Дядя Миша

Кормление горячим в Мариуполе продолжается. Это - одна из девяти наших точек. Сейчас мы кормим пять дней в неделю. Что ждёт людей осенью - пока не знаю. Люди ждут холодов со страхом. Будем стараться помогать больше. Пока ума не приложу как. Но уже надо помогать и Донецку. Из того же сбора мы будем покупать гостиницы раненым. Сделаем это на неделе.
Сегодня в Мариуполь возили борщ. Повар Костя, приехавший личной на раздачу, переживал, что не мог довести борщ до вкуса. Когда термосы открыты, по двору расползся сильный запах сытного борща. На второе была кукурузная каша. И вода. Людям в Донецке и Мариуполе нужна вода.
Мария Владимировна Пирогова 4817 7603 0101 7574 Сбер

Лидер польской партии Ярослав Качинский предъявил Германии счёт - 6,2 триллиона злотых за вторжение в Польшу 1 сентября 1939 года. Прямо в годовщину и предъявил. На этом месте хотелось бы послушать россиян, убежавших в Польшу после февраля. Пусть ещё раз выскажутся на тему - «когда вы уже забудете о том, что вы страна - победитель и начнёте жить настоящим?». Некоторые до сих пор не могут забыть о своём поражении. Почему мы должны забывать о своей Победе?

Вышла выносить мусор, пока ко мне ехало такси. Дождь. Город простреливается. На улице пусто. Место новое, где мусорная свалка – не знаю. Захожу с мусором в соседний магазинчик – «Где тут свалка?». Мне сказали идти-идти прямо, перейти дорогу, и там она будет. Я пошла под дождем, глядя под ноги – а вдруг «лепесток». Свалку нашла легко, выбросила мусор, пошла назад, так же внимательно глядя под ноги. И очнулась, только когда я уже была в незнакомом дворе. Где я? Ни одной живой души. Пришло сообщение от такси – «Машина вас ждет».  Я забежала в соседний двор. Туда только что въехала машина, из нее вышел мужчина. «А вы не знаете, где такой-то дом?!» – спросила я. Оглядев меня с ног до головы, он показал налево. Я пошла направо. И тут как шандарахнет! От ужаса я чуть не запрыгнула на дерево. За моей спиной машина тоже подпрыгнула. Я прибавила скорости, скоро показался мой двор. В нем стояло одинокое такси. Я залетела в него вся мокрая и эмоциональная.
– Куда едем? – спросил водитель.
– В «Красивую жизнь», - назвала я точку встречи и усмехнулась про себя – да, красивее жизни не придумаешь.
Вчера я снова была в Мариуполе. Через стекло машины разглядывала вывески – «Центр развития карьеры», «Кофе», «Салон Красоты». Но я знала, что за ними – только выгоревшее нутро ушедшего мира. Кофе там я не попью. И маникюр мне не сделают. От старого мира остались только вывески, слова потеряли значение. И сами старые значения не работают. Это очень страшно – когда слова больше ничего не значат 

Давным-давно еще до войны Ирина делала клиентке маникюр и увидела на ней такой браслет. Тогда еще об этих браслетах с подвесками никто не знал. Клиентка купила его в Лондоне. Она часто ездила туда в командировки, Ирина попросила привезти такой и ей. С тех пор клиентка возила подвески – из Лондона, из Будапешта, Австрии и Новой Зеландии. Ирина в Донецке надевала их на браслет. Теперь никто никуда не ездит, клиентка вообще уехала из Донецка, но у Ирины все равно два полных браслета. Больше ей не надо. Из других ценностей у нее – три бусины. Ее подруга происходит из семьи староверов. Те при рождении ребенка заводили новую бусину. Подруга подарила Ирине три – три жизни. Недавно Ирина нашла ювелира, и издевается над ним как хочет – то аметист просит в кожаную петельку вшить, то в янтаре сделать золотую застежку. Ювелир сопротивляется – он живет в квартале, где еще много армян и мусульман. Они носят к нему изумруды и сапфиры. К таким камням золото подходит. К янтарю и аметисту, по его мнению, нет. А Ирина все придумывает и придумывает новые украшения – голова заводится на творчество и отключается от происходящего за окном. Правда, после обстрела бульвара Пушкина было очень страшно на работу выходить. Она еле дошла, открывает дверь, а в салоне – женский хохот, гудят фены. «Тут выбора два, - говорит она, - либо ты остаешься, принимаешь все и продолжаешь жить, либо уезжаешь. А уехать я не могу. У меня тут мама. Я ее предать не могу. Вот зачем мы все тут живем и сюда возвращаемся? Наверное, если бросим, это тоже как предательство будет?».
 
Вечером из салона Ирина ушла незаметно – в опасный город. «Человек ведь создан созидать, а не разрушать» – сказала она и пошла созидать свое маленькое украшение из трех бусин в городе, по которому, не переставая, проходит разруха. Но, наверное, так правильно, и маленькие творческие очаги сопротивления способны победить разруху большую.   

Меня спрашивают, почему я не пишу бравурных текстов из Донецка и почему в моих присутствует грусть. Наверное, потому, что вокруг меня гибнут люди. И мне кажется, что делать заявления - «да мы сейчас им как дадим!» - крайне глупо и фальшиво. Да, мы, конечно, победим - в этом я никогда не сомневалась. Но бравурности не будет хотя бы потому, что официант, который утром приносит тебе кофе, говорит - «Я бегу на работу так, будто я в розыске - постоянно прячась. У меня такое чувство, будто все мы в этом городе приговорены к смертной казни».

Донецк сегодня. И это не заканчивается

В Германии смягчат требования к мусоросжигательным заводам. Им разрешат выбрасывать больше оксидов азота в атмосферу. Сейчас 150 мусоросжигательных заводов вырабатывают 6% энергии для снабжения домов. Выбросы можно будет увеличить на треть и впоследствии отказаться от ограничений по вредным газам. Вот вам и Грета Тунберг. Вот и маски, слетающие при первом неудобстве. А как же Планета и тренд на экологичность?

У свадьбы в Мариуполе была скрытая сторона - за кадром. До последнего дня это было еще не факт, что она состоится, да еще на дому. Юра бегал по инстанциям, начиная с медицинских, где должны были дать заключение – жених парализован и прийти в загс не сможет. Даже Оля куда-то ходила, и там ей сказали, что выглядят они с Александром непрезентабельно, а для первой свадьбы должна быть красивая картинка - молодая ходячая пара. Вот еще причина, по которой я не перевариваю тв-картинки.

Утром, когда мы приехали к жениху и невесте домой, там творилось страшное. Присутствовали Первый канал, местный канал ДНР, пресс-служба загса. В квартире по причине торжества (и картинки) только что вставили новые окна. А так окна, конечно, там были не нужны. Суетились операторы, торчали микрофоны. На Александра не налезла белая рубашка, купленная нами в Ростове, и он оделся в моряцкое. Оля была в стрессе и не знала, что вообще говорить. По тортам, букетам и операторам скакали кошки. Их тоже сгоняли - чтобы не портили картинку. Меня постоянно теснили в угол, и в конце концов согнали - да, опять из-за картинки. Юра – виновник торжества - болтался вообще непонятно на каких задворках. Пресс-служба двигала торты, коробочку с кольцами, переставляла столики. Носила туда-сюда мебель и памятные морские сувениры, привезённые из разных стран - все ради картинки. Наконец, это сделалось чересчур, и я включила режим Бабы Яги и заняла почетное место. В этом режиме уже после состоявшегося бракосочетания нафырчала на сотрудницу Первого – «Надо записывать молодоженов, и не выключать камеру, когда они просят помочь с российскими паспортами и говорят о том, что у них нет крыши, и они не знают как зимовать».

Разговор происходил на кухне, где орудовали в это время две прекрасные русские женщины с русыми волосами.
- Это было красиво, - с уважительным интересом они осмотрели мой несолидный зелёный костюм.
- Это был лайт-вариант, - похвалила себя я.

Наталья и Аленка предложили мне тогда крепкий кофе и солёные огурчики к нему. Кофе мы сами сварили на примусе. Пока я хрустела огурцами, а кофе подходил, они рассказывали мне, как Александр перенервничал перед свадьбой и требовал, чтобы они отварили гостям картошку, насолили помидоров. И, вообще, Наталья ночью накануне свадьбы закатала 39 литров помидоров. Наталья и Алена волонтерили в Мариуполе во время боевых действий. Разносили еду самым слабым.
- Вот так под бомбами? - спросила я.
- Под бомбами, - захохотали они. - А как мы к моей сестре шли. Она в частном доме живет, корову держит. Ей рожать пора было. А муж у неё - интеллигент. Он роды принимать будет, ещё в обморок упадёт. Так Гальке сначала его придётся в чувство приводить, а потом рожать. Мы пошли, нам патруль говорит - «Там мины». Мы все равно идём, а на дороге - ляп-ляп, мины-мины, - с хохотом рассказывали они.
- Мы тогда другой дорогой пошли, и там - ляп-ляп. Мы обходили, пока было можно. Но не прошли.
- Галя нас увидела, сама к нам вышла. Ха-ха-ха.

Я вернула огурец в тарелочку - расхотелось.
- Ну что вы? - Наталья взяла меня за руку. - Все прошло. Ляп-ляп закончился.
Но мне уже было не смешно. Я думала - в который раз - о том, что не эти люди начали войну в 14-м. Эти люди нас ждали. Но именно они и пострадали. Не те, которые в Киеве разводили антироссийскую риторику.

Через несколько дней я случайно встретила в Мариуполе Наталью и Алёну снова. Они со смехом рассказали, как под вечер в день свадьбы к молодожёнам пришли волонтеры из Воронежа и до ночи играли на балалайке, пели песню про лодку. Каптан дальнего плавания с трудом боролся со сном, слушал про лодку. Хотя ему - капитану большого корабля - было несолидно. Я представила эту лодку, клюющих носом молодоженов, балалайку, неутомимых воронежских волонтёров и расхохоталась. И вот от чего бы я в тот момент не отказалась, так это от огурчиков, засоленных этими прекрасными женщинами. Вот такая картинка.