вздох нового мира ― дыхание неровное, грудная клетка земли дрожит.
«Прах имени его» (Полынь, осень 2024)
*вчера показали финальный ЧБ-вариант обложки, я весь день залипал, и по такому случаю решил вот принести вам кусочек*
#текстозавр #прахимениего
Пророки давно воспели этот ужас ― священные песни их гложили Фалазара, ведь он должен был сложить те пророчества, должен был увидеть крах своего города ― неожиданный и катастрофический, пронесшийся ледяным ветром, что пробирает до костей; таков он, первый вздох нового мира ― дыхание неровное, грудная клетка земли дрожит.
«Прах имени его» (Полынь, осень 2024)
*вчера показали финальный ЧБ-вариант обложки, я весь день залипал, и по такому случаю решил вот принести вам кусочек*
#текстозавр #прахимениего
Знаете, я все же выдавил вчера из себя первый абзац третьей части романа, и что-то ощущение, что опять уложусь в свои стабильные 11-13 авторских, хотя этот текст очень разрастается в процессе. Очень хочу до конца октября его закончить, ОЧЕНЬ. Ну там как пойдет
Ниже кусочек, он ну как бы не то чтобы спойлерный, но возможно немного, так что прячу
Ты бежишь прочь из детской больницы, пока телефон разрывается от звонков и сообщений, но ты не достаешь его из кармана, знаешь, о чем верещат все вокруг, ведь о том же самом давно написали что в Твиттере, что в Телеграме: необоснованные обвинения, разрушенная карьера, Генри грозит домашний арест и тюрьма, нужно ему помочь, нет, слишком поздно, уже нужно вытаскивать его из этого болота, в котором утонет даже волшебный Экскалибур, и не найдется никаких озерных дев, чтобы вытянуть его, чтобы отобрать честь и достоинство Генри из обезумевших рук всего мира, кричащих «харрасмент, харрасмент!», и эти реки все текут в никуда, текут никуда не впадая; ты не берешь трубку, не отвечаешь на сообщения, потому что ловишь такси – плевать, что выглядит этот побитый жизнью водитель подозрительно, – и несешься мимо рекламных билбордов и неоновых огней: мечтал о них всю жизнь, а теперь они кричат тебе вслед купи-купи-купи, узнай-узнай-узнай свою судьбу, у нас много пророков и мудрецов, на любой вкус и цвет – тайских колдунов, бурятских шаманов, русских чернокнижников, американских мастеров вуду, китайских философов, немецких магов; скорей-скорей-скорей, поспеши, и мы решим все твои проблемы, верни себя в мир суеверий, поверь вновь, второй раз в жизни – мы по тебе скучали!
#текстозавр
Ниже кусочек, он ну как бы не то чтобы спойлерный, но возможно немного, так что прячу
#текстозавр