Якеменко
34.2K subscribers
7.14K photos
2.02K videos
9 files
4.51K links
Канал историка, культуролога, ведущего программы «Наши» и «Утро Z” на канале Соловьев Live.


Главное - не знать, а понять.
加入频道
В этом году исполнилось 200 лет со дня смерти Наполеона. Перед вами впервые публикуемое письмо французского императора из частного собрания в Москве. Оно написано весной 1812 года и в нем император обсуждает необходимость ускорить подготовку артиллерийских офицеров, «которые скоро нам понадобятся». Понятно, для чего.
Любопытно посмотреть на разницу отношения к смерти в России и на Западе.

Изменение отношения к смерти отражает изменение отношения к жизни. Деформации общества отражаются в его отношении к смерти, попытка бежать от нее «выдворить мертвых», убрать из реальной жизни за экран всю мортальную тематику свидетельствует о полном разоружении общества перед лицом испытаний и страданий.

Надо помнить, что Запад всегда интересовала чисто внешняя сторона смерти, ее атрибуты. Его интересовало не то, ЧТО придется умирать, а то, КАК придется умирать. Натуралистические сцены адских мучений Босха и мучительные страдания Христа в «Страстях Христовых» М.Гибсона роднит интерес к подробностям, деталям, эмоциям, боли. Именно поэтому в западном кинематографе утвердилось направление «Horror», в то время как в отечественном кинематографе этого нет в принципе, вернее, «фильмом ужасов» можно назвать сегодня любой современный фильм - ужасная игра, страшная сюжетная линия, чудовищная речь, гадкие подробности - смотришь и ужасаешься.

В России к смерти относились иначе. Умирать было нужно, бессмертие считалось проклятием («чтобы тебе никогда не помереть»), самое страшное было превратиться в свифтовского струдльбруга. Поэтому о смерти говорили, думали, от нее не бежали, сквозь нее смотрели за горизонт бытия.

Главное было умереть достойно, непостыдно, простившись и причастившись, ибо смерть задает масштаб всей жизни, именно она создает острое ощущение настоящего, позорная смерть выбрасывает человека из бытия, как сор, может перечеркнуть всю достойную жизнь и наоборот – честная смерть негодяя может стать его оправданием. Однако лучше на это не рассчитывать - смерть это точка в конце текста, который уже почти полностью написан. Но, чтобы текст вышел достойным, надо работать над ним всю жизнь, а не пару дней перед смертью.

В России помнили, что сначала мир был бессмертен, а потом случилась катастрофа и он стал смертен. То есть смерть изначально не заключена в природе вещей, а значит, и не заслуживает столь пристального внимания. Если на Западе страшнее смерти ничего нет, то в России было. Можно обратить внимание, что главная тема немецкой поэзии – смерть, а русской неволя, которая страшнее смерти.

Это было связано с очень сильным подсознательным убеждением в собственном бессмертии. Любой человек подсознательно уверен в собственном бессмертии. Тут работает механизм вытеснения. Разумеется, люди умирают, но это другие люди— ведь я-то не из таких, уж со мной-то этого никогда не случится. Это ощущение - необходимая предпосылка развития: действительно, если ты можешь умереть в любой момент, стоит ли строить дворец, который простоит двести лет? Но в России это ощущение бессмертия было особенным.
Недобитая в луже арматурой свинья, альфонс Кашин пусть лучше не возвращается сюда к нам никогда. С каждым таким постом растёт число людей, с нетерпением ждущих возможности поделиться со свиньей впечатлениями от его выделений.
К инциденту в Ватутинках, где горячие южные/восточные люди (один из них с ножом) стаей, как у них, смелых и гордых принято, напали на мужчину с ребёнком. Все горячие уроды уже арестованы, сейчас, как водится, вся гордость и непреклонность куда то денутся и они будут ползать, валяться в ногах, так как «ни знай, как так вышль, никому ни хатель бит и обижат, прасти, брат». Так вот, хотелось бы нетолерантно поговорить об очевидных вещах и поставить некоторые нехорошие вопросы.

За последние несколько месяцев мы много услышали о столкновениях коренных жителей Москвы и Подмосковья с очень горячими пришлыми восточными людьми. Почти все эти истории закончились трагически для первых. Закончились по одной простой причине – они всегда нападают стаей и у них всегда есть ножи или что похуже. У первых никогда.

И вот теперь подумаем…

На входе во многие московские ВУЗы висит объявление «Вход с холодным и огнестрельным оружием запрещен». К кому обращен этот запрет? К коренному москвичу? Саратовцу? Рязанцу? Пермяку? Нет. Он обращен к горячим восточным людям и только к ним. То есть они (многие из них) всегда и везде ходят с ножами или чем-то похуже.

Теперь вопрос.

Зачем им (многим из них) все время с собой носить ножи? Особенно на учебу. Нужно всегда быть готовым очинить карандашик для записи лекции? Перманентная, круглосуточная готовность порезать сырку, колбаски, хлебушка на полдник?

Едва ли.

Тогда зачем?

Понимаете, зачем, да?

Резать.

Но не хлебушек. Только для этого.

Я бы очень хотел, чтобы меня переубедили. Но пока меня не переубедили, я продолжу.

Покончить с этим легко. Досмотр в общественном месте, рамочка (везде, где нужно) – звоночек – ножичек/пистолетик – следствие – тюрьма надолго. Очень легко воспитывается миролюбие и прививаются порядки, принятые у коренного населения.

Иначе и дальше будут жертвы. Среди тех, у кого не принято выходить из дома с набором ножей, вилок, топоров, копий, луков, мушкетов и аркебуз.
Сегодня бывший день Октябрьской революции. Праздник, который по традиции отмечают коммунисты и примкнувший к ним Зюганов. Для нас же это повод поговорить о религиозной составляющей коммунистической традиции. Сегодня уже очевидно, что коммунистическая традиция органически вытекает из традиции религиозной, православной и обе традиции имеют тесную связь. Мало того, нет никаких сомнений в том, что если бы Россия не была страной со столь сильными православными традициями, то Октябрьский переворот и последовавшие за ним события имели бы совершенно иные характеристики, а культ личности Сталина и Ленина мог не состояться.

Сразу необходимо подчеркнуть, что коммунистическая идеология и обрядность была вторична по отношению к православной обрядности и идеям, мало того, многие вещи были просто поставлены с ног на голову. Но нельзя не признать того очевидного факта, что переворот 1917 года и последовавшие за ним события имели серьезную религиозную основу, а формирование коммунистической партии, ее обрядовой стороны копировало внешние формы церкви и ее атрибуты. Кстати, во многом именно это обстоятельство позволило коммунистической, партийной идеологии так быстро овладеть умами огромного количества людей и так крепко закрепиться в сознании.

Впрочем, посмотрим ближе.

Религиозная идея достижения Небесного Царства Божия, попытки воссоздать его элементы на земле, отразить в культуре и повседневной жизни встречаются в русской истории на протяжении нескольких столетий. Теория «Москва-Третий Рим» и опричнина Ивана Грозного, строительство Московского Кремля и Нового Иерусалима патриарха Никона под Москвой – это лишь некоторые примеры, свидетельствующие о том, что данная идея пронизывала общественное сознание русского общества и захватывала все слои – от крестьян до правителей. Поэтому неудивительно, что именно эта религиозная идея, невзирая на декларативный отказ от религии, отчетливо просматривается в революционных событиях начала ХХ века.

Потрясения 1905-1917 гг. были восприняты значительной частью русского общества как грандиозная попытка построения Царства Божьего на земле. Стремление увидеть здесь и сейчас Царство Божие проявлялось во всех сферах – в политике, Церкви.
Литература и поэзия тех лет очень хорошо передают восторженные настроения людей, находившихся, как они считали, в преддверии полного и почти мгновенного преображения мира человеком-творцом, который занял место Бога-творца, сохранив все его функции. Не случайно в поэзии и прозе тех лет почти не встречаются описания природы и повседневной жизни, зато создаются целые гимны индустриальным творениям человека.

Начинает зарождаться новый культ. Место отвергнутого Бога занимает, в частности, пролетариат, который начинают воспевать так же, как раньше воспевали Бога и Богоматерь.

Вскоре после революции Всероссийский Исполнительный комитет опубликовал «Десять Заповедей Пролетария», имевшие прямые аналогии с Десятью Заповедями Моисея, которые были даны ему Богом на горе Синай. Многие плакаты большевиков напрямую подражают иконам. Так, обычным сюжетом стало изображение рабочего или солдата в образе Святого Георгия – сидящим на красном коне и поражающим дракона–буржуазию.

Стремление как можно скорее оказаться в «Царстве Божием» здесь, на земле, пронизывало повседневность. Стремление освободиться от самих себя «ветхих» и «прошлых» новыми выражается прежде всего в массовой смене имен. Старые имена из христианских святцев заменялись новыми, взятыми из пролетарских календарей. Это великолепно отражено в повести М.Булгакова «Собачье сердце».
Новые имена отражали всю актуальность и новизну эпохи, воплощали в себе главнейшие ее символы: Ким (Коммунистический Интернационал Молодежи), Владлен (Владимир Ленин), Красарм (Красная армия), Лунио (Ленин умер, но идеи остались), Изаида (Иди за Ильичом, детка), Вилор (Владимир Ильич Ленин организовал революцию), Рэм (Революция, Электрификация, Мир), Молот, Трактор, Нинель («Ленин» наоборот), Энгелина (в честь Энгельса), Рева (в память о революции), Серпина, Парижкома и др.
По выходным - культурная программа. Продолжаю цикл лекций о концентрационных лагерях Нацистской Германии. В 18-й лекции мы обсуждаем, как осуществлялся в лагерях поиск смысла, почему люди, рационально мыслящие, гибли чаще, чем верующие, как именно люди поддерживали в себе веру. Подробности здесь https://youtu.be/EaA-P4Y6CUo
Недавно прошел день памяти политзаключенных. В этот день у Соловецкого камня совершается традиционный ритуал – чтение имен жертв «большого террора». Собираются люди преимущественно либеральных взглядов чтобы помянуть погибших.

Дело, безусловно, хорошее. Хотя бы потому, что есть те, кто помянет погибших. Надолго ли поминающих хватит – неизвестно, но факт остается фактом.

Примечательно то, что подавляющее большинство тех, кто читает у камня фамилии погибших, одобряют распад СССР. Рухнула, де, тоталитарная бесчеловечная империя, «кто то палкой с винтом, понатужась, об рельсу ударил – и как кинулись все в распрекрасную ту благодать». Свобода… можно погалдеть за дошираком и яишенкой о величии духа, Флоренском и Пастернаке…

И вот здесь начинаются вещи интересные. Погибшие при Сталине люди погибли за идею. Правильную или нет – не важно, важно, что она была. За идею великого государства, за идею всеобщего счастья, за идею процветания и очищения. Погибли во имя. Они были принесены на алтарь и поэтому у них есть статус жертв и есть их палачи. Если бы были храмы либеральных богов, они были бы нарисованы на стенах в красных гиматиях, держащие собственные головы в руках перед собой, как Дионисий Ареопагит.

Однако в результате распада СССР погибло людей намного больше, чем при Сталине. Опустились, обнищали и умерли, ограблены и убиты бандитами на улицах, покончили с собой, все потеряв и так далее. Многие навсегда остались инвалидами, прежде всего социальными, у сотен тысяч людей оказалась надломлена психика, разрушена личность, что привело к их отсроченной гибели в результате болезней. Они погибли не за идею (рынок это не идея), не за свободу (ее так и не случилось), не за культурный взрыв (его не произошло), не за процветание (не всем удалось его достичь), а за то, чтобы у нескольких десятков подонков были яхты, счета и особняки в Лондоне. Потому что так захотелось кучке завлабов. То есть они не жертвы и их палачи не прячутся, а спокойно выступают по телевизору, статейки пишут, свадьбы играют – скажи Чубайсу, Явлинскому или Вавилову, что они виновны в гибели миллионов людей – обидятся и разместят в «Коммерсанте» за бабло страстный апологетический текст в духе «Каждый проданный завод это был гвоздь в крышку гроба коммунизма». (это цитата того же Чубайса).

Об этих погибших, искалеченных людях никто из сочувствующих жертвам - политзаключенным ни разу не пожалел. Никто из потерпевших от Сталина не выходит их поминать, нет ни одного мартиролога, ни одной «книги памяти», ни одного мемориального музея. Этих людей просто не стало – всё, кончились, делись, перемолоты в рыночную пыль, раздутую, развеянную ветром либеральных освободительных реформ.

Но и это не всё. Любители почитать фамилии у Соловецкого камня оправдывают произошедшее объективной необходимостью. Они мстительно произносят «страна была обречена», «всё сгнило», «нужна была новая, демократическая Россия», «неприятно, но что поделать», «такова историческая закономерность», «были нужны перемены», не замечая, что именно эти соображения, только иначе высказанные, двигали тем самым ненавистным Сталиным, уничтожавшим несчастных политзаключенных.

И все это – сталинская логика целесообразности и предопределенности гибели одних, оды Ельцину и ностальгия по девяностым прекрасно уживаются с трагическими нотами в голосе при чтении имен политзаключенных, с переживаниями и проклятиями Сталину, со скорбью о роковых тридцатых.

И ничего, никакие пельмени «От Палыча» у них в горле не застревают, когда они ужинают после очередного «дня памяти политзаключенных».
Предстоящий год пройдет под знаком 350-летия Петра Первого. Будет много речей, мораль которых: «если бы не Пётр, то…» и дальше ужасы в духе общества «Мемориал». Меня всегда удивляло вот это нерассудительное, галломанское, тянущееся из XVIII века немое восхищение Петром, который «Россию поднял на дыбы», на берегу пустынных волн стоял, дум великих полн и вот…

Что вот? В результате реформ Россия была принудительно направлена по пути копирования Запада, и главным достоинством российской цивилизации и русского народа в целом отныне считалась способность быстро и без роптаний усваивать западные культурные ценности и традиции. В результате в своей политической, общественной, культурной жизни Россия почти на целое столетие во многом утратила свою самостоятельность, и восстановление этой самостоятельности началось лишь в XIX веке и базировалось не на практическом знании, а большей частью на отвлеченных представлениях. Западная политическая и культурная модель, предлагая уже готовые образцы, устраняла необходимость осмысленной, самостоятельной выработки новых политических форм, культурных стилей и самого образа жизни. Именно поэтому западный опыт, культура, стиль жизни, модели поведения усваивались очень быстро (причем не всем обществом, а только его верхними слоями). Вследствие этого уже через несколько десятилетий после начала XVIII столетия знать и низы кардинально разошлись во взглядах на предназначение власти, государя, Церкви, культуры. Тем самым окончательно оформилось то трагическое противостояние между народом и властью, которое взорвалось в 1917 году и продолжает ощущаться до настоящего времени.

Насильственный отрыв от исторических, церковных, общекультурных традиций допетровского времени приводит к тому, что к началу XIX столетия в значительной степени история и культура допетровского времени была забыта. Забыты корни, база, фундамент. Причем не просто забыты, но было сформировано одностороннее, пренебрежительное отношение к этому многовековому периоду истории и культуры, как к некоему «темному», дикому пласту российской жизни, на фоне которого еще ярче видны европейские достижения XVIII века. В 1826 году преподаватель и конференц-секретарь Академии художеств В.Григорович писал: «Пусть охотники до старины соглашаются с похвалами, приписываемыми каким-то Рублевым и прочим живописцам, жившим гораздо прежде времен царствования Петра: я сим похвалам мало доверяю… Им не доставало образцов. Они не знали древних». Итогом статьи является характерное заключение: «художества водворены в России Петром Великим».

В 1817 году в «Записке о московских достопамятностях» выдающийся историк Н. Карамзин не говорит почти ничего о древних памятниках московской старины: «Близ Спасских ворот заметим готическую церковь Василия Блаженного» - вот всё об уникальном памятнике. Пушкин, родившийся в Москве, бывавший во Пскове и Новгороде, не оставил ни единой строчки о памятниках древней и средневековой Руси – для него их не существовало. Это беспамятство продолжает сохраняться до конца XIX столетия. В великолепном путеводителе, выпущенном в 1898 году к 500-летию Ферапонтова монастыря об изумительных фресках Дионисия, являющихся одной из вершин национальной культуры, сказано лишь: «Стены собора, не исключая его сводов и купола, сплошь украшены старинной фресковой живописью», а в словаре Брокгауза нет статьи об Андрее Рублеве.

Вместе с культурой естественным образом забывается и история. Уже в 1760 году на запрос Сената об исторических памятниках киевские власти не смогли вспомнить ничего конкретного. «В котором году, от кого и для чего оные городы построены, - писали в ответе чиновники о городских укреплениях, - о том в Киевской губернской канцелярии известия не имеется... А что оной город верхний давно был от татар и других народов осаждаем и разоряем, о том с происходимого в народе слуху известно, но когда именно и от кого те разорения чинимы были, неизвестно».

Это все благодаря Петру. Вернее, не всё. Продолжение следует.
Немного о национальном характере и его отношении к медицине. Есть еще одна существенная деталь этого характера – для очень многих людей чем глобальнее угроза здоровью, тем спокойнее к ней отношение – все равно ничего не поделать. Фатализм ли это, пофигизм или сильная вера в Бога – сказать трудно, но факт остается фактом – многие люди чаще и охотнее лечат ерунду, нежели что-то серьезное. Вспомним рассказ врача у Куприна в «Молохе»:

«Представьте себе, приходит на утренний осмотр парень, из масальских каменщиков. Эти масальские ребята, какого ни возьми, все, как на подбор, богатыри, "Что тебе?" - спрашиваю. "Да вот, господин дохтур, резал я хлеб для артели, так палец маненечко попортил, кровь никак не уймешь". Осмотрел я его руку: так себе царапинка, пустяки, но нагноилась немного; я приказал фельдшеру положить пластырь. Только вижу, парень мой не уходит. "Ну, чего тебе еще надо? Заклеили тебе руку, и ступай". - "Это верно, говорит, заклеили, дай Бог тебе здоровья, а только вот што, этто башка у меня трешшыть, так думаю, заодно и напротив башки чего-нибудь дашь". "Что же у тебя с башкой? Треснул кто-нибудь, верно?" Парень так и обрадовался, загоготал. "Есть, говорит, тот грех. Ономнясь, на Спаса (это, значит, дня три тому назад), загуляли мы артелью да вина выпили ведра полтора, ну, ребята и зачали баловать промеж себя... Ну, и я тоже. А опосля... в драке-то нешто разберешься?.. ка-ак он меня зубилом саданул по балде... починил, стало быть... Сначала-то оно ничего было, не больно, а вот теперь трешшыть башка-то". Стал я осматривать "балду", и что же вы думаете? - прямо в ужас пришел! Череп проломлен насквозь, дыра с пятак медный будет величиною, и обломки кости в мозг врезались... Теперь лежит в больнице без сознания. Изумительный, я вам скажу, народец: младенцы и герои в одно и то же время».


Именно эту проблему мы видим сегодня. Нам показывают коронавирус как громадное, планетарного масштаба явление, каждые полгода меняющее обличья, маски, формы, от которого не спастись ни на крыше, ни в погребе, ни в келье под елью. Идущая почти два года отчаянная борьба приносит лишь временное облегчение, победить вирус не удается – удается лишь на время насторожить – что вызывает множество вопросов. Глобальность явления, его настойчиво подчеркиваемая непобедимость («коронавирус – это навсегда», «нам придется теперь постоянно носить маски» и т.д.) заставляет очень многих махнуть рукой и заниматься менее глобальными вещами, тайно или явно отказываясь поддерживать новый порядок вещей.
«Песков назвал тревожной ситуацию на границе Польши и Белоруссии”.

Как это верно, Ватсон.
https://youtu.be/gjq5xsLeyJQ
Продолжаем https://yangx.top/yakemenko/6605 об «уникальном» Петре, его эпохе и завоеваниях.

Его окружение это иконостас самого разного сброда. Меншиков, сын придворного конюха и торговец пирожками, Лефорт, авантюрист из Женевы, Бутурлин, «человек злорадный и пьяный и мздоимливый» и многие другие, похожие. В его защиту говорят, что он освоил более 10 ремесленных специальностей, в частности, мог выточить на токарном станке деревянную безделушку – очень важная и необходимая компетенция правителя гигантской страны. О его чудовищных, противоестественных развлечениях на ассамблеях хорошо известно, его «сумасброднейшего, всешутейшего и всепьянейшего собора» и войны с церковью достаточно, чтобы перестать считать его «Великим».

Проводя реформы, Петр почти не создавал ничего нового. Приглашение иностранных мастеров в Россию, посылка своих людей для обучения за границу, школы по западному образцу, книгоиздательство, переводная и оригинальная западная литература, театр, кораблестроение, первая газета, первые заводы и мануфактуры - все это уже так или иначе существовало в России в предшествующее время. Организация знаменитых петровских школ была отвратительна - педагогический персонал вербовался из иностранцев Немецкой слободы, пленных, а чаще всего за границей. Горстка настоящих специалистов была разбавлена огромным количеством авантюристов и самозванцев.

Так, директор Морской академии Илер за короткий срок довел ее до катастрофического состояния: «Деньги, которые ему отпущены в большом числе, — записано было в документах комиссии, проверявшей его деятельность, — все равно что в окно выкинуты. Регламенты, им поданные, не были его практики, а переписаны с печатных правил французской морской академии, а он выдал их за свои… Илер, во время годового своего пребывания в академии ни одного кадета в дальнейшую науку не произвел и успехов в самой меньшей науке свидетельствовать не может». Первую выпущенную Петром газету (Ведомости) никто не читал – пришлось открывать рядом с Красной площадью «австерию» (ресторан), в котором кормили бесплатно, но только после того, как посетитель под надзором солдата прочитывал всю газету от начала и до конца.

Театр (комедийная храмина) был балаганом, зрители во время действия ели, пили, смеялись и разговаривали. Взятый в армию человек оставался на службе пожизненно, испытывая тяжелейшие лишения. Неудивительно, что размах дезертирства был катастрофическим — нередко от набранного полка через месяц оставалось меньше половины. Для борьбы с дезертирством заковывали новобранцев в кандалы и клеймили их наколками. Из пушек, изготовленных из перелитых колоколов, нельзя было стрелять – колокольная бронза содержит много олова, которое выгорало и пушка очень быстро приходила в негодность.

Для поощрения государственной торговли был введен ряд государственных монополий, разорительных для людей - монополия на соль увеличила цены на нее вдвое, а на табак - в 8 раз. Новый налог – подушная подать – был высчитан без учета реальных финансовых возможностей налогоплательщиков и превышал платежеспособность населения (поэтому полностью ни разу не был собран), что вызвало рост недоимок, которые в 1732 году составили 15 миллионов рублей и вдвое превысили сумму доходов. Именно с этими недоимками во многом и были связаны дополнительные налоги на бороды, дубовые гробы, ульи, бани, барки, рыбные ловли, бороды и прочее. Ключевский справедливо отмечал, что среди множества реформ, способствовавших развитию России, Петром не было сделано главного — не была дана свобода крестьянам.

А сколько погибло людей на строительстве Петербурга - города, заложенного на границе с воюющими странами во время войны! А сколько было загублено купечества, насильно перетащенного из Архангельска в город на болоте, где нельзя было торговать...

И так далее. Большинство начинаний Петра, будучи продиктованы сиюминутными надобностями или просто личным его желанием, были свернуты после его смерти или подверглись значительной коррекции.

Так что отпразднуем 350 лет того, без кого нам было бы значительно легче.
Один из самых глубоких и трогающих за душу памятников войны, которые приходилось видеть - это заплывшие траншеи и окопы военного времени в лесу, на обрыве над рекой или озером (эта траншея на берегу Селигера). Затянувшиеся землей, засыпанные палыми листьями, валежником, они видны и сегодня, как зажившие шрамы, которые давно не болят, превратившись в знак памяти, который заставляет землей помнить беду, травму, трагедию. Всегда пытаешься представить, как почти 80 лет назад кто-то сидел в этой траншее, вглядываясь в другой берег, торопливо что - то ел, разговаривал с товарищами, стрелял. Невозможно представить, что в этом тихом, умиротворённом месте, свистели пули, рвались снаряды и бомбы и передвигаться можно было только пригнувшись. Здесь решалась судьба страны. Где, в какой земле лежат сейчас люди, ушедшие когда то из этой траншеи?

Не на все вопросы должен быть ответ.
В ХХ столетии было две страны, стремившиеся влиять на весь мир. Это сначала США и СССР, затем США и Россия. Существенным фактором влияния на внутреннее развитие этих стран, начиная от экономики и добычи сырья и кончая формированием общественного сознания и политикой, были внешние вызовы и угрозы, а также масштаб этих угроз.

В свете этого обстоятельства является интересным тот факт, что именно СССР и вызовы с его стороны формировали кандидата на президентский пост США в большинстве случаев. Так, Р.Рейган победил на выборах президента США в 1981 году в значительной степени благодаря той системе отношений, которая сложилась между СССР и США. Отношения были хуже некуда и Америке был необходим «ястреб», который сможет сдержать рост внешней угрозы. Время мутного и слабого Горбачева совпало с правлением Буша - старшего, невнятного и однообразного.

Появление разухабистого пьяницы Ельцина вызвало к жизни рубаху - парня Клинтона, весёлого, беззаботного и совсем не вредного. Когда Путин взял курс на усиление России, в США победил ещё один Буш, очень воинственный, а невнятная, либерально-реваншистская эпоха Медведева, когда бояться было нечего и некого, привела на пост президента США лощеного выпускника школы права при Гарварде, который еле дотянул.

Все шло к тому, что ответом на жёсткого сегодняшнего Путина будет хищная старушка Клинтон с лицом, которое, как говорят в народе, «и в три дня не заплюешь», восстанавливающая пошатнувшуюся мощь США. Но внутренние проблемы Америки впервые оказались сильнее внешних вызовов и «победил» Трамп. С этого момента начался разрыв - Путин прежний, энергичный и активный, а новый президент США словно на контрасте дряхлый, хватающийся за тень от дверной ручки, здоровающийся с невидимыми собеседниками и падающий на трапе.

Так что Россия действительно участвует в выборах президента США.
39 лет назад в этот день не стало Брежнева.

«Как хорошо мы плохо жили…» (с)
Сегодня все чаще можно слышать тезис о том, что мы вступаем в новый мир, новую реальность, новую нормальность. Обозначается она по разному. «Четвертая промышленная революция», «Новый мировой порядок», не к месту и к слову поминают Шваба, Гейтса, олигархат, закулису и цифровой концлагерь. В качестве основного пропуска в новый мировой порядок называют вакцинацию (причастие нового мирового порядка) и сопряженные с ней вакцинные паспорта и QR-коды (пропуск в новый мир).

И вот здесь нельзя не задаться вопросами.

В мировой истории было несколько периодов, когда цивилизации вступали в новый мировой порядок и новую нормальность (последняя иногда оборачивалась старой ненормальностью, но это так, к слову). Князь Владимир в 988 году приглашал киевлян креститься на Днепр, так как начинался новый, христианский порядок. Крестившиеся (порой с трудом) получали новую культуру («культуру совести»), великолепную архитектуру, вдохновенную литературу, музыку, иконопись. Получали то, чего у них никогда не было и что кардинально меняло все их бытие. Было понятно, зачем претерпевать борения, переживать внутренний протест, идти креститься.

В 1917 году большевики объявили наступление новой эпохи, приход новой нормальности. Людей принуждали приносить присягу новой власти, демонстрировать лояльность, менять привычки, порядки, быт и обиход, усваивать новый язык. Были принесены огромные жертвы. Взамен люди получали новую нормальность, которой раньше не было – грамотность, новые формы культуры, объединяющую идею справедливости колоссальной силы, перспективы, новую систему мироустройства, кардинально отличную от старой. Было понятно, зачем, за что гибли, страдали люди и применялось насилие.

2021 год. По всему миру люди должны постоянно, регулярно вакцинироваться, справлять себе новые документы, идти на социальные и политические конфликты, восставать на соседа и ближнего, лишаться доходов и бизнеса, впадать в нищету и бесправие. За это им обещают новую нормальность и новый мировой порядок, которые заключаются в том, что вакцинированным разрешается ездить в трамвае, в котором они ездили и раньше, ходить в магазин, куда они ходили прежде, посещать кино, которое они и так посещали и работать там, где они всю жизнь работали.

То есть люди, вынужденные получать пропуск в новую нормальность, не получают никаких прорывов, никаких чудес, никаких сверхвозможностей и перспектив, Обетованная земля по прежнему за горизонтом и град Китеж так же скрыт на дне Светлояра. Они, предъявив пропуск, просто получают старую нормальность, но уже как бонус. Получают право жить так же, как жили и раньше, все минувшие годы, что намертво привязывает людей к прошлому, сокращает территорию ностальгии (в 70-х пространство ностальгии было лет 20-25 – грустили по 50-м, в 2000-х по 90-м (5-10 лет), а сегодня ностальгируют по позапрошлому году или даже уже тоскуют по ностальгии), блокирует любую перспективу. То есть вместо нового мира и новой нормальности людям предложили оплачивать право не менять прежний образ жизни, что означает, что настоящий, нынешний порядок и образ жизни не стоит и ломаного гроша. Порыв к новому миру обернулся античным возвращением к золотому веку, будущее уже прошло и оказалось за спиной, обещанный новый мир оказался что ни на есть тем самым. Старым и добрым. А впереди ничего. Совсем ничего.

Очень любопытно получается.
Якеменко pinned Deleted message
Сверхдепутат, архикретин и супердезертир Прилепин, как сообщают, не появляется во МХАТе с тех пор, как было первое собрание коллектива. Видимо, кураторы супердезертира приказали залезть под лавку и не отсвечивать, а то корыто отберут, придётся на хуторке жить сдачей в аренду зимой гамаков. Интересен и тот факт, что с момента выноса бузоволюбивого урода Боякова из театра его подельник Прилепин не сказал ни одного слова в защиту пахана и вообще о ситуации в театре. Запретили кураторы. И это верно. Как только сверхдепутат открывает рот - мухи дохнут, обои отклеиваются, а в АП кураторы хватаются за корвалол.

Тем более сейчас вернётся Доронина, встретит его в коридоре, топнет ногою, крикнет с негодованием: «это что ещё за мурло с башкой как яйцо динозавра тут шастает? Здесь театр или подворотня? Охрана, вынесите его отсюда и сдайте в утильсырье, 14 рублей 45 копеек, которые за него дадут, пошлите Боякову, а театр продезинфицируйте».

Так что чем тише, тем лучше.