венных отношений между работником и его нанимателем. Во втором, ошибочном, определении он исходит из материально-вещественного характера труда, из его способности воплощаться в материальных предметах. И в данном вопросе, как и во многих других, мы видим у Смита характерное для классической школы смешение материально-технической стороны производственного процесса с его социальной формой. Поскольку Смит изучает социальную форму хозяйства, он открывает новые перспективы и является основателем современной политической экономии. Поскольку он смешивает социальную форму хозяйства с его материально-техническим содержанием, он впадает в многочисленные ошибки и противоречия, одним из примеров которых могут служить и его два противоречащих друг другу определения производительного труда.

Эпигоны классической школы, внимание которых было направлено на материально-техническую сторону производства, совершенно не обратили внимания на первое определение производительного труда, данное Смитом, и усвоили только второе, ошибочное. Некоторые из них разделяли мнение Смита о непроизводительности труда, не воплощающегося в материальных вещах. Другие же оспаривали этот взгляд на том основании, что и труд чиновников, солдат, священников и т. п. должен быть признан производительным. Но и сторонники и противники взгляда Смита совершенно не поняли его наиболее ценного, социального определения производительного труда, которое нашло свое дальнейшее развитие у Маркса."

Цитата: И. Рубин "История экономической мысли", 1926 г.

Фото: Льюис У. Хайн. Механик, работающий с паровой помпой, 1920 г.

#теория | #политэкономия | #Новое_время | #Смит | #Рубин |

✏️ Скучная История: "МИР НЕЛЬЗЯ СПАСАТЬ НАСИЛИЕМ! МИР СПАСАЕТСЯ БЛАГОЙ ВЕСТЬЮ..."

С марксовым понимаем демократии и диктатуры у авторов большие проблемы, конечно.

"Одно из наиболее горьких разочарований русского мыслителя — демократия.

В оценках ее деятелей Герцен очень близок к Марксу. В демократии Герцен увидел лишь «страшную мощь разрушения» и полную неспособность к творчеству: как только примется созидать, теряется в ученических опытах, в политических этюдах. Обвинение демократической стороны в том, что она «везде боялась быть революционной до конца», сродни тому, что предъявлено и Марксом.

Герцен обвинял либералов и демократов в том, что они, получив власть с помощью народа, тут же забыли о его нуждах, оказались неспособными ни предотвратить революционные события, ни воздействовать на них. «Кровь лилась реками», а люди, избранные всеобщей подачей голосов от всей земли французской, «не нашли слова любви, слова примирения».

Маркса мысль о возможном предотвращении революции не занимала: он как раз утверждал непримиримость интересов труда и капитала, выражением которой могла быть только гражданская война. Но к демократии, которую называл не иначе как буржуазной, лидер коммунистов относился столь же критически. С появлением на исторической сцене пролетариата и вступлением его в борьбу демократия в глазах Маркса превращалась в нечто отжившее, и ее несостоятельность, по его мнению, как раз и подтвердила революция 1848 г. Диктатура пролетариата — вот что, по марксовой мысли, должно прийти на смену слабосильному, неспособному к решению социальных задач парламентаризму.

Герцен как будто тоже не связывал будущее с демократией, с которой воочию познакомился в Европе. Но только потому, что будущее для него — вне политики. «Не будет миру свободы, пока все религиозное, политическое не превратится в человеческое, простое, подлежащее критике и отрицанию». Считая, что «пора человеку потребовать к суду республику, законодательство, представительство, все понятия о гражданине и его отношениях к другим и к государству», он утверждал: «Свобода лица — величайшее дело. На ней, и только на ней, может вырасти действительная воля народа». Вряд ли Герцен имел в виду критику марксистских положений, когда писал книгу «С того берега», хотя, возможно, и учитывал неко­ торые из них, выраженные в «Манифесте Коммунистической партии» или «Нищете философии». Но книга его во многом получилась антимарксистской по своей направленности, несмотря на то, что содержание ее намного шире и значительнее, чем своеобразное опровержение марксистских истин.

В «Манифесте Коммунистической партии», провозглашая необходимость пре­вращения пролетариата в «господствующий класс», авторы писали о «завоевании демократии». Два года спустя в статьях о французской революции Маркс уже считал условием превращения пролетариата в «господствующий класс» завоевание им диктатуры.

Рассуждения же Герцена о революции и о послереволюционном развитии

, как видим, диаметрально противоположны тому, к чему призывали Маркс и Энгельс.

Образ Революции в книге «С того берега» — страшный и трагический. Наблюдавший ее как бы «изнутри» Герцен сохранил в памяти не только величественные и героические черты Революции: сумрачные лица строящих баррикады, женщины и дети, помогающие таскать камни, тяжелый звук лафетных колес по мертвым улицам, каменные раны домов, стены которых разбиты ядрами.

В объемистой работе Маркса о событиях 1848 г. и в помине нет подобных примет — автор целиком поглощен анализом хода классовой борьбы, проявлением ее закономерностей. Для Маркса революция — историческая необходимость, объективная реальность, столь же естественная и неизбежная, как явление природы. Революции надо приближать, к ним следует готовиться, чтобы вооружить пролетариат приобретенным в 1848 г. опытом, предостеречь от повторения допущенных ошибок в новых классовых битвах.

Для Герцена война одной части нации против другой — аномалия, общественное потрясение, катастрофа, чреватая неисчислимыми тяжкими последствиями. Он признавался, что страстно любил Париж, но не мог уже по-прежнему относиться к этому городу, где правительственные войска расстреливали баррикады как «неприятельскую позицию». Символом Революции для русского мыслителя стала «Марсельеза» в исполнении великой трагической актрисы Рашель: звуки скорби сменялись у нее воплями радости и опьянения. А в кличе «К оружью, граждане! Пусть нечистая кровь оросит борозды наших пашен» слышалось «жестокосердие палача». Он звучал для Герцена «зовом на пир и погребальным звоном».

Герцен — едва ли не первый революционный мыслитель, поставивший вопрос об издержках революции. Маркса этот вопрос не занимал. Для него революция — это рычаг прогресса, и те жертвы, которые понесет в ней пролетариат (о других жертвах он даже не упоминает), окупятся завоеванием бесклассового общества.

Для Герцена издержки революции — не только кровь и потери с обеих сторон, «правых и виноватых», погибшие, раненые и изувеченные. Революция для него — это хаос и истребление нации, выпадение ее на десятки лет из нормального, естественного развития. Революционное насилие страшит его не только своими жертвами — оно неизбежно порождает новое насилие, вызывает новую кровь. Когда русский революционер писал о расстреле французских рабочих, он восклицал: «За такие минуты ненавидят десять лет, мстят всю жизнь. Горе тем, кто прощает такие минуты!» Вот она, цепная реакция насилия, замкнутый круг, из которого столь трудно вырваться стране, охваченной революцией.

Сама победа нового строя путем насильственного переворота способна довести общество «до крайних последствий», до нелепостей, что вызовет вновь протест революционного меньшинства и необходимость «грядущей неизвестной нам рево­ люции». В самом вопросе, звучащем в книге «С того берега»: «Неужели будущая форма жизни вместо прогресса должна водвориться ночью варварства, должна окупиться утратами?» — слышится несогласие, нежелание принять это за норму.

 
Признавая, что «мысль о крутом и насильственном перевороте имеет в себе что-то отталкивающее для многих», Герцен и себя относил к этим многим. «Люди, видящие, что перемена необходима, желали бы, чтобы она сделалась исподволь», — утверждается в его книге, и желание это здесь признается естественным и за­ кономерным. Ведь и сама природа перестала прибегать к катаклизмам — «более стройная, покойная метаморфоза свойственна той степени развития природы, в которой она достигла сознания».

Герцен, предчувствуя, что революция 1848 г. — не последняя битва за соци­альную справедливость, не мог преодолеть отвращения к кровопролитию, он искал иных путей к достижению социальных преобразований, верил в то, что их можно найти.

Маркс же связывал будущее человечества только с пролетарской революцией. Несмотря на поражение пролетариата в 1848 г., он был преисполнен оптимизма. Для него это поражение знаменовало лишь начало нового этапа борьбы, и он стремился, опираясь на опыт революционных боев, раскрыть ее закономерно­ сти и логику развития. Маркс доказывал, что в поражениях 1848 г. погибала не революция. По Марксу, «погибали пережитки дореволюционных традиций, результаты общественных отношений, не заострившихся еще до степени резких классовых противоположностей, погибали лица, иллюзии, представления, проекты, от которых революционная партия не была свободна до февральской революции, от которых ее могла освободить не февральская победа, а только целый ряд поражений». Маркс указывал, что революция порождала крепкую контрреволюцию, в борьбе с которой «партия переворота только и вырастала в подлинно револю­ ционную партию». Таково марксово восприятие цепной реакции насилия — противоположное герценовскому.

Тогда же, в марте 1850 г., со страниц “Voix du People” — газеты Прудона, раздался зов Герцена: «Мир нельзя спасать насилием! Мир спасается благой вестью... он спасается словом, носящим в себе зародыш нового мира»."

Цитата: В. А. Твардовская, Б. С. Итенберг "Русские и Карл Маркс: выбор или судьба?", 1999 г.

#теория | #революция | #Герцен | #Маркс | #Итенберг | #Твардовская |

✏️ Скучная История: ЯКОБИНЦЫ В ИСТОРИОГРАФИИ

"В исторической литературе якобинцам и якобинской диктатуре даются самые различные оценки: от сугубо негативных до более взвешенных и даже до идеализированных, апологетичных. Наиболее злостную карикатуру на «правительство террора» (как обычно именуют на Западе якобинскую диктатуру) создал И. Тэн, отразивший в своей истории первой французской революции весь тот страх перед революцией как таковой, какой внушила имущим слоям Парижская коммуна 1871 г. Тэн представил якобинскую диктатуру как систему насилий и убийств, «систему Робеспьера», когда захватившая власть «чернь» истребляла знатных и богатых и грабила их имущество.

Обстановку во Франции в 1793—1794 гг. он рисовал в таких тонах: «Вот, с одной стороны, вне закона, в изгнании, в тюрьме, на эшафоте — избранная часть населения Франции, почти все люди благородно го происхождения, богатые, заслуженные, выдающиеся умом, культурой, талантом и прочими достоинствами, и вот, с другой сто ромы, над законом, во всем могуществе — безответственные диктаторы, подонки всех классов, шарлатаны, звери и преступники».

А. Олар признал не историчным подобное огульное отрицание у создателей «режима террора» иных мотивов, кроме стремления к власти и наживе. Сам он видел в нем своеобразный режим общественного спасения, вызванный к жизни иностранным нашествием и внутренними мятежами. Олар решительно отверг тезис Тэна о «господстве черни» при Робеспьере. «Своего рода историческая иллюзия , — писал он, — заставила казаться правительство Робеспьера и второго Комитета общественного спасения... опирающимся главным образом на парижскую чернь. В действительности же, если оно и заботилось о прокормлении этой черни с целью предупредить мятежи (чего оно и достигло)... то, с другой стороны, этот же Комитет неуклонно применял поистине буржуазные законы против коалиций рабочих».

Если Олар подчеркивал преимущественно патриотическую направленность в деятельности «правительства террора», то Л. Матьез приписывал этому правительству далеко идущие планы социального переустройства. Матьез утверждал , что Робеспьер и его партия стремились «поднять до социальной жизни всех вечно обездоленных»; что они «хотели использовать террор для нового переустройства собственности»; что при принятии вантозских декретов перед их умственным взором стояла «республика, построенная на принципе равенства, без богатых и бедных». «Робеспьер пошел дальше политической демократии. Он шел к социальной революции, и это было одной из причин его падения», — заключал он..

Но всякое искажение истории мстит за себя. Представив якобинскую диктатуру подлинно народной по своему характеру, а ее социально-экономическую политику — отвечающей интересам всех обездоленных, Матьез оказался не в состоянии научно объяснить такой бесспорный исторический факт, как наличие «плебейской оппозиции» Робеспьеру, которую он изображает в самом превратном свете.

Кипят страсти вокруг якоб

инской диктатуры и в наше время.

Ф. Фюре, Д. Рише и другие представители «ревизионистского» направления в историографии Французской революции дают этой диктатуре самую негативную оценку. Для них якобинский период — это не «высшая точка» революции, а время, когда ее «занесло» в сторону от исторических задач преобразования страны, когда она «сбилась с пути». Все ее социально-экономические мероприятия эти историки оценивают либо как неэффективные, несвоевременные и отброшенные после переворота 9 термидора, когда революция вернулась на «нормальную» дорогу, либо если и имевшие результаты то лишь пагубные для дальнейшего развития Франции. Якобинский террор оценивается ими в духе Тэна как сплошное злодейство, как «матрица» всех террористических режимов XX в. «ГУЛАГ заставил переосмыслить якобинский террор в силу идентичности обоих этих явлений»,— пишет Фюре.

Напротив, М. Булуазо, Ж. Годшо и другие историки, верные традициям «классической» историографии Французской революции, продолжают отстаивать в основном позитивную оценку якобинского правительства, акцентируя внимание либо на его заслугах в деле национальной обороны, либо на его социальной политике. «Отрицать трагическое величие якобинской республики,— пишет М. Булуазо, — значит поверхностно оценивать свидетельства, которыми мы располагаем... Чтобы ни говорили, якобинская республика была восходящей фазой в борьбе за свободу».

Ж. Годшо рискнул даже взять под защиту якобинский террор, который его современные хулители без обиняков объявляют «старшим братом» сталинского террора. «Для спасения республики, для спасения завоеваний революции, для спасения самой Франции, — пишет он, — было необходимо принять исключительные меры, чтобы помешать действиям внутренних врагов революции, карать их террором».

В советской исторической литературе преобладала тенденция к одностороннему возвеличиванию якобинской диктатуры и террора как своего рода образца революционной тактики. Политическая структура, созданная якобинцами, характеризовалась как «революционно-демократическая диктатура», т. е. как такая форма власти, когда насильственное подавление контрреволюции сочетается с самой широкой демократией для народа. Социально-экономическая политика Робеспьера признавалась выходящей за рамки буржуазной революции, что и вызвало необходимость «термидора», который трактовался как возврат слишком далеко забежавшей вперед революции в ее «нормальное» буржуазное русло.

Н. М. Лукин видел в якобинцах партию мелкой буржуазии, тогда как А. 3. Манфред доказывал, что якобинцев нужно рассматривать не только как представителей мелкой или средней буржуазии и вообще не как партию какого-либо одного класса, а как партию блока мелкой и средней буржуазии, крестьянства и городского плебса. Лукин представлял себе якобинскую «диктатуру низов» как власть мелкой буржуазии, опиравшуюся на поддержку крестьянско-плебейских масс.

Напротив, Манфред считал ее совместной властью блока всех левых сил, к которым относил мелкую и среднюю буржуазию, крес

тьянство и плебейство.

Лукин утверждал, что Робеспьер выражал интересы определенного класса — зажиточной мелкой буржуазии. Манфред же настаивал на том, что Робеспьер представлял и защищал не какие-то узко-классовые интересы, а интересы народа.

Апология якобинской диктатуры и террора, прославление якобинских лидеров, особенно Робеспьера, характерные для советской историографии со времени гражданской войны, достигли у Манфреда своего апогея. Этот историк не жалел самых восторженных эпитетов для характеристики своих героев. «Робеспьер, как, впрочем, и Марат, и Сен-Жюст, и Кутон, как вся эта плеяда людей железной закалки - якобинцев, - писал он, — освободила руссоизм от присущей ему созерцательности и мечтательности, это были люди дела, великие мастера революционной практики. Не мечтать, “не грезить, не ждать; надо самому ввязываться в самую гущу сечи, разить мечом" направо и налево, увлекать за собой других, идти навстречу опасности, рисковать, дерзать и побеждать». Напротив, Эбера и других деятелей «плебейской оппозиции» Робеспьеру Манфред оценивает столь же негативно, как это делал в свое время и Матьез. Эбер, утверждал он, «был человеком без отчетливых политических воззрений. Его газета... занимала по большинству вопросов крайне левые, чтобы не сказать “левацкие”, позиции. Эбер представлял экстремистское крыло якобинского блока».

Еще более негативно оценивает Эбера Н. Молчанов, книга которого «Монтаньяры» (1989) написана с претензией на новые подходы к изучению Великой французской революции. Правда, в отличие от Манфреда, Молчанов признает, что Эбер имел вполне определенную социальную программу: требовал раздробления крупных поместий и ферм, наделения землей неимущих. Но Молчанов считает эти требования утопическими и реакционными, а самого Эбера характеризует так: «циничный, способный ..авантюрист», «деклассированный буржуа», «подстраивался под вкусы и настроения плебейских слоев», «проповедует идею наделения санкюлотов мелкими участками земли за счет раздела крупных поместий. Идея утопическая, не осуществимая и в конечном счете реакционная с точки зрения экономического прогресса».

Тем временем изучение фактической истории народного движения эпохи Французской революции продвинулось настолько, далеко вперёд, что ломка тех штампов и стереотипов, которые сложились еще на самых ранних ступенях развития советской историографии этой революции, стала совершенно неизбежной. В трудах выдающегося французского историка Альбера Собуля и других, ученых в новом свете предстало парижское санкюлотское движение как авангард народа, творившего революцию. Именно парижские санкюлоты выдвинул и отвечавшую чаяниям широких народных масс социальную программу, проникнутую уравнительным, эгалитарным духом. Именно они создали в лице эбертистской Коммуны Парижа 1792-1794 гг. и парижских секций зачаточные органы подлинно народной власти, которые оказывали большее влияние на Конвент, став фактически «второй властью» в государстве.

Что касается якобинского «правительств

а террора», то к нему (как и ко всему другому) нужно подходить с позиций строгого историзма, требующего оценивать те или иные явления прошлого не с точки зрения наших нынешних представлений или эмоций, а исходя из конкретных обстоятельств места и времени. Неприемлемы ни его идеализация, чем долгие годы грешили советские историки, ни его огульное охаивание.

H. Молчанов, например, видит в Робеспьере, совсем уже в духе И. Тэна, лишь «тирана», прокладывавшего себе при помощи насилий и убийств дорогу к личной власти. «Тщеславие, зависть, ненависть, —пишет он, — переродили этого кабинетного юриста в демагога; этого формалиста права и чистой демократии в одержимого властолюбца, этого умеренного, осмотрительного, осторожного человека в беспощадного, жестокого вдохновителя и организатора террора, тактичного парламентария в циничного диктатора. Теперь сам Марат содрогнулся бы в ужасе от этого холодного, педантичного прокурора гильотины».

Не ясно ли, что перед нами именно такой случай, когда из одной крайности бросаются и другую? Если Манфред непомерно возвеличивал Робеспьера, пел ему дифирамбы, то Молчанов столъ же неисторично нарисовал его портрет одной черной краской, хотя хорошо известно, что имя этого наиболее крупного якобинского лидера связано не с одним только злоупотреблением террором.

Именно робеспьеровское «правительство террора» довело до конца дело уничтожения феодальных порядков во французской деревне, подавило роялистско-жирондистские мятежи и организовало победу над коалицией европейских монархий, вторгшейся в страну. Ограничения якобинцами формальной демократии, применение ими такого предосудительного с моральной точки зрения оружия политической борьбы, как террор, и другие их чрезвычайные меры были обусловлены не «кровожадностью» Робеспьера, не его стремлением к личной власти, а вполне конкретной обстановкой, логикой гражданской войны, когда и другая сторона действовала столь же насильственными и жестокими методами.

Робеспьеровское «правительство террора» действительно было диктатурой, но не «диктатурой низов», а буржуазной диктатурой, направленной как на подавление роялистско-жирондистской контрреволюции, так и на обуздание санкюлотского движения. Эта диктатура пошла на более крупные уступки народу в социальной области, чем это было сделано на предшествующих этапах революции, но лишь на такие уступки, которые не подрывали частной собственности и системы наемного труда. Она облегчила возможность как для зажиточного, так в известной мере и для среднего крестьянства увеличить свою собственность за счет конфискованных владений церкви и дворян-эмигрантов, которые стали распродаваться на более льготных условиях, чем раньше. В пользу же крестьянской бедноты, не имевшей средств для покупки земли на торгах, предпринимались лишь частичные меры, мало что менявшие в ее положении. Максимум на товары (твёрдые цены), введенный под давлением народных «низов», «правительство террора» дополнило максимумом на заработную плату, фактически снижавшим зараб

 отки рабочих и вызвавшим их сильное недовольство и даже стачки, которые сурово пресекались. Оружие террора оно направило не только против дворянско-буржуазной реакции, но и против радикальных плебейских элементов, против «бешеных», против эбертистов. Террор принял огульный характер и сопровождался перегибам и крайностями, которые компрометировали режим в глазах народа.

Именно злоупотребления террором и создали предпосылки для термидорианского переворота, совершенного теми элементами, которые выступали и против товарного максимума, и против каких-либо иных уступок «низам» в социальной области."

Цитата: В. Г. Ревуненков "История Французской революции", 2003 г.

#революция | #теория | #Франция | #Робеспьер |#Ревуненков |

 ✏️ Скучная История: ПОЧЕМУ ВАЖНО ИЗУЧАТЬ МЕЗОАМЕРИКУ?

"Кнорозова Америка привлекала в первую очередь именно потому, что американский континент развивался независимо от Старого Света... Кнорозову нравился американский континент именно потому, что он позволял своим независимым развитием утверждать системные правила..."
___________________
Ответы на какие вопросы даёт изучение Мезоамерики? Почему важно изучать этот регион? Об этом в лекции НаукаPRO рассказывает Галина Ершова, историк, антрополог, эпиграфист, доктор исторических наук, профессор РГГУ, директор Мезоамериканского центра им. Ю.В. Кнорозова.

#предложка | #теория | #майя | #древний_мир | #Кнорозов | #Ершова |

https://vk.com/video-190320587_456240991

✏️ Скучная История: МЮНХЕНСКИЙ СГОВОР 1938 Г.

Рассмотрение предыстории Мюнхена 1938 г. в военном и экономическом отношениях. Позиции и мотивы сторон с точки зрения состояния их армий, потенциальных рисков и опасений. Ничего принципиально нового ранее неизвестного здесь не сказано, некоторые важные моменты подсвечены.

С учётом тех документов, что на сегодня известны, роль Польши в предвоенные годы предстаёт весьма выпукло. Польское государство тех лет однозначно в топе списка претендентов на историческую премию Дарвина.

#день_в_истории | #ВМВ | #Британия | #Германия | #Италия | #Польша | #Чемберлен | #Исаев | #Тимин |

 ✏️ Скучная История: "... СОЗДАТЬ НЕЧАЯННО ХОРАСАНСКУЮ СОВЕТСКУЮ РЕСПУБЛИКУ"

"ПРОЕКТ ПОСТАНОВЛЕНИЯ ПЛЕНУМА ЦК РКП(б) О ТОРГОВОМ ДОГОВОРЕ С АНГЛИЕЙ!*
26 января 1921 г.

1) Заключить договор на основах, защищаемых Красиным.

2) Послать тотчас ноту с довольно наглым и подробнейшим опровержением всех обвинений Керзона.

3) Обязать Сокольникова к весне создать нечаянно Хорасанс­кую советскую республику.

4) Послать специальных послов в Баку и в Ташкент, дабы объяснить им, что надо продолжать еще сильнее нападать на британский империализм, но не от нашего имени, а от Азербайджана и от Бухары, никогда в нотах и в письмах не го­ворить об этом.

5) Обязать Оргбюро в недельный срок усилить аппарат Щародного комиссариата иностранных дел еще 2-3 очень вы­ школенными и конспиративными партработниками.

6) В каждой ноте подтверждать, тайно и открыто, что послы обязаны следить за тем, чтобы ничего не делалось против Анг­лии.

7) Сообщать впредь все враждебное Англии только особым шифром, который послы не вправе давать расшифровывать ни одному секретарю, а обязательно расшифровывать лично.

8) Восточным народам сообщить всем, но только устно через послов, без единой бумажки, что мы надуем Англию.

9) Помянуть, в числе нас заинтересовывающих стран, Кавказ, Армению и, если можно, западные государства.

Фонд 2, оп. 2, д. 1292 — авто­граф.

[* Проект постановления В.И.Ленин внес на заседании пленума ЦК РКП(б) 26 января 1921 г.; было принято следующее постановление: «а) Заключить торговое соглашение с Англией на основах, защищаемых Кра­синым. б) Включить в число стран, специально нас интересующих, как все страны Кавказа, в том числе Армению, так все западные государства, входившие в состав прежней Российской империи, со специальной моти­вировкой о защите независимости и самоопределения и т.д. в) Постарать­ся внести специальные оговорки о признании независимости трех из упо­мянутых Англией четырех государств, т.е. Афганистана, Персии и Малой Азии, г) Для определения некоторых деталей внешней политики Турке­стана и сопредельных стран создать комиссию в составе тт. Сокольнико­ва, Чичерина и Сталина» (РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 2, д. 56, л. 2).

Нота правительства РСФСР правительству Великобритании была по­слана 4 февраля 1921 г. (см.: Документы внешней политики СССР. М., 1959, т. III, с. 501-506).

Торговое соглашение между РСФСР и Великобританией было заклю­чено в Лондоне 16 марта 1921 г. (см.: там же, с. 607-614)] ."

Цитата: "В.И.Ленин. Неизвестные документы. 1891 —1922 гг.", 2000 г.

#источники | #архивы | #торговля | #Британия | #Ленин |

✏️ Скучная История: А. И. ГЕРЦЕН И ЗАКОНЫ ОБЩЕСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ

Поскольку авторы, очевидно, в целом на стороне Герцена, их понимание марксизма, примерно как и у самого Герцена, местами выглядит поверхностно и вульгарно. Здесь Герцену приписывается большее, чем у того было, а Маркс же изрядно ампутируется. Складывается впечатление, что авторы сами не до конца понимают смысл приводимых ими цитат. Нельзя сказать, что это редкость по сегодняшним временам, но чести заслуженным историкам это, однако, не делает.

"Анализ двумя мыслителями событий 1848 г. выявляет расхождение не только в их понимании и оценках, но и в самом подходе к общественному развитию.

События революции втиснуты Марксом в рамки железных законов классовой борьбы. Все политические группировки и течения действуют в его работе согласно логике этой борьбы, классовых интересов, классовых противоречий. Поведение их, в конечном счете, сведено к экономическим мотивам, лежащим в основе политики. Именно эти мотивы определили, с марксовой точки зрения, причины революции, сделали ее неизбежной. Мнящий себя последователем учения Маркса Гесс, критикуя книгу «С того берега», так формулировал свой главный упрек автору:
«Экономическая подоплека Вашей философии еще не осознана Вами».

Это не совсем точное наблюдение. Герцен вовсе не отрицал социально-эконо­мические причины революционных боев 1848 г. Он гневно писал о своекорыстии буржуазии и партий, выражавших ее интересы, о нежелании буржуазии учесть потребности и права трудовых слоев, которые помогли ей добиться господства.

В его книге дана широкая панорама общественных страстей и стремлений, в той или иной мере повлиявших на социальный взрыв, и автор не торопился выделить главный фактор, объяснявший генезис революции.

После 1848 г. Герцен был склонен подчеркивать сложность и непредсказуемость общественной жизни, проводя аналогию между нею и природой. Дело, думается, не в «применении Герценом к обществу понятий биологической науки», не в «на­турализации исторического процесса», как иногда утверждается в литературе.

Речь у Герцена идет не об уподоблении общественного развития биологическому, а именно об аналогии между ними с целью подчеркнуть естественный харак­тер общественного процесса, его непредсказуемость, невозможность свести его к какой-либо формуле.

И опять-таки хочется поспорить с теми, кто видит в этом «недооценку роли общественной теории», недоверие к ней, скептицизм и субъективизм. Здесь, скорее, надо бы говорить об осознании невозможности уложить «живую жизнь» в тесные пределы того или иного учения, понять ее с помощью тех или иных доктрин. Не отказываясь от процесса познания общественной жизни, Герцен предупреждал о трудностях, стоявших на этом пути, о том, что «доля всего совершающегося в истории покорна физиологии, темным влечениям».

Маркс же категорически отрицал всякую «физиологию» в подходе к обще­ственным явлениям. В его анализе той же классовой борьбы нет и попыт

ки учесть социальную психологию. Марксизм всегда считал национальную идею менее существенной, чем классовые противоречия. Вожди пролетариата были уверены, что открытые закономерности развития общества дают возможность не только правильно объяснить его прошлое, но и предвидеть будущее. Отрицая то «строгое предназначение истории», которое проповедовали философы, Герцен все больше задавался вопросом: «Где лежит необходимость, чтобы будущее разыграло нами при­думанную программу?» Вопрос как будто прямо обращен к марксистам: именно Маркс утверждал, что эта необходимость заложена в законах общественного бытия, в смене общественных формаций единственно возможным революционным путем.

«Жизнь имеет свою эмбриогению, не совпадающую с диалектикой чистого разума», — в этом открытии Герцена А. И. Володин видит прямой его отход от идеализма 40-х годов, обретение более реалистического представления об исто­рической действительности, и с этим нельзя не согласиться. Нельзя не согласиться и с тем, что больший реализм позиции мыслителя сказался и в его признании роли случайности в истории. Но вряд ли прав исследователь, когда видит в этом сближение Герцена с диалектическим материализмом Маркса и Энгельса.

«История имеет свой собственный ход, и сколь бы диалектически этот ход не совершался, в конечном счете, все же диалектике нередко приходится довольно долго дожидаться истории». Эта мысль Энгельса действительно близка Герцену, который все более убеждался, что история «имеет свой собственный ход». Однако он считал, что «ход истории», непредсказуемый и трудно постижимый, не может быть понят и переделан с помощью логических формул. Позиция же сторонников марксизма как раз не совпадала с этим высказыванием Энгельса, оставшимся чисто теоретическим постулатом: оно ничуть не повлияло на их практику. Они-то как раз утверждали, что законы истории им ясны, а сам ход их вполне предсказуем на мно­гие десятилетия вперед. И они вовсе не хотели «дожидаться истории», а всячески торопили, подталкивали ее. Так что Герцен противостоял не только «революцион­ному идеализму» (Ледрю Роллен) и «фанатизму» (Дж. Маццини), но и марксизму с его железным детерминизмом и классовым подходом к человеческому обществу.

Позицию Герцена в осмыслении революции бесклассовой не назовешь — он весь на стороне пролетариата, он убежден в справедливости его требований, необхо­димости разрешить социальный вопрос. Но ни Маркс, ни Энгельс не признали бы эту позицию русского революционера пролетарской. Взгляд Герцена на революцию шире — он общечеловеческий, поскольку Герцена волнует судьба не только проле­тариата, но и нации, страны, народа, человеческого общества, наконец. Он скорбит не только о погибших на баррикадах. Среди самых мрачных впечатлений русского писателя — раненый на носилках, его рука, зажимающая рану, и кровь, стекающая сквозь пальцы. Для Герцена неважно, чья эта кровь — сторонника революции или ее врага: он видит человека, гибнущего в братоубийственной войне, — от руки такого же француза, ка

 к и он. Его книга — не только о революции, она — о судьбах человечества."

Цитата: В. А. Твардовская, Б. С. Итенберг "Русские и Карл Маркс: выбор или судьба?", 1999 г.

#теория | #революция | #Герцен | #Маркс | #Итенберг | #Твардовская |

✏️ Скучная История: КРАСНО-БЕЛЫЙ КРЫМ В 1917-1921 ГГ. Р. ИЗЕТОВ.

Руслан Акимович Изетов, исследователь событий Гражданской войны в Крыму (1918 - 1921 гг.), студент, обучающийся на историка и занимающиеся написанием научных и научно-популярных трудов, оцифровкой книг, публикацией раннее недоступных исторических документов. Создатель группы «Красно-белый Крым».

"НП: Какими событиями был насыщен полуостров с 1918 по 1919?

Руслан Изетов: 1918-й год... за это время на полуострове сменилось три раза [правительство - В.Г.]. Сначала к власти пришли большевики и левые эсеры местного розлива, среди которых наибольшее влияние имели представители Симферопольского комитета РСДРП(б) во главе с ранее упоминавшимся Жаном Миллером. В том числе и с их поддержки происходил матросский террор на полуострове (преимущественно на Юге Крыма). Во второй половине марта 1918 года с подачи "симферопольцев" провозглашается Республика Таврида, сформированной, по моему мнению, под под влиянием левоэсеровской повестки (имевшей тогда серьёзное влияние) и при личном участии другого важного политического деятеля - Вильяма Спиро, политкомиссара Чернормоского флота (отправленного в Крым после отставки Роменца). Спиро стремился образовать на территории Таврической губернии государственное образование, которое стремилось бы вести политику войны в отношении Германии. Это противоречило линии ЦК РКП(б), которая не желала полноценного втягивания Крыма (в качестве отдельной советской республики) в антинемецкий оборонительный фронт (состоявший из Украинской Социалистической и Донецко-Криворожской республик). По линии севастопольских большевиков уже оказывалась помощь в обороне Украины и Донбасса - посылались отряды матросов и солдат, отправлялось снаряжение, и так далее, и в образовании отдельной Таврической республики, с точки зрения Москвы, не было нужды. В конце сентября у меня должна выйти научная статья на эту тему, там я свою теорию раскрою более подробно.

С середины апреля началось наступление немецких войск на Крым (происходившее в нарушение условий Брестского мира), в результате которого полуостров оказался под оккупацией Германии. Из-за слабости и неорганизованности как самого правительства Республики Тавриды, так и подконтрольных ему вооружённых частей почву для партизанского движения (которое охватило Украину после её оккупации Центральными Державами) создать не удалось.

В июне 1918 года было провозглашено (первое) Крымское краевое правительство во главе с генералом Матвеем Сулькевичем, опиравшееся на немецкие штыки и дореволюционную бюрократию и дворянство. В постсоветской историографии это государственное образование зачастую превозносилось (в противовес советским государствам в Крыму, существовавшим в годы Гражданской войны), так как его руководство якобы "стремилось создать маленький оазис стабильности и порядка, и соединить национальные общности Крыма в совместной работе". Между тем, как показано в новейших научн

ых работах (например в докторской диссертации Леонтия Ланника, также весьма антисоветски настроенного автора), правительство Сулькевича по факту было промежуточным, созданным не для долгосрочного государственного строительства. И если бы Германия продержалась дольше в Восточной Европе, то с огромной долей вероятности полуостров был бы передан Украине в качестве автономии. Впрочем, сколько бы эта автономия продержалась и через сколько на её место пришла бы политика украинизации – вопрос достаточно любопытный.

После ухода немецких войск в ноябре 1918 года на место первого краевого правительства пришло второе, во главе с кадетом Соломоном Крымом. Вместо немцев на полуостров вошли войска Антанты и Добровольческая Армия (которой оставалось пару месяцев до реорганизации в Вооружённые силы Юга России). Среди лидеров южнороссийского белого движения достаточно быстро созрела идея ликвидации крымского краевого правительства, однако именно страны "Сердечного согласия" встали на пути реализации этой идеи, так как его существование значительно облегчало деятельность интервентов на полуострове.

При "вторых краевиках" активизировалась деятельность пробольшевистского подполья: начали организовываться революционные комитеты, появились зачатки партизанского движения (отряд "Красные каски" в евпаторийских каменоломнях). Ещё в октябре 1918 года, незадолго до денонсации Брест-Литовского мира Советской Россией, крымская областная партийная организация была переподчинена Компартии Украины (Крымский обком вернулся в ведение РКП(б) в течении апреля-мая 1919 года). Это значительно облегчило снабжение крымских большевиков и в целом положительно повлияло на их деятельность на полуострове."

#предложка | #революция | #Гражданская_война | #репрессии | #Изетов |

https://vk.com/@nevskiprospekt-krasno-belyi-krym-v-1917-1921-gg-intervu-s-issledovatele

✏️ Скучная История: КОМИССИЯ РАН ЗАЯВЛЯЕТ...

При текущей ситуации в (не)светском государстве РФ практическая польза подобных заявлений примерно равна надписи на заборе, или на плакатике согласованого властями одиночного пикета где-нибудь перед МинПросом. Реальная способность комиссии при Экспертном совете РАН как-то повлиять на образовательную политику (на любую политику) государства примерно как у Спортлото. Кто им сказал, что наука вместе со светским образованием вообще входят в перечень великорусских традиционных ценностей? Выступили лакмусом общественного мнения на очевидный пристрелочный инфовброс. Но лучше все-таки сказать хотя бы так, пока можно вообще хоть что-то говорить.

"ЗАЯВЛЕНИЕ КОМИССИИ РАН ПО БОРЬБЕ С ЛЖЕНАУКОЙ ПРИ ЭКСПЕРТНОМ СОВЕТЕ РАН О ПРЕПОДАВАНИЯ ТЕОРИИ ЭВОЛЮЦИИ В ШКОЛАХ

01 октября 2024 г.

В связи со звучащими призывами исключить теорию Дарвина из школьной программы, Комиссия по борьбе с лженаукой при Экспертном совете РАН заявляет:

1. Концепция биологической эволюции, основанная на идеях Чарльза Дарвина, является фундаментом всей современной биологической науки. Речь идет не только о происхождении человека от древних приматов, а о происхождении всего живого от единого общего предка. Человек имеет общего предка не только с шимпанзе, но и со всеми клеточными формами жизни на планете. Этот вопрос не является предметом спора среди профильных специалистов: биологов, антропологов и палеонтологов, как в России, так и в мире. Этот вопрос также не является вопросом веры.

Принципы эволюции, сформулированные Дарвином и впоследствии дополненные исследователями XX и XXI веков, неразрывно связаны с важнейшими фундаментальными и прикладными направлениями в биологии. Эти принципы используются при разработке вакцин, антибиотиков и противораковых препаратов. Эволюционные представления играют центральную роль в борьбе с вредителями сельскохозяйственных культур, в селекции растений и животных, в генной инженерии, выявлении генов человека, ответственных за врожденные заболевания, в изучении старения. Эволюционная биология проливает свет на прошлое человека и других живых существ, в том числе на их миграции, и раскрывает адаптации, которые помогали и продолжают способствовать их выживанию. В биологии не существует более фундаментальной теории, которая связывает вместе все разделы науки о жизни от молекулярной биологии и генетики до палеонтологии, зоологии и физиологии. Как говорил генетик-эволюционист Феодосий Григорьевич Добржанский: «Ничто в биологии не имеет смысла, кроме как в свете эволюции».

Разумеется, современная эволюционная биология ушла далеко вперед по отношению к идеям, сформулированным Дарвином, но основной выдвинутый им принцип, объясняющий механизм развития жизни на Земле, актуален как никогда: именно наследственность, изменчивость и естественный отбор объясняют многообразие жизни на нашей планете. С тех пор исследователи уточнили многие детали, которые не были извес

тны во времена написания «Происхождение видов»: генетика раскрыла механизмы наследственности, а молекулярная биология объяснила причины и природу мутаций, лежащих в основе изменчивости. Тем временем палеонтология описала огромное многообразие вымерших существ, в том числе переходных форм.

Таким образом, теория Дарвина о механизмах возникновения биологического разнообразия является неотъемлемой частью современной теории эволюции, подтверждается экспериментальными наблюдениями, воспроизводится в лабораторных условиях и согласуется с данными из смежных областей.

Это можно сравнить с тем, как современная физика дополнила идеи Ньютона. И хотя физика законами Ньютона не исчерпывается, изучать ее без знания ньютоновской механики невозможно. Так и изучение современной биологии, генетики, микробиологии, генной инженерии и биоинформатики невозможно без теории эволюции.

Если, как предлагают некоторые деятели, исключить столь важную часть научной картины мира из школьной программы, пострадает, прежде всего, будущее российской науки и образования.

К сожалению, споры о теории эволюции с момента первой публикации книги Чарльза Дарвина «Происхождение видов» часто имели идеологическую окраску, поскольку идеи Дарвина воспринималась как посягательство на сложившуюся религиозную картину мира. В связи с этим еще в XIX веке родилось множество мифов, распространяемых противниками дарвинизма. Увы, спустя 150 лет эти мифы продолжают повторять люди, далекие от биологии. Стоит поэтому подчеркнуть, что:

Дарвин никогда не «отрекался» от своих идей, эта легенда распространилась через много лет после смерти ученого;

теория эволюции не устарела, а наоборот, является основой современной биологии: никакой научной альтернативы эволюционной теории в биологии не существует, в чем легко убедиться, если попытаться найти публикации в самых авторитетных научных журналах, написанные с позиций антиэволюционизма (вы их не найдете);

в настоящее время эволюция человека изучена в подробностях; счет ископаемым находкам предков человека идет на тысячи. Наиболее актуальная экспозиция на эту тему в России находится сейчас в Биологическом музее им. К.А. Тимирязева в Москве.

2. Появляющиеся время от времени в России и за рубежом предложения «изъять учение Дарвина из школьных учебников», доходящие иногда до судебных разбирательств («обезьяньи процессы»), свидетельствуют о слабости просветительской и научно-популяризаторской деятельности, о недостаточной открытости науки для общества. Эту деятельность надо всемерно усиливать, расширять и совершенствовать: «Чем человек просвещеннее, тем он полезнее своему Отечеству» (А.С. Грибоедов).

Предложения об исключении теории эволюции из школьной программы сопровождаются заявлениями, будто бы дарвинизм способствует «духовному разложению». Однако речь идет об ознакомлении учащихся с установленными наукой фактами. Знакомство с теорией эволюции способствует духовному разложению не больше, чем изучение таблицы Менделеева, второго начала термодинамики или у

 стройства Солнечной системы. Действительно, из гелиоцентрической модели вытекает, что наша планета не центр мироздания, а быстро вращающаяся голубая точка, одна из триллионов во Вселенной. Едва ли стоит уподобляться сторонникам плоской Земли, аналогичным образом отрицающим неприятные им факты. Напротив, отказ от преподавания фундаментальной для всей биологии теории эволюции приведет к росту научной безграмотности.

3. Вопрос о достоверности теории эволюции лежит сугубо в сфере естественных наук. При этом распространившееся утверждение будто бы «все религии признали» ошибочность дарвинизма, не соответствует действительности. Достаточно вспомнить официальную позицию католической церкви. Еще в 1950-м году Папа Римский Пий XII заявил, что нет конфликта между христианством и теорией эволюции. А в 1996 году в своем обращении к Папской академии наук Папа Иоанн Павел II подтвердил позицию Церкви, признающую создание человеческого тела через эволюцию:

«Мой предшественник Пий XII в своей энциклике Humani generis (1950) уже утверждал, что между эволюцией и доктриной церкви в отношении человека и его создания нет конфликта, при условии, что мы не упускаем из виду некоторые фиксированные точки. <...> Сегодня, более чем через полвека после появления этой энциклики, некоторые новые открытия приводят нас к признанию эволюции чем-то большим, чем просто гипотезой».

В истории православия также известны богословы, придерживавшиеся сходной позиции — теистического эволюционизма, такие, как Александр Мень. Существование верующих ученых-эволюционистов, среди которых, был например, один из основателей синтетической теории эволюции Феодосий Добржанский, говорит о том, что вполне можно быть верующим и при этом разделять современную научную картину мира, частью которой является теория эволюции.

4. В любом случае принимать решение о содержании школьной программы, особенно в той ее части, которая касается естественных наук, должны профильные специалисты. В данном случае — биологи.

В связи с вышесказанным Комиссия по борьбе с лженаукой при Экспертном совете РАН считает недопустимым исключение эволюционной теории из школьного курса биологии. Обсуждение содержания школьной программы по биологии (как и по другим дисциплинам) возможно только с участием профильных специалистов, мнение которых должно быть приоритетным."

#Новейшее_время | #РФ | #наука | #биология | #РПЦ | #религия |#Дарвин |

✏️ Скучная История: ИСТОРИК-БРЕДОГЕНЕРАТОР...

А. Р. Дюков: "Смотря на омерзительную картину очередного коллаборационистского "Форума свободной России", не забывайте, что их прямые предки - Герцен, Ленин, Власов."

#на_полях | #Новейшее_время | #РФ | #Дюков |