Шах и мат, Стивен Кинг!
Пока ты пишешь блёрбы всем подряд, Шамиль Идиатуллин пишет их сам себе.

​​«ВЫГОН» (реж. Нора Фингшайдт, 2024)

Когда все фанатели по «Выгону» Эми Липтрот, я немножечко недоумевала насчёт того, что кто-то, в отличие от меня, не ненавидит описания природы ещё со школьной скамьи. Тем не менее, посмотреть фильм очень хотелось: ожившие картинки из National Geographic на большом экране+изображающая пьяненькую Сирша Ронан, ещё и меньше двух часов хронометража – дайте два, как говорится!

В отличие от книги, у героини «Выгона» есть имя. Зовут девушку Рона, днём она работает в лондонской лаборатории, вечера проводит в барах и клубах, а на праздники ездит к разведённому отцу на Оркнейские острова. У Роны в её двадцать с хвостиком алкогольная зависимость, победить которую не помогают ни ультиматумы второй половины, ни встречи АА, ни страшные истории, которые случаются с ней по пьяной лавочке. После очередного срыва в голову женщины приходит гениальная мысль – уехать к чёрту на кулички, подальше от баров и алкомаркетов, поближе к коростелям, морским котикам и отрезвляющему солёному воздуху. И вот уже под любимое техно она шугает кроликов и наслаждается видами Атлантического океана.

В Берлине техно никогда не бывает неожиданностью, ты знаешь: оно может подстерегать за любым углом. Поскольку «Выгон» снят при поддержке берлинско-бранденбургской ассоциации кинематографистов (Нора Фингшайдт – немка по национальности), стоило бы, конечно, меньше удивляться, что вместо звука привычной скрипочки, демонстрацию красот Оркнейских островов сопровождает электронщина. Музыка в фильме работает как барьер: надевая наушники и отрезая себя от звуков природы, героиня отгораживается от окружающего мира, отказываясь становиться его частью. Шум волн, шелест травы, вой ураганного ветра, крики котиков и птиц – всё это долгое время вовсе не то, в чём Роне хочется растворится. Видя, как неистово она отплясывает под треки с ноутбука, оставшись в одиночестве на Рождество в своём домике смотрителя Королевского общества защиты птиц, понимаешь, что до той поры, пока внутренний ритм женщины не совпадёт с окружением, единственное, что она может выдать этому миру: «не в моём, сука, темпе!». Это классная режиссёрская находка, и лишь одна из. Фингшайдт хорошо удалось сделать то, что вышло довольно кринжовенько у Нолана в «Оппенгеймере»: внутренним переживаниям героини в картине нашли не только визуальное воплощение, но и аудиальное. Это привязывает зрителя к экрану даже сильнее, чем закадровое повествование с исповедальной интонацией.

Поиграв с композицией, отказавшись от линейного сюжета, выдав нам целый набор Рон вместо одной (отличать их нужно по цвету волос Сиршы Ронан), Фингшайдт превратила неспешное повествование об исцелении с помощью природы Липтрот в мощное, грохочущее, жгучее, как спирт, высказывание о том, что даже после самого стремительного падения, разбивающего на тысячи осколков, можно подняться живой.

«Букмейт» перевёл фрагменты отзывов о «Когнате» Сальникова на драконий язык. По-моему, вышло просто потрясающе, но, возможно, я так думаю, потому что моя цитата тоже при деле 😁

Посмотреть другие здесь можно. А ещё в комментах вопросы автору собирают!

​​«НАШИ БЕСКОНЕЧНЫЕ ПОСЛЕДНИЕ ДНИ» КЛЭР ФУЛЛЕР

Для Пегги и Джеймса Хиллкоутов время остановилось 20 августа 1976 года. Собрав скарб, мужчина с семилетней дочерью ушёл из лондонского дома в немецкий лес, поселился в деревянной хижине и начал свежевать белок, мастерить из досок пианино и ехать кукухой. Девочка прожила с отцом около десяти лет, всё это время думая, что её мать и все остальные жители планеты мертвы, а чудом выжить удалось лишь им двоим.

Историю о жизни в лесу с поехавшим «выживальщиком» Пегги рассказывает из дома матери, где, обритая налысо и лишённая кусочка уха, она пытается наладить отношения с младшим братом Оливером, имеющим крайне смутное представление о том, кем был его отец. Рассказ этот в первую очередь нужен ей самой, ведь через него девушка пытается осознать, чем же было для неё последнее десятилетие, в которое она, в отличие от своих ровесников, не получала аттестат и не ходила на танцы с поклонниками, а голодала, мёрзла, в одиночку переживала все кризисы взросления и ещё тысячу раз голодала и мёрзла. Однако, как бы велико ни было желание собрать картинку, Пег оказывается не самым надёжным рассказчиком.

Роман Клэр Фуллер имеет куда больше общего с произведениями о похищениях, чем с произведениями о выживании. Разница лишь в том, что привязанность и симпатия по отношению к похитителю не были для героини приобретёнными – отца, каким бы странным он не был, Пегги любила всегда, и доверие к нему было безусловным. От этого, подсвеченная писательницей проблема полной зависимости ребёнка от воли взрослого, вырастает до монструозных масштабов и пугает больше, чем хищные звери и отравленные ягоды, подстерегающие в лесу на каждом шагу.

«НЕЖНЫЙ ВОСТОК» (реж. Шон Прайс Уильямс, 2023)

Оказавшись с одноклассниками на экскурсии в Вашингтоне, Лилиан довольно быстро заскучала и приуныла как от дневных экскурсий, так и от вечернего караоке. Благо в бар, в котором тусовалась компания школьников, вломился поехавший сторонник пиццагейта, уверенный, что под аббревиатурой ДП работники кухни скрывают не деревенскую пиццу, а детское порно. Пока товарищ тряс пистолетом, девушка слиняла из заведения вместе с антифашистом Калебом, с ним же с утра отправилась громить лагерь утраправых, откуда ушла уже с одним из сторонников неонацизма – вузовским профессором литературы, обожающим творчество Эдгара По.

Весь сюжет картины – путешествие Лилиан по Восточному побережью США в компании представителей различных идеологий. От одних радикалов девушка попадает к другим, на всех смотрит взглядом коровы и слушает с открытым ртом. При этом способности героини схватывать на лету и мимикрировать под среду можно только позавидовать: для препода Лоуренса она становится Анабелью, заплетает две косички и разыгрывает жертву абьюза, нью-йоркским независимым режиссёрам в поиске актрисы представляется студенткой филологического, и даже исламистским радикалам не удаётся выбить её из колеи предложением потанцевать под хаус или драмнбейс.

Приспособленчество героини Шон Прайс Уильямс не осуждает и не высмеивает, как раз наоборот: режиссёрская ирония направлено не на инертную школьницу без собственной позиции, а на всех тех, кто, уверенный в собственной правоте, глух к чужим высказываниям и ограничен проповедуемой идеологией. Лилиан, как кэрролловская Алиса, может позволить себе следовать за первым попавшимся кроликом, уменьшаться и увеличиваться или не понимать тарабарщину. И всё это на фоне американского флага, каждая звёздочка на котором теперь уже олицетворяет не штат, а один из осколков разбитого на десятки лагерей общества.

Допустим, однажды меня попросили бы назвать десять любимых книг. Среди прочего я бы точно назвала «Маленькую жизнь» и, скорее всего, «Дом на краю света».

Допустим, меня бы тогда спросили: а не пропагандируют ли Янагихара и Каннингем гомосексуализм? Я бы ответила: побойтесь бога, главный герой самого популярного романа Янагихары асексуален, страдает от насилия со стороны одного партнёра-гея, а потом постоянно не знает, как отделаться от физической близости с другим, ну а Каннингем так достоверно описал неудачный гомосексуальный опыт в книге «Плоть и кровь», что любому после прочтения захочется завязать член каралькой, лишь бы с ним такого ненароком не произошло.

Но единственное, о чём меня спрашивают: все ли начинки класть в шаурму? Так что шаурма всё ещё «мит аллес», чего не скажешь об ассортименте российских книжных магазинов.

Будто подслушав моё декабрьское нытьё о том, что не особо на русский переводят современную немецкую прозу, за первые три месяца 2024го российские издательства поднапряглись и выпустили сразу несколько романов.

«Герой со станции Фридрихштрассе» Максим Лео
Давным-давно, когда деревья были большие, а Берлин разделяла стена, стрелочник рейхсбана Михаэль Хартунг халатно выполнил свою работу, из-за чего один из поездов ГДР случайно отправился в ФРГ. Большая часть пассажиров поезда прикол не оценила и позже вернулась домой, но были и те, кто порадовался нечаянно обрушившейся на них свободе. Много лет спустя эту историю из архивов Штази выковырял журналист Александр Ландман, руками которого Хартунг превратился в героя, попытавшегося спасти сотни людей от режима.

В этом году я с удивлением узнала как то, что всегда можно понять, в какой части столицы Германии ты находишься, по фонарям и трамваям, так и то, что восточные и западные берлинцы различаются примерно во всём, от политических предпочтений до используемой лексики. Хотя страна уже тридцать лет как едина, рана разделения не затянулась, а стереотипы о фантомном менталитете живее всех живых. Роман Лео как раз о них и рассказывает, благодаря чему точно отзовётся в сердцах читателей, грустящих, радующихся и собирающих наклейки для бесплатного кофе в тени политических диктатур.

«Оскорбление третьей степени» Райк Виланд
Сожительница букиниста Александра Шилля спустя четыре с половиной года совместной жизни уходит от него к своему психоаналитику Оскару Б.Маркову. Посчитав, что такое вполне можно счесть за оскорбление третьей степени, Шилль вызывает Маркова на дуэль. В процессе поиска дуэльных пистолетов, на одном из аукционов любитель старых книг сталкивается с русским коллекционером, готовым предоставить оружие в аренду и предоставить своего товарища в качестве секунданта.

Как книга современного еврейского автора не может обойтись без упоминания Холокоста, так роман немецкого обречён содержать в себе хотя бы парочку слов о Третьем рейхе. Если честно: нацисты – лучшее, что есть в «Оскорблении третьей степени», и история последней немецкой дуэли, разрешение на которую дал сам герр Гитлер, затмевает собой сатирические потуги о незадачливых берлинцах, поднявших на уши полицию. Но, возможно, наш с Виландом юмор просто транслируется на разных волнах, такое тоже бывает.

«Скажи Алексу, чтобы не ждал» Ирен Дивяк
22 февраля 1943 года трём участникам «Белой розы» отрубили головы. Им не было и тридцати, а свой ужасный приговор они получили лишь за то, что распространяли антивоенные листовки и писали зелёной краской на стенах зданий фразы «Долой Гитлера!» и «Свобода». В современной Германии они национальные герои. Александр Шморель, гильотинированный на несколько месяцев позже своих друзей, причислен РПЦ к лику святых. Но это не затмевает той жуткой участи, что постигла совсем молодых участников Сопротивления.

Беллетризованная коллективная биография Александра Шмореля, Ганса и Софи Шоллей – чтение не самое изысканное. Текст Ирен Дивяк не назвать стройным даже с большой натяжкой. Местами кажется, что любовные интрижки персонажей интересуют автора куда больше, чем становление их как личностей, а потому яростное послесловие с описанием концепции романа читать гораздо интересней, чем основной текст (внезапно на удивление русофильский). Но всё же писательнице удалось уловить и передать главное – бесхитростность своих героев, которые шли на отчаянные шаги вовсе не из-за слабоумия и отваги, а потому что не могли смириться с собственной беспомощностью и простить себе бездействие.

Продолжая тему современной немецкой литературы, расскажу вам о том, что нынче награждают и читают в ФРГ. Довольно показательна в этом плане Немецкая литературная премия, вручаемая каждый год по осени: двадцать книг в лонг-листе, шесть в коротком списке, в жюри редакторы, книготорговцы, литературоведы, критики, подкастеры и культурные журналисты. Заявки на номинацию подают издательства, каждое может номинировать максимум две рукописи, при условии, что они превратятся в бумажную книгу до конца наградного сезона. В этом году за звание романа года поборются 180 текстов от 106 немецкоязычных издательств. Кстати, почти треть из них находится вовсе не в Германии, а в Австрии или Швейцарии.

В октябре 2023го главный и единственный приз премии взял Тонио Шахингер за роман «Возраст в реальном времени» (перевод Гугла, если что, не бейте). Это история подростка, попавшего в элитную австрийскую школу к деспотичному преподу-самодуру и спасающего свою кукушку с помощью рубилова в Age of Empires 2. Такая вот дарк академия, в которой всё то, что обычно в рамках жанра романтизируется, подаётся как есть, со всей неприглядностью.

Если в паре слов описывать оставшиеся книги шорт-листа, то для этого понадобятся тэги: «абьюзивные отношения», «коллективная память», «отношения с родителями». Писателей волнует тема разделённой Германии, дисфункциональные семьи в разделённой Германии и неудачные отношения выходцев из дисфункциональных семей, выросших в разделённой Германии.

На фоне драматичных историй сильно выделяется «Скиталец» Ульрики Стерблих, этакая смесь «Йеллоуфейса» и «99 франков» – сатира, рассказывающая о пиарщиках, эсэмэмщиках и «внутрянке» литературного мира. Судя по рецензиям, в книге интрига на интриге и отлично прописанный образ некой мефистофельской Виктории, «читающей книги, которых ещё нет в продаже» (конечно же, так могут только дьяволицы!).

Как водится, в длинном списке интересного не меньше, чем в коротком. Например, «Биробиджан» Томера Дотана-Дрейфуса – магический реализм, написанный в идишской повествовательной манере. Или «Луны перед посадкой» Клеменса Дж. Сетца – роман о бывшем военном лётчике Петере Бендере, создавшем свою религиозную общину и всерьёз верившем в теорию полого мира.

Болевых точек у немецких авторов несколько: Третий рейх, детство и взросление в стране, которой больше нет, немцы ненемецкого происхождения, которых или дискриминируют, или зазывают во всякие нехорошие места и организации, типа ИГИЛ (да, Институт Гидродинамики имени Лавреньтева нынче не тот). Это волнует в том числе и немецкоязычных писателей-миллениалов, которые родились позже воссоединения Германии, и ГДР видели разве что в кино да на фотографиях родителей.

Очень интересно, как будет выглядеть список номинантов в этом году и попадёт ли в него что-нибудь этакое. Ждём 20 августа!

​​Сегодня ругаю сериалы. Просто день такой.

«Элис и Джек»
«Нормальные люди» для тех, кому за тридцать: герои то сходятся, то расходятся по совершенно дебильным причинам, выбешивая все шесть серий, только вместо разговоров о марксизме и походов по галереям – досудебное на тему алиментов и обсуждение инвестиций.

Кажется, я в первый раз недовольна кастом: Андреа Райзборо в роли Элис настолько нехаризматична и антиобаятельна, что ты просто не понимаешь, почему герой Донала Глисона так ею очарован. А ещё финальная серия – жуткий отстой, нарезанный из предыдущих пяти двадцатиминуток, словно бы режиссёр рассчитывал на то, что у зрителей вообще нет кратковременной памяти. Не надо так.

«Сёгун»
Не знаю, что было сложнее: свыкнуться со странноватой эстетикой павильонных съёмок или понять, что Торанага и Исиду – разные люди. Книгу не читала, прошлую экранизацию помню отрывочно, так что осталось ощущение, что я чужая на этом празднике жизни, где довольно большая часть истории осталось «за кадром». После третьей серии не вытерпела и пошла читать о периоде феодальной раздробленности в Японии семнадцатого века.

Повсеместное сравнение «Сёгуна» с «Игрой престолов» выглядит жутко натужно. В последнем нет ни драконов, ни карликов, ни масштаба, ни развития характеров, и прелесть, скорее в японской аутентичности, чем в похожести на западный ТВ-хит.

«Режим»
Выдержала полторы серии и то, потому что вторую смотрела за едой. Весело, конечно, американцам смеяться над трупом бывшего правителя в подвале, а у нас, между прочим, так Ленин умер.

«Рипли», «Оленёнок», «Джентльмены», «Сочувствующий» - какие ещё сериалы этой весны мне не понравятся? Делаем ставки.

​​За апрель прочитала восемь книг. На третьем томе «Воспоминаний о прошлом Земли», который оказался бесконечной отрывочной тягомотиной, практически потеряла радость от процесса, но, благо, не все писатели настолько забивают на равномерное развитие сюжета и психологическую достоверность персонажей, как Лю Цысинь.

Треть месяца провела в России. Как будто и не уезжала: на проспекте Ленина всё так же продают самогонные аппараты, по дворам улицы Сибиряков-Гвардейцев ни пройти ни проехать, в подземном переходе поют Linkin Park, а на центральной площади крутят видео с шахтёрами. Из нововведений: манго Kong теперь в Сибири на каждом шагу, увеличенное количество киосков с мороженым и шаурмой на привокзальной площади и сберовские терминалы бесконтактной оплаты. В один из вечеров ехала домой в новом трамвае, сиденья в котором заменили на старые жёсткие, выдернутые из КТМ-5 начала семидесятых годов, и с грустью подумала, что такой вот транспортный гибрид сегодня вполне мог бы стать символом последних двух лет.

Прилетев во всё ещё хорошеющую Москву с большим чемоданом, обнаружила, что столица нынче лишена не только gps-навигации, но и доступной среды, на которую я готова обменять все электросамокаты, плюс ещё две трети «Зарядья» и, может быть, даже монорельс. Так что передвигаться пришлось по маршруту Маросейка-Ильинка-Никольская, зато из-за невозможности нормально гулякать и посещать злачные места, сходила практически на все желаемые мероприятия весенней ярмарки Non/Fiction. Если вы из тех, кто бубнит «в книжных блогах только и разговоров, что о Нон/Фикшне», но до сих пор не поняли, в чём прикол этого действа с кучей народа и малым количеством еды посреди душного «Гостиного двора» – в апреле у меня на Boosty вышел ролик с рассказом о ярмарке и том, какие особенности были у неё в этом году. Вполне возможно, если вы посмотрите его за деньги, в мае я смогу купить нормальный штатив и перестану снимать видосы, ставя фотоаппарат на гладильную доску (уровень удобства оцениваю на 0 из 10).

Как будто бы намекая на то, что не всё коту масленица, а Тане – интересные события, Берлин встретил меня просто отвратительным стендапом и мегадушной лекцией о литературе «от Пушкина до Путина». Я сначала грустила, а потом решила, что проездной сам себя не окупит, поэтому надо просто ездить не только в столицу, но и по другим городам и весям. Так в одно из воскресений я оказалась в Бранденбурге, что когда-то был Бронибором, а в другое каталась по фермерским хозяйствам Вердера и пила местное плодовое вино. Благодаря локальному туризму у меня теперь есть игрушечная лама из шерсти ламы и воспоминание о том, как я гладила козлёночка.

На самом деле, куда больше, чем вечер несмешных шуток и натягивание совы на литературоведческий глобус, в апреле меня расстроил очередное невезение с курсами немецкого языка. В ноябре мы пролетели из-за того, что приехали на полторы недели позже старта обучения, в этот раз мне просто не досталось места в группе из-за большого количества желающих. Очередной заяц несудьбы, теперь пасхальный.

Помимо статистики прочитанного, теперь у меня есть для вас и другие показатели. Количество сравнений с Кирстен Данст: два. Из-за популярности «Падения империи» с уровня «комментарии в интернете» я резко переместилась на уровень «незнакомые люди подходят в магазине». Боюсь представить, что будет, если фильм окажется на следующем «Оскаре». Кстати, сегодня у Кирстен День рождения, в один день с Триером, разминулась с ними на три апрельских дня.

​​«ПЕСНЬ ПРОРОКА» ПОЛ ЛИНЧ

«...конец света приходит в вашу страну, навещает ваш город, стучится в вашу дверь, но для других он всего лишь смутное предостережение, строка в новостях, эхо событий, вошедших в фольклор...»

Локальный Апокалипсис, как всегда, подкрался незаметно. Ирландская Партия Национального Единства вдруг стала единственным источником власти в стране, сотрудники Государственной Службы Национальной Безопасности начали ходить по домам, а те, кого угораздило оказаться вне дома после объявления комендантского часа, вряд ли смогут вернуться к семье. После того, как муж Айлиш пропал после задержания за участие в профсоюзном марше, она отчаянно пытается сохранить для своих четверых детей иллюзию нормальной жизни и играть по новым правилам, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Но вскоре оказывается, что никаких правил нет, а потому и соблюсти их не получится.

В последние годы патриотично настроенные граждане часто вспоминали строки ахматовского «Реквиема» «я была тогда с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был» и совсем позабыли её же «муж в могиле, сын в тюрьме, помолитесь обо мне». В периоды глобальных потрясений сосредотачиваться на личном горе – худшая из всех возможных идей, но отмахнуться от него невозможно, и часто именно оно подводит к принятию самых важных и сложных решений. В своей антиутопии Пол Линч намеренно отказывается от описания устройства режима, внешней и внутренней политики и демонстрации героической борьбы за гражданские свободы. Вместо этого он сосредотачивает всё внимание на буднях многодетной матери, давно променявшую карьеру микробиолога на работу с нормированным графиком, частый декрет и уход за пожилым отцом. Пока окружающие пытаются героически противостоять системе, борются за свободную Ирландию или сходят с ума от крушения мечт о светлом будущем, Айлиш озабочена тем, как в промежутках между бытовыми делами и поисками супруга объяснить детям, что «страна, в которой они живут, превратилась в чудовище», и не дать этому чудовищу сожрать самых близких.

О пугающей правдоподобности романа не написал только ленивый, она же упомянута в вынесенной на обложку цитате Irish Times. Однако не нужно быть гением, чтобы понять: Линч не столько хороший пророк, сколько умелый художник, и его Ирландия, проваливающаяся в тоталитаризм, пока соседние страны лопают попкорн и следят за развитием событий, вместо того, чтобы протягивать руку помощи, списана с Беларуси после 2020го. Позаимствовав у реальности колоритную фактуру, у другого знаменитого ирландца – повествовательный приём потока сознания и добавив к получившемуся щепотку эсхатологических образов, Пол Линч создал историю о той тьме, что способна поглотить целые страны, и которую бегущие от бессмысленного насилия люди не смогут стряхнуть себя так просто, только ступив на землю, предоставившую им убежище.

В мае снова хочется крикнуть издателям «остановитесь, я ещё с Нонфика не всё прочитала!» и спрятаться под одеялом от настигнувшего FOMO. Смотрите сами: новый интригующий роман Шамиля Идиатуллина, переиздание Сусаку Эндо, вышедшая после смерти автора книга Дэвида Гребера, мемуары Азар Нафиси и дневники Фридриха Кельнера. Ну и, конечно, шесть новинок, которые я отобрала для своей ежемесячной подборки самого долгожданного.

Mittelreich Йозеф Бирбихлер
Один из любимых актёров Вернера Херцога написал свою версию немецкой истории двадцатого века, рассказав её в самой любимой мною форме – семейной саги. Так много любимого в одном предложении не зря: у книги о том, как дети пытаются отделаться от не только метафорического, но и вполне конкретного наследия отцов, есть все шансы завоевать моё расположение.

«Нечестивцы» Агустина Бастеррика
Монастырь, религиозная секта, млекопитающие-вырожденцы, пытки и жертвоприношения – ни слова больше, просто давайте уже сюда. «Особое мясо» некогда полюбилось мне так сильно, что новый роман Бастеррика я жду в компании тремора и слюнотечения.

«Отслойка» Алтынай Султан
Рассказы о происходящем в роддомах кажутся мне гораздо страшнее самых жутких ужасов о живущих во мгле монстрах: от расчеловечивания, унижения и насилия со стороны медперсонала не спасут ни святая вода, ни чеснок, ни колья. Но система боится гласности, и написать автофикшна о пережитом – всё ещё хороший способ включиться в борьбу с несправедливостью по отношению к женщинам в уязвимом положении.

«Тетрадь Катерины Суворовой» Линор Горалик
Живущая в расположенном на месте Петербурга Тухачевске Катерина Суворова – бывшая пациентка психиатрической больницы, прихожанка несуществующей в реальности Бумажной церкви и тревожная мать мальчика школьного возраста. Ему-то она и адресует свой дневник, в котором рассказывает о том, куда идти, если с ней что-нибудь случится, и том, что уже когда-то случалось. Текст выглядит как история с крайне ненадёжным рассказчиком, тем интереснее. Кстати, почитать о мифологии Тухачевска и Бумажной церкви, можно тут.

«Пойте, неупокоенные, пойте» Джесмин Уорд
Портрет современной «чёрной» Америки, написанный в лучших традициях афроамериканского магического реализма и удостоенный Национальной книжной премии США. Фермерский быт, тюряжка, наркотики, дисфункциональная на всех уровнях семья и слишком много насилия для книги, центральные герои которой – тринадцатилетние подростки.

«Но это не точно» Аня Фёдорова
Тот самый ироничный автофикшн, которого всем так не хватает, описывает девочковое взросление в посёлке Саратовской области, спутниками которого были тени от Avon, блёстки с роликом, рубрики секспросвета из журналов с плакатами и мультики на СТС. Ловила флэшбеки буквально на каждой странице, чего и вам желаю!

Рассказывайте, какие книги ждёте вы?

​​После того, как Элизабет Мосс ушла в сериальные проекты и перестала сниматься в независимых странненьких фильмах, я несколько растерялась: за кем следить, чтобы не пропускать истории с ноткой безуминки? Благо, теперь у нас есть Джесси Бакли («Зверь», «Думаю, как всё закончить», «Род мужской»), чьи лучшие роли ещё впереди. На этой неделе посмотрела сразу две картины с её участием.

«Ногти» (реж. Христос Нику, 2023)
В мире недалёкого будущего человечество, вместо того, чтобы изобрести телепорт или улететь исследовать Альфа Центавру, придумало лабораторный тест на любовную совместимость. Испытуемым всего-то нужно дать выдрать у себя по одному ногтю и подождать полчасика, пока старомодный компьютер, установленный в институте измерения любви, выдаст результат. Перед тем, как устроиться на работу в это странное место, Анна уже проходила тест со своим партнёром и получила подтверждение, что они с Райаном, как вареничек и сметанка – подходят друг другу просто идеально. Вот только пара недель в компании Амира, заставляют её сомневаться и в собственном выборе, и результатах исследования.

Христос Нику – один из представителей греческой «странной волны», начинавший свою карьеру на одной площадке с Йоргосом Лантимосом. Собственно этим и объясняется сильное желание сравнивать «Ногти» с ранними работами последнего: труба пониже, дым пожиже, абсурда с маковое зёрнышко, но если вы видели «Альпы» и «Лобстер», то не заметить схожесть художественных миров просто невозможно. Как и старший товарищ, Нику считает абсолютную слепость любви – одной из самых важных её составляющих, готовность идти на жертвы – неотъемлемым качеством влюблённого, а совершать свободный выбор – безусловным правом абсолютно любого человека.

«Злобные маленькие письма» (реж. Теа Шеррок, 2023)
В 1920е в британском Литтхэмптоне разгорается жуткий скандал: набожная старая дева Эдит чуть ли не каждый день получает анонимные письма крайне оскорбительного содержания. Не выдержав ежедневных охов, вздохов и прикладываний рук к сердцу, отец женщины заявляет в полицию, обвиняя в авторстве посланий соседку по имени Роуз, недавно приехавшую из Ирландии с дочерью школьного возраста, но без мужа. Не желая разбираться в случившемся, полиция готова отправить Роуз в тюрьму только за её буйный нрав и плохие манеры, однако констеблю Глэдис Мосс обвинения не кажутся достаточно обоснованными, и она начинает собственное расследование.

После парочки отзывов об этом фильме, казалось, что «Злобные маленькие письма» ни на что не претендующая комедия, детективная составляющая которой подсветит мелкие шалости скучающих чопорных британских домохозяек и пенсионеров, типа воровства бутылок с молоком и заляпывания соседям сохнущего белья. Но за забавной историей с похабными письмами Тее Шеррок удалось спрятать разговор о разноуровневой дискриминации и психологических травмах, замалчивание которых рано или поздно заканчивается криком (или гадкими комментами в интернете). К мотивации персонажей и сюжету в целом осталось многовато вопросов, но с упоением матерящаяся Оливия Колман в шляпке-клоше способна разогнать как минимум половину.