Крым французский? - проект Наполеониды.

Исторический статус Крымского полуострова и недоброжелательное отношение европейцев к его захвату Россией привели к восприятию этого региона как открытого для захвата.

Почему Крым в целом беспокоил европейцев?

Они переживали за безопасность Османской империи, как за стабильного торгового партнера, а также беспокоились за конкурентоспособность своих товаров в Средиземноморье.

Поэтому неудивительно, что Крым в том или ином виде фигурировал в планах принуждения России к миру.
Но каких!

Так, накануне Египетского похода Талейран предлагал Наполеону, закрепившись в Леванте, захватить Крым.
Далее предполагалось передать Крым османам, чтобы компенсировать им потерю Египта.

Идея была не нова - ранее независимая Венеция таким же образом была присоединена к Австрии.

Но план замели под ковер, после поражения Наполеона в Сирии.

К вопросу вернулись уже накануне кампании 1812 г.
Получив сведения о положении в Крыму от информаторов, и изучив записки аналитиков, Наполеон пришел к выводу о реальности создания между Польшей и Россией ряда буферных государств.

По результатам похода планировалось создание трех польских государств, объединенных в конфедерацию:
1. Познанского королевства;
2. Волынского королевства;
3. Литовского королевства.

С помощью крымских татар, на территории Тавриды планировалось создание Наполеониды.

Разработчики планов вдохновлялись идеями поляков, так как допускалось выдавливание России в Азию, путем дополнительного создания Ливонского, Полоцкого, Смоленского, Мстиславского, Черниговского и Полтавского княжеств.

Реальность планов можно подтвердить захваченными в ноябре 1812 г. русской армией документов французского генштаба, на картах которых были нанесены контуры буферных государств с именами будущих правителей из числа приближенных Наполеона.

Впрочем, несмотря на амбиции поляков, Наполеон предполагал, что Крым будет захвачен именно турками.
Но и эти планы пришлось отвергнуть из-за мира между Россией и Турцией.

#Франция #История #Геополитика #Россия

Население безразлично относилось к факту иноземного господства, а все попытки реформаторов развязать народную войну против Наполеона оказывались тщетными и не выходили за пределы планов и проектов.

Речь, конечно-же, идет о Германии.

Так как после Наполеоновских войн Пруссия стала одной из ведущих держав в Германии, неудивительно, что немецкие историки с 1815 года начали продвигать идею миссии Пруссии по объединению Германии.

Исходя из этой идеи, все остальные княжества должны были быть благодарны Пруссии за отстаивание общегерманских интересов в войне против Наполеона, и оплатить свой долг вхождением в ее состав.

Некоторое расхождение возникло лишь к 1871 г.

Одни историки считали, что народ и князья в едином порыве противостояли французской оккупации.
Другие же считали, что народ действовал вопреки воле князей.

Коренной перелом в восприятии освободительных войн против Наполеона сложился лишь к 1970 г.

Если ГДР продолжали педалировать тему народного восстания, то уже в ФРГ исследователи стали скептически относиться к национальному движению.

Поводом для сомнений стал факт пассивного, если не негативного восприятия немцами антинаполеоновских проектов.

Так, в 1808-1809 гг., когда Наполеоновская система казалось бы, была наиболее хрупка (восстания Фердинанда фон Шилля, Вильгельма фон Дѐрнберга, Брауншвейгского черного корпуса, тирольцев под предводительством Андреаса Гофера, австро-французская война, антифранцузское восстание в Испании), жители Пруссии, и уж, тем более, Юга Германии не оказали никакой поддержки лидерам восстания.

Знаменитое восстание тирольцев, ключевая часть общенационального мифа освободительной войны, было направлено не против французов, а против баварцев, которым и отошел регион в результате завоевательных войн.

Само восстание воспринималась немецкими властями как нелегитимное.
Его участников презрительно именовали мятежниками.

Не нашла понимания в Германии и знаменитая партизанская война в Испании против Наполеона.

Немцы считали испанцев варварами и религиозными фанатиками, не способными вести цивилизованную войну.

Даже немецкое духовенство равнодушно относилось к бедам испанцев, считая, что испанская инквизиция и фанатики лишь разжигают наиболее жестокий метод ведения войны.

Идея народного восстания существовала лишь в умах прусских реформаторов, однако дальше планов и проектов дело так и не продвинулось.

Перефразируя фразу немецкого историка Йорга Эхтернкампа, можно сказать, что:

«Национальное восстание провалилось полностью».

#История #Германия #Франция #Геополитика

Инициатива наказуема

Несмотря на то, что Пруссия одна из первых разорвала союз с Францией в 1813 г., произошло это вопреки воле Вильгельма III.

Дело в том, что после изгнания французов, представитель Александра I, бывший прусский министр Генрих фом унд цум Штейн раздал вооружение народному ополчению (ландверу) и осадил французский гарнизон в регионе Пруссия.

Понимая, что ни от гнева Наполеона, ни от гнева союзников ему не отвертеться, Вильгельм II неохотно пошел на мобилизацию населения, всячески ограничивая инициативы низов.

Впрочем, прусскому руководству не пришлось особо стараться.

Так, 3 февраля 1813 г. был объявлен указ о создании добровольческого корпуса егерей.
Вступившим обещали всяческие награды, вплоть до повышения на гражданской службе.

Но уже 9 февраля в Пруссии были отменены практически все условия для освобождения от военной службы, а 17 марта была введена всеобщая воинская повинность и официально создан ландвер.

Как уже говорил ранее, в ГДР данный шаг однозначно толковали как появление действительно народной армии.

Но в ФРГ исследователи постоянно указывали на противоречивость действий власти.

С одной стороны, Пруссия стремилась завербовать как можно больше добровольцев.
С другой, мобилизация явно носила принудительный характер, а Правительство с недоверием относилось к вооружению масс.

Интересно отметить и успехи такой мобилизации.

Если в сердце Пруссии - столичном регионе Бранденбурге было мобилизовано 37% от общего числа добровольцев, то католические или бывшие польские регионы дали всего 7.3% и 4.7%.

Наибольший гнев реформаторов вызвала Силезия.
Регион, временно ставший столицей королевства, стал лидером по откупам от армейской службы.

Уровень дезертирства силезских ополченцев был настолько высок, что Вильгельм III был вынужден вернуть ранее отмененные телесные наказания.

В итоге Правительству Пруссии удалось выжать из Силезии 19% от общего числа добровольцев.

В совокупности, все это не позволяет заключить о каком-либо народном воодушевлении или восстании против владычества Наполеона не только в масштабе Пруссии, но и, как окажется, даже в масштабах всей Германии.

#История #Германия #Франция #Геополитика

Кто настоящий немец?

Ещё один интересный вопрос - историческая миссия Пруссии по защите общегерманских интересов в борьбе с Наполеоном.

Вплоть до 1813 г. Пруссия сама не особо претендовала на роль лидера немецких государств.

Эта роль больше подходила Австрии, которая, кстати, тоже утратила эту роль после поражения 1809 г.

Да и пойдя на мир с революционной Францией в 1795 г., в глазах современников Пруссия выглядела как предатель национальных интересов.

Не добавлял авторитета Пруссии и вопрос о дальнейшем существовании её огрызков, разрешенный в 1806 г. благодаря заступничеству Александра I и милости Наполеона.

Отстаивая ведущую роль Пруссии, её часто рассматривают в качестве монолитного, унифицированного государства, в противовес той же Австрии.

Но вплоть до реформ, длившихся до 1813 г., Пруссия представляла собой разрозненный сплав территорий, с различным социальным и экономическим статусом, объединённых лишь правящей династией.

Исходя из этого, реформаторы создавали не немецкую, а прусскую нацию, объединенную по монархическому принципу.
Прусское отечество активно противопоставлялось немецкому отечеству.

Поэтому неудивительно, что наибольшее число добровольцев было завербовано из Бранденбурга - оплота династии Гогенцоллернов.

Впрочем, вряд ли дело могло пойти иначе, так как война с Наполеоном быстро превратилось в войну немцев против немцев.

Рейнский союз, объединивший большинство германских государств и поставлявший рекрутов в Великую армию, оказался настолько устойчивым, что рухнул только после поражения Наполеона под Лейцпигом в 1814 г.

Более того, в Рейнском союзе родился свой вид патриотизма, противопоставляющий себя пруссакам и австрийцам, "переставшими быть немцами".

В противовес крупным, объединённых династиями государствам, Рейнский союз рассматривался как подлинное объединение немецкого народа.

Объединителем и благодетелем которого выступал, конечно же, Наполеон.

На картинке карта Рейнского союза на 1808 г.

#История #Германия #Франция #Геополитика

Pacte de Famille - неудавшийся проект объединенной Европы

Pacte de Famille (Фамильный договор), ставший возможным благодаря появлению Бурбонов на неаполитанском, пармском, французском и испанском троне, позволил на век сплотить Юг Европы против других претендентов на первенство в Европе - Австрии и Англии.

Суть договора заключалась в закреплении надгосударственных равноправных договоренностей между Францией, Испанией, Пармой и Неаполем, апеллировавших к династической идентичности.

Монархи этих стран создали модель оборонительного и наступательного союза, который, начиная с Семилетней войны (1761 г.) и вплоть до объединения Италии (1861 г.), беспокоил Великобританию.

Его полноценной реализации помешала французская революция 1789 г.

Карлос IV, король Испании, изначально нейтрально относившийся к революции, занял резко антифранцузскую позицию.
Отношение испанцев к Франции изменило лишь стабилизация режима Директории.

Логика союза против Англии XVIII в. преобладала над любой династической динамикой, чтобы сохранить мощь Испании.

По этой же причине Карлос IV в обмен на передачу Испании Луизианы, передал Наполеону несколько военных кораблей, а в обмен на захват Наполеоном Пармского герцогства, получил герцогство Тоскана, повысившегося свой статус до Королевства Этрурия.

Ключевой удар по проекту объединенного Юга нанес Наполеон в 1808 г., нападением на Испанию.

С передачей Неаполя Мюрату и оккупацией Испании, Бурбоны были вынуждены ютится на Сицилии под защитой английского флота.

После падения Наполеона Pacte de Famille все еще сохранялся в рамках концепции, хотя его практическая реализация зависела от решительных действий Испании, которые она после истощающей войны позволить себе не могла.

Проблем доставляла и трансформировавшаяся международная система.

Narciso D.S. The «Dying» Bourbon Dynasty: The Diplomatic Role of the Spanish Monarchy in the Long Nineteenth Century

#Испания #XIXв. #История #Гегемон #Франция #Геополитика

Великие державы отошли от конкурентной политики баланса сил в пользу создания системы взаимных прав и обязанностей.

Возобновлению союза также препятствовал династический раскол Бурбонов.

Фернандо VII испанский, утратив чувство политической реальности, требовал на Венском конгрессе возврата Луизианы Испании, репараций, а также восстановления династических прав Бурбонов в Италии.

Но Великие державы не отнеслись серьезно к требованиям короля разоренной, обанкротившейся и находящейся в демографической яме стране.

В связи с этим, Испания была вынуждена обратиться за защитой своих интересов к побежденной Франции.
Талейран возродил Pacte de Famille,пообещав походатайствовать об Италии и выплате Испании компенсации.

Притязания Испании исходили из амбиций XVIII в., которые были обусловлены необходимостью сохранить целостность империи в Америке против Англии, и конкуренцией с Австрией за итальянские земли.

Проблема в том, что Англия за период наполеоновских войн уже расширила свою неформальную империю в Южной Америке, поддержав революционные движения, а власть Бурбонов в Неаполе была восстановлена силой австрийского оружия.

Кроме того, контрреволюционная политика Фернандо VII противоречила поддержавшего наполеоновские реформы политике Неаполитанского короля, а также политике забвения Людовика XVIII французского.

Дом Бурбонов раскололи национальные интересы.

Стремление отстоять интересы семьи вынудили Фернандо VII примкнуть к Александру I, пообещав ему закрепление в Средиземном море (Неаполе), с целью ограничения влияния австрийцев.

Именно благодаря протекции Александра, Бурбоны вернули себе Пармское герцогство, которое после изгнания Наполеона принадлежало его жене.

С чем не мог помочь Александр, так это с либеральной революцией в Испании 1821 г.

Российский монарх сразу заявил Фернандо VII, что ему следует обратиться за помощью к Франции.

Людовик XVIII, убедившись в нейтралитете Англии, действительно вмешался в гражданскую войну в 1823 г.

Но англичане с недовольством отмечали, что французы апеллировали не к необходимости восстановления легитимности правящего короля, а к стремлению помочь родственнику.

Благодаря вторжению французов Pacte de Famille был восстановлен, но он не был равноправным.

Людовик XVIII даже взял на себя решение вопроса о независимости испанских колоний, предложив создать там конституционные монархии Бурбонов.

Его остановило лишь упрямство Фернандо VII, который был готов перебраться с королевским двором в Мексику, лишь бы не допустить откола колоний от империи.

Поэтому влияние французских Бурбонов ограничилось смягчением реакционной политики Фернандо VII, и расширением территорий в Северной Африке, ранее контролируемых Испанией.

Революция 1830 г. во Франции вновь разрушила единый династический фронт Бурбонов.

Достигнутое единство между либеральной (французской) и реакционной (испанской) ветвями Бурбонов было разрушено страхом Фернандо VII перед новой революцией.

Испанцы и итальянцы были вынуждены признать нового короля Луи-Филиппа Орлеанского, отказав в помощи свергнутому Карлу X Бурбону.

Несмотря на все противоречия, сам Луи-Филипп предпринимал попытки возродить Pacte de Famille путем заключения династических браков.

Но из-за политического давления подданных Испании и Италии, а также страха англичан перед объединенным Югом, Луи-Филиппу так и не удалось к своему свержению ни добиться союза с Англией, ни объединить Бурбонов политическим и династическим союзом.

Похоронным вызовом единству Бурбонов в Европе стало Рисорджименто.

Изабелла II испанская отказывалась признать легитимность присоединения Неаполя к Итальянскому королевству.

Но её претензии не были поддержаны уже испанским правительством, которое делало акцент на том, что Изабелла в первую очередь испанский монарх, а уже во вторую родственник неаполитанского короля.

Правительство также препятствовало попыткам Бурбонов породнится с Гогенцоллернами для возрождения былого величия.

Отныне испанская политика ограничивалась совместными действиями вместе с Англией и Францией.

#Испания #XIXв. #История #Гегемон #Франция #Геополитика

«Сир, Бог был очень милостив к вам: он возвысил вас над всеми королями и принцами христианского мира до такой власти, которой не обладал ни один государь со времен вашего предка Карла Великого. Он направил вас на путь к мировой монархии, к объединению всего христианского мира под единым пастырем».

- Меркурино Арборио ди Гаттинара в письме к Карлу V.

Уважаемые подписчики, в эту субботу, 20.04.2024 в 19:00 будет проведен стрим-продолжение.

Тема стрима: Испания в период правления Карла V.

Будем разбирать:

1. Личность и мотивы Карла V;
2. Личности и идеи, определявших внешнюю политику Испании;
3. Франко-турецкую дилемму Карла V;
4. Попытки Карла V усмирить немецких князей.

Жду вас 🇪🇸🇳🇱🇦🇹⚔️🇹🇷🇩🇪🇫🇷

(о колонизации Америки говорить не будем)

#Стрим #Испания #XVIв. #История #Геополитика #Гегемон

Люди обязаны тебе многим, но ты обязан им всем. Даже если твоим ушам приходится слышать горделивые наименования «непобедимого», «несокрушимого» или «величества»… не принимай их, но относи их все к Церкви, которой одной они могут принадлежать.

Эразм Роттердамский, «Enchiridion»
(«Оружие христианского воина»)

https://www.youtube.com/watch?v=BB5hRF7fzt8

#Стрим #Испания #XVIв. #История #Геополитика #Гегемон

Россия - повод сплотиться или распасться?

Последнее десятилетие на Западе распространяются дискуссии о стратегической автономии ЕС от США.

Из-за того, что вывод войск и ядерного оружия США из ЕС рассматривается как достаточно вероятное событие, эксперты разделились на несколько лагерей.

Одни считают, что выход США из НАТО - необходимость, и у Франции, Германии и Великобритании будет достаточно сил для сдерживания России.

Другие считают, что вывод войск США повлечет перевооружение Германии и усиление её амбиций, которые в итоге развалят ЕС.

По мнению третьих, США по прежнему должны страховать ЕС от любых военных столкновений.
Поэтому следует передать Вашингтону больше военных полномочий для экономии ресурсов и обеспечения европейского процветания.

Но угрозы, с которыми сейчас сталкивается ЕС в лице России, пока показывают, что вести речь об устойчивости такой конфедерации после вывода войск США преждевременно.

Если до 2014 г. европейские державы видели угрозу в нестандартных событиях, таких как терроризм, незаконная миграция, распространение оружия, то сейчас действия России у членов ЕС вызывает глубокие расхождения.

Так, исходя из правительственных отчетов и мнений экспертов было установлено, что:

1. Страны, выделенные зеленым не рассматривают Россию в качестве угрозы.
2. Желтым - рассматривают Россию как угрозу, но у них есть более важные проблемы.
3. Оранжевым - угроза со стороны России равнозначна другим угрозам.
4. Розовым - Россия представляют наивысшую угрозу, хотя другие проблемы тоже довольно значительны.
5. Красным - Россия является доминирующей угрозой.

Так, страны Западной и Южной Европы больше обеспокоены стабильностью стран Ближнего Востока и Северной Африки, чем действиями Москвы.

Особенно это касается Франции, которая видит в джихадистском терроризме прямую угрозу национальным интересам в Африке.

H. Meijer. Illusions of Autonomy. 2021.

#Геополитика #ЕС #США #Гегемон #Россия

А вот страны Северной Европы, например, Великобритания, видят в России угрозу потому, что она напрямую угрожает некоторым союзникам Лондона в НАТО, а также обвиняется в совершении кибератак, подрывной деятельности, политических убийствах, а также в поддержании прокси сил в Африке и на Ближнем Востоке.

Для той же Германии терроризм является более ощутимой проблемой.
Но по мнению ФРГ, и стран, разделяющих её позицию, действия России напрямую ставят под вопрос европейский мирный порядок.

Наконец, страны-соседи России не исключают угрозу применения силы против них, либо действий, направленных на дестабилизацию внутреннего порядка стран-лимитрофов.

Помимо разногласий, европейцы сталкиваются с проблемой восстановления оборонного потенциала.
Присутствие американских войск в Европе демотивировало большинство европейцев иметь хотя бы элементарные силы сдерживания и обороны.

Проблема заключается как в отсутствии достаточных квалифицированных кадров, так и в отсутствии независимых от США современных систем вооружений.

Дополнительные затруднения для размещения войск создают юридические препятствия.

Они заключаются не только в проблеме переброски объединенных войск из страны в страну, но и в отсутствии единой европейской штаб квартиры.

При этом, если Франция выступает за её создание, то, например, Великобритания выступает категорически против дублирования военных органов при наличии НАТО.

Маловероятно, что ранее отдав военную сферу внешнему арбитру, европейцы согласятся сегодня передать военное командование одной из европейской стран или их группе.

Данный вывод подтверждается тем, что вооружение в Европе производится внутри отдельных стран, а не коллективными усилиями европейских государств.

Потому что производство оружие рассматривается как существенная часть национального суверенитета, который европейцы не готовы уступать друг другу.

Вывод войск США из Европы не только не сплотит европейцев, но и вынудит их идти на еще большие компромиссы.
Так как каждая страна будет вынуждена самостоятельно справляться с угрозами, от которых их ранее защищали американские войска.

А это невозможно, как указывалась ранее, из-за различных национальных угроз для каждой страны.

Французские или британские политики не будут готовы пожертвовать Лондоном или Парижем ради Таллинна или Риги.

Поэтому пока европейцы не станут предпринимать реальных и последовательных шагов для создание автономных политических и военных структур, отказ от сотрудничества с США будет губителен для целостности Европейского союза.

#Геополитика #ЕС #США #Гегемон #Россия

Тотальная война как источник легитимности мирового порядка

Тотальная война устанавливает новое соотношение сил и иерархию государств, утверждает выработанные ими нормы и придает новую легитимность принципам межгосударственного взаимодействия.

Соответственно, мировой порядок разрушается по итогам новой тотальной войны, уничтожающей его основы и создающей новое соотношение сил и новые правила взаимодействия между великими державами.

В политической науке зафиксированы три всплеска тотальных войн, создавшие устойчивые мировые порядки:

1) Тридцатилетняя война (1618–1648), сформировавшая Вестфальский порядок;
2) войны Французской революции и Наполеоновские войны (1789-1815), создавшие Венский порядок;
3) мировые войны ХХ в. (1914–1945), установившие наш Ялтинский порядок.

Эти “тридцатилетние войны” были не единой войной, а эпохой тотальной борьбы великих держав и были периодами слома старого мирового порядка и построения нового.

В их ходе происходили:
– изменение (причем радикальное) соотношения сил между великими державами;
- формирование нового состава великих держав;
- изменение государственных границ и переформатирование политической карты;
- аннулирование предшествующей международно-правовой базы;
- создание победителями новой международно-правовой основы, начинающееся как правило в ходе тотальных конфликтов;
- становление новых основ международной и внутриполитической легитимности.

Тотальные войны не просто отменяют предшествующие правовые системы и формируют новые.
Они меняют легитимность политических систем.

На международном уровне итоги тотальных войн делают легитимными новое соотношение сил и новую правовую систему.

На внутриполитическом уровне итоги очередной “Тридцатилетней войны” делают легитимными правовые системы держав-победительниц, а также превращают их в эталон для остального мира.

Установившее соотношение сил в мире (прежде всего силовых потенциалов) и институты нового мирового порядка освящены победой в “Великой войне”, то есть в тридцатилетнем туре тотальных войн.

I. Нормативная легитимность предполагает, что свод международного права рассматривается как единственно-легитимный и признается в таком качестве основными участниками мирового порядка.

На обозримую перспективу ни одно из правительств влиятельных государств не заявляет о том, что данную правовую систему надо ликвидировать, создав на ее основе новые правила игры.

Ни советское, ни американское руководство в годы холодной войны не призывали пересмотреть Устав ООН, узаконить вновь неравенство народов и рас, разрешить великим державам перекраивать границы малых и средних стран или вернуть всем странам суверенное право свободно объявлять состояние войны.

Не призывали к этому и державы второго эшелона – Британия, Франция и КНР.
Аналогично в Венском порядке никто до конца XIX в. не ставил вопрос о ликвидации всех европейских империй в том качестве, как они сложилась с 1815 г.

В Вестфальском порядке также ни одна из европейских держав не ставила вопрос о возвращении религии как движущей силы политики.

Эти итоги тотальных “тридцатилетних войн” казались незыблемыми для каждого мирового порядка, легитимизируя его право и институты.

Закреплением этой легитимности выступал культурный образ минувшей тотальной войны.

Многочисленные памятники архитектуры, живописи, литературы превращали войну в “памятное место” для самосознания ведущих держав.

Наш, Ялтинский порядок также легитимирует множество памятников Второй мировой войны: от могилы Неизвестного солдата в Москве и Мамаева кургана в Волгограде до монумента советского солдата в Трептов-парке Берлина и ансамбля Второй Мировой войны в Вашингтоне.

Все эти памятники несут в себе две смысловые нагрузки:
1) война была великой и трудной победой добра над злом;
2) международное право было установлено победителями по итогам победы в величайшей войне.

#Геополитика #Гегемон #История #Войны

II. Морально-ценностную легитимность можно имплицитно почувствовать в отношении внутри данного порядка к определенным историческим событиям и явлениям.

В каждом порядке существуют свои представления о легитимизирующих его событиях, к которым невозможно относится как к “чистой истории”.

В наши дни написать работу о немецком национал-социализме как сугубо-историческую (то есть морально-нейтральную) невозможно, это сразу вызовет волну упреков в “оправдании” или “романтизации” нацизма.

Аналогично в XIX в. было сложно написать работу о Наполеоне Бонапарте или, тем более, о Великой Французской революции и якобинском терроре: к ним относились как к политическим, а не просто историческим событиям.

В предшествовавшем Вестфальском порядке работы о Габсбургах – императоре Карле V (1519–1558) или их политике в Тридцатилетней войне – писались скорее в негативном ключе в духе “Истории Карла V” Уильяма Робертсона.

И это не случайно: данные события легитимизировали существующий мировой порядок, и сомнения в них были подрывом порядка, подобно тому, как в наши дни это символизирует снос памятников Второй Мировой войны.

Хорошим примером может служить полемика, развернувшая, вокруг скандально-известной книги В.Б. Резуна “Ледокол” (1992), согласно которой Сталин сам готовился напасть на Германию в июле 1941 г.

Внимание общества к данной теме свидетельствует, что Вторая мировая война по-прежнему выступает в общественном сознании не историческим, а политическим событием: она легитимизирует наш мировой порядок (включая межгосударственные границы), и ее ревизия влечет за собой не научные, а политические последствия.

III. Блокирующая легитимность аннулирует правовую систему прежнего мирового порядка.

Принятие Устава ООН аннулировало правовые принципы Лиги Наций и предшествований им комплекс Версальских и Вашингтонских соглашений.

Принятие Устава Лиги Наций в свою очередь перечеркнуло предшествующие международно-правовые соглашения, восходящие к Парижскому (1856) и Венскому (1814–1815) конгрессам и т.д.

Здесь лучше всего видна правовая граница между мировыми порядками: внутри мирового порядка международно-правовые соглашения приниматься в дополнение к базовым, а на границах мировых порядков происходит смена основополагающих правовых принципов.

Но блокирующая легитимность проявляется и в психологическом аспекте.

Предшествующий порядок отделяется от современного “психологической стеной” – люди начинают ощущать себя “по ту сторону” от поколений, живших в предыдущем порядке.

Тотальные войны как бы отделяет от нас предшествующий период, делая жизнь его поколений иной, не до конца понятной нам цивилизацией.

Зачастую новые поколения теряют даже ощущение родственных связей с представителями предшествующего мирового порядка, воспринимая его людей как “чистую историю” сродни художественному фильму.

👆

Но у легитимности мирового порядка есть запас прочности, имеющий ограниченный период.

Через примерно два поколения после окончания “тридцатилетней войны” связь с ней начинает теряться ввиду естественной смерти ее участников и не менее естественного желания новых поколений жить по-новому.

Этому способствует продолжающийся политический процесс в виде изменения соотношения сил между державами-победителями и/или подъема новых держав, интересы которых не были учтены при создании существующего мирового порядка.

Возникает естественный запрос на новую тотальную войну, которая должна определить новое соотношение сил между великими державами, блокировать предшествующую легитимность и создать новую.

А.А. Фененко. Войны в структуре мировых порядков. 2022.

#Геополитика #Гегемон #История #Войны

В контексте данного обсуждения меня особенно заинтересовала позиция человека, далекого от политики, но которому нет равных в обсуждении настоящего смысла фильмов.

И разбирая фильм Дюна (в канале есть на него обзор), Александр Шебанов дважды (01:04:38) озвучивает предположение (18:27), что Дюна актуальна именно потому, что она готовит человечество к новой, глобальной войне.

Войне неизбежной, необходимой, трансформирующей мировой порядок, а по своим масштабам апокалептичной.

#Геополитика #Гегемон #Личное #Обзор

В чем состояла логика публикации ныне удаленного (для доработки) и проигнорированного российскими СМИ, проекта Правительства о пересмотре морских границ с Финляндией и Литвой?

А затем последующего демонтажа световых буев для демаркации морской границы?

Действия, которые были восприняты как провокация и гибридная агрессия, лишь ведут к эскалации конфликта со странами НАТО.

Которую, вроде бы, требуется уменьшать, чтобы было проще решить текущие задачи.

#Россия #Государство #Геополитика #США #НАТО

Войны по доверенности существовали всегда?

В промежутках между тридцатилетними тотальными войнами мы можем заметить серию ограниченных войн.

Для них характерны:
- ограничение целей, то есть принуждение противника к заключению компромисса;
- ведение военных действий на локальном (или локальных) ТВД; - использование небольших профессиональных армий.

Эти войны сами по себе могут приобретать крупные географические масштабы и отличаться ведением боевых действий средней интенсивности, как, например, Семилетняя
(1756–1763) или Крымская (1853–1856).

Однако они не приводят к радикальному слому соотношения сил между великими державами, не отменяют предшествовавшей правовой системы и не затрагивают основную территорию великих держав.

На системном уровне ограниченные войны выполняют ряд функций внутри существующего порядка.

Во-первых, они корректируют соотношение сил между ведущими субъектами порядка, разукрупняя ресурсы претендента на гегемонию.

Во-вторых, они позволяют великим державам применять силу, не ломая основополагающих принципов мирового порядка.

В-третьих, такие войны укрепляют позиции великих держав на переговорах, позволяя им выторговывать себе все более выигрышные позиции перед соперником.

Специфика таких войн, выделяемых с конца XX века, заключается в их многовариативности (гибридности), так как военные действия могут вестись параллельно с консультациями и переговорами о мире.

Но большинство войн Нового времени тоже гибридными, ибо сочетали в себе военные действия с дипломатическими маневрами, санкциями, информационным воздействием.

В этих войнах использовались негосударственные игроки в виде наемников, каперов, иррегулярных формирований (инсургентов): достаточно вспомнить, что торговля наемниками была несколько веков уделом немецких князей, а понятие “швейцарец” означало вплоть до начала XIX в. и
народ, и профессию наемного солдата.

Идею опосредованных войн или “войн по доверенности” развивали отцы-основатели США, выдавая индейским племенам патенты на ведение войны.

Асимметричные войны процветали несколько веков под вывеской колониальных войн, что, впрочем, не меняло их содержания.

Многовариативность ограниченных войн формирует гибкое понимание категорий победы и поражения.

Такие военные конфликты завершаются сделкой, более удачной для победителя и менее удачной для побежденного.

Соответственно, победа в таких войнах не совсем победа, а поражением не совсем поражение, что позволяет подверстывать под них практически любой результат.

Это создает диапазон возможностей для элит, позволяющих использовать ограниченные войны для решения не только международных, но и внутриполитических задач:

– Консолидация политической системы страны ("Нам нужна маленькая победоносная война”).
– Перехват управления оппозиционными элитами.
– Ускоренная легитимизация политического режима.
– Оправдание существования крупных бюрократических систем (армии, правительства, промышленности, идеологии).

“Войны по доверенности” – означают, что правительства двух и более государств заключили между собой заранее соглашение, согласно которому одна из сторон провозгласит себя победителем в обмен на предоставление преференций другой.

Ограниченные войны имеют свои закономерности развития.

При создании мирового порядка происходит или уменьшение масштаба войн до региональных конфликтов или вытеснение конфликтов на периферию.

В середина существования каждого мирового порядка происходит всплеск ограниченных войн, приобретающих более крупные масштабы.

Наконец, к концу существования порядка штабная мысль как бы планирует новую тотальную войну, а междержавные противоречия снова выносятся на периферию, где происходит несколько схваток – как бы ее репетиций.

В этом развитии заложена логика саморазвития мирового порядка, связанная с потерей легитимности, “запаса прочности”, которые придавали его институтам итоги предшествующей тотальной войны.

А.А. Фененко. Войны в структуре мировых порядков. 2022.

#Геополитика #Гегемон #История #Войны

Войны вестфальского порядка ч.1

Тотальной войной, создавшей привычный нам мир национальных государств, стала Тридцатилетняя война (1618–1648).

Сама по себе она не была единой войной, а серией войн и конфликтов.

На уровне постановки политических задач и их реализации Тридцатилетняя война была скорее не чем-то новым, а завершением исторического периода, начавшего на рубеже XV–XVI вв.

В Европе война стала генеральной схваткой между Габсбургами и Францией, вокруг которой группировались европейские протестанты.

С военной точки зрения Тридцатилетняя война довела до логического конца обозначившееся с конца XV в. искусство войны массовыми наемными армиями.

Европа впервые видела борьбу армий, количество которых превышало 100 тыс. чел. Но увеличение численности армии вызывало обратную тенденцию: резкое усиление огневой мощи.

Реформы шведского короля Густава Адольфа (1611–1632) и французского полководца принца Конде (Людовик II де Бурбон, 1621–1686) выровняли баланс в сторону средств уничтожения за счет внедрения легких скорострельных пушек, легких мушкетов и сплошной стрельбы мушкетеров, построенных в три шеренги.

Это открыло в Европе эпоху линейной тактики с ее культом огневой мощи – цепями стрелков, истребляющих друг друга с расстояния.

В результате Тридцатилетней войны был установлен первый порядок национальных государств – Вестфальский.

По своей структурен он изначально был гегемонистским: в новом раскладе сил Франция стала ведущей державой Европы, которая по совокупности ресурсов превосходила остальные государства региона.

История Вестфальского порядка была по сути тремя попытками Франции установить свою гегемонию в Европе и мире.
Эту закономерность отражали и войны данного периода.

Важный момент: европейцы второй половины XVII в. психологически ощущали себя “по ту сторону” войны, создавшей новый мир.

В течение двух лет после подписания Вестфальского мира в германских государствах и Англии уже утверждается термин “Тридцатилетняя война”, показывающийся завершенность этой тотальной войны.

В немецкой литературе Мартин Опиц, Пауль Флеминг, Ганс Якоб Кристоффель фон Гриммельсгаузен изображали Тридцатилетнюю войну как варварство, которое противоречит основам цивилизации.

Того же мнения о Тридцатилетней войне придерживались деятели эпохи Просвещения.

“В исторической памяти народов, переживших Тридцатилетнюю войну, она осталась самым кошмарным бедствием, апокалипсисом, который может только представить себе воображение человека”, – указывает российский историк А.И. Патрушев.

На первом этапе существования Вестфальского порядка произошло возвращение к модели ограниченной войны: Франция стремилась установить гегемонию посредством локальной проекции силы.

Ей противостояли коалиции с участием Священной Римской империи, Голландии, Испании, к которым постепенно присоединилась и Англия.

Ни одна из сторон не имела при этом ни желания, ни материально-технических возможностей для повторения тотальной Тридцатилетней войны.

Новым типом конфликтов стали кабинетные войны, в которых стороны, обменявшись силовыми демонстрациями, принуждали противника к заключению мира как сделки – более удачной для победителя и менее удачной для побежденного.

Армии в течение длительного времени маневрировали на локальных ТВД, так и не переходя к решающему сражению.

Зато колоссальную роль играла культура стратегического жеста – взятие символического объекта или достижение локальной победы, что должно было принудить противника сесть за стол переговоров.

В подобных кабинетных войнах широко использовались негосударственные игроки: наемники, каперы и даже “подставные армии” мелких княжеств, за спиной которых по факту действовали великие державы.

А.А. Фененко. Войны в структуре мировых порядков. 2022.

#Геополитика #Гегемон #История #Войны

Войны вестфальского порядка ч.2

На втором этапе Вестфальского порядка кабинетные войны эволюционировали в новый тип – “войны за наследство”.

Их прологом выступал кризис государственности определенной страны.
В ней, как правило, действовали несколько политических группировок со своими вооруженными формированиями.

Каждая из этих групп имела покровителя в лице великой державы и обращалась к ней за помощью.

Соперничающие державы вводили войска на территорию такой страны, ведя боевые действия только на ее территории, в крайнем случае дополняя их силовыми демонстрациями на других, чаще всего неевропейских, ТВД.

Стратегия войн за наследство, как и кабинетных войн, сводилась к нанесению противнику локального поражения, убеждающего его в бессмысленности продолжения войны.

Поэтому первая половина XVIII в. рождает новые представления о “великом полководце”: им становится “гений малых сил”, способный решить масштабные политические задачи с маленькой армией.

Культовые фигуры того времени французский маршал Луи де Ришелье (1696–1788) и прусский король Фридрих II (1740–1786) ориентировались на небольшие армии, способные одержать победы благодаря своей выучке и превосходству над противником в огневой мощи.

Другой тенденцией стало разрастание театров использования военной силы: горизонтальная эскалация в противовес вертикальной XVI века.

Еще со времен Войны на Испанское наследство определилось англо-французское соперничество в Северной Америке, куда в дальнейшем переносились все европейские войны.

Другой центр соперничества возник вокруг Индостана, где французы и англичане пытались создать колониальные империи.

Именно в этих войнах обе стороны широко использовали иррегулярные формирования: союзы индейских племен в Северной Америке, индийских раджей в Юго-Восточной Азии.

Одним из инструментов борьбы оставалось расширявшее свои масштабы каперство, как средство подрыва морской торговли противника.

Вершиной и тупиком этой системы стала Семилетняя война (1756–1763). Цели сторон носили ограниченный характер – принудить противника к выгодному для себя компромиссу.

Технология ведения войны также напоминала войны за наследство – военные действия в приграничных регионах.

Из всех ведущих держав война затронула только территорию Пруссии, которая в этот период боролась за вхождение в клуб великих держав.

Однако географический охват и интенсивность военных действий уже превращали эту ограниченную войну в глобальный военный конфликт.

Война завершилась компромиссом – Франция потеряла большую часть своих колоний, но при этом превратила Австрию в своего младшего партнера.

Такая двойственность результатов доказала, что потенциал ограниченных войн исчерпан – следующая война будет уже тотальной.

А.А. Фененко. Войны в структуре мировых порядков. 2022.

#Геополитика #Гегемон #История #Войны