Вавилон 2.0
43.3K subscribers
125 photos
28 videos
2.03K links
Международная политика — главные события , экспресс- аналитика, еженедельные обзоры. Будь в курсе того, что происходит в нашем Вавилоне.
加入频道
Антилиберальный шабаш в шаббат
#антилиберальныйшабашвшаббат

Свобода vs Колбаса

Сегодня мы открываем новую субботнюю рубрику – “Антилиберальный шабаш в шаббат” и принимаем в качестве руководства к действию афоризм Карла Маркса “человечество должно весело расставаться со своим прошлым”.
[Полная цитата: “Богам Греции, которые были уже раз — в трагической форме — ранены в “Прикованном Прометее” Эсхилом, пришлось еще раз — в комической форме — умереть в “Беседах” Лукиана. Почему таков ход истории? Это нужно для того, чтобы человечество весело расставалось со своим прошлым”]
Скромно надеемся, что наши иронические обзоры позволят ускорить процесс прощания человечества с токсичным балластом в виде бессмысленной либеральной теории вкупе с беспощадной либеральной практикой.

Начнем с расхожей либеральной максимы – “Кто вместо свободы выбирает колбасу, в итоге не получает ни свободы, ни колбасы!”
Это – предельное упрощение “для народа” высказывания, приписываемого Бенджамену Франклину – “Кто готов пожертвовать свободой ради безопасности, не достоин ни свободы, ни безопасности!”

Прежде всего, Франклин, выступая в Ассамблее Пенсильвании 11 ноября 1755 года дословно сказал: “Те, кто готов пожертвовать насущной свободой ради кратковременной безопасности, не достойны ни свободы, ни безопасности”. О чем речь?
В британской колонии Пенсильвания на территории Северной Америки сложилось двоевластие: выборная Ассамблея представляла поселенцев и имела право принятия законов, а губернатор, обладавший правом вето, назначался собственниками земли – семейством Пеннов [это была адаптация британской системы к условиям колонии].
Ассамблея отстаивала своё право на налогообложение, и речь Франклина, из которой “выдернут” этот небольшой фрагмент, касалась необходимости профинансировать через сбор налогов местную армию ополченцев. Это был самый канун Семилетней войны ["Нулевая Мировая"], и соседи-индейцы по наущению французов начали набеги на пограничье колонии.
Землевладельцы предложили компромисс: они напрямую профинансируют армию, но без уплаты налогов в казну колонии. Т.е., предложили «временную безопасность» в обмен на свободу в виде самоуправления, которое держится на налогах. Против чего решительно выступил Бенджамен Франклин.
К сожалению, сегодня он не может прояснить эти нюансы каждому обладателю стодолларовой банкноты со своим изображением.

Афоризм о колбасе и свободе высказан в максимально радикальной форме, но мы – столь же экстремально – рассмотрим его в буквальном понимании.
Согласимся с тем, что у человека, чья свобода ограничена, власть может начать “отжимать” гарантированную ранее колбасу или сокращать ее изначальное количество. И воспользуемся одним из любимых конструктов либералов – понятием “общественного договора”.
“Колбаса в обмен на свободу” – весьма четкий общественный договор, в рамках которого граждане отказываются от значительного объема свобод в обмен на некий гарантированный объем благ, именуемый “колбасой”. Попытка отобрать колбасу является очевидным нарушением “общественного договора”, а потому легализует запуск механизмов неповиновения, вплоть до самых крайних.

А теперь ответим на вопрос, – какой же общественный договор предполагает выбор “Свобода вместо колбасы”?
Здесь свободным гражданам гарантируется свободный поиск колбасы. Что означает: риски того, что поиск может не дать результатов или “результат поиска” будет недостаточным для пропитания, целиком перекладываются на самих граждан.
Отсюда следует, что у тех, кто остался без колбасы, нет никаких оснований обвинять государство в нарушении общественного договора.

В заключение предлагаем альтернативный вариант: “Кто между колбасой и свободой выбирает свободу, тот потом будет обменивать большие доли своей свободы на маленькие кусочки чужой колбасы, выдаваемой в кредит”.

В следующую субботу мы рассмотрим фундаментальный либеральный тезис – о “невидимой руке рынка”.
Антилиберальный шабаш в шаббат
#антилиберальныйшабашвшаббат

Чья-то невидимая рука эгоизма — 1

Обратимся к любимой метафоре либералов – “невидимой руке рынка” с отсылкой к авторитету Адама Смита [1723 – 1790].
В наши дни это выражение часто используется как объяснение структурирования изначального рыночного хаоса в “баланс спроса и предложения” и/или “рыночное равновесие” [рассмотрим отдельно].
Но изначально “невидимая рука” описывала принцип, согласно которому эгоистичные действия каждого субъекта рынка ведут к росту всеобщего благосостояния.
Действует ли на самом деле этот принцип, мы рассмотрим отдельно, но важно отметить, что такой подход является вполне естественным порождением протестантской культуры, под сильнейшим влиянием которой [в форме англиканства] развивался как английский либерализм в целом, так и его экономическая составляющая.
Классическую работу Макса Вебера “Протестантская этика и дух капитализма” [1905] можно рассматривать как подробное раскрытие принципа “от индивидуального эгоизма к общественному благосостоянию с божьей помощью”.

Адам Смит “невидимую руку” упоминает дважды. Сегодня мы разберем фрагмент из ранней работы «Теория нравственных чувств» [1759].
ЦИТАТА “По-видимому, какая-то невидимая рука заставляет их [богатых] принимать участие в таком же распределении предметов, необходимых для жизни, какое существовало бы, если бы земля была распределена поровну между всеми населяющими её людьми. Таким образом, без всякого преднамеренного желания и вовсе того не подозревая, богатый служит общественным интересам и умножению человеческого рода”.

Здесь Адам Смит в неявной и витиеватой форме указывает на то, что капитал, как стоимость, используемая для извлечения прибыли, существует только в рамках общественной производственной, экономической и финансовой деятельности. Это определяющее свойство капитала и является одной из двух составляющих “невидимой руки” из данного фрагмента.
Вторая составляющая, которую позже Карл Маркс [1818 – 1883] сформулировал как “основное противоречие капитализма”, – общественный характер производства прибавочного продукта соединен с частнокапиталистической формой его присвоения.
Адам Смит обращает внимание на общественный характер потребления и под “общественным благом” понимает удовлетворения спроса. Ни о каком “балансе спроса и предложения” здесь речи не идет.

В концепции “невидимой руки” Адама Смита мы отмечаем одно существенное “философское” противоречие.
В основе английских либеральных концепций XVIII – XX веков лежала концепция т.н. социологического номинализма [более поздний термин], согласно которой единственным субъектом изучения социальных наук является индивид и его социальные действия. В то время, как понятия, выражающие социальное целое, – не более чем названия / имена [“номос”], без сущности и содержания.
Противоположный подход именуется социологическим реализмом, который считает различные социальные конструкции – например, общество и классы, – реально существующими и не сводимыми к сумме входящих в них индивидуумов.
Адам Смит, будучи ярким представителем социологического номинализма, обосновывает позитивный характер индивидуального эгоизма неким механизмом – “невидимой рукой”, – присущим социальной конструкции, в рамках которой осуществляется [рыночное] “распределение предметов”.
Но если “рынок” это только имя, обозначающий сумму его субъектов и их действий, то он сам никакого механизма, выходящего за рамки деятельности своих субъектов, породить не может.

Если же рынок представляет собой социальную реальность, а не только название, то он, теоретически, может через некий присущий ему социальный механизм, именуемый “невидимой рукой”, порождать эгоизм своих субъектов, как оптимальный механизм поведения. Но тогда, добро пожаловать в марксизм!

В следующий шаббат мы рассмотрим 2-й фрагмент Адама Смита о “невидимой руке”.
https://yangx.top/babeltower2/1645
Антилиберальный шабаш в шаббат
#антилиберальныйшабашвшаббат

Чья-то невидимая рука эгоизма – 2

Мы продолжим разбирать метафору о “невидимой руке рынка”, которую либералы возводят к авторитету Адама Смита.
Второе упоминание классиком данной темы содержится в его главном труде – «Исследовании о природе и причинах богатства народов» [1776 год].
Здесь Смит пишет об общественной пользе, которую приносит эгоизм инвесторов.
ЦИТАТА “Но всякий человек употребляет капитал на поддержку промышленности только ради прибыли, поэтому он всегда будет стараться употреблять его на поддержку той отрасли промышленности, продукт которой будет обладать наибольшей стоимостью и обмениваться на наибольшее количество денег или других товаров (...)
И поскольку каждый отдельный человек старается по возможности употреблять свой капитал на поддержку отечественной промышленности и так направлять эту промышленность, чтобы продукт её обладал наибольшей стоимостью, постольку он обязательно содействует тому, чтобы годовой доход общества был максимально велик. Разумеется, обычно он не имеет в виду содействовать общественной пользе и не сознает, насколько он содействует ей.
Предпочитая оказывать поддержку отечественному производству, а не иностранному, он имеет в виду лишь свой собственный интерес, и осуществляя это производство таким образом, чтобы его продукт обладал максимальной стоимостью, он преследует лишь свою собственную выгоду, причём в этом случае, как и во многих других, он невидимой рукой направляется к цели, которая совсем и не входила в его намерения; при этом общество не всегда страдает от того, что эта цель не входила в его намерения. Преследуя свои собственные интересы, он часто более действительным образом служит интересам общества, чем тогда, когда сознательно стремится делать это”.

Во-первых, даже с учетом экономических реалий второй половины XVIII, описанная картина выглядит весьма упрощенной моделью. Скорее всего, это было сделано Адамом Смитом ради наглядности.

Во-вторых, заявленный эгоизм инвестора несовместим с указанным предпочтением вложения именно в промышленность. Напомним, что при жизни Адама Смита процветала Ост-Индийская компания, а на его молодость пришлась ликвидация знаменитой финансовой пирамиды – Компании Южных Морей; оба английских гиганта были торговыми компаниями.
Первой в мировой истории акционерной компанией была английская “Московская торговая компания”, созданная в 1553 году.
Т.е., эгоизм вполне может подтолкнуть инвестора вложится не в производство продукта, а в его распределение.

В-третьих, Адам Смит говорит здесь о рынке инвестиций, а не о рынке вообще.

Теперь – по сути.
Из приведенной цитаты абсолютно непонятно, почему эгоизм заставляет инвестора предпочесть отечественную промышленность иностранной. Предположим, что это связано с реалиями той эпохи, например, слишком большими рисками.
Но, применяя логику классика, можно предположить, что инвестор “служит интересам” того общества, где он инвестирует. Т.е., выходит, что “иностранный инвестор служит интересам чужой страны”?
В таком виде тезис становится не ложным, но, относительным, – в зависимисти от обстоятельств.
Заменим относительный тезис абсолютным, – инвестор приносит выгоду той стране, в которой он тратит полученную прибыль. Но у Смита об этом ничего не говорится.

И в завершение, внимательно перечитываем фразу об общественном интересе и эгоистичных намерениях инвестора : “общество НЕ ВСЕГДА страдает от того, что эта цель не входила в его намерения”.
Т.е., общество НЕ ВСЕГДА страдает от “невидимой руки”. Сложно поспорить, действительно, – не всегда. Но, чаще всего!

PS. Мы были свидетелями многолетних периодов, когда эгоизм подсказывал инвесторам вложения в различные финансовые инструменты. Избыток таких вложений неизбежно приводил к надуванию финансовых пузырей, которые лопнув, делали общество беднее.
Как видим, “невидимая рука” может вполне реально забраться в общественные карманы.
https://yangx.top/babeltower2/1668
Антилиберальный шабаш в шаббат
#антилиберальныйшабашвшаббат

Чья-то невидимая рука эгоизма – 3

Одним из проявлений “невидимой руки рынка” является догматическая вера либералов в рыночное равновесие. Пересекающимися кривыми ниспадающего с ростом цены товара спроса и возрастающего предложения испещрены все современные экономические учебники.

Для время нашего сегодняшнего шабаша мы введем понятие “обобщенный продавец”, которым объединим большую цепочку субъектов – инвестирующих, производящих, распределяющих, хранящих, продающих и рекламирующих товар, а также финансовые инструменты, сопровождающие продажи.

Кто формирует кривую предложения?
Вопрос риторический, – разумеется “обобщенный продавец”, который имеет в своем распоряжении опции изменения параметров по всей указанной выше цепочке – от капиталовложений до объема выставляемого на продажу товара [все параметры, конечно же, коррелируют с объемом капиталовложений и между собой, но имеют значительный диапазон изменений].

Кто формирует кривую спроса?
А этот вопрос совсем НЕ риторический. Очевидный ответ – “покупатель” правилен лишь отчасти, и в весьма незначительной части.

С чем приходит покупатель на рынок, который чаще всего является конкретным магазином?
Во-первых, с желанием удовлетворить некие потребности.
Во-вторых, с неким объемом средств, которыми он располагает для удовлетворения этих потребностей.
В-третьих, с неким представлением о том, каким образом те или иные товары удовлетворяют его потребности.
Ключевой вопрос, – откуда у покупателя возникает представление о том, что именно данные товары наилучшим образом удовлетворят его конкретные потребности в пределах располагаемых им средств?
Разумеется, из полученной ИЗВНЕ информации о способности данных товаров удовлетворять возникающие потребности.
А кто является генератором информации об этих свойствах? Вновь риторический вопрос, – разумеется “обобщенный продавец”!

Таким образом, “обобщенный продавец” не только полностью формирует кривую предложения, но и контролирует ключевой элемент кривой спроса – представление потребителя о способности товаров удовлетворять его потребности.
И это еще не все, – “обобщенный продавец” влияет на платежеспособный спрос потребителя через набор финансовых инструментов – кредиты, рассрочки и т.д.
Сюда же добавим влияние “обобщенного продавца” на представления потребителя о цене товара. Речь идет о создании у покупателя стойкой иллюзии того, что этот товар – “лучший [= самый полезный] в своем классе”, “обладает лучшим соотношением цена-качество”, “продается с большими скидками / бонусами” и т.д.
Кроме того, важнейшим элементом современного маркетинга является вовлечение покупателя в т.н. статусное потребление, когда в качестве ключевого свойства товара “продается” его “современность” и “продвинутость”, а владение этим товаром рассматривается как повышение социального статуса.
Здесь мы видим ситуацию, обратную классическому noblesse oblige [положение обязывает], – ты приобретаешь товар не потому, что к этому обязывает твой социальный статус, а потому что в “пакете” с товаром ты “покупаешь” повышение своего социального статуса.

В связи с ограниченностью платежеспособного спроса, делая статусную покупку [например, последний iPhone], потребитель нередко вынужден перейти на удовлетворение своих базовых потребностей при помощи товаров, которые ассоциируются с более низким социальным статусом [например, питаться “Дошираком” и “Галиной бланка”].

Так что абстрактная “невидимая рука рынка”, материализуясь в “рыночное равновесие”, являет собой ситуацию асимметричного владения информацией о товаре у покупателя и продавца, причем у первого она неадекватная. Это является прямым следствием асимметрии целей этих двух ключевых субъектов рынка, – первый стремиться удовлетворить свои потребности, второй – максимизировать продажи.
Эту тему мы продолжим в следующий шаббат.
А для повышения настроения – скетч “в тему” по ссылке.
https://www.youtube.com/watch?v=o-QDjUyhNW0
Антилиберальный шабаш в шаббат
#антилиберальныйшабашвшаббат

Чья-то невидимая рука эгоизма – 4

Высшей формой метафоры “невидимая рука рынка” является тезис об “эффективном рынке”. Он касается финансовых рынков и гласит – “биржа дает наилучшую оценку стоимости экономических активов”, откуда следует прямое следствие – биржевые показатели являются наиболее точными ориентирами для принятия решений в сфере производства и инвестиций.
К слову сказать, либеральная экономическая наука с иезуитской скромностью именовала этот тезис “гипотезой эффективного рынка”, но при этом требовала относиться к нему либо как к догме, либо как к строго доказанной теореме.

“Гипотеза эффективного рынка” – это четкий либеральный принцип, применение которого порождает целый ряд следствий.
Прежде всего, если биржа, как олицетворение финансовых рынков, дает наилучшие ориентиры для принятия ключевых экономических решений в производственной и инвестиционной сфере, то дерегуляция финансовых рынков и финансовой системы в целом делает эту картину более точной, в то время как регулирование – искажает экономические ориентиры.
Именно этот подход стал одним из ключевых при выработке “Вашингтонского консенсуса” начала “святых 90-х”, который лег в основу стандартного списка рекомендаций Международного Валютного Фонда и Всемирного Банка к кредитуемым странам.

Принятие “гипотезы эффективного рынка” означает:
во-первых, приоритет финансового капитала над промышленным и, соответственно, ведущую роль финансового сектора в экономике, т.е. “что хорошо для финансовой системы – хорошо и для всей экономики”;
во-вторых, приоритет макроэкономической стабильности над состоянием промышленного сектора, т.е. “низкая инфляция и стабильный курс – единый рецепт от всех экономических проблем”;
в-третьих, приоритет Центрального банка как независимого финансового регулятора над Министерством финансов при выработке денежно-кредитных параметров бюджетной политики, т.е., “глава Центробанка лучше чем правительство знает, что хорошо для государственного бюджета”.

Конечным бенефициаром “Вашингтонского консенсуса”, в силу наличия мировой резервной валюты, является Федеральная Резервная Система США.
Напомним, что если приведенный ВВП США составляет 16% от мирового, то в валютных резервах стран мира доллар составляет 59% и присутствует почти в 90% мировых операций с иностранной валютой.

Очень важным следствием дерегуляции финансовых систем в рамках “гипотезы эффективного рынка” стал приоритет инвестирования в финансово-банковские инструменты, обеспечивающие высокую прибыль по различным схемам “деньги делают деньги”.
И те же либеральные экономисты, которые уже в I-м семестре I-го курса вбивают в головы студентов проверенную столетиями истину о том, что более высокие прибыли неизбежно связаны с более высокими рисками, в данном случае уверяют почтенную публику, что “эффективные рынки” могут явить чудо высоких прибылей при низких рисках.
Самое интересное, что те же профессора рассказывают этим же студентам о финансовых пузырях, которые возникают из-за недооценки рисков в погоне за прибылью. Можно лишь напомнить, что тезис “С нами этого не случится”, – самое распространенное в мире заблуждение.

По всем законам жанра грандиозный мировой финансовый кризис 2007 – 2008 годов должен был навсегда похоронить “гипотезу эффективного рынка”.
Но, ужас в том, что лжепророк, создавший “гипотезу эффективного рынка” в 60-х годы ХХ века – Юджин Фама, получил за нее Нобелевскую премию в 2013 году…

PS. Штатная блондинка редакции, у которой на экране случайно оказался этот текст во время ухода за ногтями, поинтересовалась: “Если эффективный рынок дает наиболее точную оценку стоимости активов, и все будут об этом знать, то на чем тогда будет зарабатывать мой папик на бирже?!”
Наш биржевой эксперт потрясенно прошептал: “Она в упрощенной форме сформулировала парадокс Гроссмана – Стиглица, на который сторонники “гипотезы эффективного рынка” так и не смогли дать ответ!”
Антилиберальный шабаш в шаббат
#антилиберальныйшабашвшаббат

Чья-то невидимая рука эгоизма – 5

Сегодня мы завершаем разбор великой либеральной иллюзии последних десятилетий под названием “гипотеза эффективного рынка”.
Остановимся на важном моменте, который мы уже как-то мельком отмечали ранее. Либералы, исходящие из примата личности над обществом в целом, а также любыми социальными группами и конструкциями, вдруг начинают признавать социальную реальность рынка, т.е., видеть в нем нечто большее, нежели простая сумма его участников и их действий.
Это естественно, ведь иначе не объяснить, каким образом эгоизм всех участников рынка в форме стремления к максимальной выгоде может быть чем-то иным, нежели игрой с нулевой суммой. Эту тему мы вскоре рассмотрим более подробно, а пока отметим, что либеральным экономистам при описании рынков нередко присущ антропо- либо зооморфизм, – приписывание рынкам свойств человека либо живого существа, откуда всего один шаг до обожествления.

Отец-основатель “гипотезы эффективного рынка” Юджин Фама так описал три формы рыночной эффективности:
слабая форма эффективности – стоимость рыночного актива полностью отражает прошлую информацию, касающуюся данного актива [общедоступная в настоящий момент времени информация о прошлом состоянии рынка, прежде всего по динамике курсовой стоимости и объемах торговли финансовым активом];
средняя форма эффективности – стоимость рыночного актива полностью отражает не только прошлую, но и публичную информацию [текущая информация, которая становится общедоступной в настоящий момент времени, представленная в текущей прессе, отчётах компаний, выступлениях государственных служащих, аналитических прогнозах и т.п.];
сильная форма эффективности – стоимость рыночного актива полностью отражает всю информацию – прошлую, публичную и внутреннюю [инсайдерская информация, которая известна узкому кругу лиц в силу служебного положения, или иных обстоятельств].

Ознакомившись с данным образчиком современной “нобелевистики”, можно констатировать, что г-н Фама, как и многие другие мудрецы, прокололся на публикации подробных “протоколов”. Вот и здесь мы четко видим описание рефлексивной игры с нулевой суммой, в которой участники пытаются управлять действиями оппонентов [т.е., манипулировать другими участниками рынка] через следующие информационно-коммуникационные инструменты:
1) интерпретация прошлой информации;
2) искажение публичной информации;
3) манипулирование инсайдерской информацией.
В зависимости от возможностей субъекта рынка, он может использовать только 1-й инструмент, одновременно 1-й и 2-й или все три инструмента. Тогда его стратегию можно назвать малоэффективной, среднеэффективной либо высокоэффективно, соответственно.

Как видите, в данном случае нам приходится учить либералов азам либерализма, – форма эффективности рынков “глубоко” вторична по отношению к степени эффективности информационно-коммуникационных кампаний продавцов и покупателей активов [на бирже].
Эффективность рынка – если мы уже используем это понятие – четко зависит от доли тех или иных информационно-коммуникационных инструментов, используемых субъектами рынка, с учетом уровня их компетентности при анализе информации. Только зависимость эта обратная [!!!], – чем более многочисленны и эффективны информационно-коммуникационные кампании субъектов рынка, тем больше искажены биржевые цены.
При этом использование тех или иных инструментов с той или иной интенсивностью практически полностью зависит от финансовых возможностей субъектов рынка. Т.е., чем больше на рынке “крутится” денег, тем менее он эффективен с точки зрения “справедливой биржевой цены”.
Как видим, на либеральную концепцию мы все-таки вышли, но она, “почему-то”, не устраивает либеральных экономистов.
Ибо вся фундаментальная “гипотеза эффективного рынка” превращается в банальную констатацию: чем больше у субъекта профессионализма и денег, тем более эффективным ДЛЯ НЕГО является рынок.
[Продолжение следует]
Антилиберальный шабаш в шаббат
#антилиберальныйшабашвшаббат

Зачем капитализму государство?

Если либеральная метафора про “невидимую руку рынка”, которая все расставляет по своим местам ко всеобщему удовольствию, представляет собой удобный “якорь” для массового сознания, то следующий расхожий афоризм, несомненно, рассчитан на “думающую аудиторию”.
Речь идет об очень известной фразе маститого австралийско-британского политического теоретика Кеннета Миноуга [1930 – 2013], который заявил: “Капитализм – это то, чем занимаются люди, если их оставить в покое”.

С мировоззренческой точки зрения Миноуг становится на позицию “рыночные отношения гарантируют социально-экономическую стабильность общества, а кризисы порождает государство своими действиями”, антитезой к которой является утверждение “Государственное регулирование гарантирует социально-экономическую стабильность, а кризисы порождает рыночная стихия”.
[В данном случае мы без потери смыслов приравняли капитализм и рыночные отношения].

Афоризм Миноуга являет собой радикальную форму неприятия государственного регулирования бизнеса. Но именно в таких “предельных” ситуациях, возможных только теоретически, можно осмыслить явления, которые в чистом виде не встречаются.

Не будем доводить ситуацию до ужасов гоббсовской “войны всех против всех” и предположим, что люди, по Миноугу, таки “занялись капитализмом”.
Попытаемся понять, что им нужно от государства.
Прежде всего, гарантий “священности и неприкосновенности” частной собственности, что порождает обширный свод правил и норм – от хозяйственных и гражданских до административных и уголовных. Вплоть до процедуры банкротства или дефолта.

Далее, – государство должно обеспечить функционирование финансовой системы, которая сама по себе является достаточно сложным для регулирования субъектом капитализма. Например, государство должно решить, – могут ли коммерческие банки заниматься инвестиционной деятельностью, включая покупку ценных бумаг. А также, должно ли быть введено обязательное страхование банковских вкладов.

Капитализм или рыночные отношения это, кроме всего, еще и риски, которые порождают страховой бизнес. А это вновь весьма сложный субъект нуждающийся в государственном регулировании.

Даже если мы встанем на позицию оголтелого дарвинизма в отношении пенсионного обеспечения и высшего образования, то систему начального и среднего образования государство вынуждено взять на себя, рассматривая ее как подготовку и воспитание будущих налогоплательщиков [а также законопослушных граждан и сержанто-послушных солдат].

Можно также упомянуть о необходимости регулирования рынка труда, ибо иначе произвол работодателей неизбежно приведет к вырождению профсоюзов в криминальные рэкетирские организации.

Мы не будем продолжать, – каждый может это сделать сам. Но обратим внимание на важнейший момент: в системе “люди, занимающиеся капитализмом – государство” каждая из сторон склонна “не оставлять в покое” другую.
Так, некоторые граждане, “занимающиеся капитализмом” замечают, что:
1) некий иностранный товар успешно конкурирует с национальным продуктом, нанося ущерб отечественному товаропроизводителю и рынку труда;
2) некий критически важный иностранный товар поступает в страну по слишком высокой цене, подрывая конкурентоспособность некоторой отрасли;
3) некая группа отечественных товаров столкнулась с дискриминационными мерами на зарубежном рынке;
4) и т. д.
И во всех этих случаях, именно граждане склонны “беспокоить” родное государство, чтобы добиться от него содействия в решении возникших “капиталистических” проблем. А это с неизбежностью порождает компромиссы между свободой рынка и государственным регулированием.

Так что разбираемый афоризм Кеннета Миноуга является не более чем проявлением обывательского идеала государства, где предоставляемые права и блага не порождают обязанностей. А это никакого отношения к либерализму не имеет.
Антилиберальный шабаш в шаббат
#антилиберальныйшабашвшаббат

Маркса вызывали?

В нынешний шаббат мы обратим наш блуждающий антилиберальный взгляд на часто цитируемый афоризм британского премьер-министра [в 1979 – 1990 гг] Маргарет Тэтчер: “Маркс и Спенсер победили Маркса и Энгельса”.
Для понимания: компания Marks & Spencer – крупнейший британский производитель одежды с уже почти 140-летней историей, имеющий огромную сеть одноименных торговых комплексов в Британии и 40 странах мира.

Этот афоризм “Железной Леди” намного глубже, нежели расхожая метафора о “невидимой руке рынка”, – Тэтчер в образной форме констатирует тот объективный факт, что в конце 80-х – начале 90-х годов ХХ века западное общество потребления победило идеократическое советское общество.
Как и почему это произошло, – вопрос выходящий за рамки нашей темы. Нас интересует формальное понимание высказывания британской премьерши о победе либерализма над марксизмом.
Здесь мы готовы не просто не согласиться с Маргарет Тэтчер, но и провозгласить эпатажный тезис – именно крушение социалистического лагеря во главе с Советским Союзом ознаменовало начало победы марксизма над либерализмом.
В связи с тем что оба “-изма” распространяют действие своих принципов на большинство областей жизнедеятельности общества, мы локализуем наш тезис только сферой производства и потребления. Где, собственно говоря, и имел успех упомянутый Marks & Spencer.

Карл Маркс показал, что в отсутствие внешней торговли стоимость годовой продукции предметов потребления в некой стране равна сумме всех доходов рабочих и капиталистов. Можно сказать, что это – “закон сохранения материи” для сферы производства и потребления.
Проблема рыночного капитализма состоит в том, что обмен заработанного на произведенное возможен лишь теоретически. На самом же деле, производители и продавцы остаются c частично нереализованной продукцией, а потребители – с частично неизрасходованными средствами, именуемыми сбережениями.

В отличие от марксовской теоретической модели, на практике внешняя торговля коренным образом меняет ситуацию, – неизрасходованные на отечественную продукцию средства могут быть потрачены на импорт, непроданные внутри страны товары пойдут на экспорт. И чем объемнее внешние рынки, тем больше продукции можно производить без оглядки на покупательную способность собственного населения.

Крушение социалистической системы во главе с СССР открыло для западных производителей новые рынки сбыта своей продукции. И это был момент триумфа “коллективного Marks & Spencer ”, который и отметила “Железная Леди”.
Вот только вершина – это не только успех, но и точка, откуда все дороги ведут вниз.
И так как мир стал глобальным, то в нем всё заработанное должно обмениваться на все произведенные предметы потребления [в самом широком смысле, включая услуги]. Потому что внешней торговли с Альфой-Центавра пока что нет.
Маркс, вернувшийся благодаря глобализации в общество потребления, безжалостен, – такой обмен в условиях рыночных отношений возможен только теоретически. На практике же мы имеем где-то избыток товаров или услуг на которые нет платежеспособного спроса, где-то – избыток денег, под которые нет предложения.
Только это самое “где-то” начало бродить не просто по миру, а конкретно по “коллективному Западу”. И не как пугающий призрак, а как суровая реальность.

Кстати, как там сегодня дела у Marks & Spencer?
В прошлом году компания выбыла из индекса FTSE 100, т.е. из ТОП-100 компаний с наибольшей капитализацией из списка Лондонской фондовой биржи.
Чтобы выжить, Marks & Spencer закрыла более 100 магазинов по всему миру, уволила 7 тыс. сотрудников, снизила затраты на производство и, соответственно, цены, а также включила в ассортимент продаж своих магазинов одежду других брендов.

Карл Маркс, который любил демонстрировать взаимоотношения труда и капитала на примерах производства одежды, этому бы не удивился.
Антилиберальный шабаш в шаббат
#антилиберальныйшабашвшаббат

Можно ли помочь бедным, обогащая богатых? – 1

Сегодняшний шабаш мы посвящаем разбору важной и наиболее циничной либеральной концепции, именуемой “Обогащение сверху вниз”. В “популярной” форме она звучит “чем больше богатых – тем меньше бедных!”.
Идея ее в том, что если не препятствовать дальнейшему обогащению богатых, то благосостояние начнет постепенно перетекать к менее обеспеченным согражданам.
Это еще одна ипостась главного либерального фантома – “невидимой руки рынка”, которая, благодаря эгоизму каждого, несет пользу всему обществу.

Концепции “обогащения снизу вверх” было посвящено немало теоретических изысканий и статистических манипуляций от ведущих англосаксонских экономистов. Ее сторонники апеллируют к экономической политике президента США Рональда Рейгана [1981 – 1988] и премьер-министра Британии Маргарет Тэтчер [1979 – 1990].
“Рейганомике” и “тэтчеризму” мы посвятим отдельный шабаш с танцами на их “святых” для либералов костях; аналогичную налогово-бюджетную политику проводил в 2017 – 2020-м Дональд Трамп, который, в случае победы в 2024-м, “может повторить”!

Зададим вопрос, – что должна обосновывать концепция “обогащения сверху вниз”?
Ответим: она обосновывает отказ от прогрессивной шкалы налогообложения в пользу плоской и снижение налогов с корпораций.
Мотив, кончено, примитивный, но цена вопроса вполне оправдывает немалые “инвестиции” в теоретические выкладки экономистов и статистиков.

Далее применим наш наиболее подлый антилиберальный прием, – вероломно проверим логику экономических построений.
Начнем с причинно-следственной цепочки сторонников концепции “обогащения снизу вверх”. Если сократить налоги с богатых [подоходный и/или корпоративный], то высвободившиеся средства они частично направят на потребление, частично – инвестируют. Первое увеличит спрос, что потребует расширения производства, второе – напрямую расширит производство. Благодаря этому увеличится спрос на рабочую силу, что приведет к “росту благосостояния трудящихся”, извините за замшелую формулировку.
Давайте сравним альтернативы.
В базовом варианте с прогрессивной шкалой подоходного налога и высокой ставкой налога на корпорации, государство – как минимум, в теории – направляет дополнительные налоги с богатых на “подтягивание” уровня благосостояния малообеспеченных граждан к приемлемым стандартам.
При снижении этих налогов обеспечение социальной справедливости перекладывается с бюджета на стихию рынка. Так и хочется сказать, что нам пытаются доказать, – чесать левой рукой правое ухо лучше, чем одноименной рукой. Но, разумеется, эффективнее всего чесать любое ухо “невидимой рукой рынка”.

Увеличение потребления богатых придется в первую очередь на предметы роскоши, а также на увеличение обслуживающего персонала, что весьма незначительно скажется на рынке рабочей силы.
Что касается инвестиций, то они, в первую очередь, будут направлены на повышение производительности труда наемных работников, а не на увеличение числа рабочих мест. Более того, современные инновации чаще сокращают число занятых, нежели увеличивают его.
А потому, рассчитывать, что снижение налогов с богатых повысит благосостояние “синих воротничков” / “рабочего класса” не приходится.

Ряд наиболее показательных эконометрических данных мы рассмотрим в следующий раз, а сегодня напомним банальный факт: при капитализме прибыли владельцев капитала и доходы наемных работников – сообщающиеся сосуды”. Чем больше одно, тем меньше другое.
В этом “перетягивании финансового каната” владельцы капитала имеют явный перевес, но прогрессивная шкала подоходного налога и высокие корпоративные налоги позволяют государству перераспределить часть “общественного благосостояния” в пользу малоимущих.
А потому не удивительно, что каждый раз снижение налогов на богатых в ожидании эффекта “обогащения сверху вниз” оборачивается привычным – “богатые богатеют, бедные беднеют”.
Антилиберальный шабаш в шаббат
#антилиберальныйшабашвшаббат

Можно ли помочь бедным, обогащая богатых? – 2

Во 2-й части развенчания либерального мифа о возможности “обогащения сверху вниз” мы приведем безжалостные эконометрические данные реальных результатов “рейганомики” и “тэтчеризма”.

С Рональда Рейгана берет начало весьма простой американский принцип: “Реформы должны быть грандиозными, а не экономически обоснованными. Стране, чьи государственные облигации покупает весь мир, экономические обоснования не нужны!”
Именно при Рейгане произошел перелом вполне здорового послевоенного тренда, когда рост американской экономики опережал рост заимствований. Это постепенно снизило отношение госдолга к ВВП со 121% в 1946-м до вполне “здоровых” 33% к моменту победы Рейгана на выборах 1980 года.

Масштабное снижение налогов на богатых – подоходного и корпоративных в рамках теории “Обогащения сверху вниз” не породило ожидаемого либеральными теоретиками увеличения объема налоговых поступлений. Зато “затыкание” бюджетных дыр продажей казначейских обязательств привело к тому, что в 1990 году [в 1989-м президентом стал вице-президент Рональда Рейгана Джордж Буш-старший] госдолг США вырос до 54% ВВП. В номинале – с $900 млрд. до $3,2 трлн.

Дональд Трамп провел столь же масштабную налоговую реформу в смысле снижения подоходного налога для богатых и корпоративных налогов. Ее цена – $4 трлн. роста государственного долга за 4 года каденции Трампа [госдолг за эти годы вырос на $7 трлн., но $3 трлн – это расходы на борьбу с COVID-19 в 2020-м].

У “тэтчеризма” были свои национальные особенности из которых отметим важнейшую с точки зрения нашей темы.
Вопреки лозунгу реформ Железной Леди “больше богатых – меньше бедных!”, они привели к росту индекса неравенства Джини с 0.25, что было сопоставимо со странами “скандинавского социализма”, до 0.33 – одного из самых высоких в тогдашнем “капиталистическом лагере”.
[Индекс Джини показывает степень экономического неравенства или расслоения общества: чем больше его значение отклоняется от 0 и приближается к 1, тем в большей степени доходы общества сконцентрированы в руках отдельных групп населения].

Со своей стороны, “Вавилон 2.0” может сформулировать в качестве тренда следующую закономерность. Базой роста доходов являются:
для богатых – экономический рост,
для богатых из финансового сектора – рост государственного долга,
для бедных – инфляция.

Приведем американскую статистику: реальные доходы домохозяйств американских “синих воротничков”, практически не изменились за последние 60 лет; были лишь колебания, связанные с экономическими циклами.
Эта статистика становится еще более показательной, если учесть, что в большинстве таких домохозяйств женщины сменили статус домохозяйки на [второго] работающего члена семьи. Т.о., можно говорить о существенном падении доходов “синих воротничков” за этот период.

Либеральная софистика с возмущением [а против статистики можно только искренне возмущаться!] вопрошает: разве не очевидно, что качество жизни менее обеспеченных слоев населения в США заметно возросла?!
Мы употребили термин “софистика” так как здесь происходит очевидная подмена количественного показателя – уровень доходов – качественным.
ДА, это правда, что в 1990-е годы, по итогам “рейганомики”, бедное домохозяйство с намного большей вероятностью, нежели в 1970-е, располагало стиральной, сушильной и посудомоечной машиной, холодильником, цветным телевизором и телефоном.
НО, именно на эти товары пришлось наибольшее удешевление цены.
Зато образование стало намного менее доступным.

Вторым фактором повышения “качества жизни” менее обеспеченных американцев стала доступность кредитов, включая долгосрочные.
Третий фактор – резкое снижение уровня сбережений менее обеспеченных граждан.
Так что богатые поделились с бедными не доходами, а потребительским образом жизни. Но этот “подарок” вынуждает отказываться от сбережений и залезать в долги. Со всеми вытекающими.
https://yangx.top/babeltower2/1847