осподствует предрассудок, что - хотя из того, что у каждого есть глаза и руки, не следует, что он сумеет сшить сапоги, если ему дадут кожу и инструменты, - тем не менее каждый не­посредственно умеет философствовать и рассуждать о философии, потому что обладает для этого меркой в виде своего природного разума, как будто он не обладает точно такой же меркой для сапога в виде своей ноги."

Работы Гегеля являются серьезнейшими и сложнейшими в отношении тех предметов, которые он рассматривает. Размышляя над примерами подобных памятников мысли я вообще не могу не отметить, что сама эта ситуация типична. Действительная интеллектуальная высота очень часто остается не понята, осмеяна, так как ее невозможно вовсе рассмотреть, не достигнув самому определенной значительной образованности соответствующего направления, тем самым она обречена на определенного рода одиночество. Потому всегда будет нередка ситуация когда "Панчины" будут хаять авторов, для понимания которых они не приложили сколько-нибудь значительных усилий.

По случайности мне на глаза попались строки, которые очень созвучны этой мысли, но касаются уже не Гегеля, но Маркса. Слова эти написаны современным американским философом Томом Рокмором в его монографии "Маркс после марксизма: Философия Карла Маркса":

"В 1859г., когда Маркс закончил вышеназванную работу (примечание - имеется в виду "К критике политической экономии"), ему был лишь 41 год, он часто болел, но был еще в расцвете сил, еще мог надеяться, что однажды, может быть даже при его жизни, его взгляды получат серьезное признание со стороны тех, кто способен их понять. Когда всего лишь восемь лет спустя было закончено предисловие к "Капиталу", Маркс, великий мыслитель, значимость которого не может вызывать сомнения, претерпевал судьбу всех самых необычных мыслителей (здесь вспоминается Гегель), поскольку остался практически не замечен своей эпохой, а если и был замечен, то не за свои действительные заслуги. В промежуточный период между "К критике..." и "Капиталом" он уже не был молодым человеком, но хотя ему было лишь за сорок, он часто болел, и вероятность того, что он закончит свой великий труд, становилась все меньшей. Здесь он снова заканчивает свою работу, выражая желание выслушать научную критику, которую он отличает от общественного мнения. Но на этот раз он дерзко приводит отрывок из Данте, в котором великий поэт заявляет о желании идти своей дорогой, что бы ни говорили люди. Не будет большим преувеличением сказать, что, цитируя этот отрывок, Маркс взывал к суду не современников, а истории."📖

#на_полях | #философия | #научпоп | #Гегель | #Панчин |

https://vk.com/video-171792870_456239314

 похи социальной революции. Связь идеи формаций с идеей социальных революций является глубокой, неустранимой чертой марксизма. И это потому, что глубочайшей чертой каждой из этих трех формаций здесь выступает антагонизм. Антагонизм и движет историю, которая у Гегеля в среднем звене попросту не имеет непосредственной движущей пружины (если не считать намеков на «дурную сторону», на «зло», в том числе на порочную темную массу, как на активный элемент, провоцирующий движение). Конечно, при этом антагонизм у Маркса не имеет ничего общего с приписываемым иногда ему механическим распадением общества.

Антагонистические классы — это два противоположных полюса, между которыми и вокруг которых — сложное магнитное поле всевозможных социальных прослоек и групп, два полюса неотторжимых друг от друга, два полюса единства. Идея антагонизма классов объясняет динамику общества, а не его статическую стратификацию в каждый данный момент. Точно так же закон формаций или способов производства — это закон их смены и последовательности, то есть диалектическая логика исторического процесса, а не классификация рядоположных общественных форм. (...)

Итак, пятичленная периодизация прогресса у Маркса глубоко отличается от пятичленной периодизации Гегеля, хотя в некоторой мере и подготовлена Гегелем. Маркс превратил диалектическую интуицию Гегеля в науку. Каждая формация выступила у него не только как ступень совокупного движения человечества по восходящей кривой, то есть как необходимый отрезок этой кривой, но и как сложная экономическая система и как всестороннее общественное целое. Маркс детально показал это на примере одной формации — капитализма, одного прогресса — капиталистического. Но тем самым он научил марксистов, как подступать и к другим формациям. Так, в советской науке разработана теория другой общественной системы — феодализма. Единство формации как системы и как отрезка всемирно-исторической линии восходящего движения проявляется в двух свойствах каждой из трех антагонистических формаций: во-первых, именно в том, что эта система основана на антагонизме и поэтому все ее стороны, законы, категории в конечном счете раскрывают ее антагонистическую природу; во-вторых, тем самым каждая формация не только является частью общего движения, но и имеет внутренний закон движения, имеет закон своего возникновения, развития и гибели, свою восходящую и нисходящую стадии."

* Доклад, представленный к Международному Гегелевскому конгрессу в Париже в апреле 1969 г.

#статьи | #теория | #философия | #Гегель | #Маркс | #Поршнев |