Яков Миркин
14.9K subscribers
40 photos
566 links
Мнения, прогнозы, тексты, как быть
加入频道
В российском производстве - фронтальный рост. Это надо же, вместо политики разумного протекционизма - нужно было начать войну, чтобы убить, наконец, политику "всё купим" и "наше дело - сырье" и заняться делом. Впрочем, каким делом? Понятно, что не только восстановлением универсальной экономики - еще и ее милитаризацией.
"У нас все хорошо" - сейчас лозунг бизнеса.
"А у нас всё плохо" - вместо мирной, открытой, социальной рыночной экономики, конкурирующей со всем миром, - ее экзальтированное подобие, скрещение Ирана, сталинской мобилизационной модели и сладких остатков 2000-х под лозунги Победоносцева.

Между тем, рост промышленного производства (год к году) - 4 - 5% (ЦМАКП). Бум в электронике (темпы роста - десятки процентов), провал - в автотранспорте.

Да, обычай. Сделать что-то, даже добиться чего-то, но с немыслимыми, нечеловеческими издержками.
Принципы строительства национального государства:
1) Не навреди меньшинствам. Береги их
2) Не превозносись, не утверждай своего превосходства - ни над кем
3) Многоязычие, мультикультурность - это ценность
4) Не унижай, не черни, не затаптывай, не перечеркивай
5) Не доводи до ненависти, не создавай образа врага, который был бы другим народом, особенно меньшинством
6) Нет - лжи, не передергивай, не преувеличивай
7) Ни одна человеческая жизнь не должна быть потеряна из-за идей "национализма"
8) Идеи и любые их толкования, ведущие к гибели людей = табу
9) Ангел не должен превращаться в дьявола. Победитель дракона не должен превращаться в дракона. Добро не должно оборачиваться злом.
10) Уберечься, пройти по краю. Нет ничего хуже идиотов и социопатов, ставших националистами.
11) История - это оружие. Взвешенная, осторожная история, пытающаяся найти объективное повествование - это ценность.
12) Осторожность. Каждый человек - это мир, это ценность. Он будет расти, если дать ему возможность. Любовь к нему, помощь ему и его семье, независимо от его корней - цель национального государства
13) Не насаждать железной рукой. Нет - насилию. Нет - уничтожению. Нет - отгораживанию. Да - "хорошему отношению." Нет - оглушающей пропаганде. Да - "нормальности". Время само всё излечит и всё расставит по своим местам
14) Эти принципы должны быть в сердце даже во время войны. Есть границы, которые нельзя переступать даже в это время. Нельзя превращать свой народ - в ящериц
Есть ли примеры деятельной любви? Томаш Масарик, первый президент Чехословакии, в 1913 году написал книгу «Россия и Европа», в которой воскликнул: «Россия поразила меня!». «Русская жизнь, какой она представляется мне из произведений русских писателей, отражает и мой внутренний мир, мир моих ощущений, поскольку этот славянский мир, с его характерно славянской интимностью, мне сродни».

Он – создатель «Русской акции помощи», сохранившей жизни десятков тысяч российских эмигрантов в Чехии в 1921 – 1938 годах. Их было от 25 до 50 тысяч человек. На эту помощь Чехословакия потратила больше всех вместе взятых европейских стран (5% бюджета). Кого опекали? «Детей, женщин и инвалидов, а также земледельцев, студентов и ученых». «Русский Оксфорд» в Праге, сотни имен интеллигенции, выжившей в ней. Не менее 100 российских профессоров, работавших в 1920-е годы. Три четверти российских студентов находились на полном иждивении у властей.

Что получал известный профессор на себя и семью? 2550 крон (П.Б.Струве). Это цена 3 - 6-ти костюмов, 20 пар ботинок и 800 поездок на трамвае. В нынешнем российском измерении – от 300 до 500 тысяч рублей. Что получал студент, чтобы выжить? 350 крон. Это сегодняшние 20 – 25 тысяч рублей.

«Русской акции помощи» могло не быть. Но она была, сохранила жизни и создала стойкое ощущение братства.

Нас часто побуждают не любить. Жизнь сводится к деятельной нелюбви. Но в дни деятельной весны, в дни, в которых всегда есть солнце, иногда лучше присесть, неважно, как и где, подумать о себе и оглянуться на всех тех, кто действовал с истинной любовью.

Улицы Масарика в России, кажется, нет. И памятника ему нет. Это тоже свойство деятельной любви. Она часто не оставляет памятников.

О, нет! Все-таки есть. Об этом только что написала Александра Коваль-Зайцева. Бюст Масарика в парке современной скульптуры, филфак Санкт-Петербургского университета, с цитатой «Я посетил многие страны мира, но должен признаться, что Россия была и остается для меня самой интересной страной».

В этом невозможно сомневаться. И пламя, и лед, и вечное добро, и темнота, которая тоже есть.

Источники: Т.Г.Масарик. Россия и Европа. – Спб.: РХГИ, 2000. 448 с.
Т. Г.Масарик и «Русская акция» Чехословацкого правительства: к 150-летию со дня рождения Т. Г. Масарика. По материалам международной научной конференции. – М. : Русский путь, 2005. – 256 с.
М.В.Ковалев. Повседневная жизнь российской эмиграции в Праге в 1920 – 1930-е годы». Саратов, Саратов. гос. техн. университет, 2014. 154 с.
.
Разделились на два народа. «Мы ведём войну против НАТО» - это один народ. “Мы как страна - агрессоры. Мы живем в тоталитарном государстве. Мы могли бы спокойно жить среди европейских народов, конкурируя со всеми», Это - другой народ, который постепенно сокращается в меру усиления жестокости того, что происходит.

Этим народам не переубедить друг друга. Переубеждает только жизнь. Им нужно как-то сосуществовать. Даже через семьи сейчас проходят глубокие границы.

Что сказать? Быть вместе - часто гораздо большая ценность. Терпимость, жалость, компромиссы, молчание, терпение, понимание жёсткости, с которой обрабатывается любое сознание, и невозможности противостоять.этой обработке.
Есть люди, которые меня ненавидят. Они ненавидят меня за то, что я не пишу, как они залиты кровью, я не кричу: «Остановитесь!», не плачу, не молю. Всё это я делаю в своей душе. Вместо этого я пытаюсь помочь тем, кто еще в безопасности, хотя какая это безопасность – ноль, фикция, морок. Мы рассуждаем о ближайшем времени – но кто его может сейчас предсказать? Мы пытаемся воздействовать на умы, на власти – но кто мы такие, если многие годы свободного говорения вслух не изменили ни умы, ни мироощущение властей? Если война – это страшно сказать – популярна в массовом обработанном сознании? Мы – ноль для тех, кто спит в подвалах или коридорах, подальше от окон, которые могут разорваться стеклами. Я знаю, они меня ненавидят, как и других – тех, кто живет в России.

Остается делать всё возможное для будущего. Ренессанс для России, Ренессанс для Украины, Ренессанс для всех постсоветских стран, мир без страха, мир гуманистический, мир думающих, мир благополучных, мир сделавших самих себя. Мир Эрхарда, если думать об аналогиях, мир огромной работы, которую знаешь, как совершить, потому что многие сделали ее до тебя. Мы не знаем, наступит он или нет, и через сколько времени он наступит, но готовить его нужно так, чтобы раз и навсегда в основе общества было благосостояние семей, была жизнь, как то, чему подчинено всё на свете.

Какое бы это было счастье, если бы кто-то, лет через двести, мог взять в руки учебник истории и открыть главу: «Эпоха Ренессанса – постсоветские общества, XXI век».

До чего же это несбыточно, и как - желанно, чтобы думать, делать, стремиться каждый день.
Почему либералы (в начале XX века - конституционнае демократы, "кадеты") не смогли удержать власть в России? Почему российская интеллигенция не использовала свой шанс на политическую победу в 1917-м? И могла ли она вообще это сделать?
Почему не был использован еще один шанс - в начале 1990-х? Что делать, если такой шанс откроется в будущем?

Что мешает интеллигенции удержать власть?

Первый ответ – схемы, мифы, жесткие представления о том, как всё должно быть устроено – только так, а не иначе. Неизменность схем, даже если они плохо ложатся на действительность, подрывают ее. «Я вообще был склонен к схематизму и стройности построений». У истории – «схематическое толкование», у исторического процесса – «философская схема». Как сказал как-то П.Б. Струве, «если бы политика была шахматной игрой и люди были деревянными фигурками, П.Н. Милюков был бы гениальным политиком». Лидер парламентского большинства в 1916 г., который, казалось, может стать главой Временного правительства – но так и не стал, не избран, не назначен.

Второй ответ – уверенность в том, что если дать народу правильные «институты», то жизнь наладится сама собой. Свобода, защита прав человека, всеобщее образование, широкий парламентаризм, ответственность властей, законность, честные суды, национальная автономия, открытые рынки. А дальше - народ сам себя устроит к лучшему, к росту, развитию, состоятельности.

В 1917 г. в России – голод и холод в центрах, изнурительная война. миллионы погибших. Что сказано в программе кадетов (Милюков – лидер)? Равенство прав, свобода совести, слова, собраний, неприкосновенность личности, верховенство закона, независимость суда, демократическая парламентарная республика, широкое местное самоуправление, национальная автономия, всеобщее начальное образование, 8-часовой рабочий день, защита прав рабочих и т.п.

Война? До победного конца! Земля? Частное владение в пределах трудовой / предельной нормы (за счет отчуждаемых государственных и «частновладельческих» земель). Экономика? Упорядочение бюджета, снижение косвенных налогов, рост прямых прогрессивных, налог на наследство, таможенные пошлины – стимулы.

Все это замечательно, но эта программа заведомо не могла соревноваться с простыми лозунгами большевиков, обращенными к желаниям народа.

Вот эти лозунги (сентябрь 1917 г.)?

Власть Советам! «Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов». Из власти вычеркивается представительство имущих, средних классов. Только - «трудящиеся», власть – «нам»! Будет наша власть!

Мир народам! Немедленно предложить мир. Земля трудящимся! Конфискация помещичьих земель, передача их в заведование земельных комитетов. Борьба с голодом и разрухой! Национализация банков и важнейших отраслей. Взять под рабочий контроль производство и потребление в масштабе всего государства. Всё будет наше! Борьба с контрреволюцией помещиков и капиталистов! Арестовать ее главарей (Милюкова, Гучкова и т.д.). Распустить контрреволюционные союзы (Госдуму). Закрыть контрреволюционные газеты. Советы должны взять власть. Иначе – «неизбежность самой острой гражданской войны между буржуазией и пролетариатом». «За нами верная победа, ибо народ совсем уже близок к отчаянию, а мы даем всему народу верный выход».

В голод, холод и войну большевики обратились к самым простым инстинктам: не жди, бери себе, отними, возьми, отомсти. Наша земля, наши заводы, наши банки, наша власть.

Не «их».

Такое не перебить правами человека и всеобщим начальным образованием. Не перепрыгнуть сложными формулами раздела земли. «Когда появились у наших врагов… - слова-шибболеты, зачаровавшие массы, и слова всё простые: мир, земля, право труда, классовая борьба, то нам нечего было им противопоставить. У нас отобрали наши слова: конституция, право, закон, для всех равный. Не было "конституции", пришла "революция"; "революция" была фактом, а "конституция" - только неосуществленным желанием ненавистного "класса".
«На сложные рассуждения…большевики по-прежнему отвечали демагогическими призывами к примитивным инстинктам масс». «Вся эта упрощенная проекция ленинских геометрических линий в политическую пустоту должна была… общедоступностью и абсолютной формой утверждений и требований гораздо сильнее подействовать на массы, нежели извилистые, полные благоразумных оговорок формулы…».
Всё так, но не только. Французский посол в России Морис Палеолог сказал в 1917-м: «Хорошие люди, эти Львовы, Гучковы, Милюковы: "серьезные, честные, разумные, незаинтересованные". Но ... "ни у кого из них нет политического кругозора, духа быстрой решительности, бесстрашия, дерзания, которых требует грозное положение!». "Нужен, по меньшей мере, Дантон!" Большевики такой решимостью обладали.

И все-таки еще раз – в чем неудача интеллигенции? Если вы строите «правильные институты», не выдвигая пунктом №1 интересы народа (голод, холод, собственность, война, порядок), если надеетесь, что институты сами решат со временем все проблемы, то вы их или не создадите, или они будут «псевдо», а власть у вас отнимут. То же самое – если подмените народ «государством» и будете всегда ставить на первый план развитие государственности (чувствуется у Милюкова).

Значит, вы, как политическая сила, делаете не то. Вы совершаете обычную ошибку интеллигенции, взявшей власть и находящейся в прокрустовом ложе «правильных идей». Делать только так, а не иначе. Ваша политика не отвечает интересам народа – сегодняшним, главным. Вы обязательно проиграете силам, громко сулящим народу то, что он желает.

Это понял и Милюков. «После крымской катастрофы с несомненностью для меня выяснилось, что даже военное освобождение невозможно, ибо оказалось, что Россия не может быть освобождена вопреки воле народа. Я понял тогда, что народ имеет свою волю…». Невозможно удержать власть в народе против его воли, против его согласия, против его понимания, что есть хорошо и что есть плохо, пусть даже он ошибается.

Милюков – крупнейшая фигура в российской истории. Жизнь любого человека – урок. Жизнь политика – трижды урок для нас всех. Этот урок прост – любые программы, реформы, социальные изменения должны не на словах, а на деле исходить из главнейших интересов народа, непрерывно улучшая его жизнь. Политик должен понимать эти интересы. Им должна быть подчинена его жизнь. Он не может подменять их «институтами» (формой) и правильными идеями (свобода, европеизация, почвенничество и т.п.).

У народа есть своя воля. Когда идеи и форма идут мимо этой воли или даже подминают ее под себя, как в 1917-м или в 1990-х – жди крайностей, жди социальных взрывов, жди политического проигрыша и жди великих потрясений, подобных большевизму, потрясшему Россию.
Человек - ящик. Он в нем сидит. Он - весь в нем. Неважно где, неважно, в какой стране, его голова - квадратная. Кто-нибудь может назвать хотя бы одну телепрограмму, хотя бы одного журналиста, который бы давал честную, объективную, не повернутую на одну точку зрения информацию? Того, кто дает только факты, не являющиеся предвзятыми, с ясным выражением незнания, кто, кого, когда и как?
Любой ясный, спокойный голос - ничто в мире, обработанном дустом.

Жить среди людей - ящиков - это значит или молчать (не достучаться, не объяснить), или говорить заведомо слабым голосом, пытающимся не сорваться от внутреннего крика.

Время социопатов? Время, когда нет краев? Время - без ангелов? Время, когда те, кто пытаются жить по евангельским заповедям, - заведомые жертвы? Как потом очиститься всего этого?

Можно об этом не думать и продолжать тянуть свое, день за днем.
Но какую-то позицию все равно придется занять - как жить среди людей - ящиков, как существовать, когда социопатам - рай, как пытаться, хоть как-то, хотя бы в чем-то - повернуть обратно
Будьте сильными, и вам привезут золото. На вас должны надеяться. Вам верить. От вас должны ждать помощи в самую опасную минуту. И тогда вы получите золото, много золота. А какое это имеет отношение к России? В 1957 г. франкистская Испания вдруг воскликнула – в адрес СССР: «Где же наше золото? Вот документы – в 1936 г., в гражданскую войну, наше золото оказалось у вас!». И осторожно спросила: «Может быть, отдадите?».
Ни один испанский пароход с грузом золота не затонул у наших берегов. Ни один эмигрант – коммунист, бежав из Испании, не закапывал кладов в рязанской земле. Так о чем идет речь? О 510 тоннах золота в золотых монетах разных стран плюс немного слитков и золотой стружки, о 7800 ящиках с золотом, в которых были 15571 мешок – понятно с чем. Это золото было сосчитано до доли грамма - 510 079 529,3 гр. Пиастры! Пиастры! В мешках были и старинные монеты.

Впервые о таинственном золоте поведал советский агент - перебежчик Вальтер Кривицкий (книга «Я был сталинским агентом», 1939). Вот сцена: Одесса, порт, «вся территория, примыкающая к пирсу, была очищена от людей и окружена цепью специальных отрядов. Через все освобожденное пространство, от пристани до железнодорожного пути, высшие чины ОГПУ изо дня в день переносили на спине ящики с золотом, сами грузили их в товарные вагоны, которые отправлялись в Москву под вооруженной охраной. Я пытался узнать, каково количество доставленного золота. Мой помощник не мог назвать какой-либо цифры. Мы переходили с ним через Красную площадь в Москве. Указав на пустое пространство вокруг нас, он сказал:
— Если бы все ящики с золотом, которые мы выгрузили в Одессе, положить плотно друг к другу на мостовой Красной площади, они заняли бы ее полностью, из конца в конец» (перевод изд-ва «Современник», 1996).

А вот свидетельство другого высокопоставленного перебежчика, Александра Орлова («Марш времени. Воспоминания», 2004). В октябре 1936 г., когда он работал в Испании, Сталин лично подписал (своим кодом – «Иван Васильевич») шифрованную телеграмму в его адрес: «Организуйте переправку золотых резервов Испании в СССР. Операцию проведите в полной секретности. Вы лично отвечаете за нее». Он действовал под вымышленным именем Блэкстоуна, якобы представителя Банка Америки. 60 испанских матросов за 3 ночи, грузовиками по 50 ящиков, доставили золото из хранилища в горах, а недавно прибывшие из СССР танковые экипажи (до 80 чел.) погрузили его на 4 советских парохода в порту Картахена. Имена судов – до боли родные: «Нева», «Кубань», «КИМ», «Волголес» (Ю. Рыбалкин, 2000). Порт бомбили, была угроза взрыва складов с боеприпасами.

Затем за 7 – 8 дней золото было доставлено в Одессу. В Средиземном море по маршруту следования были расставлены военные суда республиканцев. При сигнале SOS должны были быть вскрыты секретные конверты с инструкциями – спешить, спасать суда с золотом. Насколько точна эта картина, историки не знают. Какие-то куски этой мозаики могут быть фантазиями.

А что не фантазия? На что есть документы? Время – 20 – 25 октября 1936 г., франкисты на подступах к Мадриду. У высшего руководства Испанской республики появилась идея - спасти ее золотые резервы от захвата, скрыто передав часть золота на хранение в СССР. Когда золото оказалось в Москве? Уже 6 и 9 ноября 1937 г. (записка «наверх» наркома финансов) (Вестник Архива Президента Российской Федерации, 2013).

Поразительная эффективность - 3 недель не прошло с момента решения, как золото, 510 тонн, в самые опасные времена, без потерь преодолело расстояние примерно в 5 тысяч километров (Картахена – Одесса – Москва). Спецотряд из 30 высших офицеров органов госбезопасности разгружал суда с золотом в Одессе. Они потом получили высокие награды (Кривицкий). Легенда ли это - о «высших офицерах»? Никто не знает.
Золото было, в основном, не в слитках, а монетах (510 т.), вес чистого золота в нем – 460 т. (справка Наркомата финансов). Передано в СССР официально по акту приема, подписанному 5 февраля 1937 г. советской и испанской сторонами. Так что – идем искать золото в Гохран? Вернем его Испании? В 1950-х акт приема золота оказался в руках Франко и из Испании стали идти сигналы: «Верните!». Знаменитая Долорес Ибаррури, Пассионария, прибыла в 1957 г. в Москву с вопросом: «Где золото?».

А в ответ (с документами): «Его нет. Больше 90% монет перелито в слитки («аффинировано»). А потом слитки выкуплены Госбанком за валюту. На какую сумму? Почти 100 млн фунтов стерлингов. Эта валюта ушла на закупки вооружения для Испанской республики. По каждому расходу, по каждому выкупу золота Госбанком есть законный письменный приказ испанского правительства. Остаток золота (35 т.) ушел в обеспечение кредита, полученного Испанией у СССР в 1938 г. Золото покрыло меньше 50% кредита. Кредит никогда не был возвращен. Так что мы в расчете, и даже Испания нам осталась должна» (Вестник Архива Президента Российской Федерации, 2013).

Из Москвы часть валюты шла в Париж на счета «Коммерческого банка для Северной Европы» (его владелец – СССР). А там – платежи, куда прикажут. Всё в секрете, под шифрованными именами (депозит золота №1, расчеты по вооружениям с «Х»). Было закуплено много советского вооружения. Есть списки, цены, счета. Самолеты И-15 по 35 тыс. долл., зенитные пушки по 22 тыс. долл., тракторы «Коминтерн» по 7 тыс. долл., большие глубинные бомбы по 280 долл., винтовки по 22 долл. По документам – всё по-честному. Никаких претензий, вопрос закрыт.

Кстати, а сколько сегодня стоят 460 тонн золота (после переплавки и «очищения» 510 тонн монет)? За тройскую унцию золота сегодня дают примерно 2000 ам. долл. Тройская унция – 31,1 гр. В 460 тоннах золота – 14,8 млн унций. Значит, речь идет о 29 – 30 млрд долл. Сегодня международные резервы Испании – около 100 млрд долл., физического золота в них – на 17 млрд (МВФ). Когда речь идет о странах, стоимость содеянного поражает воображение.

Тайные операции есть в любой стране. Со временем всё, что «под ковром», становится явным. Всех манит мир величия, секретов, скрытого влияния. Всех зачаровывает тайная власть. А потом начинается расплата. Почти все «советские», отвечавшие за переправку золота, были уничтожены в репрессиях конца 1930-х.

Есть области высоких энергий, в которые лучше не заходить. Цена выживания там слишком велика. Разве что через 80 – 100 лет будут найдены документы, и десятки историков будут отрабатывать свой хлеб, создавая версии, как всё было «на самом деле». Такова жизнь. Мы идем по времени, только догадываясь, какими могут быть глубоко скрытые пружины, толкающие его вперед в неизвестность.

Это моя новая колонка в "Неделе - Российская газета".
Тираж - 3-4 млн экз.
Куда деться? Неизвестно - везде достанут, не спрячешься.
1) Цепная реакция системного риска "Россия - Украина" пока только набирает силу, не ослабевает. Кажется, что действует неумолимая машина, хотя это - люди, вроде бы - живые, они дышат, на что-то надеются.
2) Всё - разрушительнее
3) Мы впервые в своей жизни столкнулись с уверенно действующей массой людей, с крайне упрощенным сознанием, Кажется, что оно состоит из гвоздей. Или смотрит на небо со дна колодца.
Кажется, что у них нет ограничений.
4) Это очень похоже на 1917 - 1920-е годы, разве что во власти тачанок не было сил природы.
Добить друг друга до конца.
5) Спрашиваешь себя: "Кто я?. Человек действующий?"
6) Ответ: "Пока - нет".
Человек, которого подхватило сильным течением и несет.
Несет всех вместе, кем бы мы ни были, на чьей бы стороне ни старались поддержать свое существование
Деньги Пушкина? Женился в 1831 г., ушел в 1837-м. Шесть лет - в бегах, всегда – в поисках денег, вечно в попытках ужиться с властью, чтобы накормить семью. Это какой-то другой Пушкин, подозрительно смахивающий на нас. Закладывал бриллианты жены (это не мы), вещи закладывал, пытался лично управлять имением (это тоже не мы), основывать газету, альманах, журнал – как проекты, под платную подписку.

Одалживался бесконечно, пытал казну, точнее императора, на предмет государственных ссуд (и получал их) и, самое главное, писал, чтобы заработать на жизнь. Писал:
«Государь, удостоив принять меня на службу, милостиво назначил мне 5000 жалованья. Эта сумма громадна, и однако ее не хватает для жизни в Петербурге. Я должен тратить здесь 25000 и притом платить все долги, устраивать семейные дела и, наконец, иметь свободное время для своих занятий». Мы помним, что это были за занятия. Они дарят нам наслаждение. Из-за них мы так преклоняемся перед русским языком. И из-за них уверены – русская литература божественна.

Как хочется превзойти Пушкина! Но вряд ли нам удастся заложить своих крестьян. ««Через несколько дней я женюсь: …заложил я моих 200 душ, взял 38 000 — и вот им распределение: 11000 теще, которая непременно хотела, чтоб дочь ее была с приданым… Остается 17 000 на обзаведение и житие годичное… Взять жену без состояния — я в состоянии, но входить в долги для ее тряпок — я не в состоянии».

Так шутить и мы в состоянии, если, конечно, рассчитываем «финансовые модели» наших семей. Точно так же, как и камер-юнкер Пушкин, оставивший нам в собрании сочинений смету расходов на год. Итак, он живет в Петербурге (жена при дворе). 25 – 30 тыс. руб. – потребность в деньгах на год (1 руб. = 2000 руб. сегодняшним, примерно). 6000 руб. – квартира (10-14 комнат + хозяйственный пристрой). 4000 – лошади. 4800 руб. – кухня. Платья, театр – 4000 руб. Всякое разное – 12000 руб. Итого (с округлением) – 30 тыс. руб. в год (лето 1835 г.). Письмо жене 21 сентября 1835 г. «О чем я думаю? Вот о чем: чем нам жить будет?».

Еще и долги – личные, брата, семьи сестры, имения. Сестры жены, жившие с 1834 г. у Пушкиных в Петербурге. В них нужно вложить деньги, чтобы выдать замуж.
«Я деньги мало люблю — но уважаю в них единственный способ благопристойной независимости». Нам стоит повторить это сто тысяч раз. Свобода, независимость, делай все, что можешь, чтобы найти работу и у семьи были хлеб, тепло и молоко.

Долги за 6 лет семейной жизни – 139 тыс. руб. Это, по оценке, больше 4 млн. долл. И - записка императора, когда Пушкин погиб: «1. Заплатить долги. 2. Заложенное имение отца очистить от долга. 3. Вдове пенсион и дочери по замужество. 4. Сыновей в пажи и по 1500 р. На воспитание каждого по вступление на службу. 5. Сочинение издать на казенный счет в пользу вдовы и детей. 6. Единовременно 10 т.».

Если бы кто-то мог изобразить, как разные желания в семье, разные модели жизни приводят ее к финансовой катастрофе, лучшего примера не найти. Не затворник, не святой писатель, ищущий истин подальше от столиц – по принуждению светский, служащий человек из Петербурга, находящийся в низких чинах, допущенный в большой свет ради обласканной всеми супруги, желающей – несмотря на пять беременностей и четверых детей – блестящей молодости. С катастрофически растущими долгами.

В день смерти Пушкина в доме оказалось 300 руб. Затраты на похороны взял на себя родственник по жене, гр. Строганов.
«Дорогой Дмитрий. Я совершенно не знаю, что делать, ты меня оставляешь в жестокой неизвестности. Я нахожусь здесь в обветшалом доме, далеко от всякой помощи, с многочисленным семейством и буквально без гроша, чтобы существовать. Дошло до того, что сегодня у нас не было ни чаю, ни свечей, и нам не на что было их купить».
Кто это? Наталья Николаевна Гончарова, Михайловское, 1 октября 1841 г. Она приехала с детьми в Михайловское, провела там лето, поставила памятник над могилой мужа, перезахоронила его. Дмитрий – это брат Натальи Николаевны.
«Чтобы скрыть мою бедность перед князем..., который приехал погостить к нам на несколько дней, я была вынуждена идти просить милостыню у дверей моей соседки, г-жи... Ей спасибо, она по крайней мере не отказала чайку и несколько свечей. Время идет, уже наступил октябрь, а я не вижу еще момента, когда смогу покинуть нашу лачугу».

Князь – Петр Вяземский. Соседка – Прасковья Александровна Вульф, в Тригорском, конфидентка Пушкина, мать 2-х дочерей, с которыми был больше, чем флирт («Татьяна» и «Ольга» - Онегин).

«Что делать, если ты затянешь присылку мне денег дольше этого месяца? У меня… нет ни шуб, ничего теплого... Поистине можно с ума сойти, ума не приложу, как из этого положения выйти. Менее двух тысяч я не могу двинуться, ибо мне нужно здесь долги заплатить, чтоб жить, я занимала со всех сторон и никому из людей с мая месяца жалованья ни гроша не платила. Если это письмо будет иметь более счастливую судьбу, чем предыдущие, и ты… сжалишься над моей нуждой, то есть пришлешь мне денежную помощь, о которой я умоляла столько времени, то адресуй…».

Из Михайловского она выбралась только за счет денег графа Строганова. Того самого, за чей счет хоронили Пушкина.

Что сказать? Не у всех есть Строганов. И вряд ли найдется император, чтобы заплатить наши долги. От «финансовой модели» семьи никуда не денешься. Нам придется ее считать. Пусть каждый из нас управляет имуществом семьи с такой искусностью, так добывает проекты и работы, чтобы никто из семьи, никогда и ни при каких обстоятельствах не смог воскликнуть: «Сжальтесь над моей нуждой!».

Из моей книги "Правила бессмысленного финансового поведения", 2-е издание

Озон - бестеселлер, "5 звездочек" - читательский рейтинг
- https://www.ozon.ru/product/pravila-bessmyslennogo-finansovogo-povedeniya-izdanie-2-e-dopolnennoe-i-pererabotannoe-mirkin-666195102/?sh=54Euk91amA
Лабиринт
https://www.labirint.ru/books/875727/?fbclid=IwAR2moLy5ZTl9aksvJk7nj0PQQgxOHZzEd-bQMtPz36Yb8SbfiI83xZxKsDQ
Литрес, электронная книга
https://www.litres.ru/yakov-mirkin-10789112/pravila-bessmyslennogo-finansovogo-povedeniya/#recenses
Может ли у нас быть еще один «черный передел»?
Нет ничего хуже, чем попасть в пересменок властей. Власти нет. Нет никого, кто бы мог защитить вас. Вы – общедоступны. Грабь награбленное.
Да, так было. 1905, 1917 – 1918 годы. А свидетели есть?
Да, есть. Михайловское, Тригорское, Петровское – то самое, святое Пушкиногорье. Или Святые горы. Не такими уж невинными они были в феврале 1918 г.

В 1911 г. в Михайловском, купленном казной у сына Пушкина Григория, основали приют для престарелых литераторов. И волею судеб там оказалась Варвара Васильевна Тимофеева (Починковская). Писательница в возрасте чуть за шестьдесят. Влюбленная в пушкинское. Готовая хранить, бытописать, очаровывать – пусть даже бильярдными шарами, бывшими когда-то в пушкинской руке.

И еще свидетельница. 1918 г.
«17 февраля. Утром донеслись откуда-то слухи: летал аэроплан и сбросил «приказ», в три дня чтобы сжечь все села. Вторую ночь видим зарево влево от Тригорского».
Тригорское – место девичье, онегинское, место библиотеки, место семейства Вульф – там Пушкин обитал днями.
Читаем дальше:
«Вчера и третьего дня сожгли три усадьбы: Васильевское, Батово, Вече. Сегодня жгут, вероятно, Лысую Гору.
18 февраля. Грабят Дериглазово...».

Все это – пушкинские, соседские усадьбы. Стоим с Варварой Васильевной рядом.

«Утром была там случайной свидетельницей. При мне и началось… Кучки парней и мужиков рассыпались по саду в направлении к дому. Кучка девок и баб, пересмеиваясь, толпилась у открытых настежь ворот. Две или три пустые телеги стояли подле них в ожидании… А на террасе в саду уже стучат топоры и звенят разбитые стекла. В кучке девок и баб слышатся смех и задорные окрики. «Что, небось не взломать? А еще хвастался – всех, мол, дюжее!»… Сугробы и быстро надвигающиеся сумерки вынуждают меня вернуться назад в Воронич…»

Воронич – древний холм, разоренное городище шестнадцатого века, в нескольких сотнях шагов от Тригорского, церковь, деревня, кладбище. Ползем по снегу туда вместе с Варварой Васильевной.

«Не проходит и часа, как в доме дьяконицы передается известие, что грабят Тригорское (это в саженях двадцати от нас – только спуститься с горы и подняться на гору)».

Это не горы, а холмы. Пять минут хода. И сегодня – для каждого, между травами, под битым солнцем.

«Оттуда доносится к нам грохот и треск разбиваемых окон… Вбегает с воплем старая служанка Софии Борисовны (баронессы Вревской) и кричит на весь дом: «Грабят ведь нас! Зажигать начинают! Куда мне барышню мою деть, не знаю… Примите вы нас!».

София Вревская – дочь Евпраксии Вульф, в замужестве Вревской.
Евпраксия – одна из бабочек, девушек, муз Тригорского. На 10 лет младше Пушкина. Она – в «Евгении Онегине». Она же – в шалостях Пушкина. И она же в него влюблена. Очень. Знаменита жженкой (пуншем). Жгла ее в парке Тригорского для компании шалопаев (с Пушкиным, конечно). Что еще? Замужем за Вревским с лета 1831 г., сразу же за Пушкиным. Не хотела, но пошла. Брак был счастлив, 13 детей.

Она же – Зизи. Из Онегина: «Да вот в бутылке засмоленной, между жарким и блан-манже, цимлянское несут уже; за ним строй рюмок узких, длинных, подобно талии твоей, Зизи, кристалл души моей, предмет стихов моих невинных, любви приманчивый фиал, ты, от кого я пьян бывал!»

Барышне Софии Вревской, ее дочери, в горящем Тригорском – 79 лет. Седьмой ребенок. Вытащили из окна уже горящего дома. Доживала свой век в Риге в 1920-е годы.

Ей очень благодарны пушкинисты. Именно она отдала в Пушкинский Дом вещи, связанные с Пушкиным. И она же сожгла пачку писем Пушкина Евпраксии – по завещанию матери. Не хотела, но сожгла. Исполнила волю. Нам остается только бесконечно сожалеть об этом.

Идем дальше. Рядом разбивают Тригорское.
«Но в доме дьяконицы общая паника. Кто-то предупредил их, что зажгут и дом отца Александра, в двух шагах от нас, на той же горе».

Отец Александр – это, скорее всего, священник Александр Петрович Невежин. Ему – 66 лет. 15 лет служил в Георгиевской церкви – здесь же, на Ворониче.

Варвара Васильевна, спасибо, мы всё видим – мы вместе с Вами.
«Духовная» семья эта, и без того похожая на муравейник с битком набитым жильем, мечется теперь взад и вперед, в огород и на кладбище. Детей отсылают к бабке – просвирне на другую гору. Я не вижу еще никакой опасности, но бессознательно подчиняюсь общей тревоге, хватаясь то за одно, то за другое. Прежде всего, за книги и рукописи».
Остановимся на минуту. «Прежде всего, за книги и рукописи».
Книги. Рукописи.

«Молодая попадья, дочь старой дьяконицы и сестра двух псаломщиков, подбегает ко мне на помощь, хватает платье и белье из корзины, срывает ковер со стены и уносит куда-то».
Унести хоть что-то – случится еще в миллионах семей. 1917 – 1921. 1930-е. 1940-е.

«На пороге появляется сам отец Александр, озирает всеобщую суматоху и с изумлением восклицает: «Что вы делаете? Что вы делаете?» – «Тригорское зажигают! Разве не видите сами?» – отвечают ему на бегу». В Тригорском, действительно, зажигают костры и внутри, и снаружи. Целые хороводы носятся там вокруг костров, держась за руки и распевая какие-то дикие, разудалые песни. Крыша занимается, из труб вырывается дымное пламя, искры снопами разлетаются в воздухе. Дом уже весь сквозной, пронизан огнями и напоминает какую-то адскую клетку… Как бесы снуют там зловещие черные тени… Не хватает духу смотреть. Но отец Александр «не выносится». Он приютил у себя старушку баронессу с семьей ее слуг, сторожит всю ночь дом, и никто не является поджигать его. Тригорское догорает… Мы ложимся, не раздеваясь, в ожидании судьбы…».

Варвара Васильевна, конечно, не знает, что впереди у нее – долгая судьба. В 1920-х она работала над первым пушкинским заповедником. Ушла, когда ей было за восемьдесят. Пока же наступает следующий день – 19 февраля 1918 г. Смертный день для пушкинского Михайловского.

«19 февраля. «Грабят Петровское и Михайловское», - возвещают мне утром. А я лежу, как в параличе, без движения от всех этих дум. И только про себя запоминаю заглавия из «истории российской революции»: «Власть злобы и тьмы»…

«Власть завистливой злобы и бессмысленной тьмы».

Через 100 лет мы этим заглавиям не удивимся. А чему, собственно, удивляться? Огромный разрыв в имуществе и доходах между усадьбами (барскими и новыми торгово-промышленными) и «местными». Плюс безвластье – рядом дома, огромные, никем не защищенные дома, набитые ценностями. «Грабь награбленное». «Это всё наше, нами созданное».

Мы не знаем общих данных по Псковской губернии, но в Пензенской губернии к концу 1918 г. не разрушенные, не сожженные дома сохранились только в 25% бывших поместьях. Разгром помещичьих усадеб был массовым, повсеместным. «Крестьянское отрицание прошлого стало предельным. Оно находило выражение, прежде всего, в стремлении смести помещичьи имения так, "чтобы некуда (им) было возвращаться, ... чтобы не были они здесь совсем".

А мы будем слушать Варвару Васильевну.

«Под вечер вижу в окне новое зарево. И вот там над лесом – большое и яркое. «Зажгли Зуево! – снова возвещают мне, - чтобы не ездили туда и не вспоминали». Вот оно что – «чтобы не ездили и не вспоминали!».

Зуево – это и есть Михайловское. Пушкин. Зуй – болотная птица, их много в тех местах.

Другая судьба – у пушкинского Болдино в Нижегородской губернии Его не сожгли. Там был сход крестьян, и решено было – не жечь. Вот приговор схода от 11 апреля 1918 г.: «…Мы имеем полное желание эту усадьбу… взять на учет своего сельского Совета, соблюсти, сохранить, а доход сохранять в общественных классах и употреблять единственно для просветительских целей. И на месте сим желательно увековечить память великого поэта А. С. Пушкина (нашего помещика), а также равно день Великой нашей русской революции, по обсуждении чего единогласно постановили данную усадьбу, на ней постройки, сад и при ней полевую землю взять на предохранительный учет. На подлинном приговоре участвовало 45 домохозяев неграмотных, 29 грамотных, расписавшихся за себя и за неграмотных».

«Память Пушкина – нашего помещика». 45 неграмотных и 29 грамотных.
Усадьбу Поленова, художника - тоже не сожгли. Он собрал сход крестьян и спросил: можно ли семье остаться жить.
Сход решил – остаться. Сегодня это –знаменитое «Поленово». Его директор – правнучка художника. Семья больше 100 лет удерживает поместье в своих руках.

Так спасались. Но только те, кто мог, кто сумел, кто придумал.

Варвара Васильевна, рассказывайте дальше, пожалуйста:
«Не знаю, будут ли ездить и вспоминать пушкинское Михайловское, но два дня спустя я ходила туда пешком, как на заветное кладбище, и я вспоминала… Шла по лесу, видела потухшие костры из сожженных томов «Отечественных записок», «Русского богатства», «Вестника Европы» и других современных изданий и вспоминала славную эпоху мечтаний о просветительном освобождении мысли и совести, о борьбе и гонениях за эти мечты… Подняла из тлеющего мха обгорелую страничку «Капитанской дочки» посмертного издания 1838 года и вспоминала восторги детских лет, когда впервые мне попала в руки эта повесть… Издалека завидела, как двое мужиков и баба вывозят кирпич и железо с обуглившихся развалин дома – музея.

-Испортили вам ваше гулянье… - сказал пожилой мужик, мельком оглянувшись, когда я подошла.
-Что гулянье испортили, это еще невелика беда. Гулять везде можно. А вот что память Пушкина разрушили, это уже непростительно!
-Память Пушкина? А какая тут память его?
-А этот вот самый дом и есть его память. Он тут жил со своей няней. Мы этот дом бережем, а вы его зачем-то разрушили…
-А-а! – равнодушно протянул он, не оборачиваясь».

«…Нашла в снегу осколки бюста, куски разбитой топорами мраморной доски от старого бильярда и вспомнила, как о играл одним кием. Взяла на память страдальческий висок разбитой вдребезги его посмертной маски и обошла кругом полуразрушенный «домик няни» - единственный предмет, сохранившийся в неизменном виде с его юности, но не уцелевший теперь. Ничего не пощадили и тут: рамы, печки, обшивка стен, старинные толстые двери, заслонки, задвижки, замки – все было обобрано уже дочиста…».

Повторим за ней, только медленно: «Страдальческий висок разбитой вдребезги его посмертной маски».

Варвара Васильевна, Вы убиваете нас. Мы – дети выживших. Мы, сегодняшние, мы - те, кто здесь через сто лет – просто не случились бы, если бы всё это не произошло с Вами. Были бы другие люди, другая жизнь, другие тексты. Эти другие просто не родились. Но родились мы. И мы не знаем, никогда не знаем доподлинно, что было в жизни наших семей – тогда, в 1918 году. Они безвинны? Они в чем-то виноваты? Доподлинно сказать нельзя.

Но Вы – это известно - в конце концов, обрели надежду в глухом 1918 году. Это Вы ведь написали:

«26 мая 1918 года. Суббота. Дивное впечатление пережила я сегодня. Ушла пешком в 9 утра в Святые горы. Несла пучок незабудок и ландышей из Тригорского, чтобы положить его к драгоценному имени. Шла точно к родному к изгнаннику Михайловского, изгнанная оттуда…».

26 мая по старому стилю – день рождения Пушкина. 6 июня по нашему календарю. Пушкин лежит в Святогорском монастыре.
«…Вероятно, никого нет, думаю про себя… храм пуст. Выхожу к памятнику и вижу: хор певчих в полном сборе, иеромонах и дьякон с кадилом и одинокая фигура настоятеля поодаль с головой, опущенной на грудь, с скрещенными на посохе руками. Слышу торжественный возглас: «Душу преставившегося боярина Александра… и еже простятся ему согрешения, вольная же и невольная… Слезы радости и благодарения – монастырю монахам, певчим, настоятелю. Торжественная, полная, с трогательным чувством отслуженная панихида производила глубокое, неизгладимое впечатление…».

И, может быть, главное.
«Я… со слезами, не отрываясь, глядела на памятник с кощунственно отбитым золотым крестом и бронзовыми украшениями, тоже отбитыми. Чувство потерянного отечества болезненно угнетало душу. Но то, что он был еще тут, этот беломраморный обелиск с именем, прославившим Россию… и лежит под этой надписью свежий букетик лиловой сирени с белою розой рядом с пучком тригорских незабудок и ландышей – все это радостно волновало меня и окрыляло душу надеждой на иное, более светлое будущее. С неумирающей памятью о родном своем гении не может умереть страна, породившая этого гения!»

Низкий поклон Вам, Варвара Васильевна! Вы сказали: «Не может умереть страна»! Да, она не умерла. Но так же, как и Вы, мы терзаемся сомнениями, не наступит ли новый черный передел? Не слишком ли заносятся имущие? Не глухи ли они к бедности, к пропащим душам, к невозможности выбраться из самых стесненных обстоятельств жизни по всем городам и весям великой страны? Идем ли мы к миру, сытости, скорости, радости – или же, как Вы, попадем в пересменок и нам тоже скажут: «Испортили вам ваше гуляние». И хорошо, если только скажут. И сейчас ведь много домов, отдельных домов, якобы защищенных домов – и где будут их защитники, если пересменок?

Вы дали нам урок, Варвара Васильевна! В нашей жизни, в нашей политике, в том, что мы советуем себе и всем другим – сделать так, чтобы даже мысли о переделе, даже тени ее не могло возникнуть нигде и никогда!

И еще один Ваш урок - медленного, пленительного чтения. Как это Вы сказали: «Вот там налево, в угловой комнате, где помещался, по преданию, его кабинет, стоял старинный, красного дерева шкаф – я назвала его Pushkiniana – c собранием всех изданий, какие находились тогда в продаже. Эта комната, зимой «вся как янтарная» в часы заката…».

Как хочется там расположиться.
Тому, кто читает, никогда не поднять руки на книгу.

Рядом с моей новой книгой "Краткая история российских стрессов"

Озон https://www.ozon.ru/product/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-810368740/?oos_search=false&sh=AMKHEDy4JA

Лабиринт https://www.labirint.ru/books/914980/?ysclid=lipj5glzav62708572

Литрес https://www.litres.ru/book/yakov-mirkin-1078911/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-modeli-kollekti-68508679/chitat-onlayn/?ysclid=lipj4btdlh89016945
1) Зачеркнуть старые идеи.
Найти другие. Без этого - не выжить.
Ни обществу, ни каждому из нас.
Займешь правильную позицию - выживешь.
Создашь цветущую страну, успешную семью.
Или - наоборот.
2) Экономика, общество, каждый из нас нуждается в общей идее. Мы не можем жить, не задавая вопросы: «А зачем?», «Во имя чего?».

3) История России наполнена крайними выборами, раз за разом приводившими к вспышкам надежд, динамики, а затем – к потерям и застою во всем, прежде всего, в технологической базе общества и в благосостоянии семей.

4) Эти ложные выборы невозможно не вспоминать, пытаясь понять, что должно объединять нас на десятилетия вперед. Общество муштры, надзора конца 1820-х – начала 1850-х, яркого централизма привело к технологической слабости России и поражению в Крымской войне. Государство, при всем его блеске, существовавшее, как табель о рангах. Даже элита, по сути, была на казарменном положении – отправить, посадить, подвергнуть. Человек как распорядительная единица, если только он не предмет торговли, заклада и рекрутчины на 20 – 25 лет, как это было в отношении большинства крестьянского населения.

5) Традиционализм 1880-х – 1890-х породил эффект наглухо закрытого парового котла. Его смысл всё тот же – жесткие, пирамидальные иерархии, как в жизни, так и в идеологии. Приведение голов к одним и тем же границам. Панцирный порядок в умах и в институтах общества. Оборотная сторона – тлеющая почва, расцвет «измов», в которых насилие – это счастье самопожертвования. И снова – слабости в технологиях, бедствие в умах, так ясно показанные войной и революцией 1905 г. И уже тогда первое явление черного передела, массового желания отнять и разделить «награбленное» со всей страстью.

6) Люди – это единицы, призванные решать государственные задачи, как их понимает первое лицо? Когда государство – это он сам? Нигде не проявилась эта ошибка так ярко, как в войне 1914 – 1917 гг. Чтобы бросить в топку мировой войны свой собственный народ, в конфликте между кузенами – у элиты должно быть ясное понимание народа, как счетных единиц, как никогда не вырождающейся почвы, без душ, без любви, подчиненной субъективно понятым государственным интересам.

7) Результат – разрушение общества и уникальная, первая в мире попытка построить административную экономику, в которой собственность и деньги – ничто, а власть и идеология – всё.

8) Какой всплеск энергии дали новые люди, получившие власть! И как целеустремленно она угасала 70 с лишним лет! Вместо традиционных верований – марксизм с его сладкой, почти христианской оболочкой. Вместо свободы – жесткая вертикаль, заранее известные ходы. Вместо «обогащайтесь» - прикрепляйтесь, добывайте блага по очереди. Вместо благоденствия – борьба и мобилизация. Вместо открытости – высоко поднятые стены. И вместо свободной человеческой конкуренции, поднимающей наверх самых умных, талантливых и сильных – негативный отбор.

9) Ни в один момент времени административной эпохи интересы народа, интересы и имущество семей не ставились во главу угла. Вновь расчетные единицы, потребляемые, передвигаемые, возбуждаемые мечтой, чтобы достичь –чего? Великого государства, всемирной победы системы.

10) А что дальше, когда все это сломалось? Что стало во главу угла? Люди, их семьи, их интересы? Их состоятельность? Нет, конечно! Идея свободы и рынка как фетиш, как новая религия! Отпустить, отдаться плаванью, раскрыться, подставить грудь свободному ветру. При абсолютной уверенности, что народ плох и его нужно держать в руках.

11) Все равно, что пустить лису в курятник. Или встать на ринге – в глобальной экономике – и опустить руки. Вновь всплеск, только темной энергии – все взять, что плохо лежит, скушать внутреннее производство импортом, извлечь как можно больше злата из российской руды. И неизбежно отстать от мира, попасть в зависимость от импорта, и разделиться на тех, у кого – всё, и тех, у кого – совсем мало. И где-то там, вновь копить желание в сознании народа – всё переделить.
12) Почему так много ошибок? Величие государства, как цель – да, было. Личная власть, торжество самолюбия? Да, конечно. Но ошибок нет, только когда за историческим выбором, не на словах, а на деле, стоит благо народа, не абстрактное, а очень конкретное – как общества всеобщего благосостояния, как массы семей, растущих в имуществе, доходах, богатеющих из поколения в поколение. Ведущих себя независимо, конкурирующих, рождающих все новые идеи. Подбадриваемых стимулами, идущими от государства.

13) Конечно, можно попытаться их усмирить. Управлять массовым сознанием через конфессии – занять обычаями и ритуалами, идеями, ниспосланными свыше. Переключить на гордость своей историей и государством, на воображение себя героями. Обозначать врагов, как главное препятствие для райской жизни, дать всем понять, что мощь растет. Сводить к обрывкам знания об обществе, желтеть, играть, быть ниже пояса и развлекать. А информацию – разбить, перегородить, подсластить, переключить на глупости, наладить личный надзор и, наконец, дать рейтинги за правильное поведение.

14) Все это возможно. И мобилизоваться, и проникнуться сознанием высших идей, и встать, как один. Но возможно ли, опираясь на все это, обеспечить динамику общества и экономики на опережение всех других? Особенно, когда исправно публикуются списки российских миллиардеров, а неравенство растет.

15) Вся российская, да и мировая история подсказывает, что нет.
«Другая» национальная идея – это «обогащайтесь», становитесь на ноги, семьями и домами, большим средним классом, на долгие времена, будьте независимыми, создавайте новое, но и будьте все вместе, никогда не забывая ни традиции, ни общие ценности, ни свою историю, защищая общество, народ, Отчизну.

А государство своей политикой сделает все возможное, создаст максимум стимулов, чтобы помочь во всем этом российским семьям.

16) Обычно это называется социальная рыночная экономика. Именно в ней свобода и необходимость, государственное и частное находят оптимум.

17) Найдется он и в России.

Из моей новой книги "Краткая история российских стрессов"

Озон https://www.ozon.ru/product/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-810368740/?oos_search=false&sh=AMKHEDy4JA

Лабиринт https://www.labirint.ru/books/914980/?ysclid=lipj5glzav62708572

Литрес https://www.litres.ru/book/yakov-mirkin-1078911/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-modeli-kollekti-68508679/chitat-onlayn/?ysclid=lipj4btdlh89016945
Любить – это лучший способ провести тяжелые времена. Но просто так любить – вряд ли удастся. Придется по сумасшедшему любить. Ждать – годами, быть в страхе, жалеть, потому что любить – это жалеть, плакать над собой, спасать, сходить с ума – и все-таки пытаться достать до него или до нее, пусть в снах, пусть на огромных расстояниях, пусть только по переписке, если она есть.

Любить – это лучший способ терпеть, потому что только тогда у жизни есть значение, хотя бы какое-то, только тогда у нее есть цвет, есть сумасшествие, когда хватаешься за облака, пусть они хмурые, темные облака. Есть, в конце концов, блеск. Не серый, монотонный, а необычайный. Есть ожидание. Есть просто слово и дело – ради чего. Не только жизнь – но и любовь, и обязательно большая любовь.

А, собственно, почему не любить? Только это и остается делать, когда жизнь идет и ничто в ней не имеет прежнего значения, или значения в ней уже нет, кроме самой жизни.