​​В мае прочитала 10 книг и, насмотревшись в Инстаграме обложек нового романа Салли Руни, включила режим ждуна.Intermezzo обещают осенью, но пока не понятно, что с русским переводом. Вполне вероятно, ничего.

Последний весенний месяц был богат на внезапности: то понос, то золотуха, то плесень, то гости, то сухарик на голосовых связках, то выключающийся каждые пять минут ноутбук. Из-за этого пропустила славный миг презентации миру папки с каналами прекрасных людей, которые пишут книги, пишут о книгах, пишут о том, как писать книги, а некоторые их даже выпускают. Больше половины этих людей я знаю лично, и, считаю, это повод для гордости. Если хотите добавить в подписки два десятка классных каналов (а вы, конечно, хотите!), тыкайте на ссыль.

Пока в мае я ходила на Аигел, ездила в средневековую деревню и на озёра, гладила овечек и козочек, залипала на слонов, рассматривала картины Каспара Давида Фридриха, Амедео Модильяни, одного Моне, другого Мане и остатки реквизита со съёмок «Бесславных ублюдков», Германия готовилась принимать «Евро 2024». Цены на отели уже выросли, центр Берлина уже сломали, ну а я уже выучила названия местных футбольных клубов и кричалку «Коттбуса». Не то, чтобы во мне проснулся футбольный болельщик, но, когда оказываешься в толпе отмороженных ультрасов, после домашнего матча которых за медицинской помощью обращаются полторы сотни полицейских, других вариантов не остаётся. Склоняюсь к тому, что до конца чемпионата лучше оставаться в Потсдаме и ловить в Бабельсберге Уэса Андерсона, снимающего здесь новый фильм с Биллом Мюрреем.

Главное достижение прошедшего месяца – сданный модуль А1.1 по немецкому. Если помните, в итогах апреля я оставила вас с информацией о том, что меня отбрили на языковых курсах при университете. Решение своё никто не изменил, но надо мной сжалился кемеровский Центр изучения немецкого языка, так что за месяц я уже добралась до А1.2. Не знаю, есть ли у моей преподавательницы тайный чатик, куда она кидает гневные голосовухи после того, как на занятии тридцать раз повторит, что глагол должен стоять в предложении на втором месте, но я поражаюсь её выдержкой и терпением. Зелёной сове неплохо бы взять с неё пример.

Внезапно блог приблизился к отметке в 5000 подписчиков, так что я уже начала думать над традиционным для Телеграма юбилейным постом о том, какие каналы читаю. Если хотите узнать, куда я хожу растрачивать все свои утроенные премиумом реакции или смотреть на собак, – самое время рассказать о моём блоге в своём блоге, ускорив выход поста, ну или хотя бы просто не отписывайтесь, я уже список каналов подготовила.

Ваня живёт в бабушкиной квартире, фанатеет от «Легенды об Уленшпигеле» и называет всех женщин, кроме коллеги Нади, «фрау». Его мечта – встретить ту, что станет дамой его сердца, и которой он сможет служить, заваливая цветами и комплиментами. Кристина – балерина пермского театра оперы и балета. В анамнезе: женатый любовник, еле живое колено и проживание в одной квартире с абьюзивной бабушкой и ненавидящей всех мужчин мамой. Однажды Ваня подойдёт к Кристине с васильками, а она не станет посылать его куда подальше. С этого начнутся отношения двух неплохих людей, которые отчаянно нуждаются в близости, но совсем не нуждаются друг в друге.

Снятую как советскую сказку «Фрау», застрявшую в каком-то населённом бумажными обоями и песнями Ирины Аллегровой безвременье, никак нельзя назвать остроактуальной. Понятно дело, и мальчики не от мира сего, и девочки, с которыми лучше не связываться, были всегда, но это история даже не о том, как кто-то кого-то развратил или обидел. Тем не менее, несмотря на свою сказочность или даже притчевость, картина Мульменко прекрасно рифмуется с главным сериальным хитом этого года – «Оленёнком» Ричарда Гэдда. Конечно, во «Фрау» почти нет сексуального насилия и сталкинга, но, как и Гэдд, Мульменко рассказывает зрителю о том, что бывает, когда отношения становятся компенсацией наших травм и неудач. Как заканчиваются все истории о доблестных Рыцарях и прекрасных Дамах, когда вниманием, влюблёнными взглядами и томными вздохами мы наслаждаемся только для того, чтобы хоть немного отлепить самооценку от пола, при этом совсем не замечая, что на самом деле не имеем ничего общего с тем образом, которому эти взгляды и вздохи предназначены.

Сказки принято заканчивать фразой «жили они долго и счастливо», но «Фрау» заставляет пересмотреть своё понятие о хэппи-энде. «Я соскучился быть один» – пишет рыцарь своей принцессе, утомившись её спасать, и эта нелепая фраза ничуть не уступает в своей ёмкости афористичной пелевинской «жизнь ой, но да».

​​«ЦЕРЕМОНИЯ ЖИЗНИ» САЯКА МУРАТА

В двенадцати кайданах Саяка Мурата пробегается по основным ритуалам человеческой жизни, выворачивая каждый из них так, чтобы задать вопрос об условности и сменяемости нормы. В заглавном тексте сборника герои на поминках поедают блюда, приготовленные из тела их мёртвого коллеги. В «Идеальном материале» перед свадьбой спорят о том, этично ли сжигать или хоронить труп, когда волосы, зубы, кости, кожу и ногти вполне можно использовать для создания каких-нибудь артефактов. А в «Милом застолье» будущая невестка пытается накормить сватов тем, что принято поедать в демоническом городе Дундиласе, отвергая их любимых засахаренных жуков. Занавеска вместо первой любви, сошедший с ума от переработок белый воротничок вместо домашнего питомца – в художественном мире Саяки Мураты возможно всё, что хотя бы теоретически может случиться в нашей реальности.

Каждый рассказ цикла – маленький социальный эксперимент, начинающийся с детского вопроса «а почему?». Именно благодаря готовности нескончаемо спрашивать о том, что другие воспринимают как само собой разумеющееся, у Мураты получается не только шокировать читателя, но и добиться его расположения. Переводчик с японского Дмитрий Коваленин третий год жалуется: финал «Человека-комбини» воспринимают совсем не так, как, по его мнению, должны, вместо трагедии, порабощения человека системой, в возвращении Кэйко в магазинчик мы видим хэппи-энд. На мой взгляд, в этом нет совсем ничего удивительного, учитывая, во-первых, тот факт, что и сама писательница предпочла карьере или семье работу в круглосуточном магазине, а во-вторых, многочисленные обсуждений в текстах Мураты зыбкости норм, предписывающих каждые тридцать лет совершенно разное. Если мир вокруг меняется так стремительно, называет чёрное белым и требует постоянного подчинения не всегда логичным правилам и выполнение утративших смысловое наполнение ритуалов, удивительно ли, что верность героев своим маленьким странностям, читатели воспринимают исключительно со знаком плюс? В конце концов, вполне возможно, они просто живут по нормам будущего.

Как все хорошие писатели, Мурата всю жизнь пишет одну книгу. Речь не только об интересах к определённому кругу тем и используемых приёмах, в «Церемонии жизни» можно найти тексты, из сюжетов и образов которых впоследствии выросли «Земляноиды» и «Каварими». Однако это вовсе не значит, что прочитав у писательницы что-то одно, можно поставить галочку напротив фамилии и больше не возвращаться к её творчеству. Напротив, произведения Саяки Мураты тем и хороши, что на смысловом уровне всегда пропагандируя терпимость и толерантность, на сюжетном удивляют чем-то новым.

Гострайтинг – тема до сих пор практически табуированная. Мы все прекрасно понимаем, что 90% звёзд и писателей, выпускающих по книге в сезон, пишут их не сами, однако принимаем правила игры в молчанку и не задаём лишних вопросов.

Вчера на «Горьком» вышла большая статья Валерии Давыдовой-Калашник о «писателях-призраках», из которой можно узнать о том, что сейчас гострайтеры вполне могут работать на издательство, а не заказчика-физлицо, получать от 25 тысяч до четверти миллиона за один текст, а за границей даже не скрывают своё сотрудничество с такими именитыми авторами, как Стивен Кинг и Сьюзан Коллинз.

https://gorky.media/context/bukvalno-vse-pisali-za-fridriha-neznanskogo/

Прежде чем разбежаться по отпускам или разъехаться по региональным книжным фестивалям, издательства решили завалить нас летними новинками на любой вкус. В этот раз в подборке только переводная проза, но в июле обещаю исправиться.

«Путешествие к вратам мудрости» Джон Бойн
Если в новом романе Ханьи Янагихары читателя ждала одна история в разных декорациях, рассказанная трижды, то в новом романе Бойна по ходу чтения мы движемся сквозь века и расстояния, наблюдаем, как герои меняют имена, расу и вероисповедание, но продолжают существовать в рамках единого сюжета. Пока не поняла, нравится мне или нет, но оставить такой эксперимент без внимания невозможно.

«Почтовая открытка» Анн Берест
На немецкий последний роман Анн Берест перевели только в конце прошлого года, так что когда я только переехала в Германию, эта книга смотрела на меня из витрин всех книжных магазинов, вызывая жгучий стыд за незнание иностранных языков. Казалось бы, истории о Холокосте и том, как он катком проехался по почти каждой еврейской семье, уже не могут никого удивить, тем не менее «Почтовой открытке» удалось выделиться среди череды ей подобных романов, и, думаю, не только благодаря наличию в сюжете детективной интриги.

«И хватит про любовь» Эрве Ле Теллье
Честно говоря, после прочтения «Аномалии» я так и не поняла в чём прикол книг Ле Теллье, но то, что между сюжетной прозой и психологической ему, как и мне, милее вторая, сильно подкупает. В «И хватит про любовь» речь идёт, как несложно догадаться, о любви, причём нагрянула она в жизни тех, кто уже давно и состоит в браке. Если предпочитаете книги о душевных терзаниях или сами подумываете променять своего законного на вон того с кудрями – присмотритесь.

«Птица скорби» Мубанга Калимамуквенто
Когда в стране несколько десятков лет только одна партия, а её глава почти сорок лет сидит на посту президента, рано или поздно в дело вмешивается такая штука как военный переворот. В Замбии конца ХХ века их было в изобилии, о чём нам и расскажет «Птица скорби», не забыв использовать силу обаяния семейного романа.

«Пустые дома» Бренда Наварро
Книга о похищении ребёнка, в которой вместо того, чтобы описывать ужасти о сажании на цепь и насилии, писательница залезает под кожу двум женщинам: той, у которой ребёнка украли и той, что ради радостей материнства готова была пойти на преступление. Обещают много стыдных мыслей и неприятных вопросов о родительстве, и я, хоть и не мать, жду и то, и другое с нетерпением.

«Летние истории» Миэко Каваками
Под одной обложкой спрятались две истории о том, как тяжко быть женщиной, а женщиной в Японии и вовсе просто невыносимо. В первой сестра главной героини собирается увеличить себе грудь, хотя куда актуальней было бы потратить деньги на арендную плату и бытовые потребности. Во второй тридцативосьмилетняя рассказчица собирается завести ребёнка «из пробирки», отчаявшись сделать это естественным путём. Каваками – любимая писательница Харуки Мураками и интересно проверить, заработают ли мои атрофированные мураками-рецепторы при соприкосновении с её произведениями.

«Разорённый дом» Руби Намдар
Университетский преподаватель литературы еврейского происхождения написал роман об университетском преподавателе литературы еврейского происхождения. Кампусные будни и роман со студенткой, конечно, в наличии, но соль не в них, а в странных видениях, связанных с древним ритуалом.

«Падение империи»/ «Гражданская война» (реж.Алекс Гарленд, 2024)

Вместо того, чтобы стать великой снова, Америка погрязла в гражданской войне. Фотожурналистка агентства Magnum Ли и репортёр Reuters Джоэл решают отправиться в Вашингтон в надежде реализовать фантазию из вопроса Юры Дудя – встать перед президентом и задать ему вопрос. С ними в поездку увязываются двое коллег: юная Джесси, для которой Ли всегда была кумиром, и умудрённый опытом (читай «уже на ладан дышит») Сэмми. Для большинства из четвёрки быть на передовой в центре событий – значит чувствовать себя живыми, но Ли, как тот котик, который никому не верит и ничего не ждёт – только больше убеждается, в том, что сколько бы она не запечатлевала и не показывала миру ужасное, меньше его от этого не становится.

Прогуливаясь между военными с автоматами и подвешенными на крюках мародёрами, Ли считает своим щитом пресс-карту, а оружием – фотокамеру. Но в мире, где Техас и Калифорния оказались по одну сторону баррикад, никакие правила нормальной жизни уже не работают. «Они стреляют в нас, поэтому мы стреляем в них» – говорит героям лежащий на земле снайпер, непредставляющий, как выглядит его враг. И эта логика бесконечного насилия вытесняет все другие законы и договорённости. Тем более странно, что старая-добрая журналистика ещё кому-то нужна, ведь в пирамиде потребностей breaking news стоят выше, чем может дотянуться поваленный наземь взрывами и пулями человек.

В первый раз за десять лет Гарленд снял просто нормальное кино и тут же отхватил буквально за всё. Недостаточно поругал республиканцев, чересчур поблагодарил за документальные кадры Энди Нго, известного своими ультраправыми взглядами, и за консультирование о работе журналистов Хелен Льис из The Atlantic, вызвавшую всеобщий гнев за трансфобные высказывания. Действительно, в картине, сюжет которой обходится практически без экспозиции и сразу бросается с места в карьер, не особо объясняются политические нюансы гражданской войны и совсем не обличают виноватых, но делается это намеренно: пиздец остаётся пиздецом вне зависимости от того, устроили его республиканцы или демократы.

​​«ПУТЕШЕСТВИЕ К ВРАТАМ МУДРОСТИ» ДЖОН БОЙН

В Вифлееме времён царя Ирода, в семье солдата из римского гарнизона и дочери купца, появился на свет мальчик с тонкой душевной организацией, сердце которого с годами ожесточилось из-за предательства близкого друга. Он ушёл из дома ради мести, и сам стал причиной других чужих смертей и несчастий. В Бамианской долине и на Шри-Ланке, среди алеутов и инков, в Средние века и в Новое время его история повторялась вновь и вновь с одними и теми же исходными данными, напоминая, что люди всегда остаются всего лишь людьми и одинаковы во все времена.

Замысел романа, который должен охватить сразу пятьдесят исторических эпох, причём в разных точках земного шара, выглядел воистину амбициозно. Казалось, будто Бойн решился на написание своего opus magnum, чьи главные задачи – отразить вневременной человеческий опыт, неизменность поведенческих паттернов и собрать все произведения автора в одну литературную вселенную. К сожалению, масштаб задумки погрёб под собой её содержание, а грандиозная форма оказалась проработана лучше, чем наполнение. Если описывать роман одним словом, я бы выбрала эпитет «небрежный». И дело даже не в том, что всех своих героев Бойн наделяет психологией современного человека, а названия красителей для ткани, существовавших в Европе пятого века, берёт из игры «Легенда Зельды», а в том, с какой лёгкостью писатель игнорирует мировоззренческие особенности, свойственные представителем разных культурных и религиозных общин. Это в то время, когда его коллеги нередко строят сюжеты своих произведений на разнице между тем, что считают «нормальным» и «этичным» представители двух поколений с разницей в тридцать лет.

Особенно хорошо эта небрежность видна при сравнении «Путешествия к вратам мудрости» с другими книгами со схожей художественной концепцией, например, недавно вышедшим «Северным лесом» Дэниела Мейсона, на страницах которого можно найти стилистические подражания американской литературе от Готорна до мейсоновских современников. Хотя очевидно, что Бойн действительно занимался ресёрчем и постарался не ударить в грязь лицом, спутав топонимы или названия народностей, все главы написаны в одинаковой манере, а герои говорят примерно одним языком, без каких-либо характерных особенностей эпох и поправок на их происхождение. Такое упрощение можно найти на всех уровнях текста: хотите узнать, хороший перед вами персонаж или плохой – просто ответьте на вопрос «насилует ли он детей?», пытаетесь угадать, что ждёт героиню – вспомните, как кончили все остальные носительницы икс-хромосом в романе. Конечно, писатель прав, говоря «вещи, что окружают нас, могут измениться, но наши чувства останутся такими, какими они были всегда», однако эта мудрость кажется слишком незначительной и очевидной для такого масштабного книжного путешествия.

Сегодня у нас старый добрый формат «Таня доколупывается до нормальных книжек». Под раздачу попала американская классика, французский «интеллектуальный стендап» и японская современная проза.

«Другой дом» Генри Джеймс
Разобраться в любовном шестиугольнике Генри Джеймса решительно невозможно даже при наличии не то, что ста грамм, но и половины литра. Она любит Его, но умирает. Он любит Её и клянётся на её смертном одре больше никогда и ни с кем. Другая Она тоже любит Его, но это не точно, что не мешает ей отказать Другому Ему на его предложение руки, сердца и иных внутренних органов. Третья Она тоже любит Его, и на неё даже находится Другой Он, грустно смотрящий в даль несолоно хлебавши. Тут я уже просто устаю от перечисления, хотя осталось ещё несколько героев со своими надеждами и чаяниями.

Представьте, что из матримониальных романов Джейн Остен убрали весь юмор, а взамен добавили нотку «Медеи» Еврипида в финале. Это не помогло произведению перейти из второго ряда в первый, но хоть как-то скрасило жизнь читателю, возненавидевшему в процессе чтения всю англоязычную классику девятнадцатого века.

«Я – девушка без истории» Алис Зенитер
Авторка бестселлера «Искусство терять» пытается нас обмануть и выставить себя девушкой без истории. А всё потому, что современный сторителлинг, принизывающий всю нашу жизнь, от политики до рекламы в блогах, до сих пор уверен: «хорошая история – зачастую и сейчас история мужчины, который совершает подвиги, а если это ещё и жестоко, если включает в себя мясо, ружьё или копьё – тем лучше».

О том, что люди иногда считают смешными довольно унылые вещи, я догадалась ещё после того, как в сети начали хвалить новый концерт Андрея Айрапетова, так что нон-фикшн Зенитер, обозванный «интеллектуальным стендапом», лишь напомнил о этом. Конечно, я очень рада, что в развлекательной литературе нынче рассказывают о треугольнике Соссюра, объясняют, что такое металепсис, пересказывают «Поэтику» и эссе Умберто Эко, но честно: кто-то реально ржёт над говорящим «о-ля-ля!» Аристотелем? Ладно, главная претензия на самом деле не в этом, а в том, что книга, вопреки канонам проклятущего сторителлинга, внезапно кончилась на самом интересном месте, оставив меня с вопросом «и чё?».

«Масло» Асако Юдзуки
История о коварной женской версии Ганнибала Лектора, которая вместо человеческого мяса ела всякие самостоятельно приготовленные вкусняшки, но людей (уточню: мужчин) всё равно убивала, пущай и не на съедение, и даже не собственными руками. Её Клариссой Старлинг стала журналистка Рика, под чарами заключённой набравшая восемь кило и подсевшая на сливочное масло.

Где-то две трети романа мне даже всё нравилось, но чем ближе к финалу, тем отчётливей и назойливей стал звук сливного бочка – это Асако Юдзуки сливала концовку. Проблема у «Масла», в общем-то та же, что у «Шмуца» Фелиции Берлинер: есть прикольная героиня, есть подробно проработанный мир, есть конфликт между ними, но куда этот весёлый табор вести, писательница, увы, не знает, поэтому просто описывает и описывает всё подряд, подменяя развязку запеканием индейки. Для книги о вкусной и здоровой пище, это, конечно, вариант, но с «Маслом» не прокатило.

Что из свежепрочитанного не понравилось вам?

В 2016 году благодаря хэштегу #насилиевродах я прочитала десятки историй пострашнее любого хоррора. Женщины со свищами в промежности, удалёнными матками, потерявшие новорождённых детей и доверие к медицинскому персоналу рассказывали, как едва переступив порог роддома, они превращались в бесправных «шалав», которые «только и умеют, что раздвигать ноги», а потому не достойны ни жалости, ни человеческого отношения. Я ждала, когда кто-нибудь решится написать об этом книгу, и, честно говоря, надеялась, что появится она гораздо раньше.

Действие «Отслойки» Алтынай Султан происходит в первом роддоме Алматы, куда Саида Мухтарова попала на скорой из-за отслойки плаценты на тридцать четвёртой неделе. Выпускница Сорбоны, живущая в огромном доме с прислугой, она уже заключила договор с другой больницей и не ожидала, что окажется в обычной четёрхместной палате без душа. Оказалось, что привилегии, дипломы и белое пальто нельзя не только взять собой в родильный зал, но и получить в передаче, а потому к Саиде точно такое же отношение, как и к остальным роженицам. Это отнюдь не значит, что любая санитарка готова утопить в ведре её ребёнка, а врачи проявляют полное равнодушие во время обхода, но каждый винтик в системе так и норовит непрозрачно намекнуть новоиспечённой матери, что ей тут не очень-то рады, поэтому лучше оставить при себе все вопросы и замечания и поменьше отсвечивать.

Благодаря героине, не знающей, что такое «бесплатная» медицина, перед читателем открывается новый взгляд на дивный гинекологический мир, в котором обезболивающее положено только первые два дня после операции, неонатологи игнорируют просьбы матерей рассказать им о состоянии подключенных к ИВЛ младенцев, а причиной смерти вполне может стать забытая дома обменная карта. Обвиняя медперсонал в нежелании вставать на место рожениц, и постоянно задаваясь вопросами о том, почему система устроена так неудобно для всех участников процесса, рассказчица не замечает, что иной раз сама подпитывает её пороки и не прочь осудить своих соседок по палате за любую мелочь, вплоть до недостаточного завёрнутых в туалетную бумагу прокладок. Всё это, в купе с настойчивым желанием Алтынай Султан выйти в своём тексте за пределы разговора о роддоме, и осветить и другие проблемы казахстанского общества, делает «Отслойку» довольно интересным образцом современной прозы, рождённой из личной и коллективной травм.

Вдогонку к казахстанскому автофикшну немного автофикшна российского. Две одновременно разные и в то же время похожие истории о том, что главное, чему миллениалов научили родители, – терпеть.

«Но это не точно» Аня Фёдорова
Последнюю страницу «Но это не точно» занимают многочисленные благодарности Ани Фёдоровой членам семьи. Маму и бабушку писательница благодарит за уверенность в своих силах, папу – за любовь, дедушку – за полученные навыки стрельбы из винтовки и ловли рыбы. Это при том, что все предшествующие этой благодарности страницы она в красках описывала дисфункциональную семью, в которой отец либо работает, либо пьёт, мать изменяет мужу с женатым коллегой, а бабушка точно убеждена в верности тезиса «Выбрала – терпи!». Юная Аня же, живёт с родителями отца, по примеру бабули-начальницы заводского отдела кадров гнобит весящую почти двести кило прабабушку и тусуется с подружками «на трубах», до того, как вечером туда приходят говорящие «блядь» и пьющие джин-тоник старшеклассницы.

Эта книга прекрасно работает в качестве машины времени: молочный суп с вермишелью, диафильмы, помада Avon, бриджи с клетчатыми отворотами, Игорь Плахов из «Убойной силы», смешанный в единый образ с капитаном Лариным из «Улицы разбитых фонарей». Но, помимо погружения читателя в тёплую ванну ностальгии, Федорова не прочь и окатить его отрезвляющим холодным душем. Она пишет о том, как нас не научили выбирать, зато научили терпеть. Как выдавали за примерные семьи, отношения в которых были натянуты, словно леска под потолком кухни, на которой когда-то сушились пелёнки. В этом мире районов-кварталов, пропахших дешёвым пивом и яблочными Kiss, все пытаются научить друг друга жить правильно, хотя никто не умеет этого делать. «Выбрала – терпи!» становится заклинанием, ежедневно повторяемой мантрой, даже если на самом деле тебе не дали ничего выбрать.

«Так громко, так тихо» Лена Буркова
Первая книга ижевской писательницы Лены Бурковой – дневник провинциальной миллениалки, которая каждое утро вместе с тональным, консилером и пудрой наносит на лицо недовольство и идёт на нелюбимую работу, где «нельзя пахнуть пельмешками». Давясь желчью и злобой из-за того, что ради осенней обуви, зимнего пуховика и круглогодичной стоматологии, приходится до вечера торчать в офисе и работать на государство, она через губу разговаривает с коллегами и смотрит на начальницу как на полоумную.

Из написанного мог бы получиться отличный роман, если бы помимо героини и конфликта Буркова придумала ещё и сюжет. Уверена, рефрен «проклятая работа» почти каждое утро звучит в голове доброй части населения планеты, поэтому читать дальше обильно сдобренный не всегда удачными образами текст заставляет как минимум солидарность: проклятущий офис ведь загорится адским пламенем в финале, да же, да?! Немного жаль, что мысль «вообще-то, не обязательно страдать, когда можно не страдать, и делать то, что тебе не нравится, когда можно делать то, что нравится», так и не промелькнула на страницах повести, поэтому пришло время моей непостоянной рубрики «цитаты на все случаи жизни из песен "АлоэВера"»:
«С собой: щётку, паспорт.
Вытяну билет – беги»

Кажется, со всеми этими миллениальскими страданиями мы стали забывать, как богата на разные странности и безумности испаноязычная проза. Напоминаю!

«Райское место» Фернанда Мельчор
В элитном посёлке «Парадайс», что расположен близь мексиканского залива, от нечего делать подружились два неудачника: «толстяк» инцел Франко и шестнадцатилетний садовник Поло. Третьей в их компании всегда была бутылка рома, после распития которой Франко не затыкаясь трындел о том, как он отымеет мать двоих детей из соседнего дома, сеньору Мариан, а Поло мечтал, чтобы его новоявленный дружок, тырящий деньги на алкоголь у бабушки с дедом, поскорее заткнулся. Однажды эти двое купят в строительном супермаркете «скотч для похищений», сядут в чужую «Хонду» и отправятся исполнять свои самые смелые фантазии, ведь в раю каждый имеет шанс получить желаемое.

В одном из своих интервью Фернанда Мельчор обмолвилась, что, по её мнению, на насилие способны мы все, вопрос только в том, каковы должны будут причины. Объяснения типа «классового расслоения» или «женоненавистничества» писательница явно воспринимает как слишком общие, а потому недостаточные, и в своих произведениях старается копать глубже и всматриваться в героев пристальней. Благодаря этому на свет появляются тексты настолько же кровожадные, насколько изящные.

«Древоточец» Лайла Мартинес
Деревенский дом, в котором живут бабушка с внучкой, некогда стал тюрьмой для всех женщин семьи и могилой для всех её мужчин. В нём к героиням являются похожие на многоглазых богомолов ангелы и духи давно умерших предков. «Увы, в этом доме не наследуют ни денег, ни золотых колец, ни простыней с вышитыми вензелями их первого владельца; покойники тут оставляют после себя лишь кровати да обиды». В попытке задобрить дом и живущих в нём призраков, одна из героинь решается на преступление.

Классический готический сюжет о доме с привидениями Лайла Мартинес смешивает с испанской историей ХХ века, темами социального неравенства и мести, как единственном способе восстановить справедливость. Шаг за шагом писательница идёт по тропинке, проложенной между мистическим триллером и социальной драмой, приоткрывая двери тайников, в каждом из которых спрятан один из секретов странноватой семейки. Реализована задумка не всегда удачно, местами недосказанность сильно вредит раскрытию персонажей и самой истории, но жутко всё равно всю дорогу.

«Нечестивицы» Аугустина Бастеррика
В отличие от «Особого мяса», в котором от антиутопии был только стрёмный мир будущего, «Нечестивицы» действительно типичный образчик жанра: главная героиня идёт против системы и затевает свой маленький бунт, подрывающий сложившуюся иерархию Обители Священного братства. Там, где нечестивицы получают лишь удары хлыстом, безъязыкие избранные толкуют знамения Бога, а просветлённые владеют тайным языком, «неуловимым, как белая змея», и заставляют совершать жертвоприношения, безымянная послушница ведёт дневник, рассказывая воображаемому читателю о том, что сейчас творится внутри Убежища и какая Великая катастрофа некогда произошла на планете.

В поп-культуре за монастырём уже давно закрепилась слава места, где женщины придаются разврату, получают лещей от настоятельниц с вечно поджатыми губами и соревнуются в упоротости, подкрепляя свой синдром отличниц. Всё это происходит и в романе Бастеррики, с той лишь разницей, что за пределами обители, дела с насилием обстоят не лучше, а бытовых благ нет вовсе, поэтому ставки высоки, как никогда. Мрачная атмосфера и зловещие образы, конечно, добавляют этой истории огня, но затхлые клише горят не так уж ярко.

«НЕДРУГ» ИЭН РЭЙД

Джуниор и Генриетта живут в уединении на удалённой ферме. Большую часть свободного времени семейная пара проводит вместе, наслаждаясь компанией друг друга. Идиллию разрушает некто Теренс – сотрудник компании OuterMore, появившийся на пороге старого дома с дурной вестью: Джуниор отобран для участия в программе по освоению человечеством новой планеты. Отказаться от полёта в космос невозможно, сколько продлится миссия – неизвестно, но компания сделает всё возможное, чтобы комфорт и безопасность сопровождали всё это время не только мужчину, но и его супругу.

Если вы читали или хотя бы смотрели «Думаю, как всё закончить» то примерно представляете, как устроены произведения Рэйда: сначала долгое тревожное повествование, в котором на уровне событий ничего не происходит, потом кульминация-твист, щёлкающая тебя по носу и, если уж не ставящая всё с ног на голову, то, как минимум, заставляющая переоценить ранее прочитанное. В «Недруге» всё менее безумно, но более фантастично: нерадостное будущее, андроиды, полёты в космос. Однако это всё ещё никакая не фантастика, а старая добрая психологическая проза, фокусирующаяся на главном страхе всех счастливо женатых – страхе долгой разлуки или потери партнёра. Пока сотрудники OuterMore готовятся бороздить космические просторы, Джуниор переживает из-за проступающего в отношениях с женой холодка и увеличивающейся дистанции. В какой-то момент он даже доходит до стадии паранойи, начинает подозревать Теренса в желании вытеснить его из семьи и занять его место, но такая развязка была бы для Рэйда слишком банальной.

Ни общая кровь, ни дети, ни совместно нажитое имущество не связывают людей так, как совместные воспоминания, именно поэтому большая часть отношений на расстоянии обречена на неудачу: нам важно, чтобы тот, кого мы выбрали, не просто номинально был рядом, а проживал ту же жизнь. Вот только могут ли жизнь и воспоминания быть совместными, если каждый из нас – неповторимая индивидуальность? Кто тот самый «недруг», разрушающий идеальные отношения, и так ли они идеальны? У Рейда есть вполне конкретные ответы на все читательские вопросы, но никто не мешает найти в его тексте свои.

Давайте-ка проясним: если кругом одни идиоты, значит ли это, что я нарцисс?!

​​За июнь прочитала десять книг. Искупалась ноль раз, задолбалась много раз. Уровень загруженности: даже не вставила свои пять копеек в срач о том, достойна ли Екатерина Манойло стакана воды, плечиков для одежды и нешатающегося стула. Но, напоминаю, что у меня продолжается челлендж «писать итоги месяца без нытья», даже если очень хочется. Так что, вероятно, этот текст будет коротким.

Раз уж речь зашла о челленджах, расскажу об ещё одном. Называется «в выходные – выходные» и заключается в том, чтобы всеми силами пытаться делать все рабочие и домашние дела с понедельника по пятницу, а потом два дня даже не включать комп, не писать, не редактировать, не снимать, не монтировать, не делать упражнения, не учить, не согласовывать рекламу, не пылесосить, не стирать и не мыть ничего, кроме себя и посуды. В идеале: даже не думать об этом. Я начала его после переезда в Германию и пока запорола дважды, что, тем не менее, неплохой результат для человека, жившего без нормального отдыха годами. Пока ещё не поняла, как можно ничего не делать, не выходя из дома, когда ноутбук лежит в шаговой доступности, а чистящее средство так и манит своей синевой, поэтому в субботу и воскресенье после завтрака иду на станцию и уезжаю в другой город. Расскажите, удаётся ли вам продуктивно отдыхать, и как вы это делаете? Магия, сатанизм, пофигизм или есть другие секреты?

Из хорошего в первом летнем месяце:
🍊Очередное музейное воскресенье, проведённое в Новом музее.
🍉 Концерт Дениса Чужого. На английском почти такой же смешной, как на русском.
🍑 Книжный фестиваль, не обошедшийся без смолтоков с представителями издательств.
🍒 Прайд в одном из берлинских спальников, закончившийся выступлениями Светы Бень и «АлоэВера». Нам подарили квас, чего ещё делать в этой жизни.
🥝 Органный концерт в местной церкви, после которого пастор пожал нам руки и предложил как-нибудь зайти, но мы стреляные воробьи, вербовка не удалась.
🍓 Поездка в Вердер. Идеально вписались в тайминг между дождями и привезли домой огромную говорящую клубнику.
🍍 Приехавшие на матчи «Евро», но заглянувшие и к нам родственники из Латвии.
🥒 Шпреевальд, ака «немецкая Венеция», где все упоролись по огурцам и мы, признаться, тоже, благодаря чему теперь в холодильнике ждёт своего часа огуречный радлер.

Поняв, что собаку можно заставить нормально гулять только обманом, увезя в незнакомое место, совершили с ней три полноразмерные вылазки, в результате которой она не словила ни одного вьетнамского флэшбека и даже ни разу не шакалила с бешеными глазами, вывылив из пасти язык и поджав хвост. Считаю, это главный успех последних тридцати дней.