This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Великолепную Ольгу Курлаеву, настоящего военного корреспондента - с днём Рождения.
Мои наилучшие пожелания.
Мои наилучшие пожелания.
Forwarded from Школьный историк Виктор Тришкин👨🏫
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Сегодня давал интервью на канале Соловьев Лайф Борису Григорьевичу Якеменко. Отлично пообщались, очень уважаю этого историка и отличного ведущего. Спасибо большое за приглашение.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Газета «Анархия». 1918 год. Издавали ее настоящие анархисты, а не вот это вот весь субкультурный доширак, что ныне. Из неё мы узнаем, что с анархистами были Малевич и Родченко.
Forwarded from Первый Севастопольский
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Четыре года назад в Париже сгорел собор Парижской Богоматери (Нотр Дам). Случилась национальная трагедия.
Я был в этом соборе десятки раз. Находясь в Париже, я приходил к восьми часам утра, к открытию, когда в соборе начинается служба и почти никого нет, направлялся к иконе Владимирской Богоматери, молился, а затем подолгу сидел, вспоминая Гюго: «В конце концов он стал на него похожим; он словно врос в здание, превратившись в одну из его составных частей. Он казался не только обитателем собора, но и естественным его содержанием. Это было его жилище, его логово, оболочка».
Много раз был на выносе Тернового Венца (его выносят каждую первую пятницу месяца), наблюдая поразительное средневековое зрелище – тамплиеры в белых балахонах процессией выносят величайшую святыню мира, которую просто увидеть издалека уже событие, а здесь можно видеть вблизи, а потом приложиться в тому самому Венцу, который две тысячи лет назад был на Его голове, был свидетелем величайших страданий и величайшей славы.
Находясь в соборе или около него, чувствуешь себя средневековым алхимиком, который годами всматривается в собор, стремясь найти в нем тайну всей своей жизни или Прустом, который ищет описанного Рескиным маленького человечка на портале собора и тем самым познает не только собор, но и Рескина. Собор – гармония искусств и света, в основе собора мысль а не сердце, действие, а не созерцательность.
Собор всегда был центром готической средневековой культуры, вокруг него строился весь мир (собственно, собор и был этим миром), собор рос вместе с миром и, как мир, не имел окончания – ни один из «великих соборов» не завершен. А чтобы понять, что такое шпиль собора, насколько важна эта деталь, нужно взять Голдинга и его «Шпиль», где весь роман настоятель Джослин утверждает себя и свой мир через строительство шпиля, вторгаясь в тело храма, вонзаясь шпилем в тело мира, думая, что он удержит на земле ветхое тело самого настоятеля. Понять собор – значит понять западного человека, увидеть его прошлое и будущее.
То есть собор это сублимация мира, самая яркая связь средневековья с нашими днями, его шпиль был стержнем, на котором держалась Франция, ее культура и история. Теперь перед нами не просто израненный памятник – перед нами израненная плоть Франции, ее народа. Есть горький символизм в том, что это произошло тогда, когда Европу затопляют мигранты, когда великая культура, воплощенная в соборах Франции, продается распивочно и на вынос ордам туристов, когда собор лучше и величественнее тех, кто сегодня входит в него.
Каждый год в этот день я перечитываю Пруста «Памяти убитых церквей» - реквием по храмам, погибшим и пострадавшим в Первой Мировой войне. Казалось бы, это было давно. Но вот четыре года назад Dies Irae. И нет с того дня более актуальной книги. Ибо в пламени собора мы видели будущее Европы.
Как жаль.
Я был в этом соборе десятки раз. Находясь в Париже, я приходил к восьми часам утра, к открытию, когда в соборе начинается служба и почти никого нет, направлялся к иконе Владимирской Богоматери, молился, а затем подолгу сидел, вспоминая Гюго: «В конце концов он стал на него похожим; он словно врос в здание, превратившись в одну из его составных частей. Он казался не только обитателем собора, но и естественным его содержанием. Это было его жилище, его логово, оболочка».
Много раз был на выносе Тернового Венца (его выносят каждую первую пятницу месяца), наблюдая поразительное средневековое зрелище – тамплиеры в белых балахонах процессией выносят величайшую святыню мира, которую просто увидеть издалека уже событие, а здесь можно видеть вблизи, а потом приложиться в тому самому Венцу, который две тысячи лет назад был на Его голове, был свидетелем величайших страданий и величайшей славы.
Находясь в соборе или около него, чувствуешь себя средневековым алхимиком, который годами всматривается в собор, стремясь найти в нем тайну всей своей жизни или Прустом, который ищет описанного Рескиным маленького человечка на портале собора и тем самым познает не только собор, но и Рескина. Собор – гармония искусств и света, в основе собора мысль а не сердце, действие, а не созерцательность.
Собор всегда был центром готической средневековой культуры, вокруг него строился весь мир (собственно, собор и был этим миром), собор рос вместе с миром и, как мир, не имел окончания – ни один из «великих соборов» не завершен. А чтобы понять, что такое шпиль собора, насколько важна эта деталь, нужно взять Голдинга и его «Шпиль», где весь роман настоятель Джослин утверждает себя и свой мир через строительство шпиля, вторгаясь в тело храма, вонзаясь шпилем в тело мира, думая, что он удержит на земле ветхое тело самого настоятеля. Понять собор – значит понять западного человека, увидеть его прошлое и будущее.
То есть собор это сублимация мира, самая яркая связь средневековья с нашими днями, его шпиль был стержнем, на котором держалась Франция, ее культура и история. Теперь перед нами не просто израненный памятник – перед нами израненная плоть Франции, ее народа. Есть горький символизм в том, что это произошло тогда, когда Европу затопляют мигранты, когда великая культура, воплощенная в соборах Франции, продается распивочно и на вынос ордам туристов, когда собор лучше и величественнее тех, кто сегодня входит в него.
Каждый год в этот день я перечитываю Пруста «Памяти убитых церквей» - реквием по храмам, погибшим и пострадавшим в Первой Мировой войне. Казалось бы, это было давно. Но вот четыре года назад Dies Irae. И нет с того дня более актуальной книги. Ибо в пламени собора мы видели будущее Европы.
Как жаль.
Любопытно следить за риторикой омалофеевшейся «православной общественности». У нее окончательно исчезли полутона и теперь любая ария сразу крещендо до фортиссимо. Например, больше в их лексиконе не встречается понятие «грех» и тем более «страсть», «искушение» и пр. – их заменил один термин.
Сатанизм.
Теперь всё сатанизм. Поел в пост скоромного – сатанист. Сказал что-то не то – пал в ноги сатане. Сходил на дискотеку – осатанел. Появились не только сатанисты, но сатанинские страны и даже континенты. Например, Украина или США – сатанинские государства, есть сатанинский Запад в целом.
При этом Азия и Восток у них не сатанинские, хотя в индуизме такое есть (типа храма Дэви Джагадамби в Кхаджурахо), что часть «общественности» вспыхнула бы до корней волос, а другая часть сильно сатанински искусилась и, возможно, даже бы грехопаднула. Но, очевидно, им мешает объявить Индию или другую страну сатанинской простое невежество. В этом, кстати, польза последнего – оно служит предохранительным клапаном для бреда.
Так что же такое «сатанизм»? У него нет ни в науке ни в богословии внятного определения – это и «оккультно-религиозные представления», и «крайнее выражение материализма и гедонизма западной цивилизации», и «идеология поклонения злу», «духовная ориентация на деструкцию». Сатанизмом объявлялся и гедонизм и секуляризм и язычество и пр. То есть сатанизм это все, что угодно и это крайне удобно для примитивного мышления, что мы и видим, когда все, что не нравится или противоречит привычной системе ценностей, объявляется сатанизмом.
Кто же может именоваться сатанистом? У святых отцов часто повторяется мысль, что «он вор» и «он украл» не одно и то же. Украсть не значит стать вором. Пенсионер, стащивший батон в магазине, не вор. «Вор» это идеология, система убеждений, когда воровство становится образом жизни, когда нанесение ущерба другим – целью, часто имеющей не только материальное обоснование, но приносящей моральное удовлетворение. То же самое и с сатанизмом. Есть «любители остренького», есть «протестуны» против «надоевших правил», есть те, кому хочется пощекотать нервы и пощупать границы запретного. Наконец, есть больные, психопаты, маньяки с болезненной тягой к насилию, садизму, некрофилии.
По настоящему «религиозных сатанистов», «теистических сатанистов», среди всех, кого так именуют, то есть изучавших Лавея, Скавра, Кроули, Конноли, Форда и пр., имеющих знания, убеждения, оформленные в культе, текстах, образе жизни, по сравнению с остальными категориями довольно мало. Это не говоря уже о том, что теистический сатанизм, пропагандирующий антиценности, не автономен – он не создает последние, а заимствует из христианства, выворачивая наизнанку. То есть невольно становится копией, пародией, той самой «обезьяной Бога», которая никогда не победит оригинал по определению.
Именно поэтому настоящие, не матрешечные христиане, не паникуют. В Великую субботу прозвучат слова о том, что «царствует ад, но не вечнует над родом человеческим». В святоотеческом наследии, в молитвах, в богослужебных текстах многократно говорится о том, что сила сатаны есть иллюзия, и, главное, она может действовать на человека только если он поддается. Вообще в православной традиции не принято уделять большое внимание сатане - православное учение о нем занимает у Иоанна Дамаскина полстраницы.
Однако сегодня издаются тысячи книг и брошюр, в которых роль сатаны описывается в подробностях, значительно преувеличивается, идет возгонка страхов, ужасов, катастроф – людей не учат, не воспитывают, не вразумляют, а пугают и ужасают.
И вот здесь самое время вспомнить, что эта тенденция проникла к нам – ах – с того самого сатанинского Запада, где сатана и черты его личности, ад, муки, ужасы описывались всегда в подробностях и деталях (можно вспомнить Босха, Дюрера, Лойолу, Шелли, Гете, Мильтона, Байрона, Бодлера), что породило жанры «Horror” и «готический роман», чего у нас никогда не было (в отечественном кино, например, нет жанра «horror”).
То есть страсть наших «православных» искать везде сатану это чисто сатанинское западное изобретение.
Вот те раз.
Сатанизм.
Теперь всё сатанизм. Поел в пост скоромного – сатанист. Сказал что-то не то – пал в ноги сатане. Сходил на дискотеку – осатанел. Появились не только сатанисты, но сатанинские страны и даже континенты. Например, Украина или США – сатанинские государства, есть сатанинский Запад в целом.
При этом Азия и Восток у них не сатанинские, хотя в индуизме такое есть (типа храма Дэви Джагадамби в Кхаджурахо), что часть «общественности» вспыхнула бы до корней волос, а другая часть сильно сатанински искусилась и, возможно, даже бы грехопаднула. Но, очевидно, им мешает объявить Индию или другую страну сатанинской простое невежество. В этом, кстати, польза последнего – оно служит предохранительным клапаном для бреда.
Так что же такое «сатанизм»? У него нет ни в науке ни в богословии внятного определения – это и «оккультно-религиозные представления», и «крайнее выражение материализма и гедонизма западной цивилизации», и «идеология поклонения злу», «духовная ориентация на деструкцию». Сатанизмом объявлялся и гедонизм и секуляризм и язычество и пр. То есть сатанизм это все, что угодно и это крайне удобно для примитивного мышления, что мы и видим, когда все, что не нравится или противоречит привычной системе ценностей, объявляется сатанизмом.
Кто же может именоваться сатанистом? У святых отцов часто повторяется мысль, что «он вор» и «он украл» не одно и то же. Украсть не значит стать вором. Пенсионер, стащивший батон в магазине, не вор. «Вор» это идеология, система убеждений, когда воровство становится образом жизни, когда нанесение ущерба другим – целью, часто имеющей не только материальное обоснование, но приносящей моральное удовлетворение. То же самое и с сатанизмом. Есть «любители остренького», есть «протестуны» против «надоевших правил», есть те, кому хочется пощекотать нервы и пощупать границы запретного. Наконец, есть больные, психопаты, маньяки с болезненной тягой к насилию, садизму, некрофилии.
По настоящему «религиозных сатанистов», «теистических сатанистов», среди всех, кого так именуют, то есть изучавших Лавея, Скавра, Кроули, Конноли, Форда и пр., имеющих знания, убеждения, оформленные в культе, текстах, образе жизни, по сравнению с остальными категориями довольно мало. Это не говоря уже о том, что теистический сатанизм, пропагандирующий антиценности, не автономен – он не создает последние, а заимствует из христианства, выворачивая наизнанку. То есть невольно становится копией, пародией, той самой «обезьяной Бога», которая никогда не победит оригинал по определению.
Именно поэтому настоящие, не матрешечные христиане, не паникуют. В Великую субботу прозвучат слова о том, что «царствует ад, но не вечнует над родом человеческим». В святоотеческом наследии, в молитвах, в богослужебных текстах многократно говорится о том, что сила сатаны есть иллюзия, и, главное, она может действовать на человека только если он поддается. Вообще в православной традиции не принято уделять большое внимание сатане - православное учение о нем занимает у Иоанна Дамаскина полстраницы.
Однако сегодня издаются тысячи книг и брошюр, в которых роль сатаны описывается в подробностях, значительно преувеличивается, идет возгонка страхов, ужасов, катастроф – людей не учат, не воспитывают, не вразумляют, а пугают и ужасают.
И вот здесь самое время вспомнить, что эта тенденция проникла к нам – ах – с того самого сатанинского Запада, где сатана и черты его личности, ад, муки, ужасы описывались всегда в подробностях и деталях (можно вспомнить Босха, Дюрера, Лойолу, Шелли, Гете, Мильтона, Байрона, Бодлера), что породило жанры «Horror” и «готический роман», чего у нас никогда не было (в отечественном кино, например, нет жанра «horror”).
То есть страсть наших «православных» искать везде сатану это чисто сатанинское западное изобретение.
Вот те раз.
Forwarded from ФоРГО
КПРФ вне патриотического тренда
Госдума отклонит законопроект КПРФ, который подразумевает смягчение наказаний за нарушения при подготовке и проведении публичных мероприятий, в том числе демонстраций и митингов, выяснили «Известия». В прошлом году документ получил отрицательные отзывы от профильного комитета и правительства, но недавно о нем снова — и не без помощи коммунистов — вспомнили в парламенте. В компартии утверждают, что документ может быть полезен как обществу, так и властям, но эксперты уверены: это обычный популизм и попытка привлечь внимание на фоне снижения своего рейтинга и маргинализации КПРФ.
Любовь коммунистов к массовым мероприятиям берет свои истоки еще в начале 20-го века, считает президент ФоРГО Константин Костин: «В свое время это стало даже неким государственным форматом - различного рода и повода демонстрации хорошо помнит старшее поколение. Так что эта тема для КПРФ не новая. Опыт проведения есть, как и опыт жесткого подавления любых попыток несанкционированного активизма имеется. Никаких заявок, согласования мест, увещеваний, профилактирования как сейчас, при них не было. И это тоже помнит старшее поколение.
Что же касается политического смысла в предлагаемых поправках, то его просто нет. Это то, что называется иностранным словом хайп, а попросту - шумиха, ажиотаж. И причин у этого несколько.
Во-первых, разгром коммунистического кандидата на президентских выборах перевел КПРФ из статуса главной оппозиционной партии в разряд всего лишь одной из многих. А утраченные позиции, особенно в контексте предстоящих ЕДГ, нужно компенсировать. Второе - это прощупывание настроений, попытка в очередной раз зайти в оппозиционную нишу. Третье - напомнить о себе. И четвертое - ставшая уже традиционной безответственность - инициатива звонкая, запах от нее резкий, делать ничего не надо, работы по ее реализации не планируется, в отличии, кстати, от инициатив других партий, а в инфополе зайдет, шуму будет достаточно, да и власть можно в очередной раз объявить недемократичной.
Сами-то коммунисты на несанкционированные митинги как правило не ходят, а вот подлить маслица в огонь - это запросто. Но самая главная, на мой взгляд, ошибка коммунистов - это то, что эта инициатива не просто не учитывает настроение и запросы общества, а идет в абсолютной противофазе с патриотическими настроениями в стране, консолидацией людей вокруг флага. А это уже просчет системный, который может привести не к росту базы поддержки КПРФ, а к оттоку их ядерного электората, который настроен в большинстве своем патриотически».
Источник: Известия
Госдума отклонит законопроект КПРФ, который подразумевает смягчение наказаний за нарушения при подготовке и проведении публичных мероприятий, в том числе демонстраций и митингов, выяснили «Известия». В прошлом году документ получил отрицательные отзывы от профильного комитета и правительства, но недавно о нем снова — и не без помощи коммунистов — вспомнили в парламенте. В компартии утверждают, что документ может быть полезен как обществу, так и властям, но эксперты уверены: это обычный популизм и попытка привлечь внимание на фоне снижения своего рейтинга и маргинализации КПРФ.
Любовь коммунистов к массовым мероприятиям берет свои истоки еще в начале 20-го века, считает президент ФоРГО Константин Костин: «В свое время это стало даже неким государственным форматом - различного рода и повода демонстрации хорошо помнит старшее поколение. Так что эта тема для КПРФ не новая. Опыт проведения есть, как и опыт жесткого подавления любых попыток несанкционированного активизма имеется. Никаких заявок, согласования мест, увещеваний, профилактирования как сейчас, при них не было. И это тоже помнит старшее поколение.
Что же касается политического смысла в предлагаемых поправках, то его просто нет. Это то, что называется иностранным словом хайп, а попросту - шумиха, ажиотаж. И причин у этого несколько.
Во-первых, разгром коммунистического кандидата на президентских выборах перевел КПРФ из статуса главной оппозиционной партии в разряд всего лишь одной из многих. А утраченные позиции, особенно в контексте предстоящих ЕДГ, нужно компенсировать. Второе - это прощупывание настроений, попытка в очередной раз зайти в оппозиционную нишу. Третье - напомнить о себе. И четвертое - ставшая уже традиционной безответственность - инициатива звонкая, запах от нее резкий, делать ничего не надо, работы по ее реализации не планируется, в отличии, кстати, от инициатив других партий, а в инфополе зайдет, шуму будет достаточно, да и власть можно в очередной раз объявить недемократичной.
Сами-то коммунисты на несанкционированные митинги как правило не ходят, а вот подлить маслица в огонь - это запросто. Но самая главная, на мой взгляд, ошибка коммунистов - это то, что эта инициатива не просто не учитывает настроение и запросы общества, а идет в абсолютной противофазе с патриотическими настроениями в стране, консолидацией людей вокруг флага. А это уже просчет системный, который может привести не к росту базы поддержки КПРФ, а к оттоку их ядерного электората, который настроен в большинстве своем патриотически».
Источник: Известия
В завершение темы. Что касается «сатанинского государства»… К огорчению малофят, «сатанинских государств» не существует. И, что самое печальное для православных матрёшечников - не существует и христианских государств. Есть государства, в котором существуют сатанисты и христиане (в меньшинстве или большинстве), есть их структуры (разные, большие и малые), но нет ни государств-теократий, ни государств-сатанократий, то есть государств, где воля Бога или сатаны лежала бы в основе государственных стратегий и образа жизни абсолютного большинства, где преобладала бы праведность и святость или тотальный порок и распад.
Кстати, стоит напомнить, что Русская Церковь даже в годы гонений не называла уничтожавшее храмы и духовенство советское государство сатанинским - святитель Тихон в окружном послании от 1.02.1918 года призывал прекратить «дела сатанинские», не называя богоборцев сатанистами. Мало того, святитель соболезновал после смерти Ленина и не запрещал его поминать в молитвах (см. «Вечерняя Москва от 25.01.1924).
В 1927 году известной «Декларацией» Церковь с этим государством примирилась, в 1944 году благодаря этому государству возродила Патриаршество и стала возрождаться сама и потом с ним сосуществовала, не анафематствовав ни Сталина ни Хрущева. Мало того, сегодня те самые малофейцы вбрасывают термин «православный сталинизм» и рассказывают байки о том, как Сталин защищал православие, ездил к Матроне, об иконах, которые возили вокруг Москвы – вместилища безбожной власти.
И сегодняшняя Россия – не христианское, но светское государство (в котором Церковь от государства отделена) с преобладанием формальных православных (воцерковленных в лучшем случае пятая часть), провозглашающее приоритет православных ценностей, но оставляющее гражданам свободу выбора. Мало того, есть в России и сатанисты и даже некие структуры оных.
Если же говорить о глобальных вещах, то для малофёнышей сильно усложняет ситуацию тот факт, что идеалом христианского бытия (византийская «симфония» стремилась именно к этому) вселенской Церкви вообще представлялось «догосударственное существование» в царстве торжества Божественной Истины. То есть речь в христианской традиции вообще не шла о строительстве христианского государства на земле, о чем говорил и философ В.Соловьев («задача не превращать государство в рай, а следить за тем, чтобы оно не превратилось в ад»).
Это царство облекалось в формы эсхатологических утопий, источником которых был описанный в «Откровении» Иоанна Богослова Новый Иерусалим (Откр. 21). Стремление к нему пронизывает как европейскую, так и русскую историю. Среди этих утопий идея «Москва-Третий Рим», град Китеж, Беловодье, Опоньское царство … Эти утопии и их первообраз были отражены в литературе, искусстве, общественной мысли (моя кандидатская была именно этому посвящена).
И вот здесь важно понимать, что в свете этих идей земное государство представлялось церковному организму и православному общественному сознанию, как необходимое и пусть наименьшее, но зло! Не случайно христианская традиция представляла бесов существами общественными, имеющими правильное политическое устройство, то есть живущими в антигосударстве, которым может всегда стать любое государство, отступившее от христианских принципов и традиций.
Поэтому при всей гармоничности взаимоотношений русская история дает нам достаточно свидетельств конфликтов Церкви, церковных иерархов и мирян с государством, начиная от конфликтов Дмитрия Донского и преподобного Сергия Радонежского (оба святые, кстати) и заканчивая святителем Тихоном и советской властью. И это не считая более сложных реакций, таких, например, как русское старчество, явившееся в конце XVIII-начале XIX вв. как ответ церковного организма огосударствление всех сфер, включая церковную.
Именно поэтому Церковь парадоксальным образом утверждалась и укреплялась именно в те периоды, когда то самое православное же государство ослабевало или разрушалось. Так было в начале эпохи раздробленности, в середине XIV столетия при святителе Московском Алексии, в годы потрясений ХХ в. И наоборот.
Вот это бы им усвоить.
Кстати, стоит напомнить, что Русская Церковь даже в годы гонений не называла уничтожавшее храмы и духовенство советское государство сатанинским - святитель Тихон в окружном послании от 1.02.1918 года призывал прекратить «дела сатанинские», не называя богоборцев сатанистами. Мало того, святитель соболезновал после смерти Ленина и не запрещал его поминать в молитвах (см. «Вечерняя Москва от 25.01.1924).
В 1927 году известной «Декларацией» Церковь с этим государством примирилась, в 1944 году благодаря этому государству возродила Патриаршество и стала возрождаться сама и потом с ним сосуществовала, не анафематствовав ни Сталина ни Хрущева. Мало того, сегодня те самые малофейцы вбрасывают термин «православный сталинизм» и рассказывают байки о том, как Сталин защищал православие, ездил к Матроне, об иконах, которые возили вокруг Москвы – вместилища безбожной власти.
И сегодняшняя Россия – не христианское, но светское государство (в котором Церковь от государства отделена) с преобладанием формальных православных (воцерковленных в лучшем случае пятая часть), провозглашающее приоритет православных ценностей, но оставляющее гражданам свободу выбора. Мало того, есть в России и сатанисты и даже некие структуры оных.
Если же говорить о глобальных вещах, то для малофёнышей сильно усложняет ситуацию тот факт, что идеалом христианского бытия (византийская «симфония» стремилась именно к этому) вселенской Церкви вообще представлялось «догосударственное существование» в царстве торжества Божественной Истины. То есть речь в христианской традиции вообще не шла о строительстве христианского государства на земле, о чем говорил и философ В.Соловьев («задача не превращать государство в рай, а следить за тем, чтобы оно не превратилось в ад»).
Это царство облекалось в формы эсхатологических утопий, источником которых был описанный в «Откровении» Иоанна Богослова Новый Иерусалим (Откр. 21). Стремление к нему пронизывает как европейскую, так и русскую историю. Среди этих утопий идея «Москва-Третий Рим», град Китеж, Беловодье, Опоньское царство … Эти утопии и их первообраз были отражены в литературе, искусстве, общественной мысли (моя кандидатская была именно этому посвящена).
И вот здесь важно понимать, что в свете этих идей земное государство представлялось церковному организму и православному общественному сознанию, как необходимое и пусть наименьшее, но зло! Не случайно христианская традиция представляла бесов существами общественными, имеющими правильное политическое устройство, то есть живущими в антигосударстве, которым может всегда стать любое государство, отступившее от христианских принципов и традиций.
Поэтому при всей гармоничности взаимоотношений русская история дает нам достаточно свидетельств конфликтов Церкви, церковных иерархов и мирян с государством, начиная от конфликтов Дмитрия Донского и преподобного Сергия Радонежского (оба святые, кстати) и заканчивая святителем Тихоном и советской властью. И это не считая более сложных реакций, таких, например, как русское старчество, явившееся в конце XVIII-начале XIX вв. как ответ церковного организма огосударствление всех сфер, включая церковную.
Именно поэтому Церковь парадоксальным образом утверждалась и укреплялась именно в те периоды, когда то самое православное же государство ослабевало или разрушалось. Так было в начале эпохи раздробленности, в середине XIV столетия при святителе Московском Алексии, в годы потрясений ХХ в. И наоборот.
Вот это бы им усвоить.
Telegram
Якеменко
Любопытно следить за риторикой омалофеевшейся «православной общественности». У нее окончательно исчезли полутона и теперь любая ария сразу крещендо до фортиссимо. Например, больше в их лексиконе не встречается понятие «грех» и тем более «страсть», «искушение»…
Дано:
Беглая мигрантка с Украины с украинским паспортом, работавшая на киевскую хунту, а теперь скрывающаяся на Донбассе, так как в Москву показываться боится, поливающая грязью в духе и риторике Навального ведущие российские СМИ, Министерство Обороны и власть, угрожающая насилием российским телеведущим и блогерам. Сыновья мигрантки открыто донатят ВСУ, сама мигрантка не имеет легальных, открытых источников дохода. Канал мигрантки в телеграме это ботоферма, накачанная украинскими ботами, где она, как гражданка Украины, называет украинских военных «нашими военными» и обвиняет российские СМИ в их гибели, этот канал один из тех ресурсов, которым открыто пользуется СБУ для дискредитации России и российских граждан.
Напоминание:
Россия ведет с так называемой Украиной, государством-террористом, СВО, борется с терроризмом на своей территории.
Вопрос.
По каким документам живет в России беглая мигрантка, гражданка воюющего с нами государства, дети которой донатят на ВСУ, а сама она занимается дискредитацией военных и МО? Кто и когда выдал разрешение? Насколько законно ее пребывание на территории России? Знает ли об этом миграционная служба России?
В курсе ли антироссийской деятельности украинской мигрантки и ее отпрысков правоохранительные органы? Ответ «нет» не принимается. Если да, то почему мигрантка еще не арестована и не предана суду за дискредитацию МО и военных, оскорбления и обман людей, отправляющих ей деньги?
Хотелось бы как можно скорее услышать ответ.
Беглая мигрантка с Украины с украинским паспортом, работавшая на киевскую хунту, а теперь скрывающаяся на Донбассе, так как в Москву показываться боится, поливающая грязью в духе и риторике Навального ведущие российские СМИ, Министерство Обороны и власть, угрожающая насилием российским телеведущим и блогерам. Сыновья мигрантки открыто донатят ВСУ, сама мигрантка не имеет легальных, открытых источников дохода. Канал мигрантки в телеграме это ботоферма, накачанная украинскими ботами, где она, как гражданка Украины, называет украинских военных «нашими военными» и обвиняет российские СМИ в их гибели, этот канал один из тех ресурсов, которым открыто пользуется СБУ для дискредитации России и российских граждан.
Напоминание:
Россия ведет с так называемой Украиной, государством-террористом, СВО, борется с терроризмом на своей территории.
Вопрос.
По каким документам живет в России беглая мигрантка, гражданка воюющего с нами государства, дети которой донатят на ВСУ, а сама она занимается дискредитацией военных и МО? Кто и когда выдал разрешение? Насколько законно ее пребывание на территории России? Знает ли об этом миграционная служба России?
В курсе ли антироссийской деятельности украинской мигрантки и ее отпрысков правоохранительные органы? Ответ «нет» не принимается. Если да, то почему мигрантка еще не арестована и не предана суду за дискредитацию МО и военных, оскорбления и обман людей, отправляющих ей деньги?
Хотелось бы как можно скорее услышать ответ.
Да - да, непременно должен быть признан.
Но для начала можно все-таки уточнить, что такое сатанизм. Вот для скорбного главою Милонова это слова «авторка» или «блогерка». Для некоей посетительницы магазина - тыквы. Для «Агаты Кристи» - протестанты. Для «Царьграда» это Киевский режим, причём сатанизм там «стремительно развивается», то есть существуют уровни развития сатанизма - сначала идёт незрелый, юный сатанизм, потом он взрослеет, зреет, расцветает, наконец, дряхлеет и закономерно помирает. Как уже говорилось, секуляризм тоже считается некоторыми сатанизмом. Как и атеизм. Значит ли это, что нобелевский лауреат Гинзбург или знаменитый С.Капица суть сатанисты?
На этом пути наших православных ревнителей ждёт очень серьёзная засада. В православном богословии нет точных критериев сатанизма (я уже объяснял, почему). Обращаться же к светским исследователям невозможно - их критерии не аргумент. А что это значит? А значит это, что никто ничего признавать экстремизмом не будет. Просто высказались, свистнули - и слушают, как там эхо? Громкое или не очень?
«Свистнуто, не спорю, — снисходительно заметил Коровьев, — действительно свистнуто, но, если говорить беспристрастно, свистнуто очень средне!»
Именно.
Вот зачем ляпать, если все равно никто ничего не собирается делать?
Но для начала можно все-таки уточнить, что такое сатанизм. Вот для скорбного главою Милонова это слова «авторка» или «блогерка». Для некоей посетительницы магазина - тыквы. Для «Агаты Кристи» - протестанты. Для «Царьграда» это Киевский режим, причём сатанизм там «стремительно развивается», то есть существуют уровни развития сатанизма - сначала идёт незрелый, юный сатанизм, потом он взрослеет, зреет, расцветает, наконец, дряхлеет и закономерно помирает. Как уже говорилось, секуляризм тоже считается некоторыми сатанизмом. Как и атеизм. Значит ли это, что нобелевский лауреат Гинзбург или знаменитый С.Капица суть сатанисты?
На этом пути наших православных ревнителей ждёт очень серьёзная засада. В православном богословии нет точных критериев сатанизма (я уже объяснял, почему). Обращаться же к светским исследователям невозможно - их критерии не аргумент. А что это значит? А значит это, что никто ничего признавать экстремизмом не будет. Просто высказались, свистнули - и слушают, как там эхо? Громкое или не очень?
«Свистнуто, не спорю, — снисходительно заметил Коровьев, — действительно свистнуто, но, если говорить беспристрастно, свистнуто очень средне!»
Именно.
Вот зачем ляпать, если все равно никто ничего не собирается делать?
Реплика
Главная проблема нашего патриотического сообщества в том, что его значительная часть в попытке уловить «дуновения начальственного эфира» стремится быть официознее официоза.
А посему оно частенько попадает в глупое положение, когда начальство решает «переобуться».
А «переобувается» наше начальство легко и без излишних рефлексий, в зависимости от доминирования в актуальном раскладе бизнес-интересов тех или иных «башен» или «подвалов» (вы не задумывались, коллеги, что у нашей власти есть не только «башни», но и «подвалы», причем не те, о которых вы подумали? Напрасно-напрасно).
От того и любопытно наблюдать за метаниями патриотов разного окраса сейчас, когда мутность политической ситуации достигла максимума, думаю, с момента между двумя турами выборов президента России в 1996 году. Ну, во всяком случае, я ничего подобного не припомню.
Кстати, именно этой «мутностью» и пользуются наши «партнеры» (подчеркну, не противники, а именно «партнеры») для своих мелких и не очень мелких гешефтов.
Но вообще – надо бы задумываться над тем, почему наше патриотическое сообщество – «политическое прилагательное», а не существительное.
Я не прав?
Главная проблема нашего патриотического сообщества в том, что его значительная часть в попытке уловить «дуновения начальственного эфира» стремится быть официознее официоза.
А посему оно частенько попадает в глупое положение, когда начальство решает «переобуться».
А «переобувается» наше начальство легко и без излишних рефлексий, в зависимости от доминирования в актуальном раскладе бизнес-интересов тех или иных «башен» или «подвалов» (вы не задумывались, коллеги, что у нашей власти есть не только «башни», но и «подвалы», причем не те, о которых вы подумали? Напрасно-напрасно).
От того и любопытно наблюдать за метаниями патриотов разного окраса сейчас, когда мутность политической ситуации достигла максимума, думаю, с момента между двумя турами выборов президента России в 1996 году. Ну, во всяком случае, я ничего подобного не припомню.
Кстати, именно этой «мутностью» и пользуются наши «партнеры» (подчеркну, не противники, а именно «партнеры») для своих мелких и не очень мелких гешефтов.
Но вообще – надо бы задумываться над тем, почему наше патриотическое сообщество – «политическое прилагательное», а не существительное.
Я не прав?
Разумеется. Многократно говорилось - мы имеем дело с организованной бандой беглых украинских мигрантов и их местных пособников, возрождающих традиции девяностых. Считаю, органам правопорядка нужно срочно обратить на них внимание.
Telegram
ГАСПАРЯН
Как и предсказывалось: хуторские традиции уже у нас
ГАСПАРЯН ✅️
ГАСПАРЯН ✅️
Представим себе группу молодых, а также весьма зрелых людей. Они заурядны, бескультурны, не обладают никакими талантами, ничего не читают, но, тем не менее, много лет «самовыражаются» - пишут стихи, прозу и издают их как Бог на душу – небольшими книжечками, мизерными тиражами и примитивным оформлением. Ровно на те деньги, которых достаточно, чтобы доставить себе это неприхотливое удовольствие. Когда-то в легендарном книжном магазине «19 октября» целый стеллаж был занят такими непрезентабельными книжками на серой оберточной козьеножечной бумаге – современной поэзией и прозой, а некоторые авторы, получив на руки тираж, ставили автографы и пристраивались в публичном месте (часто – в подземном переходе) с табличкой «книга с автографом автора».
И вдруг случается история с Донбассом. Для них ровно по схеме, озвученной авангардистом Бойсом: «В следующем столетии у каждого будут свои 15 минут славы». И они понимают, что с минимальной затратой сил и времени можно именно сейчас достичь славы не в искусстве, а в политическом дискурсе, но подав это как победу в искусстве. Ситуация и старшие либеральные товарищи (у которых большинство из них было на подсосе), давно научившиеся извлекать деньги и лайки из политической конъюнктуры, подсказывают им способ завладеть вниманием СМИ: надо поменять критерии так, чтобы бездарность оказалась талантом. Эта формула обещала великие блага и она явилась основополагающим руководством ко всей деятельности новоявленных юных и уже несвежих, юзаных «творцов».
Все дальнейшее было естественно и неотвратимо. Нахрап, кумовство, агрессивное шпанистое бескультурье, дискредитация настоящих фронтовых поэтов и писателей («Полевому было очень легко» «Симонов ничего не создал»), нужные знакомства, плотный круг «своих», по которому гоняются хвалебные рецензии, восторги, репосты, лайки...
Предыдущие годы и весь либеральный опыт свидетельствовал в их пользу, что стихосложение дело с крайне размытыми профессиональными и эстетическими рамками, не говоря уже о том, что на все возражения был универсальный аргумент «Он на Донбассе бывает» и “Про Донбасс пишет». И любой сомневающийся в величии, любой критик сразу оказывался в оппозиции не слабому и заурядному стихотворцу, коих сегодня не сеют, не жнут - сами родятся, а ни много ни мало – героям Донбасса, всему патриотическому дискурсу.
Стремление быть замеченными, обласканными, признанными, желание околачиваться в приемных АП, на фуршетах, выставках и презентациях (то есть развиваться в инкубаторе, а не на воле) сколотило из них кружок, в котором ни один посторонний, то есть талантливый, не может существовать. Вместо того, чтобы учиться быть талантливыми, совершенствоваться, страдать и томиться над листом бумаги, они стали публично возводить бездарность в ранг гениальности, совершать подмену. Сочиняя плохие стихи, они заявляют о себе, как о новых Симоновых и Твардовских и выворачивают вверх дном критерии и правила, так чтобы эти стихи считались хорошими. Примерно так, как делал коллективный Бурлюк сто лет назад:
«Оязычи меня щедро, ляпач!..»
Ляпачи покровительственно оязычили тех, кому очень хочется сказать что-то, да нечего. Помогают издаваться, раскручивают. Но не идут новые Твардовские. Не идут и все тут.
Потому что плохо. Бездарно. Матерно - заборно. Суконно. Скучно. Примитивно (напоминаю – никто ничего не читал – некогда, надо стишки строчить). Потому что не Твардовские. Потому что сильно отдает уличной частушкой и подъездными куплетцами в духе «А когда помрешь ты, милый мой дедочек, а когда ж помрешь ты, сизый голубочек?», исполняемыми под раскленную гитару, уляпанную гдровскими переводными картинками с женскими лицами.
Но учиться они не торопятся. Напротив, открыто заявляют, что раз народ не читает их опусы, то это плохой народ, невежественный, некультурный, непатриотичный. Что надо бы заставить читать их стихи. То есть делают ровно то, что всегда делали якобы ненавидимые ими либералы.
Кстати, у либералов была ещё одна важная задача - не позволить появиться настоящей литературе. Талантливой и яркой.
У этих задача та же самая.
И вдруг случается история с Донбассом. Для них ровно по схеме, озвученной авангардистом Бойсом: «В следующем столетии у каждого будут свои 15 минут славы». И они понимают, что с минимальной затратой сил и времени можно именно сейчас достичь славы не в искусстве, а в политическом дискурсе, но подав это как победу в искусстве. Ситуация и старшие либеральные товарищи (у которых большинство из них было на подсосе), давно научившиеся извлекать деньги и лайки из политической конъюнктуры, подсказывают им способ завладеть вниманием СМИ: надо поменять критерии так, чтобы бездарность оказалась талантом. Эта формула обещала великие блага и она явилась основополагающим руководством ко всей деятельности новоявленных юных и уже несвежих, юзаных «творцов».
Все дальнейшее было естественно и неотвратимо. Нахрап, кумовство, агрессивное шпанистое бескультурье, дискредитация настоящих фронтовых поэтов и писателей («Полевому было очень легко» «Симонов ничего не создал»), нужные знакомства, плотный круг «своих», по которому гоняются хвалебные рецензии, восторги, репосты, лайки...
Предыдущие годы и весь либеральный опыт свидетельствовал в их пользу, что стихосложение дело с крайне размытыми профессиональными и эстетическими рамками, не говоря уже о том, что на все возражения был универсальный аргумент «Он на Донбассе бывает» и “Про Донбасс пишет». И любой сомневающийся в величии, любой критик сразу оказывался в оппозиции не слабому и заурядному стихотворцу, коих сегодня не сеют, не жнут - сами родятся, а ни много ни мало – героям Донбасса, всему патриотическому дискурсу.
Стремление быть замеченными, обласканными, признанными, желание околачиваться в приемных АП, на фуршетах, выставках и презентациях (то есть развиваться в инкубаторе, а не на воле) сколотило из них кружок, в котором ни один посторонний, то есть талантливый, не может существовать. Вместо того, чтобы учиться быть талантливыми, совершенствоваться, страдать и томиться над листом бумаги, они стали публично возводить бездарность в ранг гениальности, совершать подмену. Сочиняя плохие стихи, они заявляют о себе, как о новых Симоновых и Твардовских и выворачивают вверх дном критерии и правила, так чтобы эти стихи считались хорошими. Примерно так, как делал коллективный Бурлюк сто лет назад:
«Оязычи меня щедро, ляпач!..»
Ляпачи покровительственно оязычили тех, кому очень хочется сказать что-то, да нечего. Помогают издаваться, раскручивают. Но не идут новые Твардовские. Не идут и все тут.
Потому что плохо. Бездарно. Матерно - заборно. Суконно. Скучно. Примитивно (напоминаю – никто ничего не читал – некогда, надо стишки строчить). Потому что не Твардовские. Потому что сильно отдает уличной частушкой и подъездными куплетцами в духе «А когда помрешь ты, милый мой дедочек, а когда ж помрешь ты, сизый голубочек?», исполняемыми под раскленную гитару, уляпанную гдровскими переводными картинками с женскими лицами.
Но учиться они не торопятся. Напротив, открыто заявляют, что раз народ не читает их опусы, то это плохой народ, невежественный, некультурный, непатриотичный. Что надо бы заставить читать их стихи. То есть делают ровно то, что всегда делали якобы ненавидимые ими либералы.
Кстати, у либералов была ещё одна важная задача - не позволить появиться настоящей литературе. Талантливой и яркой.
У этих задача та же самая.