И Маяковский, и Высоцкий не были выскочками (упорными тружениками были оба), но настолько явно выламывались из общего строя, что были слишком (для времени и страны) заметными. В них, по ощущению власти, всего было слишком — таланта, бесстрашия, яркости и еще — очевидного равнодушия к этой власти. «Почему вы всегда пишете от первого лица?» — этот вопрос задавали и Маяковскому, и Высоцкому постоянно. «От чьего же лица мне писать? — отшучивался Маяковский. От вашего? Если я люблю девушку, мне надо сказать ей «мы вас любим»? Она, в конце концов, может спросить меня: «А сколько вас?» Высоцкий отвечал серьезно: «Если я говорю «я», это не от ячества, а оттого, что в моих стихах есть только мой, не вычитанный, не заимствованный, а только мой собственный взгляд на этот мир, на эти проблемы….»
Высоцкий, как и Маяковский, чрезвычайно саркастично относящийся к недостаткам существующего строя, никогда не был ни диссидентом, ни революционером. За границей оба чувствовали себя ненужными, невостребованными, дома — зачастую одинокими. При этом — удивительное дело! — за рубежом Маяковского считали сотрудником ГПУ, а Высоцкого — причастным к КГБ (оба по два раза в год ездили в Париж).
Примечательно, что в 1928 году поэта не выпускали из страны, и уехать ему помогло только вмешательство Т. Табидзе и Б. Ломинадзе, а осенью 1929 года, когда Маяковскому жизненно важно было поехать в Париж, его ожидала Татьяна Яковлева, согласившаяся стать его женой, ему выехать не разрешили, а, к примеру, Осип и Лиля Брики в то же время беспрепятственно выехали в Лондон, при том, что у обоих были удостоверения сотрудников ГПУ. У Маяковского такого удостоверения не было. Маяковский и Высоцкий были очень самостоятельными людьми, очень независимыми и внутренне свободными, но происходило совершенно немыслимое — одного попрекали тем, что он продался советской власти, а другого — тем, что он продался Западу, чтоб порочить советскую власть. «А скажи-ка, гадина, окуль властье дадено?» — такую чудовищную записку получил Маяковский на одном из выступлений в Москве (кстати, в Москве Маяковский выступал без гонораров. О Высоцком сложили не менее чудовищное четверостишье:
«Ему велели словом бойким Повсюду сеять грязь и плесень
И черпать из любой помойки
Сюжеты ядовитых песен».
Даже трудно себе вообразить, под каким гнетом жили эти два талантливых человека, для которых главной ценностью жизни было — только любить людей и заниматься любимым делом. При глубоком прочтении Маяковский оказывается несоветским поэтом… К концу жизни для Маяковского стало очевидно, что его романтические представления о революции и существующая советская власть
— совершенно разные вещи. Не будучи коммунистами ни по убеждениям, ни по мировосприятию, оба были, по сути, коммунарами по образу жизни — любили жить, работать, выступать, отдыхать в дружеской компании. Не от тотального ли ощущения собственного внутреннего одиночества? И Маяковский, и Высоцкий занимались своим любимым делом, объездили большую часть мира, много выступали, познали колоссальный успех у слушателей, но не получили того, что было для них значимым — официального признания и признания собратьев по поэтическому цеху. «Разве Маяковский — пролетарский поэт? Разве Высоцкий — советский поэт?» — вопрошали современники.
Занимаясь исключительно публичным делом, оба, замалчиваемые официальными структурами и коллегами, существовали как фантомы или подпольщики. Их все знают, о них все говорят, но их как бы и нет.
Характерная особенность обоих поэтов — на подлость никогда не отвечали подлостью, и умудрились за всю свою жизнь не совершить ни одного недостойного поступка. Только досадное удивление переполняло обоих. «Ну что я им сделал? — горько недоумевал Высоцкий. — Луну у них украл, что ли?» Оба провидели свою посмертную судьбу, оба заранее отказывались от «бронзы многопудья», от «мраморной слизи», от «гранита» (и обоих это настигло). Оба полагались на потомков. «О чем вы мечтаете?» — спросили Высоцкого. Поэт ответил: «Чтобы помнили...» «Воскреси!» — обращался Маяковский к потомкам.
#высоцкий #маяковский
@SiaxloveGeorgia
Высоцкий, как и Маяковский, чрезвычайно саркастично относящийся к недостаткам существующего строя, никогда не был ни диссидентом, ни революционером. За границей оба чувствовали себя ненужными, невостребованными, дома — зачастую одинокими. При этом — удивительное дело! — за рубежом Маяковского считали сотрудником ГПУ, а Высоцкого — причастным к КГБ (оба по два раза в год ездили в Париж).
Примечательно, что в 1928 году поэта не выпускали из страны, и уехать ему помогло только вмешательство Т. Табидзе и Б. Ломинадзе, а осенью 1929 года, когда Маяковскому жизненно важно было поехать в Париж, его ожидала Татьяна Яковлева, согласившаяся стать его женой, ему выехать не разрешили, а, к примеру, Осип и Лиля Брики в то же время беспрепятственно выехали в Лондон, при том, что у обоих были удостоверения сотрудников ГПУ. У Маяковского такого удостоверения не было. Маяковский и Высоцкий были очень самостоятельными людьми, очень независимыми и внутренне свободными, но происходило совершенно немыслимое — одного попрекали тем, что он продался советской власти, а другого — тем, что он продался Западу, чтоб порочить советскую власть. «А скажи-ка, гадина, окуль властье дадено?» — такую чудовищную записку получил Маяковский на одном из выступлений в Москве (кстати, в Москве Маяковский выступал без гонораров. О Высоцком сложили не менее чудовищное четверостишье:
«Ему велели словом бойким Повсюду сеять грязь и плесень
И черпать из любой помойки
Сюжеты ядовитых песен».
Даже трудно себе вообразить, под каким гнетом жили эти два талантливых человека, для которых главной ценностью жизни было — только любить людей и заниматься любимым делом. При глубоком прочтении Маяковский оказывается несоветским поэтом… К концу жизни для Маяковского стало очевидно, что его романтические представления о революции и существующая советская власть
— совершенно разные вещи. Не будучи коммунистами ни по убеждениям, ни по мировосприятию, оба были, по сути, коммунарами по образу жизни — любили жить, работать, выступать, отдыхать в дружеской компании. Не от тотального ли ощущения собственного внутреннего одиночества? И Маяковский, и Высоцкий занимались своим любимым делом, объездили большую часть мира, много выступали, познали колоссальный успех у слушателей, но не получили того, что было для них значимым — официального признания и признания собратьев по поэтическому цеху. «Разве Маяковский — пролетарский поэт? Разве Высоцкий — советский поэт?» — вопрошали современники.
Занимаясь исключительно публичным делом, оба, замалчиваемые официальными структурами и коллегами, существовали как фантомы или подпольщики. Их все знают, о них все говорят, но их как бы и нет.
Характерная особенность обоих поэтов — на подлость никогда не отвечали подлостью, и умудрились за всю свою жизнь не совершить ни одного недостойного поступка. Только досадное удивление переполняло обоих. «Ну что я им сделал? — горько недоумевал Высоцкий. — Луну у них украл, что ли?» Оба провидели свою посмертную судьбу, оба заранее отказывались от «бронзы многопудья», от «мраморной слизи», от «гранита» (и обоих это настигло). Оба полагались на потомков. «О чем вы мечтаете?» — спросили Высоцкого. Поэт ответил: «Чтобы помнили...» «Воскреси!» — обращался Маяковский к потомкам.
#высоцкий #маяковский
@SiaxloveGeorgia