Екатерина Соболь, «Артефакторы. Осторожно, двери открываются». Изд. Черным-бело

Таня живет в небольшом городе, помогает сестре, работает работу и учится на архитектора – а это не так поэтично, как может показаться. Однажды она сбегает, как ей кажется, от маньяка, и натыкаются на дверь, странно сияющую голубоватым оттенком. Думает, спрячется в чужом гараже, но попадает… в необычное место. Это вроде бы Санкт-Петербург, а вроде и нет: город изолирован, тут нет электронной почты и мессенджеров, зато есть таинственная Стража и артефакты, которые падают из спонтанно открывающихся дверей. Через одну такую Таня и провалилась. Проблема в том, что никто никогда не приходил из-за дверей. Все только пропадали за ними. И пока за Аней приглядывает Антон, потерявший маму и видящий в героини шпионку, она понимает, что почти буквально стала Элли из «Волшебника изумрудного города» (просто Тотошка у нее невидимый). Где искать ответы, как вернутся домой? Правильно – нужно найти Гудвина. Их есть у нас. Проблема в том, что тут он – бизнесмен и руководитель банды плохих парней, которые, в отличие от Стражи, продают артефакты за огромные деньги. Но желания он готов выслушать…

Новый роман Екатерины Соболь – первая часть трилогии, — это крепкий сплав из городского фэнтези и приключения с элементами боевика, где обыгрывается сразу несколько тропов и реалий. В центре всего, как понятно, «Волшебник изумрудного города», на котором этот текст завязан весьма крепко – но автор просто пускает изумрудную пыль в глаза читателю, подает все с шиком-блеском, использует знакомые архетипы героев, чтобы у романа появилась двойное дно. Да, «Осторожно, двери открываются» – весьма классическая история о «возвращении домой», но она обогащена не только необычным авторским сеттингом, не паразитирующим на мифе Петербурга, а выстраивающим свой собственный поверх его, но и харизматичными персонажами: от таинственного дельца-Гудвина до руководителя местной почтовой системы. Первый роман трилогии – бодрое приключение, где читатель вместе с героиней получает ответы на главные вопросы: как работают таинственные артефакты, какой эффект у «шалунов», зачем Стража раздает артефакты бесплатно, да еще и «по заявкам», почему Таня может закрывать таинственные двери голыми руками, хотя другие не могут делать этого вообще? Екатерина Соболь развешивает много ружей, некоторые из которых пальнут в конце книги, некоторые – в следующих частях, где градус эпичности событий и ответственности героев обещает расти и расти. Автор, впрочем, приоткрывает не только волшебные, но и психологические двери: дает одним глазком заглянуть в трагедии героев, подглядеть за их психологическими состояниями, чтобы догадаться, что движет их действиями: почему Таня так желает заработать побольше денег и готова на авантюры, а Антон – заботливый, но слишком уж ершистый? Одним словом: Екатерина Соболь наколдовала зачарованный клубок из множества разноцветных ниточек – сюжетных, отсылочных, реальных и выдуманных, – и кинула его на дорожку из желтого кирпича. Куда он прикатится? И герои, и читатели узнают это, лишь последовав за ним, преодолев все испытания. Только слишком велик шанс уснуть на маковом поле соблазнов, посаженных лично садовником-Гудвином – теневым хозяином странного, потустороннего, как о нем говорят местные, Санкт-Петербурга.

#пописун

Только что я подряд прочитал новогоднюю детскую сказку про крысу Шуршу и пролог нового Пелевина

Угадайте, что лучше? У вас одна попытка, друзья.

P.S.: Вы кидали правильные стики и угадали! Колонку по Пелевину я написал, но мы не безумцы и поэтому в день выхода книги ее не показали!

«Круть», Виктор Пелевин

На днях выпустим колонку к выходу нового Пелевина (я сделяль!), но говорить там мы будем вовсе не о «Крути», которая, конечно, вовсе не крута.

А по поводу самой новинки...

Что же, ечли от Пелевина каждый год обещают срез реальности, до давайте представим эту реальность в виде батона хлеба. Договорились? Отлично. И вот из года в год этот батон нарезался более-менее аккуратно, на него тонким слоем, красиво, как на новогодний стол, мазали масло рассуждений (и масло-то было неплохое, вкусное, иногда даже фермерское), но постепенно куски становились толще, масло – более пресным, и вот пришло время, когда батон просто взяли и грубо-криво разрезали на две половинки. А маслом даже в Дикси не закупились: просто взяли заплесневелые остатки из холодильника. Может помните, много лет назад гуляли видео по приготовлению хотдогов, где просто кидали сосиску, булку, и меозко смазывали все это соусами

В этом соусе Пелевин сам измазался. Когда поливаешь все и вся желчью, проблема в том, что рано или поздно сам можешь в ней утонуть. И ладно бы, получившийся из крути недо-памфлет был изобретателен, как лучшие текстов условного «Крокодила». Получилась, напротив, какая-то Международная Пилорама. Да-да, та самая, НТВшная. Читаешь и понимаешь: где-то я все это уже видел. Да только это вовсе не дежавю.

А если уже Пелевин так потерял в изобретательности (даже «Непобедимое солнце», которое есть за что ругать, но его нежно люблю, было глотком изобретательного воздуха на стыке поп-культуры, мифологии, философии и социалки), то....

То как-то становится не по себе.

И да, к посту выше: крыса оказалась круче крути

#пописун

Такие новости: стартовал конкурс рассказов «Новая Фантастика 2025», куда можно отправить фантастический рассказ в самом широком смысле: от магического реализма до космооперы

В этом году буду жюрить и оценивать тексты на финальном этапе, большое спасибо коллегам за приглашение ❤️

Работы принимаются до 15 декабря, успевайте! Все подробности на сайте конкурса

Дорогая Катя Звонцова нарисовала Фиву из «Праха имени его», и вы должны это видеть прямо щас! ❤️

Надеюсь, скоро уже книжечку анонсируем)

#прахимениего

Виктор Олегович: вы чо, а?!

Делюсь обещанной колонкой для Газеты Ру! Чем Пелевин похож на recycle и что на производстве пошло не так

Вопрос с надоел и не надоел все еще открыт 🌚

#пописун

В первый за тройку недель человеческий выходной посидел над текстом и понял, как же сложно прыгать из нулевых России не просто в Венеция XVII века, но еще и в гностиков! Прямо скрипя мозгами сидишь и думаешь. Но, возможно, это осень. И просто усталость. Или гностики...

***

Трещины: все вокруг пронизано ими, они шепчут на языке давно минувших дней, но никто не слышит их песни – песни забытых изгнанников, ушедших, уплывших, или, подобно Симону, улетевших, но не собирающихся возвращаться, их путь – путь Данте, поиски не среди чужих тел, но среди собственных даймонов, ведь только там, во внутренней темноте – так говорили еще древние, уподобляя всякую мистерию вуали сознания, - ждут ответы.

Он слышит песню трещин, отзывается на их молитвы, знает три заветных слова, поднявших этот клочок суши из пены морской – Вода, Время и Изгнание, - и повторяет их про себя, ведь не имеет права говорить вслух: его пятилетний василидов обет молчания подходит к концу, но срок еще не пришел – о нем возвестят не трубным гласом, а нежным шепотом воды. Он, изгнанник, прибывает в город изгнанников и улыбается этому; под свиными тушами – чтобы ни о чем не догадались те, кто чтит лишь искру истинного единого бога, видит малый луч света, пробивающийся сквозь тучи, наколдованные завистливым творцом, - лежат сшитые листы, заполненные письменами – почерк у него красивый, он оставлял себя без еды и сна, лишь бы научиться, - за которые могут приговорить к смерти: но страшит его далеко не собственная смерть, а смерть знания, ибо только в нем – спасение.

Он верит: мы становимся изгнанниками, как только покидаем материнскую утробу, даже не так – мы стали ими давно, в незапамятные времена космической гармонии, когда творец привел свой пагубный план в исполнение, когда в невежество своем обрек нас преодолеть семь небесных планет и семь архонтов, чтобы оказаться заточенными в стареющей тюрьме с бьющимся сердцем; ритм его – ежемоментное напоминание о бренности бытия, об остановке всякого движения; движение – от порта к порту, от города к городу, от дома к дому – бесконечное изгнание; изгнание – некорректируемая судьба.

#текстозавр

Дарина Стрельченко, «Все зло земное». Изд. Питер.Fantasy

Этот ретеллинг «Царевны-лягушки» сперва не совсем похож на оригинальную сказку. В государстве Дарины Стрельченко то мор, то междоусобица князей, то мертвецы оживают. Царевна Гнева, вторая жена царя, постоянно хочет вернутся в царство Тени, где правит, сохраняя равновесие между мирами живых и мертвых, Кощей. А вот старший сын царя, Иван, не хочет особо ничего, уж тем более — становиться наследником. Все и зовут его странным дураком. Однажды он пускает зачарованную Гневой стрелу, та попадает в болото, и приносит Иван домой свою невесту, лягушку-Василису. Да только она — дочь Кощея, и у некоторых на нее свои планы. Теперь Ивану с лягушкой предстоит не только выпутаться из всех придворных заговоров, испечь хлеб да сшить кафтан, но и попасть в царство Тени. Сулит ли этот путь хоть что-то хорошее?

Если верить исследователям фольклора и мифологии, то любая сказка — это миф, где проблематика смещена с сакрального на бытовые курьезы: так волшебный клубок становится просто артефактом-помощником, а не неким символическим предметом, обладающим космогонической (созидательной) силой. В этом аспекте можно разбирать и «Все зло земное», которое этому негласному правилу следует. В центре повествования две семейные коллизии (Кощея и Ивана), каждая из них питается мифологией и работает исключительно благодаря устоявшимся — но психологически обкошенным автором — образам. Иван (старший сын царя, не желающий власти) — классический фольклорный герой, идущий наперекор устоям своей семьи; Кощей, как владыка Тени, наделен огромной властью, которая также становится катализатором всех его проблем и ссор с дочкой Василисой. Впрочем, этот ретеллинг «Царевны-лягушки» наполнен и персонажами, отсутствующими в оригинальной сказке. Авторский мир Дарины Стрельченко намного богачи первоисточника. Но от уже упомянутого правила «бытовых коллизий» текст в то же время отходит, поскольку сильно укореняется в социально-политическом контексте выдуманного мира (который, безусловно, перекликаются с древней Русью — взять хотя бы торговые пути или междоусобицу князей), что приближает роман уже к легенде, эпосу. Однако же семейная — даже не любовная! — драма здесь все равно остается в центре сюжета.

Роман Дарины Стрельченко — повествование неспешное, медитативное и убаюкивающее, как болотное хлюпанье: впрочем, болото как связующее звено между двумя мирами здесь становится весьма важным пространством, но речь не о том. Грамотно и обильно стилизованный за счет речевых оборотов и бытовых деталей, этот роман никуда не спешит — никаких драк и «боев» с нечистью читателя не ждет. Получается что-то наподобие фильмов Тарковского, которые смотришь ради нарастающей драмы и эстетического удовольствия — порой, как и во «Всем зле земном», мрачного и хтонического, — а не потому, что захотелось быстрых эндорфинов от древнерусских горок сюжета. Дарина Стрельченко, подобно герою-проводнику, берет читателя за руку, ведет следом за героями и постепенно нашептывает заклинания — так, что к концу немного теряешься в сюжетных перипетиях и взаимоотношениях персонажей, зато чувствуешь себя прекрасно как минимум от живописных пейзажей и наговоров авторского слога.

#пописун

Новости этого дня! С 10 октября у замечательной Юлии Бабчинской стартуют совместные чтения «Века», забегайте!

#вексеребра

Друзья, 13 октября я буду в Туле рассказывать всякое интересное вместе с авторами Альпины и Катей Петровой, а для тех, кто в Москве, делюсь вот такой красотой!

С 15.00 до 20.00 заглядывайте в бар «Ровесник» на «Book party Band» от ребятушек из школы Band 💔 Я бы сам сходил, но работа волк, кусаицца

Что интересного? Книжный спиддейтинг, лекция, дискуссия, книжная ярмарка от самого душевного книжного в городе «Пархоменко», музыка и коктейли, читка + обсуждение рассказов молодых писателей.

Короче, не упускайте уютное воскресенье, заглядывайте! Все подробности вот туть. Вход свободный, но не забывайте регаться!

Александр Кузнецов-Тулянин, «Язычник». Изд. МИФ

Курильские острова – место непростое, непостоянное, отчасти даже зыбкое: и в геополитическом смысле, и в природном; это застывшей в стеклянном шаре мир, где люди живут по своим правилам, по кристализированному распорядку. Радуются, как говорит один из героев романа, простому – кто алкоголю, кто чашке горячего чая и хорошей еде. Александр Кузнецов-Тулянин собирает под одной обложки истории разных героев – от дочери портовой шлюхи до учителя истории, который стал рыбаком, – и приоткрывает для читателя замочную скважину, через которую получаются заглянуть не только на особенный мир острова Кунашир (самого южного на Курилах, находящегося как бы края двух реальностей, двух стран, двух миров, а потому, в образном смысле, особенного, пограничного), но и внутрь себя самих. Различные социальные неурядицы – домашнее насилие, алкоголизм, непростые условия жизни, – здесь становятся просто фоном; щелочной средой, в которой, раздраженные и зачастую потерянные, лучше раскрываются герои «Язычника» – все, как на подбор, маленькие люди XXI века, пытающиеся найти свой теплый уголок в жизни. Где – читатель верит вместе с ними, – обязательно найдется счастье.

«Язычник» – чтение неспешное. Роман напевен и красив стилистически – речь, конечно, не только о пейзажах в пастельных тонах, но и о «прорисовке» внутреннего мира героев: их переживаний, сетований, мечт, разочарований. Весь текст пронизан легкой меланхолией, ностальгией по какому-то забытому – как писал однажды Орхан Памук, забытому всеми нами, людьми, – счастью, отчего минорные ноты виднеются во всем: и в далеких закатах, и в очередных выходах в море, и в домашних ссорах. Маленький человек на фоне несокрушимой природы в «Язычнике» мельчает еще больше, краткосрочность и тщетность людской жизни здесь словно возводится в квадрат, но автор не преувеличивает и не преуменьшает, не сгущает краски и не разжижает их: все такое, какое оно есть, и в жителях далеких Курил узнаются соседи и родственники, обитатели малых – да и, чего греха таить, больших, – городов российских. «Язычник», несмотря на четкую географическую принадлежность – не более, чем метафора; стоит закрыть глаза, поддаться воле напевного слога, вглядится в паутины маленьких, но ярких судеб по-своему сильных – и по-своему слабых, – людей, и вот уже Курилы, подобно изображению на голографической открытке, сменяются всей Россией – такой же меланхоличной и ищущей забытое счастье.

#пописун