«У МЕНЯ К ВАМ НЕСКОЛЬКО ВОПРОСОВ» РЕБЕККА МАККАЙ

Успешную подкастерку Боди Кейн пригласили поработать в школе-интернате Грэнби, где она и сама когда-то училась. Тогда, двадцать пять лет назад, в одну из суббот в школьном бассейне нашли тело красавицы Талии Кид, жившей с Боди в одной комнате. Не сильно заморачиваясь со следственными мероприятиями, к суду привлекли единственного работавшего в учебном заведении темнокожего, приписав ему роман с несовершеннолетней красоткой и роль её драгдилера. Естественно, парень получил обвинительный приговор и оказался в тюрьме до конца жизни, но теперь, когда ученики Боди решили использовать местное преступление как сюжет для своего подкастерского проекта, у него появился шанс выйти на свободу.

Если бы первые читатели романа сто раз не упомянули в своих отзывах, что « У меня к вам…» не dark aсademia и ни разу не похожа на «Тайную историю» Донны Тартт, мне и в голову бы не пришло упоминать это литературное явление. Маккай сделала буквально всё, чтобы читатель не смог причислить её творение к историям о претенциозных привилегированных подростках, пленённых некой красивой идеей и играющих в «право имеющих». Тут вам и главная героиня из неблагополучной семьи, попавшая в Грэнби стараниями опекунов-мормонов, и антирасистский посыл самой истории, в которой сто раз упоминается, что обвинить темнокожего – это всегда самый простой вариант раскрыть преступление. Ощущение, что писательница намеренно прошлась по списку «скользких тем», чтобы показать: она и её героиня «не такие», в их мире нет места дискриминации и сегрегации, только миру, дружбе, жвачке, нетронутым личным границам, толерантности и всеобщему равенству.

Всё это превращает роман в пресную тюрю, и создаёт у читателя ощущение, что гораздо больше, чем рассказать историю Талии или переосмыслить прошлое Боди, писательнице хотелось осудить сразу все проблемы современного общества, вне зависимости от того, насколько органично они вписываются в сюжет. И нет, не то, чтобы оправдание абьюза, сексизма или расизма добавляют книгам огонька или перца, а следование новой этики сразу лепит на них ярлык скучной левацкой актуалочки, уж точно не для меня. Проблема, скорее, в том, что вместо развития заявленных тем использования живых людей для развлечения аудитории подкаста или нелепости сравнения реального преступления, приведшего смерти, и коммуникативных неудач в рамках романтических отношений, рассказанных под хэштегом metoo, Маккай распыляется на всё новые и новые сюжетные линии, на которые в рамках одного произведения у неё в итоге не хватает ни времени, ни сил. Из-за этого к середине книги уже абсолютно всё равно кто убийца, был ли у Талии роман с женатым преподавателем и предложит ли любовник Боди нечто большее, чем секс время от времени. Хочется, чтобы этот хаос уже наконец закончился хоть чем-нибудь, а роман выбрала себе место на литературной арене, вместо того, чтобы так и продолжать бегать по кругу, играя в «Весёлые стулья».

Властью, данной мне книжным блогингом, нарекаю этот июль месяцем русскоязычной прозы. Вы только посмотрите, сколько всего интересного:

«Литораль» Ксения Буржская
Скромной учительнице обществознания Анне приходится делить своё тело с заточённой в него хульдрой Хлоей. Пока первая пытается не сойти с ума от еженедельных уроков о главном и выходок сына-подростка, вторая проводит вечера в барах и мечтает сбежать от аниного мужа к своему любовнику. В благодарностях после основного текста писательница сообщает, что не собиралась выпускать в этом году книгу, но Татьяна Соловьёва из «Альпины» сказала: «роман бомбический». Подтверждаю: роман и вправду бомбический и отдельным удовольствием было находить в нём отсылки к поэме «Москва-Петушки» и любимым мемам.

«Я обязательно уволюсь» Маша Гаврилова
Обаятельная история о том, как после абьюзивных отношений с первой работой молодая женщина превратилась в «гадкого безработного утёнка», выгуливающего чужих собак и подсчитывающего сколько килограммов картофеля можно купить за стоимость запеченной картошки с розмарином в ресторане, куда её привезли друзья. А ещё у рассказчицы есть кошка по имени Окрошка, и я вот только сейчас поняла, что этот нейминг совершенен.

«Яд» Таня Коврижка
Всегда страшно сделать что-то не так и всё сломать. Страх усиливается в разы, если речь идёт не о технике, а о ребёнке. Однажды Танина дочь съела немного диффенбахии и отравилась содержащимся в её листьях оксалатом кальция, после чего Таня не только чуть сама не померла от беспокойства и чувства вины, но и огребла общественного порицания. Не торопитесь хвататься за сердце: с ребёнком сейчас всё хорошо, и в добавок к хэппи-энду у нас появился ещё и автофикшн о проблемах материнства.

«На улице Дыбенко» Кристина Михайловская
Кира и Серёжа живут в питерской «норе» на улице матроса Дыбенко. Она типичная интеллигентка, он давно заложивший в ломбард ум, честь и совесть наркоман. Она пытается его спасти в благодарность за когда-то проявленное сочувствие, он всё никак не поддаётся спасению. Каждый раз, собирая чемодан, она понимает, что без неё он не выживет, но и сама так больше не может. Созависимость во всей красе, современная проза во всей чернушности.

Ну и раз пошла такая пьянка, забегу немного вперёд и расскажу о двух русскоязычных книгах, которые жду в августе.

«Восьмидесятый градус» Елена Попова
Увидеть, как сейчас происходят полярные экспедиции, да ещё и глазами молодой женщины – что может быть интереснее? Свой автофикшн Елена Попова решила посвятить не детству или психологической травме, а любимой работе. Семь месяцев её героиня исследует Арктику, будучи единственной представительницей своего пола в мужском коллективе, а читатель узнаёт способы отгонять белых медведей и не ехать кукухой вдали от дома, среди снега и льда.

«Под рекой» Ася Демишкевич
Победитель лицейской номинации «Выбор книжных блогеров» всегда достоин внимания ничуть не меньше, чем текст, выигравший в основной номинации. В этот раз мои коллеги отметили триллер о женщине, вернувшейся в родные края на похороны отца, и погружающейся не в мысли об утрате, а в тягучий страх того, что вместе с родительскими генами ей передались агрессия и жажда причинять боль другим людям. Ммм, мрачнятинка!

Семь лет назад иноагентка Линор Горалик начала работать над новым арт-проектом, в рамках которого помещала старые советские фотографии в иконические оклады из бисера, страз и разрисованной гуашью бумаги. Получившимся «апографиям» Горалик приписывала авторство математика Якова Петровского, выдуманного персонажа, обитателя вселенной вымышленного писательницей города Тухачевска, основанного в 1947 году на том месте, где на реальной карте России находится Санкт-Петербург. В отличие от культурной столицы, Тухачевск – унылый, закрытый до 1993 года моногород, образовавшийся вокруг местного опытного водорослевого комбината. Под прикрытием переработки растений, на самом деле в нём разрабатывалось биологическое оружие. Но самое примечательное даже не это, а то, что в советском Тухачевске была своя религиозная община, созданная историком Сергеем Квадратовым и называвшаяся «Бумажной церковью». Если коротко, то последователи «Бумажной церкви» – либеральные христиане, «верившие в важность творчества, инспирированного религиозным переживанием». Они не почитали и не хранили в домах православных икон, но создавали на бумаге свои изображения, связанные с богом или личным опытом веры.

Постепенно мир вымышленного Тухачевска рос и развивался. Например, позже Яков Петровский «создал» серию графических работ «Ряд незначительных событий и явлений», появились вотивные доски Леонида Звонникова и фольклор обитателей сектора М1 (речь об аде), «записанный» братом Якова Петровского, Сергеем.

В 2024 году вселенная наконец пополнилась полноценным иллюстрированным изданием. Им стала «Тетрадь Катерины Суворовой» – небольшой эпистолярный роман, или даже, скорее, повесть, прикидывающаяся записками тревожной матери к любимому сыну. Книга начинается с подробной инструкции о том, что мальчик должен делать «если что-то случиться»: кому звонить, что говорить, каким маршрутом идти к доверенным лицам, сколько потратить в гастрономе по пути. Но чем дальше читатель продвигается по тексту, тем больше он узнаёт о прошлом рассказчицы, в котором нашлось место не только покупке золотой рыбки и загадыванию трёх желаний, но и пребыванию в психиатрической больнице, из которой Суворова вышла сломленной серой копией самой себя.

Почему Линор Горалик захотела вернуться к Тухачевску именно сейчас, вопросов не возникает. В закрытый город, где стараешься не сболтнуть лишнего при чужих, за последние несколько лет превратилась вся страна, и «Тетрадь…» – это своеобразное подмигивание своим, тем, кто вынужден прятать бумажные «реликвии» и «артефакты» под матрасом в вечном страхе возможных обысков. Заповеди Горалик звучат довольно просто: «чтобы любимые всегда, каждую секунду про твою любовь знали и чтобы ни к какой чужой боли спиной не поворачиваться». И кажется, в отличие от Катерининых желаний, загаданных всплывшей пузом кверху золотой рыбке, не так уж трудно их исполнить.

Если вам посреди солнечного лета захотелось мрачняка и тлена, то их есть у меня! Не сговариваясь, две прекрасные русскоязычные писательницы выпустили свои версии истории о том, как молодая женщина, выросшая с абьюзивным отцом, возвращается в родной провинциальный город, где на каждом шагу таятся пугающие воспоминания. В первом романе – секты и мистика, во втором – напряжённые отношения с родственниками и страшные открытия о самой себе. Не просите выбрать из двух книг одну: несмотря на похожее начало, романы вышли очень разные, и каждый читала не отрываясь, чего и вам желаю.

«Семь способов засолки душ» Вера Богданова
В славном городе Староалтайске некогда всем заправляли члены секты «Сияние». Её руководитель, Великий шаман Леонид Дагаев, давно в могиле, однако его ученики и соратники продолжают собирать залы в ДК, бить в бубны и втирать доверчивым гражданам что-то про духов Нижнего мира. А ещё в городе всё так же пропадают и умирают молодые женщины. Когда в город возвращается дочь Дагаева, Ника, некоторые жители начинают надеяться, что она продолжит дело отца, другие рассчитывают, что девушка будет сидеть ниже травы тише воды и не станет вмешиваться в происходящее. У Ники же, с трудом отличающей галлюцинации от реальности и считающей покойного отца садистом и психопатом, есть свои планы.

Рефреном «Сезона отравленных плодов» была присказка «стыд и срам», рефреном «Семи способов засолки душ» стала строчка из песенки «Папа может». Что же мог Никин папа? Лгать, манипулировать, насиловать и убивать. Ко всему этому у героини с детства особая чувствительность, которая и заставляет её оказываться там, где не следует, и делать то, чего от неё не ждут. На долгое время лишённая воли и способности управлять не только собственной судьбой, но и телом, девушка пытается вернуть себе субъектность и вписаться в обычную жизнь. Другое дело, что никакой обычной жизни там, где ко всему свои руки приложили члены сект, просто нет.

Вдохновившись историей «Ашрама шамбалы», Вера Богданова написала суператмосферный триллер о том, как одинокая хрупкая девушка может стать сильнее давно ставшей привычной системы, основанной на насилии, и не сбиться с пути даже в самые тёмные времена. Стандартный хэппи-энд, конечно, ждать нет смысла, но кому он нужен, когда есть фирменная «богдановщина»?!

«Под рекой» Ася Демишкевич
Кира приезжает в Дивногорск после смерти отца. Женщина специально берёт билет на поезд, чтобы не успеть на похороны, но тем не менее приехать на малую родину ради встречи с сестрой и матерью. С Дивногорском героиню связывают не самые приятные воспоминания: отец всегда был человеком нарциссическим и жестоким, ни во что не ставил жизнь животных и чувства людей, и не исчез из жизни дочерей и бывшей жены даже после развода. Разбирая вещи родители, героиня находит тетрадку с садистскими стишками, а вскоре начинает сомневаться: точно ли это просто стихи, а не описание того, что мужчина некогда сделал со своими жертвами?

В отличие от Ники, только размышляющей о том, не дремлет ли где-то внутри неё отец, Кира точно знает: он там, и совсем не спит. Ненависть к нему прекрасно уживается с нездоровой тягой героини к причинению боли, а призраки чужого прошлого не такие уж бестелесные. Чем больше Кира узнаёт об отце, тем сложнее ей выстраивать отношения с собой и близкими, ведь каждая из трёх женщин семьи слишком многим обязана этому мужчине, слишком крепко к нему привязана и слишком долго жила по принципу «не можешь осознать – просто вытесни».

Читать «Под рекой» всё равно что погружаться в воды Енисея: к этому холоду, смешанному со страхом таящегося в глубине, невозможно привыкнуть. Каждую главу Ася Демишкевич заводит читателя всё глубже, и, несмотря на то, что роман не назовёшь комфортным чтением, перестать следовать за ней невозможно.

Свой первый и единственный роман Mittelreich Йозеф Бирбихлер написал в 63 года. Озвучкой немецкой аудиоверсии, режиссурой экранизации и исполнением главной роли в ней актёр занимался сам: история озёрной усадьбы, пережившей две мировые войны, геноцид евреев и упадок фермерского быта, хоть и полностью выдумана, оказалась слишком личной. В каждом интервью, посвящённом книге, а потом и фильму, Бирбихлера долгое время спрашивали, не списал ли он одного из героев с себя, ведь, как и изнасилованный пастором Семи, он до сих пор владеет доставшимся ему в наследство трактиром на берегу Штарнбергского озера, где провёл детство до отправки в школу-интернат. Бирбихлер каждый раз открещивался от всяких параллелей, говоря стандартное «все герои вымышлены, все совпадения случайны», и нам лучше заранее смириться с тем, что по правилам игры, читателям не суждено узнать, сколько в этой книге выдумки, а сколько воспоминаний.

По аналогии со «Срединной Англией» Джонатана Коу, Йозеф Бирбихлер создал свою «Срединную империю». В ней мечтавший стать певцом юноша Панкрац из-за того, что его старший брат вернулся с войны с травмой головы, стал наследником озёрной усадьбы в Баварии. Это место на протяжении ХХ века принимало всех: измождённых евреев, «неотёсанных» русских, немцев, спасающихся от бомбёжек городов, а потому устремившихся в деревни, переселенцев из соседних Польши и Чехии. Не приняло оно только Панкраца, положившего всю свою жизнь на то, чтобы сохранить отцовское наследие.

Обычно подобные романы о судьбе маленького человека на фоне большой истории стараются выглядеть как можно масштабнее. Ставя жизни героев, словно пластиковые кубики, друг на друга, писатели заполняют обширное историческое полотно, как бы говоря, что век, эпоха, эра на самом деле состоят из частных случаев миллионов людей. Бирбихлеру же, наоборот, оказалось гораздо интересней играть в мини-формате, чем выходить на большое поле: истории его героев, хоть и, несомненно, крепко связаны с тем временем, в которое они происходили, чаще стелятся горизонтально, чем стремятся ввысь. Это, конечно, не делает их менее значимыми в рамках произведения, но заставляет читателя несколько иначе воспринимать написанное. Перед нами не калейдоскоп и не ряд закономерностей, создающих цельную картинку Германии в эпоху, когда она слишком увлеклась своими имперскими амбициями, а потом расплачивалась за это, скорее, раздробленный набор жутких мало связанных друг с другом случаев, из-за которых каждый из персонажей навсегда оказался в заложниках: кто-то у своего тела, кто-то у своей травмы, кто-то у своего наследия и многие – у своей страны.

Я люблю списки. Ну знаете, все эти «Сто сорок восемь дел, которые нужно успеть сделать до тридцати пяти/сегодняшнего вечера/пока не начал носить сандалии с носками», «Лучшие музыкальные альбомы времён молодости твоей мамы», «Шестнадцать и три четверти игр для смартфонов, которые научат тебя жить эту жизнь». По-моему, отличная развлекуха. Но пранк NYT с сотней книг XXI века уже вышел из-под контроля. Покушение на Трампа, сбой в работе Miсrosoft и прочие серьёзные инфоповоды резко померкли на фоне «Моей гениальной подруги» на первом месте топа и включившего в него самого себя Стивена Кинга. Даже одна из финальных работ на курсе Band, где я подрабатываю редактором, была посвящена этой сотне и альтернативной ей десятке. Осталось только, чтобы незнакомцы в костюмах постучали ко мне в дверь с вопросом «Не найдётся ли у вас минутки обсудить сто лучших книг современности по версии New York Times?»

Утром, застряв в пижаме, внезапно вспомнила, что, вообще-то, всё уже было в «Симпсонах» Guardian. Мало того, в те далёкие времена, когда деревья были большие, а я ещё жила в России, меня саму попросили составить подобный список, ориентируясь на всякие там авторитетные источники. Лонгрид «Современная литература: Важнейшие произведения XXI века» я писала по строгому ТЗ на четыре страницы, со всеми этими копирайтерскими «плотность слов не более 3%». У него ну очень странная структура, в которой американские и английские писатели идут отдельно от зарубежных, потому что создатель ТЗ думал, будто seo-оптимизация текстов за последние десять лет не так и уж изменилась, но сам материал вполне читаемый, а главное, после него не возникают вопросы «где автофикшн?» и «куда дели Салли Руни?».

https://literaturno.com/overview/sovremennaya-literatura-pisateli-xxi-veka/

Три Лантимоса по цене одного!

Вслед за Уэсом Андерсоном Йоргос Лантимос решил побаловать нас коротким метром. Ну как коротким: на три истории у грека ушло без пятнадцати минут три часа, поэтому метр вполне себе средний, прям как надо.

В первой истории «Видов доброты» офисный клерк, всегда выполнявший все распоряжения своего шефа, вдруг бунтует и не хочет врезаться в чужую машину, боясь покалечить водителя. Из-за этого он лишается не только работы, но, самое главное, расположения начальника, который всегда был для него фигурой почти божественной.
Во второй полицейский, чья жена пропала во время путешествия, а потом была успешно возвращена домой, считает, что на самом деле она не та, за кого себя выдаёт, а какая-то незнакомая женщина с той же внешностью.
В третьей бросившая ради секты мужа и ребёнка героиня разыскивает обладательницу дара оживлять мёртвых.

Пожалуй, из всех актёрских капустников последних лет, Лантимосу удалось создать самый удачный: Джесси Племонс, Эмма Стоун, Уиллем Дефо и Маргарет Куэлли, кочующие из фильма в фильм, из роли в роль, те ещё душеньки и хороши во всех нарядах. Хотя главная звезда этого действа – Йоргос Стефанакос, исполнитель роли таинственного RMF, персонажа, собирающего разрозненные сюжеты в тематический альманах и не произносящего ни слова. Альманах, к слову, совсем не о доброте и её видах, а, скорее, том, как далеко люди способны зайти из-за жажды получить благожелательное отношение другого. Для того, чтобы быть добрым, как известно, причина не нужна, но, людей, обладающим этим качеством, в мире этой картины придётся искать с фонарями и собаками.

Чтобы не нагонять на вас скуку и не слушать сверчков под постами с одиночными обзорами, принесла целую охапку переводного прочитанного. Не скупитесь на китиков, они моя главная мотивация в ведении блога.

«Почтовая открытка» Анн Берест
Писательница наверняка думала, что в своём романе отвечает на вопрос «что значит быть евреем?», но на самом деле после прочитанного в первую очередь хочется спросить «что такое “не везёт” и как с этим бороться?». Рабиновичи бегут от еврейских погромов в Латвию, оттуда уезжают фермерствовать в Палестину, разорившись, оказываются во Франции, откуда их и отправляют по концлагерям, ведь на дворе уже 1940е, а у власти вишистское правительство. В последние годы на нас сошла лавина книг о постпамяти, психогенеалогии и протирании пыли с семейного древа, я какое-то время этому радовалась, а теперь уже хочется из-под этой лавины выбраться и молча задаваться вопросом: почему некоторым так интересны умершие до их рождения люди, с которыми у них нет ничего общего, кроме генов да фамилии?

«Городок, что зовётся Гармония» Мэри Лоусон
Одна из тех книг, с которыми ассоциируют издательство «Фантом Пресс». Приятная, но совсем не сиропная история о том, как одинокие люди разного возраста с разным бэкграундом, становятся чуть менее одиноки, встретив друг друга. Кажется, это первое произведение, читая которое, я поверила в описанную в нём дружбу между представителями разным поколений.

«И хватит про любовь» Эрве Ле Теллье
Симпатичный короткий роман о том, что новая любовь в 40 вообще не то же самое, что в 20: ты никогда не будешь на первом месте у женщины с детьми, и обречён в старости доставать из обувной коробки фотографии, на которых твоя половинка, смотря в камеру, улыбается не тебе. Прикола популярности Ле Теллье так и не поняла, все используемые им литературные приёмчики хорошо известны ещё с 1960х, но и худшие опасения относительно сюжета не подтвердились.

«Под опекой» Амели Кордонье
Напоминание о том, что от сумы, тюрьмы и службы опеки зарекаться не стоит, а дом остаётся крепостью лишь до поры до времени. К приличным людям в приличную семью из-за доноса неизвестных стал приходить мужик из Службы защиты детства. Он выкидывает из холодильника вредную еду, представляется детям Кузеном, а взрослым действует на нервы одним своим присутствием. Все соседи под подозрением, любое действие и слово при чужаке нужно обдумывать десять раз, из-за чего героиня с каждым днём всё ближе к нервному срыву. Читается практически мгновенно, а вот мурашки по коже бегают ещё долго. И кто сказал, что в триллере обязательно должен быть маньяк?

«Пойте, неупокоенные, пойте» Джесмин Уорд
Тридцатое место того-самого-списка-NYT – внебрачный ребёнок «Мальчишек из Никеля» Колсона Уайтхеда и «Возлюбленной» Тони Моррисон, в котором описание суровости американской пенитенциарной системы по отношению к темнокожим подросткам соседствует с семейной историей, украшенной вкраплениями афроамериканского магического реализма. Придраться особо не к чему, но каждую страницу думаешь «стоп, я же это уже читала».